—Стой! Держи!
На призывный клич откуда-то справа выскочил шестерной дозор. Дред и Орген не останавливаясь, пронеслись сквозь него, сшибив парочку не слишком увертливых в сточною канаву. Прочие, оскорбившись за товарищей, охотно присоединился к погоне, буквально наступая на пятки. Беглецы поднажали, свернули в один переулок, другой. Число травильщиков росло, как грибы под теплым дождиком. Отказать себе в удовольствии загнать подобную дичь не смогли ни встретившиеся по пути наемники, ни простые градичи, в обычные дни на дух не переносящие стражей. Толпа втягивала в себя все новые силы, разрасталась, наполнялась чадящими факелами, разнородным бряцаньем кольчуг и мечей. Мало кто из преследователей понимал, кого ловят и зачем, просто, повинуясь проснувшимся звериным инстинктам, подключился к этой веселой забаве: травле человека.
Долго так продолжаться не могло. Дред и Орген, пусть и малость запыхались, но пробежать могли еще столько же. Только вот дальше бежать было некуда. Впереди грязной тенью замаячила стена частокола, домишки по обе стороны становились все мельче, а проходы между ними все чаще оборачивались зловонными тупиками. Завернув в очередной, беглецы оказались в ловушке. С трех сторон громоздились похилившиеся стены домов, в затылок дышали преследователи, чуть сбоку зияло едва заметное углубление, сквозь смрадную черноту которого просматривалась каменная кладка.
—Все… прибегли!—Дред огляделся, криво усмехнулся.
—Вот уж не думал, что придется в таком… в такой… — Орген, так и не подобрав подходящего слова, махнул рукой.
Дред вдруг пошатнулся — перед глазами все поплыло, и, что бы не упасть, прислонился к стене. Глубоко вздохнул, пытаясь выровнять дыхание и собраться с мыслями. Как ни прискорбно было сознавать, но за шестьдесят лун (равняется примерно двадцати солнцеворотам по человеческому летоисчислению) он впервые попал в столь безвыходное положение. Дважды изгнанник, чудом избежавший страшной участи — быть живым замурованным в подземелье, — он никогда, ни пред лицом совета своего народа, ни возле стонущего на ветру человеческого костра, не чувствовал себя так паршиво и беспомощно, как сейчас, в этой темной, грязной дыре. Если раньше смерть представала перед ним, по крайне мере, в более-менее уважительной форме: погибнуть от рук недрузей или геройски пасть под ударами врагов, то сейчас она была очень обидной. Что может быть глупее, чем подохнуть, разорванным на кусочки человеческой толпой, беспощадной, пьяной от непонятной ненависти, толпой, которая сама не осознает, что и зачем она делает. Уж намного почетнее быть затоптанным стадом взбесившихся китаврасов .
Презрительная усмешка мелькнула на плотно сжатых губах. Напрасно люди думают, что жители подземного мира могут забирать с собой человечью душу только в ночь умирания луны. Сейчас он опровергнет эту дурацкую легенду, прихватив с собой не меньше, а то даже и больше дюжины из тех, кто полезет первыми. Снова протяжно кольнуло в груди, боль нахлынула внезапно, сжала тисками. Дред с трудом вынырнул из этого омута, провел рукой по мятлу — шерсть была мокрой, и отчетливо пахло свежей кровью. Видно, задели в корчме, крепко задели—отстраненно подумал он. Ну, ничего, в пылу убегания раны он не заметил, не помешает она ему и в сражении. Надо же, последний бой придется принимать в обществе человека, хотя и необычного, но все же выходца из рода тех, кого он … нет даже не ненавидит, а презирает.
Дред отбросил капюшон — чего уж теперь таится. Во мраке подворотни сверкнули золотисто-изумрудные глаза. Охотники уже торопливо обшаривали примыкающие к тупику проулки и улочки, еще мгновенье-другое и они будут здесь. Впрочем, кладка за спиной была каменная и он мог бы на некоторое время слиться с ней, войти в камень. Хоть и раненый, но это ему еще по силам. Дред плотнее прижался к стене, замер, и выдохнул оставшийся в легких дух. Чтобы слиться с камнем, самому надо окаменеть.
