Тропинка свернула чуть в сторону, в лес. Лунный свет едва пробивался сквозь густо переплетенные ветви, но зато яркими серебристыми бликами скакал по волнам стремительно бегущей наперегонки с путниками речки, видневшейся между деревьями. Под ногами шелестели опавшие листья, толстым слоем устилавшие землю. Киборги просто пьянели от необычайно чистого, свежего осеннего воздуха, пропитанного запахами хвои, умирающей листвы и грибов. Время от времени в зарослях раздавались шорохи, вскрики ночных птиц. Лес оказался довольно густонаселенным всевозможным зверьем — от мелких грызунов, ежей и зайцев, до косуль и оленей.
Обоим киберпарням все это было непривычно. И если Иржик еще не проникся ощущением свободы и грустил из-за расставания с Максимилианом, то Бенедикт был просто счастлив, избавившись, наконец, от ненавистного рабства. Если бы осторожность не заставляла все-таки соблюдать тишину в незнакомом месте, он, пожалуй, по примеру людей начал бы насвистывать какую-нибудь мелодию. Было все-таки холодно, и парни в своей мокрой одежде порядком мерзли, постепенно ускоряя шаг, пока не перешли на легкую трусцу.
Странное сочетание запаха крупного хищника и человека коснулось чутких ноздрей киборгов. Ириен, конечно, не смог распознать, кто это, и на всякий случай нагнал бонда, от которого отстал на несколько шагов. Бенедикт подобрал с земли крепкий сук, и они двинулись дальше.
Тропинка обогнула скалу, и парням открылась прямо-таки идиллическая картина: на стволе поваленного дерева сидели мальчик и девочка лет четырнадцати-пятнадцати, держащиеся за руки. Девочка была одета в пышную синюю юбку с белым передником, подобие жакета, широкий плащ и чепчик ярко-красного цвета. Светлые локоны вились вокруг миленького личика с румяными щечками. На пареньке была надета кожаная курточка-вамс и облегающие ноги черные штаны-шоссы. Прямые пепельные волосы достигали плеч. Наличие у мальчугана острых волчьих ушей и светящиеся зеленоватым глаза не особо удивили киборгов: в линейке ириенов встречались модели неко и кицунес кошачьими либо с лисьими ушами и хвостами, почему бы не быть волчьим.
Увидев двух рослых парней, мальчик вскочил и загородил собой девочку. Бенедикт примирительно выставил ладони вперед.
— Тише, тише! Никто вас трогать не собирается. Не подскажете, где найти некоего Ганса?
Увы, мальчик с девочкой только растерянно переглянулись, явно не понимая их. Но тут же поступил запрос на подключение — поблизости появился киборг. Бонд повернулся к ириену и кивнул. Доступ незнакомцу был предоставлен.
Тут же прилетело сообщение: «Привет, парни. Я—Ганс, декс, и, как я понимаю, капитан дроу-рейнджеров именно вас ко мне и направил». Бенедикт и Иржик подтвердили. «Хорошо. Активируйте файл немецкого языка и вот еще ловите пакет правок, а то тут древность дремучая. А я пока с детками пообщаюсь».
На скале, под которой сидели мальчик и девочка, поднялась высокая фигура и помахала рукой. Подростки хором ойкнули, девчушка вцепилась в руку паренька. На тропу соскочил рослый широкоплечий парень в костюме, похожем на наряд мальчугана, только еще и в высоких мягких сапогах и плотных кожаных наручах, в ременные петли на которых были всунуты арбалетные болты. В руке у него был навороченный блочный лук, до которого в этом мире явно еще не доросли, а за спиной — маленький арбалет более соответствующего эпохе вида и колчан со стрелами. А на скале, как подсказывали датчики, осталось еще одно существо, похожее на очень крупного волка.
— Ой, дядя Ганс, — пролепетала девочка.
— Ну, здравствуйте, детишки, — с ухмылкой поприветствовал он подростков. Те стушевались и вразнобой поздоровались. — Объясните мне, пожалуйста, дорогие мои Лизхен и Вольфганг, какого кобольда вы тут делаете? Не, я понимаю, у вас свидание. Но тебе-то, Вольфганг, хорошо известно, что гулять вот здесь, у пограничной реки не самая лучшая идея. Знаешь ведь, что дроу не любят посторонних. А что если кто-нибудь из их рейнджеров решит, что вы шпионы?
