Человеческое тело оказало гномьему лезвию не большее сопротивление, чем ранее шёлк или дерево. Голова с громким стуком прокатилась по деревянному столу между блюдами, а тело откинулось назад, в последней попытке встать на ноги, заливая всё вокруг кровью, бившей резкими толчками из перерубленной шеи и казавшейся почти чёрной в свете факелов. Лишь на белом королевском плаще отливала она слегка глянцевым отблеском тёмного офирского вина.
Рахам обернулся.
— Видишь? – спросил он самодовольно в абсолютной тишине, нарушаемой только шипением прогорающих факелов. – Это просто. И чего было всякие сложности…
Он замолчал, выплюнув последнее слово вместе с кровью, и с удивлением уставился на торчащие из собственной груди лезвия. Их было два. Второй цыгу стоял несколько дальше, и потому воспользовался кинжалами – их ручки топорщились над спиной Рахама, но клинки были короче и насквозь не прошли.
— Дурак! – завизжал Селиг, лицо его перекосилось и стало некрасивым – Дурак! Что же ты наделал!!!
— Ложись! – успел крикнуть Конан, пытаясь вскочить, но запутался в пледах и занавесках, а тут ещё у подлого креслица подломилась ножка, и он окончательно рухнул куда-то назад, утонув в ворохе тряпок и деревянных обломков. А дальше уже кричать начали все.
Молчали только цыгу.
Тот, который воспользовался кинжалами и потому сохранил при себе мечи, легко вскочил на стол и пошел по нему, аккуратно и быстро срубая головы тем зрителям, что не успели или не захотели броситься врассыпную. Ему пытались преградить путь трое обычных стражников, но он только небрежно отмахнулся, даже не замедлив своего продвижения, и еще три тела повалились на залитую кровью землю с распоротой крест на крест грудной клеткой или ловко взрезанным горлом.
Второй цыгу несколько задержался. Все-таки его клинки были не гномьей работы, а потому в теле Рахама застряли довольно плотно. Цыгу пришлось перепрыгнуть через стол и некоторое время повозиться, выламывая их из прочного капкана ребер. Но это задержало его ненадолго. Он даже не стал вытирать лезвия об одежду убитого, просто распрямился с обманчивой медлительностью и неторопливо двинулся по опустевшей арене. Он точно так же не выглядел безумным, как и его товарищ, деловито косивший головы налево и направо, и эта их совершенено разумная на первый взгляд невозмутимая деловитость производила куда более жуткое впечатление, чем любые безумства.
Черная смутно различимая фигура, вставшая на его пути, поначалу не показалась ему чем-то, достойным внимания…
***
А вечерок-то явно удался!
Лайне сидела под столом на корточках и с восторгом смотрела, как идущий по столу цыгу режет этих бритоголовых, словно жертвенных ягнят. Они и есть ягнята – сбились в кучу и жалобно блеют! Даже удрать – и то не способны, не то чтобы достойное сопротивление оказать.
Дурачьё!
Когда отец таким вот толстым голосом кричит «ЛОЖИСЬ!!!» — надо ложиться. Прямо там, где стоишь, и как можно более шустро. А не блеять о том, что земля жёсткая, камни острые, а грязь пачкается. Это все знают. А кто не знает – долго не живёт.
Сама она, например, скатилась под стол ещё даже отцовский вопль не отгремел. И сестру бы за собой стащила, если бы не эта коза старая, баронесса, чтоб её, которая с завидной прытью не только сама куда-то дёрнула, но ещё и Атенаис за собой уволокла. Впрочем, если баронесса и дальше будет такой же шустрой – может, всё ещё и обойдётся. Мимо пробегали какие-то люди, визжали женщины, кто-то падал, кого-то крошили в киммерийское рагу, кто-то недалеко стонал – надрывно, на одной ноте. Пробежал Стекс, что-то крича, но слов слышно не было.
