Бен, расставшись со своими друзьями, направился на юг. Он шел, подставив лицо яркому майскому солнышку, и насвистывал веселую песенку, одну из тех, что он слышал в таверне у Ганса и Греты. Дорога шла в гору, но бонд не торопился. Идти вот так, самому решая, куда, ему нравилось. Он собирал по пути цветы, дарил их встречным девушкам, которые долго еще махали вслед обаятельному путнику. На ночлег Бен просился на какую-нибудь ферму, где, заплатив серебряную монетку, получал сытный ужин, более или менее удобную постель, а утром вкусный завтрак.
Вот так сидел Бен рано поутру за столом на кухне у какого-то гостеприимного крестьянина, прихлебывал парное молоко с ломтем ветчины на куске свежеиспеченного хлеба. Хозяйка подала еще и сваренные всмятку яйца только что из-под курицы и блюдце варенья. Окно в кухне было открыто из-за жара, исходящего от натопленной печи, и, конечно же, в него налетел целый рой мух. И стали они кружить вокруг варенья, явно намереваясь запустить в него не только свои хоботки, но и грязные мохнатые лапки.
— Так, а вас сюда кто звал? — спросил бонд, которому это совершенно не нравилось, и попытался разогнать назойливых насекомых. Но те и не подумали оставить такое замечательное варенье, отлетели в сторонку, покружили и вернулись назад. Тогда Бен свернул трубкой салфетку и хлопнул ей по столу в месте, где сидело особенно много мух.
— Раз, два, три… Ого! Семь штук одним махом! — воскликнул, смеясь, хозяин. — Недурно!
— Когда злой бываю, одним ударом семерых убиваю! — пафосно продекламировал киборг и был недалек от истины. — Ну, чем не девиз для странствующего рыцаря!
Расплатившись с крестьянами, он отправился дальше и вскоре пересек границу, оказавшись на землях, принадлежавших уже другому королю. К полудню бонд пришел в небольшой городок. На ярмарочной площади у одного из торговцев ему приглянулась отличная кожаная перевязь для шпаги. Бен повертел ее в руках и так, и этак, прицениваясь, затем сговорился-таки с кожевенником за приемлемую цену, но попросил того вышить золотом надпись и принести ему в трактир, расположенный на той же площади. К вечеру бонд стал обладателем роскошной перевязи, на которой готическим немецким шрифтом было выведено: «Когда злой бываю, одним ударом семерых убиваю».
Наутро Бен прикупил на рынке продуктов в дорогу и двинулся по дороге дальше, намереваясь через пару дней добраться до столицы этого королевства. Идет, кусок сыра творожного жует, видит — запутался в кустарнике воробей, бьется, перья роняет, а выбраться не может. Сунул он сыр в карман куртки, вытащил бедную птицу, просканировал и определил, что она в целом вполне здорова, просто выбилась из сил.
— Бедолага, — пробормотал он, осторожно сажая воробья в другой карман, — отлежись там, отдохни, а потом я тебя выпущу.
Дорога тянулась по голому склону горы. Шел он, шел, и услышал грохот где-то выше по склону, поднял голову и увидел несущиеся прямо на него огромные валуны. Рванул Бен вперед и заскочил за скалу, а камнепад мимо прогремел. Не успел киборг даже оглянуться, как датчики зафиксировали крупный биологический объект прямо позади него.
«Рост 5 метров 28 см. Вес 842 кг 800 г. Пол — мужской. Раса — предположительно человек. Уровень агрессии средний», — сообщила система и порекомендовала при возможности уклониться от контакта с данным объектом.
— Знаю я, что лучше бы уклониться, — задумчиво сказал киборг сам себе, осторожно оборачиваясь. Прямо перед ним стоял самый настоящий великан. — Что ж, будем выкручиваться. Что там мне Грета за информацию по сказочным расам скидывала?
Пока огромное существо приближалось, Бен прошерстил файлы и определил, что перед ним был горный великан, довольно крупный, как это и свойственно для данного подвида великанов. «А, была не была!» — подумал бонд, а вслух сказал:
— Здорово, приятель!
