На ночлег становились разумно — три вездехода развернули боками друг к другу в виде треугольника, в центре выкопали яму и зажгли в ней бездымный костер. Верх повозок закрывал отсветы огня. По углам стоянки сложили кучи хвороста и навалили поверх дрова, чтобы в случае опасности или нападения мгновенно поджечь.
Верс лениво прошелся по периметру — недочетов в охране не заметил, зато откровенно посмеялся с двух парней, которые следовали за ним по пятам, даже до ветру пришлось ходить в компании.
Есть не хотелось, но выделенную порцию покорно взял. Медленно разжевывал кусок солонины, запивая растопленным снегом — пусть подтаявший и почерневший, но заварить на огне можно, а воду лучше приберечь.
— Ты же почти не съел ничего, — укоризненно заметил старший, наблюдая, как его подопечный прячет в котомку почти нетронутую пищу.
Верс развернулся — хотелось предложить командующему группы потягаться на руках или тренировочный бой, чтобы тот перестал лезть со своей дурной опекой. Но сдержался, успокоился — только болью разочарования протянуло мышцы — Зов рвался наружу. Впрочем, и без Зова он бы этого бойца сделал — и так видно, что парень не сильно вынослив, да и скорость у него поменьше будет. Скорее всего до командирского звания дослужился не доблестью в бою, а рациональностью и продуманностью.
— Захочется — поем, не беспокойся, — сквозь зубы, но почти вежливо ответил Верс. Ехать им предстояло трое-четверо суток и придется сильно постараться, чтобы не сорваться на этого парня.
Лечь возле огня ему не позволили — и ещё сильнее захотелось начистить рожу командующему группой. Внутри вездехода было тесно и воздух спёртый, да и если нападут на них, то проще укрыться за бортами и сражаться, чем ещё выпутываться из внутренностей горящей повозки.
Верс пристроил голову на котомку с вещами, поджал ноги, поворачиваясь на бок. Подумал о том, что братик бы на его месте уже бы истерил и орал, что над ним издеваются. В тяжелой темноте вездехода вдруг возникло светлое пятно и в этом ореоле чётко, медленно, словно штрихами прорисованное, проявилось лицо Лерта.
Верс улыбнулся. Вернее, обозначил улыбку. Губы плохо слушались и болели. Может, младшенький и не стал бы закатывать скандалов после того, что пережил. Лицо исказилось страшной и болезненной судорогой — какими бы он словами не костерил брата, но ушедшего уже не вернешь. А ведь по правде, пусть бы малой ругался хоть до опупения, но чтобы был жив.
— Надеюсь, что тебе там лучше, — тихо прошептал Верс.
Светлое пятно выцвело и лицо исчезло. Тьма стала густой, словно настоявшаяся сметана, и почему-то давящей и липкой. Захотелось выбраться наружу, пройтись, проверить дежурных. Что-то было не так, но вот что именно — он не мог понять.
Верс прислушался. Вроде бы привычный шум небольшого лагеря: приглушённый шепот, стукнувшая дужка котелка, хлюпающие по влажному снегу шаги… Спорить со старшим группы не хотелось, как и получать от него нотации, если похлеще не выразится, за несоблюдение мер безопасности, поэтому Верс быстро стянул свой бушлат и накинул на рядом спящего. А сам потихоньку забрал его форменную телогрею — по темноте не распознают, а он быстро метнется — глянет, что насторожило и вернется.
Из вездехода Верс выскользнул абсолютно бесшумно. В который раз удивившись тому, что подготовка у всех бойцов вроде одинаковая, а не уследили его, как выбрался. Прячась в тени бортов, обошел лагерь, потом, поднырнув под днищем вездехода, выполз с другой стороны и, сторожась, стал обходить периметр.
След чужака он даже не заметил — почувствовал. Замер, вдыхая сырой воздух. Закрыл глаза и пошел по следу. Тот человек тоже скрывался в тени, да и действовал умело и осторожно. Только как он их догнал? Шум вездехода или галоп лошади они бы услышали, не упустили. Или их просто поджидали на нескольких дорогах, прикинув примерные места ночевок?
