Не так страшен выбор,
как его последствия.
Народная мудрость.
Первая же ветка проявила свой норов во всей красе. Ломаться никак не хотела, выгибалась под невообразимыми углами, а когда Роман ожесточенно дернул ее вниз, как-то ухитрилась вырваться из рук, хлестко ударила по щеке и словно, издеваясь, несколько раз качнулась туда-сюда. Оператор чертыхнулся, и потянуло ж его ломать хвойное, мало того что веткой получил, а это довольно-таки больно, еще в придачу оцарапался…
…Он малой тогда был, лет десять-одиннадцать, родители на даче что-то отмечали, друзья съехались, соседей позвали. Когда шашлыки поспели, в костер дровишек подбросили, чтоб так, для удовольствия горел, а дядя Иван охапку еловых веток приволок и по одной в огонь клал. Маленькие ало-золотистые искорки взлетали прямо в звездное августовское небо. Взлетали стремительно, а потом медленно опускались к земле, танцуя, кружась. Зрелище было волшебным и удивительным. Ромка забыл и про ароматные, сочащиеся жиром, кусочки мяса на вертеле и про колечки так любимого прожаренного с соусом лука, и про интересные разговоры — мужики трепались про былые охотничью подвиги и про придуманную двоюродными братишками комнату страха, устроенную в приготовленном под снос сарае. Ромка сидел, как завороженный, глядя на полет искорок, и ему казалось, что там вверху, выше сливы, вместе с искрами кружатся серебристые звезды…
От воспоминания рот наполнился тягучей вязкой слюной, захотелось к тому костру, только не искорками любоваться, а набивать живот горячими шашлычками. Роман сердито прижал ботинком нижнюю ветку, второй ногой сильно стукнул по основанию. Жалобно хрустнув, мохнатая лапка упала на темный мох. Хмыкнув, оператор сбил еще с полдесятка веток, нагнулся, собрал, снова уколол палец, разразился долгой матерной тирадой. Он продолжал ругаться и когда выбирался к машине, подошел, свалил лапник, устало присел на притащенную кем-то корягу. Скорее всего, Прохоров постарался, выпендрился.
Владик с Андреем разводили костер. На это стоило посмотреть. Двое мужиков на четвереньках ползали по кругу и понапрасну чиркали зажигалками возле небольшой горки наломанных веточек. То ли дровишки попались сырые, то ли ручки кривые, но костерок даже не дымил, а оба перемазались хлеще трубочистов.
— Бензина бы плеснуть, сразу бы заполыхало. — Владик, сидя на корточках, устало отряхнул ладони. Прохоров яростно скрипнул зубами.
— Был бы бензинчик, костер жечь не пришлось бы, — буркнул Роман.
— Мы в лагере куски резины поджигали, а уже поверх ветки кидали. — Аленка сидела, сжавшись и грея руки между колен. Мужики удивленно глянули на журналистку, и та поспешила пояснить, откуда такие познания: — Я вместе с ребятами пораньше убегала. Мне нравилось костры распаливать. Когда остальные приходят — сразу шумно становится. А так тихо, огонь… — Девушка улыбнулась, только улыбка получилась немного грустная.
Кусок резинового шланга нашелся в загашной коробке, даже под угрозой расстрела Андрей не смог бы честно сказать, когда и зачем он кинул в картонку этот огрызок. На всякий случай. Случай был явно подходящий. Резина вспыхнула сразу и очень ярко, пальцы опекло. Боль тут же показалась пустячной, потому что горящую трубку пришлось поднимать под издевательский хохот Чудакова и насмешливый взгляд Владика. Резину Андрей аккуратно подцепил плоскогубцами, уложил на отведенное под кострище место, сверху навалил веточек.
— Шишек надо. Они горят хорошо, — устало обронила Аленка.
— Слышишь, ты, сходи, шишек насобирай, — окликнул Владик выбирающегося из кустов Неверу. Тот горестно охнул. Ну не горел он желанием трудиться на благо общества, а вот погреться у костра хотелось — замерз. Но спорить не стал, себе дороже. Нехотя, нога за ногу, прошелся чуток вперед, не особо себя утруждая наклонами да обшариванием мха.
— Вот попали, так попали. Сплошная, блин, идиллия. — Роман презрительно сплюнул.
— Пить хочется. — Аленка облизала пересохшие губы.
— Ага, — подхватил Владик, — а то с голодухи даже переночевать негде.
— Там вода в машине, — махнул рукой Андрей. – Под сидением…
— Что завода? — двухлитровую пластиковую бутыль без опознавательных наклеек Аленка нашла сразу и, отвинтив крышечку, подозрительно принюхивалась к бесцветной жидкости.