— Но мы же… — начал, было, мальчик.
— Вот нашпигуют вас болтами, будете тогда объяснять, что «вы же»! — рявкнул декс.
— Дядя Ганс, не говорите, пожалуйста, отцу, что вы нас тут встретили, — потупившись, попросил Вольфганг, — а то он мне…
— Уши оторвет! — рыкнуло сверху, и на тропу спрыгнул здоровенный волчара, который, коснувшись земли, превратился в крепкого мужика ростом пониже Иржика, но значительно шире в плечах и груди даже, чем декс.
Невзирая на наличие аккуратно подстриженной бороды, было видно, что Вольфганг очень похож на него. Торчащие из серебристой шевелюры волчьи уши были украшены парой шрамов и надрывов, которые свидетельствовали о его славном боевом прошлом и настоящем. Самое интересное, что у него, оказывается, еще и хвост имелся — серый, лохматый, торчащий палкой.
— О-отец! — Вольфганг сначала испугался, но потом набычился и задвинул подружку себе за спину.— Оборотень ухватил мальчишку за ухо и больно выкрутил. —О-о-ой! — взвизгнул тот и аж на цыпочки привстал.
— Я тебе, бестолочи, сколько раз говорил не таскаться сюда? А? — прорычал грозный папаша. — Так ты не только сам тут шляешься, но и подружку привел!
— Дяденька Вольфгрим, не наказывайте, пожалуйста, Вольфа! — высунулась из-за мальчугана Лизхен. — Это я упросила его погулять здесь.
— Погоди, Серый, — тронул оборотня за плечо Ганс, — не лютуй. Ты так, чего доброго, ухо ему в заячье вытянешь. А оно тебе надо — волчонок с заячьими ушами?
Вервольф еще раз для порядку рыкнул на отпрыска, выпустил злополучное ухо, отвесив в замен подзатыльник, и поманил когтистым пальцем девочку. Та смущенно покраснела до ушей и вышла из-за спины приятеля.
— Вам, юная фройляйн, самой придется объясняться с вашими матушкой и бабушкой, где вы разгуливали после заката, — немного смягчив выражение лица, сказал оборотень. — А то пойдут потом слухи, что Серый Волк сожрал Красную Шапочку.
— Что вы, дяденька Вольфгрим, кому такое может в голову прийти! — воскликнула девчушка. — Все знают, что вы не людоед.
— Ну, люди иногда придумывают для красного словца всякую чушь, — пожал плечами тот. — Все-то знают, да кто-то и поверит. — Он повернулся к парням. — Позвольте представиться, господа, ВольфгримГрау. Этот балбес — мой сын Вольфганг. А эту юную фройляйн зовут Лиза Блюме или Красная Шапочка. — Он щелкнул пальцем по ее чепчику, на что девчушка ответила улыбкой с очаровательными ямочками на щечках.
— Бенедикт… фон Каин и мой друг Иржи фон Либе, — назвался бонд, подмигнув ириену.
— Прошу прощения, что не сможем составить вам компанию. Фрау Грау ожидает нас с этим сорванцом к ужину, а нам еще нужно проводить Красную Шапочку к бабушке, — приложив к мощной груди когтистую руку… лапу и сверкнув белоснежными клыками, учтиво взмахнул хвостом оборотень.— Надеюсь, мы еще встретимся в таверне у Ганса и Гретель.
Они церемонно раскланялись, и вервольф ушел вместе с сыном и девочкой.
— Ты все-таки решил оставить свое старое имя? — полюбопытствовал Иржик у Бенедикта.
— Ну, мы же собираемся жить как люди, — пожал плечами бонд, — вот и будет у меня фамилия. А если тебе фон Либе не нравится, придумаем другое, Вольфгриму скажем, что я перепутал.
— Да ничего, мне нравится. Красивое имя, говорящее. Либе — любовь, — улыбнулся ириен.
