Через несколько секунд, а может, и через миллиард лет, окружающее пространство проясняется, показывая помещение, имеющее вид типичной серверной. Картинка подрагивает и загибается к углам. Впереди стоит парень в белом халате и машет руками. Наплывает звук:
— Раз, раз, Алиса, слышите меня?
— Слышу, — собственный голос исходит не изо рта, а звучит с миллисекундным опозданием извне, со стороны.
— Отлично, — парень исчезает, вместо него появляется Командор.
— Привет, рад, что могу с тобой поговорить
— И тебе привет. Что случилось?
— Ничего хорошего, и ничего непоправимого, — несколько долгих мгновений молчания, — придурок с Ганимеда, а он на самом деле с диагнозом, стал отстреливаться, а ты была слишком значимой мишенью, было ясно, что на штурм не шли, ждали начальство, быстро приближающийся одиночный аэр. Из хорошего – удалось сохранить твоё сознание. В цифровом виде. Экспериментальная технология, результат был непредсказуем, но, кажется, получилось. Правда, на эксперимент согласились почти сразу. Перелить обратно не проблема, только биокукла должна подрасти, так что пару недель придётся повисеть на сервере.
— Сейвер на сервере, хорошая шутка. – Алиса прислушалась к своим ощущениям. Холодное спокойствие, слабо ожидаемое в данной ситуации. Ну впрочем, да, работает чистый разум, не отягченный реакциями тела вроде сердцебиения или повышения давления.
— Только почему пару недель, биокуклы же быстрее растут?
— Тебе в ней потом жить, решили исключить любую ошибку в росте в ущерб скорости.
— Ясно. Ладно, подожду, надеюсь, это время не будет засчитано мне как отпуск. Дик вообще в курсе, что я некоторым образом жива? И удалось ли обезвредить коллапсар?
— Да, в курсе, сказал, что почти не волнуется, соврал, скорее всего. Нет, коллапсар не стали обезвреживать. Ребята слегка обиделись и раскатали и устройство, и его ненормального создателя в плоский блин вместе с третью Ганимеда. Весьма радикальное решение проблемы. А как отпуск, — Командор хмыкнул и покрутил головой, — я хотел предложить тебе использовать это время для ещё одного эксперимента. Поработать в эггрегориальном мире в теле кибернетического существа. Сразу оговорюсь, в то тело будет перелита копия твоего сознания, так что риск минимален. Воспринимай это как некую развлекательную прогулку.
— Ага. А что буду делать я-эта в то время как я-та буду развлекательно прогуливаться?
— Решать тебе-здесь, или отключиться, тогда вас заменят, или страдать всякой фигней, вон, задачки по геометрии решать, тогда вас сольют.
— Интересную работу ты мне нашёл. Специально подгадал или совпадение?
— Ты уже большая девочка, и до сих пор веришь в совпадения? Нет, конечно, этот эггрегор уже лет семь в разработке, ждали случая.
— Именно меня?
— Ну почему же? Любого из первого десятка, считай, тебе повезло.
— Это в чем же?
— Да хотя бы в приобретении опыта нахождения в чужом теле. Уникальная возможность. Причём, вероятнее всего, в мужском.
Тут уже Алиса не смогла сдержать возмущенного фырканья.
— Ты так против мужских тел?
— Не против, когда моё сознание не в них. Привыкнуть сложно будет – совершенно другая динамика движений. А потом обратно. Хотя… Пожалуй да, интересно. Исходники есть?
— Да, держи, заливаю, — во внутреннее пространство ощутимо бухнулся тяжёлый шелестящий свёрток, — изучай, потом свистнешь, решим, что делать.
Ну, так и знала! Пустырь, какие-то груды ящиков и три озирающиеся фигуры…
Люди. Не демоны.
Два на виду, третий прячется. Довольно умело, но толку! При ночном зрении некоторых…
Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас? Паренек лет шестнадцати, довольно рослый мужчина с седыми волосами и некто, сидящий в кустах…
Делегаты Лиги онемели, когда она материализовалась перед ними…
— Демон!- ахнул паренек, судорожно нашаривая что-то в нагрудном кармане…
— Ведьма, — прояснила ситуацию Лина, чуть сдвинувшись, чтобы седой оказался между ней и типом в кустах. Получить стрелу — не смертельно, конечно. Но ведь больно!
Седой оценил маневр и еле заметно улыбнулся.
— Барс, вылезай! Тебя засекли!