— Обычная, — водитель пожал плечами. — Из-под крана набрал. Не хочешь, давай сюда.
Поморщившись, Аленка сделала несколько глотков. По вкусу не минералка и не хорошей ягодной чай, но, когда припрет, и водопроводную водичку станешь пить и радоваться. Пластиковая емкость пошла по рукам. Выезжали задолго до обеденного перерыва, в пылу поисков не до перекусов было. Надеялись найти место, отсняться и на базу, а там или в магазин сбегать можно, или в столовку наведаться. Впрочем, парни трудовым энтузиазмом в последней стадии не страдали, и если бы по дороге кафешка подвернулась — остановились бы, не задумываясь и не обращая внимания на Аленкины вопли о полуфабрикатном сюжете. Но закусочных, баров или, на крайняк, киосков по пути не попадалось, а в чащобе искать их можно до второго пришествия, а, скорее всего, и до третьего.
Ребята сидели обозленные, пустые животы воодушевления не прибавляли. Аленка мерзла, даже разгоревшийся костер не спасал от холода. В двух метрах от огня притаилась темнота, густая, плотная, казалось, ее можно сдавить в кулаке и почувствовать упругое сопротивление. Она скользила, подкрадывалась, отвоевывала миллиметр за миллиметром, намереваясь захватить, спеленать, обезволить, стоит лишь дровам прогореть и огню погаснуть. Журналистку затрясло еще сильнее. За спиной раздалось недовольное сопение и тяжелые шаги.
От Аленкиного визга у парней аж уши заложило, а девушка прямо с места ухитрилась подпрыгнуть метра на полтора, перелететь через костер и приземлиться к Роману на колени. Тот не растерялся, тут же обнял, прижал покрепче. Андрей и Владик мигом очутились на ногах, вглядываясь в темень. Виновником переполоха оказался Невера — он стоял испуганно оглядываясь.
Явление сборщика шишек народу вызвало настоящий взрыв эмоций. Это даже бурей не назовешь, торнадо с цунами, и никак не меньше. От высказываний Прохорова даже у заправских сапожников уши в трубочку свернулись бы. Владик слишком нецензурных слов не использовал, но от этого его выражения казались даже более обидными. Оба кричали, размахивали руками, наступая на несчастного горе-проводника с двух сторон. Невера пятился и жалко огрызался в ответ, продолжая двумя руками придерживать завернутый низ свитера с набранными гниловатыми шишками. Аленка тем временем пришла в себя, осмыслила свое местопребывания и поспешила освободиться от объятий напарника, которые из дружеских превратились в откровенно-настойчивые. Роман отпустил девушку, хотя продолжения хотелось. Нереализованное желание вылилось во вспышку дикой агрессии, объект искать долго не пришлось. Роман подскочил к Невере, схватил за грудки, встряхнул так, что у того громко стукнулись зубы. Антон попытался отцепить от себя разъяренного оператора, но не преуспел. Собранные шишки полетели на землю.
Потасовка, вернее, избиение, выглядело настолько отвратительно, что Прохоров не выдержал первым, все же в лесной ночевке есть изрядная доля и его вины, — вклинился между дерущимися. Сзади на Романа навалился Владик, повиснув на плечах, прижимая руки к туловищу. Вдвоем кое-как удалось оттащить взбешенного оператора: сильный, сволочь, еще бы — каждый день штатив с камерой таскать, вот и поднакачался.
— Да отпустите. Успокоился уже. — Роман рванулся, выдергивая руку из профессионального захвата Прохорова. Владик выпустил его сам. — Ч-чмо… — зло выплюнул оператор в сторону Неверы. Тот униженно постанывал, размазывая по лицу сопли и юшку из расквашенного носа.
Страсти чуток поутихли, «туристы поневоле» снова расположились возле огня, Невера робко приткнулся сбоку. Постепенно разговор стал оживленным, а оживили его озлобленные стенания Романа.
— Надо ж было в такой переплет вляпаться. С ушами и ногами. Говорил мне внутренний голос — бросай это хреновое операторство. Работал бы в дизайнерской конторе, сейчас уже смена закончилась. Лежал бы дома у телевизора, как белый человек, на диване с пивом! А так… Ни дома, ни телевизора, ни дивана, хотьзашарпанного.
— А окулисты доводят, что ящик смотреть вредно, особенно в лежачем положении, — просветил коллегу Владик.
