— Это Ким Тэхен?..
— Да.
— Странный…
Люди шепчутся за его спиной и совершенно непонятно, что с ним не так. Чонгук отводит взгляд в сторону и окидывает им всё помещение класса. Парни перешептываются не только за его спиной, но и, шибко не скрывая, громко обсуждают того парня. Чон нервно проводит рукой по щеке, пытаясь понять, прошел ли отек. Вчера ему неплохо досталось.
Гуку все равно. Даже когда кто-то из особых весельчаков подходит к нему, чтобы съязвить по поводу «украшения» на лице. Он лишь резко опрокидывает на него парту и ловит момент, чтобы зарядить кулаком в зарвавшийся фейс. Берет свои вещи и, не сказав ни слова, выходит. Учитель непонимающе разминается с ним в дверях и еще какое-то время кричит вслед: «Маленький негодник, куда ты пошел? А ну вернись! Иди сюда или можешь вообще вылететь!», — но пустые обещания день ото дня не подкрепляются ничем. Гук заворачивает за угол и выруливает из школьного коридора. Лестничный пролет, школьный забор, и он снаружи.
Чон спиной чувствует пристальный взгляд и поворачивается, чтобы увидеть в одном из окон безразличное ко всему лицо и пару темных сверлящих глаз. Ему хочется крикнуть: «Чего так пялишься?», — но запоздало доходит, что внешность смотрящего слишком знакома. Ким Тэ. Тот самый бездушный недочеловек, которому настолько поровну на все происходящее, что он даже возражать никому не пробует. Гука тошнит от одного его вида. Хмыкнув, он поднимает кинутую на землю сумку в попытке перелезть через ограждение и топает прочь. Сегодня брат снова устроит ему головомойку, но Чонгук не умеет иначе.
Их с Хосоком родители умерли в результате несчастного случая пару лет назад. Гук плохо помнит отца — тот вечно пропадал на работе и мало внимания уделял сыновьям. В целом — остались только не самые приятные воспоминания. Мать же — более домашняя — до сих пор снится ему временами. Она осуждающе качает головой и грустно смотрит на старшего: родители всегда были против того, чтобы он встречался с другим парнем. Но их нет, теперь Чону-старшему некому возразить.
— Почему ты так рано вернулся? — выглядывает с кухни Юнги, вытирая руки о полотенце. Готовил обед. Брата еще нет дома, но и он скоро заявится.
Чонгуку стоило бы погулять еще часок-другой, но сегодня все слишком достало, и он просто идет наверх. В свою комнату.
Он падает на кровать, и в такое время пустой потолок кажется невероятно расслабляющим. Гук сам не понимает, о чем думает, мысли хаотичным потоком проносятся в голове, не задерживаясь ни на секунду. В этом не так много смысла. Минутная стрелка как раз отсчитывает последние до шести мгновения, когда где-то внизу раздается хлопок входной двери. Он здесь.
Чон подскакивает на своей кровати, чтобы спуститься вниз и поесть с остальными. Неуютно и, как обычно, в тишине, слушая жалобные бряки посуды и перезвон ложек. Хосок сегодня необычайно ненавистно смотрит, буквально прожигая младшего взглядом. Ему и так тяжело справляться с ежедневными хлопотами самостоятельно. Теперь в глазах Чонгука брат ничуть не отличается от отца. Так же постоянно пропадает днями на работе и выпивает по вечерам.
— Мне сегодня сообщили из школы, что еще одно замечание и тебя исключат, — начинает он, стоит Юнги убрать последнюю посуду со стола. — Разве ты не можешь понять, как мне сейчас тяжело? — его глаза злые, это чужие глаза. Он отвешивает младшему пощечину и нависает над ним, собираясь еще что-то сказать, а возможно и даже ударить.
Юнги уже надоело ежедневно слушать их споры, в аптечке почти не осталось пластыря и бинтов. Гук в очередной раз разбивает костяшки о стену в попытке выпустить злость. Мин хочет обработать ушибы, но мелкий отдергивает руки и бросает самые горькие для Хосока слова:
— Я тебя ненавижу, ты ничуть не лучше отца!
Гук вываливается из дома, надевая куртку на ходу, а Юнги — парень брата — выбегает за ним следом и видит, как подросток исчезает из поля видимости, с первым снегом.
— Чонгук…
Мин заходит в дом, чтобы, в обычной для таких дней манере, высказать все другому брату. Хосок перекладывает стопки бумаг и почти не смотрит в его сторону.
— Оставь это, не впервой, — на лице Чона давно уже не было улыбки, лишь сдвинутые в усталом сосредоточении брови с пролегающей по лбу тонкой складкой, кажется, скоро прочно впишущейся в его новый образ.
«Вернется» — подумал он, «вляпается» — понял Юнги.
Обычно Чонгука хватает на день. Полдня. Ночь, если найдет, где переночевать. И Юнги совсем не помнит, чтобы у того был хоть один-единственный друг. У мальчишки слишком испортился характер в последний год, и Хоби, как никто другой, этому поспособствовал.
Мин ставит ужин. По-своему обыкновению раскладывает приборы на троих, когда один из ножей выскальзывает и втыкается в пол в нескольких сантиметрах от пальцев ноги. Он хватается за рукоять от хорошо наточенного лезвия и пытается вытянуть одной рукой. Не поддаваясь сперва, нож резко выходит из деревянной поверхности. От неожиданности подобного движения Юнги случайно оцарапывает все еще стоящую рядом ступню. Кровь крохотной каплей лениво скатывается на пол и растекается между сдвигами половиц красным швом, на который парень еще какое-то время рассеянно смотрит. Гук не возвращается. Ни сегодня, ни завтра, не вернется и через неделю — можно не гадать. Хосок делает вид, что его это совершенно не волнует, но по сдвинутым бровям можно понять, что он напряжен. Дорогу к дому медленно заметает непрекращающаяся метель.