Заваленный обрубками тел внутренний дворик асгалунского замка выглядел куда интереснее скучных танцев, которыми сегодня всё предполагалось завершиться. Мечущиеся люди, дёрганые всполохи факелов — свежая кровь так красиво блестит в их неверном мерцающем свете. И только безголовое тело подло убитого Зиллаха продолжает сидеть во главе пиршественного стола, словно ничего не случилось, и кровь его почти незаметна на алом королевском конасе. На земле кровь тоже почти незаметна, быстро впитываясь в пыль и превращаясь в чёрную грязь. А вот на коже и светлых рубашках-ханди убитой прислуги её видно хорошо. Она красным королевским плащом накрывает каждое из разбросанных тел, словно уравнивая последнего раба с бывшим царем Асгалуна. Это что же выходит, на Серых Равнинах все — цари? Надо будет спросить у отца. Потом. Обязательно. А пока надо смотреть во все глаза, как бы тут чего интересного не пропустить…
. Двое Чёрных драконов бросились наперерез вскочившему на стол безумному цыгу – и упали, заливаясь кровью. На окружённой столами площадке живых уже не было – кроме того взбесившегося стражника, что отомстил за своего короля, и застывшего от ужаса хлыща. Того самого, которого она чуть до истерики не довела во время дневной с ним прогулки. Тоже королёк какой-то местный, как же его зовут… а, да! Селиг. Стражник с неприятным хрустом выдрал свои мечи из спины убитого им громилы и прогулочным шагом, небрежно ими помахивая, направился к трясущемуся хлыщу, впавшему, похоже, в полное оцепенение. Но не дошёл. Внезапно остановился. Обернулся. Сначала – повернул только голову, а потом развернулся всем телом. Наклонился вперёд – у него даже лицо перекосило от напряжения. Сделал шаг, словно преодолевая ураганный ветер. Потом другой.
И только тогда Лайне его увидела – этого странного человека в чёрном плаще с капюшоном. Он, оказывается, тоже стоял внутри обведённого столами круга. Стоял неподвижно, как-то нелепо раскинув руки с растопыренными пальцами. Это выглядело бы, наверное, смешно, если бы не охватывающее всю его фигуру голубоватое мерцание и длинные синие искры, проскакивающие между пальцами. Это он, похоже, создавал тот невидимый ветер, с которым всё пытался совладать безумный стражник. Краем глаза Лайне заметила, что первый стражник тоже остановился, развернулся лицом к чёрной фигуре и теперь медленно поднимает руки с мечами, словно пытаясь защититься от чего-то, видимого лишь ему одному. Похоже, этот волшебник в чёрном плаще умудрялся какими-то своими колдовскими штучками удерживать их обоих.
А ещё Лайне увидела Атенаис. Одну…
— Что ты стоишь?! – волшебник не кричал, а скорее, шипел, но почему-то его было очень хорошо слышно. – Хватай девчонку и мотай отсюда! Я их долго не удержу!
Не обошлось.
Что случилось с баронессой, Лайне не знала, но Атенаис была одна. Она и не подумала спрятаться, стояла в полный рост, вжимаясь спиной в каменную стену, смотрела на происходящее широко открытыми глазами и, судя по цвету лица, вот-вот готова была лишиться чувств. Через столы уже лезли местные стражники, совсем не по-рыцарски пытаясь искромсать своих обезумевших бывших соратников прямо со спины. Те отмахивались довольно успешно, несмотря на магические путы. Хлыщ наконец очнулся – или это чародейское шипение подействовало? – и поспешил, прихрамывая, к сползающей по стенке Атенаис.
Э, нет, голубчик! Так мы не договаривались.
Крепко ухватившись левой рукой за дубовую ножку стола, Лайне правой схватила его за недавно вправленную лодыжку. Сильно так схватила, с ногтями. А ещё и дёрнула в придачу, уперевшись в нижнюю перекладину обеими ногами, чтобы сподручнее былор, чтобы уж наверняка.
Сработало – рухнул он, как подрезанный. И хорошо. Тем временем Атенаис тоже попыталась упасть, но её подхватила знакомая широкоплечая фигура. Закарис! Прекрасно. Лучше уж Закарис, чем этот мокрогубый гадёныш. Атенаис слишком наивна и слишком верит в собственную неотразимость, нельзя было ни в коем случае позволить противному красавчику её спасти – она ведь, чего доброго, ещё и замуж за своего спасителя сразу бы и выскочила! Она же не знает, что на неё саму хлыщу плевать, его лишь их отец интересует…
Как много, оказывается, можно увидеть из-под стола.
Правда, чёрная фигура нездешнего боевого мага с раскинутыми руками уже почти не видна – его трудно рассмотреть, так, просто крестообразный сгусток теней посреди двора, слишком чёрных для того, чтобы быть естественными. Жуль, интересный маг. А вот Закариса видно хорошо – у него белая ханди и плащ тоже белый, и белым золотом отливают пластины на войлочном кидарисе, более похожем на шлем. Атенаис давно у него на плече, им пора бы уходить в безопасное место, так чего же он ждёт?! Медлит и всё оглядывается вокруг, словно ищет кого. У Лайне даже язык чесался, так хотелось крикнуть «Беги же, глупец!». Похоже, у личных стражников асгалунского военачальника чесались не только языки – вдвоём они довольно успешно оттеснили его куда-то в темноту, и Лайне вздохнула с облегчением.
