Не так страшен выбор,
как его последствия.
Народная мудрость.
Первая же ветка проявила свой норов во всей красе. Ломаться никак не хотела, выгибалась под невообразимыми углами, а когда Роман ожесточенно дернул ее вниз, как-то ухитрилась вырваться из рук, хлестко ударила по щеке и словно, издеваясь, несколько раз качнулась туда-сюда. Оператор чертыхнулся, и потянуло ж его ломать хвойное, мало того что веткой получил, а это довольно-таки больно, еще в придачу оцарапался…
…Он малой тогда был, лет десять-одиннадцать, родители на даче что-то отмечали, друзья съехались, соседей позвали. Когда шашлыки поспели, в костер дровишек подбросили, чтоб так, для удовольствия горел, а дядя Иван охапку еловых веток приволок и по одной в огонь клал. Маленькие ало-золотистые искорки взлетали прямо в звездное августовское небо. Взлетали стремительно, а потом медленно опускались к земле, танцуя, кружась. Зрелище было волшебным и удивительным. Ромка забыл и про ароматные, сочащиеся жиром, кусочки мяса на вертеле и про колечки так любимого прожаренного с соусом лука, и про интересные разговоры — мужики трепались про былые охотничью подвиги и про придуманную двоюродными братишками комнату страха, устроенную в приготовленном под снос сарае. Ромка сидел, как завороженный, глядя на полет искорок, и ему казалось, что там вверху, выше сливы, вместе с искрами кружатся серебристые звезды…
От воспоминания рот наполнился тягучей вязкой слюной, захотелось к тому костру, только не искорками любоваться, а набивать живот горячими шашлычками. Роман сердито прижал ботинком нижнюю ветку, второй ногой сильно стукнул по основанию. Жалобно хрустнув, мохнатая лапка упала на темный мох. Хмыкнув, оператор сбил еще с полдесятка веток, нагнулся, собрал, снова уколол палец, разразился долгой матерной тирадой. Он продолжал ругаться и когда выбирался к машине, подошел, свалил лапник, устало присел на притащенную кем-то корягу. Скорее всего, Прохоров постарался, выпендрился.
Владик с Андреем разводили костер. На это стоило посмотреть. Двое мужиков на четвереньках ползали по кругу и понапрасну чиркали зажигалками возле небольшой горки наломанных веточек. То ли дровишки попались сырые, то ли ручки кривые, но костерок даже не дымил, а оба перемазались хлеще трубочистов.
— Бензина бы плеснуть, сразу бы заполыхало. — Владик, сидя на корточках, устало отряхнул ладони. Прохоров яростно скрипнул зубами.
— Был бы бензинчик, костер жечь не пришлось бы, — буркнул Роман.
— Мы в лагере куски резины поджигали, а уже поверх ветки кидали. — Аленка сидела, сжавшись и грея руки между колен. Мужики удивленно глянули на журналистку, и та поспешила пояснить, откуда такие познания: — Я вместе с ребятами пораньше убегала. Мне нравилось костры распаливать. Когда остальные приходят — сразу шумно становится. А так тихо, огонь… — Девушка улыбнулась, только улыбка получилась немного грустная.
Кусок резинового шланга нашелся в загашной коробке, даже под угрозой расстрела Андрей не смог бы честно сказать, когда и зачем он кинул в картонку этот огрызок. На всякий случай. Случай был явно подходящий. Резина вспыхнула сразу и очень ярко, пальцы опекло. Боль тут же показалась пустячной, потому что горящую трубку пришлось поднимать под издевательский хохот Чудакова и насмешливый взгляд Владика. Резину Андрей аккуратно подцепил плоскогубцами, уложил на отведенное под кострище место, сверху навалил веточек.
— Шишек надо. Они горят хорошо, — устало обронила Аленка.
— Слышишь, ты, сходи, шишек насобирай, — окликнул Владик выбирающегося из кустов Неверу. Тот горестно охнул. Ну не горел он желанием трудиться на благо общества, а вот погреться у костра хотелось — замерз. Но спорить не стал, себе дороже. Нехотя, нога за ногу, прошелся чуток вперед, не особо себя утруждая наклонами да обшариванием мха.
— Вот попали, так попали. Сплошная, блин, идиллия. — Роман презрительно сплюнул.
— Пить хочется. — Аленка облизала пересохшие губы.
— Ага, — подхватил Владик, — а то с голодухи даже переночевать негде.
— Там вода в машине, — махнул рукой Андрей. – Под сидением…
— Что завода? — двухлитровую пластиковую бутыль без опознавательных наклеек Аленка нашла сразу и, отвинтив крышечку, подозрительно принюхивалась к бесцветной жидкости.
— Обычная, — водитель пожал плечами. — Из-под крана набрал. Не хочешь, давай сюда.
Поморщившись, Аленка сделала несколько глотков. По вкусу не минералка и не хорошей ягодной чай, но, когда припрет, и водопроводную водичку станешь пить и радоваться. Пластиковая емкость пошла по рукам. Выезжали задолго до обеденного перерыва, в пылу поисков не до перекусов было. Надеялись найти место, отсняться и на базу, а там или в магазин сбегать можно, или в столовку наведаться. Впрочем, парни трудовым энтузиазмом в последней стадии не страдали, и если бы по дороге кафешка подвернулась — остановились бы, не задумываясь и не обращая внимания на Аленкины вопли о полуфабрикатном сюжете. Но закусочных, баров или, на крайняк, киосков по пути не попадалось, а в чащобе искать их можно до второго пришествия, а, скорее всего, и до третьего.
Ребята сидели обозленные, пустые животы воодушевления не прибавляли. Аленка мерзла, даже разгоревшийся костер не спасал от холода. В двух метрах от огня притаилась темнота, густая, плотная, казалось, ее можно сдавить в кулаке и почувствовать упругое сопротивление. Она скользила, подкрадывалась, отвоевывала миллиметр за миллиметром, намереваясь захватить, спеленать, обезволить, стоит лишь дровам прогореть и огню погаснуть. Журналистку затрясло еще сильнее. За спиной раздалось недовольное сопение и тяжелые шаги.
От Аленкиного визга у парней аж уши заложило, а девушка прямо с места ухитрилась подпрыгнуть метра на полтора, перелететь через костер и приземлиться к Роману на колени. Тот не растерялся, тут же обнял, прижал покрепче. Андрей и Владик мигом очутились на ногах, вглядываясь в темень. Виновником переполоха оказался Невера — он стоял испуганно оглядываясь.
Явление сборщика шишек народу вызвало настоящий взрыв эмоций. Это даже бурей не назовешь, торнадо с цунами, и никак не меньше. От высказываний Прохорова даже у заправских сапожников уши в трубочку свернулись бы. Владик слишком нецензурных слов не использовал, но от этого его выражения казались даже более обидными. Оба кричали, размахивали руками, наступая на несчастного горе-проводника с двух сторон. Невера пятился и жалко огрызался в ответ, продолжая двумя руками придерживать завернутый низ свитера с набранными гниловатыми шишками. Аленка тем временем пришла в себя, осмыслила свое местопребывания и поспешила освободиться от объятий напарника, которые из дружеских превратились в откровенно-настойчивые. Роман отпустил девушку, хотя продолжения хотелось. Нереализованное желание вылилось во вспышку дикой агрессии, объект искать долго не пришлось. Роман подскочил к Невере, схватил за грудки, встряхнул так, что у того громко стукнулись зубы. Антон попытался отцепить от себя разъяренного оператора, но не преуспел. Собранные шишки полетели на землю.
Потасовка, вернее, избиение, выглядело настолько отвратительно, что Прохоров не выдержал первым, все же в лесной ночевке есть изрядная доля и его вины, — вклинился между дерущимися. Сзади на Романа навалился Владик, повиснув на плечах, прижимая руки к туловищу. Вдвоем кое-как удалось оттащить взбешенного оператора: сильный, сволочь, еще бы — каждый день штатив с камерой таскать, вот и поднакачался.
— Да отпустите. Успокоился уже. — Роман рванулся, выдергивая руку из профессионального захвата Прохорова. Владик выпустил его сам. — Ч-чмо… — зло выплюнул оператор в сторону Неверы. Тот униженно постанывал, размазывая по лицу сопли и юшку из расквашенного носа.
Страсти чуток поутихли, «туристы поневоле» снова расположились возле огня, Невера робко приткнулся сбоку. Постепенно разговор стал оживленным, а оживили его озлобленные стенания Романа.
— Надо ж было в такой переплет вляпаться. С ушами и ногами. Говорил мне внутренний голос — бросай это хреновое операторство. Работал бы в дизайнерской конторе, сейчас уже смена закончилась. Лежал бы дома у телевизора, как белый человек, на диване с пивом! А так… Ни дома, ни телевизора, ни дивана, хотьзашарпанного.
— А окулисты доводят, что ящик смотреть вредно, особенно в лежачем положении, — просветил коллегу Владик.
— Да мне плевать, что там кто говорит!!! Ну почему, объясните мне, почему я должен из-за долбоеба калечного ночевать в лесу? Почему, если на диване и теплее и мягче?!
— А возле холодильника еще и сытнее, — усмехнулась Аленка.
— Нашел время сопли распускать, — хмыкнул Прохоров. — Что, в походы не ходил?
— Походы… Я что?! Идиот?! В такое ввязываться?! Мне приключений на свои почки и печень и так хватает. Вот в поход к другу, да под пару баночек пива, это совсем другое дело. Такие походы я уважаю.
— Туристы-культуристы! — Аленка бодро выстукивала зубами веселый мотивчик. — Как выбираться будем? Связь-то до сих пор не появилась. К тому же у меня батарейки только одно деление осталось.
— Не переживай, у меня столько же. — Владик проверил свой телефон. — Да по любому здесь ночевать придется, а утром шагаем на трассу. Я уже говорил.
Прохоров пожал плечами:
— Пройти километра три-четыре, глядишь, в зону действия попадаем.
— С утра посмотрим, разберемся, где дорога. Выйдем на шоссе, проголосуем, — Роман задумчиво принялся развивать план Владика, внося существенные коррективы. — А еще лучше тебя, Ленок, возле дороги поставим, точно кто-нибудь остановится. А потом и сами из кустов объявимся. И транспортная проблема решена.
— Умник, — беззлобно осадила его Аленка.
— Дровишек-то маловато будет.
Голосование не понадобилось, все единодушно уставились на Неверу, Роман озвучил общее решение:
— Тоша, смотайся.
Ради пошатнувшегося чувства собственного достоинства Невера попробовал возразить, но, услышав гневное «пшел» из уст Чудакова и припомнив его стальную хватку, мигом присмирел и побрел за хворостом.
— У костра петь положено под гитару, — тихо сказал Прохоров.
— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались… — фальшиво откликнулся Владик.
— Ага, а еще лучше всем было бы, если бы мы здесь сегодня не собирались, — едко протянула Аленка.
— Положено, так спой, — сказал Роман, думая поддеть водителя.
— Ладно, — покладисто кивнул Прохоров и запел:
Боги не знают, что будет,
Люди не помнят, что было.
Перекрестье дорог и судеб —
Расплата за ветер стылый.
Расплата за ветер воли,
Что головы враз студит.
Расплата за право боли.
Невинного судят люди…
Аленка слушала очень внимательно, боясь пропустить хоть слово. Она и представить себе не могла, что этот диковатый, с вечно хмурой мордой мужик может так петь. Говорил он обычно резко, отрывисто, словно бросая слова. Одевался в черное, при каждом удобном случае напивался до чертиков.
…Была одна памятная командировочка на два дня, с ночевкой. Прохоров, очевидно, свою норму по алкоголю не просто выполнил, а перевыполнил. Выезжать собирались в девять утра. Полдень давно минул, оператор мрачно курит, а она пять раз оббежала всю гостиницу, вытрясла душу из администратора. Андрея нашли почти случайно в местном отделении милиции – зашли отметить командировочные, печати все равно поставить надо, а просто ждать уже не хватало ни сил, ни нервов. От словоохотливого милиционера узнали о том, как провел вечер Прохоров. В старшем лейтенанте определенно пропал талант рассказчика.
Водитель развлекался по полной программе: ужин с обильной выпивкой в ресторане, продолжение банкета в баре. Ресторан закрывался в двенадцать, бар работал до двух часов ночи. Разгоревшаяся на посошок беспардонная драка продлила рабочий день бармена и охранника до половины третьего, пока к веселью не присоединился наряд милиции. Виновника потасовки определили на постой в обезьянник, где тот благополучно и уснул.
Аленка призвала на помощь все свое обаяние, в ход пошли и кокетливая улыбочка, и невинный голосочек, и умоляющий взгляд. Старлей в ответ хмурился, ссылался на букву закона и демонстрировал боевые синяки от кулаков командировочного водителя, в итоге к переговорам привлекли старшего по званию. Пришлось очаровывать и уговаривать еще и капитана. Наконец журналистское сладкоречие победило. Съемочной группе выдали водителя, не выспавшегося, с расквашенной рожей. БлагодарностьПрохорова ограничилась лишь коротким угрюмым «спасибо»…
…Расплата за ветер горький,
Метит огнем да жгучим
Не рот обметало коркой —
Душу отравой крутит
Расплата за ветер чистый.
Не надо жалеть те крылья
Глухим да холодным свистом
Засовы сметать, да с пылью…
Голос с хрипотцой, внутреннее напряжение пульсировало в каждом звуке. Прохоров хорошо пел, прочувствованно, с душой. Он сидел, чуть наклонившись вперед, руки лежали на коленях. Пальцы, привычные к жесткому рулю, шевелились, словно перебирали струны невидимой гитары. Аленке показалось, что даже взгляд водителя стал мягче, человечней, а может, это просто оптический обман. Отсвет пляшущих язычков огня.
…Расплата за ветер свежий,
Гари в нем много и брани.
Ножа крепче ветер режет
По старой болящей ране.
Расплата за ветер горя
Мошна не туго набита
Не станет ветер неволить
Тех, с головою крытой.
Не станет рвать душу с телом,
Ни хладом, ни болью меры.
Клочья не сломанной веры —
Расплата за ветер смелый…
Прохоров замолчал, смотрел, чуть прищурившись, выжидая, машинально продолжая наигрывать воображаемую мелодию. Первым тишину нарушил Владик:
— Здорово! А кто автор?
— Так… — Прохоров смущенно кашлянул. – был один парень…
Договаривать не стал, никто и не настаивал. Не хочет называть, и ладно.
— — Может, еще споешь? — Аленка склонила голову к плечу, как-то по-птичьи.
Ни согласием, ни отказом ответить Прохоров не успел. Появление Неверы на этот раз сопровождалось треском и громкими проклятьями, изрядную долю шума он издавал нарочно. Добыча была более чем скромной: с полдесятка корявых гниловатых веток. Непонятно, где он столько времени шлялся, раскапывая такую дрянь. Отфыркиваясь, Антон бросил дровишки в огонь — костерок отчаянно задымил и едва не потух.
— Ты чего приволок, урод?
— Что нашел, то и принес! — огрызнулся Невера. — Сами бы по темени да по бурелому походили бы…
Еще несколько фразочек в том же духе, и дело наверняка кончилось нанесением телесных повреждений, и, возможно, даже тяжелых. До смертоубийства не дошло — всеобщее внимание переключилось на Романа и Аленку. Пока парни выясняли отношения, оператор ловко придвинулся к ней и нежно приобнял за плечи. Она поначалу не сопротивлялась и не возражала. С каждой минутой становилось все холоднее, а в рубашке особо не согреешься. Явно не по сезону оделась. Хотя днем тепло было, да и к вечеру мороза вроде не обещали. Откуда что взялось?
Благосклонность Аленки оператора определенно окрылила. Он совсем осмелел, рука, будто невзначай, легла девушке на грудь.
— Ты зачем?! Ты вообще?! Чего лезешь?! Лапы убери! — возмущению Аленки не было предела. Роман мигом разжал руки. Девушка вскочила на ноги, нервно прошлась туда-сюда.
— Опаньки! У нас тут походу у Романа роман наклевывается, — откомментировал ситуацию Владик. — По крайней мере, девушка уже вопит.
— Если девушка не против, она так не вопит, — усмехнулся Прохоров.
— Нет, почему? Может и вопить, только другими словами, — подал голос Невера.
На нем-то Аленка и сорвала свою злость.
— А тебя кто просит влезать?! Завел неизвестно куда, еще и выступает! Тоже мне нашелся, Ванечка с усами! Из-за тебя, козла, здесь сидим! У меня эфир сорвался! Сюжет такой! Три дня съемок! Текст весь вечер писала! Все коту под хвост! Из-за тебя!
Владик удивленно присвистнул. На его памяти, подобных сцен Аленка себе никогда не позволяла. За все годы их дружбы не закатила ни одной истерики. За это он ее уважал и, можно сказать, любил по-братски. А тут на тебе опять девчонка сорвалась, снова из глаз брызнули слезы.
— Ну Лен, ну ты что? Успокойся. Что ты, в самом деле. Все образуется, нам только вечер перебыть да ночь продержаться. А утром дорогу найдем, машину остановим. Выберемся, никуда не денемся. — Утешать Аленку Вадику еще не доводилось. Общие рецепты тут не действовали, попробовал успокаивающе похлопать по спине — вывернулась, хотел слезки утереть — сердито дернула головой. Потом, оттолкнув, рванула в сторону, присела подальше от костра, продолжая тихонько шмыгать носом и мерзнуть.
— Эх, пожевать бы что. — — Роман неуклюже сменилтему.
— Ага целый день на одном завтраке с творческим вдохновением вприкуску, как трудоголик высшей пробы, — процедил Прохоров сквозь зубы.
— Да, мой желудок с тобой полностью солидарен. Поддерживаю целым организмом, — лениво потягиваясь, поддакнул Роман.
— О, посмотрите, на них. Они делят шкуру не убитого мамонта. И каков он на вкус? — Владик снова примерил свою лучшую маску — паяц на все жизненные варианты. Но веселье скрипело на зубах искусственной приправой. — Ужина не предвидится. Ни в близкой перспективе, ни в сегодняшней далекой. Так что предлагаю устраиваться на ночлег.
— На этом хворосте мы далеко не уедем. — Прохоров покосился на жалкую кучку веточек. — Подъем, мужики. Так мы с тобой, — кивок на Владика, — дров запасем. А ты, Ромео, — мерзкий смешок, — веток на лежаки наломай. Да побольше, самому мягче будет. Давай, не ленись, в машине озябнем нафиг. А если окна закупорим — то и задохнуться недолго, впятером-то.
Подавая пример, Прохоров первым шагнул в скалящуюся темноту леса. Прочие неохотно двинулись за ним, у костра остались Аленка и Невера.
— А ты почему не пошел?
— А я уже ходил за дровами. Теперь их очередь. А если тебе мало, с ними иди, подсоби. Пособирай. Покажи класс, как надо дрова разыскивать.
— Ну ты и слизняк! — журналистка брезгливо скривилась.
