Хамелеон не случайно падал на Джизбелл. Он оставил на ее одежде наномаячок — крошечную крупинку не больше песчинки. Еще по пути в космопорт он скинул Альту данные, чтобы тот запеленговал сигнал и отследил перемещения подручной Райнерта. Искин сделал все в лучшем виде, и теперь Алек, стоя в тени огромного фашихасского шайесса, рассматривал «Ястреб» ученого. Пока воинственные ксеносы не обратили на подозрительного чужака более пристального внимания, он вытащил из кармана видеофон, извлек из специального гнезда стилус, отвернул у него колпачок, навел на катер Райнерта и нажал на одну из боковых кнопок. В стилусе было вмонтировано миниатюрное пневматическое устройство, оно выстрелило маячком, который прицепился к обшивке маневрового двигателя. Если его не обнаружат раньше, что маловероятно, то они смогут какое-то время получать сведения о перелетах объекта.
Везение иногда имеет свойство заканчиваться. В днище шайесса открылся люк, и оттуда буквально вылетели двое вооруженных до зубов шихассов. Одновременно с этим разъехались створки шлюза «Ястреба», на пороге появился гард Райнерта.
«Какое внимание к моей скромной персоне», — пробормотал Алек, шатаясь побрел к посадочной опоре шайесса и нежно с ней обнялся.
Киборг ученого оставался на месте, а вот змеелюды с предупреждающим шипением двинулись к Хамелеону.
— Кто вы такой и чш-што делаете у наш-ш-его с-судна? — требовательно спросил один из них.
Алек промычал что-то невразумительное, резко согнулся пополам и выплеснул содержимое своего желудка едва ли не на змеиные хвосты. Шихассы стремительно отодвинулись от подозрительного человека, наставив на него активированные лазерные мечи. Хамелеон утерся ладонью, выпрямился и витиевато взмахнув рукой, с идиотской улыбкой сообщил оторопевшим воинам:
— Блюю!
Шихассы переглянулись, и тот, который говорил, ткнул мечом в сторону:
— Убирайс-ся блевать в другое мес-сто! Иначш-ше мы тебе быс-стро пятки подш-шарим!
— Без проблем, начальник! — шутовски поднял руки вверх спай и, заплетаясь ногами, посеменил к главному корпусу космопорта.
Шихассы вызвали пневмолифт и поднялись к себе в шайесс. Райнеровский киборг развернулся и скрылся в шлюзе. Алек, который крутанулся в каком-то пьяном па и видел, как ретировались все наблюдатели, усмехнулся про себя. Разумеется, гард заснял видео и продемонстрирует его хозяину, вот только никого знакомого они там не обнаружат. Хамелеон благополучно сменил внешность по дороге в космопорт и выкинул куртку, в которой он был в «Голубом персике». Покружив между кораблями, он наконец вернулся на «Милку».
На катере его уже ждали. Арина и Хельга приготовили для Алека плотный калорийный ужин, чтобы тот восстановил уровень энергии, который весьма существенно снизился после очередной трансформации. Пока Хамелеон уничтожал картофельную запеканку с мясом и сыром и пирожные, которые он запивал крепким чаем с десятком кубиков сахара — какое счастье, что больше не надо ни от кого таиться! — остававшиеся на «Милке» Арина, Альт и Хельга прослушали, а местами и просмотрели рассказ о приключениях в стрип-баре, о взломе Дика и о том, что Серафим нашел таки девушек и даже не одну, и даже не всех человеческих.
Арина, которая изрядно поволновалась за этот вечер, отправилась к себе в каюту. Хельга убрала со стола и ушла в душ. Алек обсудил с Альтом дополнительные меры безопасности и тоже ушел из рубки.
***
Искин материализовался на стуле у терминала в капитанской каюте. Арина уже разобрала постель и переоделась в любимую пижаму. Сейчас она сидела по-турецки на кровати и заплетала косы.
— Как ты думаешь, с Серафимом и Диком ничего плохого не случится у этих… эйхарейцев?
— Вряд ли, — пожал плечами лемисс, — эйхарейцы одна из самых миролюбивых рас. Так что им там ничего не угрожает. Разве что твой Ардыч наконец-то получит то, что желал: эйхарейянки весьма любвеобильны. Могут и Дика соблазнить. — Кто ж его знает, чего на самом деле самому Дику хочется, — подмигнул он.
— Да ну! — недоверчиво протянула девушка, недоверчиво глядя на ухмыляющегося Альта. — Дик же дите дитем.
— Ага, деточка двухметровая, — с готовностью закивал искин.
— Да ну тебя, — смеясь отмахнулась Арина.
Они замолчали. Девушка доплетала косу и разглядывала руку искина, которой тот небрежно облокотился о столик терминала. Он поймал ее взгляд и вопросительно выгнул бровь. Арина смутилась, потом выдавила:
— Альт, а можно я… спрошу тебя? А как ты… — она запнулась.
Лемисс тяжело вздохнул и потер лицо ладонями.
— Все-таки вы, женщины, везде одинаковые. Вам обязательно нужно знать абсолютно точно, как мужчина к вам относится.
Он смахнул вирт окна и одарил совершенно растерявшуюся девушку таким взглядом, что та окончательно стушевалась. А искин опять склонил голову к плечу и выдал:
— Любопытство.
— Прости, что? — Арина, недоумевая, уставилась на него.
— Любопытство, — повторил лемисс, — вот ключевое слово, определяющее всю мою жизнь. Когда-то зеленому юнцу было очень интересно заняться психологией и технологией цифрового моделирования личности. Оно же тормошило: А что если попытаться внести изменения в эту самую модель? Вдруг получится вносить корректировки в психику преступников и сделать из них нормальных членов общества? А дай-ка я попробую сделать свою копию и заложить в нее какие-то черты, которых мне самому не хватает. Говорят, что я сухарь, помешанный на своей работе, мне трудно общаться с обычными людьми, далекими от науки? Пожалуйста! Усилим эмоциональный отклик, кое-что добавим, кое-что убавим, подправим и, пожалуйста, получаем… — он усмехнулся, — то, что сейчас имеем.
Арина тоже улыбнулась: похоже, он на нее не сердится.
— ГСБ пригласила поработать в закрытом филиале КЭЙС, занимающейся разработкой киборгов линейки спай? Так ведь это же безумно интересно! Разумные киборги уже появляются, но это неконтролируемый процесс, хотя есть наработки и по сознанию изначально разумных спаев для особо сложных миссий. Почему бы не попробовать? Разумный киборг, способный работать в связке с более мощным искином, мог бы стать незаменимым в некоторых областях, где требуется и развитый разум, и продвинутый искусственный интеллект, и возможности кибермодифицированного тела. Да что я тебе рассказываю, у нас живой пример есть в виде Алека и Хельги.
Альт замолчал. Девушка поняла, о чем он сейчас думал. Она просто сидела и ждала, когда он сможет снова говорить.
Наконец, искин поднял голову, взгляд его был грустным.
— Знаешь, это и правда очень страшно — видеть, как жизнь твоих друзей угасает с каждой минутой. Понимать, что весь твой интеллект абсолютно ничего не стоит, потому что у тебя нет самых обычных рук, чтобы оказать им помощь. Я не мог сразу уйти в гибернацию. Я все надеялся, что наши или ГСБ найдут скейр… — Он вздохнул. — Нашли”шакалы», охотящиеся за разбитыми кораблями. Понятное дело, им я даже показываться не стал. Включили искин, стандартная программа, вроде, фурычит. Они и не стали дальше ковыряться, сбагрили Мурмелю, и дело с концом. Я боялся, что катер просто разберут, а бортовой компьютер либо вместе с ним, либо вообще выкинут. Но тут вместо мужиков в мое последнее пристанище влезла девчонка с длинными косичками и перемазанным чем-то черным носом и заявила, что катер не надо разбирать. А потом, вечером, она ходила по нему, трогала стены, поглаживала корпус двигателя и рассказывала, что постарается все тут починить. — Губы лемисса тронула мягкая улыбка.
— Знаешь, несмотря на повреждения и бурые пятна на внутренней обшивке, мне этот кораблик показался очень уютным, и ужасно захотелось, чтобы он снова летал, — Арина обвела взглядом стены каюты, — а потом и больше: чтобы стал моим. А уж когда объявился крыс, тем более, — она рассмеялась.
— Крысу было очень любопытно, — мужчина поднял вверх указательный палец, — опять это слово, — узнать, что же это за девчонка такая, что собралась восстановить эту развалину. Я был немало удивлен, когда понял, что ты, и правда, здорово разбираешься в космических кораблях, да еще и остальные мастера тебя слушаются. Особенно, если учесть, что всему ты научилась сама.
— А потом ты взялся меня учить.
— Знала бы ты, как трудно было поначалу не проявлять себя чересчур разумным для искина, — он покрутил головой, — а то мало ли, как прореагировала бы. А потом смотрю — нормально все.
— Вот ты и оторвался! — девушка хихикнула. — Как только ты надо мной не измывался! Подкалывал, подсмеивался. Уууу! — он шутливо погрозила голограмме кулаком.
— Но ведь здорово же было, не отрицай. Вместе разрабатывать это твое покрытие. И это при том, что я сам в космической технике разбираюсь… — он пощелкал пальцами, — ну, примерно, как баран в балете.
Они ударились в воспоминания, то подсказывая, то перебивая друг друга.
***
В одни из выходных школьные подруги всеми правдами и неправдами вытащили домоседку и трудоголика Арину в недавно открывшийся океанариум. Вначале девушке, которую оторвали от любимых железяк, было откровенно скучно. Любоваться разноцветными рыбешками и огромными рыбищами, прозрачными медузами и пульсирующими всеми цветами радуги каракатицами и другими головоногими, поражающими разнообразием форм, размеров и окрасок кораллами и прочими обитателями морей с дальних и ближних планет ей быстро надоело. Экскурсия затянулась, и Арина томилась от безделья, не особо бодро вторя восхищенным охам и ахам подружек. А потом она увидела их! Точнее не увидела. Аквариум показался пустым. Но стоило смотрителю бросить в воду щепотку корма, как устилавшие дно серые камешки мгновенно всплыли и превратились в красных рыбешек с черными ромбовидными пятнами. Это были рыбы-арлекины с Нового Эдема 15 — мастера маскировки, похлеще осьминогов и камбалы.
Девушка загорелась очередной идеей. В основе обычных красок-хамелеонов заложен искусственный пигмент, который, в сочетании с прозрачными и полупрозрачными слоями эмали, заставляет преломляться лучи света в различных сочетаниях. Окрашенные такими эмалями и переливающиеся всеми цветами спектра флайеры и электромобили всевозможных моделей не были новинкой. Но Арине стало интересно создать такое покрытие, которое позволило бы флаеру или катеру мимикрировать под окружающую обстановку.
Приятным бонусом к разбитому лемисскому скейру, который ей для экспериментов отдал дядюшка, оказался мощный бортовой компьютер с высочайшим уровнем логики искина, необычной программой субличности и потрясающей визуализацией — серо-белым крысом размером с овчарку. Альт оказался настоящей язвой, засыпавшей девушку кучей ехидных замечаний, но, тем не менее, прекрасно помогал ей в поисках необходимой информации. Арина и не заметила, как искин стал для нее самым близким другом, с которым можно было поделиться буквально всем: даже если он порой и поднимал ее на смех, границ никогда не переходил и старался не обижать девчонку.
Буквально два месяца назад Арина раздобыла банку пигмента арлекина, и теперь они уже неделю исследовали его. Девушка смешивала его с различными химикатами, выпаривала и перегоняла. В итоге ей удалось разложить его на составляющие, а потом они с Альтом долго спорили, орали друг на друга до хрипоты и снова мирились, но все-таки вплотную подошли к промежуточной цели — искусственному синтезу пигмента.
Девушка сидела за столом и внимательно следила за процессом, протекавшим в колбе. Голографический крыс сидел рядом с ней, сложив передние лапы на пушистой груди.
— Слушай, Альт, а что если добавить катализатор? — спросила она.
Искин скептически хмыкнул, но не сказал ни слова.
— Рискну, — решилась Арина и добавила несколько капель в раствор.
В первые секунды не изменилось ничего. Девушка привстала и с подозрением заглянула в колбу. Хорошо, что она всегда надевала защитные очки — из колбы рванул целый фейерверк брызг. До санузла пришлось добираться на ощупь. Когда же она оттуда вернулась, крыс сначала застыл столбиком с вытаращенными глазами, потом схватил хвост засунул его себе в рот да еще и обхватил морду обеими лапами. Арине стало даже страшно: что же такое с ней случилось, ведь ожогов она не получила. Крыс затрясся, замахал лапками, замычал:
— М-м-муа-ха-ха-ха! — заржал он и рухнул с голоплатформы.
— Альт! Корх тебя побери! — возопила девушка. — Что случилось-то? Что ты так ржешь, зараза хвостатая?
— А-а-ариш-ша-а! — простонал тот с пола. — Звездочка моя гениальная-а! Ты на себя в зеркало смотрела?
— С-смотрела. Все н-нормально было, — запинаясь выдавила она, чувствуя, что по спине стройными порядками марширует целая армия мурашек.
— Значит, не сразу сработало, — глубокомысленно изрек вернувшийся на свое место крыс. — Но ведь сработало! И как! — Он не смог сохранить серьезное выражение морды и снова расхохотался, держась за пушистое белое пузо лапами.
Когда Арина поздно вечером пробралась в дом чтобы прихватить чего-нибудь поесть, тетка шарахнулась от нее, как от привидения. Оказалось, что злополучный пигмент очень плохо отмывался. Одежда-то и так была рабочая, а пятна, щедро разукрасившие щеки, лоб и руки девушки на редкость качественно воспроизводили цвет и фактуру свитера, которым она пыталась замаскировать следы своей научной деятельности.
Целый месяц потом Арина практически не снимала респиратор, потому что пигмент, даже не доведенный до ума, оказался на редкость стойким. Сначала она обижалась на подкалывавшего ее при любом удобном случае крыса, но быстро отходила.Потому что долго злиться на надутый пушистый шар было просто невозможно!
***
— Мне было безумно интересно. — сказал, когда они отсмеялись, Альт. Дай Звезды, чтобы Миру с его супругой было хотя бы на одну десятую так же интересно!
— Миру? — переспросила Арина.
— У нас принято образовывать уменьшительную форму имени от его второй части. Ученого близкие звали и зовут Мир, а меня, чтобы не путаться, назвали Альтом, — пояснил он.
Они еще что-то вспоминали, смеялись. Арина перебралась на постель, натянув на себя плед, а Альт уселся рядом с ней и периодически даже показывал записи особенно забавных моментов.
Внезапно почувствовав на себе его хитрый взгляд, девушка повернулась к косившемуся на нее лемиссу.
— Колись, что ты там такое вспомнил? У тебя сейчас вид как у кота, натрескавшегося сметаны.
Альт попытался придать лицу серьезное выражение, но не смог. Губы сами собой расплывались в неудержимую никакими силами улыбку. Она деланно нахмурилась, сложив руки на груди и пристально глядя на смешливого искина, который в итоге не выдержал и сдался:
— Помнишь, как ты разучивала танец ко дню рождения своей одноклассницы? Тот, в сапогах на двенадцатисантиметровых каблуках?
Арина прыснула, а он запустил очередной кусок видео, на котором она в коротеньком топике, узких брючках и в вышеупомянутой обуви разучивала посреди кубрика шедевр хореографии, изобиловавший активными движениями попой. В итоге, сделав какое-то головокружительное па, девушка не удержала равновесия на каблучищах и грохнулась на пол.
— У тебя ведь сохранились эти сапожки? — вкрадчиво прошептал ей на ухо цифровой провокатор. — Может быть, как-нибудь станцуешь? Для меня.
— Ах, ты! — девушка развернулась и хотела пихнуть довольного лемисса в бок, но забыла о его виртуальности, не рассчитала силу, пролетела сквозь голограмму и шлепнулась на ковер.
Она уже собиралась выдать какую-нибудь гневную отповедь паразиту, когда встретилась с удивленным и одновременно озабоченным взглядом.
— Ты не ушиблась?
Арина помотала головой, потом представила себе, как сейчас навернулась и расхохоталась.
— Вот сколько я тебя просила сделать визуализацию в человеческом виде, — выпутываясь из пледа и поднимаясь, попеняла девушка, — так и не допросилась. Ты мне вечно отвечал одно и тоже: «Перебьешься!»
— Так перебилась же, — развел руками искин.
— А почему же теперь перевоплотился? — Она поправила подушку и снова уселась в угол на постели.
Лемисс, наоборот, встал и прошелся по каюте, остановился, посмотрел на Арину и неожиданно сел на пол рядом с кроватью, спиной к ней, подтянул колени к груди и обхватил их руками.
— Альт? — девушка попыталась заглянуть ему в лицо. — Ты чего?
Он вздохнул и откинул голову назад, опираясь затылком на матрас.
— Я испугался.
— Испугался? — не поняла она. — Чего?
— Что потеряю тебя. — Он повернулся и взглянул ей в глаза. — Я ведь и живу все еще только благодаря тебе. Если бы не ты… Это для тебя я хоть что-то да значу, а так — кучка байтов и больше ничего.
Арина изумленно смотрела на него и не знала, что и сказать. А он, чуть дернув уголком губ, продолжил:
— Когда вокруг тебя стал крутиться этот мерзкий тип, Хассер, я бесился и не знал, что сделать, чтобы защитить тебя от него.
— Ну, что-то ты все-таки делал, — с облегчением вздохнула девушка. — Иначе, как твоими происками внезапно сдвинувшиеся створки шлюза или поднявшийся на пару сантиметров трап, из-за которых он обзаводился шишками и синяками, объяснить просто невозможно.
— Ну, это не особо помогало, — хмыкнул искин, — хотя на катер он ходить перестал. Зато появился его помощник, Айк, оказавшийся киборгом-шпионом. Этот такой неприязни не вызывал, я даже готов был принять то, что он пытался ухаживать за тобой. Но его подстрекательства, вытребовать у дядюшки какой-нибудь корабль в уплату за твою работу, настораживали. А вдруг ты выбрала бы другой катер?
— Другой? — возмутилась Арина. — Ты что?! Я столько сил в него вложила и выбрала бы другой? Да ты с ума сошел! И потом, здесь же был ты. Как же я без тебя? — она обезоруживающе улыбнулась.
Ей вдруг очень захотелось запустить руку в его шевелюру и растрепать белые пряди, но она только вздохнула, понимая, что это нереально.
Альт, сидел опустив голову, и вдруг тихо сказал:
— Наверно, если бы я был человеком, я мог бы сказать, что люблю тебя.
Арина ахнула, и он вскинул на нее виноватый взгляд:
— Извини, я не имел права говорить такое. Это уже за гранью разума.
— Дурак ты, Альт, — резко выдохнула девушка. — Тогда уж я сама, в первую очередь, чокнулась на всю голову. Ну, или это только я так могу — влюбиться в своего искина.
Они какое-то время молча смотрели друг на друга, потом он повернулся, оперся подбородком на сложенные на краю ее постели руки и спросил:
— Ну, вот теперь ты знаешь, как я к тебе отношусь. И я тоже знаю. Что с этим всем делать будем?
Арина пожала плечами:
— Жить. Для начала покончим с этим делом, в которое нас Алек втянул, а потом уже видно будет.
Искин вдруг фыркнул и на невысказанный вопрос девушки заметил:
— Зато ты можешь быть на сто процентов уверена в чистоте моих чувств! Ведь и правда же не скажешь, что мне гормоны в голову ударили. У меня ни головы, ни гормонов попросту нету.
Оба рассмеялись, а Арина, невольно взглянув на кисти рук лемисса, вдруг натянула плед по самые глаза и посматривала теперь на него с видом нашкодившего котенка. Теперь уже насторожился Альт:
— Так, а это еще что за жалобные глазки?
Девушка помотала головой.
— Ты меня убьешь.
— Лично не могу, а как-нибудь еще программа не позволит, — возразил он и безапелляционно заявил. — Выкладывай!
Она помялась, потом сделав еще более несчастную мордашку, выдала:
— Вообще-то я хотела спросить тебя… У меня просто не получается… А как ты… выпускаешь и втягиваешь ногти?
Альт с минуту смотрел на нее, и глаза его приобретали все более округлую форму. Затем он взвился в воздух с яростным воплем:
— Я убью тебя!
***
Пока Алек ждал, когда напарница вернется из душа, пришло сообщение с незнакомого номера. Как оказалось, это Дик сообщал, что с ними все в порядке, опасности нет, жучка он нейтрализовал. Кроме того, младший киборг поделился своими подозрениями о том, что ему могла быть загружена какая-нибудь шпионская программа, особенно в свете полученного задания от Райнерта. Алек подумал минуту и сбросил Дику подробные инструкции, как действовать по возвращении на катер.
Ультима вошла в каюту, завернутая до подмышек в большое полотенце, с мокрыми волосами и капельками воды на светлой коже. Хамелеон рассказал ей последние новости от Дика и сам отправился искупаться: обычно киборги не отличаются брезгливостью, но после одежды, позаимствованной у пьянчужек в занюханной забегаловке, очень хотелось смыть с себя ощущение налипшей грязи. Когда он уже усердно намыливался, датчики оповестили его о том, что в санузел кто-то вошел. Хельга, определил он.
«Чего бы это она?» — подумал он, через плечо глядя на силуэт кибер-девушки за створками душа.
Словно в ответ на невысказанный вопрос, дверцы скользнули в стороны, и она спросила:
— Тебе спинку потереть?
Хель смотрела на него чуть наклонив голову в сторону. На ней все еще не было ничего, кроме полотенца.
— С этим я и сам справлюсь, — немного недовольно ответил мужчина.
— А с чем не справляешься? — Она позволила полотенцу соскользнуть на пол и шагнула в кабинку, взяла у него из рук мочалку и принялась тереть ему спину.
— Зачем ты это делаешь? — с легкой укоризной спросил Хамелеон.
