Рабочий день тянулся невообразимо долго. Утром, занятая конференцией, потоком студентов, подошедших «за справочкой», звонками и перепалками с начальством, я ни о чем почти не думала. Иногда, вспоминая, поглядывала на телефон, но потом, со вздохом, откладывала его на дальний край стола.
Бухгалтер Наталья Филипповна, молодая пухленькая женщина, сидевшая за столом напротив, шутливо подмигивала, что, вероятно, жду любовных посланий. К обеду я не выдержала и сказала, что если телефон пиликнет сообщением, разрешаю швырнуть его в стенку, а если будет звонить, то можно сразу в окошко. Филя загадочно улыбнулась и выдала в своем духе, что молодо оно зелено, а любовь она — морковь. Но вслух меня больше не доставала. Люблю эту клевую дурынду: она умная ровно настолько, чтоб справляться с работой косячно и лениво, но и чтоб уволить повода не нашли, а в вопросах житейских — спокойная, как грузовик, и мудрая, как гадюка. Мне б так…
После обеда я засела за бланки и регистры. Бесконечные буковки и цифры помогали мне отвлечься от грустных мыслей про учителя и утренние слова. Через полчаса вбивания данных, голова окончательно поехала.
Люблю крепкий чай. В приемную закупают самый дешевый «Майский» в пакетиках. Когда после второй кружки за день, кофе уже отказывается бодрить, то два пакета этого чудного зелья с сахаром на кружку кипятка — поистине оживляют. Не иначе, как черная магия и происки Вельзевула. Душу за крепкий чай!
Пришли две подружки-хохотушки бальзаковского возраста — преподавательницы с истфака — и начали активно совать Филипповне каталоги орифлейма и пробники «подлинных брендовых» духов из конфиската.
Я щебечущей компании была откровенно до лампочки. Они полгода заставляли меня толком краситься и прыскали украдкой своими вонючими сладкими духами, от которых определенно была польза — на обратном пути в автобусе вокруг меня был исключительно этот «изысканный аромат», а не прижимающиеся со всех сторон пассажиры.
Когда веселая компашка сговорилась и, чуть не держа меня за руки, толпой принялась красить в три руки, то добились тетки исключительно обратного эффекта. Начальник, внимательно оглядев красную распухшую рожицу, погрозил им пальцем и отправил меня лечиться домой. Аллергия — отличная вещь. По крайней мере, от эстетов-сетевиков спасает.
Сегодня же мне было так пусто и одиноко, что я даже жалела о своей непричастности. Так странно. Вроде работаю, вроде общаюсь, к моему мнению прислушиваются, над шутками смеются, но своей в коллективе себя не чувствую. Будто чужая девочка пришла ненадолго посидеть — вроде и прогонять смысла нет, вроде и говорить с ней не о чем. Ну не умею я перемывать косточки коллегам в таком злорадном ключе и следить за пятым мужем какой-нибудь знаменитости — совсем не интересно! Повышение пенсионного возраста, конечно, обидно, но обсуждать всерьез тоже как-то неприлично. Молодая, вроде, девушка. Да и толку зубами скрипеть, если поделать ничего нельзя.
С начальником иногда было весело. Сто сорока килограммовый ректор, задыхаясь в плотном галстуке и изрядно промокшей от пота рубашке, мог часами рассказывать о том, каких влиятельных и известных людей знает, кто из перспективных учеников обязательно высоко пойдет, а кто так и будет сидеть под юбкой у матушки. Но больше всего ему нравилось меня смущать: «Оленька, а ты бывала в подземельях нашего главного музея? Нет? Хотя, да, о чем я. Сам давненько туда заходил в гости к своей подружке — трахались там, как кролики. Ага. Быстро, потому что холодно!».
Первое время я не знала, как на это реагировать, и на что мое начальство намекает, и намекает ли. А потому молча хихикала, иногда краснея на самые неприличные шутки. Но, в конце концов, смеяться тоже надоело, а скромненькой доброй девочке работы наваливали вдвое, поэтому шутки стали отскакивать, не долетая до ушей, а начальство воспринималось, как жужжащий старый котел: пыхтел над плечом — делала вид, что усиленно тружусь, горячился, что того гляди лопнет — старалась сдать почти вовремя. А наглел и заставлял бегать везде, как масло в чашке, так вылью на него пару заранее приготовленных фраз без лишней эмоциональности. Если надо отпроситься, то отлично работали отмазки про ПМС и заболевшего ребенка. Все женские невзгоды начальник воспринимал, как адские муки неплохого человека, которого угораздило родиться женщиной.
