Когда на него упала сетка, С-маур удивился. На арранов не охотятся, хотел сказать он людям, и… передумал. В конце концов, он честно соблюдал правила, поддерживая яркую окраску, чтобы любой житель Мира знал, что перед ним ядовитое и опасное существо. Но эти люди пренебрегли очевидным фактом. Они нуждались в наказании за свое поведение. Надо же уважать правила?! Единственное, что вызвало серьезные размышления у молодого аррана, это непонимание, насколько правила о коррекции генетической линии нарушителя работают в данном случае. С животными понятно, там пресекалась вся линия. А что делать в данном случае? К тому же здесь у него полномочий не было. На Дэе были, а тут нет. Но с другой стороны…
— Зачем вы это делаете? — спросил он серьезно. В ответ невежливые люди встряхнули его, как кулек, но все-таки ответили:
— Нам велено тебя привезти. Сказали, что тут ребенок-паук есть. И что ты очень дорог своим спутникам.
— Я не ребенок, мне не так долго осталось до взрослой линьки, — внес поправку арран. — Не знаю, насколько я дорог людям, но не советовал бы вам их злить. Они очень сильные и опасные. Один из них был на Дэе Охотником, а второй Жертвой и даже выжил.
— Ха! Испугал!
С-маура грубо забросили в грузовое отделение флайера, арран плюхнулся на бок, ушибся и решил, что все-таки эти люди — выбраковка, и ему следует принять меры. В конце концов, космос это не только приятное путешествие, но еще и обмен опытом. А с местными людьми ему было чем поделиться, например информацией по селекционированию. Вот эта линия явно нуждается в купировании. Но можно продолжить линию Рона, он немного робкий, но зато сильный и очень неглупый. Подойдет. Надо будет показать данный экземпляр отцу. Он, наверняка, согласится сделать для таких киборгов, а ведь Рон НЕ ТАКОЙ киборг как все, да, для таких надо будет сделать место, где они смогут жить и производить потомство. Заповедник создать! Он может отказаться от карьеры ради идеи заповедника. Конечно, Рон принадлежит Эрику. Но Эрик теперь гражданин Дэи и тоже подходит для улучшения генофонда планеты. Значит, оба получат знак «улучшенная линия воспроизведения». Надо им будет сказать, пусть радуются. Одно дело обычные жители Мира, и совершенно другое — улучшенный генофонд. А лишнее, что там мешает Эрику жить, подкорректируем. Надо узнать, что такое гомицидомания и почему человек этого так боится. Как у людей все сложно.
Эрик вздрогнул, услышав голос сержанта почти наяву и решив, что на сегодня глюков хватит, дал сигнал флайеру остановиться. — Надо в магазин зайти, купить шоколадок.
— З-зачем? — японец попытался связать ситуацию, в которую они попали, с кондитерскими изделиями.
— Для Рона. Сейчас боевая нагрузка ляжет на него, а шоколад это вкусно и питательно, нам рекомендовали давать им сахаросодержащее. Я уже скинул ему задание, займется, пока мы гуляем.
— А почему не просто сахар?
— Ну, во-первых, конфеты вкуснее, — ответил, начиная включаться в жизнь,Эрик, — а во-вторых, они лучше лечат нервы. А кое у кого они сдают. Пойдем в космопорт пешком, тут недалеко. Все равно ждать звонка от похитителей.
В кондитерской Эрик не мудрствуя купил конфетное ассорти и всучил его Асато, после чего поперся какими-то дворами, которые, видимо, не менялись со времен его детства. Во всяком случае, к парку они вышли именно там, где и было запланировано — напротив дырки в заборе. Народу, как ни странно, почти не было. Эрик предложил пройти через парк, мол, все равно ждать, а так можно по ходу полюбоваться аллеями. И гулять все-таки приятнее, чем сидеть и тупо глядеть на экран в ожидании действий похитителей. Возле пруда они немного постояли, рассматривая уток. Те приблизились, осознали, что люди вовсе не стремятся их покормить и лениво поплыли прочь. Эрик криво усмехнулся, потом протянул руку и снял с руки Асато комм, а затем и свой. И прежде чем японец что-то успел сделать, швырнул их в передвижной утилизатор.
— Я люблю здесь бывать, — заявил он, игнорируя возмущение азиата. — Хорошее место, тихое. Народ даже если и появляется, то на той стороне.
— И как с нами теперь свяжутся? Ты вообще понимаешь, что сделал?
— На корабль позвонят, нас там как раз нет. Асато, ты помнишь, что было написано повсюду на Дэе?
Японец припомнил осточертевшее высказывание, которым там украшали все поверхности, как трехбуквенным символом на земле и кивнул.
— Он — и есть тот самый нижний мир. — Эрик опять уставился на воду. — Это хищник, стоящий на вершине пищевой цепочки! Так что на корабль нам надо попасть не сразу, а с небольшой задержкой, поэтому мы пойдем пешком.
— А ему не повредят?
— До тех пор, пока с нами не поговорят — нет. Заложник имеет цену, пока за него можно что-то получить. Для Стейна он ничего не значит, и шантажировать им могут только нас. А нас нет, и фиг дозвонишься. И вообще я не понимаю, зачем его сперли! Логичнее было красть тебя.
