Связь не по расписанию 2.
С работы уйти вовремя не удалось. Пушистоголовая редактор ускакала на какой-то звездный брейк, и ей снова пришлось вычитывать «сексуальную интермедию». Море ошибок и никакого удовольствия, и если бы ошибки только грамматические или пунктуация хромала. Но когда автор на полном серьезе рекомендует «для максимизации удовлетворения попробовать соитие в прямом подвесном шпагате с полным и медитативным раскрепощением», то после таких фраз хочется отыметь фантазию написавшего по все фронтам и всеми редакторскими учебными пособиями. Либо устыдиться за свою беспросветную личную жизнь, в которой не было подобного раскрепощения. А еще больше опечалиться за физическую форму, которая не позволяла раскачиваться на шпагатах. В принципе на шпагат ее растянуть как бы можно, но это стало бы последней позой в ее жизни.
Текст навевал уныние, а подобранные картинки вызывали рвотный рефлекс. Да и кофе уже не лезло, или лилось, но не в то горло. Irien самозабвенно комментировал порнушку. Причем делал это так талантливо, что хотелось… записывать за ним. А слог и обороты были такими, что хоть публикуй за славу и гонорар. Девушка даже прошлась раз двадцать к дальнему и заброшенному шкафу с какими-то раритетными инфонакопителям, которые не бывали в руках человека уже лет десять как. И нарочно замедляла шаги, чтобы оценить происходщее на виртэкране перед кибером. Комментарии были на порядок интереснее озвученного текста, и могли дать стопроцентную фору унылой картинке. Наверное, главный прав: редакционный irien хороший источник вдохновения, только слишком вредный и прожорливый.
Рабочий день закончился в начале третьего ночи. Интермедию пришлось переделывать. Но на ночное такси валюты уже не хватило. Вариантов, как провести ночь, было два. Первый — продрыхнуть до утра на диванчике для приглашенных на интервью гостей. Мебель была приличной, видной, но пыточной наощупь — сидеть на ней было просто невозможно. Но кибер. то ли отличался повышенной нечувствительностью, то ли был законченным пофигистом с уклоном в мазохизм. И спал он на нем с таким наслаждением на морде лица, что аж завидно становилось. Второй вариант: долгая пешая прогулка. Часам к пяти утра как раз есть шанс дойти. Принять душ, выпить кофе и бежать на работу. А нет, выпить чаю, если удастся найти хоть какую-нибудь заварку.
— Джейд, пошли домой, — легонько коснулась руки спящего, — я понимаю, что ты тоже устал, но тебя нельзя тут оставить без присмотра.
Киборг проснулся еще до прикосновения, оценил процент усталости в голосе очередной хозяйки и классифицировал его как «дайте лечь и помереть». Но поначалу девушка шагала весьма бодро, особенно первую сотню метров. Потом шаги стали замедляться, глаза закрываться, а ноги заплетаться и спотыкаться — пришлось хозяйку взять под руку. Еще одолели пятьсот тридцать метров таким макаром. Причем последние десять — журналистка топала на каком-то странном автопилоте и с закрытыми глазами. Направление она соблюдала только прямое и игнорировала все попадающиеся на дороге препятствия. Джейд горько усмехнулся и легко подхватил «надежду и опору культурной рубрики» на руки. Идти стало удобнее, да и шагать получалось гораздо быстрее. А хозяйка чуть повозилась, поудобнее пристроила голову на достаточно мускулистой груди и полностью ушла в режим сна.
Ночь была приятной, даже почти теплой. Шестнадцать градусов, и это несмотря на то, что по календарю только начало апреля. А если чуть подстроить зрение, то сквозь сизый покров городской атмосферы можно было даже угадать далекие звезды. Прогулка стала нравиться. Может быть, сыграло ощущение свободы и независимости — весьма условное, конечно. Но спящая на руках хозяйка не мешала буйству воображения. Может быть то, что за свои пять лет он видел только клиентов развлекательно-рекреационного вип-заведения. И вот эту редакционную компанию. Не то, чтобы его подарили от щедрот великих, просто посчитали его программу имитации личности слишком наглой и неперспективной. Так что его бывший хозяин просто заплатил ненужной в хозяйстве вещицей за отличную серию хороших рекламных текстов. Взаиморасчеты между друзьями ведь самые честные, правда? И вот новое место, с насквозь фальшивыми людьми, где он был как нечто среднее между свободным стулом и забавным предметом. Как-то грустно от этого всего делалось. Он пытался развлекаться сам и веселить людей. Но, по итогу, один молодый автор был уволен, корректор ушла в секту бороться словом и посылом против обездоленных, начальница отдела аналитики отказалась от карьеры в пользу «образа жизни ярой кошатницы», а его самого стали перекидывать из рук в руки, пока не всучили самой безропотной сотруднице.
Девушка была дурой — в понимании коллектива, потому что не умела отвечать отказом на просьбы, выполняла кучу работы бесплатно, не ходила на перекуры и не коллекционировала сплетни. По ощущениям киборга — она была не фальшивой, просто замученной и несчастной. Дразнил он ее без всякого удовольствия, просто от обиды, что его таким вот образом «утилизировали».
До дома Irien дошел минут за сорок. И даже расстроился, что перестарался со скоростью. Хозяйку сгрузил на матрас, подумал — и решил проявить немного заботы: раздел и укрыл одеялом. Вытащил из прихваченного с работы термопакета собранные гостинцы. И честно разделил на две половины. Одну съел сам, а вторую оставил на утро.
Спать на полу не хотелось. Жесткий и холодный, и еще дует от окна. А матрас, в принципе, мягкий. Да и хозяйка не так уж много места занимает. В конце-концов, ее можно и компактнее переложить. Джейд разделся и лег спать. Утро наступило подозрительно быстро и началось с неприятного оглушающего вопля. Пришлось включать фильтрацию звуков, но уснуть заново не получилось. Вой нарастал и приобретал какую-то сумасшедшую тональность.
— Ты чего орешь? — и киборг на секунду приоткрыл глаз.
Девушка сидела на матрасе, закутавшись в одеяло и выдавала верхнее «А-А-А» с мелодраматическим подвывающим нижним «ы-ы-ы». Пожалуй, зря девочка продалась в журналистику, пошла бы по эстрадной части — с таким вокалом и спать с продюсером бы не потребовалось, Да и ноги ничего, вполне сценические.
— Я того, что ты меня того… — офигев от наглости Irien’a, девушка сбилась с воспитанного университетским дипломом классического языка на альтернативный уличный сленг.
— Я что того, чтобы тебя того? — опешил Джейд.
— А если не того, то какого ты голый? — девушка захлопала глазами.
Спали они ночью нормально, под одним одеялом. Но вот утром хозяйка утянула его целиком себе. В принципе, в комнате было не холодно, так что причины особой закрываться или прикрываться не было, да и вообще — пусть девушка смотрит, просвещается. А то с таким ее опытом — характерную деталь мужского организма с гномиком из магазина сувениров запросто перепутать может. Историю рассказали ему в бухгалтерии, и даже голографию продемонстрировали. И правда, от гномика там не было ничего, разве что красная шапочка.
— Детка, голое тело ничего не означает и исполнение акта не гарантирует, — Джейд соблазнительно потянулся, умело демонстрируя и кубики пресса, и бицепсы на руках, и мужское достоинство. — А вообще голое тело может восприниматься только в ключе персонального концептуального осознанного видения и восприятия мира. Вот лично у меня оно никаких противоестественных ассоциаций не вызывает. Я это воспринимаю нормально и естественно. А вот если ты на такой простой бытовой факт реагируешь настолько неадекватно, то о чем это может свидетельствовать? О проблемах с твоей стороны.
— Действительно, все нормально. Каждое утро обнаруживать себя голой в обществе киборга формата ню, — раздраженно пропыхтела девушка.
— Ты хочешь поговорить об этом, детка? — волнительно мурлыкнул киборг.
— С тобой в последнюю очередь, — девушка кое-как подгребла одеяло в импровизированный кокон и потопала в душ.
Джейд посмотрел на нее с сожалением: намного рациональнее было бы просто быстренько прошмыгнуть без одеяла. По сути, если он чего-то особенного именно у нее и не видел, то где и чего находится, и как там что выглядит, знает на уровне квалифицированного гинеколога. А по уму — стоило бы оставить в покое одеяло и спокойно идти в душевой блок, вместо того чтобы путаться в волочащихся по полу концах и стукаться о стенки. Да и само одеяло мочить не обязательно, ладно, там нет большой полки либо крючка для него, но додуматься и повесить на стенку душевой кабинки — это вообще талант. Джейд с минуту постоял возле незакрытой створки — кончик одеяла застрял в ней, едва ли не намертво. Повздыхал и отправился на кухню. Качественным кофейным порошком он вчера разжился в кабинете главреда. Всего-то и надо было подойти к начальству, страстно присосаться к губам с воркующим: «Милый, я хочу кофе». Сначала ему дали по морде, потом всучили желаемое и выперли с планерки.