— Какой ты мне приятель? — пренебрежительно бросил великан, глядя на рослого киборга сверху вниз. — Ты слабенький, маленький, а я видишь какой большой и сильный! Убирайся с моей дороги, пока цел.
— А ты не хвались раньше времени, — подбоченился Бен. — Видал вот это? — и показал на свою перевязь.
— Красивый ремешок, — прогудел великан, — только я не вижу, что у тебя там написано. Уж больно мелко.
— Когда злой бываю, одним ударом семерых убиваю, — сообщил киборг. — А ты говоришь, что я слабенький.
Почесал великан в затылке и подумал: «Кто его знает, этого человечишку. Может, он, и вправду, такой сильный. Надо проверить». Взял в руку камень, сжал его и раздавил в песок.
— А теперь ты так попробуй, — сказал он Бену.
— И только-то? — усмехнулся тот. — Для меня это сущие пустяки.
Киборг, конечно, мог раздавить в крошку небольшой камешек, но это же еще подходящую породу найти надобно. У него была задумка получше. Сунул бонд потихоньку руку в карман куртки, вытащил оттуда сыр и стиснул в кулаке. Сыворотка так потекла по руке, так на тропинку и закапала.
Удивился великан, что человек его переплюнул, но решил испытать его силу еще раз. Поднял он с земли камень и кинул его вверх. Так далеко зашвырнул, что его и видно не стало. Через минуту упал камень обратно, чуть самому великану по макушке не угодил.
— Ну, а ты так можешь?
— Высоко ты бросаешь, — согласился Бен, — да только твой камень все равно на землю упал. Вот я кину так кину. В самое небо! — Сунул он тайком руку в карман, где у него воробей был, вытащил, сам сделал вид, что камешек с земли подобрал. — Ну, смотри!
Тут он как пульнет птицу вверх! Воробей аж сперва крыльями махать забыл — с такой скоростью летел, потом опомнился, порх-порх — и взвился в небеса, подальше от людей с их дурацкими шуточками. А великан стоит, голову задрал, ждет, когда камень обратно прилетит.
— Напрасно ты его ждешь, — рассмеялся киборг. — Он теперь уже до следующей весны не вернется.
— Ладно, недурно у тебя получилось, — пророкотал великан. — Будем считать, что годишься ты мне в приятели. Меня зовут Эфраимом.
— А меня Бенедиктом.
— Силен ты для человека, — все не мог успокоиться великан, — а вот посмотрим, сможешь ли ты дерево унести.
Бен только очи горе возвел.
Пошли они по тропе, и привел Эфраим его к дубовой роще, вырвал с корнями большой дуб и сказал:
— Раз ты такой силач, помоги мне донести это дерево до дому.
Бонд посмотрел на небо, которое стали затягивать тучи, просчитал скорость ветра, и подумал, что перспектива попасть под дождь в горах его совсем не прельщает.
— Ладно, — кивнул он, а сам подумал: «Я-то слабее тебя, но дуб этот поднять мне вполне по силам, да только зачем напрягаться, когда ты и сам справишься», а вслух продолжил: — Давай ты понесешь ствол, а я ветви и сучья. Видишь, сколько их! Потяжелее твоего бревна будут.
Посмотрел Эфраим на дуб — правда, крона у него просто огромная, почесал маковку и согласился. Взвалил он себе ствол на плечо, а Бен обхватил руками сразу несколько веток, и они пошли. Через некоторое время бонд бросил ветки и просто побрел за великаном, время от времени он подбирал с тропинки мелкие округлые камешки и складывал их себе в карман. Вот набил он его так полнехонек и надоело ему ноги бить, подскочил он и сел на толстую ветку. А великан тащит дуб, да еще и киборга в придачу. И ведь назад-то оглянуться не может — ветки густые с листвой не дают. А Бен сидит себе верхом на суку, да еще и песенку поет:
Раз пошли на дело
Я и Рабинович…
Тут начал накрапывать дождик, и Эфраим сказал:
— Послушай, я что-то устал. Брошу-ка я этот чертов дуб.