Невера смерил девушку презрительным взглядом, мол, кто я, чтобы унижаться до спора с тобой, и кто ты, чтобы меня волновало твое мнение. А на душе, по правде, скребли кошки. Черные такие, с большими остро отточенными коготками. Он уморился, измучился, издергался. Достали его и постоянные нападки телевизионщиков, и мучительная ноющая пустота в животе, и просачивающийся под куртку холод. Хотелось тепла, сочувствия, горячей ванны и сытного ужина. Хотя бы макарон с сыром. А еще лучше пельмешек, горяченьких со сметаной или с соусом. Рот наполнился слюной. Размышляя о единственном блюде, которое он более или менее прилично готовил, Невера незаметно для себя принял вид древнего философа, похоронившего под вековым слоем пыли самые ценные мысли. А потом окончательно сник, припомнив свой печальный опыт вчерашней ночевки в лесу.
Аленка нарезала круги вокруг костра, вокруг машины, согреться не согрелась, но мрачные мысли немного отступили. Надежда меркла, а сеть не обнаруживалась. Тщетно, все тщетно. Журналистка до мозга костей, умеющая зацепить словом, изящно раскрыть любой образ, войти в доверие к самому скрытному человеку, взять хорошее интервью у самой стервозной мегазвезды, — только сейчас она поняла, насколько сильным может быть простое слово. «Нет связи». Картинка, неведомо как нарисовавшаяся в ее жизни, с какой стороны не рассматривай, была совершенно неприглядной. А в мозгах назойливом комаром зудела бредовая мысль, что это все только начало. Хотелось завыть, глухо, тоскливо, по-волчьи. Потухающий костер, а рядом ни на что не способный мужик. Вокруг лес, не городской ухоженный парк, не пригородный лесочек. Лес. Настоящий. Жуткий. Враждебный.
Резкий, отрывистый ржач из кустов… Первым побуждением Аленки было свернуться клубочком, закрыв голову руками. Вторым — бежать со всех ног хоть куда-нибудь. Разум возобладал над чувствами, усилием воли удалось потушить панику.
— Встречаются два друга. Один и говорит: «Я встретил девушку, которая обещает окружить меня любовью, заботой и лаской. Что ты об этом думаешь?». А второй насмешливо так и отвечает: «Я думаю, как ты будешь выходить из окружения»!
Хохот. К костру под очередной анекдот Владика, пересмеиваясь, подходили парни с большими охапками наломанных веток.
— Работа программиста и шамана имеет много общего — оба бормочут туманные слова, совершают непонятные действия и не могут объяснить, как оно работает…
Новый взрыв истерического смеха, Владик открыл было рот для пересказа следующего анекдотика, но осекся, увидев мертвенно-бледное лицо Аленки.
— Что случилось?
— Ничего, — Аленка закусила дрожащие губы. — Просто…
Просто темно. Просто холодно. Просто она устала. Просто ей еще не приходилось ночевать в лесу без палатки, без спальника, без минимума сменных вещей. Просто хотелось есть, завесь день проглотила кусочек сыра и две чашки чая. Просто настроение такое паршивое. И еще очень много разных просто, только озвучивать их Аленка не собиралась. Она никогда не была ноющей истеричкой, а раз так, то и начинать не следовало.
— Все нормально. — Жалкая полуулыбка и тяжелый вздох.
Корпоративные акты 1.
Подвывания и всхлипывания, доносящиеся из комнаты отдыха, были явлением редким. Чаще всего заливать слезами свои творческие неурядицы народ отправлялся в туалетную комнату либо в курилку. В туалетной стояли удобные мягкие диванчики, был даже мини-бар: за кулером с минеральной водой таинственно прятались ликерчики. И, да, еще были краны с водой и наборы косметических средств, чтобы не только утолить жажду слез, но и ликвидировать все последствия истерики на лице. А в курилке чаще всего находилось дружеское плечо или не менее приятельственный бюст, в который тоже можно было порыдать, а в некоторые даже с особым удовольствием. По факту, курилка была просто данью традициям и памятью о тех давних временах, когда модно и обязательно надо было сбегать на перекур с чашечкой кофе и электронной сигареткой.
Собственно, курилка была удобной, хотя и небольшой, переговорной с современной кофемашиной, халявными вкусняшками от спонсоров, каждый раз разными, а было даже, к кофе лежала соленая рыбка — ну, такой рекламодатель попался. И ничего, ели, благословляли ниспосланную пищу и матно сетовали об отсутствии иного, более подходящего к случаю, напитка. И, несмотря на занятость, кто-то постоянно в курилке толкался, так что можно было мгновенно собрать всю полезную информацию относительно кто-где-кого-когда-куда, и заодно оросить слезами жилетки, блузки, рубашки коллег. Особенно эффектно уткнуться в одежду отзывчивого коллеги когда косметика падет смертью храбрых под волной слез и творческого разочарования.
В комнате отдыха рыдать было не принято. Там звучала релаксационная музыка, стояли допотопные растения, которые приспособились переживать и засуху, и сезон дождей и даже кофейные поливы. Вдоль стенок мерно покачивались гамаки и в живописном порядке валялись кресла-мешки. В таком же живописном беспорядке по комнате отдыха после корпоративных посиделок или особенно удачного подъема рейтинга валялись и журналисты. Ириен вообще бы там поселился, но главред почему-то из вредности не давал это сделать.
Джейд прижал ладонь к сенсору, заглянул в комнату. Из-за кадки с огромным аналогом пальмы торчали ноги в черных джинсах и таких же кедах. Даже без анимации или световых эффектов. Дешевка. Ириен хлопнул по панели, отправляя ее на место, подошел — стажер! Кто бы еще додумался так глупо прятаться и скорбеть, когда в релакс-зале никого нет. Да и вообще, для плодотворной работы рановато. Всего-то начало двенадцатого утра, а народ обычно к часу дня подтягивается и оттягивается до полуночи. Ну, такой график, люди творческие все-таки.
— Где труп? — с откровенным интересом поинтересовался Джейд.
— К-какой т-т-труп-п? — стажер ошарашенно уставился на местную знаменитость.
— Ну, который ты оплакиваешь, — Джейд пожал плечами. — Либо ты рыдаешь, что хреново спрятал и его быстро найдут. Либо ты уже оплакиваешь себя, свою загубленную жизнь, и то, что талант твой загнется во цвете лет. Не переживай, за убийство много не дадут.
— Не найдут, — прохлюпал носом парень.
— Ага, спрятал хорошо. Уже легче. Тогда в чем проблема?
— Б-б-уд-д-дет т-т-труп.
— Отлично, не забудь тогда крутые снимки сделать. Селфи в объятиях трупа — это можно вкусно подать.
— Мой труп будет, — всхлип был такой звучный, что парень даже заикаться перестал.
— Жизненные параметры на данный момент в норме, — Джейд старательно попытался замаскировать смех под заложенный нос. — А когда будет-то?
— Когда главный увидит материал, — простонал стажер.
— Ну, увидит… и что? Не убьет же сразу?
— У-у-убьет….
— А почему? — Джейд потряс головой, подвывание получилось слишком драматическим.
— Потому что его нет, — лицо парня отразило всю палитру вселенской тоски.
— Так… давай по порядку, — приказал ириен.
— Ну, я туда… а там он… я к нему, и он ничего не сказал… это без комментариев… а главный сказал на базе полученных сведений сделать материал на пять минут…
— Н-да, — Джейд почесал нос, — при всем желании одно нихера на столько времени не растянешь…
— И я о том же… — стажер принял такой вид, как будто ожидал депешу о помиловании, а заявился стражник с приказом.
— Эх, парень, тут тоньше надо работать… и не головой, если ею не получается или херово выходит. Так, — Джейд сверился с файлами расписания, — у тебя три минуты на то, чтобы привести себя в порядочный и привлекательный вид. И за мастер-класс с тебя причитается.
— Конечно, — торопливо закивал стажер.
— И за спасение твоей молодой жизни тоже, — наставительно произнес Джейд.
— Разумеется, — стажер был похож на дешевого болванчика, который хоть и кивает головой, но делает это как-то неправильно.
В указанное время парень не уложился, да и из туалета пришел, хоть и умытый, но такой жалкий, что захотелось придушить. Просто из жалости. Джейд первый порыв сдержал, но подхватил человека с таким энтузиазмом, что тот лишь вякнуть что-то неразборчиво успел. В туалетную комнату они влетели в обнимку и на приличной скорости, чтобы не врезаться в выходящего главгада, то есть главзама, ириен круто изменил траекторию движения, и они парочкой с лету хлобыснулись на диванчик.
Совсем с этим ириеном с ума посходили, — в голосе прорезались высокоморальные нотки, к которым примешивалась изрядная доля зависти: его положение главзама не позволяло ему так самозабвенно отдаваться творческому процессу.
Как только дверь захлопнулась с выразительным щелчком, ириен подтащил парня к умывальнику, поплескал водой в лицо, сначала ледяной, потом горячей, потом снова прохладненькой. Слабые попытки повозмущаться и посопротивляться ириен проигнорировал, зато фейс будущего творца приобрел нормальную, а не свеклоподобную расцветку. Затем Джейд полез в корзинку с косметикой — тоже, поклон спонсорам, задаривают пробники, которые наконец-то дождались своего звездного часа.
Не то чтобы парень сопротивлялся, но в довольно-таки просторном помещении туалетной комнаты ириен человека сумел отключить только через минуту. Может, творческие данные у парня и не были настолько прокачаны, но через пуфики и диванчики он сигал с мастерством опытного стипль-чезера. И макияж ириену пришлось наносить, сидя на человеке верхом, причем в такой позе, чтобы не дать парню вывернуться. Ну не желает краситься человек, а что поделаешь, не все дамы любят брутальность и ценят маскулинность. Некоторым, наоборот, нужна хрупкость и женственность в мужчине, и именно за это они готовы горы свернуть… ну, или текст там написать.
Легкий мейк-ап в стиле «фландо» парню очень шел, даже слегка подбитый в процессе отлова глаз удалось замаскировать туманной дымкой, а прищуренность только добавляла загадочности. Раздеваться стажёр тоже отказывался. И Джейду снова пришлось уговаривать силой. Зато ширпотребная рубашка в результате приобрела бомондовый налет оригинальности.
— И только посмей привести себя в порядок, больше помогать не буду — строго предупредил ириен, понимая что с этого дня слово «стажер» для него равносильно и равноценно крепкому ругательству.
Когда парень был внешне готов и морально растекался кисельной лужей, ириен потянул его к мини-бару. На предложение выпить парень ответил согласием и бодро влил в себя стаканчик сильногазированой минералки. Джейд выругался, фраза состояла исключительно из литературных слов, но смысл был далек от печатного слова. Ликером парень давился четыре минуты, зато допил, правда, опять при помощи кибера и непосредственном его участии.
— Слушай, а сколько тебе лет? — Джейд искренне восхитился такой наивностью, а узнав ответ, мягко говоря, прифигел. — И где ж таких мальчиков выращивают? Отвечать не надо, это не вопрос, а сожаление об утерянных возможностях, которые ты еще не поймешь. Рано, как говорится. Значит так, ты будешь молчать и кивать. И смотри грустными глазами. Не такими грустными, и не так, словно тебе надо по большому. В меру округленными. Да, уже лучше. Да не давись ты так… ну и что, что в зеркале себя увидел? Это еще не самое страшное в жизни. Так, не отвиливай! Запомнил? Молчишь грустно и смотришь глазами?! Ну, пошли тогда.
Алестина была во всех смыслах выдающейся личностью. Она выдавалась далеко за 56 размер, регулярно выдавала свое мнение по любому вопросу, и считалась непререкаемым авторитетом (потому что замучаешься, если не сказать больше, пререкаться) по всем творческим вопросам. А еще она обожала мальчиков-ангелочков — Джейд сам видел, ее папку «личное» на рабочем терминале. Ну, подумаешь, влез без спроса, а чего спрашивать, если просто было скучно. И Тина Планова (так меж собой коллеги именовали Алестину) терпеть не могла киборгов вообще, ириенов в частности, а его, Джейда, концептуально.
— Лапушка, как ты смотришь на чашечку кофе? — Джейд робко похлопал пушистыми ресницами, засунувшись в кабинет редакторши ровно по треть туловища и, словно защитный щит, выставив вперед чашку кофе.
На пластиковый стаканчик с фирменной эмблемой дождя из зерен Тина глянула как на колонну марширующих на параде тараканов. И тапок пачкать жалко, и прихлопнуть хочется.
— Скрупулезно, — буркнула дамочка.
— Ты прелесть, — Джейд в последний момент спохватился и заменил кислую улыбочку на приторно-медовую.
— Не взаимно, — фыркнула Тина.
— Знаешь, я всегда говорил, что люблю умных женщин, — вздохнул Джейд. Ну, бывает он кого-то периодически достает до печенок, но вот эту вот конкретную особь даже не трогал… почти.
— А я не люблю липких киборгов… — в тон отозвалась редакторша.
— Так я не сам к тебе липну, — воодушевился Джейд и, открыв дверь, за шиворот втащил в кабинет стажера. Сунул парню в руки стаканчик и напутственным пинком придвинул поближе к рабочему столу опытного сотрудника. — Вот, зацени, какой мальчик хорошенький. Просто себе бы взял, но я же в первую очередь о тебе подумал.
— И нафига он мне? — удивилась Тина, игнорируя мурлыкающие интонации ириена.
— Кофе носить, — брякнул стажер. На него с одинаковым презрительным недоумением воззрились и кибер, и Тина Планова.
— Поверь, лапушка, это не единственное его достоинство, — ириен хотел было двинуть парню локтем в бок, напоминая уговор «молчать и смотреть большими жалобными глазами», но отчего-то сбился с курса и приложил по заднице. Специализация — штука сложная.
Алестина скептически задрала бровь. наблюдая как юноша медленно от подбородка заливается краской. Когда алым заполыхали лоб и даже шея, редакторша соизволила благосклонно кивнуть.
— Давай кофе, а то за холодный убить могу.
Стажер отчего-то так засмущался, что шагнул не вперед к столу, а назад, наткнулся на недружелюбный пинок и двинулся в нужном направлении. Поставил, и даже не расплескал. Но тут, скорее, добросовестность производителей стаканчиков следует отметить и отличную герметичность тары, потому что руки у парня тряслись так, словно муку просеивал.
-Ладно, и чего тебе надо? — Тина сделала первый глоток. И не то чтобы подобрела, а общую колючесть снизила процентов на десять.
— Твое хорошее настроение, — Джейд жестом фокусника прямо из воздуха вытащил маленькую коробочку колотого зефирного шоколада. Поморщился, припомнив сцену покупки — парень не сопротивлялся, просто долго не понимал зачем покупать эту сладкую гадость человеку от которого нужна помощь.
— А ты можешь быть милым, — кивнула Тина, и припечатала — когда далеко стоишь и молча.
— Ну, если тебе я совсем не по вкусу, хотя ты ведь не пробовала, — Джейд принял позу героя в плену злых врагов: грудь навыкате. глаза мечут молнии, руки скрещены в мужественном жесте. Главное только, чтобы мучили не слишком сильно и долго, а то тщательно нанесенный грим смоется потоком слез и образ поблекнет. — То я могу и к Салине обратиться. У нее прекрасный слог и отменный стиль, и точность изложения мыслей, и доброе сердце.
Комплименты своей вечной, уже пять лет как, врагине Тина выслушала с ухмылкой палача, поглаживая стаканчик так, будто это древний рубильник от электрического стула. Вражда была застарелая и обоснованная — они обе метили на должность шеф-редактора секс-хроники. И ради заветного звания, существенного повышения денежного довольствия и прочих плюшек. А поначалу просто невзлюбили друг друга, чисто по женски.
— И иди, здесь никто плакать не будет. А также страдать и тосковать о безвозвратных надеждах, — хохотнула Тина.
— Но я ведь к тебе первой обратился, тем более я не ради себя… а вот он… ему грозит смертельная опасность, — ириен заговорщицки понизил голос, и поняв, что его понесло, продолжил ничтоже сумняшеся, — от рук начальства за несданный материал. А как же честь, свобода, право, гласность? И он так молод, он не умирал… по крайней мере глупо так вот сгинуть, когда ты можешь жизнь его спасти, ведь в трудный час коллегу не покинуть, который может кофе принести… давай, яви ты миру эту добродетель, ведь для тебя проблемы нет, поверь…
— Когда слова твои развеет любой ветер, и ты прекрасно знаешь — сзади дверь, — охотно подхватила волну Тина.
— А Салина может и помочь, — пригрозил Джейд, уже не веря в успех затеи.
— А может и отказать, — философски пожала плечами Тина.
— А мне хоть в петлю, — застонал стажер, но от очередного успокаивающего жеста от ириена ловко увернулся.
Алестина посмотрела на Джейда неприязненно, на парня покровительственно и покорилась неизбежному, прекрасно понимая, что от прилипчивого кибера с хрен знает как прокачанной имитацией личности просто так не отделаешься. Дешевле откупиться. Выслушала сначала плачевный пересказ событий от стажера, потом более четкую и рациональную версию действий от ириена. И впервые подумала, что в машинной логике и оценке ситуации есть свои плюсы. А затем, шикнув на парней, чтобы не отвлекали, полезла потрошить свои великие архивы.
Для ириена стоять беззвучно и неподвижно не проблема, но стажер был человеком, и начал тихонько переминаться с ноги на ногу и пыхтеть уже через полчаса. Тина на шум подняла голову от терминала, и оценив присутствующие объекта как «помеха несущественная, но объект подлежит использованию», приказала:
— Кофе лийский, черный, с карамельным топингом и молочной крошкой.
— Бегом, — стимулирующе подфутболил стажера к выходу ириен. Во-первых, это не его забота. А во-вторых, что существенно, автомат за свои услуги валюту требует.
— Хм, надо будет с тобой как-нибудь поближе пообщаться, — задумчиво произнесла Тина, когда за парнем задвинулась панель.
— Угу, — тоскливо согласился ириен.
Пообщаться с ним в плане обмена опытом и ради добычи новых знаний имел право любой сотрудник. Главное, чтобы не прямо сейчас, пока этот недотепа бегает к автомату. Хоть бы без приключений сходил и вернулся. Ириен подумал, что для таких вот моментов хорошо бы придумать персональное божество и молитву или мантру, которую можно мысленно прокручивать. Авось да поможет? Не зря же философствующей пофигист и автор вызывающей рубрики «апох» говаривал за рюмкой чая: «зачем придумывать слова, когда их проще позаимствовать». С высшими силами не вышло, ибо стажер вернулся в кабинет не один. Мало того, что без кофе, так еще и с Салиной на буксире. Вторая редакторша была полной противоположностью Тине: с жалом осы, ярким макияжем, вызывающе колыхающейся грудью и тщательно скрываемым количеством пластики, коей оттачивала до совершенства любую вызывающую часть тела.
Чтобы спланировать маршрут к цели,
надо сначала знать, где ты находишься
Народная мудрость.
— Твою мать! Сколько мне еще тут бензин палить! Мне за переработку доплачивать никто не будет! — Рык Прохорова взорвал подозрительную тишину призрачного благополучия и еще более мифического благодушия.