Порошкообразный ингредиент растворился в кипятке в двух чашках, и небольшой кухонный блок пропитался ярким бодрым ароматом. Джейд проворно выгрузил на пластиковый поднос бутерброды, несколько пирожков и пригоршню конфет. Конечно, он сволочь сволочью, но есть люди, над которыми даже стыдно издеваться.
Хозяйка прибежала на кухню мокрая и взъерошенная, с недосушенными растрепанными волосами. Оценила накрытый к завтраку стол и безмятежного киборга, попивающего кофе на подоконнике.
— А это… что? — странно, вроде раньше склонности к заиканию у девицы не было.
— Еда, — Джейд с подозрительным вниманием стал разглядывать парковку флайеров на крыше соседнего, более элитного, дома. — пользуйся, пока я добрый.
— А откуда? — утро тупых вопросов можно считать открытым.
— У тебя очень отзывчивые коллеги, — киборг ехидно ухмыльнулся, — достаточно пройтись по кабинетам в обеденное время и сказать: «О, какой божественный аромат, можно я хоть постою и понюхаю, а то меня Сергеева совсем голодом заморила. Готовить не умеет, только продукты портит, а на приличный ресторан талантом зарабатывать не научилась». И, знаешь, срабатывает — уже полтора дня кормлюсь щедрыми дарами. Угощайся.
Да, забавно она умеет бледнеть и краснеть одновременно. И ушки так прекрасно гневом полыхают. Интересно, когда человек так погружается в свои эмоции, он за временем все-таки следит? Опоздает — опять на нее барышня с ресепшена наорет, а это недоразумение будет стоять и мямлить свои извинения. Джейд бодро умял бутеры с подноса — не пропадать же добру. Тем более, что настроение хозяйки было в стиле «назло врагам умру голодной». Хозяйственно ополоснул чашки и пошел разбираться с очередными хозяйскими тараканами.
Одеяло все же намокло в душе, и сидеть под ним было сыро и неприятно. Но выбора не было. Дожить до двадцати пяти лет с пониманием того, что и талантов особых нет, и внешность подкачала, и перо не наточено, и бойкости журналистской кот наплакал. Но самой понимать — это еще как-то терпимо. А вот услышать подобное от киборга — уже чересчур. Ладно бы еще от матерых коллег, а то от кого? Irien’а глючного.
Поминаемый завалился в комнату с развязным выражением на морде. Пожалуй, с таким видом загружались в кабак матросы после дальнего плавания. Не говоря ни слова, подхватил ее на руки и поволок на выход.
— Куда? Чего? А ну поставь на место!
— Выполняется приказ «и на работе быть вовремя», — отрапортовал Джейд.
— Так не в одеяле же?! — возмутилась девушка.
— Да, верно, — киборг ловко вытряхнул хозяйку из одеяльного кулька. И двинулся со своей ношей на выход.
— И не в таком виде! — завопила журналистка.
— У тебя есть три минуты, — выразительно произнес киборг и выпустил девушку.
Депрессивный порыв — сидеть и жалеть себя прошел, и хозяйка торопливо заметалась по квартире. Джейд подобрал забытое на полу одеяло, пристроил на сушилку. Вечером-то все равно надо будет накрываться.
На дневной планерке главред рассыпался в комплиментах пустоголовой авторше рубрики «сексинтермедии». После вчерашнего выпуска рейтинг попер, как тесто на дрожжах. И слог, и стиль, и изящное знание темы. Сергеева слушала, как за ее работу хвалят другую и в очередной раз пришла к выводу: жизнь несправедлива. Гонорар за ночную переработку ей тоже никто не предложил. А за напыщенное: «Милочка, ты прекрасно справилась» — хотелось плюнуть блондинке в кофе. Джейд, словно уловив желание хозяйки, именно так и сделал. Правда, незаметно для окружающих, но смачно.
Аннотация на книгу кропалась медленно и тоскливо. Продраться сквозь глубину авторского замысла Сергеева не смогла: запуталась и выдохлась на второй странице. Фраза «когда закатное марево разлилось по подлокотникам кресла и затем заиграло бликами в стеклянных зрачках безрезультатных глазниц» сломала ей мозг. Девушка закрыла электронный экземпляр книги, поизучала размазанную обложку. Попробовала сосчитать сколько на ней нарисовано человеческих фигур, и чем можно в таком… в таких положениях заниматься. По логике выходило, что только херней. И стала писать, положившись на вдохновение. Выстучала абзац, перечитала и подумала, что лучше было бы положиться на что-нибудь более надежное. «В своем произведении автор долго и сладострастно говорит о чужих проблемах, ибо до собственной жопы дотянуться с анализом не смог». Удалить, погоревать о мировом несовершенстве и отсутствии кофе, шоколадки и еды.
— Опять страдаешь? — Джейд просочился в кабинетик с огромными стаканчиками из автоматического буфета. — Будешь, или опять станешь удовлетворять голод моральными принципами?
— Буду, — зло буркнула девушка. — А это подношение тоже за очередное обсирание меня?
— А если ответ положительный, то пить не станешь? — киборг прищурился. — Тогда лучше сразу отдай стаканчик. Напиток вкусный, я выпью. Так что не швыряйся.
— Не дождешься, — в стаканчике был горячий шоколад.
Бюджет с балансом никак не сходились. В наличии было чуть больше 60 единиц. Если не шиковать на ночных такси, где разовая поездка сжирает почему-то от 20 до 30 денежек, то на одиннадцать дней как-то можно растянуть. Творожок и овсянка — самые полезные для фигуры и организма продукты по самой низкой цене. Но вот киборга на такой диетический рацион подсаживать как-то… и совестно, и неудобно. Парень как-никак, а у них пищевые потребности завышенные. И углеводы нужны — сам недавно вымогал. Открыла страничку со специализированным питанием для кибермодифицированных организмов. И поспешно закрыла. Смесь за такие деньги — да она бы и сама ее грызла и радовалась.
— Опять киснешь? — Джейд, вопреки обыкновению, не шлялся по редакционным кабинетам, а что-то строчил в ее же планшете. И, к тому же, без спросу взял. Ну и ладно, главное на условия содержания не жалуется.
— Нет, считаю и думаю.
— А, хм, полезное занятие. Главное, чтобы мысли шли в правильном направлении.
— Да просто занимать и одалживать уже стыдно.
— Ну, — Джейд мгновенно оказался рядом, глянул на шлейф раскрытых окошек, и взгромоздился на стол. — Я могу обходиться без пищи порядка двух недель. А, как показала практика, даже и больше.
— И когда же ты голодал, — Сергеева насупилась. Врун и позер, да от такого последней коркой хлеба откупишься — иначе вынесет весь мозг.
— А когда хозяева решили, что я не восстановлюсь после клиента. И им отказали в обмене по гарантии. Я тогда почти три недели в подвале провалялся. Потом отчего-то вспомнили, обрадовались, что я живучий, и отдали новому хозяину.
— Щас расплачусь, — не удержалась от ехидства девушка, хотя голос у киборга был очень серьезным и тихим, а взгляд отсутствующим.
— Не надо, а хочешь… я тебя в ресторане покормлю, — неожиданно предложил Джейд.
— Как? Опять пойдешь по народу единицы стрясать?
— Эх, и вот как ты столько лет без фантазии прожила? — устало вздохнул киборг. И, чуть приподняв девушку, вытащил из кармана ее джинсов видеофон.
Помедитировал на список контактов из папки «культурные члены», и решительно ткнул в один из номеров. Видео он не включал, но в динамик защебетал… ее собственным голосом, только слишком приторным и подхихикивающим. — Ой, Вадим Арнольдевич, как мило с вашей стороны, что меня вспомнили. Ах-ха-хи. Да, мне тоже весьма приятно. Вот что-то вспомнилось, что мы с вами давно не встречались, а ведь ваша книга оставила на мне прямо такой неизгладимый отпечаток…
Сергеева пару минут слушала и пыталась сообразить, что происходит, а как дошло…. Киборг очень умело уворачивался на скромной площади рабочего кабинета, изящно перескакивая через кресло, терминал, и даже в прыжке отталкиваясь от стенки. Причем щебетать по видеофону не прекращал. Девушка выдохлась первой. Джейд пристроился подальше, на всякий случай, и рассыпался в воздушных поцелуях.
— Ну вот, сегодня мы ужинаем в “Веренице”. Твой любимый автор согласился дать тебе персональное интервью. И попозировать для голографий твоему оператору.
