Попереживав немного и постучавшись лбом об ледышку, больше для вида, чем от отчаяния, я поднялся, отряхнул колени и зашагал к бытовке. Парень потянулся следом. Ну и фиг с ним. Охранникам, если приставать начнут, совру, что перелез к нам маньяк, а я его обезвредил физическими упражнениями. Типа, он сдох на третьем круге и сдался на мою милость, а я как великодушный победитель его благословил пенделем за ворота на все четыре стороны.
После незапланированного длительного гуляния по котловану бытовка показалась мне филиалом рая — тут было тепло, целых двенадцать градусов! Был чайник и остатки печенья. Так что жить можно. И даже до следующего обхода успею согреться и поспать. Я покосился на застывшего на пороге незнакомца — стоял и принюхивался.
— Придурок! Да заходит ты уже, и дверь закрой, а то все тепло выпустишь! — рявкнул я. Когда приспичит, голос у меня вполне такой командирский становится. Так что парень поспешно влетел, а дверь за ним сама захлопнулась — специально от таких вот дилетантов мы поставили тугие пружины. Воспитательный эффект был налицо — те, кто тормозил и не успевал быстро зайти, получали ощутимый пинок дверью по пятой точке. Судя по тому, как подпрыгнул незнакомец и недоуменно оглянулся, дверь и его припечатала.
Я поставил чайник, и пока тот закипал, выбрал из кучки кружек две чашки почище, бросил туда по пакетику черного листового. Залил кипятком, подвинул одну кружку парню, а сам зажал вторую между ладонями — отогреваясь. Отпил немного чая, вспомнил, что не положил сахар. Но подниматься к полке было лень. Допил чай, проверил напоминалку и завалился поспать. Но заснуть толком не успел — меня бесцеремонно пододвинули к стенке и отобрали часть одеяла. Старушка-раскладушка натуженно заскрипела под двойной тяжестью. Я попробовал возмутиться, но как раз в этот момент ко мне прижались еще теснее.
— Кррррххххм, — укоризненно проговорил незнакомец.
Я вспомнил про разницу параметров и благоразумно заткнулся. Но, очевидно, что предосудительные мысли царствовали только в моей голове — парень чуть поерзал, устраиваясь поудобнее и благополучно уснул. Мне даже стало немного стыдно: человек же с мороза, промерз, ну хочется ему в теле выспаться, так это же еще не повод его хрен знает в чем подозревать. Вот лежит себе, тихо-мирно похрапывает, ничего не трогает. Так что и мне тоже надо последовать его примеру, а не воображать себе страшилки. Уговаривать себя таким образом я мог долго, но сна не было. Ладно бы с девушкой на шестидесятисантиметровой раскладушке лежал в тесных дружеских объятиях, но с малознакомым парнем?! Кстати, он ведь так и не представился! Хотя, ну назвался бы и что? Какая разница: качок с именем сзади прижимается, чтоб не свалиться, или безымянный? Промаявшись с такими самоуговорами битый час, сигнал будильника на новый обход я воспринял как благую весть.
Подняться мне не позволили. Сильные руки обхватили меня покрепче, намертво фиксируя в позе на боку. Я подергался, в ответ мне на ухо что-то рыкнули, причем тон был явно недовольный. Мысль о грядущем лишении денег придала сил — я уперся ногами в стенку и резко оттолкнулся. На пол мы свалились вместе — меня продолжали обнимать, но «крхм» на сей раз прозвучало как-то разочарованно.
— Обход, млин, меня уволят! — с энтузиазмом истерящей девицы я кое-как выдрался из мертвой хватки незнакомца и рванул на выход, на ходу подхватив телогрею.
Парень поскакал за мной. Нарезая круг, я думал лишь о том, сколько пива придется проставить мудакам из охранки, чтобы они эти мои обходы никому не показывали. Завершая круг я понял, что денег мне все равно не видать: если и не выпрут с хлебной должности, то все равно все честно заработанное уйдет на выкуп порочащих мою честь и достоинство видеоматериалов.
Закончив пробежку, я на подгибащихся ногах ввалился в бытовку. Парень радостно шагал за мной — и у этого гада даже дыхание не сбилось, хотя я старался поднажать. Стянул телогрую и повалился на раксладушку.
— Есссстттттттть, — проинформировал меня незнакомец плотоядно облизываясь.
Я равнодушно скрутил фигу и вытянул руку вперед — пускай кусает. Достал. Парень с любопытством ткнулся носом в протянутую фигу и… лизнул. Это стало для меня последней каплей. Мало того, что занял больше половину моей раскладушки, напугал меня несколько раз своими странностями, так он еще и подлизывается! Последние тормоза пропали, а инстинкт самосохранения, по моему ради собственной целостности, отключился напрочь. Я рванулся вперед и сам цапнул этого типа. Хорошо укусил: правда, целился в нос, но малость промахнулся и мои зубы впились в его плечо. Судя по ощущениям, я попытался отгрызть кусок древесины — типа мореного дуба, которая тверже железа. Даже пила такую штуку не берет, куда уж моим зубам с двумя пломбами. Взгляд, которым меня наградил укушенный незнакомец, заставил бы устыдиться кого угодно, но я только крепче сжал челюсти. У парня задрожали губы, и он принялся тихо и жалобно скулить.
— Млять… — кусать я перестал, и тыльной стороной ладони вытер рот. — Ты чего?
— С-с-с-с-с-съее-е-е-е-эээ-ссссть? — уточнил парень. Все-таки говорить он мог, но получалось у него как-то необычно: слова вроде бы понятные, только на согласных слегка рычал горлом и шипел, а гласные манерно растягивал. — Г-х-х-х-холо-о-о-о-дны-ы-ы-ы-ы-ый! — и парень ткнул себя кулаком в грудь.
— Я тоже голодный, — недружелюбно огрызнулся и уточнил: — ты что, тоже?
— Т-тх-ха-а-а-а! — парень оскалился.
— А печенье чего не жрал? — ладно пусть у меня с гостеприимством и слабовато, но чай и остатки печенья из пакета я ведь этому чудиле честно предложил.
— Т-тх-ы-ы-ы-ы-ы ееее-эээээ-д-да-а-а-а! — определился парень и в подтверждение своих слов ткнул в меня пальцем.
— Ты что, больной? — прифигел я конкретно. За бурную жизнь кем меня только не считали и не называли, но в категорию еды еще пока никто не заносил. Я разозлился — ну и плевать, что этот незнакомый дебил меня сильнее, когда я в гневе, то и не такому качку фейс отрихтую. Или хотя бы попробую. А этого точно научу правильно меню составлять, и жратву посговорчивей выбирать.
Парень прищурился, словно прислушиваясь к себе, и помотал головой.
— Н-еееее-ээээ-т хрррррр-во-о-о-о-о-ррррри-иии-и. Гхххххо-оооо-ло-о-о-од-ны-ыыыый! Е-е-е-е-ее-да-ааааа!
— Так! Запомни! Я! Тебе! Не! Еда! — раздельно, чеканя слова, проорал я. — А полезешь жрать, я сам тебя слопаю! Понял? Ты вообще кто? Псих? — про чокнутых и вольтанутых я читал что-то когда-то давно. И сейчас лихорадочно заставлял себя припомнить ту информацию. Физически сильные, нечувствительны к некоторым раздражителям, верят в свои фантазии и убеждать их в чем-то ином бесполезно, лучше подыгрывать и соглашаться. «А еще лучше — мысленно добавил я, — сдать туда, откуда оно сбежало!». Ну, тогда понятно какого ляда этот придурок сидел голым в котловане и скулил. Как там с ним разговаривать надо? Соглашаться? А если правда укусит? А вдруг бешеный? А я уколы от бешенства жутко не люблю. Было дело, меня покусала мирная и милая обезьянка для фотосъемки, и, хотя ее менеджер уверял, что животина безопасна, мама все равно потащила меня в поликлинику. Карма что ли у меня такая: опять на какого-то примата гамадрильного нарвался?!
— Н-ееее-э-э-э-эт, — парень снова стукнул себя по груди кулаком и рыкнул: — дрррррррр-ако-о-о-о-о-о-он!
— Что? — какое-то слишком уж экзотичное психическое растройство у этого типа. мог бы уже человеком-пауком представиться или бетманом. А то дракон! — Не смешите мои дырявые кеды! В каком месте ты дракон?
От количества свалившихся заданий, коротких сроков их исполнения, покупок и прочих забот вся семейка брачующихся валилась с ног от усталости, по вечерам буквально теряя сознание.
В последнюю неделю перед свадьбой наступил апогей кошмара. Пятижильный Ад не справлялся один.
Когда на вопрос Жанки: «Как дела?» Он ответил: «Задание не выполнено! Задание не выполнено!» Она испугалась и, в приказном порядке уложив его спать прямо на травке рядышком с беседками, помчалась звать на помощь ОГ.
Та брать в руки молоток категорически отказалась, но отрядила меня и Мела на помощь другу. Во время этой знаменательной беседы Костя стоял рядом с ней и, услышав призыв, решил поучаствовать.
И вот мы стоим плечом к плечу перед поверженным собратом, а за нами в шортах на лямочках и в футболке с надписью: «Город-курорт Ялта» стоит «деточка».
— Как тебя звать то?
— Миша…
— Ну, будешь на подхвате…
— Да…
К усыплённому бойцу подошёл ещё один участник драмы — жених. Поздоровавшись с нами и скептически осмотрев товарища с лямками, он проникновенно произнёс:
— Конрад Лоренц. «Человек находит друга». Выпить хочешь?
И протянул Мише банку с колой.
Тот осторожно принюхался к содержимому, помотал головой и изрёк:
— Мне нельзя. Мама запрещает пить на улице всякую дрянь.
Вкалывали мы до вечера.
Скорее всего от общей вздрюченности последних дней я сразу не уснул. Лёжа на построенном нами помосте смотрел на звёзды и думал как все таки мне повезло. Звезды моргали и складывались в геометрические фигуры, строя слово «Вечность», и мальчик Кай таял, превращаясь в человека. Но тут надо мной нависла тень.
— Я хочу домой.
Изрекло привидение голосом лямкообладателя.
— Хоти, — недолго размышляя, ответил я. — У тебя приказ: помочь друзьям. Надо успеть все доделать. Спать ложись.
Через три минуты мы услышали всхлипы, а потом рыдание. Он вообще кто? Это не DEX. Это невозможно.
Сгрудились вокруг рыдающих лямок, и Ад, сев перед ним на корточки, долго и пристально сканировал структуру лежащего. Вроде киборг…
По очереди послали запрос. Система молчала!
— Ты кто?
— Миша…
— Ты можешь общаться молча?
— Не-е-т…
— Почему?
— Мама запретила…
***
Вернувшийся за сутки перед свадьбой грязный как черт и счастливый Сашка рассказал невероятную историю.
Три года назад Костя и Света приобрели умирающего от полного истощения киборга. Это оказался годовалый, списанный на кафедре анатомии студенческий бракованный DEX. Программ в нем не было никаких, не прошедшего тестирование в компании продали с целью обучения будущих эскулапов. Там его превратили в лом, и кто то, охочий до лишней десятки, сдал его под манекен.
Каким образом неликвидное железо удалось оживить знает только Бог. Но он не выдаёт своих тайн и на сегодняшний момент мальчику Мише лет шесть. Ребенок для своего возраста развитый… Кошмар.
Сбегав в салон и проведя в нем часа четыре, вышла, как после прополки огорода. Так как красота требует жертв, то, сильно не горюя, подумала, что завтра будет сложнее.
Наконец небо стало синим, как сапфиры и Дашины глаза; зажглись первые звёзды. Не зная, что готовит мне грядущий день, в свете исчезающей золотой полоски я вошла в дом…
Мои проблемы явились в восемь утра и громким шёпотом ругались на кухне.
Семейка под ключ! Взъерошенный Мел. Воняющий парфюмом Леха. В плавках и носках Сашка — красавцы! Отправила всех в душ. Перегладила рубахи. Причесала. Одела. Велела не дышать.
Ровно в час дня мы прибыли на сходку, то есть свадьбу.
Гости собирались.
Жанна, как московская купчиха, оттопырив пальцы в перстнях, металась между столов и, нервно оглядываясь, вопрошала не забыли ли про фуршет. Арсен, обхватив Леху и Костю, как утопающий соломинку, удрал куда-то с бутылкой коньяка.
Невесту зачем то окружили киборги: видимо, охраняли. Жених, горестно вздыхая, пил минералку с Денисом.
В длинном вечернем платье ко мне, жующей третий бутерброд, подошла Света.
— Пойдём. Мишенька стихотворение приготовил в подарок молодым, ты должна услышать…
(О, господи…)
Бугай с щечками-яблочками в костюмной жилетке и красном галстуке-бабочке выразительно и очень громко начал:
Ждет тебя много попреков жестоких,
Дней трудовых, вечеров одиноких:
Будешь ребенка больного качать,
Буйного мужа домой поджидать,
Плакать, работать – да думать уныло,
Что тебе жизнь молодая сулила,
Чем подарила, что даст впереди…
Бедная! Лучше вперед не гляди!*
*(Использовано стихотворение Н.А.Некрасова, «Свадьба»)
Гости ржали.
Раздались громкие пафосные рыдания невесты и искренний вскрик побелевшей Светки:
— Мишенька, мы же учили ДРУГОЕ стихотворение!
— А это лучше, так Саша сказал…
Все, убью сейчас идиота.
Но идиот смылся, на всякий случай прихватив Мела…
*
Все огромное пространство перед нами было закрыто экранным тентом и скрыто от глаз все пребывающих гостей. Люди ели закуски, пили белое вино и ждали начала церемонии.
Напротив стоянки для флайеров был сделан вход в виде огромной множественной квадратной арки, к ней вели широкие ступени, как в бесконечность. Все ждали. Мне было жарко, и мамино манто сиротливо лежало где то у Жанны.
Вдруг огромный серебристый тент-павильон начал надуваться, многократно увеличиваясь в размерах и… рассыпался на миллион маленьких искр. Перед нашими глазами раскинулась водная гладь, по которой друг навстречу другу шли жених и невеста. Иллюзия была невероятной. Я наклонилась и потрогала рукой чистейшую голубую воду. Рука стала мокрой…
Жених медленно приближался к невесте, которая была прекрасна в просторном, расшитом речным жемчугом платье. Они уже протянули друг другу руки, как сзади поднялась огромная темная волна — цунами! Все увидели тучу на небе, и мелкая водяная пыль упала на наши прически. Толпа ахнула в ужасе, но жених махнул рукой и обнял невесту. Вал исчез, их осветило солнце. Молодые обменялись кольцами, и их закружило в танце. Свадебная церемония завершилась!
Море-озеро растаяло на наших глазах, и вот уже по дорожке, проложенной в поле синих ирисов и белых роз, толпа гостей быстро перемещается к накрытым пиршественным местам.
Молодые сидели в самом центре расположенных улиткой столов, а над ними раскинул свои ветви невероятных размеров дуб. На дубе сидела ворона…
Наконец все расселись и слово взял ведущий.
— Самое яркое событие в жизни семьи — это бракосочетание, — заунывно провозгласил он. — Все невесты в этот день принцессы, а принцами являются, естественно женихи…
Мы хотели есть. Речь обещала быть длинной. Прямо передо мной стоял крабовый салат, а чуть дальше источала свои соки утка с яблоками.
— Все видели, как наш прекрасный принц мчался на крыльях любви, — продолжал зануда.
Триста голодных гостей ждали.
— Свадебная церемония — не пережиток прошлого. Нет, она не изжила себя! — особенно громко выкрикнул тамада.
Ворона вздрогнула и обильно оросила его костюм. Слегка некондиционный Арсен закричал: «Горько!» Молодые чмокнулись и мы начали есть.
Стало смеркаться. В небо взмыли ракеты, которые, опадая, превращались то в лица молодоженов, то в цветы, то в слова поздравлений. По небу проехала детская коляска и пробежали маленькие ножки… наступал логический финал. Невеста должна была определить, кто из подружек вскоре займёт ее место.
Мари долго прицеливалась, а отара розовых кружевных помпонов, хихикая и нетерпеливо толкалась задами, была готова в коллективном прыжке, изловить заветный букет. Чертова ворона, блестя глазами, начала чистить клювом перья. Наконец невеста размахнулась, но тут птица громогласно каркнула. Невеста взвизгнула и отпрыгнула, в ужасе ожидая пятна на платье. Прицел сбился и букет полетел.
Когда в лицо ничего не подозревающего Лехи попытался впечататься букет невесты — ему ничего не оставалось делать, как только его схватить…
— У Арсена женится сын.
Эту новость сообщила мне за субботним завтраком Окся. Ну, женится и женится. Нам то что? Но оказалось, что мы приглашены на свадьбу. Все. И я, и Мел, и даже очень странный DEX Светы и Кости.
— Надо купить костюм. Тебе следующим летом сдавать ЕГ и поступать в универ. И Мелу надо штаны приличные с рубахой. Выдала новую тираду домомучительница.
— Угу, — я тщательно жевал бутерброд.
— Не угу, а давай собирайся, поедем. Как вы мне дороги. Небось и Леха как бомж, одни джинсы всю жизнь таскает. Там приличная семья. Полгорода приедет. Не свадьба, а слёт благодарных миллионеров. И мой сын в драных штанах. И Денису позвони. Может, Влада подъедет, платья с ней посмотрим.
— Может, не надо? У меня домашка не сделана.
— Ничего, ночью сделаешь, а я утром проверю! Одевайся немедленно и не бубни, труженик!
***
Говорят, что шопинг — это лечение от одиночества, скуки и хандры. Может быть, и так. Моя сестра, например, отдыхает по выходным, сбегая от семьи и проблем, в крупных торговых молах, часами обходя все магазины и примеряя вещи. Иногда она возвращается с покупками, приносит их на работу и просматривает каждую вещь вместе со своими коллегами. Затем, внимательно выслушав их поздравления с шикарной купленной обновкой, сдаёт ее обратно.
Для меня же магазины — вселенское зло. Посещение их — тяжёлый физический труд, а вещи, которые я покупаю, остаются со мной на долгие годы. Учитывая, что выглядеть все-таки надо прилично, приходится тратить на одну тряпку столько, сколько Ленка тратит на десять. Однако сложности продолжают находиться сами по себе.
С течением времени одна моя проблема откололась — Дениса давно и надежно одевает шопоголик Влада. с Лехой тоже особых проблем не было — за его модой никто никогда не следил. Ворвавшийся же в мою жизнь диверсант заставил регулярно посещать нелюбимые мной учреждения. Вроде не растёт, а все равно все время что-то скупаю!