Бен соскочил на землю, схватил опять ветки руками и рассмеялся:
— Эх ты! Такой огромный, а силенок у тебя маловато. Мало каши ел!
— Да не ем я кашу! — пробубнил сердито великан и понес дуб дальше.
Вскоре добрались они до большой пещеры, вошли внутрь, бросили дерево у входа и направились к огромному костру, у которого сидели двое великанов и жарили мясо. У каждого в руке было по вертелу, на котором была насажена коровья или бычья туша.
— Вот тут мы и живем, — обвел Эфраим рукой пещеру. — А это мой брат Херибод и его жена Хунгунда и. Садись к костру, есть будем.
Бонд поздоровался с остальными великанами и присел на обрубок дерева. Эфраиму тоже дали вертел, а тот, в свою очередь, решил проявить гостеприимство и протянул тушу Бену.
— На, ешь, человек.
Киборг только руками замахал:
— Я столько на ночь не ем! А то потом сны дурные снятся. Вот небольшой кусочек хорошо прожаренный оно и можно бы. — Вытащил нож, отрезал себе, сколько нужно было, поблагодарил великанов за угощение и принялся за еду.
Великаны же запросто уговорили по говяжьей туше, запивая пивом прямо из бочонков. А Бен доел свой кусок мяса, вытащил из сумки пригоршню лесных орехов и давай их щелкать. Бросит орешек в рот, раскусит, скорлупки выплюнет, а ядрышко съест.
— А что это ты такое ешь? — спросил Эфраим.
Киборг взял, раздавил пальцами несколько орешков, и угостил великанов. Те пожевали, вроде вкусно показалось, особенно Хунгунде,
— А нету ли у тебя еще? — спросила великанша.
— Как не быть, найдутся, — ответил Бен и насыпал на деревянный чурбак, служивший великанам столом, целую пригоршню… камешков, которых он насобирал по дороге полный карман. Мучались, мучались великаны, кряхтели, аж зубы трещали, а раскусить так и не смогли. А бонд знай себе пощелкивает свои орешки. Призадумались хозяева, что гость, и правда, непрост.
А Бен догрыз орехи и зевать начал, Эфраим показал ему на огромную кровать:
— Вот тут ложись, отдыхай. Утром рано пойдем лес рубить.
Посмотрел бонд на кровать, подумал: «Ну, ни фига ж себе кроватка! На ней же в футбол играть можно!», — но не сказал ничего, забрался на нее, натянул на себя край огромного одеяла из медвежьих шкур и сделал вид, что заснул, а сам наблюдал за великанами и то, что он видел сам, а тем более то, что показывали его датчики, ему совсем не нравилось. А показывали датчики нестабильный гормональный фон, с превышением нормы адреналина и кортизола, высокий уровень агрессии у всех и страха у Эфраима.
Великаны тем временем тихонько — как им казалось, — переговаривались. Эфраим рассказал своим товарищам, каким сильным на самом деле оказался этот человечишка. И теперь они все трое поглядывали на него весьма неласково.
— Зря ты привел сюда этого человека, Эфраим, — сказал Херибод. — Теперь придется его убить, пока он сам нас не поубивал.
— Правильно! — поддержала его Хунгунда. — А то заберет себе наши сокровища, которые мы закопали в дальнем конце пещеры.
— Тише ты, глупая курица! — шикнул на нее Эфраим. — Как только уснет, так мы его и прикончим. А пока пойди, встань у выхода, да следи, чтобы этот мелкий прощелыга не ускользнул.