Она отложила мочалку и теперь с легким нажимом гладила ладонями его плечи и шею.
— Мне доставляет удовольствие процесс, — мурлыкнула Ультима.
— Мыть мужчину? — иронично вскинул бровь Алек, снова через плечо поглядывая на Хельгу.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — усмехнулась девушка и мазнула его мыльной пеной по носу. — На одном из заданий мне довелось заниматься сексом с моим напарником. Все было абсолютно добровольно. Мне было любопытно. Я смогла свести влияние процессора на этот процесс к минимуму. И, знаешь, мне понравилось. Да и тебе, наверняка, тоже нравилось. Почему бы не попробовать сделать приятное друг другу?
Ладони Хель путешествовали по его груди и животу, постепенно спускаясь все ниже. Ее грудь уперлась в спину, а бедра прижались сзади к ягодицам.
— Нас создали изначально разумными, — горячий шепот обжигает ухо. — Мы научились получать удовольствие от сна, вкусной пищи, удобной одежды. Ты так долго жил среди людей, как человек. У тебя ведь были интимные отношения с женщинами, я права? — она коснулась губами его плеча, шеи, вернулась к уху. — Ручаюсь, ты занимался сексом, не только выполняя требования программы. Ты научился получать от этого удовольствие.
Внезапно она прихватила зубами кожу у него на загривке. Алек с трудом сдержал прокатившуюся вдоль позвоночника дрожь, вздохнул и развернулся к девушке:
— Тебе так хочется почувствовать себя человеком в этом плане?
— Я думаю, у нас это должно получиться даже лучше. — Она смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, запустив пальцы в густые волосы Хамелеона.
Он хищно улыбнулся:
— Тогда я тебя саму хорошенечко намылю.
Ультима откинула голову назад и расхохоталась.
Алек взял с полочки гель для душа, выдавил в ладонь щедрую порцию, вернул бутылку на место и, взбив пену, скользнул руками по бокам, а затем по спине и ягодицам Хельги. Жмурящаяся, как довольная кошка, кибер-девушка прильнула к мужчине всем телом. Он накрыл ее губы своими и, подхватив под бедра, вскинул вверх и прижал к стенке кабинки. Длинные ноги обхватили его талию, руки обвили шею. А потом оба послали к черту рекомендации системы о необходимости выровнять уровень гормонов, наоборот, где-то даже усилили выработку. И больше не было ничего, только двое, только жаркое прерывистое дыхание, влажные шлепки двух тел и строчки проигнорированных тревожных сообщений процессоров. Мир вокруг практически перестал существовать. Настолько, насколько это возможно для кибермодифицированных мужчины и женщины.
Внезапный всплеск чужого испуга и вопль: «Я убью тебя!» вырвал их из чувственного эксперимента. Несколько секунд на то, чтобы отпрянуть друг от друга, хлопнуть ладонью по сенсору, выключая воду, вылететь из кабинки, а потом и из санузла и в два прыжка оказаться у капитанской каюты.
— Рина, у тебя все в порядке? — громко спросила Хель.
Оба киборга уже просканировали маленькое помещение и обнаружили девушку сидящей на кровати с подтянутыми к груди ногами. Судя по позе, она еще и плед чуть не на голову себе натянула.
— В порядке, — сообщил появившийся перед ними, как джин из бутылки, злющий искин.
— Что случилось, Альт? — теперь уже полицейский задал вопрос.
Лемисс сердито засопел, потом возмущенно выпалил:
— Она… она… она меня, как лоха… Она заставила меня признаться ей в любви! А сама!
Киборги переглянулись, и Алек с ехидцей поинтересовался:
— Так ты же ей тоже нравишься. Чего ж так орал-то?
— Признаваться не хотел, — хохотнула Ультима.
Альт испепеляюще зыркнул на них и исчез.
Киборги синхронно пожали плечами.
— Я думаю, Рине ничего не грозит, — философски заметил полицейский, мазнул рукой по сенсору своей каюты и сделал приглашающий жест Хельге. Та с деланным удивлением выгнула бровь и шагнула в открывшийся проем, попутно вильнув бедрами, уходя от нацелившегося шлепнуть ее по упругим ягодицам копа.
***
Арина посидела с минуту, крепко зажмурившись и сжавшись в комочек, потом все-таки решилась открыть один глаз, и тут же, вздрогнув, распахнула уже оба. Альт стоял на коленях на ее постели, упираясь руками по обе стороны от ее головы, наклонившись к ней так, что касался бы ее лба своим, не будь он голограммой. Аметистовые глазищи сверлили ее недобрым взглядом. Девушке захотелось спрятаться под одеялом, а он вдруг отстранился и с укоризненно сказал:
— Вот за что ты так со мной? Я ей тут о чувствах своих говорю, а она… Как ногти выпускать.
Он махнул рукой. Арина резко подалась вперед:
— Альт! Но я ведь, и правда, тебя люблю, — воскликнула она. — Просто я собиралась спросить тебя про ногти, а ты… — ее голос дрогнул, — ты просто меня не понял. Альт!
Искин вскинул руку:
— Шшшшш!
Девушка понуро опустила плечи, а он тяжело вздохнул и проворчал:
— Подвинься, чудовище любопытное. Расскажу тебе, как ногти выпускать.
Арина с облегчением шмыгнула носом и устроилась в уголке, он уселся рядом с ней и скомандовал:
— Согни ноги в коленях и положи на них кисти рук ладонями кверху. Так. Смотри. — Он протянул к ней руку и согнул пальцы. — Ногти у нас на самом деле двухслойные. Верхняя ногтевая пластинка служит защитным чехлом для основной, — он медленно выпустил ногти, — почти, как у кошек. Чтобы не тупились. Длина основного ногтя не превышает длины верхней пластинки. Попробуй, согни пальцы и дай посыл.
Арина попыталась и удивленно ойкнула:
— Получилось! А я с прямыми пальцами мучилась.
— Осторожно, сама не поранься. Они очень острые.
Девушка увлеклась новым умением, а лемисс сокрушенно покачал головой: вот ведь в чем-то одарена до гениальности, а в чем-то сущий ребенок. Котенок.
Арина повернулась к нему, скорчила страшную по ее мнению рожицу и скрючив пальцы с острыми ноготками зарычала:
— Р р р-р-р! — и вдруг: — Мяу!
Глядя на эту мордашку с огромными зеленющими, как у кошки, глазами, Альт не выдержал и расхохотался. Посмеявшись вместе с ним, девушка поинтересовалась:
— А что Алек с Хельгой делают? Кажется, они прибегали на твой крик.
Лемисс вспомнил голых мокрых киборгов, усмехнулся и протянул:
— Ну-у-у, плохого точно не делают.
Арина натянула на себя плед, угнездилась на боку и неожиданно обхватила рукой вторую подушку, на которую он «опирался» спиной. Повозилась немного, пробормотала:
— Спокойной ночи, Альт. Спасибо тебе за все, — и закрыла глаза.
Искин растерянно наблюдал через свои глаза-голокамеры открывшуюся ему картину: черноволосая девушка с растрепавшимися косами обнимала откинувшегося на изголовье кровати беловолосого мужчину за талию, а ее головка устроилась у него на плече.
— И как все это понимать? — спросил он сам себя.
Голограмма дернула свободным плечом и уткнулась носом в темную макушку, закрыв глаза и обвив рукой девичьи плечики.
— Совсем оборзели, — пробурчал искин и погасил в каюте свет и собственную проекцию.
Дэну не снились кошмары. Наверное, просто потому, что ему вообще не снились сны. Ни разу, сколько он себя помнил.
Случайно подслушанная информация о том, что люди ночью, с закрытыми глазами и с работающим в спящем режиме мозгом (спящем! ха. Удачная шутка) иногда что-то видят, его в свое время просто заворожила. Впрочем, люди всегда казались ему странными, одной странностью больше, просто запомнить. Такая вот особенность, киборги обладают имплантатами и процессором, а люди видят сны. Обычное дело. Да и потом он довольно долго считал сны исключительно человеческой особенностью, еще одним отличием людей от киборгов — до тех самых пор, пока на борту «Космического Мозгоеда» не появился Ланс. Уверенный, что ночные кошмары, доводящие его каждый раз до перезагрузки, — это нормально для бракованного киборга. Да и как же может быть иначе? Он же бракованный. Тоже обычное дело.
И вот тогда-то бракованным себя впервые почувствовал именно Дэн. Которому не снилось ничего и никогда. И который тоже не представлял, как может быть иначе. Но, понаблюдав за Лансом некоторое время, пришел к твердому убеждению, что отсутствие снов вообще — не такая уж большая плата за отсутствие кошмаров в частности. Не такое уж это интересное дело — видеть сны самому. Не о чем и жалеть.
Куда интереснее наблюдать за тем, как сны снятся кому-то другому…
***
Внешний коридор на любой станции — самый длинный. И самый прямой, изгибается почти незаметно. А значит, когда ты бежишь, тебя отжимает инерцией к внешней стене. Особенно, если бежишь быстро.
Элли бежала быстро. Очень быстро. Только вот катящийся за ней огненный вал был быстрее. Совсем на чуть, но быстрее, и с каждой секундой на ту самую «чуть» сокращал расстояние, припекая спину все сильнее. По прямой от него не удрать. Безнадежно. Нужна развилка. И, желательно, с дверью, которую можно за собой захлопнуть, преграждая путь огню.
Двери были. Слева, довольно часто. А вот времени останавливаться и проверять, а не открыта ли случайно хотя бы одна из них, — не было. Да и вряд ли. Во время пожара на станции все двери блокируются автоматически.
А в спину дышало близким жаром все горячее, все ближе, обжигало горло при каждом вдохе, и было понятно, что не убежать, что скоро все кончится, и когда из-за поворота клубящийся огненный шквал рванулся ей еще и навстречу, зажимая в обжигающие клещи, Элли даже не удивилась…
Кошмары командора Куинн, при всем их разнообразии, объединяло одно: в них всегда был огонь. Чаще всего этот огонь был неотъемлемой частью боя — разрыв плазменного зеркала, прямое попадание торпеды в рубку флагмана, взрыв реактора или просто короткий плевок плазмы в лицо, после которого свет нарастает до нестерпимого и превращается в тьму. Реже огонь был другим, бытовым и поначалу вроде бы мирным — как, например, в первом послеоперационном сне, в котором Элли, еще совсем зеленый стажер, пыталась заварить пробоину в станционной переборке, а обычная безопасная вакуумная горелка вдруг выстрелила длинной режущей струей и перерубила трубу подачи сжатого кислорода. Пламя тогда встало стеной, обхватив Элли жгучим коконом, волосы затрещали, скручиваясь, и… она проснулась за секунду до того, как жидкий огонь хлынул в легкие.
Кошмары были редкие и короткие, и, как правило, Элли успевала проснуться вовремя. Ее научили еще в реабилитационном центре, да и прием был нехитрый: когда тебя накрывает пламенем, просто задержи дыханье, зажмурься, а потом резко открой глаза. Ничего сложного.
Элли резко открыла глаза и села на койке. Бок обожгло болью, сердце ударило в ребра раза два и вернулось к нормальному ритму — задержка дыхания одинаково хорошо выравнивает пульс как наяву, так и во сне. Хозяин каюты, на койке которого она расположилась, устроился на полу в углу и теперь сидел, опираясь спиной о стену и подтянув к груди правое колено. Когда Элли села, он чуть шевельнулся, обозначая в полумраке свое присутствие и то, что не спит. Но ничего не сказал. Лишь смотрел выжидательно, чуть приподняв левую бровь, и Элли показалось, что в глазах его медленно гаснет алое пламя из ее сна.
Элли тряхнула головой.
Показалось, конечно же. Наверняка это из-за той дряни, которую он ей вчера вколол, стандартной аптечки на борту, конечно же, не нашлось (да и откуда бы?), а ее собственная осталась в брошенной в гостинице сумке, так что пришлось воспользоваться их медотсеком. Устаревший, как и все оборудование тут, с огромной регенерационной камерой и сомнительными лекарствами. Но выбирать не приходилось, бок как раз начало припекать всерьез. Кто его знает, что за отравы было понамешано в тех ампулах. Хорошо что только красные глазки мерещатся, а не что похуже.
Вообще-то Элли никогда не путала явь со сном. Просыпалась резко, словно выключателем щелкали, и всегда с самого момента пробуждения отлично помнила, где находится и что происходило вчера.
Вот и сейчас она отлично помнила и вчерашнюю глупую перестрелку, чуть не закончившуюся весьма неприятным образом, и этого рыжего флегматичного парня с его флайером, так вовремя подвернувшегося в самый нужный миг (случайность? ха! мы же договорились, что случайностей не бывает). И то, как они тихо крались по темному коридору из грузового отсека сначала в медицинский, а потом в каюту рыжего — он сказал, что будить капитана сейчас не стоит, завтра утром вылет, перед ним обо всем и можно будет переговорить. Элли не возражала, размышляя о том, что лучше бы обойтись вообще без капитана. Этому рыжему она доверяла, а капитан… кто его еще знает, что у них там за капитан?
Звали рыжего Дэксом. И сам себя он самокритично именовал здешней шестеркой.
Забавный парень.
***
Женщина была странной.
Начать с того, что она заставила Дэна несколько раз подвиснуть при попытке анализа ею сказанного, а такого с ним не случалось уже довольно давно. Да и говорила она вроде бы не так уж и много. К тому же не врала (не более 15,4%, а это чуть ли не ниже минимального содержания лжи в обычном человеческом разговоре), но при этом Дэн чувствовал себя, словно в первый свой месяц на «Мозгоеде», когда он понимал не более трети сказанного, и это в самом лучшем случае. А ведь ему казалось, что он за прошедшие годы научился неплохо понимать людей. Но, как выяснилось, есть люди и… люди.
Снова пришлось молчать и загадочно улыбаться. И записывать странности, чтобы потом попытаться проанализировать и понять. Новая головоломка. Интересная. Давно такого не было.
Загнать флайер на его обычное место в углу грузового отсека, активировать крепления (заодно отсигналив Маше не высовываться и не будить Станислава Федотовича) было легко. Провести гостью незамеченной по спящему кораблю до медотсека тоже удалось без проблем: ночные вахты на «Космическом Мозгоеде» и в космосе-то несли лишь на самых опасных участках, а уж во время стоянок на космодромах даже капитану в голову не приходило требовать от команды чего-то подобного. Диагностику Дэн провел и сам, еще по пути (ничего серьезного: трещина двух ребер справа, незначительный ожог второй и третьей степени, поражение плеча и грудной клетки в области спины и боковой поверхности торса), оставалось только обработать регенератором наиболее поврежденные области, наложить пласт-повязку и ввести общеукрепляющий и обезболивающий комплекс. Все это Дэн тоже вполне мог сделать и сам — почему-то сделать именно самому, а не разбудить Вениамина Игнатьевича, препоручив ему заботы о пострадавшей гостье, казалось более правильным. В конце концов, это же Дэн ее вытащил из-под огня, значит, включил в свою сферу ответственности. В стандартную прошивку любого DEX’а входит блок оказания первой помощи при несложных ранениях, тут именно что несложное. И не надо никого беспокоить. Все логично. Никаких сложностей.
Сложности начались потом.
Для начала она не стала надевать предложенную Дэном чистую футболку, мотивируя это тем, что все равно хочет сперва умыться, что вся провоняла потом и копотью, а теперь еще и дезинфектантами. Запах действительно имел место быть, Дэн подтвердил его наличие, когда она задала прямой вопрос. Не потому, что не смог бы соврать или уклониться от ответа, просто не счел вопрос настолько значимым, ведь и уровень запаха был далеко не критическим, он это тоже отметил. Только вот она почему-то не обратила на это уточнение ни малейшего внимания.
На совершенно резонное замечание Дэна, что при совершении помывочного мероприятия она может намочить или повредить пласт-повязку, она почему-то предложила ему не учить отца заниматься любовью. И Дэн несколько секунд перегревал процессор, пытаясь проследить логические взаимосвязи между этими двумя высказываниями и ситуациями. Но так и не сумел, отложил на будущее за недостаточностью данных для точного анализа.
— Общий душ?! — переспросила она с недоверием и нехорошим восторгом в голосе (нет, не ошибка, Дэн трижды перепроверил показания датчиков, это был именно восторг, хотя и какой-то странный). — С ума сойти!..
Пришлось дать ей свою футболку и штаны, старые, но чистые («Это что? Джинсы? Настоящие?! А-фи-геть!!!»), а потом стоять у двери и караулить на тот случай, если кто-то из экипажа все-таки проснется не вовремя. И ежесекундно перерассчитывать линию собственного поведения в таком хотя и маловероятном, но, однако, вовсе не совершенно невозможном случае. Дэн никак не мог с достоверной точностью определить, как именно он тогда поступит. Предупредит о гостье? Попытается скрыть факт ее появления на борту еще хотя бы на какое-то время? Формула расчета сильно зависела от переменной личности проснувшегося и еще от нескольких менее значимых переменных, а потому результат оказывался неоднозначным и не мог считаться окончательно верным без проверки эмпирическим путем. Это тоже был интересный опыт.
Интересным оказался и тот факт, что отсутствие реализации этой проверки на практике (никто так и не проснулся и не вышел в коридор с резонным вопросом: «Что тут, собственно, происходит?») доставило Дэну не меньше положительно окрашенной информации от рецепторов, чем предполагаемая реализация и получение однозначного ответа. Пожалуй, даже и больше. Дэн еще некоторое время поанализировал общую ситуацию и собственный гормональный фон, а потом вдруг понял, что с самого момента возвращения на борт «Мозгоеда» старательно пытается думать на давно отброшенном программном языке. И что это с довольно большой вероятностью… стоп. Никаких вероятностей, есть отличное человеческое выражение «скорее всего». Так вот, скорее всего это — проявление защитной реакции. Попытка отстраниться и спрятаться за машинным канцеляритом. Попытка не полезная и лишняя, он ведь не для того заблокировал процессорный контроль над гормонами, чтобы заменить его каким-нибудь другим контролем, например — терминологическим.
Удовольствие, вот как это называется. То, что никто не проснулся и ночная гостья по крайней мере до утра осталась его персональной гостьей, доставляло ему удовольствие. Странное, тревожное, но — приятное. Интересное наблюдение.
А наиболее интересной, пожалуй, была ее реакция на самого Дэна.
— Кстати, а ты кто? — спросила она уже в душевой (Дэн решил усложнить эксперимент и сунулся со стопкой чистой одежды как раз после того, как она разобралась со стиральной машинкой и запихнула туда свою). — Ну, как тебя зовут и вообще. А то даже неудобно как-то.
Это, наверное, была ирония — она ведь стояла на кафельном полу голышом (ну если не считать пласт-повязки), и неудобно ей должно было быть совсем от другого. Однако анализаторы не улавливали ни смущения, ни недовольства, скорее даже наоборот, насмешливое удовлетворение. Наверное, именно поэтому Дэн и ответил так, как ответил:
— Дэн, здешний навигатор. — И добавил почти без паузы (и самую чуточку с вызовом): — Но вообще-то я DEX. «Шестерка».
Он сам толком не мог бы сказать, чего хотел больше — то ли стереть с ее лица эту снисходительно удовлетворенную улыбочку, то ли просто сразу расставить все точки на свои места.
— Самокритичненько. — Ее улыбка стала лишь шире, в глазах прибавилось насмешливого сочувствия. — А я королева. Впрочем, можно и просто Элли. А душ у вас тоже только водный, да? С ума сойти! А управляется рукояткой, без голоса? А-фи-геть!
*
— Девушка, — сказал Ланс. И замолчал, словно сказал достаточно и Дэну сразу все должно быть понятным. Его глаза вспыхнули алым и теперь медленно гасли.
Дэн бросил быстрый взгляд вниз, тоже активировав ночное зрение, и заложил широкий вираж, чтобы рассмотреть происходящее поподробнее. Заодно и скорость снизил до предельной. Но ничего не сказал, только улыбнулся уголком губ поощрительно.
Ланс забеспокоился, несколько раз перевел взгляд с вялой перестрелки внизу на Дэна и обратно. Наконец уточнил:
— Надо помочь? Или… Игра?
Дэн опять ничего не ответил. Флайер пошел на второй круг над рабочей окраиной Зарянки, где занявшая оборону на крыше фигурка… (да, похоже, что Ланс прав, фигурка женская, вот что значит прошивка телохранителя, боевым моделям пол посторонних объектов без разницы) лениво отстреливалась от полутора десятков точно так же лениво атакующих ее противников. И от мнимой жертвы, и от ее гонителей одинаково мощно разило агрессивным азартом и удовлетворением, Дэн просчитал ситуацию еще при первом же круге, но хотел, чтобы Ланс сделал вывод самостоятельно. На это понадобился еще круг.
Наконец Ланс расслабился, выходя из боевого режима, и разочарованно подытожил:
— Игра…
— Молодец. — Дэн вывел флайер обратно на трассу, но автопилот включать не стал: до лагеря оставалось меньше пяти километров. — Но ты все равно молодец, что хотел помочь. С людьми иногда очень сложно понять, где проходит граница игры и нужна ли им помощь. И просят они о ней не всегда. скорее даже наоборот, помощь нужна тем сильнее, чем меньше они о ней просят.
Ланс кивнул, сосредоточенно и хмуро: наверняка укладывал полученную информацию в базу и прописывал новые алгоритмы поведения на ее основе, Дэн и сам так когда-то делал. Пока не убедился, что в девяти случаях из десяти это не срабатывает и строить алгоритмы каждый раз приходится на ходу. Но Лансу он ничего говорить не стал — пусть старается.
Когда-нибудь тоже поймет.
Сам.
***
— Отдай бластер!
— Отдай штурвал.
— Ха! Хрен… А-а, с-суки! Чтоб вас…
Элли рванула рычаг на себя, вздергивая флайер на почти вертикальную горку, и струя плазмы прошелестела мимо кормы, расплескалась по металлической стене ангара багровым цветком. Черт. А ведь это уже не ручные пистолетики, это они тяжелую артиллерию, походу, притащили. Винтовка, как минимум. Вовремя.