— Ну, вот и отлично, — хлопнул их по плечам декс. — Нам с Гретой вообще пряничную фамилию приклеили. Так что я — Ганс Цукерброт, Ганс Пряник, — хохотнул Ганс, — Пошли, а то конец октября он и здесь конец октября. А вы мокрые. Простудитесь, хоть и киборги. Да и Грета нас уже ждет.
По пути декс коротко рассказал парням о себе и своей, как все считали, сестре.
Ганс, боевой киборг, умудрился прослужить в штурмовой группе космодесанта целых шесть лет, что было настоящим рекордом, считался счастливым кибером. Ему даже имя это дали бойцы из его команды. После очередных тяжелых боев их осталось только двое — один из космодесантников и декс, который и притащил его, истекающего кровью, к санитарному катеру. Сам Ганс тоже получил ранение — почти весь правый бок и бедро киборга было покрыто сплошной коркой ожога с приплавившейся тканью комбинезона, которую он надрезал по периметру раны, чтобы не мешала при ходьбе. Когда ожог у киборга более или менее затянулся, снабженец подсуетился и, воспользовавшись приездом специалиста DEX-Company, обменял на новую модель. Впереди Ганса ждала утилизация.
С Гретой, киборгом линейки Mary, Ганс встретился во флайере дексиста. Она все семь лет своей жизни провела в семье командира того самого полка, в котором служил Ганс. Была кухаркой, горничной и нянькой. Все было благополучно до тех пор, пока у полковника не случилось несчастье. Его жена погибла во время аварии в ближайшем городке, когда она обедала с подругой в кафе, на которое упал флайер, пилот которого не справился с управлением. У полковника осталась трехлетняя дочка. Через полгода он женился на молоденькой красотке, которая сразу же невзлюбила малышку. Однажды девочка чем-то в очередной раз досадила мачехе, и та принялась избивать ее. Грета схватила новую хозяйку за руку со словами: «Нельзя бить детей». К счастью, отдать последний приказ не удалось — полковник не успел прописать молодую жену хозяйкой первого уровня. Замершая столбом мэрька простояла посреди гостиной до приезда дексиста, который и забрал ее с собой, оставив полковнику сертификат о замене сорванного киборга на нового, улучшенной модели.
Транспортировочный модуль во флайере у дексиста был только один, поэтому туда
уложили Грету как потенциально опасную. Ганс просто получил приказ сидеть рядом, потому что он считался правильным киборгом.
Пролетая над лесом, флайер столкнулся с какой-то крупной птицей и рухнул в скалы. Человек от удара погиб. Двигатель был поврежден, и система безопасности верещала о предстоящем взрыве. Ганс встал, запустил экстренную активацию, вскрыл транспортировочный модуль, вытащил из него Грету и уложил рядом с флайером. Рядом с сиденьем пилота он увидел гравиборд. Видимо, это была игрушка дексиста. Ганс взял его и пару спасательских пледов, так как одежды не нашлось — идущим на утилизацию киберам она ни к чему, — затем поднял на руки еще не до конца пришедшую в себя мэрьку, вскочил на гравиборд и, едва не цепляя днищем прибора за камни, двинулся вдоль бегущего с гор ручья. Метров через пятьсот рельеф местности уже не позволял пользоваться данным средством передвижения, и Ганс спрятал его в расселине между скал. Дальше они побежали уже сами, путая следы в воде. Через пару минут прозвучал взрыв.
— Так вот почему ваших следов так и не нашли! — воскликнул Бен.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно прищурился Ганс.
— А я в поисковую группу входил, — пояснил бонд. — Ох, меня хозяин и взгрел за то, что ничего не нашел! Я четыре дня регенерировал.