— Да мне плевать, что там кто говорит!!! Ну почему, объясните мне, почему я должен из-за долбоеба калечного ночевать в лесу? Почему, если на диване и теплее и мягче?!
— А возле холодильника еще и сытнее, — усмехнулась Аленка.
— Нашел время сопли распускать, — хмыкнул Прохоров. — Что, в походы не ходил?
— Походы… Я что?! Идиот?! В такое ввязываться?! Мне приключений на свои почки и печень и так хватает. Вот в поход к другу, да под пару баночек пива, это совсем другое дело. Такие походы я уважаю.
— Туристы-культуристы! — Аленка бодро выстукивала зубами веселый мотивчик. — Как выбираться будем? Связь-то до сих пор не появилась. К тому же у меня батарейки только одно деление осталось.
— Не переживай, у меня столько же. — Владик проверил свой телефон. — Да по любому здесь ночевать придется, а утром шагаем на трассу. Я уже говорил.
Прохоров пожал плечами:
— Пройти километра три-четыре, глядишь, в зону действия попадаем.
— С утра посмотрим, разберемся, где дорога. Выйдем на шоссе, проголосуем, — Роман задумчиво принялся развивать план Владика, внося существенные коррективы. — А еще лучше тебя, Ленок, возле дороги поставим, точно кто-нибудь остановится. А потом и сами из кустов объявимся. И транспортная проблема решена.
— Умник, — беззлобно осадила его Аленка.
— Дровишек-то маловато будет.
Голосование не понадобилось, все единодушно уставились на Неверу, Роман озвучил общее решение:
— Тоша, смотайся.
Ради пошатнувшегося чувства собственного достоинства Невера попробовал возразить, но, услышав гневное «пшел» из уст Чудакова и припомнив его стальную хватку, мигом присмирел и побрел за хворостом.
— У костра петь положено под гитару, — тихо сказал Прохоров.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… — фальшиво откликнулся Владик.
— Ага, а еще лучше всем было бы, если бы мы здесь сегодня не собирались, — едко протянула Аленка.
— Положено, так спой, — сказал Роман, думая поддеть водителя.
— Ладно, — покладисто кивнул Прохоров и запел:
Боги не знают, что будет,
Люди не помнят, что было.
Перекрестье дорог и судеб —
Расплата за ветер стылый.
Расплата за ветер воли,
Что головы враз студит.
Расплата за право боли.
Невинного судят люди…
Аленка слушала очень внимательно, боясь пропустить хоть слово. Она и представить себе не могла, что этот диковатый, с вечно хмурой мордой мужик может так петь. Говорил он обычно резко, отрывисто, словно бросая слова. Одевался в черное, при каждом удобном случае напивался до чертиков.
…Была одна памятная командировочка на два дня, с ночевкой. Прохоров, очевидно, свою норму по алкоголю не просто выполнил, а перевыполнил. Выезжать собирались в девять утра. Полдень давно минул, оператор мрачно курит, а она пять раз оббежала всю гостиницу, вытрясла душу из администратора. Андрея нашли почти случайно в местном отделении милиции – зашли отметить командировочные, печати все равно поставить надо, а просто ждать уже не хватало ни сил, ни нервов. От словоохотливого милиционера узнали о том, как провел вечер Прохоров. В старшем лейтенанте определенно пропал талант рассказчика.
Водитель развлекался по полной программе: ужин с обильной выпивкой в ресторане, продолжение банкета в баре. Ресторан закрывался в двенадцать, бар работал до двух часов ночи. Разгоревшаяся на посошок беспардонная драка продлила рабочий день бармена и охранника до половины третьего, пока к веселью не присоединился наряд милиции. Виновника потасовки определили на постой в обезьянник, где тот благополучно и уснул.
Аленка призвала на помощь все свое обаяние, в ход пошли и кокетливая улыбочка, и невинный голосочек, и умоляющий взгляд. Старлей в ответ хмурился, ссылался на букву закона и демонстрировал боевые синяки от кулаков командировочного водителя, в итоге к переговорам привлекли старшего по званию. Пришлось очаровывать и уговаривать еще и капитана. Наконец журналистское сладкоречие победило. Съемочной группе выдали водителя, не выспавшегося, с расквашенной рожей. БлагодарностьПрохорова ограничилась лишь коротким угрюмым «спасибо»…
…Расплата за ветер горький,
Метит огнем да жгучим
Не рот обметало коркой —
Душу отравой крутит
Расплата за ветер чистый.