— Логичнее, — согласился Асато, стараясь не замечать, как противно сжалось сердце. — Так зачем мы прячемся-то? Можно просто не брать трубку.
— Понимаешь, приятель, человек штука сложная. Купить можно не всех, а вот продать — любого! Поэтому сейчас мы исчезнем окончательно и найдемся только когда это будет выгодно нам. И пусть каждый получит, что заслужил: похитители злобного и голодного паука, полиция — головомойку за то, что нас упустила.
— Ты думаешь, что полиция по коммуникаторам отслеживает наши перемещения? И сливает данные нашим противникам?
— За нами следят с первой минуты, и логично, если обе стороны объединили усилия. Поэтому сейчас мы им затрудним этот процесс, и пусть думают, кто виноват.
Некоторое время они брели вдоль пруда, изображая гуляющих. Эрик не торопился, и Асато пришлось подстраиваться под него. Содержимое пакета в руках постоянно возвращало его мысли к проблеме киборга, и наконец японец не выдержал.
— Ты ведь вчера понял, что Рон из проснувшихся. Что ты собираешься с ним делать?
— Ничего. Мальчишка мне не доверяет. Наверное, я это заслужил… — Эрик поднял камень и швырнул его в воду, коротко пожал плечами. — Теперь я не знаю, как себя вести, пока, наверное, как и раньше. А тебе как удалось его приручить? Почему он доверился практически незнакомому человеку?
— Наверное, потому, что я… Не знаю, так получилось!
Асато замялся, не зная, как объяснить Ларсену, что он не воспринимает их как машины, и что… Ну просто это такие люди и все! И что нельзя, просто нельзя владеть другим человеком. Распоряжаться жизнью — своей можно, но вот так — нельзя! Это неправильно.
Тут он сообразил, что маршрут опять изменился, и Эрик направился вдоль пруда к маленькой служебной лесенке, что вела в спрятанные в земле лабиринты канализаций. Стоя на берегу и не поймешь, что там внутри целое служебное помещение, состоящее из двух комнат, и с выходом к ливневым трубам, с возможностью ходить по дорожкам возле основного желоба, прочищать его… один из многочисленных доступов в огромную систему водостоков. Вела туда лесенка из бетонных блоков, отделенная от основной массы воды бетонной же перегородкой, через которую вода все-таки регулярно перетекала. По частично затопленным скользким ступенькам они спустились до решетки водостока. Под решеткой плескалась вода. Прямо перед ними была дверь, утопленная в берегу пруда и запертая на замок. Эрик подергал ее, убедился, что замок не открывается. После чего показал глазами наверх, на широкий навесной козырек, удерживающий более чем метровую массу газона. Там тоже был люк — аварийный вход на случай, если дверь все-таки затопит. Капитан налег на него и сдвинул в сторону.
— Давай,— сказал он, нагибаясь и опираясь руками о стену. — Лезь. Мне на спину вставай, я следом.
— А что там? — удивляясь происходящему, Асато все-таки выполнил указание: запрыгнул на спину спутника и оттуда в темную дыру. Сам же Эрик просто подпрыгнул, ухватился пальцами за край и, подтянувшись, ввинтился внутрь, словно был не человеком, а самым настоящим киборгом.
— Ползи, — велел он, задвинув люк, — тут скоро будет просторно. Но до этого постарайся никуда не провалиться.
— Где мы?
— Вот сейчас доползем и будем в ливневой канализации. Там светло и сейчас сухо, дождя давно не было. Но все равно, постарайся ни во что не вляпаться.
— Ты эти места хорошо знаешь?
— У отца тут был дом, так что, считай, я тут вырос, и все детство прятался. Сейчас внимание, будет люк вниз. Не провались!
Ползти было неудобно, а то на большом расстоянии стерли бы ладони и колени. Вскоре действительно ход расширился и люк оказался хорошо виден. Подсвечен желтым солнечным светом из ближайшей решетки наверху. Под ногами захрустел мусор и листья. Убирались в ливневке редко.
Довольно долго они брели молча. Асато попытался запомнить дорогу, но быстро сбился и теперь боялся отстать от спутника. А Эрик наслаждался. Один раз он обернулся, сверкнул глазами из-под спутанной, грязной от паутины и пыли челки и произнес:
— Как же я люблю эту работу, коп! Вот она, жизнь!
— Тебе скучно?
— Можно сказать и так. — Эрик обернулся, замер, прислушиваясь, потом поманил в какой-то отходящий в сторону коридор. — Иди сюда, тут подсобка. Если закрыть дверь, снаружи нас не слышно, а нам слышно все — такая хитрая акустика. Тут космопорт уже рядом, так что выберемся недалеко от корабля.
«Подсобка» оказалась полноценной комнатой, правда, заваленной всяким мусором и обломками. Эрик уселся на сломанную скамью, которую сюда приволокли лет десять назад, и вытянул ноги.
— Чего мы ждем? — Не выдержал японец.