Дальше Ганс и Грета прошли тем же самым путем, что и Бенедикт с Иржиком. В пещере почти голые безоружные киборги никого не встретили, спокойно спустились по другую сторону гор и наткнулись в лесу на Пряничный Домик ведьмы. Точнее, нашли его по запаху выпечки, который привел голодных киберов словно по веревочке. А дальше Грета вспомнила сказку, хранящуюся у нее в файлах, и они уже знали, к чему быть готовыми. Старуху ведьму решили не убивать, хотя она того и заслуживала, а спеленали, как младенца в свои спасательские пледы и Ганс отнес ее на один из перекрестков. Прятаться, конечно, пришлось от поисковых команд, но он попросту направился на заныканном гравиборде в другую сторону. На обратном пути встретил на краю леса троих подростков, которые возомнили себя Робин Гудами и тренировались в стрельбе из лука. Лук был хороший, блочный, мощный. И стрел к нему был небольшой запасец. Вот только стрелки из мальчишек были никудышные. Они даже едва не подстрелили одного из своих же товарищей. Декс выменял у них лук на гравиборд и вернулся в Пряничный Домик.
В общем, декс и мэрька постепенно приноровились и прижились в этом мире, где никто не знал, что они киборги. Все считали их братом и сестрой, хотя общим у них был только цвет глаз. Со временем осмелев, они стали выбираться в ближайшую деревню, а затем и в город. А потом предприимчивая Грета договорилась с местными гномами, и они построили рядом с Пряничным Домиком таверну.
— Домик-то как раз неподалеку от границы с темными эльфами, рассказывал Ганс, —Те же самые гномы договорились с дроу и выстроили еще и мост через приграничную реку. У нас тут теперь еще и небольшой рынок образовался. Тут темные эльфы с другими расами встречаются, торгуют, сделки заключают. Так что и посетителей, и постояльцев хватает. Конкурентов нету. Оседать на постоянное жительство тут мало кто решается. Еще бы! Темных эльфов все боятся. Ну и те же самые дроу поставили условие, что с них и нас хватит. Незачем им тут целый город под боком. А у нас с ними, можно сказать, дружба. Ну, да сами уже знаете.
Так за разговорами не заметили, как подошли к крепкому каменному мосту, от которого тянулась дорога вглубь леса.
— Это сейчас тут чуть ли не тракт натоптали, а раньше такая глушь была, чаща непролазная, — объяснял декс. — Вольфгрим с семейством в другой стороне живет. Там неподалеку деревушка маленькая, откуда за сладостями Лизхен прибегает. Оно же как было. Ведьма, которая тут до нас жила, чары навела, чтобы люди с пути сбивались и к ней попадали. А если специально ее искать стали бы, в жизни не нашли бы. А теперь колдовство это развеялось, и оказалось, что Домик Пряничный не так уж и далеко от человеческого жилья.
— А мост никто не охраняет? Граница же вроде, — поинтересовался бонд.
— Как же, не охраняют, — фыркнул Ганс. — Эти дроу такие мастера маскировки, что их и не обнаружишь сразу. Хотя, конечно, у себя в пещерах они вообще короли, но и в полевых условиях у них неплохо получается. Они ж не только камуфлируются так, что когда наступишь, только тогда заметишь. Эти бестии еще и с помощью своих амулетов блокируются так, что я их и датчиками не всегда засекаю. Так что хрен к ним без их ведома перейдешь.
Впереди за деревьями показался темный массив крутого скалистого холма, к подножию которого притулилось довольно большое двухэтажное каменное здание, в окошках которого теплился свет. Здание было окружено просторным двором, который был обнесен добротным частоколом с крепкими воротами. Над воротами торчала небольшая вышка, с которой их, было, окликнул вооруженный арбалетом бородатый мужик.
— Это я, Клаус! — крикнул, взмахнув рукой Ганс. — Отворяй ворота.
В самом страшном кошмаре Станислава ему приходилось убивать киборга с лицом Дэна. Вернее, Дэна с лицом киборга, стеклянными глазами и плазмометом наперевес. И снились подобная пакость капитану, как правило, перед какими-нибудь крупными неприятностями.
Нет, конечно же, ни в какие пророческие и вещие сны Станислав не верил, твердо зная, что у всех ночных кошмаров всегда можно найти логические предпосылки в дневной реальности. Ты что-то увидел, заметил, но не запомнил, не придал значения, не проанализировал, не обратил внимания. А в подсознании отложилось, и пошла работа. Даже во сне мозг не способен до конца отбросить дневные неприятности и нервотрепки, продолжая обрабатывать поступившую информацию, и выдает ее в виде тревожного сна-предупреждения о том, что человек и сам, в общем-то, знает. Только не понимает, что знает. И вовсе не случайно периодическая таблица приснилась именно Менделееву, который и наяву постоянно над ней голову ломал. Какому-нибудь Моцарту там или Штраусу наверняка приснилось бы что-нибудь другое. С нотами.