—Ну, что ж поглядим, сколько стоят наши жизни и так ли уж крепко ждет нас в гости старуха Марена? – Орген говорил очень тихо, почти не разжимая губ, но в его голосе не было даже намека на страх. Наоборот, там слышался вызов. Да и никто из обычных людей не осмеливался назвать смерть ее настоящим именем, выдумывали прозвания, или говорили намеками, а вообще лучше старались не поминать ее всуе, не к чему призывать лихо.
Дред поспешно шагнул вперед, отделившись от спасительной стены.
—Поглядим!
Подвиги минувшего дня, усталость и опробованный ядреный квасок не позволили стражам в полной мере насладиться всеми прелестями погони за шустрой дичью. Старший не двинулся дальше порога, а его подручные, пробежав пару улиц и натравив на беглецов толпу со встречным дозором, повернули обратно с чувством выполненного долга.
Корчмарь недовольно хмурился, косился на единственного своего посетителя и несколько бесчувственных тел, и старательно приколачивал на место выдранную с мясом дверь. Заприметив возвращающихся стражей, он сердито стукнул топорищем по колодке, промазал, и заохал, приплясывая и помахивая отшибленными пальцами. Уроненный топор немилосердно ударил своего хозяина по ноге, добавляя ему еще неприятных ощущений в копилку горестей.
Тем временем стражи доложились старшему, тот выразил недовольство, но позволил им вознаградить себя за труды. Выбрав более-менее целые табуреты да лавки, да сдвинув недвижных сотоварищей к стене, вои расселись за столом, недобрым словом поминая беглецов да потирая намятые в потасовке бока. Горячее вино развязало языки и пробудило воображение, стражи выступали то поодиночке, то парами, пересказывая и припоминая все новые подробности достославной погони.
—…а глядь те стервецы за угол свернули и будто во тьме растаяли, как и не было, — надсаживался один. — Да токма Гленька не растерялся-то зирк туды да сюды, и давай направо заворачивать, мол, тудыть побегли…
—… я-то вижу, дело тут нечистое, не могли они туда скрыться, думаю затаились где-нить… — тут же дополнял другой.
—… ты думаешь? Да разве ж можно думать, коли нечем?! То ж я тебя надоумил…
Голоса прерывались бульканьем, и с каждой новой кружкой история становилась все немыслимее.
—… ать шо я вам поведаю, оборотилися те беглецы темнотою ночною, подобно кровопийцам ужасным…
—… да молоть абы што ты горазд больно, кадуки им подмогли, вот и не смог люд добрый их споймать окаянных…
— Добре вам спорить, — весомо ответствовал Страший,— не дело, конечно, что сбегли они, ну да за нечистью гнаться — поскудна справа…а уж в другой раз не уйдут, – неудачливые ловцы облегченно перевести дух: гнев старшого тяжел, да и на расправу скор, а они не только ее позбылись, так еще и героями себя сказали.
Их радость, почти по тому же поводу разделял и затаившийся под крышкою ларя Трошка. Когда Дред подал весьма уместный и разумный призыв к бегству, мальчишка, увертываясь от стража, оказался в самом дальнем углу горницы. От попутчиков, как и от спасительной двери его отделяло с десяток саженей, сплошь усыпанных перевернутыми а то и поломанными лавками, табуретами, бадейками, и прочими вещицами каждой уважающей себя корчмы. Но преодолеть все те завалы было бы минутным делом, кабы не торчали посредь них злющие стражи, все как один мечами размахивающие. А у него в руке лишь наполовину обгрызенный вертел.
Пока стражи приветствовали своих коллег по ремеслу, Трошка на четвереньках рванул за широкую перегородку, отделявшую хозяйскую часть от гостевой, переполз через возлежащего в расстроенных чувствах корчмаря и прытко забрался в опустошенный ларь. Пристанище было весьма сомнительным, но на безрыбье и малек щукой покажется. В самом деле, не распихивать же локтями бросившихся в погоню стражей, крича что есть мочи «Пустите!»