— Скоро вернется Рон и поднимет силовое поле. Можно будет забраться через нижний люк. Да не волнуйся ты так. Разберемся. Не в первый раз!
— У тебя уже кого-то похищали?
— Нет, до сих пор я был с другой стороны.
— И как?
Неожиданное признание насторожило Асато. Он внезапно остро ощутил, что находится где-то под землей с психически неуравновешенным человеком, который немного, но сильнее его. Эрик это уловил и улыбнулся. Жутко растянув губы, но не изменив равнодушного выражения глаз. И тут же вернулся к нормальной человеческой мимике.
— Хорошо. Первый раз было жаль объект, потом привык. Когда с нами свяжутся, то говорить буду только я. Меня нельзя нормально пробить на детекторе. Людей с психическими отклонениями не зря запрещено сканировать.
— А ты болен?
— Наследственно. Ты же читал дело моего отца? Вот у меня тот же набор.
— Читал. — Японец вспомнил прикосновение Ричарда, и волосы у него на голове внезапно зажили своей жизнью, поднимаясь вверх вопреки закону притяжения. Появилось ощущение, что кишки сворачиваются внутри в тугой узел… Это всего лишь Эрик, напомнил он себе, просто его приятель, который опять неуловимо изменился…
— Не бойся, я себя контролирую. Хотя мне нравится пугать людей. Это кажется забавным.
— То есть тогда в медотсеке, допрашивая пирата, ты не изображал?
— Тогда изображал, реальный маньяк куда скучнее киношного. А вот когда допрашивал Вилли — да. Тогда еле взял себя в руки! Но он мужик умный, быстренько слил информацию и отправился в тюрьму. Тогда я устал так, что вырубился. Но может, и к лучшему, да еще костоправы местные накачали снотворным по самые уши, а то неизвестно, что я мог сотворить, чем больше устаешь, тем сложнее с собой справляться. Возможно, армия была для меня лучшим выходом, но не сложилось. Зато я почти идеальный убийца, хрен найдешь!
— Но дротик-то ты в задницу поймал, когда в дерево впилился! — не удержался Асато.
— Да это вообще позорище! — Эрик вопреки своим возмущенным словам рассмеялся. — Я следил за одним человеком, а рядом жил мужик, который решил, что я к его бабе клеюсь! И попытался поговорить по-мужски, то есть на кулаках. Я ему, конечно, накостылял. Оказалось, что эта сволочь — ветеринар, и он ухитрился на следующий день всадить мне дротик со снотворным. Меня профессионалы зацепить не могли, а отправил в больницу спивающийся живодер!
Он опять прислушался и вскочил.
— Все, я слышал наш скутер. Пора двигать.
— Подожди, — Асато тоже поднялся. — Раз уж зашла речь о Вилли.. Один вопрос о твоих… талантах!..
— Ни-ко-гда!— Эрик, уже положив руку на дверь, обернулся, сперва говоря спокойно, он постепенно поднимал голос, срываясь на крик: — Я никогда не делал этого со своим киборгом. Даже когда очень хотелось. Ни одного разреза. Ни одного ожога! Не знаю, поймешь ты или нет. Это было слишком легко. Он же не смог бы мне помешать. Даже убежать не мог. Это было совсем уж… мерзко. Я, конечно, редкое дерьмо и псих, но как-то очень хотелось остаться человеком! Хоть частично! С ним вообще получилось наоборот. Когда я понял, насколько он в полной моей власти, мне захотелось его оживить. Чем ему было хуже, тем он был менее живым. Он все делал, все исполнял, но живым он не был. Представь, что ты касаешься ран, касаешься сломанных ребер, а тело не реагирует под твоими руками. Оно не чувствует тебя. Никак. Просто кукла. Это было… омерзительно!
— А подумай, что чувствовал он.
Асато тоже положил руку на дверь, совсем рядом, на волосок от руки собеседника, но не касаясь. Он не мог понять, что нашло на Эрика, но чувствовал: это важно и связано именно с этим убежищем. Может быть, стоило промолчать, дать возможность Ларсену говорить и дальше, но вот только он не мог молчать. Не мог.
— Я ставлю себя на его место, и знаешь… я бы не выдержал. Сошел бы с ума. Или выдал себя. Еще неизвестно, что хуже. Он ведь и правда полностью от тебя зависел. Был твоим рабом. Хорошо, что тебе не понравилось играть в куклы!
— Да! Можешь делать все, что ты хочешь! Все, не опасаясь логичного ответа. Это хуже некрофилии! И я придумал игру. Я же маньяк, мне положено! Каждый раз, когда его программа, ну или он сам, теперь уже не поймешь, делали что-то человеческое, я давал ему конфету. Не при людях, конечно, а наедине. И он скоро начал оживать. Это было здорово. Я получил намного большее удовольствие, чем если бы…— Ларсен резко себя оборвал, посмотрел в глаза Асато. Провел рукой по лицу, словно стирая паутину и грубо, но тихо сказал: — Доволен стриптизом, полицейский? Идем! Ему не говори! Ничего вообще! Даже, что я знаю. Он и так… мне не доверяет!