Сон про штурм Маяка повторялся не так уж часто, и, как правило, свидетельствовал о неприятностях достаточно близких и муторных. Чаще всего снилась последняя часть того боя, уже в подземельях. Когда отказала поврежденная во время падения рация и только что обнаруживший взрывчатку Станислав не мог предупредить своих ребят о том, что нижние уровни заминированы. А Ржавый Волк смеялся ему в лицо и уходил по туннелю под озером, а из клубов черного дыма наперерез Станиславу выскакивал рыжий киборг, худой и всклокоченный, с кукольным мертвым лицом и плазменной винтовкой. И открывал огонь. И Станиславу приходилось его убивать. Потому что стрелять тот рыжий киборг вопреки всем установкам на поражение наиболее важной цели начинал вовсе не в Станислава, и тут уже ничего невозможно было поделать. Только убить быстро, чтобы не мучился. Потому что дексисты врали про нечувствительность киборгов к боли. Все они чувствуют, просто программно игнорируют, это Станислав помнил даже во сне.
Неприятный сон.
Но куда неприятнее были те, где никакого Маяка не было и в помине. А Дэн был. И Станислав его все равно убивал — ну или хотел убить, один раз вроде как именно для этой цели и купил по пьяни, чтобы убить рыжего кибера и тем самым покончить с обеими своими фобиями. Хорошо, проснулся вовремя, не успел совсем опаскудиться, но ощущение все равно мерзкое. Аж закурить захотелось, хотя вроде и бросил давно. И мысль о том, что вообще-то эту рыжую заразу и наяву иногда очень хочется прибить на месте, почему-то совсем не успокаивала.
— Плохой сон, котик? — Маша на треть высунулась из монитора полупрозрачным участливым привидением, одетым лишь в клочья светящегося тумана в стратегически важных местах. Если учесть, что каюта освещалась только их голубоватым мерцанием, зрелище было эффектным.
— А откуда хорошим взяться, когда тут не одно, так другое каждый день? — Станислав решил, что мучиться угрызениями совести по поводу несовершенной во сне гадости куда приятнее за чашечкой кофе, а потому потянул на себя аккуратно сложенную на стуле у койки старую армейскую форму со споротыми знаками различия, которую он использовал вместо домашней одежды (так было удобнее и привычнее). Поинтересовался хмуро, понимая, что вряд ли узнает что-то приятное: — Что там с уровнем энергии?
— Пока справляемся, котик, — виновато колыхнулась Маша. — Но на самой нижней границе, запаса нет совсем.
Чертов альфианский конвертер оказался прожорливым, как беременная леразийская квазиутка. В общем-то, это обнаружилось еще в порту Новой Юрюзани, при первых же пробных прогонах. Уже тогда при его работе приходилось слегка пригашивать основное освещение и экраны, люди не обращают внимания на разницу в десять-пятнадцать процентов, а чуду альфианской мысли вполне хватало. Тогда выкрутились, и на всякий случай запаслись аккумуляторами, но, как оказалось, были слишком оптимистичны в расчетах. В открытом космосе секретная дрянь совсем распоясалась и аппетиты как минимум утроила, сразу же высосав оба запасных накопителя в ноль. Приходилось выкручиваться снова.
— Паршиво. Вторая гасилка, а приличных аккумуляторов нет, как сговорились.
— С Лямбды отписались, котик, у них точно есть.
— До Лямбды еще неделя. А у нас резерв уже по нулям.
— Может, сделаем режим экономии еще более … э… экономным? Минимизируем, так сказать? — Маша игриво качнула грудью, и затягивавший ее топик для более наглядной демонстрации превратился в мини-лифчик из тонких веревочек.
