Рассказывать прекрасной Нийнгааль о вчерашнем кошмаре было до невозможности приятно. Она умела слушать – не перебивая, но очень заинтересованно. Да и само то, что Атенаис хоть чем-то оказалась полезной такой женщине, наполняло сердце дочери короля Аквилонии дивным восторгом.
Атенаис и сама не заметила, как увлеклась и рассказала всё – не только про убийство Зиллаха и страшную резню в замке, закончившуюся для неё безумной скачкой сквозь ночь в обществе отвратительного Закариса, но и про утомительную дорогу в Асгалун из прекрасной Тарантии, про вечно перестраивающийся дворец своего великого отца и мерзкие выходки младшей сестрицы.
— Бедняжка, — Нийнгааль сочувственно кивнула, протянула руку и прохладными пальцами погладила Атенаис по щеке. – Тебе столько пришлось пережить…
От неё пахло родниковой свежестью и влажными цветами с затенённой лесной поляны. Атенаис в смущении опустила запылавшее лицо – во время рассказа она увлеклась и забыла, как отвратительно выглядит и пахнет сама. Но сейчас осознание этого вернулось, и сочувствие прекрасной Нийнгааль разрывало ей сердце.
— Эй, вы, там, — бросила Нийнгааль через плечо с непередаваемым презрением, — натаскайте воды, я запылилась в дороге и хочу умыться. Ведёр двадцать, я думаю, на первое время хватит.
Только сейчас Атенаис заметила, что трое стражников, спавших на лавке у противоположной стены, давно уже не спят и пялятся на прекрасную Нийнгааль со смесью восторга и благоговейного ужаса во взорах. Сама же красавица заметила их пробуждение, похоже, давно – во всяком случае, её последние слова адресовались именно им.
Они вскочили разом, словно тоже стремились изо всех сил быть ей полезным хоть в чём-то. Двое самых шустрых успели выскочить за дверь, последнего Нийнгааль остановила у порога повелительным жестом:
— Разожгите очаг, найдите подходящий котёл и лохань для купания. И побыстрее.
У стражника вытянулось лицо:
— Но, госпожа, где же я могу…
— Меня не интересует, где и как. Главное – чтобы быстро. Да, и пусть кто-нибудь принесёт мне мою седельную сумку, — она небрежно махнула рукой, показывая, что разговор окончен. Стражник сглотнул, буркнул:
— Сей миг, моя госпожа! – согнулся в торопливом поклоне и выскочил за порог. В узкое окошко Атенаис было видно, что двое с вёдрами уже бежали к колодцу.
Вот это женщина!
У Атенаис даже горло свело от завистливого восхищения. Она бы всё отдала за возможность вот так небрежно приказывать и повелевать огромными сильными мужчинами, точно зная, что повеление будет исполнено немедленно и беспрекословно. И когда-нибудь она сможет так. Митра свидетель, обязательно сможет! Не зря же солнцеликий послал ей навстречу прекрасную Нийнгааль. Ох, не зря! В бесконечной своей милости он даёт ей возможность учиться у поистине совершенной и прекраснейшей женщины. Что ж, Атенаис не осрамит своего покровителя и станет лучшей ученицей! Она будет держать глаза и уши широко раскрытыми. Она запомнит всё – каждый жест, каждый поворот головы или движение изящно подкрашенных бровей, каждую интонацию.
Она по-прежнему смотрела на прекрасную Нийнгааль во все глаза, но теперь уже по-другому, не только с обожанием и восторгом. Она смотрела, оценивая и запоминая.
Между тем Нийнгааль, наклонившись над столом и заговорщицки поведя бровями, словно беря Атенаис в тайные сообщницы, негромко засмеялась и проговорила, косясь на пока ещё закрытую дверь:
— Ты ведь тоже была бы не против привести себя в порядок, правда? А у меня в сумочке найдётся масса прелестных вещичек, оценить которые по достоинству сумеет только настоящая женщина!
Привести себя в порядок!
Волшебные слова!
Атенаис чуть не прослезилась, сглатывая возникший вдруг под самым горлом тугой комочек. После подобных слов она стала бы обожать прекрасную Нийнгааль ещё больше – если бы такое только было возможно!
— Ваша сумка, госпожа!