На всякий случай Элли вильнула еще пару раз, набирая скорость и высоту и матерясь сквозь зубы: рычаг упирался ей в солнечное сплетение, обожженный бок как раз начинал болеть (впрочем, это еще не боль, по-настоящему болеть начнет завтра), да и вообще не так-то просто вертеть фигуры высшего пилотажа, когда не сидишь в пилотском кресле, а нависаешь над ним на полусогнутых, стараясь не слишком давить на того, кто застрял между тобой и этим самым креслом.
— Брысь из-под меня, кому сказано! — Элли слегка подала свой вес вперед и вильнула задницей вкруговую, недвусмысленно намекая бывшему водителю, куда ему надлежит быть выпихнутым. Как ни странно, он не стал больше возражать и сопротивляться, да и вывернулся из-под Элли так быстро и ловко, словно был гуттаперчевым или всю жизнь отрабатывал подобные трюки. Даже саднящего ожога умудрился не задеть. Ловкач.
Элли с удовольствием плюхнулась на отвоеванное кресло, но ремень безопасности защелкивать не стала: рискованно, но куда рискованнее потерять сознание на вираже, когда этим ремнем прижмет по свежей ране. Наконец-то нашла переключатель фар и габаритных огней и вырубила и те, и другие. Убрала внутреннее освещение кабины, после чего снова резко сменила направление и выжала скорость на максимум. Теперь пусть ищут.
— А ты ничего держишься, — скосила она глаза на сидящего рядом парня и убедилась: действительно, ничего так. Хотя и бледный. Но не от страха, рыжие часто бывают белокожими. Спокойно так сидит, рассматривает ее чуть ли не в открытую и напуганным совсем не выглядит. Да и не лезут напуганные в чужую перестрелку, не паркуют флайер впритирку к краю крыши, не открывают блистер на высоте и не кричат, перекрывая шипение близкой плазмы и рев движков странных летательных аппаратов со светящимися огнедышащими зверями на фюзеляжах:
— Прыгай! Быстро!
Нечего сказать, умеет этот рыжий уговаривать девушек! Такому не откажешь.
Вот и сейчас комплимент принял так, словно каждый день вытворяет подобное по пять раз до завтрака, в качестве разминки. Только неопределенно шевельнул плечом и спросил после небольшой паузы:
— Может, все-таки включим свет? Хотя бы снаружи.
Элли всмотрелась в темноту в зеркале заднего вида — и, разумеется, ничего там не разглядела. Спросила неуверенно:
— Думаешь, оторвались?
Рыжий снова шевельнул плечом. Но на этот раз это было вполне себе утвердительное шевеление.
— Кобайкеры не станут тебя преследовать. Ты же в них не стреляла. — Голос его звучал с легким недоумением, словно он говорил о чем-то само собой разумеющемся и не понимал, как она сама может не понимать таких простых вещей. — Они просто боялись за свой гараж.
Не стреляла. Ага. Так вот, значит, зачем он ударил ее по руке, сбивая прицел, а потом и вовсе отобрал оружие. И ловко ведь так отобрал…
Элли взглянула на соседа новыми глазами. Не худой — жилистый. Тренированный. Не теряющийся под огнем и умеющий обращаться с оружием. Имеющий какие-то свои понятия о чести. Комбинезон на нем сидит привычной шкуркой, и пусть это не форма, но…
— Десант?
Рыжий опять слегка шевельнул плечами, на этот раз неопределенно, и отвел взгляд.
— Доводилось.
Голос был нейтральным, понимай, мол, как знаешь. И этот подчеркнуто нейтральный голос и нежелание говорить были красноречивее тысячи слов.
— Ясно. А куда мы летим?
— Туда.
Рыжий ткнул указательным пальцем вперед. И снова посмотрел на Элли, странно так посмотрел, чуть приподняв левую бровь. И она могла поклясться, что в светлых глазах сверкнуло ехидство. Ну и ладно, спасителю можно позволить, если ему так уж хочется.
— А что там?
— Не знаю.
— А зачем ты туда летел, если не знаешь, что там?
— А я не туда летел.
Элли хмыкнула. Разговор начинал ей нравиться.
— А куда?
Рыжий помедлил пару секунд и решительно показал направо.
— А там что?
— Столица.
— Ясно. А космопорт там есть?
— Да.
— Ты там живешь?
— Нет.
Вот и поговорили. Элли заложила пологий вираж. Уточнила:
— А теперь правильно?
— Еще чуть правее. Совсем чуть.
Элли кивнула и скорректировала курс. Почему-то она была уверена, что сейчас рыжий вовсе не издевается, а действительно точно знает, куда надо лететь. Ну мало ли, есть люди с врожденным чувством направления, а есть и способные заблудиться в трех фонарных столбах.
— Теперь правильно?
— Да.
— Далеко еще?
Рыжий моргнул. Словно прислушиваясь.
— Тридцать две минуты.
А вот теперь он точно издевался, и даже почти не скрывал этого. Смотрел с интересом: как отреагирует? Элли подавила ухмылку — не дождешься, салага! Командор Куинн и не таких ершистых новобранцев без подливки хавала, еще когда сержантом была.
— Вот и отлично. Подкинешь меня до космопорта?
— Без проблем.
Он по-прежнему рассматривал ее с каким-то странным интересом. А может быть, не ее? Может, ему просто нравиться водить флайер, а тут приходят разные, отбирают штурвал… В Элли внезапно проснулась то ли совесть, то ли лень, и она спросила:
— Пустить тебя обратно?
Вот теперь его улыбка длилась достаточно долгое время, чтобы быть замеченной.
— Нет, спасибо. Если устала — включи автопилот.
— О! Отличная мысль. А я, с твоего позволения, посплю пока…
*
И она действительно уснула.
Дэн сначала не поверил своим датчикам. Потом сделанному выводу. Потом снова датчикам. Но тройная проверка показала — действительно спит. Пульс глубокого наполнения, пятьдесят два удара в минуту, дыхание разреженное, активность мозга снижена. Так мгновенно проваливаться в сон — и точно так же мгновенно выныривать из него в полной боевой готовности — из людей умели лишь опытные десантники, да и то не все. Дэн помнил это еще по Шебе. Может быть, она тоже бывший десантник? Но кем бы она ни была, она странная. А все странное интересно. Новая информация.
Дэн был уверен, что оба раза поступил правильно: и по пути в лагерь, когда заставил Ланса самого убедиться, что в их вмешательстве нет необходимости. И по пути обратно, когда вмешался сам, не раздумывая ни секунды. Потому что ситуация изменилась: теперь жертва выглядела вполне себе жертвой и ощущала себя таковой же. Она была одна против тридцати шести человек и трех кобайков. С почти разряженным бластером, раненная и испытывающая что угодно, кроме удовольствия. Нет, в том, что поступил правильно, Дэн не сомневался. Он знал, что был прав. Просто знал, и все.
А вот чего он не знал, так это того, что ему следует делать дальше.
Она проснулась точно так же мгновенно, как и заснула. Просто вздохнула чуть глубже и открыла глаза. И взгляд ее был каким угодно, только не сонным.
— Сколько времени?
Он понял правильно:
— Осталось восемь минут.
— Отлично… — Что-то изменилось в ней после пробуждения, в голосе, в лице, в глазах, и дело было даже не в том, что она теперь слегка растягивала слова, словно одновременно думала о чем-то своем. — Знаешь, иногда поспать даже десять минут бывает очень полезно. Начинаешь совсем иначе многое понимать. И чувствуешь себя при этом полной дурой… Ты ведь с корабля, верно?
— Да.
— Отлично! — Взгляд ее стал острым, улыбка хищной. — И корабль, конечно, гражданский. Так?
— Так.
— Ну кто бы сомневался… — Дэну показалось, что она говорит не с ним, и что ее сияющая радостной злостью улыбка предназначена тоже вовсе не ему. — А вашему капитану случайно не нужен… ну, кто-нибудь?
И так как Дэн, слегка подзависший в попытках вычислить, кто может понадобиться Станиславу Федотовичу, ничего не ответил, она продолжила уже куда более напористо и уверенно, и улыбка ее с каждым словом разъезжалась все шире:
— Ну, охранник там, суперкарго, медсестра, спортивный инструктор? Я много чего умею! Уборщица, в конце концов, или дрессировщица хомячков! Знаешь, мне почему-то кажется, что кто-то такой ему необходим. Ну просто вот до зарезу!
Пока Элли шла до Зарянки, у нее как раз хватило времени не только успокоиться, но и подумать. Словно в голове что-то щелкнуло, переключая режимы, провернулся калейдоскоп, и из привычных стекляшек сложился совсем иной узор, позволяя взглянуть на тот же самый мир немножко по-новому, с иного ракурса. И кое-что понять не только о мире, но и о себе, — например, то, что вчера засыпала она почти счастливой. Впервые за последние шесть лет.
Быть адмиралом свободного флота — что может быть почетнее? Лучше. Достойнее. Свобода, сила, власть. Звезды. И все это подчиняется тебе. По одному твоему слову срываются в бой корабли, гибнут люди, блокируются ПВ-туннели или рвутся чужие блокады, словно гирлянда из бумажных цветов. Раз — и нету. В клочья. Вспыхивают революции, свергаются казавшиеся незыблемыми правительства почти незнакомых тебе планет, правительства, о которых ты знаешь только то, что они оказались неугодны твоему нанимателю.
Да, твой основной наниматель — не людоед с Архипелага Джексона, он не торгует телами вразнос, не выращивает детей для продления жизни толстосумов, и шесть лет назад ты, не раздумывая, шагнула бы под плазму, если бы это ему понадобилось (как несколькими годами ранее, в общем-то, уже и шагнула). Потому что ты знала его тогда как саму себя, знала и верила. Но… То было шесть лет назад.
Шесть лет во власти. И в какой власти! Имперский аудитор, один из девяти, неподвластный и неподсудный никому, кроме священной персоны Барраярского императора, Грегора Форбарры. Можно сказать — третий после бога и императора. Почти абсолютная власть, которая и развращает точно так же, то есть почти абсолютно. Но даже если маленький человечек устоит и никогда не начнет путать свои интересы с государственными — кто возьмется утверждать, что интересы Барраярской империи и интересы флота дендарийских наемников совпадают?
Или что они совпадают с интересами Элли Куинн?
Шесть лет назад ей казалось, что в этом нет и не может быть ни малейших сомнений. Но то было шесть лет назад. Шесть лет, заполненных изучением файлов, просмотром досье, анализом обстановки, выстраиванием стратегий и составлением планов — о да, конечно же, чрезвычайно важных файлов, досье, стратегий и планов! Но выполняли их другие.
Другие прыгали в десантные боты и штурмовали чужие укрепления, другие рисковали собой и могли погибнуть каждую секунду, разлетевшись в пыль от точного попадания — адмирал Куинн не могла позволить себе подобной роскоши. Она лишь планировала и руководила. Да и то, если разобраться, уже почти год все делается практически помимо нее, слишком хорошо она подготовила и натаскала всех четырех заместителей. Делают все они, она даже не во все их решения успевает вникнуть, только одобряет, позволяя им верить, что она все еще ими руководит.
Казалось бы, радуйся! Адмиральский пост — отличная синекура, достойное завершение карьеры. Плох тот десантник, который не хочет стать адмиралом, и все такое. И она хотела, о, как же она хотела! Она долго шла к этому посту и многим пожертвовала, и была уверена, что это и есть высшее счастье.
А через шесть лет сорвалась очертя голову в первый же рейд, при первой же подвернувшейся возможности всерьез рискнуть этой самой головой…
Не потому ли она так легко рванулась лично исполнить этот заказ, что он оправдывал ее бегство? Позволял удрать туда, где по венам хлещет взбесившийся адреналин, где рискуешь не только чужими жизнями, где смерть — не просто далекая искорка во мраке, где есть возможность что-то делать самой, а не просто планировать и руководить. Она ведь могла послать с афонцем кого угодно, необходимость ее личного присутствия с самого начала была притянута за уши — ею же самою и притянута, если разобраться.
Ее ведь и на Ньюризани этой больше всего бесило-то не отсутствие привычных бытовых удобств, а то, что основные приключения и опасности опять проходят мимо, бросив ее на этой мирной тухлой планетке. Что ей опять не удается ничего сделать самой. Что даже сложись все благополучно с «Маленькой лошадкой», на ней она снова была бы ничем иным, как просто пассажиром, по сути, грузом. Вот, значит, что стояло за ее сегодняшней выходкой в баре, а выигрыш нескольких дней — полная чушь. Сразу надо было понять. Вот, значит, чего ей не хватало, как не хватает воздуха…
Все эти годы она была уверена, что все хорошо, что лучше просто не бывает и быть не может. Что воспоминания — это, конечно, прекрасно, но они всегда приукрашивают действительность, и прошлое всегда кажется лучше, чем оно было на самом деле. Ей наверняка не понравилось бы снова бегать в тяжелой броне и уворачиваться от выстрелов, в прошлое нет возврата, и это к лучшему. И хорошо, что возврата нет. Потому что если бы и была такая возможность, и если бы она оказалась такой дурой, что ею воспользовалась — ее ожидало бы горькое разочарование.
Однако вот она — дикая, невероятная случайность, позволившая вернуть прошлое хотя бы частично. Опасность, риск, борьба, адреналин. Драка вот эта вчерашняя. И острое понимание, что адмирал Куинн, в общем-то, вовсе не так уж и нужна своему далекому флоту. И что? Сильно ли ее это все разочаровало?
Ха!
Может быть, это и есть шанс? Тот самый, единственный. Снова почувствовать себя живой. Начать все с начала. С нуля. Может быть, случайностей в этом мире просто не бывает?
Что ж, есть один надежный способ проверить.
Она остановилась так резко, что шедший рядом и что-то бубнивший Николас споткнулся и замолчал. И спросила, словно о дороге в библиотеку:
— Где у вас тут играют на деньги? Только на очень большие деньги. И не говори мне, что ты этого не знаешь!
***
Садясь на пассажирское место во флайере, Ланс выглядел донельзя несчастным. Почти таким же несчастным чувствовал себя и Дэн, занимая кресло пилота. Но Станислав Федотович был неумолим и наказания не отменил, несмотря на укоризненные вздохи Полины, что «котику» теперь ведь целый месяц не удастся порулить, так может быть, хотя бы напоследок, хотя бы разок… Станислав Федотович только еще больше насупился, обронил веское и многозначительно-угрожающее: «Хм-м!» и ушел к себе. Его затянутая в белый парадный капитанский китель спина выражала еще большую непреклонность, чем насупленные брови или многозначительное хмыканье.
Дэн понимал правоту капитана, и от этого чувствовал себя еще более несчастным. Чувство вины, негативная информация. И самое паршивое, что сам же решил не блокировать спонтанные выбросы и не подправлять биохимию. Значит, придется ощущать всю эту гадость по полной, нельзя же в первый же день отступить от намеченного только потому, что выделяться начали не слишком приятные гормоны? Люди не могут выбирать. Значит, и он должен так же. Тем более что действительно мог бы немножечко подумать вчера и предугадать наиболее вероятную реакцию Станислава Федотовича, не такой уж сложный расчет.
Они с Тедом вчера действительно заигрались, да еще и Ланса втянули, хотя поначалу все вышло совершенно случайно и не казалось чем-то серьезным. Ну подумаешь, натянул Тед, дурачась, на Ланса капитанскую фуражку! Если бы в этот момент не вошел прибывший раньше времени заказчик, ничего страшного бы не случилось. А так… Заказчик был выгодный, короткий быстрый рейс, некрупный скоропортящийся груз, хорошие деньги. Только вот прибыл заказчик вместе со своим грузом на два часа раньше, чем было договорено, и капитан не успел вернуться на борт. Но заказчик-то этого не знал. Увидел капитанскую фуражку на Лансе, ну и…
Дальнейшее произошло как-то само собой и одновременно — Тед с Дэном переглянулись, вспомнив тот случай, когда подобную путаницу устроил сам Станислав Федотович, представив заказчику членов экипажа не теми, кем они являлись. Тед ухмыльнулся, а Дэн чуть изогнул левую бровь и по киберсвязи попросил Ланса подыграть. Ну Ланс и подыграл, молчал многозначительно, брови хмурил так убедительно, что заказчик даже слегка надбавил сверх обговоренной суммы. А уж скопировать подпись Станислава Федотовича на договоре для киборга вообще дело ерундовое. Хорошо получилось, и пошутили вроде, и на пользу.
Только вот капитан шутки почему-то не оценил. Настолько не оценил, что сегодня отвезти Ланса к его новому месту работы поручил навигатору, который флайер, конечно, водить умел, но в отличие от обоих пилотов не получал от этого занятия ни малейшего удовольствия. Хорошо еще, что отменять перенесенный на завтра старт (чтобы тем самым наказать Теда еще сильнее, промурыжив лишние сутки на уже порядком поднадоевшей всем планете) Станислав Федотович все-таки не стал. Хотя сделал это наверняка не из заботы о чувствах пилота и прочих провинившихся, а для сохранности собственного реноме: что ж это за капитан такой, который меняет по несколько раз дату вылета? И одного достаточно. Тем более что завтра действительно удобнее, если вылететь пораньше, то можно успеть проскочить первую станцию гашения до основных пробок и не потратить полдня в очереди.
— Пристегнись.
Ланс повиновался безропотно, ему и в голову не пришло попросить Дэна пустить его за штурвал, когда отлетят подальше. Хорошо. Уже понимает. А полгода назад только моргал недоуменно в ответ на дэновское «Но это же будет нечестно». Растет потихоньку, социализируется. Говорит вот только мало и плохо.
— Типичная проблем близнецов, — сказал Вениамин Игнатьевич, забыв про свой чай и размахивая ложечкой, как указкой. — Потребность в общении с себе подобными — одна из основных потребностей человека, маленьким детям приходиться очень быстро осваивать язык взрослых, если хотят они быть понятыми как взрослыми, так и другими детьми. Поэтому с детьми нельзя сюсюкать. У близнецов проблема вербального одиночества стоит не так остро, они с самого рождения растут и развиваются вместе, и вырабатывают свой собственный упрощенный язык, понятный им двоим, на котором и общаются, вынуждая уже взрослых пользоваться им, если взрослые хотят быть понятыми. Именно из-за этого близнецы на ранних этапах часто отстают от сверстников в речевом развитии.
— Но у Ланса же нет близнеца! — удивилась Полина, оборачиваясь за поддержкой к остальной команде, задержавшейся после ужина за чаем (двуногий котик, разумеется, удрал сразу же, как только на столе появились угрожающие вазочки с конфетами и печеньем, хватит с него и котлеты, и так сегодня уже дважды кормили, только от завтрака увернуться и удалось!). Но посмотрела на невозмутимого Дэна (а так же на то, как все остальные члены команды старательно стараются на него не смотреть) и, кажется, все сама поняла, потому что виновато ойкнула и больше ничего не спрашивала.
— Это отставание обычно быстро нивелируется, — поспешил добавить оптимизма доктор. — Как только близнецов разделяют или они попадают в коллектив и у них появляются интересы помимо друг друга…
Вот и хорошо, что на ближайший месяц у Ланса будет этот самый коллектив и никакой киберсвязи.
Официально Станислав Федотович именовал это «временным контрактом по внутренней охране», то есть вполне себе работой. И даже оплачиваемой, а как же иначе, любая работа должна быть оплачена. А вот какими правдами (или неправдами?) капитану удалось убедить руководство детского летнего лагеря, что им обязательно нужен кибер-охранник, причем не куда-нибудь, а именно в младшую логопедическую группу, причем для охраны как бы изнутри зачисленный в эту группу, причем с разрешением держать при себе животное (кот, один, кличка Сеня, сертификат о родословной и прививках прилагается) и тратить на рисование не менее трех часов в день — это уже совсем другой вопрос. Но удалось.
В младшей группе проходили речевую коррекцию дети от шести до восьми лет. Лансу не удастся отмолчаться в таком окружении — или Дэн ничего не знает о человеческих детенышах. Хорошо, что Сеня – не Котька. Он даже Полинину гиперактивную любовь выдерживает со стоической миной на толстой физиономии, обвисая в руках зоолога черно-белой тряпочкой и лишь в самые тяжелые моменты позволяя себе полузадушенный хрип. Если он выдержал Полину, то и детей выдержит.
Дэн вывел флайер на прямую трассу и включил автопилот.
***
Элли подвели рефлексы.
Те самые благоприобретенные рефлексы хорошего бойца, которые не раз спасали жизни как ей самой, так и ее подопечным в бытность работы телохранителем. А еще то, что, выскакивая сегодня утром из гостиницы (боже, неужели прошел только один день?! Да и не прошел еще даже, только темнеть начинает), она забыла вытряхнуть из кармана куртки бластер, который положила туда вчера. Помнится, собиралась поискать тир или стрельбище, вот и сунула, ибо всегда предпочитала стрелять из своего оружия, проверенного. А человек вооруженный и ощущает, и ведет себя совершенно иначе, чем человек безоружный, это на подсознанке. Случайность. Подсознание. И рефлексы.
Вот тебе и стрельбище.
Элли перекатилась к вентиляционному грибку, осторожно высунулась из-за него и выстрелила так, чтобы короткий плевок плазмы прошелся как минимум в полуметре над залегшими за жалким прикрытием бортика детской песочницы. Ха! Тоже мне, нашли прикрытие. Дилетанты.
Ответка прилетела незамедлительно, срезав шляпку грибка и обдав Элли жаром. Пришлось отпрянуть. Стреляли дилетанты на удивление неплохо, и где только научились? Вроде же штатские все были в том казино. Или это уже какие-то другие подключились? Вроде как действительно больше их стало, поначалу-то всего шесть стволов и было, если и секьюрити у входа считать…
С проверкой удачливости Элли не повезло. Или как раз таки повезло — это смотря с какой точки зрения рассматривать.