Все как-то встрепенулись, задергались, занервничали. Владик от неожиданности аж подпрыгнул, в условиях салона машины это был рискованный трюк, который завершился смачным ударом о ручку на потолке. Аленка в сотый раз стала ворошить содержимое весьма объемной дамской сумочки. Обычно все лежало строго по отделениям и кармашкам. Теперь, после стольких нервных встрясок, блокнот, пяток минидивишных кассет, скромное содержимое косметички: пудреница, гигиеническая помада, маленький флакончик духов, солидный запас ручек, мобильник, складная расческа, салфетки, которые постоянно выпрашивают операторы для нужд объектива, упаковка фруктовой жвачки, флешка-плеер — в общем, все смешалось и в придачу переплелось проводками наушников. Аленка шарила по сумочке долго и упорно, но так и не нашла нужного, впрочем, она и не знала толком, что разыскивает.
Роман, пользуясь случаем, от души заехал локтем в бок сидящего рядом Невере, всю накипевшую ярость ноющего желудка выплеснуть не удалось, но немного ее уменьшить почти получилось. Поводов для агрессии было хоть отбавляй, день с утречка не задался, даже нежданно-негаданно свалившаяся командировка с Леночкой не принесла и толики удовольствия. Хотя раньше довольно было просто посмотреть на нее, и на душе как-то радостнее становилось, светлее. А сейчас только непонятное раздражение на бестолкового типа, которого хотелось послать далеко и безвозвратно, на Владика, влезшего ни к селу ни к городу в их группу, на Прохорова, в котором чувствовалась сила, надежность, готовность рисковать и бесшабашность. Короче, все качества настоящего мужика, прирожденного бойца. Роману тоже хотелось быть таким, но получалось не всегда и не со всеми. Раздражала даже Леночка — своей холодностью по отношению к нему.
Незадачливый проводник аж икнул, новый тычок со стороны оператора был болезненнее предыдущего. Блестящая перспектива выгодного сотрудничества как-то потускнела, идея одним махом «стать знаменитым и богатым», вернее в таком порядке: богатым и знаменитым, отдались на весьма неопределенное время и расстояние. Обозленные попутчики, проснувшийся зверский аппетит и дикая усталость после бессонной ночи, неудивительно, что превосходное расположение духа сошло на нет, и даже больше — занялось собственным погребением.
— Спокойно, мы все в одной лодке и на переработке, — скаламбурил Владик, изобразив отдаленное подобие улыбки. Шутка не задалась, никто не засмеялся, а Аленка как-то даже жалостливо всхлипнула.
— Ни назад без материала, ни вперед. И что делать?
— Вопрос чисто риторический, — Роман задумчиво потер подбородок. — Могу на подсветке леса тебе наснимать. Запишем придурка. Ну, проходку там. Есть видео, как идиот этот на крыльце раздевается. Стенд-апчик придумаешь какой-нибудь, вроде сколько мы катались и чего выкатали. Видюки эффектик какой-нить забабахают. А под конец бросишь такую свеженькую в своей новизне идейку о свете в конце заднего прохода…. в смысле, туннеля.
Идею Аленка осмыслила быстро и едва не бросилась Роману на шею, помешала спинка сидения. Прохоров остановился прямо посреди дороги, грубо выматерился, суть его монолога сводилась к тому, что гениальная «мысля» могла бы прийти в голову кое-кому и пораньше, но как говорится, хорошо, что вообще пришла, хоть и с так-а-аким опозданием.
Из машины вышли все, ноги размять, перекурить. Аленка в темпе обежала место предполагаемой съемки, оценила с режиссерской точки зрения. Роман неспешно вставил кассету в камеру, установил нужную высоту штатива, взял баланс белого и приготовился снимать. Аленка быстренько прицепила петлю на куртку Невере, подпихнула его к камере — и вдруг застыла.
— Ну, чего задумалась? Давай живенько работать, пока светло. А то на подсветку аккумуляторов не хватит, — поторопил Роман, свирепо глянув натопчущегося перед объективом Неверу. Тот в свою очередь тоже метнул в оператора парочку гневных стрел глазами, но язык, обычно такой въедливый, прикусил.
— Светло-то оно светло, только вот солнца я что-то не вижу, — задумчиво отозвалась Аленка. — Только половина седьмого, небо чистое, а солнце где?
Каждый из присутствующих мужчин мог предложить сочный рифмованный ответ на ее вопрос. Только рифма выходила грубоватая и ничего не объясняла. Солнца не было нигде: ни справа, ни слева, ни впереди, ни сзади. Чистое, словно вымытое дорогим шампунем небо, без единого облачка, замершая неподвижно листва с вкраплением алых и золотистых пятен, мертвая тишина и сладостная прохлада вечера, балансирующего на тонкой грани между летним теплом и календарным временем года.
Люди растерянно переглянулись и, не сговариваясь, все как один задрали головы вверх. Бескрайнее небесное полотно, словно свежевыстиранная и тщательно выглаженная простынь без единой складочки и малейшего намека либо на солнце, либо на багряные полосы заката. Чисто, тихо и немного жутковато. Первой оцепенение сбросила с себя Аленка, мигом настроившись на рабочий лад.
— Давайте по скорому. Снимаем и домой.
Но дело не заладилось. Говорить на камеру Невере пришлось впервые, он волновался, поминутно теребил молнию куртки, сбивая микрофон, оглаживал руками штаны, заикался, сбивался, путался. Аленка недовольно морщилась и требовала начинать рассказ сначала. Роман философски курил, не прекращая съемки, только периодически меняя планы. Во время очередной паузы, когда Аленка, собрав оставшиеся крохи терпения воедино, вдалбливала Невере, как тот должен говорить, куда поворачиваться и смотреть, Прохоров в несколько приемом развернулся. Владик задумчиво ходил взад-вперед, разглядывая лежащий на ладони телефон.
Аленка устало потеребила челку — Невера наконец-то сказал все, что требовалась. Стенд-ап на проходке записали быстро, на всякий случай сделали дубль. Роман оперативно снял несколько панорам, набил планов леса пострашнее, прошелся, держа объектив в землю, пару минут стоял, подняв камеру вверх.
Стемнело незаметно, хотя небо по-прежнему было непривычно чистым. Солнце так и не объявилось. Последние планы Роман писал уже с подсветкой. Все сбегали в кустики, так сказать, на дорожку, и расселись согласно расписанным местам.
Прохоров ехал медленно, хотя домой, выпить и поесть хотелось до чертиков. Выжать газ и на предельной скорости, как минимум девяносто на лесной дороге он бы потянул. Но вот дорога-то и настораживала. Сколько он помнил — ехали они по асфальтированному двухполосному шоссе, а в какой-то момент вдруг оказались на утоптанной то ли дорожке, то ли тропинке с еле приметной колеей. Странной колеей. Такие следы ни одна легковушка оставить не могла, а вот для телеги в самый раз. Для телеги на узких деревянных колесах. Только вот в деревнях последние лет десять мода появилась — телеги ставить на колесные запчасти от жигулей, запорожцев, да и прочие шины приспосабливать. Да и сама дорога… Ну не съезжали они с асфальта, хоть убей, не было такого. Как бы он не отвлекался, съезд бы не пропустил. И двигались-то все время только прямо, никуда не сворачивая.
— Что за чертовщина! Дорога, еш… тв… на… в… об…! — Прохоров выразился заковыристо, с душой. Скрытый за матерными оборотами смысл фразы первым уловил Владик, удивленно взглянул на водителя, потом долго и озадаченно смотрел в окошко. Мимо медленно и неохотно проплывали деревья, машину немилосердно трясло на вылезших корнях. Создавалось впечатление, что транспортное средство телевизионщиков опасливо продирается сквозь дремучие леса, а таких возле города лет сто как не водилось.
— Лесной Армагеддон… новый сезон, первая серия. — Шуточка получилась двусмысленной, и настроения не улучшила.
Мрачное предположение, облаченное в корявую юмористическую форму, Роману не пришлись по вкусу. Он весь как-то подтянулся и одарил веселого и находчивого жалостливо-скептическим взглядом. Владик в ответ потеряно пожал плечами. Невера посчитал, что для его персонального здоровья и самочувствия будет лучше промолчать. Пять копеекАленка зябко поежилась.
— Ага… и атмосферная дыра в придачу. — Владик сплюнул. — Что делать станем?
Вопрос, конечно, заслуживал внимания. Но дельных ответов ни у кого не находилось.
Аленка тихонько всхлипнула, не столько от ужаса ситуации, который начала постепенно осознавать, сколько от холода. Мерзлячкой никогда не была, а сейчас зуб на зуб не попадает. Как на работу шла — одевалась по погоде: джинсы, тонкий свитерок, курточка джинсовая, сапоги до колен с высокой шнуровкой и на низком каблуке. Легко, удобно, спортивно. Выезжали на съемку — куртку не хотела брать, теплынь, полдня в руках таскала, думала, не пригодится, а сейчас с превеликим удовольствием еще бы пару штук надела, да нету. Аленка торопливо юркнула в машину, но надежды на печку не оправдались. Пока бегали в поисках связи, оставив дверцы нараспашку, салон выстыл. А без бензина движок не запустишь. Сжалась на сидении, колени подтянула к подбородку, обхватила руками. Согреться не получилось. Глянула на мобильник, авось сетка появилась, увидела, сколько времени и ужаснулась: «Я же на выпуск опоздала?! Что теперь будет?!». Переживания по поводу несостоявшегося эфира затягивались.
— Ой, что будет?! Сюжет в рубрику не сделан! В эфир не вышел! Ой, что будет, когда вернусь?! А когда вернусь?!. — до этого было просто не по себе, а сейчас поплохело, и очень сильно. Тихая паника немедленно перешла в предистерическое состояние. — Одна в лесу?! Ночью?! Без телефона?!
Аленка пулей вылетела из машины и поспешила присоединиться к компаньонам по несчастью. Мужики тем временем продолжали самозабвенно рассуждать над извечными вопросами: «где виноватый?» и «что делать с дураками?». К одному знаменателю так и не пришли, только голоса постоянно на полтона громче делались. Андрей не выдержал первым, предложил прочим долго идти лесом, открыл багажник, пошуровал в картонной коробке с солидным запасом всякой всячины на любые случаи жизни. Нужная вещица отыскалась не сразу.
— Чего удумал? — опешил Роман, когда увидел, как Прохоров взвешивает в руке молоток.
— Пройдусь. Может, на трассу выйду. Может, на деревню набреду. Может, дальше там связь появится. — Прохоров говорил, не особо уповая на успех. — Все лучше, чем тут впустую языками молоть.
— Ты что, совсем того?! — Владик выразительно покрутил пальцем у виска. — Не видишь разве, где очутились? Что тут лес глухой? Что ты по темноте найдешь? Шею свернуть хочешь? Так лучше прямо здесь давай, у нас на глазах. Всяк спокойнее будет.
— Владик прав, — поддержала приятеля Аленка. — Незачем никуда ходить.
Прохоров поморщился: да, Владик прав, будь он неладен. Но сидеть, сложа лапки, не мог. Злость на самого себя и желание выпить от всех приключившихся передряг составили ядерную смесь, которая упорно толкала на подвиги. Ну не подвиги, так хоть на какое-либо действие.
— Не надо никуда ходить, — снова взмолилась Аленка.
— А что делать прикажешь? – вызверился Прохоров.
— Не знаю… — девушка расплакалась.
— Значит так, — твердо произнес Владик, — остаемся все здесь. Постоянно проверяем телефоны. Связь появляется — звоним, просим помощи. Нет, значит, ночуем здесь. Все одно по темноте забредем не туда. В машине пересидим. А утром все вместе выходим на трассу.
Столь мудрого и логичного решения от Владика никто не ожидал. Признаться, тот и сам у себя не наблюдал высоких организаторских качеств. Все происходящее напоминало книжно-киношную эпопею, словно не с тобой и понарошку. Да и не приходилось ему ночевать под открытым небом, в армии не служил, рыбалку не уважал. А тут такой повод, прямо готовый материальчик сам в руки лезет. Бери, не хочу. Самая что ни есть подходящая история для романа, надо только мозгами пораскинуть да сюжетиц покруче завернуть. И… весь мир у твоих ног: бешеные гонорары, дикая популярность, слава, интервью в престижнейших журналах, и на работе начальство услужливо на цыпочках прыгает: «Влад Игоревич не желаете ли программку новую, коммерческую?». Нет, дело тут не в меркантильности или в ущербной самооценке, просто хотелось быть выше и чуточку лучше серых обывателей. Хотелось доказать самому себе ивсем прочим, что ты чего-то стоишь в этой жизни. Хотелось, чтобы тебя знали, узнавали на улице. Хотелось раздавать автографы не в качестве тусовочного журналюги, а в качестве автора по-настоящему сильной книги или сценариста культового кино. Попсовой известности он уже нахлебался, по самое «не лезет».
Владик не раз и не два брался за свое эпохальное произведение, даже нацарапал пару глав. Но сам потом читал и видел: сыро, не логично, пресно, скучно. Требовалась изюминка, хоть высушенная, хоть с косточкой. А здесь даже не мелкая виноградинка, а целый пирог с сухофруктами: съемочная группа выехала на задание а попала… Ну, куда пропала? Хотя бы в параллельный мир. А что? Фантастика нынче популярна. Итак, решено, одну ночь проводим в лесу, чтобы впечатления поярче были да более жизненными смотрелись. А там сочиняем, сочиняем, сочиняем… Владик аж кулаком по ладони пристукнул.
— В машине не отсидимся. Холодно, — резонно заметил Прохоров, он все-таки согласился с доводами Владика и собственным голосом разума. — Костер надо разводить. Короче, мужики за дровами.
— А топор есть? — недовольно протянул Роман, идея ночевки в лесу ему в корне не нравилась.
— Ручками, яхонтовый мой, ручками… — засмеялся Владик, удачно спародировав одного известного актера.
Мужик гулко затопотал вниз по лестнице, загремел, застучал запорами, тяжелая створка отошла ровно на столько, чтобы пропустить путников и снова затворилась. Арбалетчик вытянулся по стойке «смирно».
— За время вашего отсутствия происшествий на вверенной территории не зафиски… не зафиксировано, — отрапортовал он.
Не известно, каких усилий стоило бонду не заржать прямо при стороже, но лицо он сохранил.
— Можете быть возвращаться на пост, — коротко кивнул Ганс, отпуская арбалетчика, потом хлопнул Иржика и Бена по плечам. — Ну, чё, парни, пошли.
К удивлению гостей, направились они не в таверну, а свернули в сторону. Аромат выпечки и сладостей давно уже доносился до голодного Бена и успевшего проголодаться Иржика, а тут превратился просто в поток, который заставлял рот наполняться слюной, а системы киборгов верещать о близком источнике быстрых углеводов, которые нужны просто срочным образом. Обогнув каменное здание, они увидели его — знаменитый Пряничный Домик. Он был точно таким, как пишут в сказках: стены из бисквита, ставни из имбирных пряников, витражи в окнах из разноцветной карамели, белоснежная сахарная глазурь весенними сосульками свисала с крыши…
— Вот это да! — выдохнул потрясенный Иржик.
— А ты как думал! — хохотнул Ганс. — Ты в Сказке, брат! В самой настоящей. Или даже в нескольких сразу.
Они прошли по выложенной каменными плитками дорожке к ограде из рождественских карамелек — метровой высоты, — увитой плющом. Ганс гостеприимно распахнул калитку и широким жестом пригласил Бена и Иржика пройти во дворик, а сам наклонился и обломил пару веточек.
— Вот, держите, — протянул он зелень парням, — попробуйте. Отменная мятная карамель.
Киборги улыбнулись, взяли угощение и активно захрустели листочками.
— На Домик наложены чары. Это магия. Ну, что-то вроде энергии особой, — попытался объяснить Ганс. — Я и сам толком не знаю, что это такое. Приходится просто принимать все таким, как есть. Короче, внутри этого периметра… — он ткнул пальцем в красно-белый забор, — … ничего не портится, не пачкается, не пылится, мухами и птицами не обсиживается и не обгаживается. Воры сюда пролезть не могут. Их молнией бьет на раз. Не насмерть, но чувствительно. Ну, как бы поле силовое стоит. Пропускает только тех, кто идет со мной или с Гретой. А самое главное – ничего не переводится. Сколько забрали, съели или продали, столько восстановится к утру. Как это устроено — хрен его знает. Я не вникал. Работает, и ладно.
Декс толкнул толстую бисквитную дверь, и они вошли в просторную, уютную комнату, которая служила одновременно гостиной, кухней и столовой. В камине жарко пылал огонь, на столе ждал стоял ярко начищенный медный горшок с крышкой, из которого торчал половник и тянуло красным вином и специями. Рядом стояло блюдо с румяным пирогом.
— Так, парни, сейчас первым делом отогреваем вас. Киберы, не киберы, а промокли и промерзли вы знатно. А киборги тоже, бывает, простужаются. Бен, бери кружки, а ты, Иржик, — пирог.
Сам Ганс прихватил горшок и мотнул головой в сторону дверцы в дальнем углу комнаты. Оказалось, что там была пристроена самая настоящая купальня с круглой каменной купелью, от которой поднимались струйки пара.
— Ва-ау! — восхищенно протянул Бен, сгружая кружки на столик. — У вас тут паровое отопление?
— Бери круче! — ухмыльнулся Ганс. — У нас тут термальный источник, от которого гномы и запитали нам эту баньку. Раздевайтесь и марш в воду, задницы отогревать!
Гости не заставили себя упрашивать, мигом избавились от мокрой, грязной одежды, залезли в каменную чашу и погрузились в приятно горячую воду, щедро делившуюся блаженным теплом с промерзшими телами. Декс тоже разделся, налил в кружки горячий глинтвейн, вытащил из ножен большой охотничий нож и нарезал пирог на куски. Затем он отнес все на широкую полку на краю купели и присоединился к парням.
— Давайте, за знакомство и для сугреву, — сказал он, вручая им кружки с пряным напитком.
Через , когда глинтвейн был выпит, от пирога с каштанами и медом остались только крошки, а разомлевшие в горячей воде парни сидели, расслабленно откинувшись на края каменной чаши, дверь тихонько приоткрылась, и они услышали звонкий девичий голос:
— Тук-тук! Это я.
— Входи, — крикнул Ганс, — можно подумать, ты голых киборгов никогда не видела!
В купальню вошла миниатюрная девушка в ярко-синем платье, отороченном широкой тесьмой, с белым передником. В широком круглом вырезе виднелась сборчатая батистовая рубашка, открывающая точеные плечи. Из под туго накрахмаленного чепчика виднелись две толстые черные, как смоль, косы, уложенные на висках кольцами. У девушки было миловидное личико с правильными чертами, золотистая кожа и лукавые голубые глаза. В руках она держала стопку одежды и полотенца.
— Вот, знакомьтесь, мужики, это Грета. А это Бен и Иржик, — представил их друг другу декс.
— Вижу, Ганс уже взял вас в оборот, — улыбнулась она. — Отогрелись? Тогда вылезайте, одевайтесь и пойдем ужинать. Я уже накрыла нам столик.
— Похоже, не только я вас в оборот взял, но и моя сестрица, — ухмыльнулся Ганс вылезая из воды. — Оно и верно. Чего тянуть. Сразу в курс дела вникнете. Что тут у нас и как.
Иржик и Бен последовали за ним. Грета внимательно просканировала гостей, чтобы узнать, в каком они состоянии. Оба парня были одинакового роста, сто восемьдесят пять сантиметров по оценкам системы. Изящный, с развитой, но не особо мощной мускулатурой ириен был в отличной форме. Синяки и ссадины — ерунда. Перелом — уже серьезнее, но кости вправлены правильно, плюс фиксация имплантами. Регенерация работает на всю катушку.