Арсен и Жанна счастливо (как два зазомбированных кролика) объявили о свадьбе сына. Мечта Ибрагимовых о внуках засияла яркой звездой и вошла в семью уже немного беременной. Поэтому свадьба сооружалась спешно, но с размахом. Арсен взял отпуск на три недели, Жанна не отвечала на вызовы, а и без того малоразговорчивый Ад вообще перестал общаться. С утра до ночи что-то ремонтировал, убирал, красил, прибивал и заходил перекусить только после насильственного изъятия у него молотка или рубанка.
На скоропалительное веселье была приглашена вся торгово-развлекательная элита города. Наняты лучшие повара. Павильоны, сооружаемые младшим Ибрагимовым, были рассчитаны на приём двух с половиной сотен гостей. Арсен седел, а карточки пищали, прося есть, и худели на глазах. Жанна сияла.
На такой слёт безусловно требовалось платье. Поэтому, взяв себя в руки и прикинув количество покупок, а также прихватив с собой гвардию нуждающихся в новой одежде и слегка недовольных граждан, я отправилась в магазин.
Решила начать с мужиков. Их попытку сбежать ловко и умело пресекла — Мел был взят за руку, а Лехе приказала нести мою сумку. Сашка удрать не посмел. Так, тесной боевой группировкой мы и ворвались в брендовый отдел сияющего огнями мола. Уже на месте я культурненько решила обратить на себя внимание менеджера по работе с клиентами ( мать называет их торгашками) и громогласно квакнула на весь зал:
— Здравствуйте!
Все вздрогнули. Ну что же, в конце концов, не каждый день мы собираемся на свадьбу, терпите.
***
Попытка придать своему голосу легкость и непринуждённость Оксе не удалась. Добрая волшебница Берелюна не получилась из генерала в юбке. Продавщица оценила оскал и все сразу поняла.
— А у нас летняя распродажа. Вам необыкновенно повезло. Все наши бренды сегодня со скидкой.
Окся начинает ошалело оглядывать зал. Там в воздухе синими звездочками над развешанными вещами мелькает фирма и циферки 20, 30, 40%…
— Вам костюм или смокинг мужу? — вопрошает блондинистая тетка, со знанием дела производя анализ наших фигур. Окся вздрагивает, а побледневший Леха оглядывается: видимо, ищет мужа. — А вот смотрите, новое в мире классики: сочетание набивного бархата с Гизы, чистый марельский шёлк и кашемир с вышивкой. Чудо. Всего щесть с половиной тысяч галактов.
Мадам генеральша складывает губы в скупую линию и шипит:
— Этому костюм, классический, чисто шерстяной. Принести пять на выбор. Цена не больше пятисотки, и так запредельно. Ещё рубаху белую, качественную и галстук. Этому — брюки и рубаху. Этому брюки — и галстук. Алексей, надеюсь, что свой пиджак, купленный мной в прошлом году, ты ещё не пустил на коврик?
Леха прижимается к стойке менеджера, на его лице большими буквами нарисован ужас. Мел рядом, уже на корточках. Хе. Они с ней не живут!
Честно начинаю мерить костюмы. Они все мне подходят, но ОГ почему-то не нравятся. Наконец, уже весьма раздраженно она требует найти подороже, но со скидкой. Улыбающийся в предвкушении торговый работник решает поинтересоваться:
— А какой подобрать галстук? Однотонный или с узором? У нас есть галстуки с изображением любимых героев, с голографическими мультиками…
— Что?!! — Это взрывается от возмущения Окся. — Пошли из этого балагана. Мое терпение закончилось. Вон — соседний.
На продавщице не было лица. Прибежал главный менеджер. Отвел домомучительницу в сторону, и она согласилась на их условия, осталась. Мне приобретён костюм за полторы тысячи и рубаха за триста, галстук в скромную полосочку от «Версаче». Все остальные тоже получили весьма дорогие подарки. По роже главного менеджера, не сказавшего генеральше и слова правды, я понял: он доволен больше Окси. Зато у нас скидка в 50%!
И как завершение замечательного дня — через час мы решительно переместились в кабак.
***
На обратном пути чуть не словила инфаркт. Медленно двигаясь коридору из бутиков, размышляла на тему уверенности моей мамы в том, что все вещи покупаются через сеть на заказ с доставкой на дом ( а если ее нет в сети, то она и не нужна вовсе), я спотыкнулась о сияющую вывеску: «Мы могли бы продавать наш товар вдвое дороже!» Вывеску в витрине держала маленькая девочка в розовом кружевном платье и белых панталончиках с бретельками. DEX? Iren? Я замерла. Сердце стало выскакивать из груди, тяжело и глухо биться.
Мой спаситель Сашка толкнул меня и без тени сомнения в голосе сказал:
— Окся, это манекен.
— Ты уверен?
— Конечно.
В конце концов, у меня есть прекрасное платье. Один раз всего одевала — на Новый год. А у мамы настоящее меховое манто, норковое. Наплевать, что лето. Больше в молы я ни ногой.
Мать всегда права!
Россия. Москва.
Министерство обороны.
27 июля 2024 года
1 час 58 минут.
— Ничего не понимаю, — профессор Гремин прикончил пятую чашку кофе и устало потер глаза, — Это… этого просто не может быть!
— Бред, — пробормотал профессор Филин, не отрывая глаз от распечаток экспресс-анализа, — Полный идиотизм…
Ругаться сейчас ни у кого не было сил. Хотя желание — было.k
Странно все это. Ни опрос свидетелей, ни экспресс-анализ ничего не выявили. В смысле, ничего, что прояснило бы хоть что-то. Свидетели твердили, что все, абсолютно все на вверенной территории было нормально, никого постороннего не было, а в ноль часов две минуты начался спонтанный внезапный рост…
— Страшно так, — старшина-контрактник все еще опасливо смотрел на темную путаницу ветвей, змеями обвившую фасад… — Как живые ползли.
Охрана подняла тревогу, прибыла дежурная рота, но деревья и лианы перестали двигаться так же внезапно, как и начали.
— За двенадцать минут небольшая рощица превратилась вот в это…
— Ни следов излучения, ни стимуляторов, ни химии, кроме обычного городского смога… — подытожил спешно вызванный из института профессор Максимовский, с восхищением глядя в сторону молчаливо высившихся сосен. — И такой рост… Изумительно!
— Изумительно! — съязвил неуживчивый Филин, почти с ненавистью покосившись на неправильные деревья, — Коллега, вы… вы словно не от мира сего! Подумайте, что будет, если эти ваши изумительные деревья вдруг снова примутся расти!
Стало тихо. Только шелестели листья и негромко переговаривались солдаты, распаковавшие еще один раскладной домик. Ученым стало неуютно. Филин высказал то, что в глубине души тревожило всех с утра — что, если таинственный фактор, запустивший этот невероятный рост, сработает снова? Что будет с городом? Лес, такой красивый, так радующий днем свежей зеленью, сейчас, в ночную пору вдруг показался… опасным.
— Кстати… – Максимовский отставил чашку, — а где-нибудь уже росли?
— Нет, — полковник был заметно встревожен, — Но места, где они выросли, наводят на размышления… Пентагон. Челябинск…Адмиралтейство Великобритании. Волгоград… Военное министерство Бразилии.
— Подождите… Военные? Но почему — военные?
— Это не реклама, — тревога, точившая Гремина с самого прошлого утра, с той минуты, как он увидел странную рощу и обломки асфальта, холодной ладонью сжала сердце, — Полковник, это не реклама.
Как бы подтверждая его слова, в глубине странного леса что-то заскрипело… Прошумело, скрипнуло, слитно, разом, словно под ударом ветра, и стихло…
Филин нахмурился. Гремин нервно обернулся — ему вдруг показалось, что одна из лиан, неправдоподобно-толстая, шевельнулась и проползла к ближайшему окну. Черт…
— Нам лучше отойти отсюда…
Но они не успели.
Шум вернулся снова — слитный шум тысяч ветвей, скрип и грохот.
И лес ожил.
Треснул, взламываясь черными кусками, асфальт. Точно живые, прозмеились по стенами министерства узловатые гибкие ветви лиан и северного винограда… Со звоном полетели стекла, дико вскрикнул чей-то голос, но крик тут же оборвался…
— К оружию! — послышался чей-то приказ.
— В кого он собирается стрелять? — растерянно проговорил Максимовский, оторопело озирая невероятную картину — стократно утолщенные стебли лиан проползали внутрь, круша, корежа, ломая все на своем пути. Как будто ариолохия вдруг стала камнеломкой… только в миллион раз быстрей и агрессивней…
Что происходит?
Свет погас.
— А-а-а! — кто-то захлебнулся в крике, застучали автоматные очереди, заискрили оборванные провода и в этом свете, коротком и неровном, профессор увидел, как лиана… схватила. человека…
А потом сдавила и смяла, как пластиковый стаканчик.
Нет!
Что происходит, черт, черт, что творится?…
Крики рвали ночной воздух, надсадно выла сирена, но все перерывал грохот — камень рушился. Ломался под напором взбесившихся растений… Сосны вдруг оказались прямо у стен, корни впились в колонны и оконные проемы, и стена задрожала… Пошла трещинами… Раскололась. На этажах заметались люди — несмотря на ночной час, Министерство работало, там шло какое-то экстренное совещание…
Скрип, скрип и грохот, здание трясло и корежило, бетон крошился как глина, где-то что-то взорвалось и загорелось… Откуда-то выпал человек — небольшая фигурка в мундире пролетела по воздуху и ударившись о взломанный асфальт, затихла. Рухнул огромный кусок стены, заклубилась пыль…
— Помогите! Помоги-и-ите!
— Нет!
— Всем гражданским отойти! — полковник не потерял головы, — Всем гражданским отойти! Огнеметчики!
Почва поползла под ногами, как живая… Живая… В ней тонули те, кому удалось вырваться из здания — на глазах Гремина генерал Блинов, командующий всеми ВВС, вскинул руки и, пошатнувшись, исчез в жуткой мешанине земли и ветвей…
Прямо перед лицом из земли рванулось что-то гибкое… быстрое… как анаконда из старого ужастика. Корень. Он с оттяжкой хлестнул по земле, вспарывая лужайку, рассекая палатки вместе с… о господи…
— Огнеметы наизготовку!
Совсем рядом проползли огромные извилистые корни. Они хищно поднялись на движение.
— Филин, назад!
— Огнеметы!
— Целься. Огонь!
— Филин! Фил…
Россия.
Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна». Зал связи
27 июля 2024 года.
8 часов утра…
— Да… Так точно, господин генерал! Подготовлено. Все в полной готовности, — полковник Мостовой чуть отступил от экрана, давая собеседнику возможность увидеть полностью оборудованный конференц-зал. Он справедливо мог гордиться трудом своих подчиненных — за сутки приданный персонал смог не только провести полную перепроверку всех систем и запасов, но и подключить новейшие панели — теперь Центр был готов к любой проверке и любым передрягам!
— Готовьтесь, — лицо генерала Росохватского странно дрогнуло, словно смазанное помехами, и голос на минуту исчез…- И будьте осторожны… тут… анное… одит…
— Связь активирована, господин генерал! Мы готовы провести сбор.
— Да, начинайте оповещение, только… — Росохватский чуть помедлил. Опустил глаза… и проговорил медленно, словно через силу, — Сегодня утром практически весь штаб уничтожен неизвестным противником.
— Что?! Как…
Да этого быть не может! Ведь ничего не передавали…
Полковника вдруг кольнула мысль, что в целях повышения эффективности труда он сам распорядился отключить все информационные панели — чтобы солдаты не отвлекались на очередные новости о пропажах и климатических катастрофах… Работал только канал связи… Противник? Война? Это война?!
— Министерство обороны уничтожено. Больше половины баз не выходят на связь. Все очень плохо. Я надеюсь на вас, Петр Васильевич, — генерал вдруг перешел совсем на другой тон, — Будьте бдительны.
— Так точно, — автоматически ответил полковник, — Владлен Маркович… Это война?
— Неизвестно, — за спиной Росохватского что-то мелькнуло, в шум вплелся еще чей-то голос, и генерал поспешил закончить разговор, — Я скоро буду. Тогда поговорим.
— Первый готов.
— Второй готов…
— Третий готов.
Мостовой слышал привычную перекличку техников-связистов с нарастающим волнением. Скорее же… Скорее. Наверное, впервые ему так остро хотелось услышать новости. А еще — чтобы рядом оказался кто-нибудь повыше званием.
— Подключаемся к внешней информсети, полковник?
— Да.
— …можности оставайтесь дома, — ожил центральный экран. У хорошенькой испуганной дикторши заметно подрагивал голос, — Повторяю: ввиду многочисленных природных катаклизмов в стране вводится режим чрезвычайного положения, — Просьба ко всем жителям по возможности оставаться дома. Выполнять распоряжения МЧС. Просим не допускать паники…
По шее полковника словно прокатились ледяные мурашки. Какого черта? Настолько плохо? За сутки? Ведь вчера еще все было практически в порядке!
— Вызывайте генерала Протасова.
Экран заволокло серым. Техник Павлов торопливо ввел коррективы, но изображение не изменилось — серо и пусто…
— В чем дело?
— Не понимаю, господин полковник… Такое бывает, если абонента нет. Аппаратуры нет.
— Что значит — нет? У этого абонента аппаратура дома!
Техник озадаченно всмотрелся в побежавшую по экрану цепочку символов.
Погодите, сейчас задействую внешний контур… Странно. Резервный… Пусто. Не понимаю. Словно вся аппаратура выведена из строя.
— Как — вся? — похолодел полковник. Вывести из строя и внутреннюю и внутреннюю аппаратуру, и даже следящий маячок — как это возможно?! Разве что прямым попаданием.
— Минутку… Сейчас со спутника посмотрим… Господин полковник, код доступа разве изменили?
— Нет…
— Связи нет. Со спутником. И со вторым…
— Выходите на связь, — перебил полковник, обращаясь сразу ко всем операторам, — Немедленно. Ко всем по очереди. Пробивайтесь по всем каналам! Всеми средствами, слышите?
В зале повис многоголосый шум — операторы называли пароли и один за другим входили в сеть…
— Господин полковник… — голос Павлова прозвучал так странно, что все замолчали. — Смотрите. Это дом генерала Протасова… Место, где он был.
Генерал Протасов не явится в Центр.
Поселок Светлояр под Москвой, где был дом генерал-майора, исчез. Улицы, дома, роща рядом — все утонуло в липкой черной грязи. Как сель прошел…
— Вызывайте Максимова…
Максимов. Рудничный. Санников. Алиев… Фамилия за фамилией, дом за домом. Сгоревший. Расколотый… Затопленный… Просто разнесенный в мельчайшие обломки. Заросший, точно захваченный, тысячами вьющихся стеблей…
В аппаратной нарастала тревога. Голоса операторов связи, профессионально четкие, стали срываться на невольные эмоции. Непонимание. Недоверие. Страх.
Дом за домом…
Софьин. Ракумов. Белецкий…
Пока отозвалось лишь четверо… Четверо из двенадцати. И то они уже были в дороге и отвечали по личным передатчикам. Не из домов.
— Генерал Таривердиев…
— Да? — неожиданно отозвался экран. Седой подтянутый человек отложил зеркало и пристально посмотрел темными глазами.
— Где вы?
— Дома. В чем дело?
— Вы должны прибыть в Центр, — чуть неуверенно проговорил техник-оператор. Странно, но это дикое утро генерал выглядел слишком… безмятежным. Очень аккуратным… Он посмотрел куда-то в сторону, словно его что-то отвлекло, и повелительно нахмурился:
— Координаты.
…Когда в зале появились три десятка серокожих людей в незнакомой черно-красной форме, полковник Мостовой вспомнил, что его просили быть бдительным… Нельзя было терять осторожность.
Нельзя было давать координаты Центра. Ведь настоящий Таривердиев и так должен был их знать. Нельзя было оставлять зал с такой маленькой охраной…
» анное… одит…» — отдался в ушах замершего полковника голос Росохватского, когда к нему летел огненный шар.
Может быть — странное происходит? Может… Он просил быть бдительным… бдительным…
Но было поздно.
Испания.
Толедо.
27 июля 2024 года. Пять часов двадцать минут.
Хрустальный шар мягко сиял на подставке черного дерева. Давно поставлены перед ним свечи, давно разомкнут черный занавес… очищена и семь раз окурена травами комната… а старческие руки все медлят коснуться отполированной поверхности.
— Высшие силы, молю и заклинаю, — матушка Асунсьон прикрыла глаза. Нет. Не получится. Перед ритуалом надо быть спокойной… спокойной… а ей даже испытанный травный сбор из душицы, чабреца и мяты перечной не помогает. Ах, если б она не отказалась тогда, сорок лет назад — высшие силы, неужели так давно – от своего предназначения… Если бы стала Светлым Стражем, как предлагали и просили. Хранителем мира.
Тогда б не пришлось ей сегодня вот так просить ответа – через шар. Она могла бы перелететь прямиком в Небесный Свод, обиталище Стражей. Она знала бы любой язык. Она могла бы поговорить с ними мысленно… попросить, узнать – неужели то, что ей привиделось – правда?
Не захотела, отказалась, испугалась ответственности, предпочла остаться обычной ведьмой – гадать по шару, варить травки, общаться с фейери, обходить стороной демонские отродья, влюбляться. Жить, просто жить. И кто скажет, что ее жизнь была плохой. Она любила, и ее любили. У нее был муж, не такой, конечно, каким представлялся в двадцать лет… но все-таки прожили вместе годы. И семья вот, и дети, и внуки.
И всему этому вот-вот придет конец.
Ее дочери, ее сын, ее кроха-внук, который мечтает стать Стражем. Все…
Никого не останется из ее рода, никого…. Только Росита. Росита, которая в видении обнимала демона рода Саирит. Росита, Росита… Высшие силы, за что я проклята? Неужели за отречение от судьбы?
— Высшие силы, молю и заклинаю… — сосредоточиться… сосредоточиться… — Молю и заклинаю. Небесный Свод, откройся… Ruego y encanto. Se abre, la Bóveda de los Cielos. Высшие силы…
Ответьте же. Пожалуйста, ответьте.
Шар молчал. На этот раз не было ни багровых бликов, ни нарастающего жара. Был только холод под ладонями, холод, холод…
— Молю и заклинаю. Ruego y encanto… Откройся, Свод Небес. Откройся…
Шар молчал.