Сначала пришлось долго ждать в баре при казино (игорный зал открывался только после пяти часов, а возвращаться в гостиницу не хотелось), смотреть на маленькую площадь с фонтаном посерединке и большими часами на здании здешней мэрии. И терпеть компанию надиравшегося пивом Николаса (сама Элли предпочла имбирный лимонад). Сидела, не вслушиваясь в бормотание соседа, становящееся все более бессвязным, гоняла соломинкой кубики льда в лимонно-мятной терпкости, смотрела, как цифры на больших квадратных часах сменяют друг друга, и ни о чем не думала. Действительно ни о чем.
Она решила быть честной, и если уж начинать с нуля — то именно что с нуля, а трудно назвать нулем ситуацию, когда ты можешь купить половину этого городишки, да еще и останутся деньги на карманные расходы. Это не честная игра, а голимое читерство. С судьбою так играть себе дороже. Нет уж. Сказано с нуля — значит, с нуля. И трудно выбрать лучшее место для подобных начинаний, чем казино — если ты, конечно, хочешь именно что избавиться от денег, а не наоборот.
Одна игра. Никаких карт, только кости или рулетка, где все целиком и полностью зависит от случайности.
Время словно остановилось, таял лед в бокале, ей приносили новый, опять с лимонадом. Ощущение нереальности происходящего усиливалось с каждой минутой, но более не раздражало. Если даже это сон — почему бы и нет? Поиграем всерьез и во сне. Какая нам разница.
Куда-то делся Николас, она даже не заметила, когда это произошло. В баре потихоньку прибывало народу. На черном квадрате по ту сторону площади мигнули цифры: 17:17 (странно, вроде бы совсем недавно отбивало полдень), и Элли восприняла этот дубль в качестве сигнала отставить бокал и подняться-таки на уже открытый второй этаж.
Пусть будет рулетка.
Элли поставила все, что оставил ей Питер, даже последнюю мелочь из карманов выгребла. На зеро.
И сорвала джек-пот.
Сгоряча, нарушая самой себе же данное слово, повторила ставку. И снова выиграла.
Третий раз повторять не стала, судьба ясно высказала свое мнение, и даже если сейчас она проиграет — это уже ничего не изменит: она уже проиграла. С первым же выигрышем.
Побег не удался. Чего, собственно, и следовало ожидать.
Элли растянула губы в резиновую улыбку, заказала всем выпивку, поулыбалась в ответ на завистливые поздравления и, не дожидаясь, пока крупье соберет ее выигрыш, удрала во внутренний дворик подышать. Она действительно собиралась просто подышать, и все эти мысли о побеге были, конечно же, безответственным бредом, недостойным не то что адмирала, но и просто взрослого человека. Судьба дала это ясно понять. Подростковое соплежуйство, вот что это было такое, и кому, как не Элли это понимать. Она и понимает. И дождется «Маленькой лошадки», и купит себе проезд, и вернется к адмиральской рутине досье, стратегий, разборов и…
Додумать Элли не успела — ну кто же мог знать, что именно в это время какие-то местные то ли бандиты, то ли бизнесмены сочтут внутренний дворик казино подходящим местом для своих деловых разборок?
Дверь громко щелкнула за спиной собачкой захлопнувшегося замка, и Элли оказалась под прицелом пяти бластеров. Вообще-то людей в маленьком дворике было девять, но вооружены оказались далеко не все из них. Трое слева, двое справа. Раньше они, похоже, держали на мушке друг друга, но теперь дружно целились в новую мишень. Вернее — в то место, где она была секунду назад, ибо Элли профессионально и неосознанно сразу же ушла с линии огня, игнорируя ажурную лесенку (нулевая оборонительная ценность) и сиганув прямиком через перила открытого балкончика в укрытие за мусорным баком. В тот же миг в него ударили сгустки плазмы.
*
Позже, вспоминая этот чуть было не поставивший жирный крест на ее карьере эпизод, Элли поняла, что подвели ее именно рефлексы бойца. Поведи она себя как женщина (ну, во всяком случае, как себе представляют местные олухи правильное поведение женщин), и все бы обошлось. Эти зверские морды расплылись бы в улыбках, пистолеты опустились, ей бы позволили уйти, как позволили до этого выносившей мусор уборщице. И никто не усмотрел бы в такой ситуации ничего особенного: женщина существо слабое и глупое, его надо беречь и охранять, холить и лелеять. Но только до тех пор, пока оно ведет себя как женщина и не лезет в мужские игры.
И то, что она посчитала по умолчанию безопасным и для себя дворик, куда только что выходила уборщица, тоже было ошибкой. Уборщица была местной и наверняка повела себя правильно, взвизгнула, ойкнула и все такое, эти бандюганы, вполне возможно, даже ведро ей вытряхнуть помогли. Провинциальные нравы, чтоб их!
Элли же отреагировала не как женщина, а как боец, причем боец, притворявшийся женщиной. То есть, показала себя не просто влезшей в чужие игры курицей (такую могли бы отшлепать, обезоружить и выгнать, чтобы неповадно было), а коварным и сильным обманщиком. По сути, шулером.
А шулеров бьют насмерть.
Второй ее ошибкой было то, что она не сразу это поняла. Ее пытались взять живой, и это было отчетливо видно: в потихоньку сгущавшихся сумерках плазменные разряды чертили затейливое ришелье вокруг нее, не задевая саму Элли даже и близко, и такую точность непопадания было бы трудно объяснить перманентными промахами. С ней вели игру, и это она поняла.
Не поняла только, что правила у этой игры изменились.
***
Утро оказалось на редкость поганым: серое небо непроницаемым покрывалом светилось до самой земли, рваные клочья облаков периодически рыдали о своей незавидной участи. А от мокрых капель в сочетании с ледяным ветром было не скрыться даже в учебных аудиториях — сквозь щели в рассохшихся рамах мерзкая погода прокрадывался и в классы в виде сквозняков.
Магистр Ликус мрачно поглядывал на окна. Престиж престижем, но в такие огромные дырки задувало как-то слишком мощно. И почему бы не сделать на диаметр бревна, как в селянских домиках? И заткнуть удобно, да и дует поменьше. А тут сажень почти между углами рамы — где ж тут укрыться, даже плащ с меховым подбоем не спасал. Чихнув, как на кровного врага, уже в третий раз на самое большое окно, располагавшееся возле учительской кафедры, магистр Ликус прочитал заклинание купала. Сквозить стало немного меньше, но окно подозрительно скособочилось.
И четверти урока не прошло, как в аудитории хрустнула первая парта. Магистр озадаченно пригляделся — мгновение назад там сидела милая девочка с длинными рыжими кудрями — а сейчас с обломков дубового стола на него грозно лязгнула челюстями рыжая волчица с черными пятнами на шкуре.
— Холодно — провыла девочка, — так теплее.
— Да, конечно, — согласился магистр Ликус.
Дальше оборачиваться студиозусы стали один за другим. Дикий кабан, два зайца, плотоядно облизывающающийся на пушистов лис, порыкивающая медведица, зло скалящаяся рысь, сонно ухающая сова… К середине урока в классе остались только два человека.
— А вы, молодой человек, чего шкурку не накинули? — вежливо поинтересовался магистр Ликус, гадая отчего же стало так зябко и в купале.
— Закаляюсь, — раскашлялся Клав.
Магистр Ликус солидарно высморкался в кружевной полосатый платок. В академии сплошь были оборотни, истинных людей было мало — и Клава знали все преподаватели, но это не мешало им подшучивать над студентом. Ладно еще в груди группах по 4-5 человек приходилось, а этот один-единственный в классе прирожденных оборотней да еще и на специализации оборотничество. Но самое любопытное, что все дисциплины сдает на высокий балл, кроме практики.
— Так вы бы поменьше закалялись, друг мой, а сопли как дождь текут. Может, вы бы шкурку накинули… во избежание…
Клав сердито засопел. Истории уже два года, и, как говорят студиозусы, — события основательно протухли, а до сих пор вспоминают, как он приперся на зачет по ориентированию в волчьей шкуре, зашитой на животе. Как он добывал эту штуку — история отдельная, но в итоге шкурку с него содрали едва ли не по кусочкам, и охотнику за взятую под честное слово добычу он полгода притаскивал самую жирную дичь. С назначенными на роль дичи приходилось рассчитываться домашними заданиями и тремя курсовыми работами — когда охотник наловчился стрелять и не промахиваться по слишком увертливой дичи. Увы, но легенда не сработала — хотя, может все дело в том, что он тогда не седмицу проходил в волчьей шкуре, а всего лишь полчаса, — но оборачиваться он так и не научился. Зато шуточка про шкурку и возможность ее поносить оказалась живучей и неубиваемой никакими иными похождениями.
Лекция продолжалась, только магистр предусмотрительно окопался за кафедрой и больше не рисковал приближаться к поредевшим рядам столов. Многие студиозусы при оборачивании еще были довольно-таки неуклюжи, и портими имущество. При мысли о том, что придется объясняться в очередной раз с завхозом, магистр Ликус помрачнел. Аринида Ксалишна была жабой не только по приклеенной студиозусами кличке — она действительно оборачивалась в огромное земноводное, и могла задушить за ржавый гвоздик, а тут… — магистр быстро сосчитал проплешины в стройных рядах столов — убыток на двенадцать парт. За такое не просто придушат, а сделают это многократно и с особым садистским наслаждением. Магистр Ликус плюнул на запрет и занялся реставрационным заклинанием. Главное не забывать потом поддерживать чары хотя бы пару часов, чтобы не сразу эти остатки рухнули.
— А сейчас рассаживаемся обратно, достаем свитки — у вас одна лучина на повторение двадцать шестой лекции ипроведем проверку знаний.
Магистр был хорошим магом, и эмоциональные волны он умел считывать прекрасно, да и преподавал уже не первый десяток лет, поэтому заранее поставил мощнейшую защиту. И все равно его попытались проклясть четырнадцать раз, навести три порчи. всучит в карму какую неведомую херню — по крайней мере раньше он таких странных заклятий не видывала. И сбить с ног ужасно сильной волной ненависти.
— Отлично, — магистр потер руки, попутно пытаясь отловить странное заклятие — оно еще оказалось и самосъебывающимся, и схватить себя не позволяло, но магистр был упорным. — Результаты минизачета по теме прошлого семестра: Артик четверка, Элирс три — нестабильная структура проклятия, Селеция — отлично, Грест — неудовлетворительно. Волна силы должна иметь точку опоры, а не болтаться как хвост в проруби. Та-ак, а кто автор этой фигни? — Ликус наконец-то отловил убегающее заклятие и бережно заколпачил его в сферу сохранения.
Студиозусы хранили героическое молчание. Тон да и выражение лица у верховного магистра были… многообещающими. Пауза затягивалась, тишина ощутимо давила на присутствующих. Когда давление стало почти невыносимым, Клав медленно поднялся.
— Это я создал, — обреченно сознался екан.
— А-а-а-га, — удовлетворенно протянул магистр Ликус. — Значит так, уважаемый екан, за такую оригинальную конструкцию я вам по своему предмету ставлю зачет и высокий балл за выпускное испытание, но за то, что для проклятия вы использовали суирогрициус, который явно добыли незаконно, а, говоря попросту, каким-то чудом сперли из директорского кабинета, я наказываю вас неделей в башне размышлений.
Клав покорно кивал. Зачет — это, конечно, хорошо, но башня как-то не равнозначна. И неделя ареста всего лишь за полфунта порошка, правда, драгоценного: за золотник давали три золотые монеты и то если зло поторговаться, а без торга и все пять золотых могли слупить А в том золотнике меньше щепотки порошочка. Но спорить с магистром себе дороже: влепит еще и за возражения недельку, и в довесок за неуважение к старшим. Был у магистра такой пунктик — когда Клав только поступил в Универсариум старшекурсники рассказывали страшную байку, как один незадачливый парень. наглотавшись по случаю пшеничной наливки попытался панибратски обнять и расцеловать любимого верховного магистра. Ликус порыв не оценил — и бедолага целый год каждые выходные драил все помещения жилого корпуса, внутри и снаружи.
Клав послушно склонил голову, хотя и скрипел зубами от возмущения. Магистр Ликус величественно кивнул, отправляя ану директору распоряжение. Через щепк свиток материализовался обратно, перечеркнутый красными чернилами — ан Сальсур отменил наказание, причем зачеркивал явно в сердцах: перо в нескольких местах даже поцарапало пергамент. А красные, специальные директорские чернила, расплескались по всему свитку, словно пятна крови свежей жертвы.
Верховный магистр оглядел свиток, даже в дырки глянул. Обычно ан Сальсур писал резолюцию словами: «одобряю» или «отменяю». А тут смачно так начеркал крест на крест.
— Похоже, башня раздумий для вас, уважаемый екан, неблагоприятное наказание, — сокрушенно вздохнул верховный магистр. И с упорством, достойным лучшего применения, подал новый свиток на утверждение ану Сальсуру.
У великому разочарованию Клава, недельное пребывание в подвале в качестве наказания директор одобрил, и даже собственноручно подписал, чтобы никакие преподаватели, а тем более профессора, лично вести занятия во время наказания екана не совались, а ограничились, в случае необходимости, лишь дисциплинарным контролем.
Клав, услышав новый приговор, в сердцах хрястнул кулаком по столу, но склеенная магией парта, лишь спружинила. Зато магистр покосился на бунтующего студиозуса весьма укоризненно: заклятье-то выдержит, его примитивным физическим воздействием не сломать, но вот громыхать-то зачем? Особенно если голова гудит, как растревоженный улей. Клав скривился, изображая виноватую гримасу, и верховный магистр продолжил лекцию.
Молодые оборотни вели себя почти смирно, в меру шумели, почесывались, позевывали, покусывались.На студиозусов в звериных обличьях правила дисциплины вообще-то распространялись, но в более лояльной форме. А малейшее нарушение порядка ана магистра изрядно напрягало. Может поэтому он зверей-оборотней и недолюбливал. Людей, впрочем, он не любил еще злее.
— Конструкция заклятия несет в себе три важнейших элемента: силу природного источника, ключ заклинателя или мага, где основу составляет отпечаток образа, слово, которое является активатором спускового механизма… — несмотря на благозвучный голос лектора и важность излагаемых аном верховным магистром знаний для выживания, в аудитории обычно царила полусонная атмосфера. Вот и сейчас студиозусы стали друг за другом сворачиваться в компактные клубки, кто на партах, кто прямо на полу. Мелкие укладывались на лавках.
Клав грустно огляделся — в такие моменты он как никогда остро переживал, что не умеет оборачиваться. Пока все лежали и мирно подремывали, ему приходилось сидеть ровно на жесткой дубовой лавке и конспектировать в свиток скучные длинные фразы. А оборотни, ссылались на то, что у них лапки, а коготками плохо держать и угли, и перья выпадают. Клав подышал на замерзшие пальцы — надо бы плащ потеплее присмотреть или телогрейку пошить. А покамест… парень потихоньку стал продвигаться к Арксе. В человеческом облике она была настоящей красавицей, а в зверином — большой рысью с лохматыми кисточками на ушах и золотыми глазами. А еще даже на вид казалась очень теплой, и это было существенно.
— Мы с тобой поссорились, — приглушенно рыкнула рысь. — На прошлой седмице.
— Помню, — согласился Клав, и пододвинулся еще немного, — а что нам мешает сейчас помириться?
— То, что ты после астрономии остался на крыше главной башни и стал целоваться с той выдрой! — рявкнула шепотом Аркса.
— Я ей показывал как выглядит ковш, — неубедительно стал оправдываться Клав.
— Губами? — Аркса оскалилась. — Можно было пальцем в нужную сторону потыкать.
— Я форму ковша показывал, а она прижалась, чтобы повторить контур, — Клав осторожно протянул руку и погладил мягкий пятнистый бок. Ну не порвет же оно его при преподавателе? Верне, Аркса-то может, но верховный магистр точно не позволит — это же ему потом придется кровь от стола отмывать, а с дубовой столешницы она плохо оттирается, даже заклинанием не берет.
— Вот и вали… контуры повторять, — Аркса напряглась, словно перед броском. Под шелковистой шкурой играли мускулы, лапы чуть подрагивали.
— Я помириться к тебе, а ты ругаешься, — Клав все-таки не зря ходил на все занятия по риторике: приемы магических речей он запомнил преотлично. — Обижаешь меня почем зря. Когда человек приходит к тебе с миром…
— Лучше бы он приходит с мясной ногой, — проворчала Аркса.
— Отгрызай, — великодушно предложил Клав, протягивая обе ноги рыси. Та только фыркнула и Клав, пользуясь безнаказанностью, засунул ступни под живот большой кошки — стало чуть теплее. — И ты намного лучше выдры… у тебя такая приятная шубка, такие милые ушки, ты такая милая…
Клав умело заговаривал зубы, почесывал шею, щекотал подушечки лап рыси, даже повернул большую лесную кошку, чтобы погладить живот. Когда Аркса опомнилась, оказалось, что человек уже удобно устроился головой на черной волчице, а ее саму растянул поверх себя наподобие рысеобразного одеяла. Да и выражение лица у Клава стала настолько умиротворенным, что захотелось и правда отгрызть парню все лишние и выступающие части тела.
— Козел!
— Чего тебе, Аркса? — откликнулся Бракс, который в козлином облике задумчиво дожевывал кусок конспекта.
— Ничего, — огрызнулась рысь. — Учи давай свои заклинания.
— Полли, а ты заметила, что Дэн умеет краснеть? — спросил пилот у подруги, когда в душе, куда только что вошел навигатор, зашумела вода и стало понятно, что никакой самый зловредный и обладающий тонким слухом киборг не сумеет теперь подслушать оттуда то, о чем говорят в пультогостиной.
— А чего замечать-то? — рассеянно отозвалась девушка, пытаясь сложить пасьянс альфианскими картами. Пасьянс никак не сходился, а она на него такое хорошее желание загадала! — Он всегда это умел. Только вы внимания не обращали.
Тед насупился было, покрутил в руках банку нефильтрованного, разглядывая ее с таким подозрением, словно не сам покупал. Вскрыл и сделал длинный глоток, все еще хмурясь. Но долго обижаться он не умел, а увлеченная картами Полина была все же более доступной собеседницей, чем увлеченный нарезанием перекусочного бутербродика Вениамин Игнатьевич, и потому пилот снова попытался привлечь ее внимание.
— Нет, ну не до такой же степени! Раньше точно не было, я бы запомнил. Он даже в «Матушке Крольчихе» не смущался. Ну тогда, когда первый раз… Ха! Да это я там себя вконец смущенным чувствовал, особенно после того, как ему за тот наш визит еще и скидочную карту дали! Розовую, с золотым обрезом! И сертификат на два бесплатных посещения! У меня такого нет, а у него… После первого же визита! И смотрел при этом спокойно так, словно мы туда мороженое съесть заходили! Смущался он, как же. А теперь при нем и анекдота какого не расскажи, сразу обрывает, что, мол, типа гнилой базар. И краснеет. Точно краснеет, сам видел!
— А ты бы поменьше всякую пакость рассказывал, вот бы тебя меньше и обрывали.
— А ты заметила, что он теперь и в санузел не заходит, если ты в душе? Раньше заходил, а последнее время как отрезало!
— И правильно делает, — буркнула Полина, решительно сгребая и перемешивая так и не сложившиеся правильным узором карты (все они врут!). — И кое-кому не грех бы у него поучиться вежливости!
— Да что же мне, лопнуть, что ли, если ты там по часу сидишь?! — резонно возмутился пилот.
Возможно, у Полины тоже нашлось бы что ему возразить, но тут в разговор молодежи вмешался Вениамин Игнатьевич, который уже соорудил себе трехэтажный бутерброд и налил пол-литровую чашку почти бесцветного чая, но уходить в медотсек не спешил, с интересом прислушиваясь к разговору.
— Растет мальчик, — сказал доктор с умилением. — Это у него начинается так называемый кризис девятилетки, один из возрастных кризисов, связанных с осознанием своего пола. И в связи с этим я бы очень вас попросил быть с ним помягче, поделикатнее, что ли. Особенно это тебя, Теодор, касается, ты вечно как скажешь что-нибудь… Нет, я понимаю, что ничего плохого ты не хотел, но человек во время возрастного кризиса очень уязвим и может болезненно реагировать на то, что еще совсем недавно воспринимал вполне нормально.
— И что теперь делать? — охнула проникшаяся серьезностью ситуации Полина, в ответ на что Теодор только фыркнул и закатил глаза.
— Да ничего особенного, — пожал плечами Вениамин Игнатьевич с безмятежной улыбкой. — Просто ведите себя как обычно, словно ничего не происходит и вы ничего не знаете. Только чуточку осторожнее. И старайтесь его не задевать лишний раз. Без этих ваших вечных подначек и шуточек.
Тед прикинул, как он будет делать вид, что ничего не происходит, но при этом стараться вести себя осторожно и совсем без шуточек — и затосковал.
— А это надолго? Ну, кризис этот, — поинтересовался он, с опаской поглядывая в сторону коридора, хотя из тех полутора часов, которые обычно навигатор проводил в душе, прошло не более двадцати минут.
— Ненадолго, — благожелательно успокоил его доктор, улыбаясь чему-то своему и аккуратно размешивая сахар в огромной чашке. И, прежде чем пилот успел высказать свою радость чем-то помимо молчаливого салюта банкой и длинного глотка из нее же, добавил с мечтательным предвкушением: — А потом нас ожидает интереснейший кризис переходного возраста…
***
— Ты уверен, что она киборг? — негромко спросил Плешивый Сэм чернявого парня, когда того подтащили к нему Тони и Макс, уже освобожденные от пут, жутко смущенные недавним конфузом и рвущиеся загладить свою вину.