Верс всё-таки обошел все вездеходы, а потом осторожно пробрался обратно, затаился. У него только одна попытка угадать, где враг — тем более, что тот тоже провернул штуку с одеждой. Верс наклонился, коснулся пальцами шеи подозрительно склонившегося бойца — ещё теплый, недавно только убили. Но тревогу поднимать нельзя — вокруг в лесу можно даже целый отряд ратников спрятать. Так что всё равно сначала надо вычислить пришлого, а только затем крепко расспросить.
Надо постараться понять, с какой целью чужак проник в лагерь. Покушение? Глупо — ведь сразу будет понятно, кто виноват в смерти. Взять в заложники? Тоже странно — в одиночку вытащить крепкого парня из хорошо охраняемого лагеря невозможно, разве что оглушить… да и то не позволят стражи вытащить, да и проморгать такое сложно. Тогда зачем? Верс замер возле третьего вездехода — возле остальных он уже постоял, проверил свои ощущения. Чужака там не было. Зато в последнем… Он четко ловил волну эмоций — такой дикий букет, заправленный бешенством и с едва заметным привкусом страха. Главное, не спугнуть…
Верс очень осторожно стал открывать дверцу вездехода — только бы не скрипнула. Ещё пядь — так чтобы одним движением ворваться внутрь и сбить противника… Оглянуться чужак не успел — Верс придержал бесчувственное тело. Бил он чётко, чтобы чужак не успел ни вскрикнуть, ни шевельнуться… И как-то умудрился, распластавшись в броске, ни на кого не наступить и не разбудить. Выдохнул, прислушался. Неужели подосланный работал один? Оглядел своего пленника, обыскал. Молодой, но видно, что хорошо учили, способный — проник в охраняемый лагерь и почти удачно завершил задуманное. Верс нащупал в судорожно зажатой руке нож, отследил расположение — значит не убить, а подставить. Мало ли по какой причине психованный мальчишка-убийца вонзил нож в горло охранника. Может, поспорили о чем-то, а может, привиделось что-то. Но ещё одну смерть сыну полковника точно бы не простили.
Выйти бесшумно из вездехода и вытащить оглушённого чужака оказалось сложнее, но никто из спящих так и не проснулся. Верс зло выругался, помянув учебку и тех, кто на занятиях лынды бил. Но это не его дело, дисциплину поддерживать — в группе есть старший, вот пусть и разбирает, кто и как проморгал чужака. И хорошо, что тот успел прикончить только одного бойца, того, что лежал подле переодетого в телогрею, а ведь мог бы и пяток вырезать, пока прочие спохватятся.
Старший группы дежурил у костра, с трудом справляясь со сном. Верс поглядел, как командир то роняет отяжелевшую голову, то из последних сил вскидывается и оглядывается по сторонам, и пинком опрокинул на угли котелок с растопленной водой. Вряд ли им дали отравленный припас в дорогу, а вот подбросить щепотку травы в костерок чужак вполне мог. Или, чтобы не заморачиваться, поленце с просверленным дуплом и сонным зельем, напиханным внутрь — а как прогорело, то сон всех и сморил. Второй пинок, посильнее и злее, достался старшему.
— Разбирайся, — Верс сбросил наземь бесчувственное тело и перехватил подскочившего старшего. — У тебя бойца убили, а его смерть на меня повесить…
Близко, почти над самой головой, покачивался земляной потолок. Черный, равнодушный, неотвратимый — он давил и приближался, и казалось что еще чуть-чуть и он осыплется тяжелыми влажными комьями. Лерт зажмурился — так легче было ждать. Да и не хотелось, чтобы землей засыпало глаза, тем более что сил поднять руку и отряхнуться все равно нет.
— Очнулся или воротился? — Вопрос прозвучал неожиданно — Лерт вздрогнул. Голос был слишком тихим, но от него морозом продирало по коже. — Мне твоего ответа не надобно, если говорить не вправе.
— Не уходил… — Лерт попытался приподняться. Боли не было, но и тело словно у тряпичной куклы, набитой соломой.