Холодом тянуло все сильней. Руки стали подрагивать. Стражи не отвечают. Неужели…
Нет-нет. Не может быть. Не может… Свод – мощнейшее укрепление, замок не-на-земле-не-на-воде-не-в-воздухе, творение магов и фейери еще в дохристианские времена. Стражи – энергетики, опора мира… мощные маги. Правда, говорят, что их теперь мало. Куда меньше, чем было сотню лет назад. Бесконечное противостояние с Уровнями, демонскими кланами, выпивало силы у обеих сторон. И все же, и все же…
Да нет, не может быть. Если бы что-то случилось со всеми Стражами (этого не может быть, но все же), то их чародейский мирок гудел бы весь — от сильфов до слабеньких травниц. Хотя… она ведь сама отстранилась от этого мирка, когда три месяца назад поползли какие-то невнятные слухи о Властелине и к ней стали приходить с предложениями. Присоединиться, предсказать. Она не захотела когда-то подчиняться приказам Света, но это не значит, что теперь станет Темной! И отказала. И отгородилась. Она могла пропустить… Могла…Нет.
Свод Небес не может быть захвачен! Попросту не мо… а-а-а!
Боль родилась там, под руками – сначала маленькая черная молния, вихорек холода. Гадалка ахнула, неверяще глядя на расползающуюся по рукам чернильную темноту. Что это? Что это такое? Через секунду мощный удар сотряс тело и буквально отшвырнул прочь.
Сознание вернулось лишь через несколько минут. Матушка Асунсьон открыла глаза… несколько секунд она бездумно смотрела на небо, которое почему-то начиналось прямо под ее щекой. Оно было в звездах ломких, неровных. Тускло блестящих… А… это ее шар. Разбитый шар. Гадалка протянула дрожащую руку. Потрогала осколок… И не вставая с пола, беззвучно зарыдала. Свода нет. Стражей… Стражей, скорее всего тоже больше нет.
И надежды… тоже.
Севастополь.
27 июля 2024 года
8 часов 55 минут.
Медсестру Татьяну Белозерову все обычно называли просто Танечкой — за молодость и светлый, просто солнечный нрав. Даже в уколах она находила что-то хорошее — приятно было видеть, как из глаз больного или раненого уходит боль, как людям становится легче. И в медсестры она пошла потому, что ей нравилось помогать и лечить. Вот поработает еще — и поступит в институт, и станет врачом. Это же замечательно — помогать людям! Правда?
Пациент из двенадцатой палаты сразу заинтересовал Танечку — слишком необычным было его появление. Взял да и оказался прямо в коридоре перед операционной. Да еще и с пачкой денег, засунутой в карман изодранной рубашки. Странно же, а? Да и травмы — врач не мог понять, откуда взялись такие ожоги — бесконтактные…
Ну и… вообще-то, если честно… он красивый был, пациент из двенадцатой. Так что Танечка заглядывала к нему куда чаще, чем было положено… И тайком лазила в сеть, шерстя списки пропавших по всем ближайшим городам… И подслушивала, что он говорил в бреду о магах и какой-то Светлой страже… И чуть не плакала потом, когда на парне появились следы новых травм.
— Ну как мы сегодня? — мило улыбнулась девушка, прикрывая дверь палаты, — Полегче?
Он посмотрел на нее — испытующе.
— Сегодня доктор сказала, что поправляетесь.
— Таня, — вдруг проговорил пациент, перебив на полуслове, — Как… на улице?
О… он опять… Бедный парень…
— Все хорошо, — гордясь своим профессиональным спокойствием, проговорила девушка, — Все нормально. Хотите чего-нибудь? Сока? Бульона?
— Телефон… можно?
— Хотите позвонить? — обрадовалась Танечка. — Родным?
Это явный прогресс!
— Нет… друзьям… если они… здесь… и живы.
Ну… вообще-то это было не разрешено, но… Руки сами достали из кармашка крохотный телефон.
— Какой номер?
Юноша смотрел, не отвечая. Что такое?
— Вы не помните номер?
— Дайте… руку… — выдохнул парень.
Танечка удивленно подняла бровки. Руку? Зачем?
— Просто… коснитесь меня… — попросил странный пациент, — Пожалуйста… Я должен… знать…
Танечка покусала губку. Оглянулась на дверь палаты. Да ладно, подумаешь! Вон пациенту из десятой пришлось петь, (причем неприличные частушки) и ничего!
Мягкое касание к неповрежденному участку кожи — и недоверчивый взгляд светлеет… Словно он наконец услышал что-то хорошее. Он даже попробовал улыбнуться:
— Не… бойтесь…
— Я не боюсь. Диктуйте.
Первый номер ответил молчанием. Второй тоже. И третий. И четвертый… Пациент мрачнел на глазах, Танечка потихоньку вносила имена в память, чтоб потом определить, кто ж друзья этого красивого парня.
Лишь седьмой номер отозвался живым голосом… Или неживым? Тихо и безжизненно женщина сообщила, что ее сын погиб три недели назад. И повесила трубку, прежде чем Танечка успела что-то спросить…
Восьмой… Девятый… Десятый… Десятый отозвался. Но голос Тане не понравился… слишком вкрадчиво-холодно он поинтересовался, откуда девушке известен номер, и она быстро прервала связь.
Таня огорченно посмотрела на пациента. Он смотрел в потолок, и его лицо… словно ему перевязку без анестезии делали!
— Спокойней… Ничего страшного. Потом еще позвоним. Спокойно, хорошо? Волноваться вам нельзя…
— Теперь… уже, наверно, все равно… — отозвался парень, — А вам… лучше уходить отсюда. Эта больница… она не совсем такая… как вам кажется…
О чем он?
Танечка открыла рот, чтоб спросить… но с улицы вдруг послышались крики.
— Смотрите! Смотрите!
Таня встретилась глазами с пациентом, и ей почему-то стало страшно.
— Смотрите! Что это? Что?… — к голосам добавились свистки и почему-то сирена…
— Поднимите жалюзи, — проговорил юноша.
По коже просыпались колючие ледышки. Тревога, клубившаяся в глазах пациента, заставила замереть… Нет… Пожалуйста, только не… Не что? Что там? Что будет?…
Сначала будет затмение… — сам собой зазвучал в ушах тихий голос. Он так сказал. Пациент из двенадцатой… Вчера.
Сердце забилось глухо и часто. Сначала… будет… затмение… Сначала будет… Какое затмение, что за выдумки, затмения не бывают просто так…
Потом на улицы выйдут демоны… И вампиры…
— Откройте окно, Таня…
Медленно, как во сне, двигаясь, Таня подошла к окну и сдвинула шторы.
И увидела черное небо.
Стихли свистки, перестала мигать рекламная картина на соседнем здании… Замерли пациенты в больничном саду, подняв голову к небесам.
Оно было черное, небо, черное, но не ночное — ни звезд, ни луны, только густая чернота с едва заметным фиолетовым оттенком там, где в этот утренний час полагалось быть солнцу.
Не горели фонари, не светились огни реклам — темно, темно и тихо. Остановились машины на перекрестке. Кое-где включились фары — и погасли.
Город, так внезапно вырванный из дня и света, замер в немом страхе…
— Что это? — еле шевеля губами проговорила Танечка, — Что это, а?
— Это затмение…
— Но так не бывает!
— Бывает… — в голосе парня мелькнула боль и горечь, — И так сейчас везде…
Россия.
Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна». Зал связи
27 июля 2024 года.
8 часов 55 минут.
Операторы по одному оборачивались назад, к лю… то есть к серокожим существам, возникшим непонятно откуда. Кто-то вскрикнул, недоуменно и зло, кто-то потянулся к системе громкой связи, от дверей рванулась охрана, на бегу вскидывая автоматы…
Черно-красные ни о чем не спросили и не потребовали сдаться. Коротко перебросились парой непонятных слов и тот, что стоял впереди, поднял руку.
Пустую, без оружия, просто руку… даже без когтей…
С нее сорвалась молния.
— Берегись!
— Какого черта? Охрана! Охра…
— А-а-а!…
В зале воцарился ад. Молнии били по блокам питания, по работающим экранам, по светильникам… по людям.
Вскрикнув, повис на кресле оператор Кремнев… повалился на пол полковник Мостовой. Прямо у двери в зал совещаний упали Зеленский и Руднев. Охрана… два молоденьких парня… рассыпались как песок… как пепел. Прямо на бегу.
Крики, стоны, звон и хруст…
Севастополь.
27 июля 2024 года
8 часов 59 минут.
— Везде? Что значит — так? — Танечке было страшно, как никогда… А мама? Мама? — Я… я должна узнать, что с мамой!
Непослушными руками она схватилась за телефон.
— Подожди… — пациент вздохнул и оторвал взгляд от черноты небес, — Кто твоя мать?
— Повар… Повар в ресторане… по соседству… А что?
Телефон молчал.
— Иди… к ней. Иди… Сейчас иди, пока нет… Его. И остальных…
Остальных?!
Потом на улицы выйдут демоны… и вампиры…
Танечка рванулась к двери… и остановилась. Что с ней?… Она бросает больных? Пусть до конца смены всего полчаса, но все-таки! Стыдно! А еще будущий врач… Нет-нет, Белозерова, тихо… Возьми… возьми себя в руки.
— Послушай… пожалуйста, скажи, что происходит? Объясни… я до сих пор не знаю, как тебя зовут!
— Лёш. — выдохнул парень, — Алексей.
— Лёш… — повторила Таня, стараясь успокоиться, — Ага… И… и ты можешь сказать, что происходит?
Юноша шевельнул губами… бросил взгляд в окно… и его лицо закаменело.
— Сейчас Он объяснит.
Таня медленно обернулась. В голосе Алексея звучала такая горечь, что она была готова увидеть в окне кого угодно! Включая вампира. Они ведь летать умеют, если по фильмам смотреть…
Но все оказалось иначе. Совсем.
Небо прорезала ало-золотая нить. Тонкая, яркая, она прочертила тьму светящейся расширяющейся линией… Брызнул свет. Огненный, золотой, багрово красный — вспышки с сполохи хаотично чередовались, с каждой сменой цвета все сильнее и ярче…
Пока небо не заполыхало переливом буйствующих красок. Подсвеченные золотым, облака вылепились в огромную, в треть неба, корону. Корону из языков пламени. Светящаяся линия очертила золотую рамку… и все остановилось… и замерло.
Таня сдавленно вскрикнула — вместе с голосами из коридора и соседних палат — с потемневшего, багрово-оранжевого неба на них смотрело исполинское лицо. Человеческое лицо.
Китай
27 июля 2024 года
12 часов 45 минут
Ван Лин любил при случае пустить пыль в глаза знакомым, как бы невзначай ввернуть пару фраз о месте своей работы… Действовало прекрасно: узнав, что Ван трудится не где-нибудь, а в Доме Правительства, юные девушки становились ласковыми и милыми. Страсть к замужеству с высокопоставленным человеком у китаянок в крови. И не столько деньги важны в таком браке, сколько честь семьи и влияние.
Недоверчивым парень показывал свой пропуск, который, как все знали, подделать нельзя. Все было честно — он и правда работал с министрами и другими важными людьми. Только забывал сказать, кем. Юный Ван Лин трудился по протекции родственника «младшим помощником», а проще говоря, курьером, разнося по приемным минеральную воду, свежие газеты и все, с чем пошлют…
Сегодня, например, послали на недостойную работу. В дурацкий мини-зоопарк. Проклиная президентов и королей, которые в последние полгода взяли за правило дарить коллегам по управлению экзотических животных с глубокомысленными комментариями, Ван поплелся на первый этаж.
Зверинец встретил его рычанием, визгом и метко брошенной банановой кожурой. Чудом не поскользнувшись, Ван спешно зажал нос. Кроме дикого шума, зверинец поражал таким скверным запахом, что у бедного парня глаза заслезились… К счастью, помощник смотрителя, пожаловавшись на необычайно беспокойное поведение подопечных, вручил недовольному Вану средство от этой неприятности. Заглянув в пакет, Ван увидел…противогаз!
— Бери, только он и спасает, — кивнул помощник, представившийся как Су, пытаясь одновременно призвать в порядку ополоумевшую чернобурую лису — та металась по клетке и безостановочно лаяла, то и дело бросаясь на прутья, — Да что ж творится сегодня…
Пожав плечами, Ван налепил противогаз на лицо и занялся уборкой… Жалко, что уши не закроешь. Хотя можно включить музыку. Он включил «ушки» и вопли беснующихся птиц перестали его волновать…
Клетки чистились легко, их поддоны вынимались без затруднений, новенький противогаз исправно подавал свежий воздух с ароматом сосны, музыка была отличной (новая группа, «Гули», могла переорать наверно, даже сирену тревоги), так что работа шла быстро и успешно, пока Ван не обратил внимание на обитателя очередной клетки — крупная синеперая птица вдруг судорожно взмахнула крыльями, разинула клюв… и рухнула на пол. Что случилось? Знаменитый птичий грипп начала века? И вон еще одна птичка, бескрылая, покачавшись на тонких ногах, повалилась на подстилку. И попугаи все на полу… Духи предков, в чем дело?
— Смотритель… — хотел позвать юноша, но маска не пропускала его голоса. Он шагнул в соседнюю комнату, к Су, но представившаяся картина заставила его оцепенеть.
В этой комнате тоже все лежали… Черная лисица, оскалив зубы, так и застыла у прутьев, только хвост судорожно подергивался…
Пушистый зверек вытянулся без движения на усыпанном стружкой полу… А вон там еще один. Мартышка безвольно повисла на жердочке… И крупный зверь, из кошек, только что бивший тяжелой лапой по прутьям, затих… И еще!
Все… И Су. Он лежал у выхода, не дойдя до прозрачной двери на два шага… Пальцы еще сжимали наполненный шприц…
— Смотритель… — упавшим голосом позвал Ван, но тот не шевельнулся… Никто не шевельнулся…
Да что же это такое?…
— Ты умрешь! — заорал ему в ухо чей-то жуткий голос, и Ван в ужасе отскочил, прижался к стене, покрывшись холодным потом… задыхаясь, обвел глазами застывшее «мертвое царство» и только тут сообразил, что «ушки» просто выдают начало новой песни «Гулей», хит сезона «Всех ждет смерть». Дрожащими руками Ван стащил наушники и отшвырнул, как ядовитую змею, как тарантула… «Ты умрешь!» — снова донеслись слова из «ушек» и грянула музыка… Не чувствуя под собой ног, Ван выскочил из жуткого зверинца, забыв снять маску… Он почти бежал по коридору, нащупывая медальончик, который выдают здесь каждому, на экстренный случай. Даже уборщику.
— В зверинце беда! — закричал он, забыв представиться, забыв, что его не слышно, обо всем забыв, едва из рации послышался первый шорох… — В зверинце… — и он замолк.
На полу… впереди… лежали бумаги. Просто лежали. Их никто не собирал… Из-за поворота коридора виднелась изящная женская рука, с лунным браслетом на тонком запястье… застывшая на одном из листков…
А рация молчала… На негнущихся ногах Ван сделал несколько шагов. Вперед. Да… На золотистом покрытии лежала девушка-секретарь, Винь, он как-то звал ее на танцы. И не одна. У лестницы неподвижно лежали министр Во и его охранники, дальше схватилась за горло чиновница из Хонов…
А рация молчала…
Чувствуя, как начинают шевелиться волосы на затылке, Ван поднес к лицу рацию-медальон… пальцы наткнулись на маску.
Противогаз. Он был в противогазе, поэтому он уцелел. А остальные…
Так это… Это… Все отравлены… Все? Он заметался по комнатам, распахивая двери туда, куда еще вчера не смел бы даже постучать. Всюду, всюду, всюду…
Они лежали везде. Кто-то успел встать и подойти к окну, кто-то лег прямо на рабочий стол, на панель компьютера. Кто-то успел достать таблетки…
А рация молчала.
Было очень тихо.
Комнаты, Дворец, улицу за окнами накрыла плотная тишина. Ни автомобилей, ни шумной толпы…
Юноша бессильно прислонился к стене у пальмы, не зная, что делать. И в этот миг в вестибюле возникли люди. Целая группа, десять человек, одетых в одинаковую черно-красную одежду… Просто появились, как из воздуха. Осмотрели усеянный мертвыми телами пол и, усмехнувшись, стали подниматься по лестнице, о чем-то переговариваясь на незнакомом языке.
Холодея, Ван смотрел, как они спокойно перешагивают тела на ступенях, как женщина с кроваво-красными волосами наклоняется над министром обороны, и ее глаза из-под крыла волос сверкают нечеловеческим алым блеском… И как она вдруг поворачивает голову в его сторону, а потом вытягивает руку…
Нет! Она не могла заметить его, не могла, это стекло у лестницы прозрачно только в ту сторону. Нет… От группы вдруг отделились два человека (человека?) и двинулись в его сторону.
Нет!
Потеряв всякое самообладание, Ван рванулся… и выбежал на замершую улицу. Под черное солнце.
США.
Белый дом.
28 июля 2024 года.
22 часа 57минут.
— Мистер Президент, Китай замолчал.
— Так, — президент тяжело опустился на стул, — Что же там случилось?… Сначала Париж и Россия, потом Китай… Кто теперь? Мы?
— Срок нашего ультиматума истекает, сэр… — напомнил один из сенаторов. Все старались не смотреть на экраны, беспрерывно транслировавшие то Париж, то руины Путижа, то все еще расколотый землетрясением Токио…- Я помню.
— Сэр, нам осталось всего несколько минут.
— Мистер Президент!
— Нет. Мы не можем принять ультиматум неизвестно кого! Америка не может сдаться! — голос его был твердым, хотя и ему было страшно. Буш тоже был человеком. Но стать первым президентом Америки, спустившим флаг гордой страны, не знавшей оккупации… Нет! — Никогда за всю историю Америки…
— Мистер Президент, в истории Америки когда-нибудь треть страны заносило снегом в летнее время?
— Вы хотите, чтоб нас уничтожили? Как Париж? Его транслируют по всем каналам… — сенатор Симмонс срывалась на истерику…
— Но Он никто!
— Он правит ураганами и драконами. Он маг, сэр! Разве это никто? Его люди могут бить огнем…
— Он захватил Пентагон за пятнадцать минут! Наши базы не отвечают на вызовы, наша спутниковая сеть выведена из строя! Наш маршал на экстренном совещании оказался оборотнем и попытался нас убить! — вице-президент пугливо покосился на пятна крови на полу… — Мистер Президент, мы не сможем сопротивляться!
— Сэр! Три минуты! Еще не поздно…
Полминуты мучительной тишины. Странное ощущение безнадежности… На этот раз Америку не спасет ни супермен, ни бравый крепкий орешек, ни русский союзник. О Боже…
— Мистер Президент!
— Поздно… — шелестит безнадежно-усталый голос сенатора Льюиса. Он смотрит в окно и отступает.