— Да куда уж больше, — на традиционные Машины заигрывания Станислав обратил внимания не больше, чем на привычные домашние тапки, разношенные и удобные. — Освещение и экраны и так на минимуме, если снизить еще хотя бы на гран, там и вообще ни черта не разобрать будет. У нас, знаешь ли, пока еще не все члены экипажа киборги, которым все равно. Сейчас она хоть и экономная, но оптимальная, из еще не заметных, да и то Тед уже морщится и глаза постоянно трет. А если еще снизить, наверняка и другие заметят. И начнут задавать вопросы. Нет уж, если Михалыч так ничего и не придумает, я лучше на эту неделю вообще откажусь от кофе. И от чая! Буду пить холодную воду, она полезнее.
— И мыться под холодным душем, котик? Как б-р-романтично!
— Машка! Брысь.
***
Забавно, но чем дальше, тем больше Элли нравилась эта глушь. Дикий космос? Ха! Еще какой дикий! Но с чего это Питеру взбрела на ум блажь назвать его сонным? И с чего, интересно, подобная же глупость взбрела на ум самой Элли? Не иначе как переобщалась с ними с обоими, с самим Питером и с афонским послом, а идиотизм заразен, что бы там ни утверждали на этот счет светила от медицины. Элли много раз наблюдала: стоит только появиться во вполне себе приличном отряде одному новобранцу-придурку — и все, пиши пропало. Если сержант ему сразу мозги не вправит — в очень скором времени придурков будет целый отряд.
Вовсе он не сонный, этот ну очень дикий космос. А местами так даже и интересный. Жаль, что капитан не захотел задержаться на станции, Элли была почти уверена, что пары суток ей бы хватило, чтобы найти среди местного сброда незадачливых похитителей и вытрясти из них имена заказчиков — ясно же, что не на себя эти ребятишки работали. Вот и интересно было бы уточнить: на кого? Просто так уточнить, ради спортивного интереса. Ну, если капитан, конечно, не прикажет иначе, и Элли очень надеялась если не на его любопытство, то хотя бы на осторожность.
Ведь и слепому же ясно, что капитан вляпался в какие-то крупные неприятности, о которых так старательно молчит. Потому-то и не хотел ее брать, потому-то и поглядывает хмуро и подозрительно. Но. Как и любой сильный мужчина, не хочет принимать посторонней помощи: когда Элли словно бы мимоходом упомянула о своем опыте работы контрразведчиком и детективом-аналитиком, окатил ее таким взглядом, что будь на месте Элли молоко, оно бы непременно створожилось. А она-то ведь всего-то искренне хотела помочь!
Но не сложилось.
Капитан на судне первый после бога, его слово — закон, и если он сказал «нет», значит нет, тут не поспоришь. А какое у него было лицо при этом, твердое, закаменевшее, словно из гранита высеченное — Элли отлично знает, когда и у каких капитанов бывают такие лица. Ох, и не прост же он, этот вроде бы совершенно гражданский капитан с типично военной выправкой и подтянутой фигурой матерого хищника. И знает намного больше, чем говорит, потому и не проявил любопытства — незачем ему. Простенький мирный грузовичок, ага-ага, так мы и поверили! С таким-то капитаном, на котором даже пижама сидит словно военная форма.
Да и вся команда не сказать чтобы очень простая. Доктор, конечно, миляга, мирный такой и весь из себя подчеркнуто добродушный, словно плюшевый медвежонок, — но при этом миляга с навыками работы в боевых условиях. Его помощница (она же по совместительству зоолог) с ее абсолютно невоенной внешностью и таким же характером, скорее всего служит исключительно для прикрытия. Хотя, если подумать… Зачем вообще на мирном крохотном транспортнике, не собирающемся вступать ни с кем в боевые взаимодействия, нужна медсестра? Что, одного медика никак не хватит на простуды и мелкие бытовые травмы?
Пилот, опять же, очень такой показательный пилот. Не только все свободное время освежает профессиональные навыки на местном аналоге симулятора космобоя, но и в рукопашке не промах. Вчера, например, как здорово крутил тяжеленную штангу, словно тростиночку, Элли аж залюбовалась. Напоказ работал, наверняка восстанавливал самоуважение, потерянное вместе с сознанием на той станции. И Элли не стала ему мешать, поохала восхищенно, и даже попросила разрешения пощупать бицепс — которым, в свою очередь, тоже повосхищалась. Пилот, поначалу слегка настороженный и мрачный, в итоге разулыбался, расправил плечи и покинул тренажерку широким уверенным шагом, успокоенный и удовлетворенный.