Сегодня я в очередной раз оказалась виновата, что не предупредила завкафедрой о грядущей проверке. Молча стояла на ковре минут двадцать, а потом повернула монитор и показала дату сообщения на електронке. Начальство поджало губы, но тихо бурчало под нос еще некоторое время.
— Не цените вы меня, Тарас Львович, — говорю я, хитро улыбаясь. — Уйду я от вас.
— Да куда ж ты пойдешь? — спрашивает гроза универа и не собирается верить.
— Так сами же везде меня посылаете, по долгу службы со всеми знакомите, теперь вот в министерство зовут. И к дому ближе. И зарплата больше…
— Это к Лариске Михалиной, что ли? Считай, что уже не зовут. Позвоню я ей, выскажу, как ценных кадров переманивать.
— Так ценным-то платят больше, а не перспективы карьерные обламывают, — говорю я, пытаясь понять, шутит ли он. И шучу ли я…
— Стимулирующих лишу — еще веселее запоешь! — возмущается начальник и тут же спрашивает, где оставил портфель. Тащу искомое со своего стола (опять мне документы смял!), и про себя костерю трухлявого криптозадожряка пентюхляем и лютодуботрюнделем. Радует, что даже спустя годы, как я уволюсь, мое устное творчество еще долго будет общеуниверским народным творчеством. Не злите женщину с фантазией! Во как.
По привычке беру телефон и смотрюсь в черный экран, как в зеркало. Так странно, ведь все утро не звонит и не пишет. Ну, допустим, утром я ничего не слышала. Прокатит такое? Или не расслышала конкретно. Ну, или не знаю повод — кому и зачем он это сказал. В конце концов… А вдруг не про меня? Но ведь ушел не прощаясь и пропал, а значит, плохо все. Снова проглотила ком обиды. Нельзя эмоций. Нельзя.
Телефон обиженно тренькнул в руках. Включила. Ёмоё! Три смс, два пропущенных и голосовое сообщение.
«Привет. Убежал с утра. Обиделась?».
«Точно обиделась! Сфоткай, как губы надулись».
«Ну, в чем я виноват опять?».
Сообщения пришли еще до обеда. Дальше звонил подряд. Это я у начальства была. Филька, зараза, ухмыляется и просит телефоном в нее кидаться. Зашел Тимирязев с зачеткой, ему вместо Фильки влетело бумажным комком прямо по очкам.
— Гляжу, у вас тут весело! — шутит студент, — Мне бы Петриченко поймать.
— Все завтра! — практически кричу я и выбегаю, пытаясь не зареветь до того, как моя рожица скроется за дверью.
Не знала, что получить смски так, будто, все нормально, это еще обиднее, чем не получать. Мне бы пару дней. Пару дней! Я бы успокоилась, перестала бы Вадима считать своим, перестала бы при мысли о нем сразу ощущать его объятия, вспоминать, как на палец накручивала его волоски на груди, а он ворчал… Он еще слишком близко к телу. К телу ли! И я не могу поверить, что уже не повторится, а потому все это болью бьет по глазам и прорывается слезами! Мне бы пару дней остыть, чтобы воспринимать, как друга. Чтобы скрыть, а потом совсем подавить эмоции. Пусть они тлеют где-то внутри, пусть болит и ноет, но дайте мне погасить основной пожар! А тут, еще не успев уйти, снова дарит надежду…
Хочет ли женщина, чтобы ей врали? Я точно отвечу — ДА! Сначала не верится, кажется нелогичным, но факт. Если бы при встрече мужчина говорил мне что-то вроде: «Сначала будет весело, а потом разбежимся», или «хочу вкусную еду, и чтоб ты за мной прибирала», или «вообще-то на неделе уже занято двумя девицами, но, так и быть, сегодня я с тобой»… Наверное, я бы такой правде рада не была.
Желание нравиться заставляет нас приукрасить себя и словами, и делами. Любовь творит чудеса, превращая скучного сухого человека в нечто новое и чудесное, чем он прежде не был, но расцвел, благодаря счастливым восхищенным глазам, смотрящим на него. Влюбляясь, мы счастливы в своем неведении правды, в своих песочных замках, а вера помогает добавить цемента и бетона к хрупкому строению. Вот почему мужчины боятся взрослых маленьких девочек в розовых очках…
А у маленьких девочек свои причуды. Вспоминаю фильм «Сбежавшая невеста». С одной стороны, подруга говорит девочке, что ее беспомощность и восторженная мордашка сражают мужчин наповал. Ведь девочке так хочется помочь, ее так хочется изучить и научить! А с другой стороны, девочка видит сильного и славного мужчину и влюбляется настолько, что сама становится немного им: дайте ей такую же яичницу и те же увлечения…
Но жизнь девочки там приукрашена. Вряд ли она убежит от избранника перед алтарем — скорее потеряет себя и будет жить, измененная по образу и подобию своего мужчины. Или поскучневшая и оставленная на обочине дороги этим мужчиной.