— Позволь, я перелом твой гляну, — подошла Грета к Иржику. Тот протянул руку. Грета еще тщательно все проверила, затем велела Гансу, который по армейской привычке оделся за тридцать секунд, принести гладкую дощечку из комнаты. — Это так, для пущей уверенности, — пояснила она, — денечек походишь, и снимем шину.
Пока декс искал подходящую планку, мэрька обратила свое внимание на второго гостя, который уже успел натянуть штаны. Бонд был худым и костлявым. Недобор массы составлял двадцать процентов от нормы. Просканировав его, девушка отметила и следы травм внутренних органов. Тело испещряли многочисленные шрамы самой разной давности. Было и несколько совсем свежих, едва схватившихся. Тонкие брови девушки нахмурились. Она встретила такой же изучающий взгляд Бена и спросила:
— Нерйохлыст?
— Он самый.
— Хозяин?
— Он самый, — тонкие губы Каина презрительно искривились.
— Ну и скотина он у тебя был.
— Был.
— А ты не разговорчивый, — хмыкнула Грета и перебросила ему рубашку.
— А ты меня разговорить хочешь? — Он вдруг улыбнулся, яркие зеленые глаза хитро прищурились.
— А это уж как получится, — ответила улыбкой мэрька.
Вернулся Ганс, вручил подруге дощечку, сгреб со скамейки и пола мокрую грязную одежду и запихал в большую корзину с крышкой. Рядом бросил обувь.
— Ночью кобольды постирают, почистят и починят, — сказал он в ответ на любопытный взгляд Иржика.
— Кобольды? — переспросил Бен.
— Да, есть у нас тут такие существа, вроде домовых. Их у нас целое семейство живет, помогают по дому и в таверне. Обычно они невидимки, но если привыкнут, то, может, и покажутся. Такие уж хлопотливые, совсем не могут без дела сидеть, только успевай работу давать, — рассказывала Грета, накладывая повязку ириену. — Вы пока будете жить у нас как гости, а там, глядишь, дело какое по нраву найдете.
— Только, парни, всякие там замашки типа «приказ принят» отставить. Ясно? — вклинился Ганс.
— Вы теперь свободны и совершенно не обязаны выполнять любую просьбу каждого желающего, — улыбнулась мэрька.
— Ага, а то быстро на шею сядут, — кивнул декс, — и ножки свесят.
Бен с Иржиком переглянулись и рассмеялись.
— Не дождутся.
Они подождали, когда оденется Иржик, и пошли в таверну. Как только дверь закрылась, и стихли шаги киборгов, в купальне появились двое карликов с вытянутыми ушами и красной кожей, одетые в нарядные курточки и штанишки, в колпачках с кисточками и в башмачках с длинными загнутыми носками . Они забрали грязные вещи и снова исчезли.
В таверну парни прошли за Гретой через заднюю дверь мимо кухни и кладовой. На первом этаже традиционно располагался обеденный зал, в котором было довольно много посетителей. Был он приземистым, но впечатления мрачности или тесноты не возникало благодаря теплым оттенкам дерева и щедро ярко горящим повсюду свечам: в тяжелых кованных люстрах и бра, на полках и на столах. Бен окинул помещение взглядом, на программном уровне отмечая расположение окон, дверей, толстых деревянных колонн и лестницы.
Прямо напротив арки, из которой они только что вышли, находился главный вход с обитой железом дубовой дверью. Над ней приходилась и лестница, ведущая на второй этаж. Мебель тяжелая, добротная, но не грубая. Окна небольшие, стрельчатые, с красочными витражами в свинцовых переплетах. Удобно отстреливаться в случае необходимости, как автоматически отметил бонд.
Направо от арки вдоль стены протянулись многочисленные полки с рядами разномастных кувшинчиков, бутылок и бочонков, отделенные от зала массивной стойкой, у которой на высоких табуретах сидело трое мужиков. Был тут и отдельный стеллаж, полностью заставленный всевозможными тортами, пирогами, кексами, вазочками с печеньем, пряниками и другими сладостями, которые просто обязаны были присутствовать в таверне у Пряничного Домика. Дальше Бен заметил пузатые винные бочки.
Рядом со стойкой, у торцевой стены был выстроен подиум, на котором наигрывали веселую мелодию четверо музыкантов. Каин с интересом отметил, что все они были представителями разных рас. Рыжий парень с песьими ушами и хвостом играл на лютне, у скрипача были черные кошачьи уши, раскосые зеленющие глаза и роскошный пушистый хвост. По барабанам вдохновенно лупил здоровенный зеленокожий тролль с внушительными клыками, торчащими изо рта, а флейтист вообще был каким-то неизвестным существом. Невысокий, тонкокостный, изящный, с какими-то птичьими чертами лица и круглыми черными глазами, он являлся обладателем совершенно необыкновенной ослепительно белой шевелюры, на лбу и висках обрамленной мелкими, как чешуйки ярко красными перышками, постепенно переходившими в удлиненные розовые, а затем и в длинные тонкие белые перья, которые, смешиваясь с волосами, ниспадали до плеч.
На противоположном конце зала был сложен огромный камин, в котором вполне можно было зажарить и целого быка. Сейчас там подрумянивалась баранья тушка, за которой присматривал мальчишка в белых колпачке и фартуке. Над камином были развешаны искусно вырезанные из дерева фигурки зверей и птиц. У камина в удобных креслах устроились четверо стариков, которые, мирно прихлебывая пиво, увлеченно играли в шахматы и обсуждали какие-то местные новости.
Иржик с любопытством вертел головой, рассматривая людей и нелюдей: кроме странных музыкантов и десятка мужчин и женщин здесь были четверо белокурых эльфов, двое дроу, засевших в уголке, а за самым большим столом обосновалась компания из семи крепышей гномов. Да не каких-то там карликов, а самых настоящих боевых гномов в серебристых кольчугах и разукрашенных затейливыми узорами стальных наручах.
По залу сновали туда-сюда две крепкие девушки-подавальщицы, третья стояла за стойкой, наливая посетителям напитки. Грета сменила ее, встреченная восторженным ревом гномов:
— Хозяюшка вернулась! Чарки поднимем за драгоценную нашу фройляйн Грету и славного ее братца Ганса! Тысячу лет здравствуют и процветают пусть!
Тост был встречен дружным ура и звоном сталкиваемых кубков и кружек.
— У вас тут весело, — ухмыльнулся Бен.
— Не жалуемся, — широко улыбнулся декс и во всеуслышанье объявил: — Друзья! У нас с Гретой сегодня радость. К нам приехали наши кузены. Прошу любить и жаловать! — Он положил руку на плечо бонда. — Бенедикт фон Каин и Иржик фон Либе. — Ганс хлопнул по спине ириена. А вот и наши друзья, славные братья-гномы Хайльгар, Ансгар, Хардвин, Ортвин, Вигвар, Храбан и Хрода. — При этом коренастые воины кивали и гулко ударяли себя в грудь.
Затем Ганс представил музыкантов. Рыжего парня звали Тилло Огонек, чернявого Филло Кратц, тролля попросту Грох, а пернатого парня Фалько. Грета сообщила, что он действительно редкая птица — оборотень-феникс. Эльфы соизволили назваться сами, видимо, чтобы никто ничего не напутал в их витиеватых именах: Тиалисар, Аэремар, Селиамир и Алькаш. На последнем имени Иржик и Бен слегка подвисли и с трудом сдержались, чтобы не расхохотаться, но получили по внутренней связи предупреждение от Греты: «Эльф, конечно, не в курсе, что у нас означает слово алкаш, но откровенный смех воспримет как личное оскорбление и попытается отрезать уши наглецам». Парни заверили, что ржать не будут, но, кажется, мэрька им не поверила.
Возле подиума в непосредственной близости от стойки парней ожидал накрытый на четверых столик, за который они и уселись. Грета постаралась на славу — свободного от тарелок и блюд места практически не осталось. Киборги принялись за еду, посмеиваясь, что сердобольная мэрька решила закормить их. Ганс, разливая по большим глиняным кружкам пиво, вполголоса проинструктировал Бена и Иржика:
— Ведите себя, как люди. Тут никто не знает и знать не должен, кто мы такие. А то примут за големов каких-нибудь. Слыхал я тут про кутерьму, которую в Праге местный голем устроил. А неприятности с инквизицией нам нахрен не сдались. Так что ешьте, пейте, веселитесь. — Он подмигнул парням. — С девчонками развлекайтесь. Только так, чтобы папаши или братья по шеям надавать не решили. Не палитесь, короче. И вот еще, Иржик, тебе, как ириену, глубоко фиолетово с мужиком или с бабой, но все-таки постарайся ограничиться бабами. Это эльфам без разницы, а у людей тутошних как-то мужеложество не особо приветствуется.
— Да зачем мне это вообще нужно, — насупился Иржик. — Я прекрасно могу системно отрегулировать уровень гормонов.
— Это, конечно, хорошо, что можешь, — приобнял его за плечи декс, — но дело в том, что это будет довольно подозрительно выглядеть, если такой красавчик совсем не будет проявлять интереса к девушкам. Это Грете, как добропорядочной девице, приходится гонять от себя назойливых ухажеров метлой и всем, что под руку подвернется. Репутация как-никак. Но мы-то мужики, нам можно. — Он ухмылнулся. — Так зачем отказывать себе в удовольствии?
— Да поняли мы, — рассмеялся Бен и покосился на подошедшую Грету.
Мэрька нахмурилась и отвесила «братцу» подзатыльник, затем присела на свободный стул и протянула Гансу кружку, в которую тот понятливо набулькал пива. Девушка сделала несколько глотков, поверх пенной шапки поглядывая на бонда.
— Ох, — шумно вздохнула она, — закрутилась я сегодня. Праздник же сегодня, День Всех Святых, Хэллоуин. У нас тут такое столпотворение было! Детвора всех возрастов с мамашами и папашами. И всех угостить надо было.
— Сладость или гадость? — понятливо улыбнулся Бен.
— Они самые, — фыркнула Грета, повторяя его собственные слова.
Связь не по расписанию 3.
Подходящей одежды для выхода в свет у журналистки не нашлось. И от полуторачасовой ругани нужного наряда не прибавилось. Как, собственно, и денег. Гардероб Сергеевой был каким-то однобоким джинсово-футболочным. И этот нейтральный парад полуподростковой моды скромно возглавляли два деловых костюма: брючный и юбочный. В них девушка еще ходила сдавать тест на аттестацию, потом получала диплом, и надевала для виртуального собеседования при приеме на работу. Зато майки и футболки были разные.
Словарный запас у журналистки был велик, как-никак, образование не скроешь и не проебешь. Но у Джейда в загашнике завалялось несколько словарей нецензурной и обсценной лексики. По итогу спорщики взаимно обогатились новыми выражениями. А у человека даже сел голос.
— И все равно, в этом идти нельзя, — также хрипло заметил киборг.
— А другого нету, — просипела девушка, — и либо я буду в этом, либо мы оба будем без ужина.
Остаться без ужина, на который уже морально настроился, Irien был не согласен. Но ресторан — это такое место, куда надо захаживать то ли полуголым, то ли непонятно как одетым. И это правило важно для девушек, иначе кормиться придется за собственные заработанные единицы. А тут вообще задачка: одеть эту скромницу так, чтобы дядя накормил их обоих.
— Так, вали в душ, и голову хорошо вымой, — Джейд задумчиво почесал нос, — а я тут покумекаю.
— Хам ты, даром что киборг, — прошелестела в ответ хозяйка.
— Ошибаешься, дорогая, я, как раз-таки, не даром. А вот ты по своей натуре дешевка. Ну, чего застыла? Хочешь по морде врезать? Давай? Всегда люди за правду бьют! Причем безвинных!
«Дешевка» прозвучала оскорбительно, и насчет пощечины киборг был прав. Но после его подстегиваний — даже стукнуть расхотелось. А вот пойти в душ и порыдать от обиды — самое подходящее занятие.
— Только в сопли сильно не ударяйся, — прилетело насмешливое в спину, — помни, красные глаза и опухший нос женщину не красят.
Джейд просканировал комнату. Разумеется, ниток и иголок тут не нашлось, впрочем степлером и быстрее, и оригинальнее. Ножницы, правда, тупые бумажные, но тут можно обойтись ножом и руками. За две минуты новые джинсы превратились в живописные лохмотья с соблазнительной дыркой в виде сердечка на одной половинке попы, и с дыркой в виде губок — на второй. Черная блестящая майка ободрана до состояния топа модификации «все на виду». Чисто белая футболка из синтетического хлопка распущена на ровные длинные ленточки толщиной в три сантиметра и с нарезанной по краям бахромой размером в пять миллиметров. Киборг двигался очень быстро, с машинной четкостью и экономностью движений. Ленточки отправились на психоделический декор джинс, причем между провисающими лоскутьями ткани, при желании, можно было прочесть «Member of horseradish» и «Guzzling \/». В меру хулигански и провокационно, но при этом достаточно скромно, если девчонка краснеть будет умеренно. Степлер выщелкивал скрепы с энтузиазмом голодного зубастого монстра. Шмотка была закончена, душ продолжал шуметь. Ладно, может, он и передернул — но, если хозяйка словит волну куража и веселой злости, то в этот комплект ее засунуть можно. Но вот если ничего не захочет доказывать, то все — плакал ужин под жалостное урчание живота.
Из душевой доставать хозяйку пришлось жесткими методами. То есть открыть створку, и сунуть внутрь руку с коммом с активированным на полную мощность динамиков будильником.
— Хочешь? Я знаю, ты хочешь убивать! — громыхнуло так, что даже Джейд подскочил и матюгнулся вслух от слишком мерзкого голоса, — Убивать всех тех, кто мешает спать!
Довел свою партию нерводробительного звука неизвестный исполнитель. Хм, был бы он известным — давно стал бы мертвым за такой вокал. Комм подозрительно напрягся, собираясь с силами для захода на второй круг. Пришлось сунуть в душевую и вторую руку, чтобы отключить мелодию. А потом и заглянуть самому, потому что картинка с вирт-окошка на ощупь не определялась. Сразу вытащить руку он почему-то не сообразил.
Девчонка плакала. Как-то обреченно, без всхлипов и эмоций, просто сидела на полу душевой кабинки, обхватив колени руками. А по щекам бежали почти ледяные струи воды вперемешку со слезами.
— Знаешь что, детка, потом, если захочешь, меня убьешь, даже и сопротивляться не буду — пробормотал Джейд.
Комм отключил, подцепил за крючок на джинсах. И, сорвав одежду, нырнул под душ. Одной рукой вздергивая на ноги девушку, второй перестраивая душ на нормальную для человеческого организма температуру. Через полминуты девочка поняла, кто и в каком виде ее прижимает к себе, и стала отчаянно вырываться. Стоять и держать — пусть кричит, воет, размахивает руками. Все равно даже ударить толком не умеет. Да и пинаться на таком расстоянии неудобно. Почти девять минут истерики и сопротивления — вот это темперамент у девчонки. И с таким внутренним потенциалом оставаться серой безжизненной мышью? Да это преступление.
— Сама дополощешься или спинку потереть? — мягко спросил Джейд, когда убедился, что хозяйка стоит сама, драться перестала и даже невольно стала откликаться на его жар.
Ну, извини, детка, я — Irien, тут ничего не поделаешь. Как умею, так и успокаиваю. Mary бы поила чаем и утирала слезки. DEX отправил бы в отключку. Хороший метод, а для некоторых особей — вообще идеальный. А так тоже нормально получилось — девушка в форме легкого сексуального возбуждения выглядит гораздо привлекательнее девушки без оного. Главное не погасни раньше конца ужина, детка.
— Я это не буду одевать? — Сергеева уже выплакалась, наоралась, подсушилась, поэтому говорила с эмоциональность киборга. — Хоть убей, но, но это не одежда.
— Это ты меня убиваешь, жестокосердная, — Джейд знал, что выглядит великолепно. В джинсах, с голым торсом, с капельками воды на плечах и груди, с безумным огоньком в глазах. Ага, реагирует. Слабовато, но, ура, она живая. А вот так: для пущего эффекта Irien опустился на колени, выдал покорный вздох и добавил умоляющих ноток во взгляд. — Ради меня, госпожа, один ужин в этом наряде. Поверь опытному мужчине, ты будешь жемчужиной вечера. Иначе тебе придется оплакивать мою смерть от голода, и приносить розочку к тому утилизатору, где я найду свой конец…
— Трепло ты, а не киборг, — девушка рассмеялась, — две недели ведь голодать можешь. Сам говорил.
— Могу, но не хочу. Давай напяливай это на себя, а то тебе еще мордочку рисовать, — Джейд присел на пятки, — или, хочешь, я тебя отмейкапаю?
— Чего сделаешь? — Сергеева прокрутила в голове новое слово. А чуть позже поняла, что нельзя ржать так сильно, а то начинают щеки болеть.
Девушка одевалась быстро, с грацией тренированного новобранца, и потому путалась в лохмотьях. Но не злилась, а смеялась еще сильнее. Джейд, покачался на пятках, наблюдая за представлением, потом взялся за марафет сам. Втряхнул тело в наряд, расправил и куда надо рассовал конечности, подвязал лишние хвостики. И со скоростью печатающего принтера изобразил на дергающемся и уклоняющемся от кисточки лице «космический дым» — модный макияж ночных тусовок последней недели. Причем сделал это только при помощи помады, блеска для губ, консилера для замазывания прыщиков, засохшей коробочки от теней и пуховки с пудрой. Ничего другого у хозяйки просто не нашлось.
Автор бестселлера с непрожеванным текстом с первых же минут ужина запал на сексапильного оператора. Сергеева облегченно выдохнула и стала усиленно запасаться калориями. Впрок не накушаешься, но чтоб хотя бы на завтрашний день хватило. Главное — игнорировать жалобный взгляд Irien’a, который тоже хотел есть, а не вести мурлыкающие разговоры вприкуску с томными улыбочками и многозначительными взглядами.
Ужин был замечательным, автор трындючим и липким. Будь на месте Джейда человек, пусть и демократичных взглядов, и раскрепощенный по всем сексуальным фронтам, — он бы и то не выдержал. Но Irien’у, очевидно, не привыкать. Он бодро отвечал, строил глазки, томно вздыхал, облизывал губки и… недвусмысленно пинал под столом свою хозяйку: «мол, загнусь ведь на передовой журналистики! хватит жрать — вопросы позадавай! кто интервью проводит?!» Ноги приходилось отодвигать или отбрыкиваться в ответ. Во-первых, еще сылизень только есть начала. Во-вторых, книга не понравилась, а человек и подавно.
— Девушки приличные сидят на диете, не жрут после 23.00 и соблазняют продаваемых писателей! — Джейд все же не выдержал и послал ей на комм сообщение, причем ни на мгновение не выпадая из светской беседы.
— Вот и будь приличной девушкой. Не жри и соблазняй. Операции по смене пола общедоступны. — лениво шепнула хозяйка в ответ.
— Злая ты.
— Нет, я просто отдыхаю. А вот если не отдохну — точно буду злой.