— У меня нет оператора, — девушка пыталась восстановить дыхание. Оказывается, скачки с препятствиями сложная и выматывающая штука.
— Есть. Я. — Джейд скопировал себе список “членов”. Название папки, конечно наводило на определенные размышления, но, на самом деле, все адресаты в ней были членами каких-то культурных обществ и творческих тусовок. — Только си-дешку у ребят возьми. А я тебе поснимаю дядю во всех позах. Впрочем, если жрать не хочешь, я сам пойду. И хоть наемся.
— Обойдешься, я тоже давно не ужинала.
Связь не по расписанию 1.
Тяжело оставаться оптимистом под проливным дождем, мокрым и холодным, когда приходится вышагивать в туфлях не по погоде, без зонтика. А под демисезонным плащиком бережно прячутся от суровых капель материалы с презентации. Оптимизм растворяется, как сахар в круто заваренном кофе. Зато простуда, кажется, пошла в атаку, и убойный чих догнал девушку на пороге офиса.
— Сергеева, чего возишься? Тебя шеф вызывает.
— Так я это…
— Вот со всем этим и бегом, — секретарша при всей миловидности наружного облика внутренне уподоблялась генералу или даже генеральше, которая могла построить всех: солдат, мужа, казарму, начальство, врагов.
Главред с неодобрением пять минут наблюдал, как с девушки стекают струйки воды. Когда под ней образовалась приличных размеров лужа, он прервал ее доклад о концепции освещения мероприятия, который, впрочем, и не слушал, и в приказном порядке предложил забрать на время редакционное имущество, которое уже всех настолько заеба… привело в восторог, что коллегам просто требуется отдых.
— Сергеева, у тебя ведь культурная хроника, вот и будешь его потихоньку обкультуривать. Понятно? Через недельку-другую вернешь. А если месяц подержишь, то я тебе лично премию выпишу. Все, забирай и иди нах… на свое рабочее место. И имущество захвати. Джейд, она твоя хозяйка. Бессрочно.
Незаметно стоящий у окна киборг обернулся — его лицо погрузилось в печаль. Безмерную, безграничную и величественную. С таким лицом царственные узники обычно восходят на плаху, но потом их спасают верноподданные герои. Физиономия киборга выражала еще и вселенское горе — в свое спасение он вообще не верил.
Секс и культура в редакции не пересекались. Потому что культура была слишком непредставительна и малопопулярна. Да и, собственно, эту рубрику держали ради того, чтобы иметь приличных спонсоров. Ну, благотворительность, все дела. Хотя заказные рекламки все равно выкладывали на страницах с более прямо и долго стоящим рейтингом. Поэтому и с местной достопримечательностью журналистка не пересекалась, разве что в автоматическом буфете, где подавали не самый отвратительный кофе. Irien вежливо улыбался и всем отвешивал дежурные комплименты, а ее даже ни разу не обнял. Хотя не пропускал не то что ни одной офисной юбки, но даже ни одни брюки, вплоть до редкостиранных джинсов ночного охранника. При мысли о том, что даже киборгу она не по вкусу, становилось обидно за гены, которые все ушли в мозг, ничего не оставив внешности.
Когда она возвращалась в своей кабинетик с Irien’ом на хвосте, коллеги выглядели как-то подозрительно довольно, как будто только что пропили коктейлями внеплановую премию. Поглядывали на нее и улыбались друг другу некими просветленными улыбочками.
Киборг тенью следовал за ней: на рабочее место, в дамскую комнату — и даже пришлось драться за право единоличного владения небольшой кабинкой для уединения. В кафетерий, где сожрал ее еду без спросу. И домой. Он не подавал никаких сигналов, не разговаривал и выражение лица держал такое, что хотелось ему посочувствовать и накормить лимонами — а вдруг сравнит и повеселеет.
В жилом модуле киборг повел себя на редкость капризно. Он заявил, что надувной матрас — слишком пошло и жестко. Творог на ужин — диетическое издевательство, а отсутствие головизора — приравнивается к пытке из категории «средневековье далекое и неадекватное». Сергеева покивала, не прониклась, расстроилась и села за статью. Но не писалось. Материал по выставке больше напоминал душещипательные романы, где бедные авторы боролись с блудом и беспросветностью силой своего мазка.
Статью надо было сдавать завтра, на единственном любимом матрасе дрых киборг, и девушке захотелось плакать. Не то чтобы было жалко матрас или одеяло. Просто от жизненной несправедливости: вот почему ее саму никому не могут всучить, чтобы там кормили, укладывали спать и не трогали? Или это только киборгам так везет?
— Прекрасная сеньорита, вы не могли бы хлюпать носом потише на пол октавы, а то мои романтические сны переквалифицировались в кошмары с розовым мутантом.
— Простите, с-с-сударь, но это непроизвольный эффект, вызванный художественной сентенцией.
— Разумеется, но звук все же приглушите, а то хочется прибегнуть к деструктивному воздействию.
— А не будет ли подобное поведение являться наглостью с вашей стороны?
— Разумеется, и я потом готов понести за него кару. Но только с утра. Ибо ночная тьма не способствует сексуальным похождениям… за драконами.
Сергеева тупой никогда не была. И заслуженно гордилась высокими баллами по литературе и лингвистике. По точным наукам оценки преподаватели ставили из жалости к ее талантам: добавляли по два балла за пышные оды теоремам и математическим законам. Но до двух сосчитать и провести сравнительный анализ, чтобы понять кто является драконом, было несложно. Убивать храпящего человека девушке показалось негуманно. Интересно, а на киборгов правила человеколюбия распространяются? Даже если и нет, то как быть: разбудить и извиниться, а потом дать по морде за оскорбление? Или сначала извиниться, а потом разбудить и послать… послать вызов на дуэль? Или просто послать и как-нибудь выспаться. Подумаешь киборг, может, у него просто алгоритм общения сбоит, и его можно обкультурить. Шеф же сказал. А он иногда говорит мудрые вещи. Только редко и не к месту.
— А почему здесь не кормят?
Просыпаться было тяжело и неприятно. Тело занемело в нетрадиционной позе: скорчившись на площади в 80 сантиметров, с опущенной на ноут головой и с ногами, закрученными крендельком. Болела спина, кололись иголки по всему объему бедер, а ощущения в шее… ох, легче отрубить напрочь, чем описывать.
На фоне ее персонального утреннего кошмара редакционный киборг выглядел на редкость бодрым, свежим, и благоухающим… причем благоухал таким знакомым запахом… дорогого и эксклюзивного геля, который ей подарила мама еще три года назад. И было как-то жалко использовать.
— Не кормят, — зло отрезала девушка, — хочешь жрать — готовь сам.
— И это называется гуманное отношение? Это наглая и бессовестная эксплуатация безмолвного оборудования, которое ничего не может противопоставить человеческой жестокости и беспринципности. Давайте, издевайтесь! Морите голодом! Избивайте! И используйте по всех смыслах, я же все равно ничего не смогу возразить…
Словесный поток революционных высказываний она слышала даже сквозь плотно захлопнутую дверь душевой. Бархатный голос киборга отравлял даже чашку кофе, заваренного на двоих из последних запасов. Причем киборг демонстративно поморщился и опрокинул свою порцию, вместе с чашкой, в утилизатор. А она пила с половинкой чайной ложечки вместо целой. Хотелось пожаловаться, но это трындючее оборудование слушало только себя.
Пришлось кормить в кафебаре. На забегаловку попроще оборудование так презрительно поморщилось, что захотелось извиниться перед царственной персоной за всю грязь мира, и даже за тонкое амбре мочи какого-то бомжа, сделавшего свои грязные дела в арке двора. Позавтракал Irien на всю ее оставшуюся зарплату, и даже на бонусный остаток, который неприкасаемым запасом лежал на счету. Не то чтобы было жалко, даже наоборот — пока жрал, хотя бы заткнулся, а то ей уже самой хотелось бросаться с грудью нараспашку на защиту всех обездоленных кибер-организмов. Но до нового поступления единиц еще две недели.
— Скажите, пожалуйста, а можно ли как-то профинансировать содержание… — в кабинете главного редактора Сергеева неожиданно для себя заблеяла тоненьким голосом. И тут же включился внутренний критик, которой скептически порекомендовал с подобным репертуаром обратиться на паперть. Хотя там бы конкуренты запинали, дабы их профессионализм не позорила.
— Стоп, я не понял, кого кто должен содержать? — главный поднял голову от подозрительно сверкавшего экрана.
— Никого никто содержать не должен…
— А кто кого содержал? У тебя доказательства есть? — редактор жадно подался вперед и аж прихрюкнул в ожидании новости на первый блок ленты. Лучше, разумеется, скандальной.