Маленькие девочки так прелестно чисты отсутствием закрепителя на их тонком и почти детском характере. Им непросто найти саму себя. Не просто удержать границу. Непросто оставаться такой маленькой девочкой, когда обижают раз за разом, а возраст летит в темпе ракеты, неизвестно куда. Маленькие девочки, способные с восторгом и почитанием, смотреть на своего мужчину и верить в каждое его слово, а если не верить словам, то верить в его силу, смелость и величие… Они способны совершать чудеса. И ломать привычный ход вещей. Поэтому их так боятся взрослые и суровые мужчины. Ведь внутри даже самого угрюмого она способна разглядеть росток нежности и тепла.
Именно ради таких маленьких девочек, лишенных коварства и расчета, полководцы брали города и страны, астрономы открывали звезды, поэты, музыканты и художники творили свои шедевры… Ничто и никогда не сравнится с преданной и сильной, самоотверженной и глубокой любовью мужчин. Мужчин, способных выстоять в бою, победить дракона, даже если драконом является сама женщина, мужчин, способных принимать решения и брать ответственность. Ничто не сравнится с силой любви мужчин!
Мы — женщины — так любить не умеем. Мы думаем, что нас любят за красоту и округлости, что нас любят по привычке или за особые качества, да мы вообще никогда не верим, что нас любят! Вообще! Поэтому и ведем себя мерзко! Но когда мы любимы, мы готовы любить также сильно, готовы преумножить! Готовы, теряя красоту и формы, рожать любимым наследников, готовы оставить работу и друзей, если это мешает семье, готовы полностью зависеть — а это значит падать спиной в пропасть, закрыв глаза, и не проверяя поймают или нет. Ни один мужчина не согласился бы сидеть дома, не будучи даже уверенным, останется с ним пара или нет, будет кормить или нет, согласится заботиться, или нет. А женщина доверяет. Женская сила в вере. Она, а кому же еще, как не ей! Только исключительно маленькая взрослая девочка знает, что ее мужчина самый лучший и сильный. Только она знает, за что его прощать и миловать, а за что казнить бесчувственным взглядом. Только ОНА — маленькая восторженная девочка, балансируя на краю, между потерей себя и обретением гармонии, создает жизнь и смысл. Потому, что никто не сможет так безумно, рискуя всем, влюбиться и заразить своим чувством весь мир. А без любви все потеряло б свой смысл…
Жива ли во мне эта мифическая, смелая и хрупкая маленькая девочка? Или уже давно зачерствела, закостенела и засохла, под ядовитыми совами былых обид и потерь? Может, давно осталась от живой девочки только смешная кукла, да и ту поломали?
Прослушиваю сообщение. В гулком общественном туалете никого нет. Хорошо, что лекция! Но все равно, родной и знакомый голос пробирает до дрожи…
«Платье купил. Больше не ругайся».
Какое, к черту платье?! Да я вообще! Совсем! Никогда! Не согласна!!! Телефон все-таки падает на кафельный пол. Почему-то руки дрожат… Да чего он там купил?! Да я сама себе угодить не в силах! Опять расстройство! Нет! Ну, вот это же наглость!!!
Смс: «Платье синее». Одной головной болью меньше. А меньше?
В сумбуре мыслей и чувств пытаюсь что-то ответить и оправдаться, что не слышала телефон. В голове хихикает и танцует маленькое чудное семилетнее создание. Наверное, это все-таки счастье… Хватаю сумку и бегу вниз.
С радости обиженному студенту, ждущему меня все с тем же бумажным комком в руках и сидящему на моем столе, посылаю воздушный поцелуй. Завтра. Все завтра. Сегодня уже точно никого не поймают, особенно меня! Рабочий день кончился!
Вадим стоит рядом с машиной и курит, в легкой кофте, несмотря на погоду. Я подлетела, прыгнула обнимая, вжалась в плечо носом! Никогда не знала, что можно так бежать сломя голову, и поймают. Никогда не замечала за собой склонностей, чтоб «как в кино». Сжимаю его крепче и крепче. А сильно обнять — все равно мало. Смеется. А я его съем! Потому, что МОЁ.