Рэлд пристально глянул на парня и тут же отвернулся. Боль и холод навьего мира он не любил, а от этого человека так несло стужей, что хотелось не просто очищающего огня коснуться, а самому пройти сквозь живой костер. Видящий так до сих пор и не понял — зачем подобрал раненого да принес в свою землянку, тем более что пока тащил да прикасался, то его самого аж выкручивало от неприязни. А ведь еще надо раненому повязки менять, смазывать покалеченное тело целебной мазью да прикладывать примочки с заживляющем отваром. Настой он уже приготовил — хорошо прошлым летом собрал да засушил трав с запасом, хотя и не думал, что у него болезный в жилье окажется. А, может и почувствовал, просто до конца не осмыслил увиденное. Рэлд поднялся по дробине в подстрешье, где у него сушились пучки трав и кореньев, взял понемногу стебельков и веточек. Надо его заварить укрепляющего напитка, чтобы отпаивать этого бедолагу. Проще не думать о том, что придется придерживать парня, подносить к его губам кружку, вытирать губы и лицо. Рэлд вздохнул — в подстрешье всегда чудесно пахло сушеными травами и цветами, — и спустился. Надо было протопить печку, наварить похлебки. Только вот есть совсем не хочется. Рэлд помялся, попытался занять себя домашними делами, но все же не выдержал, подошел к раненому.
— А возьми меня за кромку? — тихо попросил Видящий и замер, дожидаясь ответ.
Лерт шевельнулся, облизал пересохшие губы. Шепот прозвучал словно звук вестового била — аж захотелось вскочить и бежать стремглав. ведаю— Я не понимаю, про что ты речь ведешь, — с трудом ответил Лерт. — Я не знаю про кромку.
— Странно, по тебе видать, чтобы ты там постоянно бываешь, а провести брезгуешь? — Рэлд нахмурился. — Могу поклониться чтобы провел…
— Я не умею. Само так выходит. — Лерт с трудом разобрался о чем его просят. Он даже и не думал, что те пустоши, по которым иногда бродил в полусне или полубреду — это и есть кромка. — Там нет ничего.
— Грань… — Рэлд смотрел перед собой, но словно ничего не видел. Или видел что-то незримое для человеческого взора. — Возьми с собой как пойдешь вновь?
Лерт изобразил кивок. Он и сам не знал, когда снова окажется среди серой пыльной, но такой мягкой и теплой травы. Впрочем иногда там был совсем нехолодный серый снег и бесцветный шелковистый туман. На пустошах не пахло ни озерной свежестью, ни лесным покровом. Просто была бесконечность, где можно вечно идти и не прийти никуда. Кромка… Значит так это называется.
— Спи… тебе надо сил набраться, чтобы ходить по грани, — торопливо прошептал Рэлд. — Я тебе сейчас попить дам.
Настой был горьким, от него немел язык и становилось жарко в груди. Лерт сделал несколько глотков. Чуть качнул головой из стороны в сторону — хватит. Поспать хотелось, тем более что здесь было тепло и безопасно. Постель из мягкого высушенного сена убаюкивающе пахла летом. Одеяло из шкур обещало защиту. Полумрак комнаты казался уютным. А огонь в очаге дарил надежду. Но уснуть не получалось — стоило закрыть глаза и тут же виделся стылый поруб с ледяной грязью вместо дола, горящие бешеной злобой очи палачей, и болтающиеся в пляске смерти на веревках тела. Но хуже было, когда появлялся перед взором отец — холодный, далекий, безразличный. И слышался его равнодушный голос: «у меня только один сын».
— Я не убивал ту девку, — не сдержав отчаяния выкрикнул Лерт. — Даже не пытал. Не трогал.
— Тише… — Рэлд опустился на колени рядом с бредящим парнем. — На тебе нет невинной крови. Я вижу. Но ты сам умер… или умирал…
— Я больше не говорю песнями… — растерялся Лерт. Он только сейчас осознал что за пустота поселилась внутри. Перестала слышаться музыка и не было больше чудесного ощущения легкости и ветра.
— Когда живущий попадает на кромку, он получает дар. Если ступает снова, то этот дар теряет. — стал объяснять Рэлд. — Чтобы получить дар, надо снова почти умереть… И редко кто может просто ходить туда-обратно…
— Тогда получается, что этой ночью… — Лерт замолк, не договорив.