— Доказательства? Да, зарплата кончила…
— И какой эффект?
— Нулевой, — Сергеева подумала, что у нее началась профессиональная болезнь: осекствовлять все то, о чем идет речь. Впрочем, философски подумала девушка, чего еще можно ожидать от сотрудницы сетевого журнала «В_секс.орг».
— Вот! — главред наставительно поднял палец, — поэтому и работай.
— Так, а кибера… то есть Джейда мне кормить нечем… он уже все сожрал!
— Сергеева, тебе выдали ценное оборудование для практики! Для поднятия концептуального духа! А еще и жалуешься? Не жалуешься? Тогда иди и покажи класс. И вообще, вот ты кто? Журналист? Правильно? Так почему при таком богатом языке у тебя такое бедное воображение? Хотя бы на Джейде потренируйся. И пока не научишься — можешь не возвращать.
Впервые в жизни девушке захотелось не плакать, а прыгать и топать ногами… желательно на поверхности массивного редакторского стола-терминала. Но максимум, который позволило ей воспитание, — сердито процокать каблучками прошлогодних туфель по движущейся лестнице.
Джейд в ее кабинете доедал остатки сахара. Сладкоежкой девушка вроде не была, фигура в сохранении не нуждалась, но черный кофе без подсластителя и сухих сливок она просто презирала. Вот не лежала ее тонкая натура ни к хардкору ни к хорору. А после вчерашней ночи к киборгам тоже лежать отказывалась. Кроме бешенства никаких других милых чувств они у нее не вызывали. Зато аннотация на выставку модного художника вышла такая, что главный аж прослезился.
— Вот! Сергеева! Можешь же, когда хочешь! Иди и дальше вдохновляйся.
Она и вдохновлялась до конца рабочего дня: реалистичными голокартинками киборговской расчлененки. Все-таки напрасно она раньше не понимала и не признавала молодых талантливых творцов. Есть! Есть ведь у них работы, которые прямо за живое берут.
Джейд на протяжении рабочего дня куда-то исчезал из кабинета. И, увы, возвращался через разные промежутки времени. Иногда в помадных отпечатках и, периодически, с заботливо упакованными бутербродами и пирожками. Сидел и хомячил с наглым видом, и даже не давился под испепеляющим взглядом.
— Милая, было бы славно, если бы ты напоила меня кофе, — Irien заявил это таким тоном, как будто обещал корону наследной принцессы барышне из прикосмодромного кабака.
— Было бы славно, если бы ты пошел на… все стороны коридора и там бы угощался кофе, булочками и бабами.
— О, малышка, ты и коготками умеешь, — киборг так восхищенно поглядел на нее, что девушка даже проверила на месте ли кофта с джинсами, — ну, давай, крошка, покажи зубки.
Альтернативные жесты она выучила еще в школе, поэтому вспомнила с трудом. Но, кроме дополнительного восторга, киборгу ничего не доставила. Хотелось плакать, и даже живописания пыток киборгов уже не поднимали настроение. Деньги пришлось одалживать, киборга терпеть. О смысле жизни размышления были исключительно нецензурным слогом. Уже второй день она не видела ни жизни, ни смысла.
Реанимация вдохновения.
Субботний день в редакции был сонным и меркантильным. Все сотрудники делали вялую видимость работы и ждали обещанной премии. В целом идея — отработать выходной после праздника с переносом — провалилась в самом начале. Коллектив не трудился, а страдал. Но выпуск надо было готовить, и редактор занялся стимулированием. Пока что литературным.
Автор был молодым: как по возрасту, так и по творческим начинаниям. Из категории тех, кто взялся за перо и решает, с какой стороны его держать лучше. Но ничего другого под рукой все равно было. И, по большому делу, редактору было все равно, каким образом поднимать рейтинг.
— «Он поднял это на руки и покрыл поцелуями сверху донизу… губы были холодные и слегка сопливые, но слезы в глазах стали наградой за все пережитые мучения и сомнения больше не терзали его… » — редактор посмаковал каждое слово из процитированной фразы, все больше убеждаясь в несовершенстве собственного сексуального бытия. — Но вот кто так пишет?
— Ну, я пишу… — автор не то чтобы смущался, просто развлекательный контент он предпочитал в виде видеофайлов с пометкой 18+. Но ведь смотреть и описывать — это не одно и тоже. — Что вы от меня хотите? Гет? Слеш? Вы какое техзадание дали? Так какого…. простите, какого пола… этот партнер? Или я что, сам угадывать должен? Я не знаю, я никогда такого не писал. Моя тема — это животные.
— Можно подумать, животные сексуальной жизнью не размножаются, — нахмурился редактор.
— Без личного опыта как-то трудновато, — настаивал на своем автор. Не то, чтобы он верил в победу, но сдаваться на растерзание критики без боя считал унизительным.
— Вы уж постарайтесь, — редактору было сорок пять, и он знал в этой жизни многое, правда больше из чужого опыта и табличек рейтинга. — Читатели любят чтиво погорячее. А опыт дело наживное. И наживать это дело можно… Сюзанночка, — нажал кнопку коммуникатора редактор, — позови сюда наше приобретение.
Обычно беззвучная створка отъехала с таким мерзким и завывающим звуком, что вздрогнул не только сидящий спиной ко входу автор, но и сам редактор.
— О, нужна консультация? Я могу и показать, и рассказать, и проконсультировать… — прежде, чем молодой автор оглянулся, ему на колени неожиданно скользнул стройный блондин с карими оленьими глазами. Взор был слишком томный, движения чересчур кошачьи, а облизывался он с таким выражением, что очи его собеседников немедленно подернулись поволокой.
— А ты… это… кто такой? — автор от испуга чуть не выронил стилус и попытался спихнуть наглеца, но тот держался слишком нежно и цепко, обвивая парня за шею рукой и щекотно дыша прямо в ухо.
— Я Джейд, Irien последней модели. О сексе знаю все: и о ЖМ, и о ММ, и ЖЖ, и о МЖЖ, и о МЖМ, и о ЖММ, и о всех остальных буквах, их количествах, и более эротических сочетаниях, — представившийся киборг недвусмысленно поерзал на коленях и полез целоваться.
— А какие… — автор с такой техникой еще не сталкивался… в смысле и с техникой в лице кибера, и с техникой в плане поцелуя. На третьей минуте молодой парень понял, что все предыдущие двадцать четыре года прошли как-то зря, впустую, и от этого на душе стало тоскливо, зато нижнее настроение наоборот существенно поднялось, — еще тут буквы могут быть?
— Всякие. З, например, — Джейд затягивать поцелуй не стал. Ну их, этих людей с их конфигурацией, чуть передержишь или недодержишь и все — ломаются. Ищи себе потом новых хозяев. А эти вот последние, уже полтора дня как купили, и до сих пор еще не использовали.Так и приходилось бездельничать под кабинетом главного в ожидании приказа.
— Подарок от спонсора, — редактор меланхолично сличал рейтинг за последний час и за предыдущий. Табличка явно издевалась: зеленая стрелка диаграммы опустилась ниже полшестого. — БУ. — редактор слегка рассердился. За продакт плейсмент давний друг пообещал порадовать, но не предупредил, что эта самая радость будет такой прожорливой, приставучей и… с большим потенциалом энтузиазма. — На текущий момент условно считается консультантом эротического раздела.
— Может, мы от слов перейдем к делу… и я покажу высший пилотаж… разыграем программку на троих, — киборг времени даром не терял. Рубашка на авторе уже была расстегнута, брючный ремень безжизненно болтался в петличках, а молодой человек как-то нервно, едва ли не предынсультно, дышал, реагируя на чуткие поглаживания киборга. Доставал Джейд везде: где-то гладил, местами пощипывал, временами пришлепывал. Кибер двигался и работал всем телом, даже дыхание, и то казалось с каким-то подтекстом.
Редактор отстраненно наблюдал, как руки киборга манипулировали с ширинкой автора. Сам начинающий писатель и не возражал, и реагировал как-то однобоко: сплошное мычание разной тональности и такая улыбка на лице, словно человек обкурился социальным телевидением. Киборг же был так деловит и сосредоточен, что хотелось его взять прямо здесь и сейчас и вставить в рамочку — как пример самого положительного сотрудника месяца.
Процесс набирал обороты, причем двигался такими изгибистыми путями, что редактор, несмотря на бурную молодость и четыре разнородных брака, даже боялся предугадать, что же последует дальше. На шестнадцатой минуте жесткого петтинга, редактор пожалел, что у него в руках нету видеокамеры: потому что иллюстрация к еще недописанному, вернее забракованному, произведению по всем параметрам превосходила оригинал.