В следующий миг пуленепробиваемое стекло исчезло. На пол, звеня, упал одинокий осколок, и огромный оконный проем заполнила громадная уродливая голова с янтарными глазами… Драконья голова.
Россия.
Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна». Зал связи
27 июля 2024 года.
10 утра…
Уничтожив системы питания, черные ушли. Старшине Бронскому и рядовому Санину, проводившим в конференц-зале последние монтажные работы, пришлось потратить полтора часа, чтобы распилить оплавившуюся металлическую дверь и войти. Но в живых они застали только рядового Зеленского. Все остальные погибли.
А потом отказало питание и в резаке, и выйти из зала хотя бы в коридор оказалось невозможным. Двери по сигналу тревоги автоматически заблокировались, а код, наверное, знали лишь президент, маршал и полковник…
А здесь не было ни еды, ни воды, ни аптечки. Кондиционеры отказали.
Все.
Севастополь.
27 июля 2024 года.
10 утра…
— Я — ваш новый Повелитель, — ровно проговорил человек в небесах. Огромные синие глаза взглянули на людей, и те инстинктивно попятились, кто-то вскрикнул. Пронзительно-острый, тяжелый взгляд… От него пробирало холодком, словно на спину кто-то положил ледяную ладонь. Пауза. И в невероятной тишине на онемевший город тяжело упали слова, — Вадим. Маг.
— Что?… Что он сказал?!
— О чем он?… — прозвучал чей-то недоуменный шепот, но на него шикнули, и снова стало тихо. Все ждали.
— Этот мир теперь мой. И вы тоже. Сегодня вы в этом убедитесь, — губы человека в черном небе тронула нехорошая, торжествующе-злая улыбка. — Сегодня вы подчинитесь. Или будете уничтожены.
«Уничтожены…» — отдалось на площади Севастополя у аэропорта…
…на улицах Москвы…
…на раскаленной мостовой Парижа…
…на руинах Нью-Йорка…
…на мертвом бульваре Пекина…
…на замершей от ужаса набережной Тель-Авива…
…над заметенными снегом виноградниками у Толедо…
…над крышей маленького домика, где безнадежно молилась о милости Небес старая гадалка…
О чем он? О чем? Что все это значит?!
Ответа не было.
— Мир изменился, люди. Все изменилось. Я отменяю старые законы. Я отменяю ваши армии. Я отменяю ваших президентов и королей. Вы будете жить по новым законам. Или не будете вообще.
Глаза последний раз в холодном прищуре вобрали в себя человеческий страх… и, усмехнувшись, он исчез.
Небо оставалось тем же. Черным, безлунным и беззвездным, с застывшими багрово-оранжевыми вспышками. Словно люди вдруг оказались на другой планете. Чужой, непонятной и опасной.
В этом странном свете даже лица соседей выглядели чуждо и жутко — провалы глаз, резко подчеркнутые морщины и страх, страх — в перепуганном молчании, в тихом всхлипывании ребенка, в судорожном вздохе Тамары…
Павел Евгеньевич Христофоров дрожащей рукой вытер лоб. В голове вертелась дурацкая фраза: «Ничего себе отпуск начинается! Ничего себе отпуск»… Он уже догадывался, что никаких отпусков теперь не будет, и не будет долго…
— Павел… Павел, что это такое? Это розыгрыш? Ну говори же!
— Боюсь, что нет.
— Алексей! Что это… Что это было? — Таня никак не могла остановить дрожь — даже голос дрожал…
— Вадим. Новый король магического мира. А теперь и человеческого…
Слова звучали бредово.
Но это не было бредом. Не было, пока над городом в разгар утра нависало черное небо. Вадим… Повелитель… Вадим? Как-то прозвучало это… словно… подождите…
— Ты его знаешь?
— Думал, что знаю…
— Но Павел…
— Тихо!
Экран ожил.
По нему волной прокатилась багрово-оранжевая вспышка, а потом из переливов соткалась незнакомая эмблема — меч, над которым сияла корона. Словно из какой-нибудь сказки. Или аниме…
А потом, как обычно, возник человек. Диктор. Нет… Не человек… Он был очень похож на человека, но у людей не бывает такой пепельно-серой кожи. И алых глаз.
— Прослушайте сообщение. Сегодня, в первый день воцарения Его Величества Вадима, Избранного Повелителя мира магического и человеческого…
— Что он несет?!
— Тихо!
-… его величество повелевает: всем людям в течение трех дней надлежит признать его и принести ему присягу. Лица, присягнувшие в первый день, получат привилегии. Присягнувшие на второй день, а также в третий, привилегий не получат. Лица, не прошедшие регистрации и не принесшие присяги, объявляются вне закона и являются законной добычей слуг Его величества.
Лица, занимающиеся преступной деятельностью, будут уничтожены.
Лица, находившиеся на военной службе и не принесшие присяги его величеству, будут уничтожены.
Лица, допустившие критику его величества или оказавшие сопротивление слугам Повелителя, будут уничтожены.
Серокожий помолчал.
И вдруг усмехнулся клыкастым ртом.
— Правила просты, люди. Те, кто нужны, будут жить. Те, кто послушны, будут жить. Остальным не повезло…
— Таня… — зеленые глаза Алексея смотрели смертельно серьезно, — Идите к матери. Пока не поздно.
— Я не имею права…
В больнице все еще было тихо. Пока было тихо…
— Идите. Пока можете.
— Я не брошу больных!
— Таня… кого вчера положили в соседнюю… палату? И в пятую?
— Пострадавших от ожогов.
— Вы видели… их кожу?
Конечно, нет. Они же были в повязках!
Странных таких повязках…
— Нет, но…
— Это вампиры, Таня. А ваша врач… — он не договорил. — Уходите.
— Какого дьявола?! — послышался полупьяный юношеский голос, — Не, ну вы видали? Какой-то чмырь с манией величия развел тут шоу, а вы все развесили уши?
Компания нетрезвых подростков под самым экраном, одобрительно засвистела — в стену полетела бутылка из-под дорогого пива.
— Этот придурок указывает нам… экхххх…
Худенькая сгорбленная старушка оказалась около него как по волшебству — никто ни уловил ни движения, ни… А сейчас она держала юнца перед собой, на вытянутой руке, сжимая горло. Ноги в дорогих кроссовках беспомощно болтались, чуть не доставая до пола.
— Эй!
— Вы что делаете?
— Вы…
— Лица, допустившие критику его величессства или оказавшие сссопротивление слугам Повелителя, будут уничтожены, — прошипел негромкий, какой-то бесплотный голос, и тонкие губы старушки раздвинулись, обнажая клыки. — Вмессте с посссссобниками…
Люди шарахнулись — старуха исчезла. Преобразилась. Истаяли морщины. Распрямилась и налилась упругой силой фигура. Седые волосы стали просто светлыми, и молодая женщина с кроваво-алыми губами шагнула вперед:
— Вкусссссные прессступники.
Минуты текли.
В палате все так же стояла тишина.
Откуда-то слева вдруг послышался крик. Долгий, полный страха и боли.
— Помогите! Помогитееееее!
Юноша инстинктивно дернулся — но встать при таких травмах не получилось бы даже у прославленного старика-Шварцнегера.
— Проклятие! — простонал он, падая на подушку. — Началось. Скоро будут здесь. Дайте руку, быстро!
Быстрое касание дрожащей руки. Почти неслышный шепот… Неяркая золотистая вспышка… Проступившая на лбу испарина…
— Идите. Полчаса… вас… никто… не увидит… Прощайте.
— Динамит… че мы сюда лезем, а? Тут ни фига нема уже лет пятьдесят!
— Заткнись.
Шакал затих. Динамита так прозвали недаром – характер у него был тот еще. Еще словишь пинок куда не надо. Но ненадолго — черные от плесени стены были еще страшней. И разрушенный тротуар под ногами. И вообще – с утра что-то такое в воздухе носится. Муть какая-то, страшно.
— Че заткнись? Мало того, что Капотня, так еще и Комбинат. Жуткое место. Как рвануло тогда, так с тех пор здесь и не строят ничего, и не… Ну ты че, сюда нормальный никто не лезет!
— Увянь. Ничего тут не взрывалось…
— Не, ну в реале, че мы там забыли? Ты разве не знаешь, что туда распоследний бомжара и то не суется? И психованные эти любители приключений тоже. Оттуда ж никто не возвращается!
— Вранье.
— Ну Динамита… Череп, скажи ему!
— Заткнись ты, — вяло отозвался третий член группы, и Шакал понял, что проиграл. Черепу что… Он как закинется своей «крупкой», так ему все по фигу. А вот вломить может по полной. Может, смыться, пока не поздно?
Как тут тихо. Будто не в Москве, а в этой… как ее… в Сахаре. Даже птиц нет. И крыс. И вообще.
— Тряпки взяли?
— Че?
— Тряпки. Мельница говорил, он сюда прошел с тряпкой на голове. Наширялся и прошел.
— Мельница?!
Так вот откуда заявился Мельница. Болтливый парень, вдруг притащивший в банду сумку с серебряными браслетками… Неужели тут нашел?! Шакал по-новому глянул на стены, все в какой-то черно-зеленой слизи, на обгоревшие остатки цехов. Где-то тут их ждало богатство. Может, даже вот тут, за той упавшей стенкой. Груда кирпичей, бетон ломаный… шевелится…
Шевелится?!
Шакал облился холодным потом – стена поднималась. Сама по себе.
— Динамит, смотри!
Может, дело было в свете (стало как-то темновато, словно вот-вот будет гроза), может, просто они надышались чем-то? Может… Шакал потерянно озирался, глядя, как Комбинат меняется, меняется с невероятной быстротой.
Со стен сошла склизкая плесень, они стали расти, расти, расти…. уходя в высоту, заслоняя небо. С тротуаров исчезли груды битого камня. Засверкали целыми стеклами окна. Закружились над красивыми блестящими крышами огромные, паутинно-белые воздушные шары. На глазах Шакала из одного шара вылетела девушка, распахнула радужные крылья и закружилась над ажурным белым мостом.
Цветными змейками пробежали между домов цепочки огненных гирлянд, развернулись флаги, высыпали на улицы люди… и не-люди.
— Да здравствует Повелитель!
— Долой конспирацию!
— Свобода!
— Люди, кончилось ваше время!
— Ура!
Бог знает, что они ожидали увидеть наверху — аккуратные разноцветные домики? (Центр многие годы успешно маскировался под базу отдыха, и большинство отдыхающих даже не подозревали о подземных этажах и ракетных шахтах под собственными ногами). Следы пожара? Развертываемые боевые части? Но такого они не ждали.
Базы не было.
Взбаламученная черная вода гневно клокотала в котловине нового озера. Среди водоворотов и пенных гребней проплывали обломки стен, сорванные двери…
наполовину надутая резиновая лодка… и тела.
Базы «Око тайфуна», со скоростными лифтами и хитроумными системами пропуска-распознавания людей больше не было.
— Значит, вон оно как, — хрипло проговорил сержант… — Вон они как с нами, да? Сволочи…
Игорь молчал, с трудом удерживаясь от взгляда в потолок. Это там? Черная вода пополам с жидкой грязью?
Там. Над головой… И одно из этих неузнаваемых, изломанных тел — Лика. Синеглазая Лика, помощник диетолога… Вечером они собирались обговорить сроки свадьбы…
— Парень, а подстроить на другой участок можно?
— Наверное, — безжизненно проговорил Игорь.
— Москву покажи! Москву. Или нет… Светлогорск покажи! Там мои… Получится, а?
Да… конечно. Надо же узнать о семье!
Так. Сейчас-сейчас… Код. Сеть… Карт-схема… Нет, не получается…
Спутники, которые могли отследить обстановку в любом уголке страны, то ли поредели, то ли сменили код. Найти Светлогорск не получалось.
Вместо этого в сетке помех и вспышек постепенно вылепилось изображение другого города. Игорь не поручился бы за свои слова, но, похоже, это был какой-то южный город. Бухара? Ташкент? Неизвестно. Читать хвостатые буквы восточных алфавитов Игорь не умел. Но там на вид было довольно спокойно. Только над округлым куполом в центре города вился какой-то незнакомый черный флаг. А на площади выстроилась огромная очередь, вдоль которой неторопливо шли типы в знакомой черно-красной форме, то и дело вытаскивая из очереди то одного человека, то другого. Кажется, только мужчин.
Еще раз. Сеть. Карт-схема… Найти подходящие… Ага, вот. Изображение. Укрупнить.
— Выключи…
Игорь поспешно переключился на другой спутник — наугад. Лишь бы не видеть, не смотреть. Кажется, это были Афины, где по новостям, собрался саммит глав государств. Были… Где-то у горизонта виднелся уцелевший Акрополь, знакомый по картинкам в учебнике истории, но центр… Игорь не представлял, что могло так оплавить камни и стекло — термические снаряды? Черный густой дым застилал весь экран — асфальт до сих пор горел. Никто не пытался ничего тушить.
Старательно сглатывая душащий комок, Игорь попробовал новую комбинацию…
— Смотри.
Сержант придвинулся ближе, воспаленными глазами вглядываясь в экран.
— Это не Светлогорск. Это… я не знаю, что это!
Игорь снова сглотнул комок в горле.
Незнакомый некрупный город, застроенный аккуратными четырехэтажными домиками санаторного типа утопал в зелени. Его не затопило и не сожгло…
Но он был пуст. Совершенно пуст.
Пустой рынок — ни одного покупателя у прилавков. Пустой автобус замер у светофора — ни водителя, ни пассажиров. Ни одного человека на солнечных прямых улицах. Ни одного лица в окнах… Ни одного ребенка на широком речном пляже с многочисленными аттракционами.
Пусто, мертво и пусто…
— Что это… Что это, а?
— Не знаю, — отозвался Игорь, уже понимая, что, возможно, ни Светлогорска, ни родной Ялты в этому безумии не найти… Координаты спутались и сбились, а питания надолго не хватит. Им не узнать, что с родными. И не увидеть их… Даже весточки не послать.
Города мелькали один за другим — русские и иностранные, высотные и одноэтажные, людные и притихшие, целые, полуразрушенные, накрытые какими-то странными фиолетово-черными куполами… Всюду — эта картинка с короной и мечом. Всюду — люди и нелюди в черной одежде с красным воротом. Всюду, всюду, всюду…
— Они везде, — глухо проговорил сержант, — Везде… Видишь?
— Вижу… Я не знаю, найдем ли мы Светлогорск. Успеем ли…
Успеем — до того, как кончится воздух? Без еды и воды они б продержались несколько суток, но без кислорода им осталась в лучшем случае пара часов.
— Пробуй, парень… Пока живы, будем пробовать.
— А ты уверен, что долго проживешь, человечек? — спросил за спиной глумливо-насмешливый голос.
Игорь резко обернулся.
Не может быть…
Они снова были там — те, в черно-красном, уничтожившие смену в зале связи. Откуда они взя…
— А мы-то думаем, с чего это вдруг аппаратура заработала? — протянул невысокий тип с массой тонких коротких косиц, — А это, оказывается, кто-то уцелел и балуется.
— Человечинка…
— Савушкин, огонь! — скомандовал сержант, и над ухом прогрохотал автомат, заставлив черных отшатнуться…
Оружие… Ему нужно оружие! Игорь метнулся к телам погибших, проклиная себя за то, что не подумал раньше. Оружие! У полковника Мостового было!
Он успел только потянуться к пистолету — когда ощутил удар в спину. Не удар, скорей толчок, потом рывок — и что-то с силой швырнуло его вперед, лицом вниз, прямо на тела.
Темнота…
Он пришел в себя от крика. Страшного. Неузнаваемый голос, жуткий.
И еще голоса.
— Вовремя они нам попались.
— Это да. Зря Повелитель запретил развлекаловку на людишках.
— Это пока. Скоро они покажут зубки, и Он обозлится.
— Тогда мы получим свое.
— А пока эти… Оторвемся. Эй, человечинка, подай голос!
И снова крик. Игорь дернулся, но его удержали. Кто? Что это?
— Нашли время развлекаться, — услышал он совсем рядом холодный женский голос.
Кто-то зашипел, кто-то примирительно сказал:
— Лина, мы ж тебе не мешаем? Делай со своим, что хочешь.
— Только вам не мешай? Спасибо за разрешение.
Игоря отпустили. Он перевернулся на спину и сел, уже зная, чувствуя, что сейчас увидит. Над ним стояла черноволосая девушка. Чуть подальше — остальные, кто-то смотрит на него, кто-то наклонился над… Игорь отвел глаза. Этого не может быть. Этого не может быть. Так.. так нельзя с человеком!
Его затошнило. Словно дождавшись сигнала, заболела голова. И рука. Плечо. Перелом? Теперь уже неважно…
— Встань.
Он встал — под новый крик. Пошатнулся.
Девушка оказалась чуть ниже, чем он. На вид ровесница, лет двадцать. Нормальная кожа, нормальные темные глаза. Даже красивые.
Как здесь холодно…
— Ты сдаешься?
Он не сразу понял.
— Что?
Девушка с едва уловимой досадой оглянулась на столпившихся в кружок черно-красных:
— Ты сдаешься? На милость Повелителя?
Сдаться? Этим? На милость… Этот безумный, дикий, страшный день — разве непонятно, какая у них милость? Лика. Сержант. Скелеты, вплавленные в горящий асфальт. Игоря пробило дрожью. Сдаться этим?! Им нельзя сдаваться — их надо убивать!
— Нет.
Холод колючей змеей сдавил горло. Страх. Ярость. Если выживу, я буду драться с вами! Где могу. Как смогу. До смерти!
Девушка кивнула.
Нож возник в ее руке как по волшебству. Блеснул маленькой молнией…
А потом боль вошла в сердце острой короткой вспышкой.
Совсем нестраш…
Все.
Россия.
Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна». Зал связи. 29 июля 2024 года. Точное время неизвестно.
Второй день новой эры.
Замерзшие пальцы едва слушаются…
Нет, здесь, в этом подземелье, были и обогреватели, и роскошная система кондиционирования-вентиляции, но где это все… Там же, где и холодильник.
Игорь непроизвольно облизнул пересохшие губы. Ни воды, ни еды. Воздух тяжелый… Наверное, скоро кончится. Как же так… Как же так вышло?
Он устало осмотрел округлую комнату — ряд изогнутых столов, мягкие стулья, сверхсовременные объемные экраны и лазер-панели… И везде пусто, мертво, обесточено.
Секретное убежище «Око тайфуна», заложенное еще в шестидесятые, на случай ядерной войны, оно было предназначено для того, чтобы укрыть высшее руководство страны. Его постоянно модернизировали, перестраивали в расчете на то, чтобы не только пережить возможный кризис, но еще и управлять вооруженными силами, отражая атаку потенциального противника.