— Да, — Рэлд, не поднимаясь на ноги, дотянулся до очага. Там на углях грелся котелок с настоем. Зачерпнул ковшом напиток. — Сейчас меда добавлю — не будет так горчить. — Рассказывать, как нес остывающее тело по вязкому лесному бездорожью, путая след, чтобы те, кто будет искать, не вышли на землянку; как долго грел своим теплом умирающего парня, как до боли в груди вдыхал жизнь в посиневшие губы — не хотелось.
— Благодарствую. Иной нет оплаты кроме жизни и моя жизнь с этого дня принадлежит тебе, — Лерт прежде не верил в силу этой ритуальной фразы, но сейчас, когда понял то, что не стал говорить его спаситель, и произнес вечные слова, то почувствовал, как на мгновение полоснуло болью все тело, а потом прокатилась волна пьянящего жара.
— Я принимаю твой дар, — медленно проговорил Рэлд и склонил голову. — Должник или брат?
— Как пожелаешь, — Лерт отвернулся. В горле запершило. Давно, в прошлой и давно забытой жизни, едва узнав о вечных клятвах, он принялся просить Верса побрататься, чтобы зваться братьями не только по роду, но еще и по крови и слову. Брат тогда отговаривался и отмахивался от надоедливого младшего, но после согласился. Лерт помнил, как рыдал, когда ножом неумело царапал руку, и как насмешливо смотрел на него старший брат, и как сильно и глубоко провел лезвием по ладони Верс. Забавно, но больше они о том братании никогда и не вспоминали. Может то пожатие рук, когда рана к ране. чтобы смешалась кровь, и было детской забавой, но сейчас отчего-то из глаз побежали непрошенные слезы. Интересно, а Верс помнит о том или позабыл за давностью лет?
Рэлд наклонился, провел пальцем по щеке раненого, смахивая слезинки.
— Слезы очищения… От них становится легче.
— Нет, — Лерт сглотнул. — Так… припомнилось…
Рэлд достал с лавки небольшой короб, размотал тряпицы. Камень был с одной стороны закругленным, с другой — словно острооточенный кинжал.
— Черный? — Лерт удивленно рассматривал каменный нож.
— Драконья кровь. — Рэлд ласково погладил ритуальный кинжал, точно он был живым.
Лерту тоже захотелось провести ладонью по черному камню, но только руки тяжелые и неподъемные.
— Дотронуться хочешь? — Рэлд положил камень в ладонь раненого. — Видишь: он тебя признал. Я готов стать тебе братом…
Лерт сжал пальцы — все равно поранить себя до крови не сможет. Но его спаситель помог — положил свою руку поверх и надавил, чтобы заостренная грань разрезала кожу. Потом Рэлд обратным движением чиркнул и по своей ладони и быстро, не позволяя сомневаться, прижал рану к ране, чтобы кровь смешалась.
— Отныне и навсегда я признаю тебя братом по крови, в нави и яви…
Тогда, семь лет назад, не было никаких пышных церемоний. Была главная площадь, куда к полудню пришли все парни, чьи имена были занесены в список принятых на обучение. Были довольные родственники, которые стояли по периметру и радостно кивали или махали руками своим сыновьям. Был полковник, который прижал кулак к груди в ритуальном жесте. Была длинная вереница вездеходов, которые равномерно взбивали и сминали дорожную пыль. И была какая-то нелепая обида, что его собственный отец ему лично не сказал даже слова. Только общая речь для всех новичков.
Зато теперь церемония отъезда была обставлена со всей пышностью. Парадное построение, громыхание барабанов, пышные слова о долге и чести. И фальшивые объятия полковника северного района Федерации. Верс сжался и лишь для вида положил руки на плечи отца. Лучше бы как тогда, коротко: «Ваша задача: как можно лучше пройти курс обучения, чтобы у нашего района было будущее». И сильный гулкий удар кулаком в грудь. Так было честно.
— Впервые в истории нашей Федерации младший сын командующего поступает на обучение в академию другого района, — торжественно вещал Шенг.