Стражник, пыхтя, заволок и с большим трудом водрузил на стол огромную сумищу, более пристойную купцу-караванщику средней руки, чем такой роскошной и утончённой красавице. За ним топотал ещё один, судя по потной сияющей роже – страшно довольный собой. Он тащил наперевес неизвестно где добытый огромный медный котёл. Двое самых молодых сноровисто колдовали над очагом, а от колодца уже бежала первая пара с полными вёдрами. К тому же со стражником у ворот препирались два только что подъехавших всадника, пытаясь завести во двор гружёную повозку. В женщинах, сидящих на тюках в этой повозке и в данный миг пугливо озиравшихся на творящуюся вокруг суматоху, Атенаис признала отцовских рабынь.
Похоже, жизнь потихоньку налаживалась.
***
— Это грабёж! Конан, я тебя прошу, уйми аппетиты своего ворюги!
— Хотелось бы уточнить, не грабёж, а всего лишь справедливость. Столица страны никак не может получить меньше торговых привилегий, чем самый распоследний городишко! Иначе какая же она столица?! – Сай воинственно выпятил вперёд чёрную бородку, уже расчёсанную и подстриженную аккуратной лопаточкой.
Квентий в сердцах сплюнул. Закарис крякнул, мрачнея, и посмотрел на Конана. Но правитель Аквилонии от души веселился – сам он уже давно подписал все предложенные Саем торговые льготы для Асгалуна, отлично понимая справедливость его претензий. Пусть даже и заранее им же и подстроенных – не зря же поэт-разбойник так настаивал на предоставлении подобных льгот другим шемским городам. Сам Конан уже тогда понял, куда дует столь усердно создаваемый благородным разбойником ветер. А теперь, похоже, стало доходить и до остальных. Странно только, что Закарис вроде как совсем и не рад такому полезному для Асгалуна обороту событий. Но отношения нового асгалунского короля с бывшим узником вообще до удивления натянутые. До открытой ссоры, правда, дело не доходило. Пока что они с переменным успехом проводили соревнования по показательному незамечанию друг друга.
Квентий ещё раз сплюнул. Обвиняющее выставил в сторону Сая узловатый палец:
— Ты – настоящий разбойник!
— Я знаю! – Сай расплылся в довольной улыбке, словно только что получил самую высшую шемскую награду. — Но всё же приятно услышать лишний раз справедливую похвалу от умудрённого жизнью человека!
Квентий плюнул третий раз, а Конан захохотал, не в силах более сдерживаться.
Оставив спорщиков, он вышел во двор. Несмотря на позднее время, активная жизнь не прекращалась и тут – та часть вновь прибывших, которую оставили в замке, готовила то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак и приводила в порядок оружие. В углу вовсю работала походная кузница. Конан несколько долгих вдохов смотрел на умелую работу полуголого молотобойца, наконец отошёл, одобрительно похмыкивая. Хотелось бы надеяться, что те, кого отправили на размещение в городские казармы или вообще в пригороды, к своим обязанностям относятся не менее ответственно. Самому ему тоже предстояло немало дел в связи с завтрашним походом. Хорошо, если удастся поспать хотя бы один-два поворота клепсидры.
Добраться до койки, действительно, удалось лишь после четвёртого послеполуночного колокола. И, уже проваливаясь в усталый сон, он наконец-то вдруг понял, что же именно смутно тревожило его всю вторую половину дня, лёгкой тенью омрачая такой вроде бы удачный вечер.
Атенаис так и не вернулась сегодня в замок.
Как и посланный за нею отряд.
***
— Ты прекрасна! — ахнула Атенаис, когда развеялся пар от горячей воды и запахнутая в роскошный халат из тончайшего кхитайского шёлка Нийнгааль присела рядом с ней на скамейку перед столом, заваленным разнообразными скляночками, кувшинчиками, коробочками и ларчиками, напротив большого серебряного зеркала. Восхищенные вздохи рабынь, суетившихся с мокрыми полотенцами и засыпающих свежими сухими опилками пролитую на земляной пол воду, показали их полное согласие с мнением молодой госпожи.
— Глупенькая! – засмеялась прекрасная Нийнгааль. — Ты на себя посмотри!
И повернула большое зеркало чернёного серебра так, чтобы в нём возникло отражение умытой и причёсанной Атенаис.