Пострадав еще немного, редактор перестал одним глазом коситься на происходящее, а просто уставился не мигая. Рейтинг еще чуть-чуть упал. В отличие от некоторых частей тела. И совсем не привлекал, голова отказывалась работать, а тело требовало релакса. Поколебавшись, редактор поднялся, скрипя совестью и моральными принципами, и подошел к слившейся в в страстных порывах паре. Покровительственно погладил по голове киборга — тот не протестовал, даже наоборот, кажется, замурлыкал. Мотивирующе похлопал по подрагивающей спине своего сотрудника. Джейд, послал хозяину такой соблазнительный воздушный поцелуй, что на редактора накатила муза, в полном объеме.
Автор попытался что-то стыдливо вякнуть, но Irien так эффектно присосался к его губам, словно проводил реанимационные процедуры повышенной сложности. Тягучие поцелуи не мешали киборгу просчитывать обстановку, и поглаживания второго человека расценили как согласие к более тесному участию. Освободив руку, Джейд притянул массивного редактора уже на свои колени. Автор, видно, еще не достиг полного экстаза, и на увеличившуюся нагрузку на бедрах отреагировал болезненным стоном.
Под тяжестью двух тел молодой литературный талант как-то подозрительно задергался, скорее напоминая движениями полураздавленную лягушку, чем пребывающую на пике творческого оргазма личность. Джейд послушно отработал спасательную функцию: не прерывая процесса, переместил редактора на массивный стол. А сам распределил вес тела так, чтобы дискомфорт нижнего человека не стал совсем уж невыносимым. Теперь программе приходилось сложнее: каждый из объектов подавал сигналы разного уровня и приходилось работать на два фронта. Фронт на столе оказался более устойчивым, а передовая на стуле уже давно сдала свои позиции.
Работа над новым материалом в редакторском загончике как-то затягивалась, и, судя по тому, что главный уже давно вызвал киборга, и еще до сих пор из кабинета не вылетел красный автор, дело продвигалось. Сюзанна, как и все секретарши, отличалась умом, длинноногостью, сообразительностью и любовью к желтым сплетням. А потолочная камера в кабинете начальника — это всего лишь средство обязательной системы безопасности. По мнению редактора, видеоглаз не работал с первого дня. В понимании Сюзанны, активировать наблюдение следовало только в самых крайних случаях. И сейчас, судя по появившейся картинке, случай был именно таким. Девушка профессиональным взглядом оценила компанию, правда точка обзора была не слишком удобной, но богатая фантазия успешно компенсировала недостаточность видео. С другой стороны, не всегда качество видео было на уровне, а сверху местами даже лучше все воспринималось.
То, чем занималась компания, без сомнения, относилось к содержанию материала для следующего выпуска. Только вот исполнительская сторона слегка подкачала. По мнению девушки, практиковаться можно было бы и нежнее. Зато стиль Irienʼa определенно заслуживал высшей оценки и бурных оваций. Так виртуозно, почти не глядя, заводить двоих мужиков, причем почти не раздевая и не напрягаясь — Сюзанна вздохнула, подумав, уместно ли будет попросить у начальника киборга для персональной консультации. Как-никак, она ведь тоже сотрудник редакции, и читает подготовленные материалы. И хотелось бы оценивать их с более профессиональной позиции.
Между тем, позиция в редакторском кабинете слегка изменилась. Киборг перестал лобызать раскрасневшегося автора и переключил основное внимание на вышесидящее начальство. Однако, не забывая ублажать молодого человека одной левой. Редактор млел от прикосновений и покусываний, как кот под мартовским солнцем. Ему представлялось сейчас, что он готов свернуть горы, перепахать моря, и выиграть древневековый конкурс на проведение ритуала по плодородию. Джейд томно зажал губами мочку редакторского уха и не ошибся — уровень возбуждения подпрыгнул. Интересно, вот о чем в такие моменты могут думать эти люди? О рейтинге, что ли — киборг на мгновение задумался. Наверное, да, о рейтинге — они об этом думают постоянно. Как бы он не упал.
Irien плавным движением переместился на стол, одновременно доломав собачку на джинсах автора и шлепком согнав редактора с насиженного места. Хлопок получился громким, и возможно, болезненным, но редактор соскочил весьма проворно и уставился на киборга с таким обожанием во взгляде, что модель последней линейки почувствовала себя желанным гостем в дорогом ресторане и даже захотелось сделать заказ из сладкого кофе с тройной порцией сливок.
Перед киборгом стояли двое перевозбужденных, распалённых, тяжело дышащих, раскрасневшихся мужчин. Беспорядок в одежде смотрелся даже трогательно. Киборг, которого, по идее, давно бы следовало бы раздеть и использовать по назначению, все еще оставался в комбинезоне. Застегнутом. Джейд не был ни красным, ни запыхавшимся, он лишь лукаво улыбался. А в голос подлил максимум меда.
— Слушайте папочку, мои хорошие, становитесь теснее, прижимайтесь друг к другу, дети мои. Вот так… вы же сладенькие… вы же умненькие… вы же самостоятельные, — мужчины ревниво пихались возле колен киборга, стремясь в одиночестве остаться между широко раздвинутых ног.
Сюзанна от смеха не смогла проглотить кофе, и черная жидкость капельно брызнула на стол и рабочий терминал. На экране было отчетливо видно, как с молодого автора сползали расстегнутые джинсы. Редактор был то ли наполовину раздет, то ли наполовину одет: его брюки на пол еще не падали, хотя и порывались. Но то ли им мешало вздыбленное достоинство, то ли вцепившийся сбоку скоросшиватель, непонятно как и когда присосавшийся к верхнему краю штанов.
— Отлично, мои хорошие, теперь ручку вот сюда и массируем, и сдавливаем… и внимательнее… тщательней… и вторую ручку добавляем… и язычком. вот так хорошо… не стесняемся… и вовнутрь… и пальчики… и щекоточки, а теперь вот здесь погладили…. сильнее…
Киборг так профессионально руководил действиями творческих особей, словно всю жизнь специализировался на уроках полового воспитания. Irien работал руками, направляя, показывая, корректируя, подбадривая. И голосом. Еще больше распаляя и возбуждая автора и редактора. Джейд действовал настолько уверенно, что мужчины предпочитали послушаться, подчиниться, и от этого их удовольствие только возрастало и становилось все более обоюдным. Через пару минут они уже почти без словесных и физических подсказок киборга обшаривали друг друга ладонями. Жадно и изучающе, но почему-то только по спинам.
Джейд подумал и, захватив левую руку редактора и правую автора, силой определил их туда, куда бы уже давно следовало бы перейти. Попутно погладив обоих по ягодицам. У автора пятая точка была более худощавой и менее подготовленной к сложным жизненным обстоятельствам. У редактора седалище было более откормленным и, пожалуй, опытным. Киборг проверил данные эмоциональных сканеров и наклонился вперед, изящно прогнувшись в пояснице, добавляя в действие огромную порцию страстности и огня, и мотивируя людей к нужному направлению кульминации. И когда убедился, что остановить людей не способен даже конец света, ловко проскользнул под нижней границей сплетенных конечностей. Постоял немного, контролируя процесс и убедившись, что ему точно ничего не будет, нагреб полные пригоршни конфет из редакторских запасов. А то очень заманчиво стояла открытая коробочка, да и ему восполнение энергии требовалось.
— Хорошего вам оргазма, — Irien тихо приоткрыл створку и выскользнул в помещение секретарши. Подмигнул Сюзанне, заценил поплывший взгляд, мечтательное покручивание локона и разгорающийся в карих глазах огонек жадного возбуждения.
Джейд развернул конфетку, нарочито громко зашуршав фантиком, отвлекая девушку от экрана с прямой трансляцией в реальном времени.
— Будешь? — спросил секретаршу, протягивая откушенную ровно наполовину конфету, — Карамель с кленовым сиропом.
— Давай, — секретарша слегка опомнилась, не глядя, сунула угощение в рот, и еще раз мазнув глазами по видео, предвкушающе потерла пальчики.
Киборг развернул вторую конфету и вежливо протянул сладость девушке уже целиком.
— Еще хочешь?
— Буду, — невпопад ответила Сюзанна и, не обращая внимания на маячившую перед лицом руку с конфетой, открыла текстовую программу и застрочила.
Киборг заинтригованно влез сбоку. «Сладострастное сплетение тел манило, притягивало, заставляло лоно нежно пульсировать, в ожидании великого и всеобъемлющего… в таком состоянии можно было только настаивать на продолжении, преклоняясь перед древним, извечным…».
— Вот так и лишаются творческой девственности, — задумчиво пробормотал киборг.