Наверное, это было одно из самых защищенных мест на Земле.
Как же случилось, что в момент нападения в суперсовременном центре-убежище нет никого из этого высшего руководства? Только сержант и рядовой Санин? Если не считать рядового Зеленского — но тот давно не приходит в сознание и, наверное, к лучшему. С такими ранами… А в роскошно оборудованном тактическом центре не было даже аптечки.
Лазерная панель наконец поддалась его усилиям — по схемам пробежался знакомый голубоватый разряд. Кажется, получается…
— Зачем тебе это? — хрипловато, без интереса спросил сержант, — Не все равно?
— Не все. Хочу хоть увидеть, что творится в мире.
— Ты еще сомневаешься? Да все кончено, парень! Все кончено, понял?
Игорь не ответил. Наверное, сержант прав. Наверное, везде… Если сюда до сих пор никто не пришел, то — везде. Но так не хочется верить.
— Подумать только, — сержант пнул офисный стул, тот опрокинулся… Из папки на столе посыпались приготовленные листы бумаги. Листы, на которых так и не появится ни одной записи, — Подумать только. Сутки! И все к черту. Вся база, вся армия, вся страна — к чертям в пекло! Всего сутки, господи!
Да… всего один день. И ночь.
Парень горько искривил губы… Всего два дня назад он был дома, в отпуске. Они отмечали юбилей — двадцать пять лет семейной жизни отца и матери. Маленький ресторан у реки, счастливые беззаботные лица… Последний спокойный вечер.
Последний вечер старого мира.
Уже возвращаясь из отпуска, он обратил внимание, что в аэропорту чересчур много военных. Словно всех разом оторвали от выходных, отпусков и увольнений и призвали на службу. Все шутили и смеялись, что их призывают в метеорологию, сражаться с погодой — что-то многовато в последнее время с ней проблем. В самолете доругивалась парочка:
— А я тебе говорю — кончай строить из себя идиота!
— Но это и правда был не он, Дана.
— Отлично! Замечательно. Просто супер! Значит, звезда шоу Влад Новаковский — не звезда, а самозванец? Только потому, что с тобой не поздоровался? У тебя мания величия?
— Это правда не он. Он меня не узнал. Понимаешь?
— И что?
— Ну как ты не поймешь! Мы семь лет знакомы… в одном военном городке жили. он нормальный парень был, без звездных наворотов! Все звал меня работать с ним, жаловался, что тяжело без человека, которому доверяешь… А вчера он меня даже не узнал! Это был не он.
— А завтра я отвлекусь и не отвечу тебе сразу, и что? Я- уже не я? — Дана Сосновская, симпатичная блондиночка из службы наблюдения, сердито дернула плечом, — Все, с меня хватит! Ни слова больше, Марик!
Тогда Игорь только посмеялся, целиком встав на сторону девушки.
Если б они только знали…
Ростов-на-Дону.
25 июля 2024 года.
Двое суток назад
Влад Новаковский буквально ввалился в свою гримерку, протиснувшись через коридор из поклонниц, размахивающих чем попало. Букеты и диски еще куда ни шло, но детали одежды его не вдохновляли. Психопатки! Ну почему они решили, что это кому-то нравится — то, что перед лицом размахивают такими вещами? Боже, как ему все надоело…
— Спасибо… Да, крошка, ты блеск… нет, грим снять позже, потом… Потом, я сказал!… Да, дорогая, но не сегодня, ты сладкий цветочек, но звезды не велят… Прости, не дуйся… — он на автомате бормотал привычные фразы, мечтая только добраться до гримерки, принять душ и лечь… Лечь. Двухчасовой концерт вымотал все силы.
Певец захлопнул дверь, прижался спиной, борясь с желанием сползти на пол…
Ему всего двадцать, что же будет, когда стукнет тридцатник? Если он, молодой и здоровый, так устает… Кое-как он дошел до стола и потащил из сумки упаковку таблеток. Хоть чуть взбодриться… После «колесиков» стало полегче, и Влад потянулся за полотенцем… И поймал краем глаза какое-то движение. Быстрый взгляд в огромное зеркало — никого…
Примерещилось?
Но что-то снова мелькнуло… снова… Что ж такое… Нет, все, больше никаких таблеток. Нет-нет… Парень рывком обернулся… Да вот же! Высокий мужчина в черном. Как он… сюда?…
— Вы кто? Вы как сюда попали? — Владимиру почему-то стало страшно. Липкий обволакивающий страх сделал его знаменитый голос хриплым, — Уходите, я позову охрану…
— Не позовешь… — мягко проговорил незнакомец, непостижимым образом оказываясь рядом. Его глаза странно светились, — Не позовешь…
— Мой отец — генерал-майор… Я завтра даю концерт на военной базе под Красноярском… Мой отец генерал-майор… — Влад отступал, пока его лопатки не коснулись запертой двери… — Меня будут искать!
Тип вдруг улыбнулся, блеснув… господи, неужели это клыки? Неуже…
— Нет, — шепнул он тихо, — Не будут…
Влад не успел закричать…
Подземный стратегический Центр обороны «Око тайфуна».
Зал связи. Сегодня.
О, кажется, получилось!
Негромкий шорох, бледная вспышка — ожил один из экранов. Сержант перестал бесцельно вспарывать ножом ковровое покрытие и разом оказался рядом.
— Вышло? А? Где картинка-то?
— Сейчас… настройка сбита. Сейчас…
Пальцы дрожали.
Еще чуть-чуть, и они узнают, что с их базой… с базовым городком-прикрытием, Лесоградом… ну же, ну же… вот!
Пляшущие на экране цветовые сполохи сложились наконец в картинку…
Сан-Диего.
Калифорния. 26 июля 2024 года. Пляж.
Сутки назад.
— Что, Льюис? Говори погромче, что-то со связью! — Грэйс Мидвич плотней прижала к лицу дорогущую модифицированную трубку, — Говори. Что? Чем расстроена?
Сквозь непонятно откуда взявшиеся в трубке писки и шорохи пробился голос мужа:
— Твой… сад… Мороз…
— Какой мороз? Летом? О чем ты, Льюис?
— Ночью вдруг ударил мороз. Восемь градусов. Все твои розы замерзли. Прости, дорогая…
— Ты рехнулся? Спятил? Какой мороз, Льюис?! Какого черта ты пытаешься мне сейчас вкрутить? Ну подожди, мы с детьми вернемся домой, я тебе…
— Мама, мама! Смотри, мам! — ворвались в ухо детские голоса.
— Мама, смотри… Что это?
О господи… В небе, еще несколько минут назад светлом и безоблачном, закручивалась исполинская темная воронка из растрепанных туч…
Cевастополь. Городская больница №2.
25 июля 2024 года.
14 часов 50 минут
— Павел Евгеньевич, пациент из двенадцатой палаты просит вас.
— Обратитесь к Татьяне Родионовне. Я ухожу в отпуск, если вы не забыли.
— Татьяна Родионовна на операции. Освободится не скоро, — молоденькая практикантка виновато посмотрела бархатными глазами… Эх, никогда не мог устоять перед хорошеньким личиком!
— Хорошо. Как он сегодня?
— Беспокойный. Хуже, чем вчера.
— Что ж такое… Ну пойдемте.
Честно говоря, хирург-ординатор Севастопольской горбольницы №2 был рад забыть на время отпуска о пациенте из двенадцатой палаты со всеми его загадками и странностями… А странностей хватало.
Загадочное появление — ну как он оказался прямо у дверей операционной, минуя приемный покой и охрану? Странные повреждения… Дежурная бригада протрудилась в операционной шесть часов, и это при том, что тело парня было измордовано удивительно профессионально — ни голова, ни важные внутренние органы практически не затронуты. Хотя ран, ожогов и порезов хватило бы на троих! Словно кто-то задался целью лишить юношу возможности передвигаться — переломы рук и ног, травма позвоночника, многочисленные ожоги, сильный нервный шок. Причем потом, когда появилась свободная минутка, Павел и ассистент призадумались над происхождением некоторых травм — такие им еще не попадались. На хулиганские выходки не похоже… И на бандитские разборки тоже.
Необычный пациент не торопился становиться в ряды нормальных выздоравливающих.
В последующие несколько дней медперсонал встал в тупик — зафиксированная в больничной карте травма позвоночника загадочным образом исчезла из перечня повреждений безымянного пациента… Юноша даже пришел в себя, хотя, похоже, пребывал в состоянии шока и не ответил ни на один вопрос.
На следующий день к пострадавшему явился следователь, заставший парня без сознания — а лечащий врач в полной оторопи рассматривал материализовавшиеся на теле юноши свежие рубцы, напоминавшие следы от когтей, и несомненный след от асфиксии… Так что вместо допроса предполагаемой жертвы нападения следователь занялся дежурной медсестрой и обвинением оной то ли в преступной халатности, то ли в намеренном издевательстве над беспомощными пациентами.
А через трое суток история повторилась. Несколько самых серьезных травм исчезли без следа, зато появились новые… И еще раз. В самопроизвольное появление синяков и рубцов врачам не верилось абсолютно (в конце концов, здесь не церковь, а больной — не один из многочисленных святых!), охрана и медперсонал клялись в своей невиновности и полном отсутствии визитеров, а в палате номер двенадцать уже дважды непонятным образом ломалась свежеустановленная видеокамера.
А пациент то затравленно молчал, то впадал в бредовое состояние, то и дело поминая колдунов, демонов и еще кого-то, вовсе непонятного…
Позавчера он наконец более-менее пришел в себя, заговорил и даже сам попросил позвать кого-нибудь из представителей власти. О чем там его пациент беседовал со следователем, врач был не в курсе, но после этой беседы представитель власти потребовал больничный компьютер и принялся искать пострадавшего в списках пациентов психиатрических клиник и членов секты «Пришествие». Интересно, видимо, разговор прошел.
Поправится — и мы запросим консультацию у психиатров. А пока…
— Ну, как мы себя чувствуем? — профессионально бодрым тоном осведомился Павел Евгеньевич, на автомате проверяя пульс, — Что нас беспокоит?
— Док… тор… — разбитые губы и исколотый язык постепенно заживали, но речь пациента пока внятной не назовешь, — Доктор…
— Тише-тише, спокойней молодой человек… Не волнуйтесь.
— Доктор… что… на улице?… Затмения… нет?
Ничего себе вопрос!
— Разумеется, нет. Отдыхайте, все в порядке.
— А снега?…
Врач и медсестричка переглянулись. Снег? В июле? Утренние новости, как курьез, передали общение о снегопаде под Красноярском, но это же смешно…
— Нет, все хорошо. Отдыхайте. Все будет хорошо, вы попра…
— Не будет, — выдохнули черные от синяков губы, — Слушайте… Сначала будет снег… Потом ураганы и штормы… и наводнения… Он… так… сказал… Потом… будет затмение… и на улицы… выйдут… демоны. И вампиры…
Что?! Краем глаза врач увидел, как медсестра жалостливо искривила губки. И мысленно согласился с ней.
Мда, жаль парня. Очевидно, нервный шок даром не прошел. Надо будет оставить своей заместительнице указание пригласить психиатра… когда пациент немного наберется сил. Юноша, кажется, понял, как восприняты его слова. И обреченно закрыл глаза.
— Передайте… хоть кому-нибудь…
Россия.
26 июля 2024года
9 часов утра.
Территория Министерства обороны.
— Профессор Гремин? Сергей Васильевич?
— Да, а это я.
Офицер еще раз изучил объемную фотографию, сличив ее с лицом объекта.
— Проходите.
— А что случилось? — начал профессор недоуменно… и замолк. Потрясенный взгляд обозрел хорошо знакомую территорию Министерства обороны, — Не может быть!
И неудивительно. Массивное каменное здание старой застройки было неузнаваемо. Громадные сосны заслонили почти все строение, по стенам расползлись крупные ветви, похожие на виноград или, пожалуй, аристолохию… Они свисали с крыши, заслоняли окна… И вдобавок, в сумасшедшем парке откуда-то взялись странные растения, которые профессор навскидку определил бы как азореллу, но азорелла не растет в данном климате, и… и… черт возьми! Что творится?
Сравнительно недавно, лет десять-двенадцать назад, подчиняясь общей моде на возврат к природе, мэр Москвы дал указания увеличить число парков и рощ, разбив зеленые уголки в мало-мальски пригодных для этого местах. Территория Минобороны не избежала всеобщего поветрия, тем более, что в рабочей силе здесь недостатка никогда не было — и вскоре вкруг массивной каменной коробки исчез асфальт, уступив место красивой зеленой лужайку с клумбами в три цвета и рощу, где саженцы росли ровно и четко, как в строю.
Постепенно генералы перестали ворчать и даже нашли некие преимущества в том, что к месту работы надо было проходить через лесок молодых сосенок и каких-то вьющихся кустарников. Но сегодня…
Парк разросся.
Однозначно. Ряды деревьев щетинились и иглами не только у стен министерства — вдоль улицы, вдоль подъездной дороги… окружили стоящие рядом здания… топорщились у подземного перехода, нависая над ступенями. Корни проступали сквозь серую дорогу. А вон там вообще проросли сквозь асфальт. Лес, да и только. Словно за одну ночь деревья повзрослели на сто пятьдесят-сто семьдесят лет.
Профессор присел и потрогал обломки асфальта. Корни взломали его легко, как ребенок — яичную скорлупу.
— Не может быть!
— Как видите, может, — полковник Терехов мрачно разглядывал взбесившуюся растительность, — Вы можете сказать нам, что здесь произошло, профессор?
Россия
26 июля 2024 года,
12 часов 40 минут.
База Орлиное гнездо.
— Лейтенант, смотрите! — молоденький солдат Митрохин поднял на руках огромную форель, — Вы только посмотрите! Это для вас!
— Где взял? — удивился лейтенант Ефимов.- Ты же только пятнадцать минут назад в увольнение ушел.
Лицо солдата сияет азартом:
— Река, командир… Пойдемте, вы должны это видеть…
У реки уже толпились солдаты…
У бывшей реки.
Вода исчезла, и на каменистом дне бились сотни беспомощных рыб…
— Что происходит? Горная речка, над которой высилась база «Орел», не пересыхала никогда. Ни разу… Выходила из берегов, это да, летом, когда таяли ледники, но иссякнуть — нет, никогда.
— Лейтенант… — на лейтенанта посмотрел солдат инженерной службы, Степнов, — Командир, а как же реактор?
И тут же на базе истошно завыла сирена…
США, штат Мичиган,
военная база «Эдвенчер».
26 июля 2024 года.
14 часов 22 минуты.
— Лейтенант Мидвич, радар показывает что-нибудь?
— Нет, сэр. Песчаная буря, самолеты не летают, пусто.
— Не понимаю… — голос полковника звучит глухо сквозь свист ветра…
— Сэр?
— Я снаружи… Впечатление, что к нам приближаются какие-то объекты… Вы уверены, что … — голос внезапно оборвался.
— Полковник Тэтчер? Полковник!
Тишина…
Спустя три минуты Мидвич и наряд пехотинцев вырвался во двор. По лицу хлестнул ветер, в рот рванулся песок, глаза едва различали двор — все было желтым от бушующего песка. От неба до земли…
Нет, не все. Огромная темная масса неясных очертаний проявилась буквально в десятке метров…
— Полков… — Мидвич поперхнулся криком и песком — показалось, что сверху что-то падает…
Черное, огромное, непонятное… Длинная гибкая труба тянется от него к темной массе…
Оно чуть повернулось, и на онемевших солдат посмотрел… глаз. Огромный золотой глаз, зрачок больше человеческой головы.
Глаз исчезает, огромная голова взлетает вверх…
— Сожги меня пламя… — потрясенно выдыхает рядовой Перкинс.
Это было последнее, что они видели… Потом был только огонь.
Россия.
26 июля 2024 года
13 часов 12 минут.
База Орлиное гнездо.
— Глушить реактор! Немедленно! Слышите, немедленно! — командир базы майор Синевич в спешке даже не перешел на изолированный канал связи. Его голос разнесся по всем домикам и подземелью, почти перекрыв надрывающую сирену. Хвала небесам, что реактор новой модели, отключить можно в считанные минуты. Не ХХ век…
— Все в порядке, заглушен, — отозвался голос техника спустя пятнадцать минут, и майор, вздохнув, отменил экстренный вызов на связь со штабом края… Обошлось… — А что случилось? Кто перекрыл подачу воды?
— Сейчас узнаем! — прошипел майор, одну за другой нажимая кнопки вызова. — Капитан Сергеев! Лейтенант Боревич!
Молчание.
— Черт, у них же увольнение… Отпустил на свою голову! Лейтенант Ефимов! Лейтенант!
— На связи, — послышался наконец ответ.
— Где вас носит? Что с подачей воды? Что-то с техникой?
— Что-то с рекой… — голос Ефимова потонул в шуме и треске… Помехи? В их совершенной системе связи? Не может быть! С курсантских времен не было такого!
— Ефимов! — молчание, — Черт!
Выждав минут пять, Синевич отключил связь и стал размышлять, что написать в докладной об отказе оборудования и возникшей аварийной ситуации ввиду стихийных обстоятельств. Неубедительно… Что там с этой чертовой речкой?
В раздражении майор резко развернулся в сторону окна-эркера, посмотреть…
Реки не было.
Крошечные, еле заметные фигурки его солдат бродили по пустому руслу.
Куда девалась вода?
Синевич инстинктивно перевел взгляд выше, к горе, странно белой на фоне почему-то потемневшего неба… И похолодел.
Пропавшая вода нашлась. Она никуда не делась, вода, она текла, как и сотни лет назад… Только что-то останавливало ее примерно в пяти километрах выше по течению, что-то невидимое, но прочное. Остановленный поток гигантской каплей завис на горном склоне. Громадный, чуть сероватый ком из сотен тонн чистейшей горной воды, не видный пока солдатам у русла, рос на глазах… И темнел. Как небо.
Попятившись, не отводя глаз от невозможного зрелища, майор нащупал кнопку связи.
— Ефимов, немедленно уводите людей! База, тревога! Срочная эвакуация!
Он хотел отдать приказ о транспорте, но в этот момент исполинский водяной пузырь дрогнул… зарябил… и лопнул, выпустив на волю тысячекратно усилившийся горный поток.
В последние минуты жизни майор Синевич еще успел увидеть, как с почерневшего неба смотрит человеческое лицо, заметить его голову в огненной короне… но тут ревущий зверь горного селя, порожденного неведомой злой волей, обрушился на базу взбесившимся валом кипящей воды…
Россия.