Впрочем, не только умытой и причёсанной. При помощи своих мазей и притираний, а также странных палочек, оставляющих на коже следы разного цвета, Нийнгааль что-то странное сотворила с её лицом. И это что-то было похоже на чудо – глаза увеличились, в них появилось загадочное мерцание, губы стали яркими и манящими, а само лицо сделалось более утончённым и – о, Митра! – взрослым.
— Я, конечно, красива… — вздохнула Атенаис. – Но это ведь именно ты сделала меня такой. А ты же, госпожа… ты прекрасна сама по себе!
Нийнгааль опять засмеялась:
— Конечно, милая! Я ведь жрица Деркэто. Причём – высшая жрица! А высшая жрица такой прекрасной богини, как Деркэто, просто не может выглядеть плохо. Ты ведь знаешь, кто такая Деркэто и чем занимаются её жрицы?
— Знаю… — Атенаис смутилась, опустила глаза. – Я слышала, как стражники в казармах смеялись, хвастаясь своими победами над…
Она замолчала, боясь, что поняла что-то неправильно и прекрасная Нийнгааль сейчас рассердится. Потому что совместить эту лучшую из женщин и те грязные казарменные шутки было просто невозможно.
— Посмотри на меня.
Нийнгааль больше не смеялась, но и гнева в её голосе не было. Атенаис осторожно подняла взгляд. Прекрасное лицо в обрамлении ещё непросохших чёрно-красных волос было очень серьёзным.
— Можешь ли ты представить, чтобы кто-нибудь из них, – презрительная отмашка в сторону окна, за которым во дворе у костра расположились так и не решившиеся войти в дом стражники, — смеялся надо мной? Или хвастался своею победой? Победой надо мной?
Атенаис отчаянно замотала головой. Такого она действительно представить не могла.
— Они смеялись над самонадеянными послушницами низшего ранга. Молодыми и глупыми девчонками, которые ещё совершенно ничего не умеют, кроме как по быстрому раздвигать ноги перед первым встречным, но при этом уже воображают себя полноценными жрицами. Запомни – когда человек воображает себя чем-то большим, чем является на самом деле, над ним всегда смеются. И это правильно. А вот если он действительно умеет что-то так, как умеют высшие жрицы Деркэто – над ним не будут смеяться. Никто и никогда. ккроме как по-быстрому раздвигать ноги перед первым встречнымно уже воображают себя полноценными жрицами.й? жно.
уийского шелка
— Как бы я хотела стать когда-нибудь высшей жрицей Деркэто! – вырвалось у Атенаис помимо её воли. Она покраснела, но стиснула зубы и, упрямо мотнув головой, продолжила. – Или хотя бы научиться быть такой же прекрасной, как ты, госпожа!
Несколько долгих ударов сердца Нийнгааль смотрела на старшую дочь короля Аквилонии с насмешливым недоумением, словно только что впервые её увидела. Потом пожала плечами:
— А почему бы, в сущности, и нет? Ты красива и умна, а в этом – залог половины успеха.
— Отец никогда не позволит… — опомнилась Атенаис, вмиг поскучнев. – Он не очень любит жрецов и вообще всё магическое…
— А знаешь что? А мы ему не скажем! – Нийнгааль задорно хихикнула, и вдруг показалась совсем-совсем юной шкодной девочкой, страшно довольной предстоящей проделкой. И Атенаис заулыбалась вместе с ней – было просто невозможно не улыбаться.
— А для начала… — Нийнгааль прислушалась к доносящемуся со двора шуму и удовлетворённо кивнув, подмигнула Атенаис, — Где ты предпочитаешь провести сегодняшнюю ночь? В этом душном провонявшем лошадьми склепе – или в роскошном шатре под дивными звёздами? Там, похоже, пришли мои люди с докладом, что всё готово – я оставила их разбивать лагерь на берегу, у ближних холмов. Я же не знала, можно ли будет тут остановиться, так, разведать и осмотреться заехала. Ну, так что – будешь на эту ночь моей гостьей?
— Но мне не разрешено выходить за ворота крепости! Меня же не выпустят!
Вообще-то Атенаис не очень любила ночевать в походных шатрах. Но почему-то именно сейчас такая возможность начала казаться ей чрезвычайно привлекательной. Вероятно, дело тут было в личности хозяйки шатра. И – в абсолютной неосуществимости этой возможности, её и днём-то погулять не выпускали, а тут – на всю ночь.
— Ещё как выпустят! Или я – не высшая жрица Деркэто!..