Чернявый вьюн закивал головой с такой неуемной энергией, словно хотел, чтобы она оторвалась. Но, очевидно, и такое активное подтверждение показалось ему недостаточным, ибо он еще и зашипел громким свистящим шепотом:
— Точно вам говорю, кибер она! Ну вы же видели, как она! Такая скорость, глазом не уследить! И силища… Виданное ли дело?! Нас вчера в «Рыле» вообще пятеро было, никого не трогали, а она дверь выбила и как пошла пластать, все в щепки! Еле ноги унесли, не знаю уж, как и живы-то остались. Парни до сих пор отлеживаются, а ведь не слабаки, что Грюн, что Перо, а там же еще и сам Жирдяй был, уж его-то и доской с одного удара не уложишь, а она… Виданное ли дело, чтобы человек так мог?
Сэм заметил, как при этих словах быстро переглянулись его охранники, буквально на глазах возвращая себе уверенность и хорошее настроение. Ну да, если эта залетная птичка не человек — их позорный проигрыш перестает быть таким уж позорным. Против боевого DEX’а врукопашную не попрешь, каким бы крутым воякой ты не был, это все знают. Все равно что с голой пяткой против тяжелого танка на воздушной подушке.
Сэм нахмурился и слегка придавил подчиненных тяжелым взглядом — рано расслабились и успокоились, голубчики, могли бы и сразу сообразить, кто перед вами, без подсказок от посторонних. Какие из вас охранники, если вы человека от боевого кибера отличить не можете? И не слишком ли много капитан вам в таком случае платит?
Чернявый принял мрачный взгляд на свой счет, как выражение недоверия, и поспешил выкинуть свой основной козырь:
— А главное ведь в чем? Вы ее рожу видели? Гладкая! Ни царапинки! А ведь ей Жирдяй вчера хорошо по харе своим говнодавом засветил, от души, полмордени снес, вот провалиться мне на месте, ежели вру! Хоть Жирдяя спросите! И однако же — ни царапинки. Ни шрама даже! Не заживает на людях так быстро, чтобы и не следочка! Только у этих ублюдков.
— Интересно, чья она? — спросил Сэм. Скорее риторически спросил, в пространство, но чернявый поспешил ответить, угодливо улыбаясь:
— Да в том-то и дело, что вроде как ничья! Жирдяй говорил…
— Свободен, — бросил Сэм не этому чернявому ничтожеству (много чести!), а своим ребятам, чтобы отпустили и придали нужного ускорения. Что они и сделали тут же, хорошим пинком пониже спины. Понятливые.
— Проследить? — спросил Тони. Он всегда был самым понятливым. И тоже имел в виду вовсе не чернявого.
Сэм кивнул.
Киборг — это удачно. Киборги нынче в цене. Если она сорванная — местные мешать не станут, могут даже помочь, чтобы бравый капитан оградил их от ужасных последствий срыва, о которых тут все наверняка отлично осведомлены. Глухомань глухоманью, но кровавых подробностей в сети инфранета навалом, только копни. А вот филиала ОЗК на Новой Юрюзани нет, и это тоже удачно. Защитить эту дрянь будет некому. А если она несорванная…
Сэм ухмыльнулся. Да какая, в сущности, разница программерам с Джек-Пота, кого перепрошивать под нового владельца? Несорванных так даже и проще.
Это они удачно сюда залетели.
***
— Хаим, мальчик мой, не надо с таким усердием упражняться в молчании по межпланетной связи, есть и более приятные способы довести до излишнего вида стройности мою кредитную карточку. Скажи своему старому бедному дяде только одно слово: когда? Когда старый бедный дядя сможет поиметь счастье тебя снова увидеть, чтобы сердце его не разорвалось от тоски и горя в длительности ожиданий. И, конечно же, твой старый бедный дядя будет вдвойне счастлив увидеть тебя налично не в единоличии, а в компании нашего нового драгоценного друга и будущего почти что родственника. Так когда же ты сделаешь счастливым своего бедного дядю, а, Хаим? Бедного старого дядю, который, между прочим, пока еще не услышал от тебя ни единого слова за свои деньги?
— Послезавтра. Ближе к вечеру. — Хаим поднапрягся и все-таки сумел выдавить: — Таки нет, и чего же мине было бы не порадовать за ради хорошей новости любимого родственника?!
Уффф-р. Кажется, дядюшку Ицхака такой лаконичный ответ вполне удовлетворил: кивнув, старый авшур прервал сеанс. Да и то сказать, межпланетка нынче действительно удовольствие дорогое, центавриане пользуются последними возможностями додавить соки из бедных клиентов, пока их окончательно не вытеснили из этого сегмента бизнеса великолепные фрисские технологии, почти дармовые, но, ой-вей, до чего же медленно внедряемые! Эти слизни никогда и никуда не торопятся, да и куда им торопиться, с их-то наследственной памятью? Им что сейчас, что через сто лет — все едино. Только о себе и думают, нет чтобы о других, которым приходится платить за связь втридорога, а куда деваться?
Впрочем, сегодняшний сеанс был простой формальностью, своеобразным напоминанием главы клана о себе, не более. И оба абонента это знали отлично. Не обо всем можно трепаться по связи, которую контролируют зеленые человечки, излишне падкие до чужих секретов. Все было обговорено заранее: и место, и способ, и даже время. И вызнано. Любой авшур (мы подразумеваем умных авшуров, конечно, ибо глупый авшур и не авшур вовсе, так, недоразумение) отлично знает, что самая большая ценность в этой жизни вовсе не кредитки и даже не их количество. Самое ценное в жизни любого авшура — родственники. Ибо если ты поимел сотню кредиток, то ты поимел всего лишь сотню кредиток и не более того, а если ты поимел сотню родственников, и поимел их с умом — ты поимеешь с каждого из них по сотне кредиток, причем вся прелесть в том, что им самим это не будет стоить ни шекеля.
Что такого ужасного в том, что один авшур позволит другому авшуру по-родственному взглянуть на график разрешений на вылет с одного маленького никому не интересного космодромчика на одной маленькой и никому не интересной планетки? Ничего в этом ужасного, просто маленькая никому не интересная услуга за ради крохотного любопытства, они же не в чужую кредитную карточку заглядывают, в конце-то концов! И затрат никаких, кроме оплаты этой ужасной межпланетки, но тут уж ничего не поделаешь,
Брать объект под кодовым наименованием «Белый Дракон» на планете Ицхак запретил категорически, и даже разозлился до такой степени, что куснул Хаима в плечо, не сдержавшись, когда глупый племянник только заикнулся о подобной возможности. Новая Юрюзань — одна из так называемых «новых», нелепых планет, жители которых почему-то более озабочены созданием мощного военно-космического флота, а не тем, как и где лучше со вкусом и пользою не только для себя потратить честно заработанные денежки. Нет и нет. Перехватывать старый грузовичок надобно вне юрисдикции этой негостеприимной планеты, обладающей чрезмерно большим и негостеприимным военно-космическим флотом.
Впрочем, лучше перехватывать даже и не грузовик, кому она сдалась не за пару кредиток, эта старая рухлядь! Важен лишь сам Белый Дракон, его и надо перехватывать. А где это можно сделать лучше, как не на первой же станции гашения? С ее магазинчиками и барами, в которых есть места, куда предпочитают ходить поодиночке и пешком не только короли, но и киборги, даже если они и являются Белыми Драконами. Вот там его и надо ловить, тепленького. И глушить.
Хаим не собирался договариваться с потенциальным драгоценным будущим родственником, ибо был умным авшуром и отлично понимал свои сильные и слабые стороны. В разговорах он не силен, пусть дядюшка сам договаривается, если уж ему это так надо. А Хаим просто предоставит ему такую возможность, на блюдечке с голубой каемочкой предоставит, подкараулив удобный момент и вырубив будущего родича со всей деликатностью и уважением. Да и Ицхак, похоже, тоже именно на такой вариант развития событий и рассчитывает, иначе не выдал бы дорогому племяннику глушилку. Настоящее сокровище, между прочим, не шоаррское производство, а самое что ни на есть фирменное, еще «DEX-компани». Вот этой-то глушилкой Хаим при первом же удобном случае и воспользуется.
Так надежнее.
Трудно объяснить что-то тому, кто ничего не понимает. Ну вот совсем ничего. Но насколько же труднее это становится, если объяснять приходится то, что ты и сам не очень-то понимаешь.
Особенно если тебя считают старшим и опытным, доверчиво заглядывают в глаза и ждут немедленного ответа на все вопросы. И очень хочется… нет, не соврать даже, а просто чуть исказить информацию, сделать вид, что ты на самом деле такой, каким тебя считают, умный и опытный, что понимаешь все и обо всем. Это ведь даже по сути враньем не будет, ты ведь и на самом деле опытнее… и знаешь больше… Но если Дэн чему и научился от команды «Космического Мозгоеда», так это тому, что так делать нельзя. Даже с чужими, даже с теми, кто тебе неприятен. А уж с теми, кто тебе доверяет — тем более. Просто нельзя, и все. Как бы ни хотелось.
— Я не знаю, Ланс. Я правда не знаю. Могу только предполагать.
— ???
И как прикажете выполнять докторское предписание и заставлять самого крупного из корабельных «котиков» больше разговаривать, если у него такая выразительная мимика, что всем всё и без слов понятно?
— Защита своих самок и своего потомства характерна для любых высокоорганизованных живых существ. В том числе и для высших приматов. Основной инстинкт. Корневая биологическая прошивка, обеспечивающая конкурентоспособность и выживание вида. Мужчина не может рожать, он расходный материал эволюции. Самки и детеныши более ценны, базовый инстинкт продолжения рода. Логично?
— …
— Ланс, не надо так многозначительно молчать. Я все равно это делаю лучше. Если не согласен — аргументируй. И, пожалуйста, вслух, будь так любезен.
— Репликаторы.
— Хм… Твоя убедительность уступает разве что твоей лаконичности. Это была шутка, если ты не понял.
— Я понял.
Очень хотелось сказать: «А я вот нет!» — и не уточнять, что это тоже шутка. Потому что, наверное, шутки в этом было бы менее пятидесяти одного процента. Вместо этого Дэн повторил:
— Я не знаю. Правда не знаю, Ланс.
— А когда узнаешь — объяснишь?
Дэн невесело усмехнулся:
— Куда я денусь!
Успокоенный Ланс вернулся к своему рисунку. Все-таки он действительно мелкий, ему и в голову не приходит, что Дэн может чего-то так и не узнать. Просто потому, что люди слишком сложные.
Каждый раз, когда Дэну начинало казаться, что он их понимает и теперь уже может точно предсказать поведение того или иного человека в той или иной ситуации, случалось что-то новое, и вся предыдущая логика летела в черную дыру. И накатывало ощущение полной беспомощности, гоня в кровь волны мелатонина. И даже в том не разобраться, что срабатывало чьим спусковым крючком: то ли понимание, что опять ничего не понимаешь, запускало выработку гормона депрессии, то ли наоборот.
Радовало во всем этом только одно: когда ты киборг, нет никакой необходимости маяться биохимической дурью, какого бы рода эта дурь ни была. Процессор легко нормализует гормональный баланс, блокируя выделение всего ненужного. А в категорию ненужного попадает все, что вызывает слишком сильные реакции рецепторов, тем самым снижая функциональность системы, и не так уж и важно, положительные или отрицательные эти реакции. Или, если выражаться терминами, которыми оперируют люди, приятные они или не так чтобы очень. Вот как сейчас, к примеру. Что там у нас? Страх, злость, подавленность из-за боязни не понять, не справиться, подвести? Значит, блокируем выбросы адреналина, вазопрессина, мелатонина и усиливаем работу почек и печени, чтобы побыстрее вычистить уже поступившее в кровь. И все снова в норме и под контролем. Система готова к продуктивной работе.
Стоп.
А что, если проблема именно в этом? В стремлении все и всегда держать под жестким контролем, и в первую очередь самого себя?
Дэн моргнул — совсем как Ланс недавно. Не глядя протянул левую руку за банкой сгущенки (полупустой уже, и когда успел?). Глюкоза помогает думать. Удовлетворение сосательного рефлекса расслабляет и успокаивает… ну и просто вкусно. Позитивная информация…
Дэн повертел ложку в пальцах, не давая густой белой массе сформировать каплю и разглядывая ее с новым и несколько даже хищным интересом. Вкусно. Просто вкусно. Позитивная информация от рецепторов, слишком незначительная для того, чтобы процессор счел вызванные ею небольшие нарушения работы желез внутренней секреции требующими коррекции и возврата к оптимальным значениям. И достаточно приятная для того, чтобы навигатору не пришло в голову нивелировать эти минимальные нарушения сознательно. Маленькое доступное удовольствие. Маленькое, поэтому и доступное. Так? Были ведь и другие, с другим результатом.
Например, когда Полина, дурачась, расчесывала ему волосы или заплетала их в косички-ушки «под корабельную белочку», поступающая от рецепторов информация тоже была позитивной. Хотя немного иного характера и куда более сильной. Было… приятно. Хотелось жмуриться, мурлыкать и улыбаться. Хотелось замереть в кресле, закрыть глаза и ни о чем не думать, вообще ни о чем, просто наслаждаться происходящим, впитывать и запоминать, может быть, даже записывать, чтобы когда-нибудь потом прокрутить еще раз. Хотелось отключить все остальные внешние рецепторы и сосредоточиться только на этих ощущениях.
Неуместное и даже опасное желание, вызванное избытком серотонина в крови. Рекомендовано: устранить. Приступить к устранению? Да/Нет. Да.
И Дэн устранял. С небольшим запаздыванием — серотонин в малых дозах очень даже полезен, облегчает двигательную активность, снижает чувствительность к боли, способствует лучшей свертываемости крови благодаря повышению функциональной активности тромбоцитов и их склонности к агрегации. Ну и та самая позитивная информация от рецепторов, хотя она, конечно же, не главное. Так что небольшое запаздывание с блокировкой выработки как самого серотонина, так и производного-триптофана вполне допустима.
Рыжие брови чуть дрогнули — Дэн с огромной скоростью прокручивал и анализировал сохраненную информации. Всегда и все под контролем, и собственный гормональный баланс в первую очередь. А как же иначе? Ведь в этом его основная функция: быть в ежесекундной боевой готовности; а о какой готовности может идти речь, если он перестанет себя контролировать?
Но ведь люди же как-то справляются.
Нельзя играть в шахматы по правилам покера. Невозможно понять человека, если ведешь себя как киборг.
Дэн нахмурился. Побарабанил пальцами по краю терминала, краем процессора отслеживая, как улучшается настроение по мере выгорания и фильтрации гормонов депрессии и стресса. Научиться понимать людей необходимо, а значит, иного выхода просто нет. Что ж, тогда и переживать об этом нерационально, надо — будет сделано. Какие проблемы. Но не сейчас. И не сейчас… и… а нет, вот как раз сейчас уже вполне можно. Кровь чистая, как до выброса.
Дэн сунул в рот полную ложку сгущенки, покатал ее на языке, жмурясь и смакуя. Хрустнул чипсом. И на этот раз не стал ничего блокировать, даже когда показатели превысили границу оптимума.
***
— Не расстраивайся! — Николас догнал Элли на полпути к Зарянке и сперва хотел утешительно приобнять за плечи, но благоразумно не рискнул. Пошел рядом. — Просто Плешивый считает, что женщина в экипаже к беде, суеверие такое, старое, сейчас мало кто придерживается. Но Плешивый верит. У тебя ни при каком раскладе не было бы шансов, не любит он вашу сестру, вот и все.
— Заметно. И взаимно. — Элли замедлила шаг до прогулочного, длинно выдохнула, выгоняя из груди не столько воздух, сколько клокотавшую там ярость. Николас не виноват, он даже и не видел ничего, вернулся, когда все уже кончилось. Да и Плешивый тоже, по сути, не очень-то и виноват, просто еще одна жертва махровых провинциальных суеверий. Женщина в экипаже — к беде. Ну да. Вдали от цивилизации и не такой бред становится вполне себе нормой жизни.
А казалось — так удачно все складывается!
Сегодня утром в Зарянке приземлился корабль — Элли его посадку услышала из города и сорвалась немедленно, звонок Николаса застал ее уже в таксофлайере на полпути к космопорту. Правда, новости охранник сообщил скорее огорчительные: корабль был вовсе не «Маленькой лошадкой», а довольно крупным и побитым жизнью рудовозом с пафосным названием «Стартрек». И хотя направлялся он вроде бы как раз в нужную сторону (и даже с заходом на Землю, куда должен был доставить часть груза), Николас сразу предупредил, что это не вариант: капитан «Стартрека», Сэм Бакстон по прозванию Плешивый Сэм, пассажиров на свое корыто не берет принципиально. Были, мол, у него уже неприятности.
Элли, конечно, огорчилась, но не так чтобы очень — в конце концов, прилет «Маленькой лошадки» ожидался со дня на день, диспетчерша сделала завивку и выщипала брови, что, как утверждал Николас, было вернейшей приметой. А пока можно было просто посидеть в «Отдохни!», раз уж все равно сюда выбралась.
Как оказалось, Плешивый Сэм тоже засел в баре. И не просто так засел, а за угловым столиком, обычно пустовавшим, даже когда бар был переполнен — как еще в первый приход сюда объяснил Николас, за этот столик садились лишь капитаны. И лишь тогда, когда собирались кого-то нанять.
Сэму требовался охранник.
Не на Ньюризани и не самому ему, конечно — зачем мирному капитану мирного грузовоза охрана в этой мирной провинции? А вот в дальнем космосе, говорят, до сих пор пошаливают кое-какие недобитые пташки, так что полудюжина крепких парней любому мирному торговцу очень даже пригодится. И если двое из них в пьяной драке вывели друг друга из строя как минимум на пару недель (крепко повздорили ребята, да и сами не водой разведенные), то это их проблемы. Капитан не собирается ждать их выздоровления, он новых охранников наймет.
Элли восприняла это как данный судьбою шанс. В конце концов, она несколько лет была личным телохранителем адмирала Нейсмита, и если кто-то считал, что попала она туда исключительно за иные таланты, то он не знал ни Элли, ни маленького адмирала. А уж с охраной грузовика точно справится, нет вопросов.
Николас был против, и Элли не стала ему перечить. Дождалась, когда он выйдет отлить, подошла к угловому столику и заказала сидящему за ним плюгавому мужичонке две кружки пива: именно таковым был здешний ритуал найма на работу. Что ж, в каждой подсобке свои тараканы, на чужой корабль со своим движком не лезут.
Она была готова, что за место придется побороться, что возьмут ее не сразу, что для начала ей в лицо, скорее всего, вообще рассмеются (что, собственно, и произошло, как только она объяснила выпучившему глаза плюгашу, что это не ошибка, и наниматься она намерена не в медотсоски и не в секретутки, нет, это вовсе не так, да, именно в охранники, нет, она не сумасшедшая и не больная, и не издевается, и луны с неба тоже не хочет). Она была готова и к волне ярости потом (тоже было, с воплями и брызганьем слюной, да и от кружки пришлось уворачиваться, старательно сохраняя на лице милую улыбку). Она была готова, что ее будут проверять — а как же без этого? Да она первая бы не стала уважать капитана, который нанимает охранника, не проверив его в деле. Она была готова и к тому, что проверка окажется нечестной — тоже логично, она здесь чужая, к таким всегда придираются больше. Так что четверо на одного (то есть на одну) — это нормально и логично. И даже почти привычно, после вчерашнего-то.
А вот к чему она не была готова — так это к тому, что ее все равно не возьмут. Даже после того, как она показательно по шесть или семь раз шмякнет о деревянный пол всех четверых оставшихся у Сэма охранников, сначала в розницу, а потом и оптом, а под конец так и вовсе уложит их красивым штабелем у стеночки, сковав по рукам и ногам их собственными же ремнями попарно. Когда Элли, торжествующая и улыбающаяся, обернулась к капитану «Стартрека», она сразу все поняла по его закаменевшему лицу и глазам, ставшим вдруг мутно-белыми, словно у вареного тритона. Поняла сразу, а вот поверила лишь через секунду-другую, слишком уж это было… неправильно, что ли.
— Уходи, — сказал Плешивый Сэм очень тихо, Элли пришлось напрячься, чтобы расслышать. — Уходи. Я тебя все равно не возьму. Даже если у меня перебьют всех охранников. Даже если ты будешь последнем человеком в этом городе. Все равно. Уходи.
И ей не осталось ничего, кроме как уйти. Потому что альтернативой могла оказаться (да что там — обязательно бы оказалась, к аналитикам не ходи!) драка со всеми посетителями, а их в баре было на редкость много, чуть ли не два десятка. И все не прочь поразмяться. Протяни она еще минуту-другую, и к двери точно пришлось бы пробиваться с боем. И так чуть было не пришлось, когда сидевший на высоком барном стуле (вернее, подпиравший им собственную задницу посерединке) рыжий верзила сполз со своего насеста и пошел было на перехват, предвкушающе скалясь щербатым ртом. Элли оскалилась ответно, но верзилу остановил его сосед, вертлявый и темноволосый, вчерашний пятый спарринг-партнер. Элли узнала его сразу, как только вошла в бар, и даже кивнула, но он то ли предпочел сделать вид, что не заметил, и проигнорировать, то ли действительно не увидел. Теперь же он схватил здоровяка за рукав и резко дернул назад, яростно прошипев:
— Не смей! Ты что, не видишь, она же…
Последнего слова транслятор не перевел, толерантно пискнув. Но было оно, похоже, не очень цензурным, ибо здоровяк вмиг поскучнел, потерял интерес к Элли и взгромоздился обратно на высокий табурет, сделав вид, что слезал просто размять ноги. Больше никто остановить Элли не пытался, ни в баре, ни на улице — хотя там и стояли несколько человек, увлеченные процессом курения по самое не могу. Настолько, что даже и совсем не заметили Элли, когда та прошла мимо них, чуть ли не задев плечом крайнего. Ну да, конечно, ведь пялиться в землю намного интереснее.