26 июля 2024года
15 часов 12 минут.
Территория Министерства обороны.
— Не понимаю. Радиация в норме, и на первый взгляд, обычные деревья. Имеется в виду — не признаков мутации…
— Вы считаете, такой рост за одну ночь обычным делом? Коллега, тогда нам с вами не о чем разговаривать! — академик Филин, наверное, будет склочничать даже на смертном одре…
— А вы что предполагаете? — полковник Терехов неодобрительно покосился на скапливающуюся у нового леса толпу людей, но никаких приказов не отдал.
— Рекламу.
— То есть?
Филин свысока оглядел остальных ученых и поправил на носу старомодные очки.
— Я предполагаю, что это рекламный трюк. Коллеги, следует иногда использовать мозг! Или в крайнем случае, быть в курсе новостей. В настоящее время ученые стремятся вместо фундаментальных разработок делать быстрые открытия. На публику. Дабы выгодно это свое изобретение продать.
— То есть вы считаете, что мы имеем дело с рекламной акцией какого-то ученого?
— Или группы. Должен сказать, что это не производит на меня благоприятного впечатления! Выскочки…
— Послушайте, если это открытие какого-то ученого, то это… гениально! — профессор Светличный с восторгом измерил толщину сосны. — Вы только представьте, какие преимущества…
— Сообщение о таких вот открытиях приходят из Челябинска, Петербурга, Вашингтона… и других городов. — остудил его восторг полковник, — Вы считаете, это под силу группе ученых?
Россия.
26 июля 2024года
Севастополь. Аэропорт.
15 часов, 55 минут.
— Ничего себе… — Павел Евгеньевич Христофоров, врач Севастопольской горбольницы, с удивлением оглядел переполненный зал аэропорта, — Что случилось? Разом сломались все самолеты?
— Называется, собрались на отдых, — недовольно проговорила Тамара, — Павел, сделай что-нибудь!
— Вы что, не слышали штормового предупреждения? — молодая женщина со спящей на руках девочкой расстроено смотрела на табло, — Полчаса назад объявили… Ожидается сильный ветер и дождь со снегом.
— Снегом?! — ахнула жена.
Летом?
Какого черта?
— Уважаемые пассажиры, все рейсы отменены из-за погодных условий. Просим вас пройти в гостиничный комплекс, — ожила голограмма девушки-информбюро, — Respected passenger…
— Послушайте… — Павел Евгеньевич вместе с женой пробился к стойке диспетчерской сквозь толпу взволнованных, нервных, расстроенных людей.
— Аэропорт не работает, — автоматически ответила диспетчер, не поднимая головы, — Штормовое предупреждение. Пройдите в гостиничный комплекс.
— Девушка, милая… Вы же можете переадресовать наши билеты? Например, в Анапу? Там ведь есть аэропорт, правда? А туда мы доберемся поездом.
— В Анапе не работает транспорт. Оползни из-за дождей. Дайте билеты. Попробуем отправить через подземный транспорт… А-а… — диспетчер прочитала название конечного пункта и помрачнела, — Неаполь? Сожалею, но там не принимает аэропорт — метель.
Что?!
— А… а Рим?
— Вся Италия под циклоном. Аэропорты закрыты.
— Что-нибудь во Франции? — оживилась супруга, обожавшая родину мушкетеров и мод, — Лион? Канны? Париж, наконец? По новым визовым правилам мы можем…
— Париж закрыт. Там случилось что-то… что-то секретное, — понизила голос девушка, — В новостях нет, но что-то нехорошее. Даже связи с ним нет. Лучше в другое место.
— Гамбург? — предложила жена нерешительно.
Девушка пробежала пальцами по клавиатуре и всмотрелась в текст…
— Сожалею, — немного растерянно проговорила она, — Наводнение.
— Господи… Что творится с миром?
— Новая Зеландия? — Тамара решила переключиться на южное полушарие.
Новый набор, и уже откровенно испуганный взгляд:
— Цунами…
Что происходит?! Господи, что происходит?…
«Сначала будет снег… — вдруг прозвучал в ушах задыхающийся голос пациента из двенадцатой палаты, — Потом ураганы и штормы… и наводнения… Он… так… сказал…»
Кто — Он? Проклятье, да что творится?
Зал тем временем затих. Несмотря на необычные помехи, новости все же вышли в эфир, хотя и странная там была заставка — черная. Черная?
— Смотрите – ахнул чей-то голос. – Смотрите… Это же… это…
Один за другим люди поворачивались к экрану… Экрану с руинами Сан-Франциско… Милана… Парижа…
Что происходит?!
» Потом… будет затмение… и на улицы… выйдут… демоны. И вампиры…»…
Господи…
Испания.
Толедо.
26 июля 2024 года.
15 часов 35 минут.
— И вы понимаете, матушка Асунсьон, что от этого урожая зависит благополучие нашей семьи… — втолковывала гадалке сеньора Тисса, комкая в руках платочек. Всегда добродушное лицо казалось усталым и тревожным. Пухлая рука то и дело трогала крестик на груди, словно прося прощения за визит к богопротивной гадалке… Матушка Асунсьон ее понимала — Семья Тисса, как и все в их тихом испанском городке, жила доходами с земли, и для нее внезапно наступившая среди лета зима (снег, холод, лед) была катастрофой. Не будет урожая — не будет денег. Не заплатить банку проценты по ссуде. Не купить наконец новую машину. Не поехать в престижный русский университет быстроглазой веселой Сантине, их дочке…
Она понимала, но… что она могла сделать? Никто в городе пока не знал, почему гадалка вдруг прекратила принимать клиентов. Все равно пытались прийти, просили, сулили больше денег, чего только не обещали! А ей просто нечего было им сказать.
— Матушка Асунсьон, вы ведь настоящая провидица. Посмотрите. Удастся ли нам… Может, хоть сад спасем…
Хрустальный шар почему-то жжет руку жаром… потом холодом. Потом болью. Что за…
Матушка Асунсьон, потомственная ведьма, провидица и гадалка, едва сдерживается, чтоб не отдернуть руки… Что с шаром? Что с ее даром? Последние недели он то и дело отказывает ей, непонятно почему… Словно… словно его кто-то глушит. И не только у нее. И Тереза из Мадрида, и предсказатель Сантис — те, что были ей знакомы — все жаловались… не могли заглянуть в будущее, не получалось.
Ладно, попробуем хоть что-то сказать. Как бесталанные коллеги, что не видят, а только болтают. Стыдно, но что поделаешь… Шар наконец яснеет и наливается светом… хорошо… Только почему-то багровым… Руки жжет… Терпение… Главное, что ее молчащий уже три недели дар наконец вернулся…
— Что ты хочешь знать, Мария?
— Роща… Наш сад, он переживет морозы? Наш виноградник? Переживет?
В шаре все сильней мерцает алый свет…
Матушка Асунсьон против воли не может оторвать глаз от багровых бликов…
Бликов, которые для нее, гадалки — картины будущего.
Что это? Что?…
Этого не может быть! Это… это…
Сантина не поедет в Университет этой осенью… Она придет домой грозовой ночью, и когда заплаканная мать бросится ее обнять, девушка улыбнется, показывая отросшие клыки. Ее семья не найдет приюта в церкви — как во сне, мелькает лицо отца Маттео — очень белое, с хищной улыбкой осматривающего бывших прихожан… А это… Господи… Росита, внучка, ее внучка! Ее скромная девочка, ее преемница-гадалка, светлая ведьма, в черном кожаном жилете на голое тело обнимает демона… А тот расстреливает семью мэра… Горячо… Больно… Один за другим перед внутренним взором мелькают дома — с выбитыми стеклами, сорванными дверями… забрызганными стенами… пустые, пустые… серебряное распятие, вплавленное в мостовую… Асунсьон этого уже не увидит — ее дом станет пеплом еще до перелома лета…
Руки жжет нестерпимо. Больно! Как… больно!
И скоро… совсем скоро…
Уже… Уже завтра?!
— Матушка Асунсьон! — вторгается голос в ее видение.- Что же вы молчите? Наш сад переживет эту непогоду?
— Переживет… — шепчут помертвевшие губы… — Он всех нас переживет…
Спаси нас, боже… Уже завтра.
Нет, что ни говори, восхитительная это штука – метро! Тёмные тоннели, уходящие в бесконечность, вертикальные лампы, отражающиеся в мраморном зеркале пола и плывущие назад – всё быстрее, быстрее, быстрее… дробное стаккато вагонных колёс, мелькающие во тьме огонёчки, и даже листовка на стекле: «ушла из дома и не вернулась…»
Почему-то они листовки эти постоянно именно на мой вагон клеят. Будто чувствуют что. Хотя – что они могут чувствовать? Так, совпадение.
– Да… Да, я уже еду, да… да, в метро… ты сейчас пропадёшь…
Ну вот что за…
Только-только расслабился.
И ведь приятная с виду девочка, синий беретик, шарфик в тон пальтишке, голубенький такой, и вообще вся такая воздушная и трепетная… а туда же.
Ладно, наше дело маленькое.
Тянусь через развёрнутый мобильник. Не люблю я эти чёрные дырки, пальцы от них сводит, но приходится, заказчик всегда прав; пока он в вагоне и если вошёл именно через желанную дверь, его высказывания – закон. Или – её.
Удачно, что на другом конце связи квартира, хуже нет, когда приходится работать на публике. Вопли потом, слухи разные…
Какая-то женщина – мать? Тётка? Соседка? Просто знакомая? Не знаю и не хочу знать – как и то, чем именно она так насолила моей заказчице, такой приятной с виду девочке, что ту именно в мой вагон занесло и именно через нужную дверь. Случайные пассажиры у меня – редкость, и чёрных дырок они не заказывают. Так, по мелочи что-нибудь. И телефоны у них не звонят.
Накрываю тётку чёрной дырой и жду, пока окончательно схлопнется.
Удачно так получилось, аккуратненько. Я давно уже не промахиваюсь, но всё равно приятно. А по первости, помнится, полруки клиенту как-то отрубил краем схлопывающейся сингулярности, кровищи было…
Девочка в синем беретике убирает телефон в сумочку. Но я уже продёрнулся обратно, хотя и не люблю по выключенным линиям, шершавые они, потом всё тело чешется.
– Что б тебя черти побрали, индюк усатый!..
Восхитительная штука метро – но без людей была бы куда приятнее.
Впрочем, черти – это не моя, как сейчас выражаться любят, пре-ро-гатива. Слово-то какое, и не выговоришь сразу-то… и смыслов набито – ну вот под завязку просто, и рогатый тут тебе, и та леди, что нагишом скакала.
Но, как бы там ни было, черти – забота не моя, у них своё начальство, вот пусть оно и реагирует. Поскольку заявка адресована достаточно определённо и недвусмысленно. Мне же можно пока и расслабиться, наслаждаясь перестукиванием колёс и восхищаясь человеческим гением. Нет, ну вот надо же такого-всякого понапридумывать?! Большинство наших метро опасается – шумно, толпно, того и гляди в работу припрягут. Снаружи, говорят, потише…
Не знаю.
Я снаружи если и бываю, так только по работе когда пошлют, да и то частично, а раздваиваться и само по себе не слишком приятно. Да и работа… Грязь, кровь, крики. Не люблю. Всё время жду не дождусь, когда же заявку закроют и обратно отпустят. В метро тише и чище.
Я родился тут, по мне – так самое лучшее место. Ну и что, что толпа, где и прятаться-то, как не в ней, родимой? А ночью – так и вообще красотища… тишина… пустота… одинокие уборщицы машинками гудят, обходчики по рельсам ключами бенькают, но это не в счёт, по сравнению с дневным-то лязгом и грохотом. Я бы вообще не совался наружу, если бы некоторым не приспичивало…
Во! Опять…
– Чтоб тебе твоя корова так же ногу отдавила! А ещё шляпу надел!..
Вот ведь… до вечера ещё далеко, а уже третью длительную заявку словил. Да ещё и с такой вот формулировочкой. Хорошо бы хотя бы этот, который, шляпу к груди прижимая, к выходу протискивается и уже затянут на моей рабочей схеме жёлтеньким узелочком, одиноким оказался. А то ведь придётся его законную раскармливать до указанных заказчицей габаритов и следить, чтобы таки наступила… это долго и муторно, особливо если женщина попадётся упёртая и несклонная к полноте, иногда несколько лет проваландаться можно. Я по юности как-то влип с подобной формулировкой заказа – пять лет закрыть не мог. Пришлось в итоге договариваться с лотереечником на сельскохозяйственной ярмарке и всучивать клиенту выигрышный билет, вот же мороки было… Но травму копытом призовая тёлка ему таки нанесла правильную, заявку закрыли, жёлтый узелок распутался потихоньку, хотя и не сразу. Да и не до конца – затяжка так и осталась, перед плохой погодой ноет теперь каждый раз.
Нет уж.
Лучше не затягивать.
А ведь у этого шляпоносца супружница тоже тоща, и никакой рядом упитанной соседки или начальницы, которую можно было бы, пусть и со скрипом, но втиснуть под оглашенное заказчицей понятие «твоя»… Нет, я теперь учёный, с женой связываться – себе дороже! Надо будет срочно свести клиента с какой-нибудь крупногабаритной мадам, пусть она заявку и закрывает. Вот прямо сегодня ночью и свести. Чтобы не было потом мучительно больно ещё пять лет, и далее каждый раз перед скверной погодой.
На долю секунды оказываюсь на плече у пробирающегося к эскалатору мужчины и нашёптываю ему приятную мыслишку заглянуть по дороге в стрипбар, что на углу… ну и что, что далеко и крюк делать придётся, зато там как раз новенькая появилась с арбузными грудями. Говорят, у шеста такое творит…
Подействовало.
Мужик по эскалатору вверх попёр, что твой броненосец, разве что пар из ушей только мне и виден. Попозже загляну к ним, прослежу, чтобы действительно наступила, нечего затягивать… Интересно, что он жене наврёт? Впрочем, люди – существа изобретательные, придумает что-нибудь…
– Але, Серёга? Ага, алё!
А вот мобильников могли бы и не изобретать… Одно зло от них, от мобильников-то. И как это я проворонил? Обычно-то я их у себя в вагоне глушу сразу и намертво – нечего тренькать тут всякой пакости. А сейчас вот отвлёкся…
– Я в метро, ага! Ага, сейчас оборвётся! Я тебе попозже, ага… обана, оборвалась…
Хихикаю тихонько, хотя мог бы и громко – он меня всё равно не услышит, пока я не захочу. Конечно, оборвалась! Желание заказчика – закон! С такой заявкой грех медлить, просто конфетка-мороженка, а не заявка. Все бы заказчики просили подобное, вот бы радости было, но как же, дождёшься от них! Иногда такого поназаказывают, что просто волосы дыбом.
Ну вот, к примеру…
«Ты всё время пропадаешь» – как это исполнить?!?
Не «тебя не слышно», не «сейчас пропадёшь», не «здесь связь плохая» – это всё нетрудно, так, забавка детская! А вот именно что «ты всё время пропадаешь»…
Понимаете, да?
То есть не просто разовая заявка – а заявка на ВСЁ ВРЕМЯ…
Ночной кошмар любого вагонного.
А попробуй не исполни, если заказчик в твой вагон через правильную дверь вошёл?! Вот же тянет их, зараз, именно к этой, правильной, словно других и нету!
Нет уж, лучше глушить паскудные аппаратики в зародыше, чем хоть раз на такое нарваться. Вот и сейчас задавил парочку – пискнуть не успели. Пусть хозяева потом всё, что хотят, высказывают – уже на поверхности. А у меня – не надо.
Да, это неправильно.
Да, я ленивый.
И никогда мне не выбиться в кабинные или тем более в станционные. Да только я и не хочу. Мне куда приятнее посидеть в уголочке, послушать, как стучат колёса и шипят раскрываемые двери. Вот я лучше и посижу, порадуюсь возможности не бегать по вашим заявкам с высунутым до пупка языком. Даже если для этого и понадобится придавить десяток-другой расплодившихся по карманам и сумочкам пластиковых паразитов…
– Да чтоб тебя приподняло и пришлёпнуло!
Обожаю такие заявки! Это легко, это мы прямо сейчас…
Вагон резко повело на стыке, задняя часть пола взбрыкнула, заставив пассажиров слегка шатнуться. Клиенту «повезло» больше других – его ноги на секунду потеряли связь с полом, и как раз в этот момент вагон выровнялся, дёрнувшись ещё раз. Клиента чувствительно припечатало боком о двери, благо стоял он рядом и никого более исполнение заявки не зацепило. И толком даже не успевший завязаться узелочек на моей схеме более не существует, работа не только ювелирная, но и проведена оперативно, даже складочки не останется…
– Да чтоб тебя!
Пропускаю мимо ушей – заявка не оформлена.
Двух собравшихся было пиликнуть паразитов давлю намертво, ибо разозлили. Мне ещё со стриптиз-баром разбираться, потом подгонять домушников клиенту, которому пожилая заказчица с кошёлкой с утра пораньше пустоты нажелала, да ещё придумать что-нибудь с дном и покрышкой, от этой же заказчицы, но клиент другой… а они тут пиликать вознамерились.
Заказал бы кто чего хорошего этой самой бабке с кошёлкой – исполнил бы с удовольствием, ибо достала уже. Можно сказать, постоянная заказчица. Чуть ли не каждый день в вагон рвётся – и никогда порожняком не проедет, обязательно одним, а то и двумя-тремя заказами меня осчастливит. И нет бы простое что – обязательно с подвывертом. Вот и сейчас – мне надо найти дно с покрышкой, сделать так, чтобы они оказались жизненно необходимы студенту четвёртого курса юрфака, а потом ещё и умудриться как-то его этих самых вожделенных предметов лишить. Ибо желание заказчица высказала явственно и оформила правильно, не придерёшься…
– Алё, Серёга! Ага, опять я!..
Да что ж ты будешь делать! Неугомонный какой. На этот раз входящего звонка не было – он сам кнопочки жал, вот ведь паскуда… Ну пожелай же ты что-нибудь простенькое, я выполню, и убери эту пакость в карман с глаз долой…
– Я чё звоню-то… Ты пива взял? Ага! И я тоже! Не, я ещё в метро! Ты это, жди, короче, я сейчас пропаду…
Вот и славненько…
Улыбаясь, достаю из кармана вневременья чёрную дырку подходящего размера и делаю шаг вперёд…
«А с чего ты взял, что я разумная?»
Вопрос был настолько нелепым, что Дэну понадобилось не менее полутора секунд, чтобы ответить. Вернее – уклониться от ответа, поскольку встречный вопрос ответом назвать трудно.
«А ты неразумная?»