Бену это совершенно не понравилось. Но раз уж возможность сбежать накрылась медным тазом, а точнее — широкой юбкой Хунгунды, то можно попробовать спрятаться. Пока Эфраим с Херибодом обсуждали, каким образом разделаться с ним, бонд скрутил покрывало и накрыл его одеялом так, что казалось, что там лежит человек. Сам же сполз с кровати, на цыпочках прокрался в темный угол пещеры, где у великанов стоял здоровенный сундук, на котором были свалены звериные шкуры, залез на него и закопался с головой в меха. Там он затаился и даже носа не высовывал. Собственно, киборгу и не требовалось своими глазами наблюдать за происходящим в пещере. Ему и его датчиков и теплового виденья хватало.
Спустя еще полчаса Эфраим окликнул гостя:
— Эй, Бенедикт! Ты спишь?
Бонд только диву про себя давался: «Ну, ты бы еще погромче заорал, дубина! Да от такого рева, кто хочешь проснется, если и спал»
— Уснул, — «вполголоса» пророкотал Херибод.
Взяли великаны дубины, сделанные каждая из доброго полувекового дуба, и давай лупить, что есть мочи, а точнее — дури, по кровати. Колотили, пока от кровати одни щепки вперемешку с лохмотьями и перьями не остались.
— Ну, все, — сказал Эфраим, — теперь от человечишки и мокрого места не осталось.
Улеглись Херибод с Хунгундой на свою кровать, а Эфраимову-то разломали, вот он сгреб с сундука шкуры — чуть бонда вместе с ними не прихватил, — разложил их на полу у костра и завалился спать. Бен, который выскользнул из шкур и спрятался за сундуком, дождался, когда великаны захрапели, открыл сундук, в котором оказалась свалена одежда, залез туда, прикрыл крышку, оставив щелку для воздуха и заснул. Правда, предварительно включил фильтрацию звука, а то храп стоял такой, что аж сундук вибрировал.
Рано утром великаны вышли из пещеры умыться к водопаду, низвергавшемуся с горы неподалеку. Возвращаются к пещере, а у входа стоит Бен с жареным бычьим окороком в руке, откусывает прямо от него и вином из ведерного кувшина запивает.
— Ну, братцы, у вас и блох расплодилось! — говорит, — Только заснул, как начали они по мне скакать да кусаться. Еле-еле обратно уснуть удалось.
Смотрят великаны на бонда и глазам своим не верят. Жив-живехонек проклятый человечишка! От него же и косточек не должно было остаться после того, как они кровать в труху раздолбали. А киборг подбросил окорок в воздух так, что тот перевернулся на лету, поймал за мосол и спрашивает:
— А больше у вас ничего поесть нету? А то мне этого на завтрак маловато будет. — А сам все ближе подходит.
Испугались великаны, завопили, как бросятся бежать, не разбирая дороги, попадали да вниз по склону горы так и покатились кубарем, а за ними целая лавина камней. Покачал Бен головой, подтолкнул большой валун, завалил им вход в пещеру, чтобы никто посторонний туда не залез, да не утащил сокровища, которые он, и вправду, обнаружил в дальнем углу под тонким слоем земли. Умылся он в водопаде, засунул в заплечный мешок остатки говяжьего окорока, приторочил кувшин с вином и зашагал своей дорогой.
Было раннее утро, когда раздался телефонный звонок. Я едва успела продрать глаза. Расслабленная спросонья рука выронила телефон. Сердце резко забилось, еще плохо осознавая резкий подъем. Конечно, звонил не Вадим. Звонила «тень номер два». По-моему, я даже испариной покрылась мгновенно: блин, ну зачееем я это всё затеяла?! Сейчас опять этот твердый хриплый голос, который больше похож на нож в бок, чем на средство для человеческого разговора. Помнится, Михаил еще пел… Хотя почему «пел» — и сейчас поет, я уверена. И электрогитара, и барабаны. И его вечное «ты же не интересовалась тем, что я делаю!»… Очень интересовалась…
Помню унылый, осенний день. Кажется, ноябрьский. И твой день рождения в сети, когда все забыли и не поздравили. Когда девушка ушла… (Да я сейчас ее очень понимаю: счастливица!). А тогда я пожелала тебе любви. Простой счастливой любви. Кто ж знал, что у тебя «просто» не бывает! И ты хотел с кем-нибудь поговорить. И мы встретились. Это было странно. И неправильно. Лучший друг предавшего меня человека. И никто не должен был знать. Потому, что мы друг дружку не переваривали. Хотя… Нет. Это я всегда избегала. Помню: придет во время праздника черная высоченная тень в пальто. Эти очки-хамелеоны. Вечно чернеют, несмотря на то, что солнца нет. Волнистые русые волосы. Узкий подбородок. Узкие губы в линию. Узкая рука. Сам весь худой — как герой аниме. Весь такой «Мефистофель» — и я избегала. На меня часто засматривались именно такие.