А слова? Кому, к черту, нужны эти слова, когда есть поступки.
«Квартирный вопрос»
Дело было вечером. В кружках остывал чай. В зеленой плавали кружки толсто напиленного лимона. В красной медленно таял сахар. В этот раз DEX не стал пользоваться ложкой, а просто насыпал из сахарницы ровно на треть чашки. Разговор был сложным и долгим.
– Феник, может быть, мы все-таки поговорим? Ну, как взрослые образованные люди? Я вообще-то специально для этого учился, а ты мне сколько трафика сожрал, закачивая терабайты всякого образовательного… должно же оно тебе пригодиться. Хотя бы раз в жизни. Например, сейчас вот очень подходящий случай. У меня как раз мысль поговорить с тобой о призвании, миссии… нет, миссия не в плане бытовых вопросов, а более глобальная. Дело всей жизни. О понимании. Вот ты можешь понять, что если я сейчас упущу эту возможность, то никогда себе не прощу? Что, ты простишь? И поймешь? Это не вариант, мне все равно надо ехать. Хорошо, давай попробуем с точки зрения смысла жизни. Вот как ты думаешь, какой смысл в моей поездке?
DEX быстро проанализировал услышанное и решил, что вопрос риторический. Тем более что хозяин про него уже говорил. Раз пять. И про миссию тоже. И про то, что он уже взрослый киборг и местами даже самостоятельный. Феник допил чай и сосредоточенно взялся за посуду. Хозяин мониторил все его действия и перемещения и ходил по пятам, убеждая в важности отъезда.
– Так, выкинь из головы эти слова, они не с той точки зрения описывают ситуацию. Да они образные и характерные, но описание, хм, с подтекстом из другой области получается. Так вот на эту область мы переходить не будем. Что ты хочешь от меня услышать? Что я зае6а…. со всем этим тут? И мне нужны перспективы. Так, убери от меня этот график. Я все равно поеду. Ну вот какого импланта? Знаешь, это не просто порабощение, это эксплуатация. Я за тобой хожу уже третий день, чтобы уговорить, чтобы ты понял и согласился. И что? Мне еще три дня ходить за тобой и выпрашивать прощение? Ты зануда. Кстати, а почему именно три дня девять часов и пятьдесят две минуты? Ах, потому что в девятнадцать сорок семь у меня билет и за три часа я успею доехать до космодрома. Да знаешь, кто ты после этого?
– Киборг. Хозяин, отвали, убираться мешаешь.
– Феник у тебя совесть есть? Ну, хотя бы в виде утилиты?
– Нет, могу вставить. – DEX взялся за швабру, хотя пол и так был чистый.
– Ну пойми, не получится у меня одновременно проходить стажировку и работать, чтобы оплатить себе проживание. И еще раз работать, чтобы кидать тебе деньги на жизнь. А так будешь жить в своей комнате и сдавать всю остальную квартиру. И все будет чик-чирик. Ты еще долго обижаться будешь?
– Да, три дня девять часов и сорок одну минуту.
– Ну, хочешь праздник? Два? Сейчас и когда вернусь? Это всего несколько месяцев. Один и два… то есть двенадцать. Ну, ты какой-то неправильный киборг. Другие вон рады от хозяев избавиться, даже в виде ужастика. А ты что? И заметь, я ведь сам предлагаю.
– Ты не с той стороны предлагаешь.
– Не понял?
Рент завис, наблюдая, как Феник быстро перезаряжает посудомойку, ловким пинком направляет пылесос в сторону дивана, одновременно меняет программу духового шкафа, и активирует пылепоглотитель.