Версу хотелось зажать уши, потому что у него в этом лицедействе самая жалкая роль — заложника, а отыграть надо так, словно он почётный гость. Впрочем, с ним и носиться будут как с треснувшим гладышом — не так поставишь и расшибётся, развалится на куски, выплеснув наружу всё говно, что долго хранилось внутри. И он стоял и улыбался, преисполненный радостью и высоким доверием. Только вот на обожжённых губах и опалённом лице улыбка смотрелась страшно.
— Надеюсь, что в дальнейшем мы продолжим эту традицию, и будем взаимно отправлять молодых и перспективных парней в учебные заведения дружественного района, — хриплым и неестественно бодрым голосом подхватил Борг.
Конечно, будут. Верс чуть прищурился. Пошлют ненужных и среди них парочку парнишек посообразительнее, но лишь таких, кому можно доверять полностью. Потому что за семь лет можно не только научить мальчишек сражаться, но и переучить их на свою сторону. А кто смышлённый, так их припугнут: чтобы науки постигали, но на должности в армии другого района не поглядывали.
Верс тоже должен был сказать что-то по случаю, но когда ему об этом сообщили, то он просто обматерил посланца, а потом слово в слово повторил всё обоим полковникам. Борг и Шенг переглянулись и единодушно решили, что молчание парня на церемонии можно сразу объяснить тем, что на пожаре дыма наглотался. Зато теперь он мог, вытянувшись в струнку, слушать, изображать улыбку и молчать. И также молча приложить кулак к груди, отдавая дань уважения своему району, а затем протянуть руку для ритуального надреза, принося клятву верности южанам. И так же равнодушно смолчал, когда режущая кромка ножа не слегка царапнула кожу, а вгрызлась в запястье. Верс не отдернулся — он и так перенес слишком много боли, а тут всего лишь порез, пусть глубокий и резкий, но не сквозная рана. Он поднял голову — хотелось увидеть глаза того, кто поранил руку, но мужик скривил губы, демонстрируя презрение, и отвернулся. Зато вместо нескольких капель кровь в чашку полилась струйкой.
С отъездом тоже затягивать не стали. После клятвы у него было немного времени, пока проверяют перед выездом вездеходы. Но с кем прощаться и обмениваться обетами, Верс не знал, да и не хотел ни с кем болтать под именем Лерта. Поэтому ушел к пепелищу, нашел там не слишком запачканное бревно и сел, опустив голову. Стекающая с пальцев кровь смачивала пепел и грязь.
— Руку давай, — зло приказал Герен. И, не дождавшись ответа, сам схватил парня за локоть, кое-как поддёрнул рукав и полил из берестяной фляги на рану. От болезненного ожога Верс вздрогнул. Ординарец меж тем сноровисто перевязывал ему руку куском чистой холстины.
— С этим чуть позже поговорят, расспросят душевно, зачем он так кровь пустил.
— Как знаешь…
— Верс… — начал было Герен, но парень вдруг коснулся рукой его губ, останавливая и призывая к молчанию.
— Приятель, ты обознался, — сухо, со злой насмешкой произнес Верс, — старший сын полковника Борга умер несколько дней назад. Я — младший сын командующего северным районом Федерации. Баско сцежи до браци, Верс.
Герен прокусил губу до крови: такими словами прощались с мертвыми и было страшно слышать эти слова из уст живого, который так говорил самому себе. Верс наклонился, зачерпнул рукой пепел, смоченный кровью, сжал в кулаке.
— Знаешь, это всё что осталось. И теперь самое главное просто всё забыть. Так всем будет легче, — Верс постарался отшвырнуть подальше комок. — Всё, надо идти. Прощай.
— Ещё свидимся, — тихо, не то спросил, не то попросил Герен.
— Прощай, — жестко повторил Верс, упрямо качнув головой.
Три вездехода уже ждали перед открытыми воротами. Верс, следуя указаниям бойцов Шенга, залез в первый, а следом втиснулось ещё девять человек, и это при том, что в одну такую крытую телегу могло забраться не больше пяти-шести. Места было мало, бойцы устраивались вплотную друг к другу. В том вездеходе, с Версом, были парни с северного района, в двух оставшихся — воины из личного взвода Шенга. С ним действительно отправили самых преданных. Три десятка человек и ещё одно отделение в наружной охране.
