— Трямпэ, ты должна была находиться у бабушки, а вместо этого взяла с собой маленькую сестренку и, по морозу, приплелась сюда! В сомнительной компании! О чем ты думала?! — отец не кричал, но его командный голос проникал через уши прямо в голову, помимо воли. И уже там, стучал внутри прямо по совести, уподобляясь молоту.
— Пап, у Охи глаза светятся! У нее пробился дар, понимаешь? Ее нельзя было оставлять. Лисенке надо учиться, иначе она будет в опасности! — Уверенное тявканье, в сравнении с отцовским, было похоже на скулеж.
— То есть, ты думаешь, что два раза брать в сон неподготовленную лунную — это безопаснее? То есть, моих девочек водил по бездорожью тот, кто сам заплутал, чуть не до смерти, и это было не опасно?! И мне не стоит переживать?!
— Пап! А еще мы во сне светимся! — Оха, казалось, совсем не боится отцовского гнева, хотя, ее-то как раз и не ругают.
— Светитесь? Хм. Надо обдумать. Ложись спать, маленькая, там тебя мама ждет уже. — Шераг — лидер Лунного клана в этот миг был так не похож сам на себя — такая нежность была и во взгляде, и в голосе, — А с тобой, юная лиска, у нас еще долгий разговор!
— Но я не считаю себя виноватой в чем-то, кроме этого. — Трямпэ поняла, что сейчас папа выскажет все, что думает о ее выборе.
— Что сказала бабушка? — спросил отец, понимая, что так просто из норы их бы не отпустили.
— Она сказала, что из боя ждут только родных и любимых. — Голос звенел хрусталем: дочь была полностью уверена в своей правоте и была готова спорить.
— Значит, так ты загорелась? — проговорил матерый лис, думая о чем-то своем, — Ты сделала выбор сразу. Вот почему искра пробудилась. У щенят это происходит спонтанно. А у тебя случилась любовь. И твой огонек стал маяком. Ну, что ж, тогда тут я уже бессилен что-либо менять. И уговаривать тебя — смысла нет. Но Ласар останется взаперти, потому, что мы еще не решили, что с ним делать. Ты еще тут? Беги к своему лисенку!
При входе сидел злой и насупленный Корош, назначенный присматривать за пленником. Он морщился от головной боли и пытался ткнуть разгоряченный лоб в снег. Из норы доносилось немузыкальное бездарное пение второго охранника, прозванного в шутку Дроздом. Корош подвинулся, уступая дорогу. Трямпэ юркнула в широкий лаз, почти сразу встретившись глазами с грустным золотым взглядом Ласара.
— Они не дают мне спать, представляешь? Считают, что я убегу бездорожьем. Вы меня видели, ребята? Я устал от долгой дороги не так, как успел устать от вас! Это невыносимо!
— Папа сказал, что я тебя заменю, — лиска хитро поглядела на Дрозда. Он мне рассказывал о твоем будущем выступлении на празднике зимнего солнцестояния. Звал обсудить детали. Ты ведь теперь звезда всего клана! Мимо пробегающие лисы останавливаются, заслушавшись. — Улыбка Трямпэ из просто озорной стала заискивающей, и, даже откровенно льстивой. Но Дрозд этого не заметил. Бросив короткое: «Наконец-то, меня оценили! Теперь-то Корош посмотрит!» — он спешно покинул нору.
— Привет! — сказал Ласар, совсем другим нежным голосом, любуясь рыжей чертовкой, — Ты – опасная. С тобой ухо востро надо держать!
— Разве я когда-нибудь над тобой шутила? — лиска даже чуть не подпрыгнула одновременно от смущения и негодования, но почти сразу успокоилась, осознав шутку, — Ты – это ты. Понимаешь?
— Понимаю, — сказал лис, подходя ближе, — И тем, кого хочу я осчастливить — уже спасенья нет! — Он приблизился вплотную, глядя в желтые. расширенные от удивления, глаза, откровенно наслаждаясь производимым эффектом: Трямпэ мелко подрагивала и смотрела на него не отрываясь.
— Спасенье у входа стоит, — спустя мгновенье грустно опустила мордочку лиса, — Тебя пока не отпускают. — Справиться с нахлынувшими эмоциями ей впервые оказалось чертовски сложно. Она ткнулась носом в его грудь, и они стояли, прижавшись друг к другу, наверное, целую вечность. Было тепло. Очень тепло. И впервые — спокойно. Влюбленные сами не осознали, как на них пушистым легким покрывалом опустился сон.