— Кстати, там на тебя кое-кто кое-чего положил, — Джейда настойчивые взгляды, бросаемые на его хозяйку, напрягали. Но девчонка действительно получилась что надо. И даже очень симпатично сидела и потягивала через трубочку вишневый капейри.
— Что положил, пусть снимет и не разбрасывает куда не положено, — отмахнулась журналистка. Очевидно, коктейльчик был с алкогольной добавкой, а, с учетом того, что посасывала девушка уже из третьего бокальчика, смелость была обоснованной.
— А не захочет снимать — подмогнем, ухмыльнулся Джейд, — только отцепи от меня этого типа. И дай нормально поесть.
— Вот еще… — Сергеева нахмурила бровки, — ты ужином предложил накормить — обещание выполнил. А об отработке обязательной программы консумации за еду речь вообще-то не шла.
— Ты и такие слова знаешь? — Джейд откровенно лыбился, автор тоже, думая, что улыбочка предназначается ему. — А я считал, что ты приличная девушка.
— Кстати, знаешь разницу между настоящей приличной девушкой и фальшивой приличной девушкой. Вторая не морщит носик, если слышит мат. А настоящая должна спросить у сказавшего, что означает это слово.
Джейд заржал. Автор, про которого временно забыли, воспрянул духом. Ириен ускорено прокрутил запись — собеседник рассказывал жутко интересную, с его точки зрения, и смешную историю про поиски или происки вдохновения. И заливистый хохот расценил как комплимент.
— Тема эротичности может подниматься в любом вопросе, и она настолько уместна, насколько автор придает ей значение. Но, вместе с тем, здесь в действие вступает также и принцип компилярности синергических тел, которые на выходе могут ассимилироваться в эффект квазимира.
Джейд уставился на девушку признательно, автор — восхищенно. Сергеева, благодаря начитанности и определенному опыту, могла гнать такое парсеками. За что ее считали высокоинтеллектуальной личностью. А секрет был в том, что она-то знала хотя бы по одному значению тех слов, которые использовала, а многие нет. Кибер с жадностью набросился на ужин, а автор на нее. Кажется, еще и записывать начал. Интересно, это у него тоже до книжки разрастется или так — вставочкой?
Очевидно, что автор западал на парней и любил умных девушек. Странное сочетание вкусов, но интервью получилось. Сергеева прикинула, что если нормально отработать записанный на диктофон звук и грамотно смонтировать видео с си-дешки, то итоговый материал будет гораздо интереснее книг. Киборг смолол четыре порции и три десерта. Автор, убедившись, что журналисты, наконец-то, наелись, вызвал счет. Джейду пришлось подключить все свое обаяние и даже минут пять облапываться и облизываться с автором, чтобы человек добровольно и без членовредительства погасил счет.
— Я понимаю, что у вас творческий порыв, но нам с оператором надо обработать материал, чтобы завтра сдать интервью, — журналистка вцепилась в Джейда с одной стороны.
— У меня есть отличная идея для тематических голографий, над которыми обязательно надо поработать, — за другую руку кибера настойчиво и в противоположную сторону тянул автор.
— Разумеется, голой… тьфу голографии — это прекрасно. Но я сама не умею… работать с видео. И у нас задание, которое требует полного удовлетворения. — Сергеева злилась. У нее было стойкое ощущение, что киборг в процессе перетягивания никак не участвует. Хотя мог бы выступить на ее стороне. Или он реально хочет к этому автору? Ну да, понять можно, тот хотя бы кормит.
— Вот, я так рад, что вы меня понимаете! Музе требуется удовлетворение! — автор от восторга сделал такой рывок, что продвинулся в сторону своего флайера почти на полтора метра.
— Так удовлетворяйте свою музу самостоятельно и в какое угодно время, а у нас работа, — яростно рявкнула журналистка и отвоевала полметра.
— Увы, иногда в одиночестве муза не работает и ей требуется раздражающий фактор извне, — с притворным огорчением вздохнул автор. И чуть сместился вперед, многозначительно поглаживая киборга по бедру.
— Надеюсь, под раздражающим фактором вы не меня подразумевали? — возмутилась Сергеева. Реакция кибера на поглаживания ее отчего-то возмутила.
— Что вы, никак нет! Новый опыт, новая творческая работа, новый яркий партнер, новая интермедия, — лучился автор пуще прежнего.
— Замечательно, — воскликнула Сергеева, выпуская доверенную ей собственность из рук. Слово «интермедия» ее деморализовало и доконало. В конце-концов хочет Джейд этого сэра — путь катится.
В человеческих понятиях Джейд разобрался давно. И выражение «кто девочку ужинает, тот ее и танцует» — хорошо знал. Но ужинали за счет автора они-то вдвоем, а девочка «танцевать» явно не желала. Да и тащили-то собственно его. Но, по понятием Irien’a, он за еду уже расплатился болтовней, поцелуями и элементами петтинга. Только за задницу автор его ущипнул четырнадцать раз, погладил шесть, и шлепнул семнадцать. И это только за то время пока они пробирались между столиками к выходу из заведения. Так что хорошего понемногу, но на всех.
— Милый, — с хриплым придыханием проговорил Джейд, щедро осияв автора лучами страсти из сверкающих глаз.- Я готов отправиться с тобой хоть на край света. Но, будь джентльменом, давай закинем эту девицу домой, а то она без флайера, я выпил. И она все равно будет выносить мозг до тех пор, пока находится в чуждой ей обстановке.
— Да не проблема! — возрадовался автор, — легко! Куда отвезти?
Сергеева назвала адрес. Киборга захотелось убить, хотя подобное желание стало у нее фактически регулярным. Но не сейчас (вряд ли автор согласится вместо творческого удовлетворения переквалифицироваться на некрофилию с кибернетическим уклоном) — сначала добраться домой. Джейд сел рядом с водительским местом, понимая, что, как только будет включен автопилот, его станут домогаться. Сергеева юркнула на заднее сидение. Приняв как данность, что еще одну битву за обладание кибером она просто не выдержит — так что пусть довезут до подъезда и она готова покорно сбежать с поля боя… тьфу с поля страсти, и пусть мужики сами разбираются и с творчеством, и с музой. В крайнем случае, Джейд автору и дать может — Irien все-таки. Хотя вот лично она бы тоже дать могла — в морду, и по наглым ручонкам.
Прилетели, автопилот аккуратно посадил флайер на крышу. Автор торжествовал, Сергеева засыпала. А Джейд на парковке повел себя неожиданно: притянул к себе автора и впился в него поцелуем с пылом оголодавшего вампира. Что именно шептал киборг на ушко между ласками все более смущающемуся человеку — для нее оставалось загадкой. Наблюдать за откровенным и агрессивным петтингом было неловно, но прилетевшее на комм сообщение четко велело подождать.
— Эм, девушка, вы там говорили, что у вас работы много? Так я готов того… чтобы позже созвониться… и встретиться… как-нибудь потом, — внезапно заблеял автор страстно выдираясь из хватки любвеобильного Irien’a.
— Джейд, пошли работать, оставь его… — Сергеева поразилась такой смене желаний, но с расспросами решила повременить. Немного. Хотя бы до лифта. Но по-любому вытрясти из кибера волшебные слова, позволяющие так эффективно отбиваться от мужчин. Вдруг они и для нее сгодятся. Когда-нибудь. В статье, например. — Завтра позвонишь и того…
Автор мгновенно согласился на «завтра» и на «того», лишь бы сейчас отпустили. Флайер стартовал коряво, быстро и на ручном управлении.
— Если не скажешь, что ты ему говорил, я тебя придушу, — заявила девушка, как только переступила порог родного жилого модуля и устало повалилась на матрас.
— Да ничего особенного, — Джейд наконец-то отплевался от слюнявых поцелуев творческой личности и даже сходил умылся. — Просто начал рассказывать, что люблю в сексе, перечисляя все обороты нашего главреда с планерок.
Сергеева уважительно присвистнула. Самым невинным из выражений было: «Я найду средневековую ручку и через задний проход вам весь мозг простимулирую». Даже одна такая фраза сказанная мечтательным и вдохновленным тоном заставила бы содрогнуться даже отъявленного мазохиста. Журналистка пообещала себе быть внимательнее на планерках и обязательно подобные предложения конспектировать. И открыла планшет. Сон улетучился и можно было еще чего-нибудь набросать.
— О чем писать будешь? — Джейд сбросил одежду и бухнулся на матрас. Спасибо, что хоть только до плавок разделся.
— О любви, — Сергеева прикусила костяшку указательного пальца. А ты об этом что можешь сказать?
— Что можно сказать о любви? Хорошим делом по ночам не занимаются, — пробормотал киборг, заворачиваясь в просушенное одеяло.
Выше голову! — сказал палач.
Народная мудрость.
Изощряться в словесном остроумии и знании великого и могучего русского языка Владику скоро наскучило.
…Черные мрачные тучи,
Твердый, притоптанный снег.
На слом голов лететь с кручи,
Срываясь в стремительный бег…
Стихотворение, написанное десять лет назад, вдруг возникло так отчетливо, словно эти годы начисто стерлись из памяти, как будто их и не было. Не было памятного выпускного в школе, когда перепившихся до зеленых чертиков пацанов потянуло в «горы» — проверить кто есть кто, и кто кому настоящий друг. Гор в городе не оказалось, зато быстро нашли замену — недостроенное здание в шестнадцать этажей. С пьяных глаз море по колено, многоэтажка по пейджер. Исхитрились так забраться, что для возвращения альпинистов-энтузиастов на грешную землю пришлось вызывать спасателей с раздвижными лесенками. Спасибо добрым людям, не поленился кто-то, звякнул. Просто чудо, что никто не разбился и ни в чью башку не втемяшилась идиотская мысль «полетать».
Словно и не было пятилетней беготни по коридорам института. На журфак поступал на спор, лучший дружок на «слабо» подловил, ударили по рукам, пошли вместе документы подавать. Он, Влад Серов, мечтавший о карьере гениального шоумена или крутого продюсера, поступил, сдал все на балл выше проходного. А Генка, который спал и видел себя в роли модного телеведущего, слетел на творческом конкурсе. Владик хотел было документы забирать и чесать туда, куда и собирался — в институт управления. А потом поразмыслил и решил, что телевизионная журналистика, шоубизнес и продюссирование — профессии родственные, и одно образование другому помехой не будет. А ежели захочется для удовлетворения собственных амбиций еще один дипломчик в общедоступном месте приколоть, то только в путь.
Словно и не было большой и чистой любви с бесконечным конфетно-букетным периодом и высокой романтикой не проверенных временем чувств. Не сложилось, не срослось, не склеилось. Локти кусать и разыскивать виноватых – бесполезно, сам лопухнулся. Вел себя как дурак. По несколько раз в день набирал ее номер, часами болтали по телефону, так что аппарат не выдерживал и садилась батарейка. А потом удивленно разглядывал погасший экран – вроде бы только начали говорить. Он мог бы в избытке и от всего сердца одарить ее комплиментами, так что при разумном использовании хватило бы на дюжину красавиц. Но, замечая новую кофточку и стильную прическу, он терялся и не мог выдавить из себя даже простой банальности, вроде: «классно выглядишь» или «тебе идет». Пусть тривиально, но по здравому размышлению это лучше, чем ничего. Владик, молодой тусовочный журналист, легко добывал приглашения на самые крутые вечеринки, его спутница всегда была в центре внимания, он восторгался ею, любовался. А потом провожал до подъезда, молча топтался, мямлил нечто маловразумительное.
За романтическим ореолом Владик прозевал момент серьезного разговора. Хотя к объяснению готовился почти каждый вечер, мысленно по сто раз проверяя каждую фразу. Целые монологи с цветистыми по-восточному оборотами и изящными речевыми фигурами произносил, а надо было сказать только четыре слова. Но заветное заклинание так и не было озвучено. Он снова промолчал. Акула пера. Ха. Три раза «ха». Дятел клавиатуры…
Отрепетированные признания показались блеклыми и сырыми, от бойкости не осталось и следа, хваленая коммуникабельность испарилась. Он будто онемел, а надо было говорить. Говорить все, что придет на ум, пусть нелепо, пусть путано, пусть немного скабрезно. Молчание губит любовь, недосказанность рождает обиду. И только пошлые и приземленные мечты о совместном бытие зажигают в глазах девушки огонь безумного счастья. За данную истину он по молодости заплатил слишком высокую цену. Критическая точка была преодолена, а за ней, согласно всем законам и канонам, последовал спад. Все закономерно, все понятно, но больно. Кубарем с горы лететь – это куда милосерднее, чем ее бесхитростные отговорки, опущенные при встрече очи, молчание в телефонной трубке. Делать что-либо – бесполезно. Владик понимал это разумом, носмириться не получалось. Он совершал все возможное и невозможное, но… умершее чувство нельзя воскресить, можно только продлить его агонию.
Словно и не было странной, непонятной, но интересной дружбы с Ленкой Стреловой. Кто сказал, что парень с девушкой не могут быть просто друзьями? Враки! Могут! На протяжении всех лет одна дружба и ничего кроме дружбы. Учились в одном ВУЗе, на одном потоке, но на разных курсах, а познакомились на телеке.
Влад со второго курса подвизался на Класс-ТВ, и ко времени получения диплома уже считался молодым, но талантливым журналистом. У Аленки это была первая практика в жизни. Девушка с видом загнанного в ловушку зверька робко ютилась на подоконнике, на суету и показное мельтешение сотрудников телеканала смотрела как заяц на клыкастых и до зубов вооруженных охотников. Практикантка, сразу видно. Владику припомнились собственные мытарства в статусе стажера, когда тебя шпыняют все, кому приспичит продемонстрировать свою значимость. Подошел, шутливо поздоровался. В ответ на добрые слова сострадательному Серову поведали, что: 1) на Класс-ТВ она проходит практику, 2) сидит на подоконнике с восьми утра, (а было уже полшестого), 3) журналист, к которому ее определили, так и не появился, и мобильный не доступен. Жалобного взгляда Владик не выдержал, стянул девушку с насиженного места, за руку отволок в корреспондентскую, поставил в известность редактора, что берет практикантку себе, и с чистой совестью спровадил студентку домой.
На следующий день Аленка твердо заявила, что она здесь не «лишь бы отбыть», а действительно хочет научиться работать. Владик дал ей задание, пустяковое, чтоб только отвязалась. Времени возиться ни капли, да и не думал он, что его благородство будет простираться так далеко. Но неожиданно оказалось, что девушка пишущая, причем строчит быстро, бойко, легко, талантливо и на любую тему. Дальше выяснилось, что и с чувством юмора у Аленки полный порядок. Сработались, а потом и сыгрались… в настольный теннис. Сделали совместно цикл молодежных программ, который начальство приняло очень доброжелательно. Все последующие практики Стрелова проходила на Класс-ТВ под чутким и непосредственным руководством Владика.
Дружба набирала обороты: динамичные посиделки в кафе, яростные встречи за теннисным столом, пара совместных просмотров новых фильмов и долгие прогулки по ночному городу. Променад начинался засветло, а заканчивался, когда транспорт уже не ходил. Пройденным расстояниям могли позавидовать заядлые туристы. А сколько всего было переговорено: от литераторы до психоанализа, от шутливых подколов до раскрытия сокровенных мыслей, от обсуждения последних рабочих событий до банальных советов как вести себя с противоположным полом. Владик был заочно знаком со всеми Леночкиными поклонниками и кавалерами, наперечет зная все их достоинства и недостатки. Леночка же в свою очередь раскрывала, по-дружески, тайны женской души, и давала конкретные советы Владику, как следует вести себя с той или иной приглянувшейся девушкой.
…Вьюга, метель разгулялись,
Как в подземелье, темно…
Только лишь боль, злая ярость,
Бьются со стоном в окно…
В общем, словно ничего и не было. Был только письменный стол, корявый листик какого-то черновика, орущий на всю катушку телевизор и написанное впервые в жизни стихотворение…
Тот новый год четырнадцатилетний Владик встречал в гордом одиночестве. С утра убрал квартиру, хотя и не особенно любил это дело, даже сходил в магазин. К пяти должны были приехать родители, так обещала мама, когда звонила. Полшестого, шесть… семь… начало девятого…
Конечно, когда предки не зудят над ухом — это классно. Ты абсолютно самостоятельный, над тобой не трясутся, как над ребеночком, не загоняют обедать, не контролируют учительские послания в дневнике, не ругают за испачканные в футбольных баталиях джинсы, не надоедают советами и не мешают, когда приходят в гости друзья.
Но… когда ты по три-четыре месяца проводишь один в пустой трехкомнатной квартире, когда засыпаешь под монотонное бормотание очередного ужастика, или давишься фаст-фудом из ближайшейкулинарии, или озлобленно воюешь со стиральной машиной, то начинаешь завидовать приятелям, у которых ссобойка домашнего приготовления, выстиранные заботливыми мамами свитера и рубашки, которые могут просто поговорить с папой, все равно о чем. С родителями Владик беседовал каждый вечер, продолжительность телефонной беседы меньше минуты: «Как дела? Все нормально? Целую, сынок! Будь умницей!». Раз в месяц в разговоре мелькала новая информация: «Отправили перевод! Сходи, получи деньги! Заплати за квартиру и коммунальные! Скучаем!».
В дальние командировки мама и папа стали ездить недавно. Сначала уезжали на неделю, вскоре дело дошло до нескольких месяцев. Попервости Владька радовался, как же! такие перспективы! А потом ощутил на собственной шкуре вкус «взрослой самостоятельной» жизни. Но перед родителями держался, не жаловался, не ныл. Не маленький все-таки! А то, что сейчас сидел как на иголках, бегая то к окну, то к входной двери — так это… потому что новый год. Хочется праздника, елочки, вкуснющего испеченного мамой торта. Обещали ведь вернуться, вместе новый год встретить…
Телефон затрезвонил в половине двенадцатого. Долгая трель, межгород. Говорила мама, рейс отменили, раньше позвонить не могли, были проблемы со связью. За считанные минуты до нового года чуда не произошло. Никто не позвонил во входную дверь с подарками и радостными криками, что мы пошутили. А Владька ждал…
…Послышался вдруг за метелью
Волков затихающий вой.
Маревом белым серой тенью
Стая мелькнула стрелой…
Забыв обо всем на свете, о Новом годе, о не приехавших родителях, Владик строчка за строчкой, строфа за строфой, переносил на бумагу непонятно как зародившийся в нем крик души. Не хотелось ни встречаться с друзьями, ни тащиться на главную елку города, ни хлебать холодное пиво, ни дорогих, купленных специально для родителей конфет, ни новой компьютерной игрушки-стратегии, которую даже ни разу не опробовал. Сидел за столом и писал, быстро, словно боялся потерять мысль. Вдруг если он задержится хоть на секундочку, хоть на полсекундочки, то стих потеряется, пропадет. До этого он ни разу ничего не сочинял, да и было ощущение, точно ему кто-то невидимый надиктовывает слова неслышным голосом.
Никому он свое единственное произведение (да и произведение ли?) не показывал. Будучи подростком, иногда перечитывал, а, вступив во взрослую жизнь, как-то и вовсе позабыл. И вот сейчас тот почти детский стих, хотя детского-то в нем ничего нет, наоборот слишком по-взрослому сочиненный и очень складно, всплыл в сознании так отчетливо, так ярко, будто только вчера случился тот памятный Новый год. Будто только вчера поставил последнюю точку в стихотворении.