Не люблю людей, у которых все «сложно» — и себе жить не дают, и другим нервы треплют! Но в твоем голосе была какая-то… Надежда? Ты шутил и старался не жаловаться. Я всегда это чувствую: те, кому есть на что жаловаться — такие печальные, но улыбаются и пытаются тонко и иронично шутить. И над собой. И над другими. Я сама такая… Ни за что не вырвешь и пары слов о грустном. Ни за что не попрошу помощи, даже если от этого будет зависеть моя жизнь…
И мы сидели и разговаривали.
— Я работаю в крупной компании. Зам. Офис в центре. Ты не знала? Заходи, если будешь рядом. У нас весело.
— А я учусь.
— Знаю. Ты должна понимать, Оля, я хорошо зарабатываю. Мы вот с Анюткой ездили в Турцию недавно. Приехали и разошлись… Ты хотела бы в Турцию? Хотя нет, ты не такая… Да ну! Ерунда эта Турция! Поедем в Грецию, или… В Мексику!
— Предпочитаю грешную землю, Михаил. Ты найди себе кого-нибудь, кто хотел бы съездить. Думаю, найдутся. А лучше сначала не предлагай, чтоб нашлась именно та, кому ты сам…
— Нет, пойми, ты мне ничего не должна. Почему нет?
И я смотрю на это существо. Что за зверь такой? Не пойму. Хорошо сказал мой тренер однажды: «Кто за тебя платит в поездке, тот тебя и танцует». Хорошие слова. Наверное, я должна растаять от широкого жеста и влюбиться мгновенно? Как же бесит. Сел напротив. Просто говорит. Голос — кусочек льда — так и звенит надтреснутым хрусталем. Рядом пальто. Почти такое, как у меня теперь, благодаря «советам» Славки. Черная рубашка. Черные брюки. Тонкие пальцы обнимают бокал глинтвейна. Просто сидит напротив невероятный какой-то человек. Он так высок, и кажется, что весь мир вокруг с затаенным вниманием наблюдает за этим мистером Рочестером. Иначе не скажешь. Со страницы книги сошел, по-любому. И опасен. Хотя, разум говорит, что нет. А под кожей просыпаются волны чутья: «Бегииии! Опааааасен!»…
И этот неожиданный жест, когда перед всеми посетителями кофейни мне покупают огромный букет. Да. Потом это будет веник… Но красивые багровые розы! Как кровь. И, чуть не на одно колено садясь — дарят…
— Зачееем?! — я испугана. Я хочу убежать.
— Это просто так. Могу же я красивой девушке подарить цветы!..
Не помню. Совсем не помню, как мы вдруг стали в компанию приходить вдвоем, ловя на себе изумленные взгляды. Мы не встречались. Мы разговаривали. И, как-то неожиданно, я поняла, что он мне нужен. Потому, что под взглядом Славки с очередной девушкой меня защищал Михаил. Он просто мог взять за руку и увести, если шутка была для меня обидной. Хотя, чаще всего злился, потому, что со Славкой мы зацеплялись на любой теме и ругались до хрипоты. Мы слишком были хорошо знакомы друг другу.
Помню нашу первую размолвку. Я уже была влюблена, хотя по-прежнему уворачивалась от всяких подарков и материальной помощи. Вот что за люди — эти мужчины! Бесит! По-моему, мы из-за этого и поругались. Ведь «его девушка должна одеваться хорошо!». На что я ответила, что и не его. И не должна.