Вечером договорить и договориться не получилось. Рент завернулся в одеяло, но сон упорно не шел. Зато мысли разные в голове крутились. И почему-то все о киберах. Вспомнился и ролик из программы о сорванных машинах, которые убивали в какой-то извращенной форме своих хозяев. Например, симпатичный белоголовый DEX на видео одновременно насиловал своего хозяина и отрывал куски от человеческого тела. Рент юмора не понял – обычные камеры DEX’ы спокойно могли засечь датчиками, а этот как будто позировал, вместо того чтобы грохнуть потихоньку и смыться. Или вот шоу вспомнилось, тоже ужастик, но более реалистичный: какой-то шизанутый мудак ворвался в бордель с Irien’ами. Перестрелял людей из администрации, глуханул двух киборгов из охраны спецжетоном (и откуда такая штука у обычного психа?), приказав им отключиться, а остальных киборгов подчинил тем же жетончиком. А затем долго и методично прожигал плазмой внутренности Irien’ов, засовывая дуло бластера то в задний проход, то в вагину. Рент передернулся – зарекался же смотреть галаканалы на ночь. Потом или не уснешь, или хрень какая-нибудь приснится. Но вот все-таки интересно: сюжет подавался как о сорванных киберах, но Irien’ы там были послушные – подчинялись жетону и умирали… С выжженными внутренностями даже машинка не может функционировать. Был бы там хоть один сорванный киборг, а так там был, похоже, только сорванный человек. Да еще и маньяк. Это же надо додуматься трахать киберов бластером, орать при этом, что спасет мир от разума и жать на спусковой крючок, чтобы кибермодифицированные тела разрывались на клочки белыми лучами плазмы. Парень уже несколько раз закрывал и открывал глаза, но словно воочию видел вспыхивающий луч огня и брызжущую из разрывающихся тел кровь. Лучи быстро и жутко вспарывали человеческую кожу, перерезали мышцы и кости, раны становились больше и шире, и сквозь обгорелую и чадящую плоть вываливались местами обугленные и спекшиеся куски, в которых с трудом опознавались внутренности. А псих восторженно совал бластер между ног Irien’ам женского пола или в задницу Irien’ам пола мужского, выставлял заряд на полную мощность, жал на спуск, менял батареи… И страшнее всего были мертвые глаза киборгов, которые выполняли приказ владельца жетона: подходили, раздвигали ноги или наклонялись – и взрывались, разлетаясь фонтанами органики… Картинка была слишком реалистичной, и Рент даже почувствовал запах горелого мяса. А во рту возник ржавый привкус крови.
– Хозяин, ты чего не спишь? – Феник опустился на корточки возле дивана.
– Да так, – Рент давно перестал шугаться того, как бесшумно и быстро может передвигаться по квартире DEX.
– Ясно. Хочешь, полежу с тобой?
– Ладно. – Рент прикинулся, что делает одолжение, но на самом деле был рад. Теплый и сильный DEX защищал от плохих снов даже лучше, чем в реальной жизни от хулиганов.
Утром Феник привычно сработал вместо будильника. Это соревнование у них было давно: киборгу надо было каждый раз найти новый способ разбудить хозяина, а человеку продержаться хотя бы пять минут.
– Хозяин, ты проиграл. – Феник прекратил целоваться и выпустил взъерошенного и окончательно проснувшегося Рента. – Семнадцать минут. Раздевайся.
– Я в следующий раз с тобой на пятнадцать поспорю.
Рент нехотя стащил с себя футболку. Сложил руки перед грудью и несколько раз, на пробу, спружинил в коленях. Первый удар он пропустил, как, впрочем, и второй и третий. Частично блокировать смог только шестой, и то потому, что киборг отрабатывал стандартную связку, которую они обкатывали много раз. На восьмой минуте парень понял, что выдохся. На одиннадцатой решил, что глумление над трупом с помощью спорта – это не гуманно и попахивает инквизицией. На четырнадцатой на него снова снизошло озарение, что во время тренировок как бы киборгов бить положено, удары на них отрабатывать, а не наоборот. На семнадцатой минуте Феник позволил ему упасть на пол и за эту милость был обозван благодетелем, правда, эпитеты, прилагающиеся к восхвалению, были исключительно нецензурны.
– Поговорим о разумности. – Рент почувствовал, как его потыкали в бок носком кеда. – Разумно каждый раз увеличивать физическую нагрузку, а не укорачивать время тренировки.
– Пятнадцать минут, – выдохнул хозяин. – Спорим, что не успеешь?
– Договорились, – кивнул киборг. – Как раз у тебя будет еще один спарринг накануне отъезда.
Человек попробовал зарыться головой под имитацию доски на полу, но номер не прошел. Покрытие было намертво приклеено к полу, а зловредное оборудование уже примерялось, как бы ловчее транспортировать хозяина в душ. И почему-то, по мнению кибера, самый удобный вариант перемещения был – за одну ногу в вертикальной плоскости.
Все-таки настроение у кибера испортилось, и последствия были печальны. Вместо обещанного пирога с зеленью и сырными гренками, на столе красовались тарелки с вегетарианским супом.
– Между прочим, ты про другое блюдо говорил, – хмуро заметил Рент, – а обещания выполнять надо.