…Душа всегда непокорна,
Слаба, вместе с тем и сильна.
Под ветра скрежет минорный
Над миром взлетает она…
Владик уставился в боковое окно, смотрел равнодушно, отрешенно, безучастно… и не видел ровным счетом ничего. Первым и единственным, давно написанным и позабытым стихотворением, словно стальной надежною ширмой он отгородился от всего мира, от всех человеческих чувств, желаний, стремлений, эмоций…
…Осмелились люди и вышли,
Дорогу проторить в снегу
Прочь, в сторону глупые мысли,
Бегу… от себя лишь бегу…
Связь не по расписанию 2.
С работы уйти вовремя не удалось. Пушистоголовая редактор ускакала на какой-то звездный брейк, и ей снова пришлось вычитывать «сексуальную интермедию». Море ошибок и никакого удовольствия, и если бы ошибки только грамматические или пунктуация хромала. Но когда автор на полном серьезе рекомендует «для максимизации удовлетворения попробовать соитие в прямом подвесном шпагате с полным и медитативным раскрепощением», то после таких фраз хочется отыметь фантазию написавшего по все фронтам и всеми редакторскими учебными пособиями. Либо устыдиться за свою беспросветную личную жизнь, в которой не было подобного раскрепощения. А еще больше опечалиться за физическую форму, которая не позволяла раскачиваться на шпагатах. В принципе на шпагат ее растянуть как бы можно, но это стало бы последней позой в ее жизни.
Текст навевал уныние, а подобранные картинки вызывали рвотный рефлекс. Да и кофе уже не лезло, или лилось, но не в то горло. Irien самозабвенно комментировал порнушку. Причем делал это так талантливо, что хотелось… записывать за ним. А слог и обороты были такими, что хоть публикуй за славу и гонорар. Девушка даже прошлась раз двадцать к дальнему и заброшенному шкафу с какими-то раритетными инфонакопителям, которые не бывали в руках человека уже лет десять как. И нарочно замедляла шаги, чтобы оценить происходщее на виртэкране перед кибером. Комментарии были на порядок интереснее озвученного текста, и могли дать стопроцентную фору унылой картинке. Наверное, главный прав: редакционный irien хороший источник вдохновения, только слишком вредный и прожорливый.
Рабочий день закончился в начале третьего ночи. Интермедию пришлось переделывать. Но на ночное такси валюты уже не хватило. Вариантов, как провести ночь, было два. Первый — продрыхнуть до утра на диванчике для приглашенных на интервью гостей. Мебель была приличной, видной, но пыточной наощупь — сидеть на ней было просто невозможно. Но кибер. то ли отличался повышенной нечувствительностью, то ли был законченным пофигистом с уклоном в мазохизм. И спал он на нем с таким наслаждением на морде лица, что аж завидно становилось. Второй вариант: долгая пешая прогулка. Часам к пяти утра как раз есть шанс дойти. Принять душ, выпить кофе и бежать на работу. А нет, выпить чаю, если удастся найти хоть какую-нибудь заварку.
— Джейд, пошли домой, — легонько коснулась руки спящего, — я понимаю, что ты тоже устал, но тебя нельзя тут оставить без присмотра.
Киборг проснулся еще до прикосновения, оценил процент усталости в голосе очередной хозяйки и классифицировал его как «дайте лечь и помереть». Но поначалу девушка шагала весьма бодро, особенно первую сотню метров. Потом шаги стали замедляться, глаза закрываться, а ноги заплетаться и спотыкаться — пришлось хозяйку взять под руку. Еще одолели пятьсот тридцать метров таким макаром. Причем последние десять — журналистка топала на каком-то странном автопилоте и с закрытыми глазами. Направление она соблюдала только прямое и игнорировала все попадающиеся на дороге препятствия. Джейд горько усмехнулся и легко подхватил «надежду и опору культурной рубрики» на руки. Идти стало удобнее, да и шагать получалось гораздо быстрее. А хозяйка чуть повозилась, поудобнее пристроила голову на достаточно мускулистой груди и полностью ушла в режим сна.
Ночь была приятной, даже почти теплой. Шестнадцать градусов, и это несмотря на то, что по календарю только начало апреля. А если чуть подстроить зрение, то сквозь сизый покров городской атмосферы можно было даже угадать далекие звезды. Прогулка стала нравиться. Может быть, сыграло ощущение свободы и независимости — весьма условное, конечно. Но спящая на руках хозяйка не мешала буйству воображения. Может быть то, что за свои пять лет он видел только клиентов развлекательно-рекреационного вип-заведения. И вот эту редакционную компанию. Не то, чтобы его подарили от щедрот великих, просто посчитали его программу имитации личности слишком наглой и неперспективной. Так что его бывший хозяин просто заплатил ненужной в хозяйстве вещицей за отличную серию хороших рекламных текстов. Взаиморасчеты между друзьями ведь самые честные, правда? И вот новое место, с насквозь фальшивыми людьми, где он был как нечто среднее между свободным стулом и забавным предметом. Как-то грустно от этого всего делалось. Он пытался развлекаться сам и веселить людей. Но, по итогу, один молодый автор был уволен, корректор ушла в секту бороться словом и посылом против обездоленных, начальница отдела аналитики отказалась от карьеры в пользу «образа жизни ярой кошатницы», а его самого стали перекидывать из рук в руки, пока не всучили самой безропотной сотруднице.
Девушка была дурой — в понимании коллектива, потому что не умела отвечать отказом на просьбы, выполняла кучу работы бесплатно, не ходила на перекуры и не коллекционировала сплетни. По ощущениям киборга — она была не фальшивой, просто замученной и несчастной. Дразнил он ее без всякого удовольствия, просто от обиды, что его таким вот образом «утилизировали».
До дома Irien дошел минут за сорок. И даже расстроился, что перестарался со скоростью. Хозяйку сгрузил на матрас, подумал — и решил проявить немного заботы: раздел и укрыл одеялом. Вытащил из прихваченного с работы термопакета собранные гостинцы. И честно разделил на две половины. Одну съел сам, а вторую оставил на утро.
Спать на полу не хотелось. Жесткий и холодный, и еще дует от окна. А матрас, в принципе, мягкий. Да и хозяйка не так уж много места занимает. В конце-концов, ее можно и компактнее переложить. Джейд разделся и лег спать. Утро наступило подозрительно быстро и началось с неприятного оглушающего вопля. Пришлось включать фильтрацию звуков, но уснуть заново не получилось. Вой нарастал и приобретал какую-то сумасшедшую тональность.
— Ты чего орешь? — и киборг на секунду приоткрыл глаз.
Девушка сидела на матрасе, закутавшись в одеяло и выдавала верхнее «А-А-А» с мелодраматическим подвывающим нижним «ы-ы-ы». Пожалуй, зря девочка продалась в журналистику, пошла бы по эстрадной части — с таким вокалом и спать с продюсером бы не потребовалось, Да и ноги ничего, вполне сценические.
— Я того, что ты меня того… — офигев от наглости Irien’a, девушка сбилась с воспитанного университетским дипломом классического языка на альтернативный уличный сленг.
— Я что того, чтобы тебя того? — опешил Джейд.
— А если не того, то какого ты голый? — девушка захлопала глазами.
Спали они ночью нормально, под одним одеялом. Но вот утром хозяйка утянула его целиком себе. В принципе, в комнате было не холодно, так что причины особой закрываться или прикрываться не было, да и вообще — пусть девушка смотрит, просвещается. А то с таким ее опытом — характерную деталь мужского организма с гномиком из магазина сувениров запросто перепутать может. Историю рассказали ему в бухгалтерии, и даже голографию продемонстрировали. И правда, от гномика там не было ничего, разве что красная шапочка.
— Детка, голое тело ничего не означает и исполнение акта не гарантирует, — Джейд соблазнительно потянулся, умело демонстрируя и кубики пресса, и бицепсы на руках, и мужское достоинство. — А вообще голое тело может восприниматься только в ключе персонального концептуального осознанного видения и восприятия мира. Вот лично у меня оно никаких противоестественных ассоциаций не вызывает. Я это воспринимаю нормально и естественно. А вот если ты на такой простой бытовой факт реагируешь настолько неадекватно, то о чем это может свидетельствовать? О проблемах с твоей стороны.
— Действительно, все нормально. Каждое утро обнаруживать себя голой в обществе киборга формата ню, — раздраженно пропыхтела девушка.
— Ты хочешь поговорить об этом, детка? — волнительно мурлыкнул киборг.
— С тобой в последнюю очередь, — девушка кое-как подгребла одеяло в импровизированный кокон и потопала в душ.
Джейд посмотрел на нее с сожалением: намного рациональнее было бы просто быстренько прошмыгнуть без одеяла. По сути, если он чего-то особенного именно у нее и не видел, то где и чего находится, и как там что выглядит, знает на уровне квалифицированного гинеколога. А по уму — стоило бы оставить в покое одеяло и спокойно идти в душевой блок, вместо того чтобы путаться в волочащихся по полу концах и стукаться о стенки. Да и само одеяло мочить не обязательно, ладно, там нет большой полки либо крючка для него, но додуматься и повесить на стенку душевой кабинки — это вообще талант. Джейд с минуту постоял возле незакрытой створки — кончик одеяла застрял в ней, едва ли не намертво. Повздыхал и отправился на кухню. Качественным кофейным порошком он вчера разжился в кабинете главреда. Всего-то и надо было подойти к начальству, страстно присосаться к губам с воркующим: «Милый, я хочу кофе». Сначала ему дали по морде, потом всучили желаемое и выперли с планерки.
Порошкообразный ингредиент растворился в кипятке в двух чашках, и небольшой кухонный блок пропитался ярким бодрым ароматом. Джейд проворно выгрузил на пластиковый поднос бутерброды, несколько пирожков и пригоршню конфет. Конечно, он сволочь сволочью, но есть люди, над которыми даже стыдно издеваться.
Хозяйка прибежала на кухню мокрая и взъерошенная, с недосушенными растрепанными волосами. Оценила накрытый к завтраку стол и безмятежного киборга, попивающего кофе на подоконнике.
— А это… что? — странно, вроде раньше склонности к заиканию у девицы не было.
— Еда, — Джейд с подозрительным вниманием стал разглядывать парковку флайеров на крыше соседнего, более элитного, дома. — пользуйся, пока я добрый.
— А откуда? — утро тупых вопросов можно считать открытым.
— У тебя очень отзывчивые коллеги, — киборг ехидно ухмыльнулся, — достаточно пройтись по кабинетам в обеденное время и сказать: «О, какой божественный аромат, можно я хоть постою и понюхаю, а то меня Сергеева совсем голодом заморила. Готовить не умеет, только продукты портит, а на приличный ресторан талантом зарабатывать не научилась». И, знаешь, срабатывает — уже полтора дня кормлюсь щедрыми дарами. Угощайся.
Да, забавно она умеет бледнеть и краснеть одновременно. И ушки так прекрасно гневом полыхают. Интересно, когда человек так погружается в свои эмоции, он за временем все-таки следит? Опоздает — опять на нее барышня с ресепшена наорет, а это недоразумение будет стоять и мямлить свои извинения. Джейд бодро умял бутеры с подноса — не пропадать же добру. Тем более, что настроение хозяйки было в стиле «назло врагам умру голодной». Хозяйственно ополоснул чашки и пошел разбираться с очередными хозяйскими тараканами.
Одеяло все же намокло в душе, и сидеть под ним было сыро и неприятно. Но выбора не было. Дожить до двадцати пяти лет с пониманием того, что и талантов особых нет, и внешность подкачала, и перо не наточено, и бойкости журналистской кот наплакал. Но самой понимать — это еще как-то терпимо. А вот услышать подобное от киборга — уже чересчур. Ладно бы еще от матерых коллег, а то от кого? Irien’а глючного.
Поминаемый завалился в комнату с развязным выражением на морде. Пожалуй, с таким видом загружались в кабак матросы после дальнего плавания. Не говоря ни слова, подхватил ее на руки и поволок на выход.
— Куда? Чего? А ну поставь на место!
— Выполняется приказ «и на работе быть вовремя», — отрапортовал Джейд.
— Так не в одеяле же?! — возмутилась девушка.
— Да, верно, — киборг ловко вытряхнул хозяйку из одеяльного кулька. И двинулся со своей ношей на выход.
— И не в таком виде! — завопила журналистка.
— У тебя есть три минуты, — выразительно произнес киборг и выпустил девушку.
Депрессивный порыв — сидеть и жалеть себя прошел, и хозяйка торопливо заметалась по квартире. Джейд подобрал забытое на полу одеяло, пристроил на сушилку. Вечером-то все равно надо будет накрываться.
На дневной планерке главред рассыпался в комплиментах пустоголовой авторше рубрики «сексинтермедии». После вчерашнего выпуска рейтинг попер, как тесто на дрожжах. И слог, и стиль, и изящное знание темы. Сергеева слушала, как за ее работу хвалят другую и в очередной раз пришла к выводу: жизнь несправедлива. Гонорар за ночную переработку ей тоже никто не предложил. А за напыщенное: «Милочка, ты прекрасно справилась» — хотелось плюнуть блондинке в кофе. Джейд, словно уловив желание хозяйки, именно так и сделал. Правда, незаметно для окружающих, но смачно.
Аннотация на книгу кропалась медленно и тоскливо. Продраться сквозь глубину авторского замысла Сергеева не смогла: запуталась и выдохлась на второй странице. Фраза «когда закатное марево разлилось по подлокотникам кресла и затем заиграло бликами в стеклянных зрачках безрезультатных глазниц» сломала ей мозг. Девушка закрыла электронный экземпляр книги, поизучала размазанную обложку. Попробовала сосчитать сколько на ней нарисовано человеческих фигур, и чем можно в таком… в таких положениях заниматься. По логике выходило, что только херней. И стала писать, положившись на вдохновение. Выстучала абзац, перечитала и подумала, что лучше было бы положиться на что-нибудь более надежное. «В своем произведении автор долго и сладострастно говорит о чужих проблемах, ибо до собственной жопы дотянуться с анализом не смог». Удалить, погоревать о мировом несовершенстве и отсутствии кофе, шоколадки и еды.
— Опять страдаешь? — Джейд просочился в кабинетик с огромными стаканчиками из автоматического буфета. — Будешь, или опять станешь удовлетворять голод моральными принципами?
— Буду, — зло буркнула девушка. — А это подношение тоже за очередное обсирание меня?
— А если ответ положительный, то пить не станешь? — киборг прищурился. — Тогда лучше сразу отдай стаканчик. Напиток вкусный, я выпью. Так что не швыряйся.
— Не дождешься, — в стаканчике был горячий шоколад.
Бюджет с балансом никак не сходились. В наличии было чуть больше 60 единиц. Если не шиковать на ночных такси, где разовая поездка сжирает почему-то от 20 до 30 денежек, то на одиннадцать дней как-то можно растянуть. Творожок и овсянка — самые полезные для фигуры и организма продукты по самой низкой цене. Но вот киборга на такой диетический рацион подсаживать как-то… и совестно, и неудобно. Парень как-никак, а у них пищевые потребности завышенные. И углеводы нужны — сам недавно вымогал. Открыла страничку со специализированным питанием для кибермодифицированных организмов. И поспешно закрыла. Смесь за такие деньги — да она бы и сама ее грызла и радовалась.
— Опять киснешь? — Джейд, вопреки обыкновению, не шлялся по редакционным кабинетам, а что-то строчил в ее же планшете. И, к тому же, без спросу взял. Ну и ладно, главное на условия содержания не жалуется.
— Нет, считаю и думаю.
— А, хм, полезное занятие. Главное, чтобы мысли шли в правильном направлении.
— Да просто занимать и одалживать уже стыдно.
— Ну, — Джейд мгновенно оказался рядом, глянул на шлейф раскрытых окошек, и взгромоздился на стол. — Я могу обходиться без пищи порядка двух недель. А, как показала практика, даже и больше.
— И когда же ты голодал, — Сергеева насупилась. Врун и позер, да от такого последней коркой хлеба откупишься — иначе вынесет весь мозг.
— А когда хозяева решили, что я не восстановлюсь после клиента. И им отказали в обмене по гарантии. Я тогда почти три недели в подвале провалялся. Потом отчего-то вспомнили, обрадовались, что я живучий, и отдали новому хозяину.
— Щас расплачусь, — не удержалась от ехидства девушка, хотя голос у киборга был очень серьезным и тихим, а взгляд отсутствующим.
— Не надо, а хочешь… я тебя в ресторане покормлю, — неожиданно предложил Джейд.
— Как? Опять пойдешь по народу единицы стрясать?
— Эх, и вот как ты столько лет без фантазии прожила? — устало вздохнул киборг. И, чуть приподняв девушку, вытащил из кармана ее джинсов видеофон.
Помедитировал на список контактов из папки «культурные члены», и решительно ткнул в один из номеров. Видео он не включал, но в динамик защебетал… ее собственным голосом, только слишком приторным и подхихикивающим. — Ой, Вадим Арнольдевич, как мило с вашей стороны, что меня вспомнили. Ах-ха-хи. Да, мне тоже весьма приятно. Вот что-то вспомнилось, что мы с вами давно не встречались, а ведь ваша книга оставила на мне прямо такой неизгладимый отпечаток…
Сергеева пару минут слушала и пыталась сообразить, что происходит, а как дошло…. Киборг очень умело уворачивался на скромной площади рабочего кабинета, изящно перескакивая через кресло, терминал, и даже в прыжке отталкиваясь от стенки. Причем щебетать по видеофону не прекращал. Девушка выдохлась первой. Джейд пристроился подальше, на всякий случай, и рассыпался в воздушных поцелуях.
— Ну вот, сегодня мы ужинаем в “Веренице”. Твой любимый автор согласился дать тебе персональное интервью. И попозировать для голографий твоему оператору.
— У меня нет оператора, — девушка пыталась восстановить дыхание. Оказывается, скачки с препятствиями сложная и выматывающая штука.
— Есть. Я. — Джейд скопировал себе список “членов”. Название папки, конечно наводило на определенные размышления, но, на самом деле, все адресаты в ней были членами каких-то культурных обществ и творческих тусовок. — Только си-дешку у ребят возьми. А я тебе поснимаю дядю во всех позах. Впрочем, если жрать не хочешь, я сам пойду. И хоть наемся.
— Обойдешься, я тоже давно не ужинала.
Связь не по расписанию 1.
Тяжело оставаться оптимистом под проливным дождем, мокрым и холодным, когда приходится вышагивать в туфлях не по погоде, без зонтика. А под демисезонным плащиком бережно прячутся от суровых капель материалы с презентации. Оптимизм растворяется, как сахар в круто заваренном кофе. Зато простуда, кажется, пошла в атаку, и убойный чих догнал девушку на пороге офиса.
— Сергеева, чего возишься? Тебя шеф вызывает.
— Так я это…
— Вот со всем этим и бегом, — секретарша при всей миловидности наружного облика внутренне уподоблялась генералу или даже генеральше, которая могла построить всех: солдат, мужа, казарму, начальство, врагов.