Тем временем очухавшийся мокрогубый Селиг встал на четвереньки. Посмотрел на Лайне так, словно прикидывал, с какой стороны её удобнее начать душить. Потом посмотрел в ту сторону, где раньше стояла Атенаис. Ничего утешительного там не обнаружил, и снова посмотрел на Лайне – теперь уже совершенно иным взглядом. Улыбнулся даже. И тут же цепко схватил её за руку – увернуться в замкнутом подстольном пространстве Лайне не успела.
— Всё будет хорошо, маленькая госпожа! – крикнул он ей, безумно оскалившись. Наверное, в его теперешнем понимании это означало милую улыбку. И выволок из-под стола – хорошо ещё, что выволок с внешней стороны, где было посвободнее. Те, кто догадался разбежаться, были уже далеко, рвущиеся же в бой стражники все, как один, попёрли на внутреннюю площадку. Попадающуюся на пути мебель они предпочитали не перепрыгивать, а опрокидывать, так что, пожалуй, вытащили её из-под стола очень даже вовремя…
Вскидывать её на плечо, как сделал это Закарис, хлыщ не стал, поволок за собой просто за руку. И всё время кричал что-то – визгливо, почти бессвязно. О том, чтобы она не беспокоилась, потому что всё будет хорошо, и клялся при этом, поминутно поминая всех трёх шемитских богов и называя её маленькой госпожой.
Наверное, он представлялся сам себе очень грозным и сильным, а она – испуганной маленькой девочкой, которую надо обязательно успокоить и спасти. На деле же испуганным был именно он, и именно себя успокаивал визгливыми призывами то к благосклонности Иштар, то к хитроумию и ловкости бога воров Бела, которому доводилось целым и невредимым ускользать и не из таких передряг. О, как же он был испуган тогда, славный король Шушана, когда его глупый раб-побратим от излишней старательности прямо на середине праздничного пира снёс голову хозяину приютившего их замка королю Асгаллуна Зиллаху, уже почти что провозглашенному еще и королем всего Объединенного Шема! И личная стража убитого, которой горе и боги помрачили рассудок, начала очень шустро рубить в мелкую крошку всех присутствовавших на празднике. Так стряпуха на заднем дворе ловко и быстро шинкует овощи для жарки перед приездом большого количества гостей – Лайне видела это как-то, ещё в Тарантии. И могла бы поклясться, что огромные тесаки летали почти с такой же скоростью. Так что это именно шушанский король Селиг был испуган тогда до икоты, а вовсе не она.
А она – она тогда просто злилась.
Потому что бежать за длинноногим перепуганным шемитом было трудно, потому что мешалось неудобное тяжёлое платье, потому что не дали досмотреть, в конце-то концов!
Вот об этом и будем помнить.
Он был испуган до полусмерти. А она — просто злилась.
***
В конюшню Закариса буквально втолкнули. Хьям был уже в седле и держал в поводу закарисовского Нахора. Это оказалось неожиданной удачей — то, что лошадей своих гвардия всегда ставила отдельно от прочих. Иначе вырваться бы не удалось – охраняющий общую конюшню цыгу тоже сошёл с ума после смерти своего господина и короля и теперь крушил всё подряд. Предупреждали же брата – цыгу слишком опасны для личной стражи, они в бою хороши, но не во дворце. Только когда он слушал предупреждения, если шли они вразрез с тем, что казалось наиболее безопасным ему самому? Он отлично соображал в делах купеческих, а вот в вопросах безопасности был сущий ребёнок. То-то и оно…
Закарис посадил безвольную Атенаис в седло, сам запрыгнул сзади. Обернулся в сторону дворика:
— Надо вернуться!
Оба личных стражника – уже на конях — одновременно бросили на своего командира два настолько одинаковых взгляда, что он не стал настаивать. Они знали, что такое лишившийся хозяина цыгу. Кто успеет убежать далеко или спрятаться надёжно – тот спасётся. Возможно. Остальные… что ж, все мы когда-нибудь встретимся на смертных полях. Хотелось бы попозже, конечно, но тут уж как судьба вывернет. Закарис чувствовал себя мерзко, он никогда ранее не бежал с поля боя. Но он ведь и сейчас не бежит, у него важное дело, и дело это не терпит отлагательств. Он ничего не сумеет изменить, оставшись здесь, а вот если успеет и всё выполнит в срок, пусть даже придётся запалить верного боевого коня… Впрочем, никаких «если». Он должен успеть.