– Могу прямо сейчас, – согласился Феник, – но тебе тогда придется мыться по новой.
– Почему?
– Ты пообещал, что я смогу тебе вылить еду на голову, если ты ее не одобришь.
– И когда это было?
– Когда я готовить учился. Это был отличный мотивационный стимул.
– Это была просто дурацкая идея.
– Не одобряешь? – Киборг предвкушающе зажмурился и потянулся к тарелке.
– Одобряю, – торопливо буркнул Рент и взялся за ложку.
Логики он и сам не видел в подобной установке, но после четвертой реставрации кухонного блока, и это не считая мелких восстановительных работ, готовить стал Феник. И почему-то с первого раза еда у кибера стала получаться не только съедобной, но и вкусной.
– Смотри, сейчас для нас важно что? – Рент говорил с полным ртом. – Найти хороших квартирантов. Чтобы вовремя платили денежку, не создавали проблем, не мусорили зря, а то…
– А то убью… – кивнул киборг.
– Хм, тогда у них не будет шанса осознать и исправиться, – возразил Рент. – Может, как-то менее радикально?
– Прибить, но не сразу? – уточнил кибер.
– Лучше не прибивать сразу. В конце концов их можно будет, если что, потом и заменить.
– По гарантии поломанных людей не меняют.
– Ну ты… тогда не до конца… как-нибудь…
– Я подумаю над этим. – Киборг налил себе добавки.
– Ну, хочешь… сам выбери, – предложил Рент. С трудом представляя себе, как будет объяснять будущим квартиросъемщикам, что к дешевой и годной по всем параметрам жилплощади еще прилагается в довесок кибермодифицированный жилец нестандартного поведения.
Первые желающие откликнулись на объявление через тридцать шесть минут после того, как предложение вывесили в общий доступ. По телефону звучали весьма пристойно. И даже сами признались в традиционной ориентации, вежливости и согласии на все условия. Все вопросы решили быстро, дистанционно и ко всеобщему удовольствию. Вечером ребята должны были подъехать за ключами и перетащить часть вещей.
Первой мыслью Рента, когда он открыл дверь, стал зарок никогда больше не читать ужастики, не смотреть кино с рейтингом хард и отказаться от халявного приглашения на осенний вампир-бал. Парочка, нарисовавшаяся на пороге, была слишком колоритной для нервов обычного аспиранта. Особенно выразительно в полутемной прихожей смотрелись светящиеся татуировки. Не то чтобы именно вся анатомия человеческого тела была прорисована, но выглядела довольно реалистично.
– Они тоже люди, – невозмутимо похлопал хозяина по плечу Феник.
….Феник позвонил сам ровно через два месяца, до этого благополучно отвечал на сообщения и даже выходил в чатик пообщаться с хозяином. Снова поболтали о делах, Рент рассказал о своей стажировке.
– Хозяин, я тут собираюсь сорваться, – спокойно доложил киборг в самом конце разговора.
– Куда? – поинтересовался Рент. Ну, мало ли, отдохнуть захотелось человеку. Ну и что, что не человек, любая техника имеет право на отдых.
– Неправильный вопрос, хозяин. Не «куда», а «какого хрена» надо говорить, – подсказал киборг.
– Ладно, какого хрена? – послушно повторил парень.
– Меня сделали папой, – обреченно признался Феник.
– За что? – поразился Рент.
– За многое, – вздохнул кибер и стал горестно перечислять: – за доброту, за умение находить язык с детьми, за вкусную кашу, за…
– Подожди. – Рент помотал головой, цифры почему не складывались, – но детьми за девять месяцев после процесса обзаводятся. А тут только два прошло? Ты чего, реплицировал?
– Упаси процессор, – открестился киборг.
– Тогда я ничего не понял.
– Это видно, – согласился киборг, – но меня вообще-то спасать надо.
Три дня отпуска пришлось выбивать долго и со слезами в голосе, но вырваться удалось. Дома Рента поджидали интересные изменения. Во-первых, было шумно, многолюдно… то есть многодетно, а его собственный киборг встречал хозяина с выражением загнанной на переправе коняшки, которую не то чтобы менять – пристрелить уже поздно.
– А это зачем?
– Это Васек, те трое – его генетические братья… – стал покладисто объяснять киборг.
–Хм, они не похожи и вообще разноцветные, – усомнился Рент, разглядывая беснующихся детей.
– Генетические братья по разуму, – уточнил киборг. – С низким коэффициентом… в родителей, очевидно.