Не надо жалеть те крылья
Глухим да холодным свистом
Засовы сметать, да с пылью…
Голос с хрипотцой, внутреннее напряжение пульсировало в каждом звуке. Прохоров хорошо пел, прочувствованно, с душой. Он сидел, чуть наклонившись вперед, руки лежали на коленях. Пальцы, привычные к жесткому рулю, шевелились, словно перебирали струны невидимой гитары. Аленке показалось, что даже взгляд водителя стал мягче, человечней, а может, это просто оптический обман. Отсвет пляшущих язычков огня.
…Расплата за ветер свежий,
Гари в нем много и брани.
Ножа крепче ветер режет
По старой болящей ране.
Расплата за ветер горя
Мошна не туго набита
Не станет ветер неволить
Тех, с головою крытой.
Не станет рвать душу с телом,
Ни хладом, ни болью меры.
Клочья не сломанной веры —
Расплата за ветер смелый…
Прохоров замолчал, смотрел, чуть прищурившись, выжидая, машинально продолжая наигрывать воображаемую мелодию. Первым тишину нарушил Владик:
— Здорово! А кто автор?
— Так… — Прохоров смущенно кашлянул. – был один парень…
Договаривать не стал, никто и не настаивал. Не хочет называть, и ладно.
— — Может, еще споешь? — Аленка склонила голову к плечу, как-то по-птичьи.
Ни согласием, ни отказом ответить Прохоров не успел. Появление Неверы на этот раз сопровождалось треском и громкими проклятьями, изрядную долю шума он издавал нарочно. Добыча была более чем скромной: с полдесятка корявых гниловатых веток. Непонятно, где он столько времени шлялся, раскапывая такую дрянь. Отфыркиваясь, Антон бросил дровишки в огонь — костерок отчаянно задымил и едва не потух.
— Ты чего приволок, урод?
— Что нашел, то и принес! — огрызнулся Невера. — Сами бы по темени да по бурелому походили бы…
Еще несколько фразочек в том же духе, и дело наверняка кончилось нанесением телесных повреждений, и, возможно, даже тяжелых. До смертоубийства не дошло — всеобщее внимание переключилось на Романа и Аленку. Пока парни выясняли отношения, оператор ловко придвинулся к ней и нежно приобнял за плечи. Она поначалу не сопротивлялась и не возражала. С каждой минутой становилось все холоднее, а в рубашке особо не согреешься. Явно не по сезону оделась. Хотя днем тепло было, да и к вечеру мороза вроде не обещали. Откуда что взялось?
Благосклонность Аленки оператора определенно окрылила. Он совсем осмелел, рука, будто невзначай, легла девушке на грудь.
— Ты зачем?! Ты вообще?! Чего лезешь?! Лапы убери! — возмущению Аленки не было предела. Роман мигом разжал руки. Девушка вскочила на ноги, нервно прошлась туда-сюда.
— Опаньки! У нас тут походу у Романа роман наклевывается, — откомментировал ситуацию Владик. — По крайней мере, девушка уже вопит.
— Если девушка не против, она так не вопит, — усмехнулся Прохоров.
— Нет, почему? Может и вопить, только другими словами, — подал голос Невера.
На нем-то Аленка и сорвала свою злость.
— А тебя кто просит влезать?! Завел неизвестно куда, еще и выступает! Тоже мне нашелся, Ванечка с усами! Из-за тебя, козла, здесь сидим! У меня эфир сорвался! Сюжет такой! Три дня съемок! Текст весь вечер писала! Все коту под хвост! Из-за тебя!
Владик удивленно присвистнул. На его памяти, подобных сцен Аленка себе никогда не позволяла. За все годы их дружбы не закатила ни одной истерики. За это он ее уважал и, можно сказать, любил по-братски. А тут на тебе опять девчонка сорвалась, снова из глаз брызнули слезы.
— Ну Лен, ну ты что? Успокойся. Что ты, в самом деле. Все образуется, нам только вечер перебыть да ночь продержаться. А утром дорогу найдем, машину остановим. Выберемся, никуда не денемся. — Утешать Аленку Вадику еще не доводилось. Общие рецепты тут не действовали, попробовал успокаивающе похлопать по спине — вывернулась, хотел слезки утереть — сердито дернула головой. Потом, оттолкнув, рванула в сторону, присела подальше от костра, продолжая тихонько шмыгать носом и мерзнуть.
— Эх, пожевать бы что. — — Роман неуклюже сменилтему.
— Ага целый день на одном завтраке с творческим вдохновением вприкуску, как трудоголик высшей пробы, — процедил Прохоров сквозь зубы.
— Да, мой желудок с тобой полностью солидарен. Поддерживаю целым организмом, — лениво потягиваясь, поддакнул Роман.