Он стиснул коленями бока нетерпеливо пританцовывавшего на месте жеребца и погнал его в ночь.
Пробиваться к центральным парадным воротам, выходящим на закат, они, конечно, не стали – воспользовались утренними воротцами для слуг. Здесь тоже была толчея – паника ширилась и замок спешили покинуть очень многие, как конные, так и на своих двоих. Многие полуодеты и все — напуганы. В городе было тихо – пока тихо. Но вряд ли надолго. У большинства беженцев здесь проживают родственники или друзья, так что новость распространится задолго до утра. И вряд ли оставит кого равнодушным. Надо спешить. Тех двоих, которых спеленал так вовремя неизвестно откуда взявшийся волшебник, можно не брать в расчёт, но ведь изначально брат нанимал полный десяток. Значит, осталось восемь.. А собственное войско Закариса почти полностью размещено в Дан-Маркахе. Вроде бы и недалеко – а вот попробуй, докричись. Эта мысль, ещё накануне казавшаяся довольно удачной, теперь выглядела верхом глупости. Ну и что, что места там больше, ну и что, что почти рядом! Иногда это самое «почти» оказывается непозволительно большим расстоянием.
Закарис гнал коня по мостовой, поддерживая Атенаис. Он так и не смог найти её сестру в той кровавой человекорубке, не смог помочь и даже не знал, удалось ли ей выбраться. Вообще-то цыгу очень редко нападают на женщин и детей, но там всё так перепуталось, к тому же она вполне могла схватиться за оружие, с неё станется, а всяких острых железок там много по двору валяется, и в ножнах, и вместе с отрубленными руками. А вооружённых цыгу всегда убивали в первую очередь, невзирая на возраст и пол.… За отца её, престарелого короля Аквилонии, Закарис был спокоен – цыгу не трогают беспомощных стариков, но вот Лайне…
***
Стражники, которые помогли Конану освободиться от спеленавших его тряпок и застрявших в них обломков непонятно кем и когда разбитого паланкина, были ему незнакомы. Напуганные, местами пораненные, но при этом – очень вежливые молодые шемиты в чешуйчатых доспехах до колен. Они смотрели на Конана с ужасом и всё время норовили его понести. Споткнувшись об искалеченный до неузнаваемости труп человека в форме Чёрных драконов, Конан перестал отбиваться и позволил им это, понимая, что так будет быстрее. И лишь когда не менее напуганный лекарь стал с осторожностью разрезать на нём одежду, он догадался осмотреть себя. И понял наконец, что же именно их всех так напугало.
Он был залит кровью – весь, от волос и до самых пяток. Даже в сапогах что-то подозрительно хлюпало. А он-то никак понять не мог, отчего так тяжело двигаться — мокрая одежда сковывает движения и пеленает надёжнее верёвок.
Лекаря не сразу удалось убедить, что вся эта кровь – чужая. Но, обтерев своего пациента мокрой тряпкой и не обнаружив на его теле никаких страшных ран, он потерял к Конану всяческий интерес. У него сегодняшней ночью и без того хватало работы.
Разрезанную рубаху Конан просто накинул на плечи – все равно, когда кровь высохнет и превратится в коросту, носить это будет невозможно. Но штаны всё же тщательно выжал и натянул – расхаживать без них по чужому замку казалось ему не слишком-то достойным. Во всяком случае – не слишком-то подходящим образом поведения для великого короля Аквилонии.
Он хотел сразу же спуститься во двор, но стражники вежливо оттеснили его к лестнице наверх. Он не стал возражать, понимая, что у каждого – своя работа. К тому же ребята были слишком нервными, не стоило злить их понапрасну, а то ведь потом убивать придётся. Чужих стражников в чужом дворце. Стыдно.
Потому-то он и не возражал, и даже старался не делать резких движений. Только спросил, кто они такие и не знают ли они, где его дочери. Ему ответили, что с его дочерьми всё в полном порядке, а их самих прислал управитель замка Тейвел для личной охраны самого Конана. Чтобы, так сказать, и с ним тоже всё было в полном порядке. Конечно, вроде бы все цыгу на территории дворца нейтрализованы или скоро окажутся таковыми, но всё же… Не успев подумать, Конан попросил прислать к нему Квентия или кого-нибудь другого из Чёрных драконов. Просто хотелось поговорить с кем-нибудь из своих.