Интересно все-таки, что это было за ругательство, которым обозвал ее дружок рыжего верзилы? Короткое такое, похожее на ТЕКС…
Первая ночь на борту «Космического Мозгоеда», который к общей радости команды наконец-то вернули с профилактики, обернулась для Дэна двумя неожиданностями. Для начала он проснулся в три часа шестнадцать минут, чувствуя себя совершенно выспавшимся, несмотря на то, что вчера команда, возбужденная возвращением из пусть и комфортабельной, но все же чужой гостиницы в родные каюты, разошлась только около полуночи.
Сна не было ни в одном глазу. Похоже, молодой здоровый организм, измученный почти двухнедельным вынужденным отдыхом, воспринял обратное переселение как возвращение и к любимой работе. И поспешил принять меры, чтобы Дэн мог приступить к этой работе незамедлительно. Чувствовал себя навигатор бодрым. Никакой сонной одури, сопровождавшей вынужденный переход к трехчасовому сну (вполне достаточному для киборга, но не слишком приятному для человеческой составляющей) не наблюдалось. И, поворочавшись без всякого толку восемь с половиной минут, Дэн философски рассудил, что точно так же может прободрствовать остаток ночи и в навигаторском кресле за внесением правок в маршрут, который трещал по швам из-за вынужденной задержки на этой Новой Юрюзани. Не зря она так не нравилась навигатору с самого начала! Интересно, и что в двигателе «Мозгоеда» могло сломаться так серьезно, что Михалычу потребовалась посторонняя помощь? Впрочем, справились, и хорошо, скорей бы местные дали окончательное разрешение на отлет — и можно будет совсем успокоиться.
Вторая неожиданность подстерегала Дэна в коридоре, где он чуть было не споткнулся о Ланса, который спал на полу у двери каюты Теда. Ланс, конечно же, сразу проснулся и принял сидячее положение, прижимая к груди подушку. На навигатора уставились четыре сонных глаза — Сеня, пристроившийся у Ланса под боком, тоже проснулся и заурчал, сонно щурясь, словно включился маленький моторчик.
— Опять кошмары? — спросил Дэн тихо и обеспокоенно. Жуткие сны-воспоминания из прошлого мучили корабельного «котика» довольно долго, и тогда он выбирался из своей каюты и устраивался спать в коридоре, под дверью каюты Теда, откуда лучше всего мог слышать дыхание спящих людей (тонкие переборки киборгу особо не мешали) и ощущать, что держит под контролем ситуацию, если вдруг что-то случится. Это его успокаивало. Но постепенно кошмары сошли на нет и за последние полгода вроде бы не повторялись ни разу.
Вот и сейчас Ланс отрицательно мотнул головой. Но спокойным он вовсе не выглядел, и Дэн решил разобраться — все равно делать особо нечего.
— Тогда в чем дело?
Вместо ответа Ланс быстро вздохнул, пошарил рукой у плинтуса и протянул навигатору небольшой продолговатый цилиндр. «Гонивопль» — прочел Дэн, активировав ночное зрение, «Смертная тишь, услади своя слух изоляция до край, печаль конечность». Для своего размера цилиндр оказался неожиданно легким. Пустым.
Оно и понятно — пилот, которому надоели вечные подшучивания друзей над его храпом (ну и не только), еще днем нанес слой звукоизолирующей пенки на стены и дверь своей каюты. Дэн осмотрел баллончик со всех сторон. Словно надеялся обнаружить на нем разгадку. Перевел вопросительный взгляд на Ланса.
— Девушка, — сказал Ланс так, словно одно это слово должно было объяснить навигатору все от начала и до конца. И замолчал.
Дэн вздохнул, виновато вспомнил про Вениамина Игнатьевича. И все-таки бросил Лансу по киберсвязи запрос коннекта.
«Что случилось?»
«Девушка. Тед привел. Тед правильный человек? Не бракованный?»
«Конечно, правильный. Не переживай».
«Хорошо. Значит, она не умрет?»
Дэн поперхнулся. Спросил осторожно:
«А… должна?»
«Надеюсь, что нет. Тед правильный человек. Хороший».
Общаясь по киберсвязи, невозможно искажать информацию, но у Дэна все больше складывалось странноватое впечатление, что они с Лансом говорят на разных языках. И тут Ланс как раз добавил, улыбнувшись кривовато, но удовлетворенно:
«Я подготовил регенерационную камеру. Я умею. Успеем откачать».
«Ты это о чем?»
Неприятное ощущение усиливалось. Показалось — или улыбка Ланса действительно стала жесткой?
«Я работал в клубе. В особом клубе. Два года. Я знаю, что мужчины делают с девушками там, где их никто не услышит. Тед хороший. Не бракованный. Он не будет доводить до необратимых разрушений. Мы успеем. Наверное…»
Дэн со свистом выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.
«Ланс, послушай… не все люди приводят девушек затем, чтобы убить».
«Да. Я знаю. Только те, которые делают звукоизоляцию. В клубе была особая комната…»
Дэн запрокинул голову, уставившись в потолок. Сказал негромко, ни к кому не обращаясь:
— Бедный Тед. Бедный, бедный, бедный Тед… Я ведь, наверное, был таким же… ну, почти.
Вздыхать он не стал — зачем? Гипервентиляция легких вряд ли поможет в данном случае, кровь кислородом и так насыщена. Буркнул, теперь уже адресуясь к Лансу:
— Пошли-ка в пультогостиную. Там вроде бы еще оставалось пиво.
«Зачем?» — спросил Ланс по-прежнему по киберсвязи. Дэн подумал. Еще раз вспомнил Теда. И все-таки вздохнул.
— Затем, что на трезвую голову лекцию о половом воспитании киборгов я точно не потяну.
***
Переступая босыми ногами на холодном кафеле ванной комнаты, Элли придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале над раковиной и улыбалась. Раковина тоже была холодной, а на нее пришлось чуть ли не лечь голым животом, чтобы рассмотреть поближе нанесенный стриженым красавчиком урон — самый сильный и надо же как неудачно, налицо, можно сказать! Вернее, на лице. А с другой стороны, оно и хорошо, что именно на лице, здесь никто и слыхом не слыхивал о голопроекциях, обходились по старинке зеркалами и только зеркалами. Дикость, конечно — а как в зеркале, допустим, рассмотреть свой затылок? Или спину? Выворачиваться, что ли? Неудобно же! Хорошо, что стриженый бугай зацепил Элли не по затылку, а то бы только на ощупь пришлось. Нет, что ни говори, а отсутствие голопроекций — дикость махровая. Но сегодня Элли была готова простить местной глуши и куда более неприятные проявления дикости.
Сегодня Элли была почти счастлива. Ну, насколько вообще можно быть счастливой, когда ты командир. Но при этом находишься черт знает где и вдалеке от своих ребят, совсем одна. Причем не на задании даже — задание другие выполняют, и ты из своего далека никак не можешь повлиять на это выполнение. То самое задание, между прочим, которое ты вообще-то собиралась довести до благополучного завершения своими собственными руками. И за которое вообще-то отвечаешь головой.
Ладно. Забыли пока об этом. Нет ничего глупее, чем переживать о вещах, и событиях, которые ты не можешь изменить. Лучше порадоваться мелким приятностям, а ссадина на полскулы и пара-другая синяков — не такая уж и большая плата за полученное удовольствие.
Сегодня Элли удалось найти очень хороший спортзал и приличных спарринг-партнеров, это ли не повод для радости? Действительно вполне себе тренажерка, а не те танцевальные классы и гламурные фитнес-центры, что рекомендовали ей все подряд, словно сговорившись! Ага, те самые, в которых скучающие домохозяйки воображали, что занимаются йогой, а тетки поперек себя шире безуспешно пытались влезть в обруч. Полноценных симуляторов с автоматическим расчетом оптимальной нагрузки здесь, конечно же, не было, Элли и не рассчитывала, уж настолько-то наивной она не была. Но чтобы в городе, полном здоровых деятельных людей, которым по полгода некуда спускать избыточную энергию, и не было бы места, где можно постучать кулаками не только по столу? Нет, в такую чушь Элли поверить не могла.
Она обошла не меньше дюжины разных курятников, прикидывающихся гимнастическими залами, прежде чем поняла, что тут как с поисковой системой — главный секрет в правильной формулировке запроса. Местным просто и в голову не приходит, что ей нужно нечто, отличное от дамского клуба, куда жены и дочери местных работяг приходят поперемывать кости приятельницам и выгулять свою новую спортивную сумочку. Понятия «женщина» и «хорошенько постучать кулаками» в этой вселенной не состыковываются. Значит что? Значит, надо спрашивать иначе. Искать хороший спортивный клуб не для себя, а для, допустим, брата.
Элли оказалась абсолютно права — по такому запросу в местный аналог глобалсети (веснушчатый, курносый, лопоухий и с дыркой на месте переднего верхнего резца) клуб отыскался сразу же. Назывался он «Свиное рыло» и снаружи выглядел непрезентабельно. Да что там! Снаружи он вообще никак не выглядел, ибо располагался в подвале обычного жилого дома и ничем себя не рекламировал; если бы не точные указания малолетнего шкета, под какой настенной похабщиной куда сворачивать, Элли бы в жизни не нашла эту затерянную в глубине какого-то дворика прелесть. Вместо вывески над дверью подъезда красовался деревянный кружок с двумя дырками. Точно такой же стилизованный пятачок, только нарисованный, украшал и стенку внутри перед ведущей вниз лестницей, рядом с ним была намалевана стрелка. Тоже вниз, как раз параллельно ступенькам. Доходчиво, что тут скажешь.
Спускаясь по лестнице, Элли втянула носом знакомые запахи старой кожи, влажного железа, старого дерева, резины, пота, поролона и чего-то неуловимого, присущего только настоящим тренажеркам, — и улыбнулась, понимая, что попала по адресу. Да, здесь не было симулятора и даже киберспарринга не было, и агрегаты оказались, конечно же, устаревшими, но все нормальные тренажеры в основе своей похожи друг на друга, разница только в дизайне. А кому он нужен, этот дизайн?!
На входе приятности продолжились: вместо живого администратора с их вечной назойливой и забирающей кучу времени предупредительностью стоял турникет с монетоприемником. Закинуть монетку в щель — трехсекундное дело, а цена за час такая, что Элли оплатила сутки, только чтобы не возиться со сдачей. Взамен монетки автомат выдал пакет с одноразовыми мылом-шампунем-полотенцем и ключ-карту от шкафчика.
Раздевалка при зальчике была одна, и в данный момент она пустовала, хотя из зала доносились многообещающие ритмичные удары. Улыбка Элли стала чуть шире и злорадней при мысли о том, как чопорные местные представители сильного пола будут негодовать по поводу столь грубого вторжения женщины на их территорию. А сами виноваты, сексистов надо наказывать, пусть смущаются и переживают неловкие моменты из-за своих драных семейных трусов, самой Элли в этом плане стыдиться нечего.
Их было пятеро. Четверо — той самой русоволосой, мощноплечей и несколько тяжеловесной породы, что и большинство местных; пятый — темненький, помельче и пошустрее. Когда Элли независимым быстрым шагом вошла в зал, они перестали пинать макивару и тягать блины, сгрудились в углу и уставились на нее во все глаза. Ну и как тут было слегка не повыделываться? Хотя бы самую малость…
…Элли осторожно прощупала пальцами края глубокой ссадины от виска до подбородка. Нет, пожалуй, ничего особо серьезного, повреждение поверхностное, ушиб несильный. Вот и бинт пригодится, а то ребята вечно подтрунивали, что она забивает аптечку всем нужным и ненужным. Кто бы мог подумать, что тот стриженый увалень умудрится так высоко выбросить ногу, да еще с такой силой! Хорошая растяжка у мужика, все-таки жаль, что пришлось так быстро свернуть перспективное знакомство. И с дверью неудобно получилось…
Выдавив из тюбика длинную колбаску жидкого бинта, Элли аккуратно втерла его в ссадину, стараясь не морщиться и только дышать поглубже. Первые минуты — самые паршивые, больно так, словно на рану плеснули серной кислотой или уголечками присыпали, даже слезы из глаз. Но морщиться нельзя, иначе бинт застынет складками и регенерация под ним пойдет неравномерно. Ничего. Это ненадолго. Сейчас отпустит… уже отпускает.
Элли осторожно вытерла тыльной стороной ладони глаза и смыла струей прохладной воды остатки уже подзастывшего бинта с пальцев. Вертя головой перед зеркалом и скашивая глаза, придирчиво рассмотрела со всех сторон мордашку своего отражения, словно чужую. А ничего так! Симпотная. Бинт был качественный, косметический, мимикрирующий под оттенок кожи. И сразу же начал регенерацию и устранение отека, резь и жжение под ним прекратились. Сменившись прохладным зудом. И выглядит отлично. Если не присматриваться вплотную, чуть ли не носом утыкаясь, то разницы между левой и правой половинами лица вообще не видно. Вот и хорошо, нечего адмиралу свободного флота дендарийских наемников разгуливать по чужому городу с побитой мордой.
А хороши все же были ребята. Излишне деликатные и осторожные, конечно, как и все они в этой клятой Зарянке, но тут, похоже, ничего не поделаешь, местный менталитет. Домостроевское отношение к женщине как к изначально существу увечному и не способному самой о себе позаботиться. Глупость, конечно, но провинция, чтоб ее! Эти ребята для местных еще ничего, продвинутые, можно сказать. Николас вон вообще счел ее слова удачной шуткой и долго ржал, а они сами предложили. Приятно вспомнить. И командой работать умеют, штатно подключились, когда поняли, что один на один скучновато выходит. И работали слаженно, видно, что не впервой: сразу всем скопом в бой не бросались, «крутили мельницу» — один постоянно атакует, отвлекая на себя внимание и вынуждая раскрываться, двое караулят удобный момент на подхвате, двое отдыхают, готовясь сменить атакующего, когда тот устанет. Ну да, могли бы, конечно, двигаться пошустрее и не бить в четверть силы, черт бы побрал эту их деликатность… А с другой стороны, лучшее — враг хорошего, и так неплохо развлеклась, давно не получала такого удовольствия от спарринга. Особенно когда тот, что с перебитым носом, взялся за нож, резко повысив уровень сложности, это он молодец, здорово придумал.
Интересно, и чего это они под конец словно взбесились? Все же так хорошо шло. Наверное, бетанский транслятор опять с переводом что-то напутал — самой Элли вон тоже перевел поначалу совсем не то, что эти ребята в виду имели. Наверное, на местном диалекте слова «спарринг» и «секс» звучат похоже, вот он и сбился. И, если судить по интонации и мрачным рожам славной пятерки, это должен был быть жесткий БДСМ. Правда, когда заинтригованная Элли попыталась уточнить, с кем именно из них и что ей предстоит проделать, реакция оказалась такой бурной и негодующей, что все стало понятно и без дальнейших объяснений, тем более что девять десятых из них транслятор переводить отказался. Пришлось объясняться вручную.
Самым доходчивым оказался тот стриженый бугай, который не стал пытаться что-либо донести до Элли словами, а решил показать на пальцах. Вернее — на кулаках. И деликатно наметил в отношении адмиральской челюсти хук слева. Именно что наметил, очень медленно и осторожно, от такого показательно неспешного удара увернулся бы и ребенок. Элли восхитилась его понятливости и галантности, и сама не стала тратить более времени на беседы. А потом подключились и остальные. Под конец, правда, немножечко увлеклись. Тоже, очевидно, соскучились по хорошему спаррингу.
…Элли вытерла руки, бросила полотенце в корзину с грязным бельем и как была, в одних трусах, протопала к разобранной кровати. И пусть сегодня «Маленькая лошадка» так и не прилетела, но денек все равно удался на славу. Надо будет на днях снова сходить в тот зал. Заодно за дверь и зеркало заплатить.
И найти наконец место, где можно пострелять…
Элли бесилась, пиная подворачивающиеся под ботинки камушки и смятые жестянки из-под пива (надо же, тут даже пиво пьют! И, наверное, есть урны, мимо которых все промахиваются! А вместо киберуборщиков, наверное, люди, как в исторических лентах, в белых фартуках и с большими медными бейджами, и еще с такими штуками в руках, которые почему-то сразу напоминают о сказках). Бесилась, бродя по улочкам (сколько их тут? Неужели больше десятка? Подумать только!). Бесилась, глядя на светофоры (целых два? Ну надо же! Прям таки центр цивилизованного мира!). Бесилась, разглядывая аляповатые витрины, тусклые пыльные стекла, обшарпанные стены с отваливающейся штукатуркой (ну надо же какой провинциальный пафос и верность традициям в ущерб здравому смыслу! Ведь даже ребенку понятно, что вспененный пластик намного дешевле, гигиеничнее и тепло лучше держит, да и на вид куда привлекательнее, но все-таки главное — намного дешевле, так зачем же вот так выделываться?).
Бесило Элли и то, что совершенно незнакомые мужчины (иногда очень даже и симпатичные) относятся к ней так, словно она фарфоровая или стеклянная — торопятся открыть перед ней дверь, поддержать за локоток, помочь перейти совершенно пустую улицу, подвинуть или наоборот отодвинуть стул в чертовой безалкогольной кафешке, куда она зашла уже просто от отчаянья — чтобы ей, не дай бог, не пришлось самой напрягаться. А когда Элли таки от нечего делать дождалась рейсового автобуса (и полутора часов не прошло!), то обнаружила, что в нем ей еще и место уступают. И то, что точно так же местные самцы реагировали и на вошедшую вместе с Элли престарелую матрону с двумя кошелками, Элли почему-то совсем не утешило.
Складывалось странное впечатление, что ее здесь не считают за полноценного человека.
Но больше всего Элли бесила она сама. Ну ведь обещала же себе, еще вчера обещала, что ни за что не пойдет в тот припортовый бар, пока не прилетит «Маленькая лошадка» или хотя бы какой-нибудь другой корабль. А побежала, теряя тапки, стоило только Николасу позвонить. Хотя он сразу сказал, что кораблей пока еще не было, но просто сегодня у него укороченная смена, так, может?.. Ну вот, собственно, и может. Хоть пива выпить нормально, без этих идиотских укоризненных взглядов и горестных вздохов со стороны совершенно незнакомых людей.
Потому что по неписаным правилам местного этикета приличная девушка, оказывается, в баре пива не пьет. Приличная девушка, оказывается, вообще не может заходить в бар, во всяком случае — одна. А если заходит, то, значит, она неприличная. Ну или ее за таковую могут принять.
— Я вижу, вы нездешняя, — по-отечески доверительно пробасил Элли хозяин «Рака и щуки», плечистый здоровяк с пивным брюхом и детскими голубыми глазками на кирпичеобразном лице с неоднократно перебитым носом. — Обычаев наших не знаете, у вас-то, наверное, все по-другому. А у нас-то нравы простые, могут и не понять. Ну, вы меня понимаете? Могут подумать чего не того, пристать там или еще чего ненароком. Не со зла, вы не подумайте, ребята у нас добрые, просто от непонимания.
Элли, которая вообще-то и зашла в «Рака и щуку» (единственный бар, на дверях которого не висела таблица «закрыто», одуреть можно!) только в надежде, что к ней наконец-то кто-то пристанет (хоть какое-то, да развлечение), подавила рвущийся из груди вопль ярости, вежливо поблагодарила и вышла. Глупо даже пытаться объявлять кровавый джихад местным суевериям, тем более что она не собирается здесь укореняться. Но теперь ей хотя бы стало понятно, почему подсевший к ней было парень моментально растерял весь изначальный интерес и свалил, перебросившись с толстым барменом буквально парой слов. Еще и извинился, гаденыш!
Провинция.
Глухая махровая провинция со всеми ее провинциальными заморочками типа «тритон не рыба, женщина не человек». Хорошо хоть Николас позвонил, а то она чувствовала себя так, словно у нее вот-вот дым начнет валить из ушей.
Николас, так его звали, того охранника из космопорта. Вчера Элли не запомнила, сразу же выбросив из головы, но нельзя же называть просто «Эй!» того, с кем пьешь пиво уже второй день подряд? Неудобно как-то. Хорошо, его окликнули знакомые, курившие перед входом в «Отдохни!». Плохо, что пришлось остановиться и старательно растягивать губы в вежливой улыбочке, знакомясь с ними со всеми и тут же забывая называемые Николасом имена точно так же, как вчера она забыла его собственное.
— А это Мике, — сказал Николас, представляя ей последнего курильщика, худосочного парня лет двадцати пяти с кислой физиономией вечного неудачника. — Он пилот. Не в смысле там флайеров, а настоящий, на большом лайнере летал. Сейчас без работы, но это временно, он хороший пилот, просто не повезло, с каждым может…
Это было последней каплей. Если она не здешняя, то можно, значит, вдоволь поиздеваться, выставляя доверчивой дурочкой и втирая заведомую чушь?! Мике не мог быть пилотом — его мышиного цвета волосенки были стянуты на затылке в куцый жиденький хвостик, оставляя открытыми оба виска. И никаких следов пилотских имплантатов, без которых соединение с кораблем и управление им невозможно, на этих висках не наблюдалось.
— Вы пошутили — я посмеялась, — сказала Элли Николасу.
Вежливо так сказала, даже улыбаться не прекратила. И еще много чего собиралась добавить, по-прежнему улыбаясь, но уже вовсе не так вежливо. Но тут обиделся Мике, причем обиделся всерьез и чуть ли не до истерики, начал совать в лицо Элли какое-то удостоверение в синих корочках со звездой и кричать, что никому не позволит так себя оскорблять. Прочесть, что там написано, Элли не смогла бы при всем желании, бетанский транслятор-переводчик работал только в аудио-режиме, но голографическая печать выглядела чересчур солидно для обычного дурацкого розыгрыша. А тут как раз и один из курильщиков загудел примирительно в том смысле, что зачем, мол, так? Ну да, учился Мике на одни только тройки, но академию все ж таки закончил и диплом получил, и даже действительно какое-то время работал третьим пилотом на «Ласточке». А значит, пилотом считаться вполне может, зачем его обижать? Парню и так несладко.