— О, посмотрите, на них. Они делят шкуру не убитого мамонта. И каков он на вкус? — Владик снова примерил свою лучшую маску — паяц на все жизненные варианты. Но веселье скрипело на зубах искусственной приправой. — Ужина не предвидится. Ни в близкой перспективе, ни в сегодняшней далекой. Так что предлагаю устраиваться на ночлег.
— На этом хворосте мы далеко не уедем. — Прохоров покосился на жалкую кучку веточек. — Подъем, мужики. Так мы с тобой, — кивок на Владика, — дров запасем. А ты, Ромео, — мерзкий смешок, — веток на лежаки наломай. Да побольше, самому мягче будет. Давай, не ленись, в машине озябнем нафиг. А если окна закупорим — то и задохнуться недолго, впятером-то.
Подавая пример, Прохоров первым шагнул в скалящуюся темноту леса. Прочие неохотно двинулись за ним, у костра остались Аленка и Невера.
— А ты почему не пошел?
— А я уже ходил за дровами. Теперь их очередь. А если тебе мало, с ними иди, подсоби. Пособирай. Покажи класс, как надо дрова разыскивать.
— Ну ты и слизняк! — журналистка брезгливо скривилась.
Невера смерил девушку презрительным взглядом, мол, кто я, чтобы унижаться до спора с тобой, и кто ты, чтобы меня волновало твое мнение. А на душе, по правде, скребли кошки. Черные такие, с большими остро отточенными коготками. Он уморился, измучился, издергался. Достали его и постоянные нападки телевизионщиков, и мучительная ноющая пустота в животе, и просачивающийся под куртку холод. Хотелось тепла, сочувствия, горячей ванны и сытного ужина. Хотя бы макарон с сыром. А еще лучше пельмешек, горяченьких со сметаной или с соусом. Рот наполнился слюной. Размышляя о единственном блюде, которое он более или менее прилично готовил, Невера незаметно для себя принял вид древнего философа, похоронившего под вековым слоем пыли самые ценные мысли. А потом окончательно сник, припомнив свой печальный опыт вчерашней ночевки в лесу.
Аленка нарезала круги вокруг костра, вокруг машины, согреться не согрелась, но мрачные мысли немного отступили. Надежда меркла, а сеть не обнаруживалась. Тщетно, все тщетно. Журналистка до мозга костей, умеющая зацепить словом, изящно раскрыть любой образ, войти в доверие к самому скрытному человеку, взять хорошее интервью у самой стервозной мегазвезды, — только сейчас она поняла, насколько сильным может быть простое слово. «Нет связи». Картинка, неведомо как нарисовавшаяся в ее жизни, с какой стороны не рассматривай, была совершенно неприглядной. А в мозгах назойливом комаром зудела бредовая мысль, что это все только начало. Хотелось завыть, глухо, тоскливо, по-волчьи. Потухающий костер, а рядом ни на что не способный мужик. Вокруг лес, не городской ухоженный парк, не пригородный лесочек. Лес. Настоящий. Жуткий. Враждебный.
Резкий, отрывистый ржач из кустов… Первым побуждением Аленки было свернуться клубочком, закрыв голову руками. Вторым — бежать со всех ног хоть куда-нибудь. Разум возобладал над чувствами, усилием воли удалось потушить панику.
— Встречаются два друга. Один и говорит: «Я встретил девушку, которая обещает окружить меня любовью, заботой и лаской. Что ты об этом думаешь?». А второй насмешливо так и отвечает: «Я думаю, как ты будешь выходить из окружения»!
Хохот. К костру под очередной анекдот Владика, пересмеиваясь, подходили парни с большими охапками наломанных веток.
— Работа программиста и шамана имеет много общего — оба бормочут туманные слова, совершают непонятные действия и не могут объяснить, как оно работает…
Новый взрыв истерического смеха, Владик открыл было рот для пересказа следующего анекдотика, но осекся, увидев мертвенно-бледное лицо Аленки.
— Что случилось?
— Ничего, — Аленка закусила дрожащие губы. — Просто…
Просто темно. Просто холодно. Просто она устала. Просто ей еще не приходилось ночевать в лесу без палатки, без спальника, без минимума сменных вещей. Просто хотелось есть, завесь день проглотила кусочек сыра и две чашки чая. Просто настроение такое паршивое. И еще очень много разных просто, только озвучивать их Аленка не собиралась. Она никогда не была ноющей истеричкой, а раз так, то и начинать не следовало.
— Все нормально. — Жалкая полуулыбка и тяжелый вздох.