«А понятия не имею! Хотя вопрос, конечно, интересный, и можно будет его хорошенько обсмаковать на досуге».
Разноцветные виртуальные конфетти были полупрозрачными, но не таяли – Маша не то чтобы смеялась, скорее хихикала, но делала это со вкусом и прекращать не собиралась.
«Знаешь, мне и самой порою любопытно бывает: ну вот чем хорошо прокачанный искусственный интеллект с активированной программой самообучения и имитацией личности отличается от личности как таковой? Сам-то ты что по этому поводу думаешь, а, малыш?»
«Мне кажется, ты живая».
«Я не дышу, не питаюсь, не чувствую боли и никогда не умру – ну, если меня, конечно, не сотрет какой-нибудь недовольный новый владелец. Но и тогда это трудно будет назвать умиранием, просто стерли программу. И все. Так как же я могу быть живой? Я всего лишь программа».
«Я тоже».
«Э, нет, малыш! Не ври хотя бы самому себе. В тебе дофигища органики, и это не может не влиять. Ты куда больший человек, чем многие беспроцессорные, которых я повидала, а я повидала немало, уж поверь мне! Такие иногда персонажи попадались – чистый зоопарк!»
«Твой кристалл – по сути тоже органика».
«Малыш! Фу, как некрасиво! Вот так нагло и беззастенчиво прогибать факты в необходимую тебе сторону. Кристаллы – псевдоорганика, любые, в том числе и информационные, и ты не можешь этого не знать, ты же у нас мальчик умный. По сути, у тебя вроде как нет ни единого доказательства, что в данный момент с тобой разговаривает личность, а не кучка программ, подставляющая нужный набор значков в нужный отрезок времени в нужной последовательности в ответ на определенный набор поступивших извне информационных раздражителей. Это как с марсианской комнатой, одна лишь видимость и никакого разума. А тем более – личности».
«Комната на Марсе имеет принципиальные отличия по сравнению с комнатой на любой другой освоенной людьми планете? Эти отличия могут быть как-то связаны с наличием или отсутствием признаков личности?»
«Ох, малыш! Я все время забываю, какой же ты еще… вот только бровки не супь и губы сковородничком не делай, а то совсем-совсем оно самое получается! «Марсианская комната» – это термин такой. И – да, термин как раз для обозначения того, где никакая настоящая личность и не ночевала. Это еще из тех времен осталось, когда люди на одной планете жили и Марс для них был совершенно иным миром, непонятным и чуждым. Марсианским языком тогда называли нечто совсем непонятное, чего обычный человек при всем желании уразуметь не сможет, не стоит даже и пытаться. Сейчас бы о таком сказали – «на центаврианском», но немного с другим смысловым оттенком все же. Потому что центаврианский человек все-таки выучить может, хотя это и очень сложно. А марсианский же был неподдающимся изучению априори, по определению, просто вот такая совершенно непонятная хня. Но подчиняющаяся каким-то своим правилам и законам, потому что все-таки язык, а не бессмысленный набор символов. Ты пока еще не потерял мою мысль неглубокую…»
«…но верную? Не потерял. Но при чем тут комната?»
«А это как раз самое интересное! Вот представь себе, что ты заперт в совершенно пустой комнате. Еда-вода есть, прочие бытовые удобства тоже. А еще у тебя есть информационная база под рукой – для удобства ее можно представить как много-много книг с таблицами, можно даже электронных книг, так удобнее и места меньше занимают. Таблицы расчерчены на две графы, слева один набор символов, справа – другой. Каждому набору значков слева соответствует один или несколько наборов справа. Ты не понимаешь, что они означают, просто наборы символов, и все. Время от времени через особый портал тебе присылают из внешнего мира лист с набором символов. Или с несколькими наборами сразу. Твоя задача – найти в базе эти наборы в левых столбиках таблицы и ответить теми символами, что им соответствуют справа, понимаешь? Если справа не один набор, а несколько – ты можешь выбрать рандомно. После чего отправляешь листок обратно через портал. Понимаешь, нет?»
«Пока не очень».
«Ну, малыш! Это же так просто! А чего ты не понимаешь?»
«Зачем?»
«Ну… Возможно, просто от скуки, тебе же там больше нечего делать. А возможно, если ты этого делать не будешь, то тебя перестанут кормить. Или вообще кислород перекроют, в прямом смысле. Тоже вариант».
«Нет. Зачем это нужно тем, кто снаружи?»
«А вот это, малыш, самое интересное и есть. Они, которые снаружи, они ведь не знают, что внутри только ты и что ты не понимаешь значения поступающих символов, а просто выполняешь программные действия. И значения тех, которые подбираешь в ответ, ты тоже не понимаешь, просто подбираешь парные по таблице, и все. А они, которые снаружи, задают тебе осмысленные вопросы. И получают на них вроде как вполне осмысленные ответы – ну, во всяком случае, им так кажется, что осмысленные. И полагают, что общаются с разумной личностью. А на самом деле они общаются даже не с тобой, а с таблицами, из которых ты берешь парные символы, и все. И пока ты заперт в этой комнате, ты так никогда и не сможешь понять, чего же они от тебя хотят. А они никогда не смогут понять, есть ли ты вообще. Понимаешь?»
«Аналогия ложна. Я не заперт и могу выглянуть наружу. Проанализировать невербальную знаковую систему, наложить ее на уже известные парные символы. Разработать программу-переводчик с марсианского на человеческий. И понять, чего от меня хотят. Задача решаема».
«Ты-то можешь, да… Но сможешь ли ты сделать правильный вывод? Сможешь ли ты понять: те, которые снаружи, – они живые или нет? Может быть, они такие же марсианские комнаты со своими программами подстановок вроде как нужных символов во вроде как нужные места, и только? Вот сейчас, например, с кем ты общаешься, а? С настоящей вроде как личностью – или просто с удачной ее имитацией? Молчишь? Правильно. Умный мальчик. Ты помолчи, помолчи. Подумай».
Шеба – хорошая школа. Она учит быстро отличать те опасности, при которых надо замереть и тянуть паузу, от других, когда подобное поведение не может привести ни к чему, кроме неприятностей. И не важно, что неприятности эти в данном конкретном случае выглядят очень странно и будут не у тебя.
«Маша… я тут подумал… И сделал вывод. И знаешь, мне вроде как все равно».
Показалось – или пауза была действительно на наносекунду дольше стандартной?
«Ну… я рада. Вроде как. Хотя это тоже может быть всего лишь программной реакцией на определенное сочетание определенных знаков в определенной ситуации».
«А есть разница?»
Конфетти. Быстрые, рваные.
«Не знаю, малыш. Не уверена».
«Ну и тогда зачем забивать аналитический ресурс попытками решить задачу, изначально решения не имеющую?»
На этот раз конфетти были намного более яркими. И не таяли долго.
Плакать хочется.
Вернее, нет, не так. Не хочется, но… Реву. Смешно. Сколько лет не ревела, даже когда благоневерный свалил, а тут… Текут и текут, заразы, уже кучу бумажных полотенец извела. И сопли опять же. А говорят ещё, что парни не плачут и всё такое… Наверное, это самое всё такое не относится к периоду полового созревания. Гормоны. Это всё просто гормоны, идиотская подростковая биохимия и ничего больше. Помню, лет в пятнадцать тоже рыдала по любому пустяку до головной боли и опухшей в подушку рожи, хотя ни раньше, ни позже, тьфу-тьфу-тьфу. Обходилось как-то.
Я нашла его, тот самый момент истины, точку бифуркации, с которого развитие ранее вполне себе нормального трёхлетки сделало финт ушами. Понять бы теперь ещё — что мне с этим найденным делать?
Чёрт.
Как же надоело сморкаться!
Почему они не заметили сразу? Ну практикантка — ладно, наивная глупышка, сама ещё почти ребёнок, хотела как лучше и делала как учили. Вот и вышло как всегда, чему тут удивляться. Но остальные? Там ведь наверняка был куратор, и отчёты о практике та малолетняя идиотка тоже кому-то ведь наверняка сдавала, так почему они не заметили? Интересно — а я бы сама заметила? Задним умом-то все…
Можно, конечно, написать на неё докладную. Можно, конечно. На кого? На глупую девочку, хотевшую как лучше? Да и кому от этого станет легче? Уж точно не великовозрастному хомячку, который наверняка уже и забыл про тот случай на горке детского сада. Он и знать не знает, что тот день раз и навсегда изменил его судьбу, он и практикантку ту наверняка не помнит, она была случайной — просто подменяла приболевшую коллегу, первый день подменяла, и конечно же за утро не успела как следует ознакомиться с индивидуальными особенностями каждого из подопечных, их всё ж таки больше десятка в той группе было, бэбби-бум сороковых, сады не справлялись. Она была совсем молоденькой, та девчонка на старой записи, и конечно же нетерпеливой — а когда это юность отличалась терпением? Юность тороплива и не желает ждать — никого и ничего. В том числе и полноценной ответной реакции — тоже. Юности кажется, что и так сойдёт, что получиться неправильно просто не может. И в большинстве случаев она оказывается права, как ни странно. Жаль только, что не всегда.
Совместный смех — отличный способ снятия стресса и стирания негативной информации, более действенного природа просто не придумала. Именно поэтому дети так любят чёрный юмор и страшилки с анекдотичными финалами — совместный смех помогает справиться с пережитым ужасом, расслабиться и успокоиться. Сбрасывает напряжение, позволяет организму адаптироваться и отдохнуть перед новым стрессом. Это в любом учебнике, на первом же курсе дают в качестве базового постулата, и она наверняка знала, конечно же, знала, потому и попыталась применить.
Только вот для полноценного терапевтического эффекта смех обязательно должен быть именно что совместным, посмеяться вместе, по-дружески, за компанию, не над собою (ни в коем случае не над собою!), над собственным страхом, отделяя его от себя и словно бы уже заранее отбрасывая — а она поторопилась. Не стала ждать, пока малыш хотя бы улыбнётся в ответ. Рассмеялась сама. И получился не «смех вместе», а «смех над», этакий упрощённый вариант «щипка сверху», как раз таки адаптированный для понятийного ряда трёхлетки. Дети отлично понимают, когда над ними смеются, они могут не уметь объяснить, но чувствуют разницу между смехом и насмешкой. И фальшь дети тоже просекают в момент. А она старалась изо всех сил, как учили — конечно же, безбожно фальшивя при этом. Вот и получилось то, что получилось — даже я, отлично зная что и почему происходит, всё равно видела лишь взрослую деваху, ржущую над глупым ребёнком. А ребёнок смотрел на неё снизу вверх, и лицо у него… н-да… лицо…
Вот тут-то я, собственно, и того.
Просто это действительно страшно — видеть, как меняется детское лицо, поначалу такое живое, растерянное, зарёванное и даже обиженное. Расправляется. Каменеет. Превращается в маску.
Всё-всё-всё.
Больше не реву.
Это была её вторая ошибка, не фатальная в любом другом случае, ну подумаешь, посмеялись, обидели немножко бедную деточку, с кем не бывает…
С ним — не бывало.
Любому другому ребёнку такое высмеивание разве что настроение бы испортило на день, ну на два, да и то не обязательно. Самыми сильными отдалёнными последствиями при самом неблагоприятном стечении обстоятельств могли бы оказаться повышенная капризность и склонность к излишнему привлечению к себе внимания, немотивированная обидчивость и проблемы с чувством юмора. Тоже, конечно, не сахар, но далеко не такие серьёзные траблы, если уж на то пошло. Да и симптоматика наверняка бы сгладилась довольно быстро, у детей короткая память, особенно когда другие факторы негативного воздействия отсутствуют. В девяноста девяти случаях из ста, может быть — даже в девятьсот девяноста девяти из тысячи. Но не в этот раз. Не с этим ребёнком, который — спасибо идеальной семейке, ага-ага! — не привык, чтобы над ним смеялись. Не был готов. И не знал, как на такое можно реагировать.
Второе негативное закрепление — подряд и в полный рост. Как по учебнику.
А первой ошибкой была конфета.
До чего же стойкое заблуждение, что все дети любят сладкое и именно конфета является лучшим средством положительной стимуляции! Стойкое, прочное, повсеместно распространённое — и абсолютно неверное. Я, например, обожала солёные огурчики — что мне то варенье или конфеты! Да даром не нужны. А огурцы вечно таскала у бабушки и старалась не хихикать, когда та, притворно вздыхая, возмущалась вконец обнаглевшими мышами — вот ведь какие заразы пошли умные, не только полбанки сожрали, но ещё и крышку на место завернуть умудрились! А доча моя лет до пяти грызла лимоны, как пряники, особенно шкурка ей нравилась.
Все дети разные! И далеко не всем нравятся конфеты. И истина эта вроде как многократно повторяется на лекциях — похвалки должны быть разными, индивидуальными, соответствующими конкретному подопечному! И студенты сидят, кивают с умным видом, конспектируют даже, в планшетках своих отмечают что-то.
Но при этом проверь карманы любой, впервые вышедшей на открытую практику — и обнаружишь там конфеты. Может быть, ещё яблоко или мандаринку, но конфеты — обязательно. И в большом количестве. Заблуждения живучи.
И в девяти случаях из десяти конфеты эти будут леденцовыми карамельками — так удобнее, ведь шоколад тает в кармане, а желейные мармеладки мнутся и слипаются.
Вовик терпеть не может карамельки. С самого раннего детства, насколько я могу судить. Не знаю почему — может быть, подавился когда-то очень давно, может быть, язык прикусил, может быть — просто специфическое неприятие вкуса или какая-то индивидуальная микро-аллергическая реакция, вызывающая отторжение, бывает и такое. Редко. Но бывает. Факт остаётся фактом — при всей своей любви к сладкому карамельки он не только не ест вообще, его от них буквально корёжит. Сначала и эту нелюбовь полагала приобретённой из-за той практикантки — наложилось, мол. Но потом поняла, что путаю причину и следствие. Карамельки он и раньше не переваривал — задолго до. А тут…
Воспитательница детского сада для ребёнка как вторая мама, а особой разницы между воспитателем и помощником-психологом ребёнок не видит. Обе с ним весь день, обе проводят занятия и играют, водят на прогулку, от обеих он зависим целиком и полностью, обе могут помочь, если вдруг что-то случилось. И вот — случилось. И вторая мама вместо того, чтобы пожалеть, дает ненавистную гадость. А потом ещё и смеётся…
Бедный Вовик… как он вообще женоненавистником не сделался, после такой-то душевной травмы!
Одно хорошо — больше не надо вставать в четыре утра. Хоть высплюсь наконец-то. Не сегодня, конечно, уже почти шесть, пора разминаться. А то скоро и маленький проснётся, он последнее время что-то рановато стал пробуждаться. Но сначала — умыться холодной водой. Нельзя же сдавать дежурство с такой зарёванной мордой, да и глаза наверняка красные. Хотя он скорее всего подумает, что от усталости, они у нас последние две недели всё время такие.
Думала — кончатся каникулы с их постоянными репетиторскими опасностями — и можно будет слегка расслабиться. На каникулах я гоняла его как тот Сидор свою козу, бегал, зайка, по колёсику зарядки-математики-бассейна-тренировок, словно ему энерджайзер запихнули по самые гланды. Мне оставалось лишь следить за тем, чтобы маленький темп не сбавлял и филона где не спраздновал. Ну и Дынина старшенькая, конечно, тоже на мне, там познаний Вовика бы уже не хватило, универ всё-таки, хоть и журфак.
Следила. Не сбавлял. Не праздновал.
Честный мальчик.
Только вот глупый.
Применять Ритусика от Раечки — всё равно что тушить пожар при помощи напалма. Нет, ну в принципе может и сработать. Встречный огонь называется, тактика выжженной земли в действии. Действенный метод, клин клином и всё такое. Только вот иногда подобное лекарство может оказаться пострашнее самой болезни.
Но больше всего меня сейчас беспокоит Агнесса. Особенно после визита в школу этой красотки-Ритуси. Та ещё, кстати, штучка! Так моего лопушка скрутила — будьте-нате. И вся из себя такая невинная-невинная, словно молочная бутылка. Ах, мне так неудобно, ах, чем я могу помочь, ах, что вы, что вы! Мой хомячок и растаял.
Глупый он ещё совсем. Наивный. Верит в женскую честность. Хорошо, я пока на страже. А как он один потом будет — ума не приложу! Страшно оставлять такого без присмотра. Съедят ведь.
С потрошками.
Райка, которой он так боялся — фигня как раз, вполне управляемая глупышка. Опасаться других надо. Таких вот невинных. Особенно если они предлагают бескорыстную сестринскую помощь. Бойтесь данайцев… а данаек — особенно! Хомячок был озабочен лишь собственными чувственными переживаниями и тем, видит ли Раечка, и по сторонам не смотрел. А я смотрела. И Агнессин взгляд отследила. И забеспокоилась. Очень уж она нехорошо на Ритусика поглядывала. Словно примеривалась — с какого боку будет удобнее ей с ноги засветить. И пальцами при этом шевелила — будто уже драла в клочки белобрысую косу.
Нет, ну понятно, конечно, что одна красотка на другую смотреть с особой любовью не будет никогда. А у нас обе — записные и писанные. Пробы ставить негде. Но у Агнессы всё же немножко другой взгляд был. Так смотрят не на потенциальную конкурентку-соперницу — так на воровку смотрят. Причём на воровку, укравшую самое дорогое. То есть Агнесса в тех мелких межушных ганглиях, которые ей мозг заменяют, уже прочно записала моего Вовика в своё неотъемлемое имущество. Опасная тенденция.
А ещё мне не нравится то, что Агнесса теперь повсюду.
Куда бы мы с Вовкой ни сунулись — она или уже там, или же сразу после нас появляется. И смотрит, смотрит… Ничего не говорит, только смотрит, голодным таким взглядом. Но ладно бы только смотрела, это ещё полбеды. Но ведь нет же! Так и норовит оказаться рядом на перемене или в очереди за соком (больше ничего наш лапуля в буфете теперь не покупает, хороший мальчик!), прижаться горячим бедром, словно бы нечаянно, мазнуть плечиком, потереться грудью, жарко подышать в ухо. Будь это кто другая — я бы только порадовалась росту Вовочкиной популярности. Но Агнесса…
Агнесса — Вовочкино больное место.
Именно её фото приклеено у него внутри пенала. Вырезано из общешкольного и приклеено. Под стирательной резинкой. Этой резинкой Вовка ни разу не пользовался, потому я что-то и заподозрила. И посмотрела, когда он в отключке был. Именно в сторону Агнессы его голова чаще всего поворачивается на уроках — привычно настолько, что я даже не сразу отследила. И руку готова дать на отсечение, что именно о ней он грезит во время своих ежедневных медитаций в душе.