Тут Рент согласился: чтобы заделать таких… альтернативных детишек мало одного коэффициента.
– Вон тот – Стенька, а те пятеро вообще пришли сегодня первый раз вместо Шагги и Эрта.
– А чего пришли? – не понял парень.
– Не знаю, – устало выдохнул киборг и не глядя протянул руку, подхватывая сверзившегося со стенки пацаненка лет восьми. – Но им тут нравится. А квартира уже полтора месяца объявлена территорией свободного развития.
– А где те страшненькие? Ну, которые заселились?
– Не вынесли произвола и собрали вещи двадцать дней назад. Детей пересчитали перед выходом и оставили.
– Зачем пересчитывать тогда было? – недопонял Рент.
– Чтоб никого по ошибке не забрать.
– Хм… а сколько их было?
– Четверо. В начале, – доложил Феник, мрачнея.
– А остальные?
– Размножились.
– Как?!
– Волей родительского произвола. Соседи приходили жаловаться на шум, а потом приводили детей и уходили без них.
– А раньше ты позвонить не мог? – возмутился Рент, пытаясь снять со своей спины запрыгнувшую туда девчонку.
– Нет, за этот месяц еще была получена оплата за квартиру.
За три дня найти родителей, отсортировать детей и развести отпрысков по домам оказалось непросто. Детишек взрослые признавали сразу, но забирать обратно категорически отказывались. Мотивируя это тем, что у дяди Финика всей ребятне очень здорово и лишать будущее поколение отличного времяпрепровождения противоречит правам и нормам этической морали высокоразвитого общества.
Рент научился ругаться, бодро и доходчиво. Моментально вник в вопросы педагогический психологии и психологической педагогики. Но каждый час все равно кто-нибудь приводил детеныша или нескольких, самые продвинутые детки заявлялись сами и ныли с большим упорством под порогом. Рент менял идиоматические выражения на кроликов, кошечек, ежиков и собачек и под эти обороты разводил чад по домам.
Под конец парень озверел настолько, что наклеил на дверь объявление о том, что владелец квартиры переквалифицировался в педофила и ждет не дождется новеньких детишечек. Под доносящиеся с площадки угрозы – воззвания к общественности звучали громко и задорно, но в дверь уже не ломились и мелких подбрасывать перестали – Феник радостно убрал всю квартиру. Даже без соревнования на скорость. И сразу же завалился спать.
Новых квартиросъемщиков Рент увидел за полтора часа до отлета в космопорт. На вид парни выглядели прилично, разговаривали тихими вежливыми голосами, представились работниками социальной сферы услуг. Рент обменялся с парнями крепкими рукопожатиями, подмигнул Фенику и умчался обратно на свою стажировку.
– Хозяин, я тут точно сорвусь, – пожаловался Феник через два месяца.
– Рассказывай, – понятливо кивнул Рент.
Это было долго и мучительно больно, – начал признаваться киборг. – Сначала они занимались этим друг с другом, потом к ним стали приходить другие люди, у которых они «любимчики» – и они занимались этим все вместе. Потом они пытались принудить к этому и меня.
– Ты не согласился. – Рент очень сильно постарался, чтобы лицо не выражало крайнюю степень коктейля из разных чувств: начиная от досады и заканчивая злостью.
– Нет, – поник головой киборг, – потому что при этом они еще и поют.
– Выезжаю. Ты там попробуй продержаться.
Звуковая волна едва не сбила с ног. Мощность и насыщенность оказались настолько яркими, что Рент минуты две пытался осознать, где он и что происходит. Потом почему-то подумал о том, что, наверное, музыку специально громко врубили, чтобы никто криков не слышал. И почему-то совсем упустил из виду, что боевой DEX работает бесшумно и никто бы по любому ничего не услышал.
Взаимопонимание нашли быстро, при помощи интернациональных жестов. «Любимчики» оказались вполне компанейскими ребятами, накачали Рента пивом под завязку, сунули под комбез инфокристалл с записью нового альбома и клипами. И предложили дать им на время попользоваться кибером, потому что он умеет неплохо танцевать под хардкоп – то есть совершенно потрясно дергает всеми конечностями, причем в разных направлениях. На это Феник ответил, что это он так злится. С музыкантами пришлось распрощаться не из-за непристойных предложений, а из-за того, что концерт у них провалился и оплату они просрочили. Рент их даже простил частично и с чистой совестью утвердил в качестве новых жильцов парочку девушек.
– Хозяин, я уже сорвался, – исправно доложил киборг ровно через три месяца.