Главред с неодобрением пять минут наблюдал, как с девушки стекают струйки воды. Когда под ней образовалась приличных размеров лужа, он прервал ее доклад о концепции освещения мероприятия, который, впрочем, и не слушал, и в приказном порядке предложил забрать на время редакционное имущество, которое уже всех настолько заеба… привело в восторог, что коллегам просто требуется отдых.
— Сергеева, у тебя ведь культурная хроника, вот и будешь его потихоньку обкультуривать. Понятно? Через недельку-другую вернешь. А если месяц подержишь, то я тебе лично премию выпишу. Все, забирай и иди нах… на свое рабочее место. И имущество захвати. Джейд, она твоя хозяйка. Бессрочно.
Незаметно стоящий у окна киборг обернулся — его лицо погрузилось в печаль. Безмерную, безграничную и величественную. С таким лицом царственные узники обычно восходят на плаху, но потом их спасают верноподданные герои. Физиономия киборга выражала еще и вселенское горе — в свое спасение он вообще не верил.
Секс и культура в редакции не пересекались. Потому что культура была слишком непредставительна и малопопулярна. Да и, собственно, эту рубрику держали ради того, чтобы иметь приличных спонсоров. Ну, благотворительность, все дела. Хотя заказные рекламки все равно выкладывали на страницах с более прямо и долго стоящим рейтингом. Поэтому и с местной достопримечательностью журналистка не пересекалась, разве что в автоматическом буфете, где подавали не самый отвратительный кофе. Irien вежливо улыбался и всем отвешивал дежурные комплименты, а ее даже ни разу не обнял. Хотя не пропускал не то что ни одной офисной юбки, но даже ни одни брюки, вплоть до редкостиранных джинсов ночного охранника. При мысли о том, что даже киборгу она не по вкусу, становилось обидно за гены, которые все ушли в мозг, ничего не оставив внешности.
Когда она возвращалась в своей кабинетик с Irien’ом на хвосте, коллеги выглядели как-то подозрительно довольно, как будто только что пропили коктейлями внеплановую премию. Поглядывали на нее и улыбались друг другу некими просветленными улыбочками.
Киборг тенью следовал за ней: на рабочее место, в дамскую комнату — и даже пришлось драться за право единоличного владения небольшой кабинкой для уединения. В кафетерий, где сожрал ее еду без спросу. И домой. Он не подавал никаких сигналов, не разговаривал и выражение лица держал такое, что хотелось ему посочувствовать и накормить лимонами — а вдруг сравнит и повеселеет.
В жилом модуле киборг повел себя на редкость капризно. Он заявил, что надувной матрас — слишком пошло и жестко. Творог на ужин — диетическое издевательство, а отсутствие головизора — приравнивается к пытке из категории «средневековье далекое и неадекватное». Сергеева покивала, не прониклась, расстроилась и села за статью. Но не писалось. Материал по выставке больше напоминал душещипательные романы, где бедные авторы боролись с блудом и беспросветностью силой своего мазка.
Статью надо было сдавать завтра, на единственном любимом матрасе дрых киборг, и девушке захотелось плакать. Не то чтобы было жалко матрас или одеяло. Просто от жизненной несправедливости: вот почему ее саму никому не могут всучить, чтобы там кормили, укладывали спать и не трогали? Или это только киборгам так везет?
— Прекрасная сеньорита, вы не могли бы хлюпать носом потише на пол октавы, а то мои романтические сны переквалифицировались в кошмары с розовым мутантом.
— Простите, с-с-сударь, но это непроизвольный эффект, вызванный художественной сентенцией.
— Разумеется, но звук все же приглушите, а то хочется прибегнуть к деструктивному воздействию.
— А не будет ли подобное поведение являться наглостью с вашей стороны?
— Разумеется, и я потом готов понести за него кару. Но только с утра. Ибо ночная тьма не способствует сексуальным похождениям… за драконами.
Сергеева тупой никогда не была. И заслуженно гордилась высокими баллами по литературе и лингвистике. По точным наукам оценки преподаватели ставили из жалости к ее талантам: добавляли по два балла за пышные оды теоремам и математическим законам. Но до двух сосчитать и провести сравнительный анализ, чтобы понять кто является драконом, было несложно. Убивать храпящего человека девушке показалось негуманно. Интересно, а на киборгов правила человеколюбия распространяются? Даже если и нет, то как быть: разбудить и извиниться, а потом дать по морде за оскорбление? Или сначала извиниться, а потом разбудить и послать… послать вызов на дуэль? Или просто послать и как-нибудь выспаться. Подумаешь киборг, может, у него просто алгоритм общения сбоит, и его можно обкультурить. Шеф же сказал. А он иногда говорит мудрые вещи. Только редко и не к месту.
— А почему здесь не кормят?
Просыпаться было тяжело и неприятно. Тело занемело в нетрадиционной позе: скорчившись на площади в 80 сантиметров, с опущенной на ноут головой и с ногами, закрученными крендельком. Болела спина, кололись иголки по всему объему бедер, а ощущения в шее… ох, легче отрубить напрочь, чем описывать.
На фоне ее персонального утреннего кошмара редакционный киборг выглядел на редкость бодрым, свежим, и благоухающим… причем благоухал таким знакомым запахом… дорогого и эксклюзивного геля, который ей подарила мама еще три года назад. И было как-то жалко использовать.
— Не кормят, — зло отрезала девушка, — хочешь жрать — готовь сам.
— И это называется гуманное отношение? Это наглая и бессовестная эксплуатация безмолвного оборудования, которое ничего не может противопоставить человеческой жестокости и беспринципности. Давайте, издевайтесь! Морите голодом! Избивайте! И используйте по всех смыслах, я же все равно ничего не смогу возразить…
Словесный поток революционных высказываний она слышала даже сквозь плотно захлопнутую дверь душевой. Бархатный голос киборга отравлял даже чашку кофе, заваренного на двоих из последних запасов. Причем киборг демонстративно поморщился и опрокинул свою порцию, вместе с чашкой, в утилизатор. А она пила с половинкой чайной ложечки вместо целой. Хотелось пожаловаться, но это трындючее оборудование слушало только себя.
Пришлось кормить в кафебаре. На забегаловку попроще оборудование так презрительно поморщилось, что захотелось извиниться перед царственной персоной за всю грязь мира, и даже за тонкое амбре мочи какого-то бомжа, сделавшего свои грязные дела в арке двора. Позавтракал Irien на всю ее оставшуюся зарплату, и даже на бонусный остаток, который неприкасаемым запасом лежал на счету. Не то чтобы было жалко, даже наоборот — пока жрал, хотя бы заткнулся, а то ей уже самой хотелось бросаться с грудью нараспашку на защиту всех обездоленных кибер-организмов. Но до нового поступления единиц еще две недели.
— Скажите, пожалуйста, а можно ли как-то профинансировать содержание… — в кабинете главного редактора Сергеева неожиданно для себя заблеяла тоненьким голосом. И тут же включился внутренний критик, которой скептически порекомендовал с подобным репертуаром обратиться на паперть. Хотя там бы конкуренты запинали, дабы их профессионализм не позорила.
— Стоп, я не понял, кого кто должен содержать? — главный поднял голову от подозрительно сверкавшего экрана.
— Никого никто содержать не должен…
— А кто кого содержал? У тебя доказательства есть? — редактор жадно подался вперед и аж прихрюкнул в ожидании новости на первый блок ленты. Лучше, разумеется, скандальной.
— Доказательства? Да, зарплата кончила…
— И какой эффект?
— Нулевой, — Сергеева подумала, что у нее началась профессиональная болезнь: осекствовлять все то, о чем идет речь. Впрочем, философски подумала девушка, чего еще можно ожидать от сотрудницы сетевого журнала «В_секс.орг».
— Вот! — главред наставительно поднял палец, — поэтому и работай.
— Так, а кибера… то есть Джейда мне кормить нечем… он уже все сожрал!
— Сергеева, тебе выдали ценное оборудование для практики! Для поднятия концептуального духа! А еще и жалуешься? Не жалуешься? Тогда иди и покажи класс. И вообще, вот ты кто? Журналист? Правильно? Так почему при таком богатом языке у тебя такое бедное воображение? Хотя бы на Джейде потренируйся. И пока не научишься — можешь не возвращать.
Впервые в жизни девушке захотелось не плакать, а прыгать и топать ногами… желательно на поверхности массивного редакторского стола-терминала. Но максимум, который позволило ей воспитание, — сердито процокать каблучками прошлогодних туфель по движущейся лестнице.
Джейд в ее кабинете доедал остатки сахара. Сладкоежкой девушка вроде не была, фигура в сохранении не нуждалась, но черный кофе без подсластителя и сухих сливок она просто презирала. Вот не лежала ее тонкая натура ни к хардкору ни к хорору. А после вчерашней ночи к киборгам тоже лежать отказывалась. Кроме бешенства никаких других милых чувств они у нее не вызывали. Зато аннотация на выставку модного художника вышла такая, что главный аж прослезился.
— Вот! Сергеева! Можешь же, когда хочешь! Иди и дальше вдохновляйся.
Она и вдохновлялась до конца рабочего дня: реалистичными голокартинками киборговской расчлененки. Все-таки напрасно она раньше не понимала и не признавала молодых талантливых творцов. Есть! Есть ведь у них работы, которые прямо за живое берут.
Джейд на протяжении рабочего дня куда-то исчезал из кабинета. И, увы, возвращался через разные промежутки времени. Иногда в помадных отпечатках и, периодически, с заботливо упакованными бутербродами и пирожками. Сидел и хомячил с наглым видом, и даже не давился под испепеляющим взглядом.
— Милая, было бы славно, если бы ты напоила меня кофе, — Irien заявил это таким тоном, как будто обещал корону наследной принцессы барышне из прикосмодромного кабака.
— Было бы славно, если бы ты пошел на… все стороны коридора и там бы угощался кофе, булочками и бабами.
— О, малышка, ты и коготками умеешь, — киборг так восхищенно поглядел на нее, что девушка даже проверила на месте ли кофта с джинсами, — ну, давай, крошка, покажи зубки.
Альтернативные жесты она выучила еще в школе, поэтому вспомнила с трудом. Но, кроме дополнительного восторга, киборгу ничего не доставила. Хотелось плакать, и даже живописания пыток киборгов уже не поднимали настроение. Деньги пришлось одалживать, киборга терпеть. О смысле жизни размышления были исключительно нецензурным слогом. Уже второй день она не видела ни жизни, ни смысла.
Реанимация вдохновения.
Субботний день в редакции был сонным и меркантильным. Все сотрудники делали вялую видимость работы и ждали обещанной премии. В целом идея — отработать выходной после праздника с переносом — провалилась в самом начале. Коллектив не трудился, а страдал. Но выпуск надо было готовить, и редактор занялся стимулированием. Пока что литературным.
Автор был молодым: как по возрасту, так и по творческим начинаниям. Из категории тех, кто взялся за перо и решает, с какой стороны его держать лучше. Но ничего другого под рукой все равно было. И, по большому делу, редактору было все равно, каким образом поднимать рейтинг.
— «Он поднял это на руки и покрыл поцелуями сверху донизу… губы были холодные и слегка сопливые, но слезы в глазах стали наградой за все пережитые мучения и сомнения больше не терзали его… » — редактор посмаковал каждое слово из процитированной фразы, все больше убеждаясь в несовершенстве собственного сексуального бытия. — Но вот кто так пишет?
— Ну, я пишу… — автор не то чтобы смущался, просто развлекательный контент он предпочитал в виде видеофайлов с пометкой 18+. Но ведь смотреть и описывать — это не одно и тоже. — Что вы от меня хотите? Гет? Слеш? Вы какое техзадание дали? Так какого…. простите, какого пола… этот партнер? Или я что, сам угадывать должен? Я не знаю, я никогда такого не писал. Моя тема — это животные.
— Можно подумать, животные сексуальной жизнью не размножаются, — нахмурился редактор.
— Без личного опыта как-то трудновато, — настаивал на своем автор. Не то, чтобы он верил в победу, но сдаваться на растерзание критики без боя считал унизительным.
— Вы уж постарайтесь, — редактору было сорок пять, и он знал в этой жизни многое, правда больше из чужого опыта и табличек рейтинга. — Читатели любят чтиво погорячее. А опыт дело наживное. И наживать это дело можно… Сюзанночка, — нажал кнопку коммуникатора редактор, — позови сюда наше приобретение.
Обычно беззвучная створка отъехала с таким мерзким и завывающим звуком, что вздрогнул не только сидящий спиной ко входу автор, но и сам редактор.
— О, нужна консультация? Я могу и показать, и рассказать, и проконсультировать… — прежде, чем молодой автор оглянулся, ему на колени неожиданно скользнул стройный блондин с карими оленьими глазами. Взор был слишком томный, движения чересчур кошачьи, а облизывался он с таким выражением, что очи его собеседников немедленно подернулись поволокой.
— А ты… это… кто такой? — автор от испуга чуть не выронил стилус и попытался спихнуть наглеца, но тот держался слишком нежно и цепко, обвивая парня за шею рукой и щекотно дыша прямо в ухо.
— Я Джейд, Irien последней модели. О сексе знаю все: и о ЖМ, и о ММ, и ЖЖ, и о МЖЖ, и о МЖМ, и о ЖММ, и о всех остальных буквах, их количествах, и более эротических сочетаниях, — представившийся киборг недвусмысленно поерзал на коленях и полез целоваться.
— А какие… — автор с такой техникой еще не сталкивался… в смысле и с техникой в лице кибера, и с техникой в плане поцелуя. На третьей минуте молодой парень понял, что все предыдущие двадцать четыре года прошли как-то зря, впустую, и от этого на душе стало тоскливо, зато нижнее настроение наоборот существенно поднялось, — еще тут буквы могут быть?
— Всякие. З, например, — Джейд затягивать поцелуй не стал. Ну их, этих людей с их конфигурацией, чуть передержишь или недодержишь и все — ломаются. Ищи себе потом новых хозяев. А эти вот последние, уже полтора дня как купили, и до сих пор еще не использовали.Так и приходилось бездельничать под кабинетом главного в ожидании приказа.
— Подарок от спонсора, — редактор меланхолично сличал рейтинг за последний час и за предыдущий. Табличка явно издевалась: зеленая стрелка диаграммы опустилась ниже полшестого. — БУ. — редактор слегка рассердился. За продакт плейсмент давний друг пообещал порадовать, но не предупредил, что эта самая радость будет такой прожорливой, приставучей и… с большим потенциалом энтузиазма. — На текущий момент условно считается консультантом эротического раздела.
— Может, мы от слов перейдем к делу… и я покажу высший пилотаж… разыграем программку на троих, — киборг времени даром не терял. Рубашка на авторе уже была расстегнута, брючный ремень безжизненно болтался в петличках, а молодой человек как-то нервно, едва ли не предынсультно, дышал, реагируя на чуткие поглаживания киборга. Доставал Джейд везде: где-то гладил, местами пощипывал, временами пришлепывал. Кибер двигался и работал всем телом, даже дыхание, и то казалось с каким-то подтекстом.
Редактор отстраненно наблюдал, как руки киборга манипулировали с ширинкой автора. Сам начинающий писатель и не возражал, и реагировал как-то однобоко: сплошное мычание разной тональности и такая улыбка на лице, словно человек обкурился социальным телевидением. Киборг же был так деловит и сосредоточен, что хотелось его взять прямо здесь и сейчас и вставить в рамочку — как пример самого положительного сотрудника месяца.
Процесс набирал обороты, причем двигался такими изгибистыми путями, что редактор, несмотря на бурную молодость и четыре разнородных брака, даже боялся предугадать, что же последует дальше. На шестнадцатой минуте жесткого петтинга, редактор пожалел, что у него в руках нету видеокамеры: потому что иллюстрация к еще недописанному, вернее забракованному, произведению по всем параметрам превосходила оригинал.
Пострадав еще немного, редактор перестал одним глазом коситься на происходящее, а просто уставился не мигая. Рейтинг еще чуть-чуть упал. В отличие от некоторых частей тела. И совсем не привлекал, голова отказывалась работать, а тело требовало релакса. Поколебавшись, редактор поднялся, скрипя совестью и моральными принципами, и подошел к слившейся в в страстных порывах паре. Покровительственно погладил по голове киборга — тот не протестовал, даже наоборот, кажется, замурлыкал. Мотивирующе похлопал по подрагивающей спине своего сотрудника. Джейд, послал хозяину такой соблазнительный воздушный поцелуй, что на редактора накатила муза, в полном объеме.
Автор попытался что-то стыдливо вякнуть, но Irien так эффектно присосался к его губам, словно проводил реанимационные процедуры повышенной сложности. Тягучие поцелуи не мешали киборгу просчитывать обстановку, и поглаживания второго человека расценили как согласие к более тесному участию. Освободив руку, Джейд притянул массивного редактора уже на свои колени. Автор, видно, еще не достиг полного экстаза, и на увеличившуюся нагрузку на бедрах отреагировал болезненным стоном.
Под тяжестью двух тел молодой литературный талант как-то подозрительно задергался, скорее напоминая движениями полураздавленную лягушку, чем пребывающую на пике творческого оргазма личность. Джейд послушно отработал спасательную функцию: не прерывая процесса, переместил редактора на массивный стол. А сам распределил вес тела так, чтобы дискомфорт нижнего человека не стал совсем уж невыносимым. Теперь программе приходилось сложнее: каждый из объектов подавал сигналы разного уровня и приходилось работать на два фронта. Фронт на столе оказался более устойчивым, а передовая на стуле уже давно сдала свои позиции.
Работа над новым материалом в редакторском загончике как-то затягивалась, и, судя по тому, что главный уже давно вызвал киборга, и еще до сих пор из кабинета не вылетел красный автор, дело продвигалось. Сюзанна, как и все секретарши, отличалась умом, длинноногостью, сообразительностью и любовью к желтым сплетням. А потолочная камера в кабинете начальника — это всего лишь средство обязательной системы безопасности. По мнению редактора, видеоглаз не работал с первого дня. В понимании Сюзанны, активировать наблюдение следовало только в самых крайних случаях. И сейчас, судя по появившейся картинке, случай был именно таким. Девушка профессиональным взглядом оценила компанию, правда точка обзора была не слишком удобной, но богатая фантазия успешно компенсировала недостаточность видео. С другой стороны, не всегда качество видео было на уровне, а сверху местами даже лучше все воспринималось.
То, чем занималась компания, без сомнения, относилось к содержанию материала для следующего выпуска. Только вот исполнительская сторона слегка подкачала. По мнению девушки, практиковаться можно было бы и нежнее. Зато стиль Irienʼa определенно заслуживал высшей оценки и бурных оваций. Так виртуозно, почти не глядя, заводить двоих мужиков, причем почти не раздевая и не напрягаясь — Сюзанна вздохнула, подумав, уместно ли будет попросить у начальника киборга для персональной консультации. Как-никак, она ведь тоже сотрудник редакции, и читает подготовленные материалы. И хотелось бы оценивать их с более профессиональной позиции.