Сколько стражей кинулось на поимку, Трошка не знал, но оставшихся, судя по издаваемым звукам, было не меньше десятка. Мальчишка решил переждать, не век же им в корчме гулять, авось засовестятся и вернуться к своим служебным повинам. Поерзал, устраиваясь поудобнее, нащупал вконец высохшую хлебную краюшку, попробовал куснуть, но лишь впустую скрежетнул зубами, и затих, настроившись на длительное ожидание. Ждать Трошка умел, не зря он несколько солнцеворотов ходил в учениках у татей.
Обнаружили его случаем. И чего, спрашивается, понадобилось нынче неповоротливой супруге корчмаря в запыленном ларе, где уже с прошлой весны и мыши не гостевали?
—ИИИИИИИИ!!! ААААААА!!! – от души заверещала бабища. С трудом верилось, что в столь дородном стане таился до поры до времени такой пронзительный, режущий уши визг.
— Цыц ты! – раздосадовано цыкнул на нее Трошка. Авось она замолкнет, а прочие думают, что крысака какого завидела. Мало ли от чего баба спужаться может, на то она и баба. Корчмарка отшатнулась, резво попятилась, споткнулась о перевернутый табурет, и, не удержавшись на ногах, бухнулась прямо на колени старшему из стражей.
—Ыыыыххх!—захрипел тот, по достоинству оценив свалившееся на него счастье.
Трошка, все равно хуже некуда, выскочил из ларя, перемахнул перегородку и колесом пошел через комнату. Стражи обмерли: не каждый день увидишь нечто отдаленно напоминающее человека, но двигающееся вовсе неподобным чином: вроде как блоха скачет, вроде как тележное колесо катится.
—УУУУУУ! КА-А-АДУ-У-У-УКИ-И!!! – первой опомнилась корчмарка, едва ли не с ногами забираясь на полузадохнувшегося старшего. Визг стал уж совсем непотребным, зато громкость стократ возросла.
Трошка почти докувыркался до заветной двери, как рука попала в кроваво-квасцовую лужу, поехала, и парнишка, потеряв равновесие, грохнулся за перекуленный стол, крепко приложившись головой о порожек.
Стражи мысленно взывали ко всем богам, упрашивая их отвести напасть, и с боязнью косились на стол, ожидая, когда оттуда высунется страшный, весь в паутине, кадук, дабы выбрать себе очередную жертву. Старший покрепче прижал к себе дурным голосом вопящую бабу, надеясь, что за ее женственной фигуркой, нечисть не разглядит его скромную особу.
—Слышьте, да это вроде один из тех стервецов, что убегли… меньший который…—панически клацая зубами, скумекал младший из стражей. – …сидели вроде трое, а побегли вдвоем… — к Трошкиному великому сожалению у одного из дозора с разумом и личьбой (счетом) оказалось все в порядке.
—Вот и гляньте,— с трудом выдохнул старший, не спеша покидать уютное местечко.
С приказом не поспоришь, стражи стряхнули оцепенение и, похватав что ни попадя, двинули на приступ, с мольбой оборачиваясь на старшего. Вперед продвигались они неправдоподобно медленно, но все же дошли. Замерли перед столом, коротко переругнулись, выясняя кому совершать подвиг, и выпихнули вперед самого молодого и догадливого. Мол, твоя идея – тебе и лавры пожинать, а вот на венку те лавры или на могильном холмике – уж как получится. Страж на цыпочках преодолел оставшийся аршин и, сложив пальцы в оберегающий знак, отводящий нечисть, с опаской заглянул за стоящую торчком столешницу. Обнаружив лежащего без движения мальчишку, резко перегнулся и подхватил его за шкирку.
Стражи ретиво отпрянули, заподозрив, что их сотоварища сцапал хитрый кадук. А когда тот, как ни в чем не бывало, выпрямился, шагнули вперед, разглядывая добычу. По мере узнавания тоска в их взглядах сменялась яростью и желанием отыграться сполна за все пережитые страхи и треволнения.
—Попался, малый! — оживился старший, спихивая с колен подвывающую в полголоса, больше по привычке, корчмарку.
0
0