Верс сел на пол возле стенки, но кто-то из бойцов тронул его за плечо и попросил пересесть в серёдку. Верс перебрался на указанное место — с решением командира охраны он был не согласен, но спорить не стал. Незачем заранее показывать, что он тоже боец. Пусть его даже свои принимают за перепуганного мальчишку. А деревянные борта вроде неплохо защищают от выстрелов, но если на них нападут, то он сумеет развлечься напоследок. В груди жарко и болезненно-сладостно вспыхнул затаившийся до поры до времени огонь Зова. Знать бы, на что эта сила отреагировала: на скорую поживу или на близкую смерть своего хозяина?
Вездеходы плавно тронулись с места, и лишь тогда Верс припомнил, что после тех объятий на площади больше не сказал отцу ни слова, и даже не глянул в его сторону. Но ему ещё тогда, как его делали похожим на Лерта, стало безразлично, что и как будет с ним самим. Верс выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы — на каком-то ухабе вездеход подкинуло, и кто-то из парней навалился на него.
— Не повредился? — шепотом спросил командир, одной рукой придерживая Верса, а второй отодвигая бойца. — Тихо. Я знаю, что у тебя раны. Сдвиньтесь чуть в бок, парни.
Бойцы старательно попыхтели, выполняя приказ, но пересаживаться было некуда. В вездеходе вшестером с поклажей было тесновато.
— Пить хочешь? — командир снова тронул Верса за руку, привлекая внимание и протягивая сшитую из кожи фляжку.
И парень понял, что его везут и охраняют по условному знаку — четвертинка. Как и положено возиться с гражданскими, которые могут запаниковать, по глупому сдохнуть, сунувшись на линию огня, сорваться, заорать, побежать не в ту сторону. Несмысленыш, которого надо водить за руку и поить водой, а то сам не сообразит.
— Нет, у меня есть запас, — Верс покачал головой и, пользуясь своим положением, нагло привалился к командиру, пристроив голову тому на плечо. Вездеход мерно потряхивало на ухабах, а ему сильно хотелось спать, сказывалась бессонная ночь. И какая разница, что будет потом. Он просто устал.
С избы вытянуло всё тепло: кто-то принес воды, да выскочив на суматоху, позабыл припереть двери. Верс схватил со стола кружку, зачерпнул из бадьи, но не стал пить, а с размаху плеснул себе в лицо. Стало чуть легче, даже сгустившаяся тьма пред очами слегка развеялась. Снова опустил берестяную кружку в бадью — водица была свежей, только из колодца, и настолько холодной, что от первого же глотка заныли зубы и заломило в затылке. Парень поставил опустевшую наполовину кружку на стол — на бересте чётко отпечатались пятна крови.
— Господин, — Герен осторожно, но сильно сжал запястье Верса, — перевязать бы надо.
— Это не важно, — Верс легко вырвал руку из пальцев ординарца, прошелся по горнице и тяжело опустился на лавку. — Знаешь, я его всегда считал слабаком и неженкой. Недолюбливал откровенно, да и мать с отцом ему отчего-то потакали. А теперь он умер… и даже прощения не попросишь.
Парень опустил голову и долго так сидел, молча переживая свое горе. Может, был бы ещё брат, так было бы полегче.
— Я вот думал ночами как-то, что это его отцу следовало бы в военное обучение отдать. Лерт шебутной был, но тихий, привык бы.
— Господин, — Герен опустился на колени перед парнем, серьёзно поглядел в глаза, — а Лерта полковник и отдал по военной стезе.
Верс отчего-то лишь сейчас заметил, какие холодные и темные глаза у ординарца. Словно смотришь в прорубь, где стынет черная вода.
— Верно, — медленно проговорил парень. — Это я там погиб под Заболотьем, получается. А Лерту жить следует, — усмешка получилась кривой и страшной. — Герен, а Герен, а ты не ведаешь, кого полковник сейчас оплакивает?
— Уймись, — ординарец схватил парня за грудки и сильно встряхнул. — Он обоих пытался спасти, но не вышло.
— Не вышло, — тихо повторил Верс. — Ломать не следовало, тогда бы и спасать не пришлось. Всё, больше не стану. Умер так умер — это я про себя.