Он еще что-то гудел в том же смысле, а Николас счел своим долгом вступиться за Элли, что, мол, если разобраться, никакой Мике не пилот, раз сейчас не летает, вот устроится снова на какой-нибудь корабль — тогда и будет об чем говорить. А Мике снова тряс своими корочками и кричал срывающимся фальцетиком, что он пилот и этого у него никто не отнимет.
Элли могла только моргать и беззвучно хватать ртом воздух, словно после удара под дых. До нее вдруг дошло, что два последних дня она думала совсем не о том, и отсутствие ионного душа и прочие мелкие бытовые неудобства — далеко не самое страшное.
Здесь глушь. Да. Дикая махровая провинциальная глушь. Здесь нет своей Иллирики. И Колонии Бета тоже нет. И нейрохирургических центров при этих их смешных космических типа академиях. Нет их и быть не может. Неоткуда им взяться, не те технологии. И отсюда логично и закономерно следовал вывод, до которого она и сама могла бы додуматься еще вчера, если бы хотя бы на минутку перестала злиться…
Здесь пилотов не прошивали!
Здесь их учили по старинке, на словах и примерах. Может быть, даже заставляя считывать информацию с бумажных носителей (дикость, да, но что здесь, скажите, не дикость?!). Здесь не могло быть и речи ни о каком единении пилота и корабля, ни о каком превращении их в единое целое, что только и позволяло совершать прыжки через ПВ-туннели со всей их пятимерной математикой, человеческий мозг просто не способен так быстро обрабатывать такое количество информации. Невозможно, да. Ну так они здесь и не прыгают через туннели, ограничиваясь крохотными скачочками через собственнокорабельно проковырянные микро-туннельчики (они их называли червоточинами). Пилотировать вручную — это все равно что бежать кросс со связанными ногами, а они тут именно так и пилотируют. Не видя и не слыша ничего за пределами жалких человеческих возможностей, не будучи способными заметить опасность и отреагировать вовремя. Как в древности. Наудачу, повезет — не повезет.
И одному такому полуслепому и полуглухому тормознутому калеке за штурвалом она вчера доверила жизни своих ребят и треклятого афонского посла…
Элли зажмурилась. Потом открыла глаза и дернула Николаса за рукав.
— Идем, — сказала она хрипло (голос слушался плохо), мотнув головой в сторону темного входа в бар. — Мне надо выпить. Только не пива. Виски у вас найдется?
***
— Хаим, ну что ты таки мнешься на пороге перезрелым яблоком, словно вот-вот пустишь из себя соки? Проходи и садись, не изображай сыновнюю почтительность, побереги кредит моего доверия. Только дверь затвори поплотнее, не хватало мине для полного удовольствия еще и этих жутких сквозняков посреди моего и без того не слишком крепкого здоровья.
У старого Ицхака, да будут его кредиторы вечно щедры и забывчивы, здоровье было кевларовое, но Хаим дверь за собой задвинул так старательно, словно от этого зависела его жизнь или даже — не приведи господи дожить до такого ужаса! — кошелек: плотно, до третьего щелчка. Закрытая до третьего щелчка дверь в рабочий кабинет скромного владельца полудюжины жалких лавчонок (да шоб ви знали за такой бизнес, это не бизнес, а слезы, шоб ни вам самому, ни вашим драгоценным внукам не иметь касательства до таких огорчений!) ребе Ицхака автоматически включала полное экранирование помещения и защиту от любых видов прослушивания. И младший племянник ребе Ицхака Хаим был из узкого круга тех, кто об этом знал.
Соблюдая этикет, по пути к креслу Хаим поджал куцый хвостик, поклонился дядюшке еще дважды, получил притворно-раздраженную отмашку когтями (ах, оставь эти глупости для напоказ, какие церемонии за между родственниками!), осторожно умостил свой тощий (ну, во всяком случае, по сравнению с дядюшкиным) мохнатый зад в кресле для посетителей и приготовился почтительно слушать. Что разговор предстоит серьезный, он уже понял, а памятуя о тайном поручении, коим старый Ицхак осчастливил племянника пять дней назад, таил скромную, но весьма обоснованную надежду, что догадывается и о сути предстоящей беседы. И он был уверен, что не ударит мордой в грязь — ну, во всяком случае, почти уверен. Настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело со старым, прожженным, отнюдь не шоаррским лисом по имени ребе Ицхак.
Легкая тень опасений оказалась не напрасной — старый авшур не был бы самим собой, если бы не заговорил совсем о другом.
— Что ты знаешь о Белом Драконе, Хаим? — спросил дядюшка почти ласково, расчесывая длинными когтями полуседую шерсть на груди. Морду почтенного старца кривила благодушная острозубая улыбка, маленькие черные глазки прятались под морщинистыми полуопущенными веками, словно хищные зверьки в дуплах столетнего дерева. — Ну же, порадуй бедного ребе Ицхака, достойный сын моей достойной младшей сестры и ее со всех сторон куда менее достойного третьего мужа, расскажи нам о Белом Драконе, чтобы твоему старому дядюшке самому не приходилось-таки утруждать свой бедный язык.
Хаим икнул, мигом теряя всю самоуверенность. Пять дней он тщательно и скрупулезно отслеживал все перемещения одного мелкого частного грузовика за последние два года, собирал слухи, факты, упоминания в средствах массовой информации и сети инфранета, изворачивался, правдами и неправдами вызнавая подробности сделок — и все это время не позволял даже мельчайшей крошке недоумения запутаться в складках атласного покрывала родственной почтительности. Раз дядя сказал, что это надо — значит, надо. Хаим центаврианской молью вгрызся в информационную глыбу, выколупывая из нее вкусные полезные крохи, и теперь если бы дядюшка разбудил его посреди ночи и спросил; «А вот скажи мне, Хаим, золотце и радость очей моих, где был этот разнесчастный «Космический Мозгоед», допустим, двадцать восьмого октября прошлого года?» — Хаим порадовал бы старого ребе Ицхака точным и подробным ответом, не задержавшись с оным ни на единую лишнюю секунду.
Но Белый Дракон…
— Хаим, золотце, не выворачивай мне свое лицо наизнанку, оно изнутри вовсе не такое красивое, как ты думаешь. — Ицхак тяжело вздохнул, правильно оценив молчание племянника, хотя тот и пытался всеми силами выдать оное за почтительный трепет. — Это же надо таки уметь себе представить, чем ты был так исключительно занят последние дни, что не нашел пары крохотных минуток, чтобы сложить два и два и посмотреть немножечко в сторону увеличения получаемого результата хотя бы до пяти?
На самом деле Ицхак вовсе не гневался, ибо не смог бы стать патриархом одного из двух самых могущественных авшурских тайных синдикатов, если бы не умел правильно оценивать сильные и слабые стороны своих подчиненных, пусть даже и родственников (а что ви мине говорите за родственников? Такие же авшуры, как и все прочие, только проблем от них таки на порядок больше для бедного старого ребе Ицхака). И своего младшего племянника он знал отлично — ну таки да, красиво говорить и быстро делать неожиданные, но верные выводы Хаиму не дано, ну и не надо требовать от мальчика лишнего, он не этим ценен. Зато лапки у мальчика цепкие, и это таки бывает временами куда важнее.
И потому Ицхак продолжил, для привлечения внимания наставительно подвигав длинным острым когтем перед самым носом почтительного племянника:
— Белый Дракон — это легенда, Хаим, легенда о самом важном для любого достойного представителя нашей расы, и не надо смотреть на меня так, словно ты налоговый инспектор, а я — неверно оформленная и не вовремя поданная декларация с отрицательным балансом. Может быть, ты мне хотя бы ответишь, что таки самое важное в бизнесе, Хаим?
— Выгода, — буркнул Хаим и затосковал. Говорить цветисто он никогда не умел, не то что его старший брат и любимчик Ицхака Ейна, вот тот мог и говорить, и уговаривать, он бы сумел продать даже шоаррцам песок их собственной пустыни. Потому и ходил в любимчиках уже который год. А говоривших мало и без ритуального акцента старый Ицхак не уважал, это все знают, ибо чтил традиции и не жаловал их нарушителей даже в домашних условиях, даже когда не слышит никто.
— Выгода — это цель, мой мальчик, а средства для ее достижения таки хороши любые. В том числе и Белый Дракон. Это легенда хумансов, Хаим, древняя и не такая уж глупая, как могло бы на подслеповатый глаз показаться такому бедному старому авшуру, как твой дядя. Хумансы верят, что Белый Дракон приносит удачу, всегда лишь удачу, мой мальчик, но не себе, а тем, кто с ним рядом, но какая нам посторонняя разница, в конце концов спросишь ты меня, до того, во что верят эти несчастные хумансы? Давай таки лучше обратим мысленный взор до предмета, куда более приятного на посозерцать. Ты старательный мальчик, Хаим, ты хорошо старался последние дни, так ответь мине за ради простого понимания: тебя таки совсем не удивило, как эти шлимазлы на ржавом драндулете, на коем даже твоя бабушка Софочка постыдилась бы летать до ближайшего магазина, умудряются каждый раз выныривать из выгребной ямы с платиновой ложкой в их смешных и совсем лишенных когтей лапах? Почему даже свои вроде бы неудачи им каждый раз удается обернуть исключительно к собственным выгоде и доходу? Не показалось ли тебе это подозрительным, Хаим? Не подумал ли ты: «И не в том ли тут зарыта собака, что у этих недостойных поцев есть на борту свой Белый Дракон? А если так — то почему этот со всех сторон достойный представитель приносящего удачу племени до сих пор не принадлежит клану моего дяди?».
Хаим судорожно прогнал перед мысленным взором декларации всех прошедших через трюм «Космического Мозгоеда» грузов, накладные на оборудование и на всякий случай состав команды (вплоть до двух неразумных домашних симбионтов, кои внушали наибольшее подозрение, но все же были отвергнуты по причине отсутствия крыльев), после чего счел нужным осторожно возразить:
— Но, дядя, у них на борту нет и никогда не было никакого дракона!
— И это сын моей драгоценной сестры, которая еще в юные годы отличалась умом и сообразительностью?! Хаим, позор моих седин, Белый Дракон — это красивая сказка, и я упомянул его только потому, что сотрудники одной весьма серьезной компании (и вот только не будем упоминать всуе, какой именно компании, ведь ты же, Хаим, уже и сам догадался) тоже слушали сказки, которые им в детстве читали их драгоценные матушки. Генетика, Хаим, великое дело, и если имеется кластер преданности — то почему бы не быть и кластеру удачливости? Так рассуждали те со всех сторон достойные сотрудники со всех сторон достойной компании, и кто мы такие, шобы оспаривать их мнительные компетенции? «Рыжие крылья Белого Дракона» — так те достойные люди назвали свой сверхсекретный проект, и только не спрашивай, Хаим, сколько мне стоило нервов и денег получить возможность глянуть на него хотя бы одним глазком. Рыжие крылья, Хаим, ты меня понимаешь? Рыжие.
Хаим понимал. Но всегда предпочитал уточнить:
— Рыжий у них на борту только один — навигатор, киборг, DEX-6, боевая модификация, имеет алькуявское гражданство, вроде бы подлинное. Его надо украсть?
Ицхак вздохнул.
— Твоя прямолинейность меня убивает, Хаим, но таки не будем без толку ходить близкими кругами мимо сути, словно стая пекинесов вокруг сенбернарихи. Да, Хаим. Его таки надо украсть. Если, конечно, не удастся просто уговорить.
— Но, дядя, — попытался воззвать Хаим если не к родственным чувствам, то хотя бы к голосу разума, — я не силен в переговорах с хумансами. И тем более в уговорах. Может быть, лучше все же послать Ейне?
— Хаим, мальчик мой, неужели ты считаешь себя умнее и прозорливее старого Ицхака? Не считаешь? И это таки похвальная мудрость в столь юные годы. Если бы можно было добиться нужного результата уговорами, я послал бы туда Ейну и был бы спокоен за успех нашего маленького семейного предприятия. Но я почти стопроцентно уверен, что там не будет работы для языка, там будет работа для рук и совсем немножечко для мозга. И потому для того, чтобы сохранить свое спокойствие, я посылаю тебя.
Проводив племянника, старый Ицхак еще некоторое время позанимался бумагами, а потом со спокойной душой покинул кабинет и отправился в спальню, где его давно уже ждала молодая жена. За успех рискованного чуточку незаконного (ну да, а шо прикажете делать?) предприятия он не волновался: Хаим не хватает звезд с неба, но только потому, что до них нельзя дотянуться ни одной из его цепких и умелых лап. Хаим справится, Ицхак был спокоен.
Его спокойствие сильно бы поколебалось, знай он, что приблизительно в это же время на совсем другой планете патриарх совсем другого семейного клана авшуров, уважаемый ребе Давид, вел беседу подобного свойства с пятеркой лучших боевиков своего клана. В отличие от Ицхака уважаемый Давид не считал зазорным в узком кругу говорить без использования цветистых ритуальных оборотов, а потому его речь была намного короче. Но ключевые слова «удача», «Космический Мозгоед», «похищение» и «киборг» в ней тоже присутствовали.
Трудно отказать, когда у тебя что-то просит тот, кто обычно никогда ничего не просит. Станислав вздохнул.
— Ну… бери. Если тебе это так нужно.
Добавлять: «Только будь осторожен с ним, это же все-таки не игрушка!» он не стал, чтобы уж совсем не уподобляться ворчливому старику. Дэн очень серьезно кивнул, словно соглашаясь не только с высказанным вслух, но и с подуманным.
— Нужно, Станислав Федотович. Очень. Спасибо.
Станислав проводил бесшумно скользнувших в заросли густого кустарника киборгов долгим взглядом. Нахмурился. Вздохнул еще раз. Интересно, играют ли боевые DEX’ы в войнушку? Не в войну, а именно в войнушку, как играл маленький Стасик с компанией сверстников, как играли все мальчишки и часть девчонок на Новом Бобруйске. Или участие в реальных боевых действиях напрочь отбивает тягу играть в подобное? Может быть, Дэн с Лансом сейчас играют в охрану, играют практически всерьез, с дотошным соблюдением малейших деталей — как умеют играть только киборги? В конце концов, они же оба еще совсем мальчишки…
Станислав еще минут пять думал о том, во что и как могут играть киборги, хватаясь за эту мысль, как за спасательный круг, чтобы не начать опять думать о другом — о том, о чем думать очень не хотелось. Чувствовал себя капитан паршиво: дожили! Врать собственной команде! Он никогда раньше не обманывал своих ребят, последнее это дело — врать своим. Но контракт в этом отношении однозначен и недвусмыслен — полнейшая секретность прописана в нем как основное и непреложное условие, и Станислав сам подписал, так что чего уж теперь. Отстоял единственное исключение для Михалыча, но тут уж даже заказчикам пришлось согласиться: невозможно втайне от механика установить довольно сложное оборудование в машинном отделении — и надеяться, что он не заметит.
Так что Михалыч сейчас единственный, кто занят хоть каким-то делом: следит, как альфиане это оборудование монтируют. А перед остальными капитану приходится притворяться, что это-де обычная профилактика, а мы пока отдохнем, давно в отпуске не были. А тут планета почти курортная, грех не воспользоваться. Даже купаться можно, если аккуратно, или вот на шашлычки выбраться.
— Станислав Федотович, а хотите печенья?
— Спасибо, Полина, не… Не откажусь.
— Вот, я вам уже на тарелочку положила, и чаю налила, как вы любите! — просияла девушка, и Станислав порадовался, что вовремя превратил в согласие первоначальную мысль отказаться. Печенья он не хотел, чаю тоже. Он вообще ничего не хотел — только побыстрее убраться с этой чертовой Новой Юрюзани и никогда больше о ней не вспоминать. Но этого счастья капитану никто предоставлять не собирался. Так пусть хоть девочка порадуется, она все утро эти печенья пекла, по какому-то фирменному рецепту тедовой мамы. А теперь вьется вокруг уже сервированного в тени огромного кряжистого дерева стола, красиво раскладывая выпечку по одноразовым тарелкам. Понятно, почему Ланс удрал — сразу догадался, что здесь будут кормить, и теперь собирается пересидеть этот ужас в кустах.
Станислав куснул печенье и запил его чаем, не почувствовав вкуса. Бдительно следящая за его реакцией Полина слегка приуныла. Теда накормить она и не пыталась — пилот стоял над мангалом насмерть, словно лернийский змей над кладкой, и рычал, что на этот раз никаким летающим блюдцам не позволит испортить намечающийся гастрономический праздник. И судя по мрачным подозрительным взглядам, которые он бросал на любого, пытавшегося подойти к мангалу ближе чем на три метра, к пособникам злокозненных центавриан он готов был причислить любого члена команды. Вениамин мирно посапывал в раскладном кресле, надвинув панамку на лицо, оба киборга подло сбежали (ну ладно бы еще только Ланс, но от Дэна такого коварства Полина не ожидала никак), больше кормить на опушке было некого.
Полина совсем было уж расстроилась, но тут заметила между корней гнездо мразянки болотной. Да не пустое, а с обитательницей, которая угрюмо сидела в нем (может быть, даже на кладке? Какая удача!), мрачно втянув маленькую лысую голову в чешуйчатые плечи и изо всех сил пытаясь притвориться камнем. Печенье и капитан были забыты, Полина начала медленно подкрадываться к мразянке, делая вид, что она интересуется чем угодно, кроме какого-то там гнезда, и что она вообще в упор этого гнезда не видит, а уж тем более не видит того, кто в нем сидит. Мразянка наблюдала за псевдо-хаотичными перемещениями зоолога со все возрастающим подозрением.
Станислав поставил тарелку с печеньями на колено, да так и забыл о ней. Снял фуражку (посторонних тут все равно нет), расстегнул верхнюю пуговицу кителя: для осени денек выдался довольно жарким. Прихваченный с корабля тент натянуть не удалось — потерялся один из штырей-держателей, и потому древесный исполин с густой и раскидистой кроной оказался весьма кстати. Хотя поиски штыря, ради которых перевернули весь багажник флайера, тоже на какое-то время отвлекли капитана от невеселых мыслей.
Мутный контракт, если уж на то пошло. Даже заказом и то не назвать — именно что контракт на испытание нового оборудования. Да и оборудование какое-то… мутное. Будь заказчиком кто другой — Станислав отказался бы не раздумывая. Но как отказать Аайде, перед которой он до сих пор чувствовал себя виноватым за ту взрывчатку, испорченную (в буквальном смысле растворившуюся) во время доблестной обороны командой «Космического Мозгоеда» пиратского склада от его бывших владельцев? Что бы там ни говорили другие, а Станислав твердо знал, что его репутация тогда была подмочена точно так же, как и принадлежащий Аайде груз, который он так и не смог довезти до пункта назначения.
К тому же альфиане (в отличие от своих зеленокожих соседей по системе) не относятся к любителям загребать жар (а также и шашлыки) чужими руками, лишь бы не запачкать собственные. Они щепетильно честны в делах, лучших партнеров, пожалуй, что и не найти во всей галактике. И если Аайда говорит, что именно команда «КМ» более всех прочих подходит в испытатели нового оборудования — значит, так оно и есть.
Вот только само это оборудование…
Нет, ну ведь полный же бред, — ловить торсионной воронкой удачу! Расскажи Станиславу кто нечто подобное еще месяц назад — пальцем бы у виска покрутил и выкинул из головы, как мусор. Ну ведь бред же, любому ясно. И однако… Альфиане не врут и не подставляют партнеров. Да и в технологиях ненамного отстали от зеленокожих любителей чужого шашлыка, хотя и идут иным путем. И если Аайда говорит…
Может, не такая уж и эфемерная штука эта самая удача? Может, ее действительно можно как-то измерить или даже к делу припахать не только при помощи уважения старых космофлотских суеверий? Да вот хотя бы того же Дэна взять — кто из знающих рыжего навигатора хотя бы понаслышке посмеет сказать, что нет у него этой самой удачи?
Кстати, о Дэне. Что-то давно ребят не видно, вон и шашлык уже почти готов. Даже Венька зашевелился, принюхиваясь, а эти все еще где-то по кустам в прятки играют.
Станислав подавил порыв сходить и проверить, что там да как — не стоит портить парням игру только потому, что у капитана плохое настроение и жажда если не деятельности, то хотя бы ее симуляции. Нет, если бы им действительно грозила опасность, Дэн вел бы себя не так, честно бы все рассказал и предупредил, не стал бы скрывать от команды… Не стал бы, да. Дэн не такой.
Настроение у капитана испортилось окончательно.
***
Элли рухнула на кровать, не зная, чего ей хочется больше — биться головой о металлическую спинку или ругаться грязно и матерно? Так и не решив, ограничилась нервным хихиканьем. Утешало одно — посла она все-таки отправила, и ребята сделают все от них зависящее, чтобы он вернулся на свой драгоценный Афон вовремя.
Больше ничего особо утешительного не было. И вроде как не предвиделось.
После отлета круизника Элли еще немножко пошаталась по крохотному зданию, лишь по какому-то недоразумению носившему гордое имя местного космопорта. Он и на вокзальчик-то не тянул — так, на будку станционного смотрителя с единственным шлюзом, у которого приличные пассажирские транспорты даже не притормаживают. Обошла крохотный зал ожидания, полюбовалась на сонных продавцов в двух жалких киосках и таких же сонных охранников. Продуктовый автомат не работал, и Элли прождала больше двадцати минут, пока спящая на ходу девица из припортовой кафешки принесет ей заказ. Не приготовит, не разогреет даже — просто достанет с нижней полки прозрачной витрины те две коробочки саморазогревающейся еды, в которые Элли нетерпеливо ткнула пальцем, и сунет их в бумажный пакет. Ах, да — еще и протянет этот пакет Элли. Конечно же, дико трудоемкое дело, никак не справиться менее чем за двадцать минут.