Irien уважительно хмыкнул, оценивая, с позиции своего богатого опыта, с какой скоростью рождается текст и как тонко передаются все детали. Наблюдать за творческим оргазмом под шелест конфетных бумажек и раскатывая-разлизывая во рту шоколадные кусочки было гораздо интереснее.
Первой осознанным желанием, что пробилось сквозь вязкую и раскачивающуюся темноту, было как можно быстрее сделать ноги. Потому что, если повторное избиение вениками, которое местными расценивалось как удовольствие, еще можно было как-то перетерпеть, то быть всерьез отлупленным за неплатежеспособность категорически не хотелось. Представив, как его могут отходить, Клав даже взбодрился и умудрился сесть на постели. Огляделся. Видимо, его за кого-то знатного и богатого приняли, раз перенесли безжизненную тушку в отдельную комнатушку да уложили на застланный свежей холстиной соломенный матрас.
Подниматься не хотелось, набитая пухом подушка манила улечься обратно, закутаться в меховое одеяло и проваляться пару деньков. Потому что разбитое и растерзанное тело совершенно не желало двигаться, даже ради спасения своей скудной жизни. Но воспоминание о том, как одного незадачливого клиента, что не заплатил за кувшин настойки, рьяно охаживали вожжами в городской таверне, а потом качественно притопили в отстойной яме, оказало живительное воздействие. Клав даже на ноги вскочил и озадаченно уставился на свою одежду. Вещи мало того что простирнули, так, очевидно, и у очага просушили. Даже сапоги почистили. Но долго размышлять и рассыпаться в благодарностях радушному корчмарю и Фэрьке времене не было. Клав поспешно оделся и на цыпочках подобрался к двери, прислушался, робко тронул клямку. Не заперта. Эх, и хорошо быть самозванцев, пусть и недолго доводится наслаждаться такими милостями. Клав потихоньку отодвигал дверь, молясь уже не только Светлым, но и всем темным богам поименно, чтобы эти деревяшки не заскрипели.
Смазанные петли не подвели, дверка приоткрылась ровно настолько, чтобы Клав в щель протиснулся. Короткий коридорчик, куда выходило еще несколько дверей, заканчивался постанывающей от шагов лестницей. Замирая от страха и готовясь в любой момент дернуть обратно, Клав спустился. И понял, что пропал окончательно: внизу как раз располагалась хозяйская половина. А там по прибранной кухне суетился корчмарь, присматривая за очагом, где в котелке томилось мясо, и кроша огромным тесаком капусту на салат. Клав бесшумной тенью взлетел по лестнице и прошмыгнул обратно в комнатушку. Удирать придется через окошко.
О том, что судьба к нему не слишком благосклонна, Клав всегда догадывался. Но теперь с прискорбием убедился в этом снова, да еще в самый неподходящий момент. Окошко открылось легко, и высота вроде показалась приемлемой, чтобы спрыгнуть на соломенную крышу пристройки или хлева, и уже оттуда спуститься на землю. Но вот проскользнуть в проем не получилось, а ведь в Универсариуме он считался достаточно хлипким, так что для поединков его почти не звали. Екан старательно подергался, втягивая живот и пытаясь поджать зад, и понял, что вперед протиснуться совсем не выходит. Снова яростно попыхтел, втягиваясь в комнатку — и покрылся холодным потом, когда понял, что ни туда, ни обратно уже не может. Болтаться так было печально. Лучше бы уж вылазил ногами вперед, так бы хоть мерзнуть не пришлось. А то ногам хорошо: остались в тепле комнатки, а он сам, вывешиваясь наружу, уже продрог до основания.
Клав поерзал. Звать на помощь глупо. Да и никто не поверит в то, что он просто высунулся свежим воздухом подышать. Оставалось только выдыхать, подживать все что можно и что не получается, и упираться руками и ногами, в жалких попытках продвинуться вперед.
— Я тут вот настой с травами принесла да пироги с печи вот только… откушай… — услышал Клав голос Фэрьки и тут же едва не оглох от короткого девичьего взвизга, который мгновенно перешел в грубую брань. С такими выражениями корчмарева дочка могла бы смело могла руководить шайкой самых отъявленных разбойников. — Ах ты, лободырней баламошный! Мордофилей негораздкий!! Пентюх брыдлый!!! Ащеул балябный, обокрасть нас вздумал?! В честный дом залезть?! Шинора недобитый! Пыню тебе в срамное место!! Вот я тебе покажу!
Чем приласкала его от всей души разгневанная девка, Клав так и не понял, но от боли у него перехватило дыхание. а вся нижняя половина тела, казалось, рассыпалась накусочки. Екан рванулся с такой силой, что вылетел из оконного проема, успев все же словить второй жуткий удар, но уже не по низу спины, а лишь по ноге, да и то краем. Вывалился он неудачно, проехался лицом по скользкой от дождя соломе, и так головой вниз и рухнул. Благо свалился во что-то мягкое, тепловатое, но мерзко пахнущее. Кое-как поднялся и, прихрамывая, поковылял наутек.
— Вот же каженник! Убег! — Фэрька погрозила деревянным башмаком в окошко для острастки. Но следом гнаться не поперлась из соображений разумности: где там этого ворюгу сыщешь по темноте? Впрочем, в окошко она могла бы просунуться разве что по плечи, а покуда по лестнице сбежишь да вокруг двора проскачешь, то негодяя и поминай как не звали. Фэрька расстроено швырнула башмак на пол. — И так батюшка за баню с этим гостем разгневался, так еще и вор к нему залез. Не приведи боги, что ценное унес у гостя?! Вот же мне будет, что недоглядела. А этот где? — девка огляделась, словно постоялец мог забиться под постель. — Видно, на кухню спустился. Ох, хоть бы у него мозгов хватило кошель с собой таскать. А то будет ругаться, что ограбили. И не докажешь, что мердак какой-то в комнату влез. Эх, надо было не лупить, а за ноги хватать да внутрь тащить… Еще и пироги уронила, но ништо — пол вчера драили, отряхну и ладно будет, — Фэрька опустилась на колени и стала подбирать румяные пирожки, заодно и лужу, что с кружки налилась подтерла какой-то валяющейся около кровати тряпкой. Удивилась, вроде бы ничего такого не приносила сюда. Поднялась, расправила и снова заохала — это оказалась нательная рубаха гостя. — Вот же ерпыль, одежу швырять вздумал куда ни попадя. Нет бы на сундук сложил да расправил. А то теперь от трав да малины хрен ототрешь…
Клав бодро упрыгивал подальше от корчмы. Ночью он плохо ориентировался и не сразу сообразил, где город, а куда лучше спрятаться, если его вздумают догонять. Подбитая нога нещадно болела и подламывалась. Да и вообще каждый шаг давался с великим трудом, словно не один разик приложили, а заставили выстоять на десяти поединках. Когда, по прикидкам екана, он удалился на безопасное расстояние, то просто свалился в холодную и противную грязь. Полежал немного, пришел в себя и взвыл: гребанный самовар, от которого у него были сплошные неприятности, остался в той клятой корчме. Клав даже с досады кулаком стукнул, и тут же стал отплевываться от плеснувшей в лицо грязюки. Но и оставить бедного Варьку на растерзание вместо себя не мог. Так что, пробранившись всласть, Клав кое-как поднялся, постарался угадать направление, куда возвращаться надобно, и медленно поплелся на выручку. Знать бы еще, где эта клюющаяся штука шастает и почему ее не было в комнате, когда он в окошко лез? Так бы хоть помог. Клав остановился, представил помощь от Варьки — мощный удар клювом, — содрогнулся и потопал чуть бодрее.
Обратный путь оказался намного длиннее и извилистее. Да и вроде пока убегал на дороге не было стольких ям, выворотней да колдобин, о которые он постоянно спотыкался, запинался и в которые падал. Но наконец-то добрел до корчмы, замер под тыном, гадая как же он умудрился-то перелететь через него и даже не заметить? Не иначе смагичил что-то, но вот хоть вешайте, не мог припомнить что. А допрыгнуть, чтобы ухватиться за край и перелезть во двор — не получалось. Высоковат заборчик-то. Бранясь и поминая темных богов, Клав обошел корчемный двор по кругу.
— Так как же там? Eremu? Или erelo? Нет, наверное, eremlu? Так, значит, eremlu bat… basso bat… так, стоп! Там конструкция должна быть с позиции неопределенного времени, значит, точка приложения силы должна ложиться в плоскость настоящего времени… тогда… получается… baso bat, overgrave или overgrive? Так… у нас же зачет еще был по знаковым словам, и я даже все правильно написал… Тогда знак слова будет перевоплощаться в образ… не, правильно overgrave bat eta udaberriko… fresko… как же? вот тупое правило! Что там на что должно меняться? freskoa udaberrian. Так, и теперь формулу единения с силой стихии… Haize indarra, lurra… lurra? Все-таки дуновение или дыхание? Вот ни разу не слышал, чтобыветрам дышать приходилось… Хотя, если подумать, то сила ветра — это же колебание… а, пусть будет дыханием! Повторим: lurra gainetik… altxatuko den brisa. Brisa kerra!