Рент обреченно пошел улаживать вопрос с трехдневным отпуском по вновь открывшимся семейным обстоятельствам. Подробности по видеофону даже узнавать не стал. Уж если боевой киборг повышенной домохозяйственности зовет на помощь, значит, надо срочно бежать и помогать. Ну или хотя бы решать грамотно вопросы с утилизацией лишних свидетелей.
Девушки были симпатичные, неопределенного возраста и склонностью к повышенному романтизму. Одна оказалась слегка беременной, вторая пребывала в гневе за измену. Рент честно попытался объяснить ситуацию с точки зрения биологии и человеческой анатомии, а также инновационных биотехнологий, но не преуспел ни в одном направлении. Зато вино было на высшем уровне, а закуска диетического содержания. Опьянение накатило быстро, веселье набрало обороты и, кажется, Рент за полчаса успел признаться в любви сразу обоим квартирантам и собственному киборгу. Уточнить, возлюбил ли он кого по-настоящему, было, с одной стороны, стремно, с другой – чревато. Императив истины зачастую конвертируется в определенность обязанностей, а переходить на личностные параметры парень был явно не готов. Даже по пьяной лавочке и под влиянием хорошей гулянки.
Утро встретило парня крепкой головной болью и покачиваем всех плоскостей. На осознание, где он и с кем, ушло минут пять.
– Хозяин, – скромно заметил Феник, – может быть, ты отменишь приказ? А то я с тобой совсем не выспался.
– Отменю. – Зря, конечно, он кивнул головой. – Отменил. А какой он был?
– Тебе лучше не знать.
– Ясно. А чем тебе девушки не угодили?
– Они хотят натуры.
– И?
– Моей.
– А зачем?
– Для обустройства жизни. – Киборг стал говорить торопливо, желая успеть высказать все наболевшее: – Они не могут поговорить друг с другом сами и зовут меня, чтобы я сказал этой дуре и там много всего… все перечислять не буду. А еще у них ломаются ногти, и по этому поводу мне надо плакать, а если я не умею, то я «бесчувственный чурбан». Ломаются каблуки – и я должен носить их на руках, хотя более рационально просто переобуться. Ломаются они сами, и тогда приходится долго сидеть рядом, вытирать сопли и говорить комплименты. И это кошмар. Хочется убивать. Можно?
– Да-а-а… – сочувственно протянул Рент.
– Правда? – оживился киборг.
– Нет!
– А я надеялся…
– Не надо. Платить перестали?
– Угу.
– А по какому поводу?
– Надули губки и хотят натуру. А моя натура их не хочет.
Выселение длилось пять дней с переменным успехом. Девушки солидно окопались на своих позициях и не собирались сдаваться так просто. В ход пошло все: одежда формата «все голое», кофе в постель – хорошо, что киборг принял удар на себя. Лепестки роз и крошки печенья на простыне: розы накрошили от романтики, а печенье – потому что было скучно ждать. Попытки совместного душа дошли до такой степени, что Рент звал Феника составить ему компанию. И это было даже приятнее, потому что спинку киборг потереть мог с эффектом хорошего массажа, а не просто поцарапать коготками, имитируя неземную страсть. Отпуск пришлось продлевать. Жизнь становилась невыносимой, а придирчиво собранные киборгом вещи каким-то волшебным образом прямо в чемоданах просачивались обратно в квартиру.
С тараканами договориться оказалось проще, чем с девушками. Рент, для верности, закупил целый мешок. Красавицы собрались со скоростью профессиональных Iren’ов, а Феник еще потом целый день отлавливал рыжих шестилапых насекомых. И, кажется, от этого процесса, получал больше удовольствия, чем от выселения девушек.
Повод заказать пиццу был, тем более что и время позволяло – целых четыре часа до вылета. Феник радостно и самозабвенно отдался уборке. Рент отдыхал в тишине, медитируя на ползающего внутри стеклянной банки таракана. Последний из «Могиканина» – специального магазина редких тварей, – почти родной. Хоть в качестве домашнего питомца оставляй. Царящие мир и благодать омрачали только мысль о том, что надо как-то срочно снова найти арендаторов, и копошащийся в душе страх того, с чем придется столкнуться через два или три месяца.
– Хозяин, – Феник подошел и развязно развалился рядом на диване, – а тебе принципиально важно, чтобы тут люди жили? Знаешь, мне без них совсем не грустно.
– Так деньги ведь… тебя кормить-то надо, – вздохнул Рент.
– А, может, я это… работать лучше пойду?