И сразу же понял, что сделал он это зря.
После короткой заминки и обмена взглядами один из стражников через силу выдавил, что они, наверное, тоже где-то в замке. Только стражникам неизвестно – где именно. В глаза Конану он старался не смотреть. И Конан прошёл в отведённые ему комнаты, не задавая больше вопросов.
Они были лучшими, его драконы. Они не стали бы стоять в стороне, глядя, как обезумевший цыгу крушит всё вокруг. Они были в самом пекле. Они не стали бы думать, что это – не Таринтия и даже не Аквилония. Не их замок, а, стало быть, не их дело. Они наверняка полезли в самую гущу. К тому же, если бы из них выжил хотя бы один – они бы не позволили охранять Конана никому другому…
***
Первым делом он переоделся. Благо тряпья в сундуках оказалось порядочно. Правда, большинство вещей мало подходили к сегодняшнему случаю, поскольку были донельзя парадными и торжественными. Всякая шитая золотом парча или вот этот королевский причиндал вроде длинного плаща – его название вечно вылетает из головы! Он так сильно изукрашен драгоценностями и прошит серебряными нитями, что весит, пожалуй, поболее полного доспеха. К тому же все эти камешки так и норовят оторваться, жутко непрактичная вещь. Слуги, конечно, нашли бы нужное гораздо быстрее, но звать кого-то постороннего Конану не хотелось. А посторонним был для него сейчас любой. Ничего. Справимся.
Но на самом дне одного из сундуков Конан нашёл то, что искал.
Кожаные штаны, потёртые от длительной носки, и две простые рубахи. Он выбрал ту, что потемнее. Как смог, оттёр кожаный пояс и перевесил дубинку на новый шнур – прежний слипся от крови и никуда не годился. Сверху накинул плащ, расшитый орнаментом из солнечных крестов – конечно, вещь заметная, но ночи осенних лун бывают прохладными. Особенно, если ночевать придётся вдалеке от жилья.
Свой дорожный мешок он собрал ещё быстрее. То, что нет меча, – это, конечно, не слишком удачно. Но не смертельно. Опыт подсказывал Конану, что рано или поздно на его пути всегда подворачивался кто-то, у кого какой-нибудь меч обязательно был. И обычно во время такой встречи меч менял своего хозяина. Ну, не сразу, конечно, а после более или менее утомительных убеждений. Впрочем, самые умные сразу его бросали и убегали, не позволяя Конану приступить к предъявлению наиболее веских доказательств жизненной необходимости ему именно этого конкретного меча. Так что меч – не проблема.
Конан ещё раз прошёлся по комнатам, по очереди выглядывая в каждое окно. Во дворе догорало невысокое длинное строение, то ли сарай, то ли пристройка к конюшне, отсюда не разобрать. Слуги уже не пытались его потушить, поливали водой соседние бревенчатые стены с подветренной стороны, чтобы спасти хотя бы их. Воду носили кожаными вёдрами и бурдюками из колодца на заднем дворе, передавали по цепочке. Шума продолжающейся потасовки слышно не было – может быть, на этот раз и в самом деле цыгу удалось победить и уничтожить относительно малой кровью. Это должно бы радовать, только вот радости нет. Да и странно. Обычно цыгу и малая кровь – понятия несовместимые. Куда вероятнее, что слишком толстые стены надёжно глушат звуки боя, не докатившегося пока до этого крыла.
Конан вернулся в первую комнату. Подумав, содрал с королевского парадного плаща горсть наиболее крупных камешков, сунул и их в мешок. Вообще-то, деньги у него были – они с Квентием с самого начала поездки разделили золото так, чтобы ни один из их небольшого отряда, по той или иной причине оставшись в одиночестве, не оказался бы при этом ещё и без денег. Мало ли что в дороге случиться может? Так что золото у Конана было — полсотни золотых аквилонских империалов, пересыпанных в тщательно привязанный к поясу кожаный мешочек. .
Но это было аквилонское золото.
А иногда возникает такие обстоятельства, когда очень бы желательно было бы расплатиться чем-то чем-то менее кричащим «Вот он! Лови его!». И хотя в торговом Шеме аквилонские золотые империалы встречаются – а назовите мне хотя бы одну денежную единицу, которая не встречалась бы в этой стране купцов! – но широкого хождения они не имеют. Слишком крупная монета слишком далёкой страны. Конан захлопнул сундук и затянул лямки мешка.
Теперь он был готов. Оставалось только ждать.
Проклятье!
Он терпеть не мог ждать.