— Ты хочешь детей, Ольга? А хочешь в Питер? Там мой папа. Там мои друзья. Я совсем скоро туда уеду. И ты будешь со мной. Ты бы вышла за меня замуж? — не предложение. Но хор-роший разговор на улице, когда мы по морозу идем в гости к друзьям… Он сбежит сразу, если я хоть в чем-то соглашусь. О чем вы! Риторические фразы. На такой вопрос и получил такой ответ.
— Я ни за что не хочу детей! Я еще не каталась на байдарке, не прыгала с парашютом, не насладилась своей свободой! Вот когда эта свобода мне уже в печенках сидеть будет — вот тогда поговорим, если ты еще будешь поблизости. И в Питер я не поеду! Там холодно. Мне не хочется знакомиться с твоим папой-полковником. Мог вас с мамой и не бросать. Мне не хочется уезжать. Я, наверное, единственный человек в этом городе, который не хочет уезжать. Не люблю крупные города. Хотя, Питер мне и нравится больше Москвы.
И мы ввалились в гости, уже дымясь от злости друг на друга… Я не из тех девиц, что позволяют другим определять свою судьбу! А такое приказное вмешательство вообще терпеть не намерена! И вечер был испорчен. Потом явился Славка, ради исключения, один. И мы переругивались уже и с ним. И тут… Михаил просто сел перед моим креслом и стал обнимать и целовать мои колени…
When there’s no love in town
This new century keeps bringing you down
All the places you have been
Trying to find a love supreme
A love supreme…
И в этот момент я попала… Определенно, если сердце ушло в пятки, то целуя колени, его можно с легкостью достать… А дальше были сплошные скандалы вперемешку с излишне романтичными примирениями. И постоянные упреки:
— Ты сказала «Шляться с подругами» — это недостойное слово для моей девушки. Ты кто? Шляются только шлюхи!
— Это нормальное слово. Так и скажи, что тебе не нравится именно компания! Тебя бесит, что я подружилась с Аней? Город небольшой — мог предположить, что так случится.
— Гуляй с кем угодно!
— Да, я буду гулять с кем угодно, если ты не звонишь и отменяешь встречи, не предупредив. Лучше мы с Анюткой перемоем тебе косточки, чем сидеть дома и реветь. Ты этого ждешь?!
Кидать трубку? Это женская прерогатива! Бесиииит! Это нервное злобное существо, которое то позирует перед обществом, мной, собой… То ведет себя тупее стада баранов! БЕСИТ! А потом этот скандал… Что-то ему сказал Славка. И оба молчат. А я должна догадаться… Да пошли вы! ОБА! Неприятно только друзей бросать из-за непереносимости вас обоих. Рожа кирпичом — и вас нет. Я тоже умею вести себя «на люди»…
И вот звонок от него. Я надеялась, что не позвонит… Столько лет прошло. Сыну недавно было пять…
— Привет, Миш.
— Здравствуй. Что за история? Чего ты хотела? Что-то с Витькой?
И увиливать от ответа, или скрывать детали — нет смысла. Это тот человек, который никогда не даст высказаться второй раз. Каждое слово решающее. Как меня это бесило всегда!
— Михаил, я влюбилась. И мне нужна твоя помощь. Нет. Какие деньги! Просто давай встретимся и поговорим?
— Через час заеду. Ты все там же? Нет? Давай адрес. Сама не водишь? Глупышка. Хорошо. Час.
Невзаимная любовь.
Одинокая игра.
Недожеванная песня с утра.
Не проснувшись — надо в путь
И по улицам людным.
И опять день будет очень трудным…
Да, когда-то эта песня была о тебе.
Смска от Вадима… Сегодня не может. По-моему, что-то случилось… Для разнообразия подумаю, что на работе. Ничего, сонЦе, у меня второе свидание. Завтра поговорим. Целую…