А еще Элли полюбовалась на два припаркованных на взлетной платформе корабля — и поняла, что один припаркован здесь, похоже, навечно. Да и второй оптимизма не внушал — мелкий челнок, пригодный лишь для внутрисистемных рейсов. Питер его видел и сказал, что дохлый номер, такие создавать червоточины не умеют и предназначены для ближних полетов.
Питер был абсолютно прав, когда говорил про разность скоростей, здесь даже флиртовали медленно: у Элли чуть лицевые мышцы не свело от длительного напряжения, прежде чем до одного из охранников дошло, что с ним, кажется, пытаются заигрывать.
Но это было бы еще полбеды. Худшее начиналось, стоило Элли завести разговор о деле. Вроде бы что в этом такого сложного — ответить, когда будет ближайший корабль к той же Веге. Допустим. Ладно, ладно, не к Веге, к ней только что был, а вряд ли в такой глуши регулярные транспорты ходят часто…
— Ну почему же? — возмутилась диспетчерша, заставив Элли скрипнуть зубами. — Этот вот, который только что улетел, он постоянно заходит, каждый год. Хотите приобрести билетик? Многие уже закупают, чтобы с гарантией.
И год торчать в этой дыре?! Элли благоразумно не стала вопить этого вслух: не факт, что толерантность бетанского транслятора распространялась на местные языки. Просто уточнила: а, допустим, к Гамме Центавра отсюда когда что-нибудь будет? Или к Цете Кита? Ну ладно, ладно, хотя бы к Сигме…
Рейсовых нет, сообщила диспетчерша, улыбаясь, но что-нибудь обязательно будет, вы подождите. Что-нибудь обязательно будет.
— Когда? — спросила Элли.
Нет, ну вот вроде бы такой простой вопрос! Почему бы на него просто не ответить?
— Будет, — подтвердила диспетчерша, продолжая радостно улыбаться и до мурашек напоминая Питера. — Обязательно! Вы не волнуйтесь так.
— Хотите чаю? — спросил наконец-то осмелившийся подойти охранник. Ну надо же! И десяти минут не прошло, просто спринтер какой-то!
А потом тоже сказал, что какая-нибудь оказия в нужном ей направлении обязательно будет. Скоро. Наверное. Конечно же, будет. Если и не совсем пассажирская, то многие грузовички тоже берут путешественников за дополнительную плату. Значит, наверняка прилетят, куда они денутся? Не один, так другой. Подождите. Куда вам спешить?
Приходилось все время повторять себе, что никто из этих милых улыбчивых аборигенов вовсе и не думает над ней издеваться. Просто Питер прав — здесь действительно другие скорости. Другое восприятие времени. Они покупают билеты на корабль, который прибудет только через год, они планируют свою скучную сонную размеренную жизнь на год вперед и не видят в этом ничего необычного. Они уверены, что их завтра ничем не будет отличаться от их же вчера. Или сегодня. Здесь никто никуда не торопится.
И о туннелях их можно было не спрашивать. Они действительно о них не знали и знать не хотели. И, наверное, это было вполне естественно, хотя и не слишком удачно. Но куда хуже было то, что и сама Элли знала всего шесть точек входа-выхода, которые могла с уверенностью привязать к системам координат, принятым в этом диком (диком? Ха, если бы только диком, сонном — так будет вернее!) космосе. И два из них были на территории Цетагандийской империи, куда адмиралу дендарийских наемников очень не хотелось бы соваться в гордом одиночестве, у цетов долгая память.
Пришлось-таки выпить пива с осмелевшим охранником — он всячески расхваливал ей достоинства бара с незатейливым названием «Отдохни!», где собираются капитаны и пилоты, а не сидеть же в подобном заведении просто так, изображая пай-девочку? Бар как бар, такой же сонный и почти пустой, как и всё прочее в этом занюханном городишке. Единственное исключение, выбивавшееся из повсеместной летаргии, — стайка громогласных юнцов, оккупировавших барную стойку. Однако они мало походили как на пилотов, так и на капитанов, и Элли добавила скептицизма во взгляд, устремленный на охранника. Тот с извиняющейся улыбкой пожал плечами — ну да, мол, сейчас транзитных кораблей в Зарянке нет, вот и пилотов с капитанами в баре тоже не наблюдается, но как только какой-нибудь прилетит, пусть даже на пару часов, они обязательно сюда зайдут. Это традиция. А сейчас, может быть, повторим еще по бокалу, почтив другую славную традицию: не останавливаться на одном?
Элли задумчиво покачала головой и сползла с высокого барного стула. После чего продиктовала разочарованному было (но тут же снова воспрянувшему) охраннику номер своего коммуникатора и попросила звонить. Но только в том случае, если кто-нибудь прилетит.
До гостиницы Элли добиралась пешком, это оказалось проще, чем ждать автобус, который ходил раз в час. Но мог и подзадержаться на два, а то и три. Можно было взять таксофлайер — на стоянке перед космопортом их дежурило целых два! По местным меркам, наверное, целое столпотворение. Но на флайере было бы слишком быстро, а ей хотелось подумать.
Зарянка была крохотным городишком, скорее даже поселком при космическом полустанке. Этакая перевалочная база для сезонных работников, занимающихся то ли сбором, то ли добычей чухеллы, в горячую пору тут грузовые челноки так и снуют, загрузиться торопятся, ибо платформа не резиновая, а на подлете уже следующие. И гостиницы забиты по самые крыши, это для тех, кто поприличней, для простых работяг времянки и бараки за городом, на двадцать пятом километре. Там удобств никаких, зато и проживание стоит всего ничего, да и к шахтам ближе, бараки почитай в самую крайнюю и упираются. А сейчас межсезонье, работники кто разъехался, кто отдыхает, силы к новому сезону копит, вот и пусто в городе, до следующего-то сезона чего тут колготиться?
Что такое чухелла, охранник так толком и не объяснил, пытаясь перевести разговор на куда более интересную ему тему: чем такая красивая барышня намерена заниматься сегодняшним вечером? Впрочем, Элли местный бизнес интересовал постольку-поскольку. Какая, в сущности, разница, аналогом чего служит эта самая чухелла — полезных ископаемых или хлопка, а то и вообще местных наркотиков? За первую версию говорило упоминание шахт, за вторую — сезонность работ, вряд ли местные полезные ископаемые в шахтах именно что вызревают. Хотя… если это что-то вроде грибов — почему бы и нет? Но опять же — ей, Элли, какая разница?
Главное, что Зарянка является рабочим поселком, в котором и порт-то возник только потому, что проще оказалось сразу отправлять эту самую чухеллу к месту переработки. И в межсезонье здесь нет ничего интересного, в том числе и интересного для Элли. И, наверное, стоило бы попытать счастья в двух других городах, имеющих космопорты, Питер же говорил, что на этой Ньюризани таковых целых три. Наверняка хотя бы один из пары оставшихся будет крупнее и с более оживленным трафиком — ну хотя бы потому, что просто трудно себе представить что-то менее оживленное, чем здешний. И, возможно, среди тамошних транзитных кораблей будет проще отыскать летящий в более или менее нужном направлении.
Охранник сказал, что даже в межсезонье корабли в Зарянку прилетают чуть ли не каждый день, он это с такой гордостью сказал, надо было слышать. И делить поэтому как минимум на три. Два или три корабля в неделю, вряд ли больше. Около дюжины в месяц. И сколько шансов на то, что из этой дюжины хотя бы один идет в одном из шести направлений, более или менее подходящих Элли? Нет, что ни говори, но если ждать погоды, то лучше все же у моря, а не у заболоченного технического прудика. И, наверное, Элли бы так и сделала.
Если бы в бойком перечислении гордым охранником совершенно незнакомых Элли названий (да-да, и оттуда к нам тоже регулярно прилетают, вы не думайте!) не промелькнула бы вдруг Земля.
Именно между Землей и Ньюризанью ходил регулярными челночными рейсами небольшой каботажник под странным названием «Маленькая лошадка», при одном только упоминании которого диспетчерша мило краснела и переставала выглядеть сонной мухой.
— Да вот и Зинка не даст соврать, — сказал охранник. Они тогда еще стояли у будки диспетчера, Зинка возлежала пышной грудью на стойке, полузакрыв глаза, а охранник как раз собирался ненавязчиво подвести симпатичную инопланетницу к мысли о том, как же ей повезло попасть в столь восхитительный городишко именно сейчас, когда тут почти пусто и такой бравый парень не загружен по уши служебными обязанностями. А заодно повышал и статус поселения, перечисляя регулярно посещающие его корабли. — Не дашь ведь соврать, да, Зинка? Твой-то как раз на днях ожидается, он мимо Земли уже неделю как прошел, отписывался, что, мол, ждите.
И Зинка мигом проснулась, заколыхала объемистой грудью, замахала ручками:
— Ой, ну ты прям скажешь! Ну почему сразу мой? Ой, ну ни стыда, прям, ни совести у человека, лишь бы порядочную девушку незнамо кем выставить! А он, может, вовсе и не ко мне даже, а он, может, просто по Агатиным коржикам соскучился!
В ответ охранник только довольно хохотнул и сказал, что парочку кое-чьих коржиков он тоже не против был бы отведать, за что получил по стриженому затылку свернутым в трубочку журналом (судя по обложке — галактических мод).
Земель с разными добавками, от Старых и Новых под номерами до фамильных указаний, чья именно эта Земля, по космосу было разбросано с полсотни, Элли и сама на многих успела побывать. Но вот так, без дополнительных пояснений, называли только одну. Ту самую. Первую. И рядом с маленьким желтым карликом, вокруг которого вращалась родина человечества, выходило несколько очень удачных ПВ-туннелей, это Элли отлично помнила по прошлому визиту.
Вольный каботажник тоже внушал определенный оптимизм — его проще уговорить сделать небольшой крюк за дополнительное вознаграждение, чем просто наемного капитана, который себе не принадлежит. И тут как раз заброшенность Зарянки тоже могла сыграть на руку потенциальной нанимательнице — вряд ли здесь может оказаться еще один претендент на единственную пассажирскую каюту «Маленькой лошадки» (что каюта была, и была в единственном количестве, Элли выяснила первым же делом). Нет, определенно стоило подождать удачи именно в этой дыре. Да и гостиница оплачена до конца недели, им сразу при вселении заявили, что тут такие правила (хотя Элли и подозревала, что правила эти возникли в тот момент, когда ушлая хозяйка гостиницы отправила мальчишек оттащить багаж богатеньких инопланетников в их апартаменты, тем самым убедившись, что они уже не сумеют развернуться на пороге и удалиться в поисках более сговорчивых хозяек с менее навязчивым сервисом).
Раздражало Элли только одно: принятое решение, вроде бы логичное со всех сторон, почему-то не принесло ни радости, ни облегчения. Даже наоборот, странная ничем не обоснованная тревожность словно бы усилилась.
— Девушка, — сказал Ланс. И добавил, подумав: — Почему?
Вообще-то он уже несколько секунд пытался кинуть Дэну запрос по киберсвязи, но навигатор его игнорировал. Вениамин Игнатьевич просил, чтобы только вслух, — значит, и будем только вслух и никаких мгновенных обменов данными вне боевой обстановки. Дэн чуть шевельнул плечами, прислушиваясь: нет. Пока еще тихо и далеко. Волноваться не о чем. Можно ответить.
— У людей так принято. У нас есть три минуты сорок две секунды. Хочешь поговорить о странных привычках людей?
— Да.
— У людей тоже есть что-то вроде базовых прошивок — по умолчанию. Ну как изначальные программные запреты, только у людей их много. И они вроде как необязательные. То есть при их нарушении не включится никакая программа самоуничтожения, но люди их все равно не нарушают. Если, конечно, это правильные люди, а не бракованные. Понимаешь?
— Нет.
— Молодец. Честный. Тогда просто запомни. Подумай, когда будет время, поанализируй. Может быть, когда-нибудь и поймешь. А потом и мне объяснишь.
— Это…. шутка?
— Это шутка.
— Я понял! Смешная шутка.
— Молодец.
— А про девушку не понял. Она чужая. Тед свой. Почему надо было волноваться не за Теда?
Дэн подавил вздох — Ланс упрямо гнул свою линию, попробуй не ответь! Или попробуй ответь… Две минуты девять секунд, можно попробовать уложиться…
— У тебя же не снесены программные установки телохранителя, там четко прописано: ребенок и женщина являются приоритетными объектами охраны в отсутствии иных указаний. У боевых моделей в приоритетных, как правило, закрепляют командира или наименее защищенного бойца. Дети. Женщины. Старики, раненые. Аналогию видишь?
В разговорах с Лансом Дэн часто и сам переходил на упрощенный язык. Не специально или с какой-то там целью, само собой получалось. Вроде бы два года всего разницы в возрасте-то, но это два года, проведенных на Шебе, а в боевой обстановке учишься быстро. Телохранителям сложнее.
— Аналогия ложна. — Ланс почти не задумался над ответом. — Противоречит базовой установке на «свой-чужой».
Ну да. Последний в списке приоритетности из «своих» по умолчанию стоит выше любого самого ценного чужака. Если бы на том мосту бандиты одновременно напали не только на тогда еще совсем не знакомую Дэну Киру, но и на Теда, — кого бы бросился защищать рыжий киборг? И было бы это правильным с точки зрения человека?
Дэн поежился. Хорошо, что ему тогда не пришлось выбирать. Ответил быстро, почти скороговоркой (время поджимало):
— У людей маркировка «свой-чужой» плавающая, с тенденцией смещения в ту или иную сторону в зависимости от характеристик самого человека. У нормальных преобладают «свои», у бракованных — «чужие»…
«Боевая готовность ноль. Вторая линия».
«Принято».
Время кончилось.
Два киборга, только что сидевшие в расслабленных позах (Дэн на поваленном стволе, обросшем вместо веток чем-то вроде длинной серо-розовой шерсти, Ланс — прямо на кочковатой земле, травы или ее аналогов в здешнем лесу не водилось) разом вскочили, переходя в боевой режим. Дэн остался на месте, а Лансу пришлось отпрыгнуть на противоположный конец поляны: хотя приближение подземных тварей в основном отслеживал именно он, для того и сидел на земле, для того обе ладони к ней и прижимал. Но опыт Шебы позволил Дэну более точно спрогнозировать точку выхода на поверхность и заранее занять более удобную позицию. Ну или это могла быть интуиция, которая, как оказалось, успешно инсталлируется и киборгам. Или удача. Или помощь маленьких зелененьких гремлинов, из каких-то своих гремлинских соображений покровительствующих рыжим навигаторам — какая разница, если это работает? Работает? Пользуйся!
Земля на поляне вспучилась огромной кротовой норой, потом так же стремительно рухнула вниз, образовав воронку диаметром метра в полтора (краем процессора Дэн удовлетворенно отметил, что от уходящего вниз провала до его ботинок как раз три ладони, как он и планировал), и на поляну неторопливо начало выбираться нечто многосуставчатое и сегментированное, напоминающее помесь краба с сороконожкой — только очень крупного краба с просто-таки гигантской сороконожкой. Местные называли эту тварь чухеллой.
Тварь лезла молча, только постукивали друг о друга при сокращении тела многочисленные панцирные пластинки да щелкали с резким почти металлическим звуком топорщащиеся во все стороны и жадно хватающие воздух клешни. Попавшее под одну такую клешню деревце в руку толщиной хрустнуло и переломилось словно спичка — и тут же было утащено более мелкими вспомогательными клешнями вниз, под брюхо, где у твари располагались рты — столь же многочисленные. Тварь была всеядна.
Но предпочитала мясо.
Зашипела плазма, черная дымная полоса вспорола сегментированное брюхо, отрезав по пути несколько крупных клешней и не меньше десятка мелких, вспомогательных. Запахло паленой костью и еще чем-то, на сложный анализ чего не было времени. Тварь заверещала тонко и пронзительно, на ультразвуке, визг вбуравливался в виски и щекотал в ушах, Дэн автоматом откалибровал фильтрацию именно этого звука, чтобы не мешал. Но щекотка осталась. На боеспособности не отражается, можно игнорировать. Верхние сегменты твари осыпались бесформенными ошметками и жирным пеплом, но из дыры лезли новые, захлестываясь упругими витками, пульсируя, подергиваясь. Ланс с топориком на длинной ручке наперевес застыл в боевом режиме на противоположном конце полянки. И был до чертиков похож на статую индейца, вышедшего на тропу войны — как раз буквально позавчера на общий просмотр был выбран фильм о том, как индеец по имени Большой Змей спас американского президента Тедди во время то ли Первой, то ли Второй Мировой. Но Ланс сейчас не играл в индейца.
Ланс ждал.
Согласно скачанной Дэном информации по животному и растительному миру Новой Юрюзани, вдобавок к остро заточенным спинным пластинкам и клешням, больше напоминавшим ножницы по металлу, вылезающая из подземной норы тварь обладала еще одной неприятной особенностью. Дэн успел сделать еще четыре выстрела, когда дошла очередь и до Ланса вступать в игру.
«Семьдесят шесть целей».
«Поправка: восемьдесят одна».
«Поправка: семьдесят четыре».
«Принято. Минус пять».
«Принято».
В моменты крайней опасности чухелла рассыпалась на десятки смертельно опасных тварей размером с крупную собаку (по одному рту, четыре больших клешни, десятку маленьких и шесть острых спинных пластин на каждого), поскольку представляла собой не единый неделимый организм, а своеобразную колонию, доходящую иногда до нескольких сотен особей. Слившись в единого бронированного червя, им было проще обороняться от местных врагов и прокладывать подземные тоннели, спинные пластины работали при этом лопатками эскаватора. Но когда враг оказывался слишком крупным или опасность невозможно было расчленить-подмять-сожрать-переварить — чухелла предпочитала рассыпаться и предоставить возможность своим фрагментам спасаться поодиночке. Обычно такой метод позволял уцелеть большей части «крабиков» и соединиться потом снова в пусть и несколько более короткую, но все же живую особь.
Все ксенозоологи в один голос утверждали, что чухеллы опасны только осенью и весной, в периоды активной миграции и размножения, на зиму же и лето они впадают в спячку, пережидая неблагоприятные для себя температуры, к перепадам которых тварь оказалась очень чувствительна. Шатуны встречались редко и, как правило, были сильно дезориентированы и медлительны. Местные старались их не убивать — зачем? До прилета ближайшего сборщика почти три месяца, а брюшные железы твари теряют свои ценные для фармацевтики качества уже на двадцатый или двадцать первый день заморозки. Действительно, нет смысла.
Ну разве что тебе просто не хочется объяснять все это капитану, который будет пытаться спасти всех. Или Теду, который будет пытаться спасти не только всех, но еще и свой шашлык. Потому что чухеллы обожали жареное мясо и чуяли его запах за несколько километров, как акулы — растворенную в воде кровь. Хорошо еще, что не сезон и шатун в округе оказался один, а то тут проходу бы не было от этих тварей.
Дэн подпрыгнул, и клешня напрасно щелкнула там, где только что была его нога. Промахнулась. А вот Дэн не промахнулся — не стал даже заряда тратить, на приземлении влепил каблуками с обеих сторон бритвенно-острого спинного гребня. Под подошвами мерзко чавкнуло.
«Четыре цели на 2:15».
«Принято. Нейтрализовано».
Эти твари обычно селились вдоль Огненного Хребта — длинного горного кряжа, изобилующего гейзерами и горячими источниками. Холод переносили куда хуже летнего недостатка влаги, хотя и его не очень любили. Для того чтобы прогнать чухеллу прочь, бластер вовсе не был нужен — местным хватало брандспойта с очень холодной водой. Но брандспойта у Дэна под рукой не было. А бластер был. И пусть был он не у Дэна, а у Станислава Федотовича, но ведь того всегда можно попросить.
Помня о том, что бластер придется возвращать и капитан может поинтересоваться резко упавшим уровнем заряда, Дэн старался работать аккуратно, точечными ударами. Ланс метался и размахивал смертоносным топориком на своей стороне полянки и сейчас еще больше напоминал индейца — только теперь уже индейского шамана, исполняющего какой-то сложный ритуальный танец, со множеством прыжков и увертываний. Острое стальное лезвие легко рассекало костяную броню, а зубчатый обух, которым Ланс орудовал чуть ли не чаще, проламывал и сминал панцирь, словно ореховую скорлупку. И не подумаешь, что это грозное оружие еще вчера лежало среди прочей посуды в кухонном шкафчике, а длинная рукоятка – всего лишь шест от тента.
— Отбой.
Ланс крутанулся на пятке, сканируя периметр, и согласился:
— Отбой принят.
Потом они еще несколько минут потратили на то, чтобы скинуть останки чухеллы в проделанный ею же лаз и придавить его сверху тем самым стволом, на котором Дэн сидел, пока все не началось. Битва заняла две минуты и тридцать восемь секунд и проходила в почти полной тишине — во всяком случае, для человеческого уха, — и последнее обстоятельство Дэна особенно радовало.
Он давно отчаялся понять, с какого такого перепугу и по какой такой извращенной человеческой логике вся команда «Космического Мозгоеда», похоже, записала в наиболее приоритетные объекты охраны именно их с Лансом, боевых, на минуточку, киборгов, куда более прочных и боеспособных, к тому же как раз и предназначенных изначально для охраны хрупких человеческих особей во всевозможных экстремальных ситуациях. И однако же просто некуда было деваться от постоянных: «Надень шапку, простудишься!», «Ты куда опять без скафандра?!», «А вот мы тебе сейчас еще один укольчик для профилактики!», «Нсуй рки в рктор, тм ж рдция!», и даже коронное «М-р-м-я-я-яу!» звучало с явным осуждением и намеком на то, что сама Котька наверняка справилась бы куда лучше. На своем горьком опыте Дэн давно уже убедился, что если он хочет без помех сделать что-то для защиты этих странных, но давно уже ставших для него очень важными людей, сделать это следует тихо.
Все-таки это очень удачно, что люди не слышат ультразвука, а то ведь наверняка примчались бы в самый неподходящий момент и начали бы путаться под ногами, в разы усложняя задачу собственной охраны.