— Семь лет — это не приговор. — Герен положил руки на колени Верса. — Тебе надо только продержаться. Тебя там будут хранить пуще казны района. Даже если война будет, тебе сдохнуть не дадут.
— Герен…. ты… да ерунда это, — Верс поморщился. — Я ценный заложник до той поры, как отец командует районом. Убьют его — меня же его наместник уберет.
— Если полковника убьют, то южане в тебя намертво вцепятся, — Герен прищурился. — У них будет законный наследник, которого можно будет посадить руководить районом… а к лояльности они тебя найдут способ принудить…
— У меня нет никого и ничего, на что можно было бы нажать, — покачал головой Верс.
— Было бы желание, — Герен горько усмехнулся, — а найти больную точку, куда давить, можно. А у тебя есть… чувство долга.
— Чушь всё это, — отмахнулся Верс.
Ординарец глянул на парня, как на несмышлёныша.
— Крады и тризны не будет? — Верс опёрся спиной о стенку, так сидеть было удобнее. — Тел-то нет…
— Нет, будут. — Герен молчал долго, а потом всё же решился поведать. — Лерта… то есть Верса могли и не убить…
— А тогда надо прилюдно объявить о смерти старшего сына, чтобы любой объявившийся считался самозванцем. — Верс передернул плечами. Противно. — Полковники уже подписали приказ?
— Да, — Герен кивнул. — Любой, выдавший себя за Верса, подлежит суду как изменник района.
— Что ж, — глухо отозвался Верс. — Зато каждый получит заслуженное. Южане — заложника, северяне — отсрочку. Западный командующий — повод развязать войну. А всё из-за какой-то девки и банды малолетних недоумков.
— Верс, а ты сам веришь? — Герен от удивления аж закашлялся. — Что мальчишки сами куролесили? Что та девка сама петлю на шее затянула? И надо же, как удачно там веревка валялась… Что эти пацаны так напились, что стража их тепленькими взяла… спали невинным сном младенцев рядом с трупом…
— А между тем… Лерт мирно гостил у родни. Да и остальные, вроде, не по кабакам должны были шляться, — закончил догадки Верс. — Да и с чего бы пацанов на южных девок потянуло, как будто им своих мало… Так?
— А хуже всего то, что слишком быстро парней повесили, да и расспрашивали их про девку… а не про то, кто ещё с ними гулял, — согласился Герен.
— Лерта оставили… но зашугали так, что он разум утратил. Да и младше он, чем остальные. Могли парней у него на глазах допрашивать, чтобы потом достаточно было слегонца погладить, чтобы память от ужаса потерял, — Верс кашлянул. В горле отчего-то запершило. — Воды подай.
Герен сполоснул в рукомойном ведре кружку от кровавых отпечатков, зачерпнул свежей воды, принес парню. Верс выпил залпом, покрутил кружку в руках.
— Если районы стравить думали, то у них не вышло.
— Откуда про то ведаешь? — Герен забрал кружку, поставил на полавочник. — Может, ещё и выйдет.
— Может… — Верс вздохнул. — Но тогда страшно не то, если меня убьют. Отец может и удержать людей от бунта да мести. Хуже, если я кого-то убью. Как в ночь выпуска было…
— Ты убил на своей земле… и за выпускные гульбища не карают, — Герен нахмурился. — Тебя трое парней сопровождать будут. Не возражай, так полковник распорядился.
— Глупо, — Верс потёр тыльной стороной ладони лоб, — их сразу уберут.
— Да, но тогда это тоже как знак будет.
— Ты потому и просился со мной? — всё же слабость мерзкая, даже горница перед глазами стала кружиться. — Зря… поехать с видимой охраной — значит, расписаться в бессилии.
— Тебя будут охранять любой ценой. Иначе войны не избежать. Так что ты точно выживешь, — Герен коснулся руки парня.
— Передай полковнику, что… завтра можно отправляться… я… — Верс судорожно сглотнул. — Не хочу видеть эти игрища с лживым костром.
— Будет сделано, всё подготовлю. — Герен вдруг сжал плечо Верса. — Господин, а это хорошо, что ты заменил мальчишку. Потому что ты воин, а они этого не знают.
— Видишь, — Верс скривил губы в злой ухмылке. — Как полезно, что я умер.