Клав победно выдохнул — у него получилось прочитать сложную формулу левитационного заклинания. Но тут же восторг поугас — от земли он так и не оторвался. Как стоял по щиколотку в грязи, так и остался. И край забора оставался таким же недостижимым. Но вот за спиной кто-то дышал… Клав скосил глаза, желая разглядеть, кто же подкрался к нему, пока он в магии практиковался. Но угла обзора не хватало… А дыхание было холодным, леденящим кровь… Голод пробравшегося к нему существа, горящие кровью глаза и капающую из плотоядно оскаленной пасти слюну Клав домыслил уже сам. На бегу. Богатый опыт и десять лет обучения бок о бок с разномастными оборотнями, которые то превращались, то кусались, то трансформировались, то просто издевались и пугали — сделали придуманный образ преследователя необычайно живым и очень живописным.
После девятого круга вдоль тына Клав выдохся. Остановился, склонился, упираясь руками в колени и восстановления сбившееся дыхание. Сердце гулко стучало в висках, от быстрого бега горело в груди. В голове трепыхался странный вопрос: зачем надо было бежать вокруг корчмы? Впрочем, если улепетывать в лес, то там у него шансов спастись меньше, а у оголодавшего существа пообедать намного больше. Ну, разве еще слегка нагулять аппетит перед закусью.
— Слабак…
От хрипловатого человеческого голоса Клав подскочил, в воздухе разворачиваясь к подошедшему. В темноте было сложно разглядеть, что это такое, но фигура вроде похожа на парня, хотя под шевелящимся словно сам по себе плащом сложно рассмотреть что-то путное. А низко опущенный капюшон скрывал то, что должно находиться на месте лица.
— Сам, можно подумать, больше бы набегал, — огрызнулся Клав. Конечно, на занятиях у кана Флореца он к финишу добирался неизменно последним. Но ведь и дистанция для марш-броска в десять верст — она ж на оборотней рассчитана. А он-то человек. Но ведь доползал, пусть и под вечер, когда все сокурсники уже были откровенно замаринованные и истомленные долгим ожиданием отставшего.
— Я не бегал, — чуть удивленно отозвался человек в плаще. Клав надеялся, что все-так это человек. — Я считал, сколько ты продержишься. Маловато.
— Тебе-то что до моего бега? — Оскорбление оказалось сильнее страха. И у Клава аж кулаки зачесались. В конце концов один раз он умудрился даже ввалить быку, правда, оглоблей. Но победу-то тогда ему засчитали.
— Мне? Ничего. — Человек пожал плечами, не обращая внимания на сердитое пыхтение Клава. — А чего ты бегать-то взялся?
— Забор перелезть хотел, — Клав решил, что так мирно беседовать голодная сущность не станет, и успокоился. Может, это вообще кто-то из постояльцев вышел. Такой вот стукнутый на всю голову гость, который высунется за тын темной дождливой ночью.
— А-а-а, — понятливо протянул человек. — Разгонялся, значит. А зачем тогда остановился?
Клав объяснил в трех словах, из которых два были весьма бранными, а оно указывало направление действия. Фраза сия обладала чудодейственным эффектом — стоило ее произнести, как за спиной мгновенно оказывался кто-то из канов или преподавателей и тут же назначал наказание. Но, очевидно, магическую силу выражение имело только в стенах Универсариума.
— Да не печалься ты так, — утешил Клава человек. — Хочешь… подсажу?
Не успел Клав кивнуть, как почувствовал, что его подхватили и мощным броском отправили вверх. Перелетая через забор, Клав успел подумать, что против такого противника и оглобля бы не спасла. Разве только самого себя оглушить дрыном из милосердия, чтобы не так больно было подыхать. Приземлился Клав на четвереньки в уже знакомое теплое и мягкое пружинящее месиво с мерзким запахом. Оглянулся: его собеседник плавно переступил через верх тына и спокойно пошел вниз, переступая ногами, будто по лестнице. Прямо по воздуху.
— А ты кто такой? — отплевался Клав от грязи.
— Лур, — человек сделал шаг к Клаву.
И екан стал отползать, активно перебирая руками и ногами в… пареньнаконец-то сообразил в чем снова извалялся: в куче свежего навоза. Вот почему запах казался знакомым: пару раз в наказание ему приходилось убирать хоздвор Универсариума.
— Понятнее не стало, — Клав задом дополз и уперся в какую-то стенку.
— Порождение силы ветра, огненного дыхания и земельной черноты. Тень ночи. А по правде говоря, я вообще не понимаю, как ты умудрился связать три противоположные стихии, породить сущность, да еще и наделить духом ночи. — Лур присел на корточки и коснулся рукой отшатнувшегося Клава. — До тебя это не удавалось никому из магов.
— А ты откуда знаешь, что не удавалось? — Клав вжался в бревна, но проходить или сливаться со стенами он не умел.
— Потому что умный, — Лур издевательски хмыкнул. — И я магическая сущность, порожденная заклинанием.
— Ты трепло. — буркнул Клав. — Сущности я видел, они на вопросы отвечают. Они бесплотны и светятся, как прозрачный лед. А ты?
Лур вместо ответа распахнул плащ. Клав заорал и зажмурился. Под плащом была черная плотная тень, контурами уподобленная человеческому телу.
Пессимист — это человек,
который плачется в жилетку,
оптимист предпочитает плакаться
в декольте.
Народная мудрость.
Совместить несовместимое невозможно, даже если желание преобладает над возможностями. А противоположности… они были, есть и будут по разные стороны баррикады. Огонь не терпит воду, ночь не питает приязни к свету, зайцы не разделяют гастрономические пристрастия волков, зверь ненавидит ружья охотников. У людей случается и по-другому, вопреки законам природы и собственным чувствам они могут объединиться за одним столом, ради одного дела или по воле жизненных обстоятельств. Невера, Прохоров, Владик, Чудаков и Алена — угодили в одну машину, причем с таким гримасами, что не у всякой судьбы бывают.
Лицо Неверы лучилась радостью, такой искренней и светлой, что даже немного завидно становилось оттого, как хорошо человеку. Антону действительно было прекрасно, он прямо светился от осознания своей значительности, что и никакими словами не передать. Впервые в жизни у него появилась маленькая толика власти, такой восхитительно пьянящей и страстно желанной власти над людьми. Об этом он грезил постоянно, упивался одними только мечтами, а сейчас… В кои-то веки, его не прогнали взашей, выслушали и, более того, назначили проводником для журналюг. Он мог завести вверенных ему людей в дебри, мог пойти направо, налево, прямо, и несколько человек непременно поплетутся за ним. Куда угодно, куда он захочет. Власть пусть и не совсем огромная и весьма ограниченная, но ВЛАСТЬ! Вот и сейчас он сидел в выделенной ему машине и с упоением думал о том, как за ним, почти как за великим полководцем, следуют рыцари пера и телеобъектива. Едут, куда он показывает. «Я, Александр Македонский, Юлий Цезарь, Тамерлан, Наполеон… Я!!» — мысленно восторгался собой Невера.
Прохоров в небесах не витал, а внимательно следил за дорогой. Направо повернуть? Отлично. Налево? Еще лучше. Не здесь поворачивать? Дальше? Назад сдать? Как скажете. А вот при взгляде на самодовольную рожу проводника он просто зверел. Жгучее желание пересчитать ему зубы и ребра крепло с каждым оставленным за спиной километром. Сдерживался уже с трудом. Что, опять поворачиваем? Где?! Проехали поворот?! Разворачивался Андрей по-ментовски, ручник вверх и руль до упора. Машина застонала почти по-человечески от такого произвола, пассажиров смело вправо, благо дверцы все на блокировке. А то потом кого-то точно не досчитались бы, и чудненько, если бы утерянным по дороге оказался именно самодельный Сусанин. Неверу Андрей просвечивал насквозь, как рентгеном. Пустой человечишко, незначительный, пакостный, а рисоваться умеет, притом качественно. Да и от недостатка честолюбия этот придурок не помрет. «Мне-то какая разница, найдем место, не найдем, один хрен. Я свое рабочее время откатаю по-любому, а там гори все синим пламенем…»
— Что?! Опять не туда?! Да ты… — нужные слова, подходящие к ситуации, в голову пришли не сразу, зато потом фонтан красноречия прорвало, да и накипело уже. — Да ты ушлепок недоделанный! Ты же сам туда сворачивать велел! Козел долбаный! Ты дорогу хоть знаешь или как? Накрутил, урод, блин! Ты…
— Андрей, да не ругайся, пожалуйста… — голосок журналистки был таким умоляющим, что на прочие словеса язык не повернулся, а хотелось. Ох, как желал он высказаться, душу отвести. Андрей умолк, но, обернувшись, зло глянул на притихшего, съежившегося Неверу.