Между тем, позиция в редакторском кабинете слегка изменилась. Киборг перестал лобызать раскрасневшегося автора и переключил основное внимание на вышесидящее начальство. Однако, не забывая ублажать молодого человека одной левой. Редактор млел от прикосновений и покусываний, как кот под мартовским солнцем. Ему представлялось сейчас, что он готов свернуть горы, перепахать моря, и выиграть древневековый конкурс на проведение ритуала по плодородию. Джейд томно зажал губами мочку редакторского уха и не ошибся — уровень возбуждения подпрыгнул. Интересно, вот о чем в такие моменты могут думать эти люди? О рейтинге, что ли — киборг на мгновение задумался. Наверное, да, о рейтинге — они об этом думают постоянно. Как бы он не упал.
Irien плавным движением переместился на стол, одновременно доломав собачку на джинсах автора и шлепком согнав редактора с насиженного места. Хлопок получился громким, и возможно, болезненным, но редактор соскочил весьма проворно и уставился на киборга с таким обожанием во взгляде, что модель последней линейки почувствовала себя желанным гостем в дорогом ресторане и даже захотелось сделать заказ из сладкого кофе с тройной порцией сливок.
Перед киборгом стояли двое перевозбужденных, распалённых, тяжело дышащих, раскрасневшихся мужчин. Беспорядок в одежде смотрелся даже трогательно. Киборг, которого, по идее, давно бы следовало бы раздеть и использовать по назначению, все еще оставался в комбинезоне. Застегнутом. Джейд не был ни красным, ни запыхавшимся, он лишь лукаво улыбался. А в голос подлил максимум меда.
— Слушайте папочку, мои хорошие, становитесь теснее, прижимайтесь друг к другу, дети мои. Вот так… вы же сладенькие… вы же умненькие… вы же самостоятельные, — мужчины ревниво пихались возле колен киборга, стремясь в одиночестве остаться между широко раздвинутых ног.
Сюзанна от смеха не смогла проглотить кофе, и черная жидкость капельно брызнула на стол и рабочий терминал. На экране было отчетливо видно, как с молодого автора сползали расстегнутые джинсы. Редактор был то ли наполовину раздет, то ли наполовину одет: его брюки на пол еще не падали, хотя и порывались. Но то ли им мешало вздыбленное достоинство, то ли вцепившийся сбоку скоросшиватель, непонятно как и когда присосавшийся к верхнему краю штанов.
— Отлично, мои хорошие, теперь ручку вот сюда и массируем, и сдавливаем… и внимательнее… тщательней… и вторую ручку добавляем… и язычком. вот так хорошо… не стесняемся… и вовнутрь… и пальчики… и щекоточки, а теперь вот здесь погладили…. сильнее…
Киборг так профессионально руководил действиями творческих особей, словно всю жизнь специализировался на уроках полового воспитания. Irien работал руками, направляя, показывая, корректируя, подбадривая. И голосом. Еще больше распаляя и возбуждая автора и редактора. Джейд действовал настолько уверенно, что мужчины предпочитали послушаться, подчиниться, и от этого их удовольствие только возрастало и становилось все более обоюдным. Через пару минут они уже почти без словесных и физических подсказок киборга обшаривали друг друга ладонями. Жадно и изучающе, но почему-то только по спинам.
Джейд подумал и, захватив левую руку редактора и правую автора, силой определил их туда, куда бы уже давно следовало бы перейти. Попутно погладив обоих по ягодицам. У автора пятая точка была более худощавой и менее подготовленной к сложным жизненным обстоятельствам. У редактора седалище было более откормленным и, пожалуй, опытным. Киборг проверил данные эмоциональных сканеров и наклонился вперед, изящно прогнувшись в пояснице, добавляя в действие огромную порцию страстности и огня, и мотивируя людей к нужному направлению кульминации. И когда убедился, что остановить людей не способен даже конец света, ловко проскользнул под нижней границей сплетенных конечностей. Постоял немного, контролируя процесс и убедившись, что ему точно ничего не будет, нагреб полные пригоршни конфет из редакторских запасов. А то очень заманчиво стояла открытая коробочка, да и ему восполнение энергии требовалось.
— Хорошего вам оргазма, — Irien тихо приоткрыл створку и выскользнул в помещение секретарши. Подмигнул Сюзанне, заценил поплывший взгляд, мечтательное покручивание локона и разгорающийся в карих глазах огонек жадного возбуждения.
Джейд развернул конфетку, нарочито громко зашуршав фантиком, отвлекая девушку от экрана с прямой трансляцией в реальном времени.
— Будешь? — спросил секретаршу, протягивая откушенную ровно наполовину конфету, — Карамель с кленовым сиропом.
— Давай, — секретарша слегка опомнилась, не глядя, сунула угощение в рот, и еще раз мазнув глазами по видео, предвкушающе потерла пальчики.
Киборг развернул вторую конфету и вежливо протянул сладость девушке уже целиком.
— Еще хочешь?
— Буду, — невпопад ответила Сюзанна и, не обращая внимания на маячившую перед лицом руку с конфетой, открыла текстовую программу и застрочила.
Киборг заинтригованно влез сбоку. «Сладострастное сплетение тел манило, притягивало, заставляло лоно нежно пульсировать, в ожидании великого и всеобъемлющего… в таком состоянии можно было только настаивать на продолжении, преклоняясь перед древним, извечным…».
— Вот так и лишаются творческой девственности, — задумчиво пробормотал киборг.
Irien уважительно хмыкнул, оценивая, с позиции своего богатого опыта, с какой скоростью рождается текст и как тонко передаются все детали. Наблюдать за творческим оргазмом под шелест конфетных бумажек и раскатывая-разлизывая во рту шоколадные кусочки было гораздо интереснее.
Первой осознанным желанием, что пробилось сквозь вязкую и раскачивающуюся темноту, было как можно быстрее сделать ноги. Потому что, если повторное избиение вениками, которое местными расценивалось как удовольствие, еще можно было как-то перетерпеть, то быть всерьез отлупленным за неплатежеспособность категорически не хотелось. Представив, как его могут отходить, Клав даже взбодрился и умудрился сесть на постели. Огляделся. Видимо, его за кого-то знатного и богатого приняли, раз перенесли безжизненную тушку в отдельную комнатушку да уложили на застланный свежей холстиной соломенный матрас.
Подниматься не хотелось, набитая пухом подушка манила улечься обратно, закутаться в меховое одеяло и проваляться пару деньков. Потому что разбитое и растерзанное тело совершенно не желало двигаться, даже ради спасения своей скудной жизни. Но воспоминание о том, как одного незадачливого клиента, что не заплатил за кувшин настойки, рьяно охаживали вожжами в городской таверне, а потом качественно притопили в отстойной яме, оказало живительное воздействие. Клав даже на ноги вскочил и озадаченно уставился на свою одежду. Вещи мало того что простирнули, так, очевидно, и у очага просушили. Даже сапоги почистили. Но долго размышлять и рассыпаться в благодарностях радушному корчмарю и Фэрьке времене не было. Клав поспешно оделся и на цыпочках подобрался к двери, прислушался, робко тронул клямку. Не заперта. Эх, и хорошо быть самозванцев, пусть и недолго доводится наслаждаться такими милостями. Клав потихоньку отодвигал дверь, молясь уже не только Светлым, но и всем темным богам поименно, чтобы эти деревяшки не заскрипели.
Смазанные петли не подвели, дверка приоткрылась ровно настолько, чтобы Клав в щель протиснулся. Короткий коридорчик, куда выходило еще несколько дверей, заканчивался постанывающей от шагов лестницей. Замирая от страха и готовясь в любой момент дернуть обратно, Клав спустился. И понял, что пропал окончательно: внизу как раз располагалась хозяйская половина. А там по прибранной кухне суетился корчмарь, присматривая за очагом, где в котелке томилось мясо, и кроша огромным тесаком капусту на салат. Клав бесшумной тенью взлетел по лестнице и прошмыгнул обратно в комнатушку. Удирать придется через окошко.
О том, что судьба к нему не слишком благосклонна, Клав всегда догадывался. Но теперь с прискорбием убедился в этом снова, да еще в самый неподходящий момент. Окошко открылось легко, и высота вроде показалась приемлемой, чтобы спрыгнуть на соломенную крышу пристройки или хлева, и уже оттуда спуститься на землю. Но вот проскользнуть в проем не получилось, а ведь в Универсариуме он считался достаточно хлипким, так что для поединков его почти не звали. Екан старательно подергался, втягивая живот и пытаясь поджать зад, и понял, что вперед протиснуться совсем не выходит. Снова яростно попыхтел, втягиваясь в комнатку — и покрылся холодным потом, когда понял, что ни туда, ни обратно уже не может. Болтаться так было печально. Лучше бы уж вылазил ногами вперед, так бы хоть мерзнуть не пришлось. А то ногам хорошо: остались в тепле комнатки, а он сам, вывешиваясь наружу, уже продрог до основания.
Клав поерзал. Звать на помощь глупо. Да и никто не поверит в то, что он просто высунулся свежим воздухом подышать. Оставалось только выдыхать, подживать все что можно и что не получается, и упираться руками и ногами, в жалких попытках продвинуться вперед.
— Я тут вот настой с травами принесла да пироги с печи вот только… откушай… — услышал Клав голос Фэрьки и тут же едва не оглох от короткого девичьего взвизга, который мгновенно перешел в грубую брань. С такими выражениями корчмарева дочка могла бы смело могла руководить шайкой самых отъявленных разбойников. — Ах ты, лободырней баламошный! Мордофилей негораздкий!! Пентюх брыдлый!!! Ащеул балябный, обокрасть нас вздумал?! В честный дом залезть?! Шинора недобитый! Пыню тебе в срамное место!! Вот я тебе покажу!
Чем приласкала его от всей души разгневанная девка, Клав так и не понял, но от боли у него перехватило дыхание. а вся нижняя половина тела, казалось, рассыпалась накусочки. Екан рванулся с такой силой, что вылетел из оконного проема, успев все же словить второй жуткий удар, но уже не по низу спины, а лишь по ноге, да и то краем. Вывалился он неудачно, проехался лицом по скользкой от дождя соломе, и так головой вниз и рухнул. Благо свалился во что-то мягкое, тепловатое, но мерзко пахнущее. Кое-как поднялся и, прихрамывая, поковылял наутек.
— Вот же каженник! Убег! — Фэрька погрозила деревянным башмаком в окошко для острастки. Но следом гнаться не поперлась из соображений разумности: где там этого ворюгу сыщешь по темноте? Впрочем, в окошко она могла бы просунуться разве что по плечи, а покуда по лестнице сбежишь да вокруг двора проскачешь, то негодяя и поминай как не звали. Фэрька расстроено швырнула башмак на пол. — И так батюшка за баню с этим гостем разгневался, так еще и вор к нему залез. Не приведи боги, что ценное унес у гостя?! Вот же мне будет, что недоглядела. А этот где? — девка огляделась, словно постоялец мог забиться под постель. — Видно, на кухню спустился. Ох, хоть бы у него мозгов хватило кошель с собой таскать. А то будет ругаться, что ограбили. И не докажешь, что мердак какой-то в комнату влез. Эх, надо было не лупить, а за ноги хватать да внутрь тащить… Еще и пироги уронила, но ништо — пол вчера драили, отряхну и ладно будет, — Фэрька опустилась на колени и стала подбирать румяные пирожки, заодно и лужу, что с кружки налилась подтерла какой-то валяющейся около кровати тряпкой. Удивилась, вроде бы ничего такого не приносила сюда. Поднялась, расправила и снова заохала — это оказалась нательная рубаха гостя. — Вот же ерпыль, одежу швырять вздумал куда ни попадя. Нет бы на сундук сложил да расправил. А то теперь от трав да малины хрен ототрешь…
Клав бодро упрыгивал подальше от корчмы. Ночью он плохо ориентировался и не сразу сообразил, где город, а куда лучше спрятаться, если его вздумают догонять. Подбитая нога нещадно болела и подламывалась. Да и вообще каждый шаг давался с великим трудом, словно не один разик приложили, а заставили выстоять на десяти поединках. Когда, по прикидкам екана, он удалился на безопасное расстояние, то просто свалился в холодную и противную грязь. Полежал немного, пришел в себя и взвыл: гребанный самовар, от которого у него были сплошные неприятности, остался в той клятой корчме. Клав даже с досады кулаком стукнул, и тут же стал отплевываться от плеснувшей в лицо грязюки. Но и оставить бедного Варьку на растерзание вместо себя не мог. Так что, пробранившись всласть, Клав кое-как поднялся, постарался угадать направление, куда возвращаться надобно, и медленно поплелся на выручку. Знать бы еще, где эта клюющаяся штука шастает и почему ее не было в комнате, когда он в окошко лез? Так бы хоть помог. Клав остановился, представил помощь от Варьки — мощный удар клювом, — содрогнулся и потопал чуть бодрее.
Обратный путь оказался намного длиннее и извилистее. Да и вроде пока убегал на дороге не было стольких ям, выворотней да колдобин, о которые он постоянно спотыкался, запинался и в которые падал. Но наконец-то добрел до корчмы, замер под тыном, гадая как же он умудрился-то перелететь через него и даже не заметить? Не иначе смагичил что-то, но вот хоть вешайте, не мог припомнить что. А допрыгнуть, чтобы ухватиться за край и перелезть во двор — не получалось. Высоковат заборчик-то. Бранясь и поминая темных богов, Клав обошел корчемный двор по кругу.
— Так как же там? Eremu? Или erelo? Нет, наверное, eremlu? Так, значит, eremlu bat… basso bat… так, стоп! Там конструкция должна быть с позиции неопределенного времени, значит, точка приложения силы должна ложиться в плоскость настоящего времени… тогда… получается… baso bat, overgrave или overgrive? Так… у нас же зачет еще был по знаковым словам, и я даже все правильно написал… Тогда знак слова будет перевоплощаться в образ… не, правильно overgrave bat eta udaberriko… fresko… как же? вот тупое правило! Что там на что должно меняться? freskoa udaberrian. Так, и теперь формулу единения с силой стихии… Haize indarra, lurra… lurra? Все-таки дуновение или дыхание? Вот ни разу не слышал, чтобыветрам дышать приходилось… Хотя, если подумать, то сила ветра — это же колебание… а, пусть будет дыханием! Повторим: lurra gainetik… altxatuko den brisa. Brisa kerra!
Клав победно выдохнул — у него получилось прочитать сложную формулу левитационного заклинания. Но тут же восторг поугас — от земли он так и не оторвался. Как стоял по щиколотку в грязи, так и остался. И край забора оставался таким же недостижимым. Но вот за спиной кто-то дышал… Клав скосил глаза, желая разглядеть, кто же подкрался к нему, пока он в магии практиковался. Но угла обзора не хватало… А дыхание было холодным, леденящим кровь… Голод пробравшегося к нему существа, горящие кровью глаза и капающую из плотоядно оскаленной пасти слюну Клав домыслил уже сам. На бегу. Богатый опыт и десять лет обучения бок о бок с разномастными оборотнями, которые то превращались, то кусались, то трансформировались, то просто издевались и пугали — сделали придуманный образ преследователя необычайно живым и очень живописным.
После девятого круга вдоль тына Клав выдохся. Остановился, склонился, упираясь руками в колени и восстановления сбившееся дыхание. Сердце гулко стучало в висках, от быстрого бега горело в груди. В голове трепыхался странный вопрос: зачем надо было бежать вокруг корчмы? Впрочем, если улепетывать в лес, то там у него шансов спастись меньше, а у оголодавшего существа пообедать намного больше. Ну, разве еще слегка нагулять аппетит перед закусью.
— Слабак…
От хрипловатого человеческого голоса Клав подскочил, в воздухе разворачиваясь к подошедшему. В темноте было сложно разглядеть, что это такое, но фигура вроде похожа на парня, хотя под шевелящимся словно сам по себе плащом сложно рассмотреть что-то путное. А низко опущенный капюшон скрывал то, что должно находиться на месте лица.
— Сам, можно подумать, больше бы набегал, — огрызнулся Клав. Конечно, на занятиях у кана Флореца он к финишу добирался неизменно последним. Но ведь и дистанция для марш-броска в десять верст — она ж на оборотней рассчитана. А он-то человек. Но ведь доползал, пусть и под вечер, когда все сокурсники уже были откровенно замаринованные и истомленные долгим ожиданием отставшего.
— Я не бегал, — чуть удивленно отозвался человек в плаще. Клав надеялся, что все-так это человек. — Я считал, сколько ты продержишься. Маловато.
— Тебе-то что до моего бега? — Оскорбление оказалось сильнее страха. И у Клава аж кулаки зачесались. В конце концов один раз он умудрился даже ввалить быку, правда, оглоблей. Но победу-то тогда ему засчитали.
— Мне? Ничего. — Человек пожал плечами, не обращая внимания на сердитое пыхтение Клава. — А чего ты бегать-то взялся?
— Забор перелезть хотел, — Клав решил, что так мирно беседовать голодная сущность не станет, и успокоился. Может, это вообще кто-то из постояльцев вышел. Такой вот стукнутый на всю голову гость, который высунется за тын темной дождливой ночью.
— А-а-а, — понятливо протянул человек. — Разгонялся, значит. А зачем тогда остановился?
Клав объяснил в трех словах, из которых два были весьма бранными, а оно указывало направление действия. Фраза сия обладала чудодейственным эффектом — стоило ее произнести, как за спиной мгновенно оказывался кто-то из канов или преподавателей и тут же назначал наказание. Но, очевидно, магическую силу выражение имело только в стенах Универсариума.
— Да не печалься ты так, — утешил Клава человек. — Хочешь… подсажу?
Не успел Клав кивнуть, как почувствовал, что его подхватили и мощным броском отправили вверх. Перелетая через забор, Клав успел подумать, что против такого противника и оглобля бы не спасла. Разве только самого себя оглушить дрыном из милосердия, чтобы не так больно было подыхать. Приземлился Клав на четвереньки в уже знакомое теплое и мягкое пружинящее месиво с мерзким запахом. Оглянулся: его собеседник плавно переступил через верх тына и спокойно пошел вниз, переступая ногами, будто по лестнице. Прямо по воздуху.
— А ты кто такой? — отплевался Клав от грязи.
— Лур, — человек сделал шаг к Клаву.
И екан стал отползать, активно перебирая руками и ногами в… пареньнаконец-то сообразил в чем снова извалялся: в куче свежего навоза. Вот почему запах казался знакомым: пару раз в наказание ему приходилось убирать хоздвор Универсариума.
— Понятнее не стало, — Клав задом дополз и уперся в какую-то стенку.
— Порождение силы ветра, огненного дыхания и земельной черноты. Тень ночи. А по правде говоря, я вообще не понимаю, как ты умудрился связать три противоположные стихии, породить сущность, да еще и наделить духом ночи. — Лур присел на корточки и коснулся рукой отшатнувшегося Клава. — До тебя это не удавалось никому из магов.
— А ты откуда знаешь, что не удавалось? — Клав вжался в бревна, но проходить или сливаться со стенами он не умел.
— Потому что умный, — Лур издевательски хмыкнул. — И я магическая сущность, порожденная заклинанием.
— Ты трепло. — буркнул Клав. — Сущности я видел, они на вопросы отвечают. Они бесплотны и светятся, как прозрачный лед. А ты?
Лур вместо ответа распахнул плащ. Клав заорал и зажмурился. Под плащом была черная плотная тень, контурами уподобленная человеческому телу.