И только тогда Элли обнаружила, что осталась в переоборудованной под спортивный зальчик каюте одна: Дэн ушел еще раньше, а она даже не заметила. А она ведь и в тренажерку-то зашла тогда только потому, что засекла, как туда юркнул навигатор, это потом уже увидела Теда со штангой и не смогла не восхититься его мастерством и силой.
После той неудачной попытки похищения навигатор перестал таскаться за ней рыжей насмешливой тенью. Маячить за плечом, ехидно заламывать левую бровь и время от времени вклиниваться в совершенно не касающиеся его разговоры. Более того, Элли никак не могла отделаться от стойкого ощущения, что Дэн ее избегает — ну насколько это вообще возможно в ограниченном пространстве крохотного грузовичка. Вот как сейчас, например. И это было, пожалуй, даже неприятно.
…Элли стояла у входа в темную по ночному времени пультогостиную и рассматривала торчащую над навигаторским креслом рыжую макушку. Она была уверена, что Дэн давно засек ее присутствие, — и точно так же твердо знала, что он не обернется. Именно потому, что засек. Так и будет сидеть, пялясь в развернутую корабельным искином звездную панораму, пока Элли не уйдет. Или не сделает что-нибудь неожиданное.
Хороший парень, правильный, интересный. Но до чего же зашоренный! Вот и сейчас наверняка переживает, что не смог всех спасти, и это была вынуждена сделать слабая женщина. Конечно, хорошо бы когда-нибудь избавить его от подобных глупостей по отношению к противоположному полу, но сейчас лучше не затрагивать эту тему вообще: сильные мужчины не любят, когда им напоминают о проявленной ими слабости. И еще больше не любят они тех, кто напоминает. А надо ли Элли такое? Нет, Элли такое совсем не надо.
Элли пошевелилась, специально стараясь делать это не бесшумно. Подошла к навигаторскому креслу, оперлась о его спинку. Теперь Дэн уже не мог притворяться, что совсем-совсем ее не замечает. Но смотрел по-прежнему на звезды и молчал. Элли тоже смотрела на них, но молчать не собиралась, не для того подошла.
— А знаешь, я ведь родилась в космосе. На станции, — сказала она задумчиво. Что ж, не самое неудачное начало разговора, раз ничего другого так и не придумалось.
Дэн шевельнулся в кресле, чуть разворачиваясь, чтобы не загораживать ей обзор. Ответил после небольшой паузы:
— Я тоже.
Отлично! Вот мы уже и разговариваем о чем-то другом, кроме «доброе утро, спасибо, передайте мне масло, пожалуйста». Главное теперь — не спугнуть, а остальное сделает время. Время — деньги, сказал древний мудрец, и сам не знал, насколько же он был прав. Теперь, когда у Элли появилось второе, с первым тоже не будет проблем: достаточно легализоваться на борту в качестве платежеспособного пассажира — и в ее распоряжении окажется вполне достаточно времени не только на приятное общение с рыжим навигатором (а уж Элли постарается, чтобы общение оказалось именно что приятным, причем для обеих сторон!), но и, возможно, на раскапывание капитанских секретиков.
Кто бы мог подумать, что в диком космосе игорные дома не только честные, но еще и педантичные!
***
Может, я ещё напишу, но никак, совсем, не про нас,
А про снег, что твою спину скрывал от моих воспаленных глаз…
Может, я спрошу как-нибудь, что ты видел во мне тогда?
Ты в костюме, а в белом она, знаю: это теперь навсегда.
Я спрошу. Удивишься ты. Усмехнешься, вуаль держа,
Малыш, просто дело в тебе. Ты всего лишь не так хороша:
Ты всего лишь не тот океан, который я так хотел покорить,
Ты всего лишь осколки планет, а я не хотел с Земли уходить…
Это было всё не про нас, а я верила: могу удержать.
Растерялась, закрыв глаза, и почти перестала дышать…
Незаконченный вышел стих: нет итога и якоря…
Это было с другими людьми.
Это было совсем не про нас…