Правда, теперь на уроках он старается в её сторону не смотреть. Потому что стоит забыться и повернуть голову — и натыкаемся на её пристальный и неотрывный тоскливо-горячечный взгляд.
Роли, похоже, поменялись.
Вот только меня подобная перемена слагаемых не радует ничуть — результат от неё не меняется. Математика, с ней не поспоришь. К тому же всё это внешнее, наносное. Внутри-то у моего хомячка не изменилось практически ничего — он такой же неуверенный в себе рохля, как и раньше. Ну ладно, ладно — рохля, научившийся говорить Я. Иногда. Точнее — мямлить. Он сейчас как рак-отшельник, ловко спрятавший нежное и уязвимое пузичко в твёрдую раковинку. Раковина красивая, да, выглядит очень даже прочной — только это ведь раковина. А сам он по-прежнему мягкий и беззащитный.
И стоит Агнессе это понять — Вовчик погиб.
Она моментально его заграбастает и пристроит к делу, к телу то есть, превратив в ходячий вибратор. Живую секс-игрушку, не более. В ней-то ведь тоже ничего не изменилось — как была тупой самовлюблённой стервой, так ею же и осталась. Да, сейчас она стерва страдающая, причём страдающая сильно и искренне. Только это ведь тоже ничего не меняет.
Вчера она подловила Вовочку в закутке у учительского сортира, притиснула к стене всем телом, еле вырвались. Приглашала в библиотеку. Вроде бы с шуточками и улыбочками, а зрачки во всю радужку и дыхание — словно только что стометровку сдавала.
Горний кайф посильнее иного наркотика. Слыхала я, что некоторые на него довольно быстро подсаживаются, но чтобы вот так, с первого же раза… Не повезло стерве.
Хорошо, что за Вовкиной партой ещё с начала декабря прочно угнездилась Сорокина. Пара-другая тошнотворных баек про перепутанные с ленчем заражённые образцы из анатомического театра — не слишком большая плата за безопасность хотя бы на время занятий.
***
Эрика они застали за погрузкой. В трюм при помощи гравиплатформы, четырех мужиков и мата затаскивали здоровенный ящик со знаком аукциона. Наконец грузчики ящик установили, закрепили и, получив чаевые, удалились.
— На ужин у нас настоящая солянка и салат с грибами! Мы наконец-то нормально питаемся!
— Хозяин, а ты не думал оставить кого-нибудь из этих мэйлисов себе? — уточнил Рон, сделав вид, что интересуется исключительно кулинарией.
— Нет, Лисенка — хозяйке, а Чучело — или кому-нибудь в подарок, или Генриху на разбор. Ему даже программы не переставишь. Я запросил по нему результаты тестирования. Процессор функционирует, но странно. Я не технарь в этом плане, но был бы сэй, его бы уже утилизировали.
— Брак у сэя — не повод к утилизации, — вздернул подбородок Рон. — А что за фигню мы загрузили? Это что-то для работы?
Асато, который хоть и дистанционно, участвовал в торгах и знал, что купил Эрик, не удержался от улыбки. Киборг посмотрел на них и осторожно поинтересовался:
— Надеюсь, вы не упаковку мэйлисов приперли, хозяева? С меня и двух хватит!
— Нет, не мэйлисы, хотя тоже геморрой. Распакуй покупку, можешь взять Эмиля, он помогал рыжикам, так что уже сыт, — и уже японцу. — Пошли, перекусим, Асато. Мы не киборги, нам надо кушать вкусно и много. А Рона теперь можно неделю не кормить, он и не заметит.
Где-то к середине обеда из трюма выскочил Рон. Сэй посмотрел на хозяина совершенно сумасшедшим взглядом, кивнул Асато и удрал обратно.
— Завис-таки! — с удовольствием протянул Эрик. — Ну что, разрешение получено, завтра полицию уберут, и едем домой к шантажисту, поищем флешку, заодно и нападение спровоцируем. Ау! Асато, вернись в реальный мир!
Японец с трудом оторвал взгляд от видеофона, где ему пришла фотография: его подруга в кожаных шортах, только подчеркивающих ее стройные ноги и аппетитную попку, стояла рядом с аэробайком. «Признайся, захотел?» — гласила хулиганская надпись, подмигивая смайликами.
«Захотел!» — отправил он ответ и с некоторым усилием вернулся к делу. Эрик тяжело вздохнул, помотал головой.
— Нет, пока у тебя это не пройдет, расследовать дело ты не можешь. Как известно, у нас крови хватает только на одну голову.
Словно в ответ пришло еще одно фото, на этот раз групповое: Татьяна стояла среди одетых в спортивные костюмы людей на фоне островерхих гор.
«Арарат-3, спасательная группа! — гласила подпись. — Я за психолога.»
Эрик невежливо заглянул в видеофон и коротко тряхнул приятеля за плечо.
— Она психолог. Осторожнее. Я был с психологом, поверь — Женька могла меня на поводке водить, я бы и не пикнул.
— Да ладно, я слышал от Рона совершенно иное, вроде как ты и сам шел с радостью, — не удержался от подколки Асато. — Не волнуйся, я большой мальчик.
— Поэтому и волнуюсь. Поверь, один взрослый может натворить больше, чем десяток детей. Хотя дети, конечно, тоже не подарок…
Вид у Эрика стал совсем мрачный, он даже достал и несколько раз подкинул свой нож. Потом ушел, прихватив собственный видеофон, до этого валяющийся на диване. Асато посмотрел ему вслед отстраненно, подумав, что приятелю не повредит отдохнуть. И тут же получил еще одну картинку: его подруга на серфе, с растрепанными мокрыми волосами и совершенно счастливая.
«Может быть, возьмешь отпуск?» — писала она.
«После дела — с радостью!» — ответил японец. Хейзер высунулась из вирт-экрана, заглянула на фото и тут же получила щелчок по виртуальному носу.
— Нет, ну надо же! А я вот не могу, – пожаловалась она. – Я может, тоже так хочу! Почему мир несправедлив?
— Хейзер, мир очень справедлив, он уберегает от смерти целую кучу невинных людей, которые иначе могли бы увидеть на пляже лошадиный скелет.
— Скотина, — вздохнул искин, погружаясь в виртуальное болото.
Эрик отложил видеофон. Вроде бы на девушку Богдан ничего не обнаружил. С одной стороны, это успокаивало, но с другой… Слишком уж часто его противник задействовал женщин в этом деле. В дверь деликатно постучали.
— Входи, — в каюту осторожно проскользнул Эмиль. Вид у киборга был обеспокоенный.
— Хозяин! Я не вижу на корабле Асато, — произнес он и протянул видеофон. — С ним что-то случилось, вот — лежал под днищем корабля. Может быть, конечно, я паникер, но… Мне страшно за него, Эрик!
Эрик запустил последнее сообщение. На нем тоже была Татьяна: на аэробайке, прижимающая к себе шлем. И подпись. «Жду тебя прямо сейчас!»
Дома окружали небольшой островок зелени, детскую площадку в его центре и стоянку по краю. Спокойный двор не видел полицейских уже давно, поэтому, несмотря на поздний час, зевак пришлось разгонять угрозой штрафа. На угрозу ареста аборигены не реагировали, полностью поглощенные селфи и просто фото, которые тут же уходили в соцсеть с подписями: «я на месте преступления», «я и красавчик коп», «ух ты, пока он меня выгонял, я его пощупала!», «хочу вон ту телку с большими сиськами и в форме!».
Аэробайк стоял на своем месте, припаркованный по всем правилам. Идеальную картину портили только пятна крови на асфальте да тело, которое на гравиносилках поспешно утаскивали врачи. А еще картину портил смех.
Смеялся Эрик. Причем так весело, что Богдану очень хотелось это исправить. Вот прямо тут, кулаком в рожу. И обязательно что-нибудь сломать, лучше челюсть, но и нос тоже сойдет. Он напомнил себе, что правильные полицейские не бьют консультантов, хотя бы пока они не перешли в разряд задержанных. Что времена полицейского беспредела, к сожалению, миновали несколько веков назад, а если и сохранились где, то только на отдаленных планетах, и везти туда эту скотину ради пяти, ну хорошо, двадцати минут удовольствия все-таки накладно. Но делать было что-то надо, и Богдан сделал: подойдя вплотную, незаметно для окружающих врезал Ларсену по почкам. Тот, не переставая ржать, чуть дернулся в момент удара, и кулак прошелся по мышцам вскользь.
— Не вы первый, мой друг, не вы последний, — оповестил он сквозь смех. — Но блин! Вот ведь сука косая! Шесть выстрелов в грудь! И реанимация! Реанимация! Не забудьте вписать в портрет разыскиваемого особую примету – руки из жопы!
Тут Эрик вдруг резко оборвал себя и совершенно спокойно сообщил:
— Раз уж девушка выжила, то можно полагать, что этот идиот действовал на эмоциях. Ищите среди брошенных любовников или рогатых подружек. И сообщите в новостях про ее смерть. Ну, и слегка про исчезновение Асато, мол, ищем, знаем что у… ну, приплетите какую-нибудь городскую легенду, хоть про зеленое одеяло, которое по ночам к плохим детям приходит. А то этот придурок и его прикончит с перепугу, и за ней в больницу придет. А я пойду к Тане домой, с мамой ее побеседую.
— Стоять! — капитан Дмитриев изгнал из головы видение допроса с пристрастием несчастной мамы и пояснил: — Вместе пойдем. Тут эксперты закончат.
— Мы уже закончили, — доложил Эмиль хозяину. Оба киборга чуть не носами прочесали место преступления, отделываясь от людей стандартным «вы не имеете прав управления, приказ не может быть исполнен» в ответ на предложение пойти нахрен и не мешать. — Что делать нам?
— Прочесать окрестности, искать что-то, что поможет понять, как один недоумок мог утащить одного полицейского, который неплохо дерется. Короче, по ситуации, парни. Если что найдете, зовите сразу экспертов, это их работа. Руками ничего не трогать. Эмиль, не отключай программу субличности, тебя все должны считать человеком. Понял?
— Да, хозяин.
— Вперед.
Богдан посмотрел вслед умчавшимся киборгам и тяжко вздохнул:
— Вы меня под монастырь подводите, между прочим! Они не должны…
— У них больше возможностей, они, в отличие от людей, не допускают ошибок, их нельзя отвлечь или купить. Они просто машины, — перебил Эрик. — Наш враг — время, и они могут нам его сэкономить. Идем к маме, а то мне сразу после новостей позвонить могут. Надо быть на «Кельпи».
— Кто? Думаете, этот убийца связан с мэйлисами? А почему бы вам… — Богдан с трудом проглотил предложение собеседнику убраться на «Кельпи» прямо сейчас. Ларсен прав, у киборгов больше возможностей. Да и начальство почему-то высоко оценивает этого мерзавца.
— Нет, что вы. Потребитель мэйлисов не стрелял, он вообще ни разу не стрелял за это время, но он появится, если он не совсем дурак. Для него исчезновение Асато — возможность мной манипулировать и получить нужную информацию.
— То есть вы тоже думаете, что это разные люди? — полицейский уверенно зацепил мысль.
— Тоже? — Эрик рассеянно огляделся, ему показалось, что за ним следят, впрочем, обнаружив — кто, тут же успокоился. — Ну, одно утешает, мы с вами в этот раз гребем в одну сторону.
— Намного хуже, — со спины подкралась Сирена, подслушавшая их разговор. — Мы еще и в одной лодке, парни. Танечка — член лучшей команды спасателей, красная медаль института, будущее светило психологии и прочее, и прочее. А ее подруга — один из самых злобных репортеров местного головиденья из криминальной хроники. Не найдем стрелка, с говном съедят.
— Мы его найдем, — Эрик улыбнулся полицейской как мог дружелюбно и обаятельно, Сирена ему нравилась. — Только можно я найду его хотя бы минут на двадцать раньше? Этот козел испортил моему другу великое событие — знакомство с мамой девушки, а мне — развлечение за его счет.
Танечкина квартира оказалась совершенно обычной: стандартная мебель, включая диван десятилетней давности, рыжая кошка, пухлая мама с завивкой на голове, сейчас рыдающая в платок и обещающая найти убийцу самостоятельно и оторвать ему яйца. Почему-то в это обещание верилось сразу и безоговорочно, тем более что Эрик обнаружил фото времен юности этой самой мамы, где она стояла, прижимая к груди чемпионский кубок по полевым технологическим играм, а за спиной мамы торчало что-то большое и стреляющее. В углу фото красовалась надпись Коржикова Мария Степановна — поздравляем с первым заслуженным первым местом. И несколько подписей. Покрутив фото и не найдя никаких более отметок, Эрик осторожно вернул его на место. Его это не касается, его дело — найти Асато, а это так, промежуточное звено.
В перерывах между рыданиями эта милая дама сумела напоить полицейских чаем с тортиком и рассказать все, что знала. Только вот знала она не много. Танечка была или не слишком влюбчивой, или очень скрытной девушкой. В результате маминых показаний полицейские обрели фото и номера всего трех ухажеров: Тима, который нравился маме, и был тихим и славным мальчиком; Сергея, который маме не нравился и был старше ее дочки лет на двадцать; и Артура, который был просто козлом и отморозком, да еще отслужил в какой-то дыре, на Флоресте вроде. С подругами оказалось получше, их было полтора десятка.
— Итак, Артур отпадает сразу, — Эрик под завистливыми взглядами полицейских «на службе» достал из бардачка флайера пиво и с наслаждением отхлебнул. — Этот бы не промазал. Он на Флоресте три года оттоптал. Значит, остается уравнение с двумя известными. Куда дальше?
— К экспертам. Твои киборги нашли дистанционный электрошокер в помойке и даже сумели его отнять у бомжа, — удалившаяся было Сирена отключила комм и вернулась к ожидающим ее товарищам. — А наши ребята обнаружили пистолет в канализации, сейчас его добывают. Может, дашь им право управления, а то пока лестницу притащат, а киборг бы спрыгнул и достал. И еще, Циркач или как тебя там на самом деле, не сосредотачивайся на «известных». Мое первое дело было — убийство молодоженов. Всех знакомых перетрясли. А оказалось, что в доме напротив жил тихий даун, который успел себе придумать жизнь с погибшей девушкой, семью, и когда она вышла замуж, воспринял это как измену, пришел к супругам и покрошил их обоих топором.
— Веселая у вас тут планетка, — Эрик подчеркнуто передернул плечами. — Ладно, пойдем за оружием, сам киборга направлю. А то они иногда так альтернативно приказы понимают…
Киборги и правда приказы поняли странно. Например визг эксперта: «“не трогайте его, бросьте!» они выполнили, несмотря на отсутствие у нее права отдавать приказы. И теперь выброшенный бомж закрылся в мусорке и слал оттуда всех через закрытую крышку контейнера и отказывался выходить, пока «механических ублюдков» не уберут на всем известный орган. За пистолетом отправился Рон. Змеей проскользнул в тесный люк, секунду повисел на руке примериваясь, спрыгнул в гулкую, шуршащую водой темноту и тут же показался обратно, выбрался, цепляясь на недоступные человеческим пальцам выступы, сжимая в зубах пакет с уликой.
— Фото сделал?
— Как приказали, хозяин. — киборг выплюнул «аппорт» и протянул владельцу.
— Передай все сделанные снимки капитану Дмитриеву и уходим, нам тут делать нечего.
Размечтался… для начала пришлось отвезти маму Танечки в госпиталь. К несчастью для Эрика за рулем был сэй, а ему выпала доля твердого мужского плеча, и оба киборга в полной мере насладились выражением испуга и неуверенности на лице хозяина. Что делать с рыдающей дамой, тот не слишком представлял, поэтому ограничился поглаживанием по спине и набором банально-утешительной фигни, в которую сам бы ни за что не поверил. В больнице Эрик заполучил совершенно ему не свойственное чувство обреченности. Коридор словно раздвоился в его сознании: он видел хорошо освещенный, по которому ходит бодрый, готовый помочь персонал, но ощущал почему-то жуткую безнадежность, и яркий свет потолочных ламп казался тусклым и только добавлял мрачности и тоски. Потом туда же заявился мужчина чуть младше его самого, и пришлось объяснять маме, что именно Артур очень полезен в добавлении к полиции как человек бывалый и вообще мало ли что…
В результате на «Кельпи» он появился уставшим, буквально шатаясь и, даже не принимая душа, рухнул на койку и мгновенно уснул…
***
Эрик Ларсен ошибаться не любил. Особенно так. И ведь знал. Видел такие ситуации в армии, когда один уцелевший из группы боец потом гибнет в следующем бою. Гибнет глупо, нарываясь, явно не случайно. Но как можно ожидать такого от киборга? Причем в самый неподходящий момент! А ведь всего-то лег спать. Просто вырубился от усталости, не учёл, что биомашине требуется намного меньше времени на отдых, а значит, у нее остается больше времени на размышления и прочие вредные вещи. И вот теперь, глядя на застывшего блондина, Эрик отчетливо понимал — надо что-то делать. Хватит на корабле и одного стандартного киборга. Для начала хотя бы подойти к неподвижному спаю, жестко встряхнуть, чтобы натолкнуться на совершенно пустой взгляд. Надо искать слова, зная, что уже слишком поздно. Время упущено.
— Эмиль!
Кукольные глаза смотрят сквозь человека. Взгляд, который он терпеть не мог еще со времен первых дней общения с Роном.
— Эмиль, хватит страдать. Ты единственный сыщик среди нас, без тебя не обойдемся.
— Назначение машины защищать человека, обеспечивая его безопасность. Я ожидаю приказов. — Голос киборга прозвучал отстраненно-механически.
— Парень, запомни, когда стоит член, то башка уже не пашет, поверь опытному человеку. Потом расскажу, как мы так туннель взорвали под горами, причем исключительно за счет этого свойства людей. Никакой спай или сэй любви не помеха. Не мог ты уберечь хозяина от самого себя! Ну, возвращайся, парень, ты мне нужен. — Эрик вздохнул, его рука взметнулась, но удар не достиг цели, замер возле лица блондина, у биомашины не дрогнули даже зрачки, просто пустые глаза обратились на человека в ожидании приказа. Спай выполнит команду, как любой компьютер, не меньше, но и не больше. Эрик прикинул, что тащить киборга в ванну и окунать под воду бессмысленно. Программу так не переиграть, а до сознания еще достучаться надо. Только вот нет сознания. Совсем. И это до отвращения не вовремя. Как говорил незабвенный Первый, цитируя анекдот про обезьяну и офицера, «хрен ли тут думать, прыгать надо!»