Больше всех нервничала Аленка. Конечно, ехать куда-нибудь — это прекрасно. Путешествовать она любила всегда, но у любого странствия должна быть определенная цель. А здесь — надо сделать сюжет, четвертый час катаются, и все впустую. Только обстановка накаляется. Уже и директор пару раз позвонил, и ласково так интересовался, как у них работа продвигается. А она в ответ браво рапортует: — В творческом поиске, Сергей Петрович, в творческом поиске.
А поиск все затягивается, и затягивается. Ситуация нервирует, а результата нет и в помине. Такая потеря времени — это хуже преступления. Аленка давно привыкла считать каждую минуту, и вовсе не потому, что она была такой уж пунктуальной. Просто лишнеевремя можно потратить с большей пользой и гораздо приятнее. Потому на телефонные разговоры она расходовала минимум минут, ровно столько, сколько нужно, чтобы услышать и сказать самое важное. Не понимала и новомодного увлечения — переписываться с коллегами из одной комнаты по аське. Это же так долго. Проще и быстрее сказать. А то как в анекдоте получается: Димка поднимает голову от компа и таким туманным взглядом обводит кабинет и спрашивает: «А что Галка ушла, что ли? То-то я думаю, что она из аськи пропала». Глупо. Скорей бы приехать, да посмотреть что же это за свет такой загадочный. Аленка затосковала.
Роман чувствовал состояние небезразличной ему Леночки всеми фибрами своей утонченной души, потому что и сам испытывал нечто подобное. Усталость и раздражение. Тем более и плечики девушки была весьма красноречивы: Ленок не в духе. Ему очень хотелось подбодрить ее, развеселить, но… упорно молчал, равнодушно смотрел в окно или презрительно поглядывал на Антона, когда тот в очередной раз вякал об изменении маршрута.
Владик излучал оптимизм, но недолго. Аудитория не та подобралась, все по отдельности — замечательные люди, а вместе в тесноте салона — тоска собачья. Раньше приедем, позже, разве это повод портить настроение себе и окружающим? Стакан всегда наполовину полон, а если он пуст, значит, это не твой стакан либо еще не налили. Ладно, роль массовика-затейника явно не удалась, побудем просто пассажиром. Только не сдаваться на милость пессимизма, а чувство юмора дело наживное.
— Антон, или как вас там, может, вы все-таки объясните внятно, куда следует ехать? — снова не выдержала Аленка. Настроение в машине приближалось к похоронному, и сомнений насчет кандидата ни у кого не оставалось.
— Ну, знаете, лес там густой, дорога… ну… пару часов от города, если пешком, — объяснение было слишком путаным и никого не удовлетворило.
— Да мы что, сейчас задачки тут решать будем. Известно время, и скорость передвижения идиота. Найдите, расстояние с точностью до километра? — состроумничал Роман.
— Это кого ты идиотом обозвал, умник? – запыхтел Невера.
— Ну, известно кого, не себя… — пикировка стала забавлять Романа.
— А по мордасам не хочешь? – Невера попытался оттеснить собеседника, но не преуспел. Слишком уж разные весовые категории, да и спортивная подготовка подкачала. Нагрузок и перегрузок он избегал всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
— Счас ты у меня сам схлопочешь, да так что и вякнуть не успеешь, — веско обронил Прохоров. — Слышь, ты, петух невидимого фронта, куда ехать?
— П-п-прямо, — заиканием, как и прочими дефектами речи, Невера никогда не страдал, но прозвучавшая угроза оптимизма не прибавила.
— Уверен, что прямо?
— М-м-м-да…
— Ну, смотри…
В течение следующего часа выяснилось: «прямо» нужного места нет. Не было его и «слева», и вариант «справа» — тоже ушел «в молоко». Прохоров резко затормозил. Обернулся к нахохлившемуся Невере с перекошенной и малость озверевшей физиономией. Прочие попутчики смотрели на проводника тоже отнюдь не ласково и, казалось, были не прочь присоединиться к процессу изничтожения. Причем, со всей радостью и старанием. В глазах Аленки на миг промелькнуло сочувствие, но и она вмешалась не сразу. А только после того, как незадачливый штурман отхватил пару моральных и материальных плюх.
— Ребята, что вы, как маленькие… ну, честное слово…
Дозвониться директору у Аленки почему-то не получалось, то случайно несколько раз тыкала пальцем в одни и те же кнопки, то цифры перепутала и долго отбивалась от томного мужского голоса,скучавшего в одиночестве, и потому весьма обрадовавшегося неожиданному звонку ошибившейся номером девушки. Даже сам потом принялся перезванивать. Дважды Аленка лично нажимала сброс, когда мобильник затрезвонил в третий раз, трубку из рук разозленной журналистки выдернул Владик и очень конкретно и обстоятельно объяснил телефонному собеседнику, куда тому следует обратиться со всеми своими проблемами, и даже был настолько любезен что дал кратчайший адрес, после чего с чувством выполненного долга захлопнул крышечку и вернул телефончикхозяйке. Когда Аленка увидела номер последнего звонившего абонента — ей поплохело, и это еще мягко сказано. Очень захотелось закатить глазки и бухнуться в обморок — по известному адресу Владик со всей душой, с чувством, с толком, с расстановкой отправил Сергея Петровича Броля.
— Ой, мамочки! А также папочки и все прочие горячо любимые родственники… — Леночкина истерика носила локальный характер: девушка ограничилась коротким нервным восклицанием и весьма емким выражением: «елки зеленые». Словосочетание было вполне литературным, а чувственная составляющая зашкаливала эмоциональностью. Настроение и так было не в дугу, не выполнить поручение, подвести людей — худшее и придумать нельзя. А она сделала и то, и другое. К тому же через час вечерняя рубрика, а они невесть куда забрались. И еще беседа друга (с нелитературным интимным подтекстом) с начальником по ее же телефону. В общем, спасайся кто может и где получится…
Салон автомобиля заполнили звуки mаrio. Леночка испуганно потянула мобильник из сумочки — все страхи подтвердились на сто процентов. Сергей Петрович был вне себя, не давая ей и слова вымолвить в свое оправдание, он витиевато описал все достоинства, а пуще того недостатки журналистки и всех ее близких и далеких коллег. Раскрасневшаяся от обиды и унижения Аленка из этого резюме узнала о себе много нового. Профессиональное красноречие Броля иссякло через двенадцать минут. Свой пламенный монолог он закончил чересчур многообещающе, повышенный тон достиг апогея, и Сергея Петровича ничуть не смутил тот факт, что пославший его голос был мужским.
— Делай что хочешь… крутись как умеешь… хоть сверху, хоть снизу… но чтобы все было! Ясно?! — последние изысканные речевые обороты касались исключительно работы.
— Поехали… — чуть не плача бросила Леночка и, прежде чем Андрей снял машину с ручника, выскочила из салона, хлопнув в сердцах дверкой.
— Не понял… — удивленно присвистнул Прохоров, и, перегнувшись через сидение, крикнул: — А ты что здесь остаешься, что ли?
Владик и Ромка наперегонки стали вылезать из машины, каждый с персональной стратегией утешения. Обоим досталось на орехи, парни переглянулись (каждый счел своим долгом одарить Аленку обиженным взглядом) и дружненько задымили сигаретами.
Побегав туда-сюда, Аленка немного успокоилась, вернулась на свое место, пробормотала сконфуженно «Извините!». Прохоров, четко уяснивший, что до конца рабочего дня им вряд ли удастся разделаться с этим геморроем, откровенно наплевал на все предписания аккуратной и бережной езды по отношению к машине и так лихо принялся пересчитывать подвернувшиеся по пути колдобины и выбоины, что у пассажиров заклацали зубы, а Роман с Владиком даже пару раз чувствительно приложились к верху машины. Потолок хоть и мягкий, а все равно приятного мало. Все накопившееся раздражение было выплеснуто на Неверу. Незадачливого проводника ругали воодушевленно и самозабвенно, тот мужественно старался отвечать ударом на удар, яростно огрызался, особенно наседая на Прохорова. Как будто именно водитель был повинен в том, что они час за часом наматывают километры по этой злосчастной дороге, а столь желанного света, персонально им увиденного, все нет.