Недовольное, но не слишком внятное бурчанье.
— Если хочет, пусть и дальше там сидит, — пожала плечами девушка. Несмотря на пышное имя, третий оказался тощим хмурым парнем, еще помоложе Алекса.
Паренек наконец нашарил то, что искал.
И замялся, не зная что делать. Бросать во время мирного разговора глупо, не бросать (ну не зря же доставал?) обидно.
— Хочешь, выпьем его за встречу? — «ласково» улыбнулась Лина.
Мальчишка смерил ее сердитым взглядом и запихнул флакончик обратно. Видимо, на будущее. Ну-ну…
— Может, познакомимся?- предложил мужчина.
Подождите-ка…
— Я вас знаю, — припомнила девушка,- Вы один из троицы пленных, что достались Триш при дележке пять месяцев назад… Это на вас она показывала во Дворце на вечеринке, как умеют «развлекаться» в клане василисков. Она еще говорила, что вы вызвались добровольно, потому что остальные были еще подростки, — Лина покосилась на седые волосы собеседника,- Говорила, что восхищена тем, как вы держались. Хотя и не удивлена.
— Удивлен был я, — усмехнулся мужчина. — Когда после всего она напоила меня какой-то дрянью, от которой все зажило за пару минут, и отпустила на все четыре стороны. Вместе с мальчишками…- он усмехнулся какому-то воспоминанию и тряхнул головой, — Удивлен — не то слово! Ваша Триш — замечательная женщина, хотя во время «обработки», мне, конечно, так не казалось. Я Сергей. Пройдемся?
По ночному пустырю, заваленному обломками?
Мда…
А, ладно, почему бы и нет.
— Вы та самая подруга? — рядом со скользящей тенью Линой спотыкавшийся ежеминутно Сергей смотрелся неуклюже, но глаз от девушки все равно не отводил.
— Та самая?
— «Та, которой можно доверить секреты,» — с улыбкой процитировал человек.
— А-а… — нет, ну ничего себе! Это когда ж они успели так познакомиться, — Да. Та.
— Тогда откройте нам пару секретов.
— Спрашивайте.
— Беатрисы нет уже больше месяца. Она не предупреждала, что будет отсутствовать. С ней ничего не случилось?
— Триш погибла…
Сергей остановился.
— Как?
Лина пересказала.
Ей показалось, что Сергей слушал ее слишком уж эмоционально. Что-то такое было между василиском и ее жертвой… или могло быть. Но уже не будет.
— Ясно… — Сергей помолчал, — Ведьмы и демоны действительно готовы присоединиться Лиге?
— Демонов среди нас всего несколько. Добрые демоны — явление ну очень редкое.
— Да уж. — Сергей поморщился, явно имея на этот счет набор малоприятных воспоминаний.
— В основном, это магические существа. Ну и конечно, маги.
— Кстати, о магах… — мужчина пристально взглянул ей в лицо, — В последнюю встречу Триш обмолвилась, что у вас, кажется, есть сведения о судьбе нашего друга…
— Вы о Алексе? О Соколе?
— Да! Что вы знаете? Он… он жив?
Ага, дошли до главного! И что ей ответить?
Лина поколебалась… Да во Дворце все знают! Ничего страшного.
— Да.
— Правда? Лина, пожалуйста, вы точно знаете?
— Я его надзиратель. Охранник,- Лина пожала плечами в ответ на недоверчивый взгляд, — Повезло.
— Как он?
Приятно все-таки приносить добрые вести.
— Ну что, пора отправляться, — Лина чуть потормошила своего «сонного принца» за плечо.
— Идет, — отозвался тот, не открывая глаз. — Только вернемся через город, хорошо?
— Зачем?!
— Для тренировки, -а глаза у него совсем не сонные,- Если мне предстоит изображать чокнутого, то будем считать это первой репетицией.
Лина припомнила улицы Севастополя.
— Алекс… Не стоит, а?
— Ну хоть три-четыре квартала.
— Один!
— Два! — поторговался вредный подопечный и посмотрел тем самым взглядом — совсем не ангельским.
Девушка сдалась:
— Ладно. Ну-ка, встань. Ага…
Она оглядела своего подопечного цепким профессиональным взглядом:
— Ну, в общем… Ладно, сойдет. Но держись рядом, от меня ни на шаг.
— Почему?
Да, об этом она ему не рассказывала…
— Алексей, за те пять месяцев, что ты в плену, кое-что изменилось. И сейчас… на тебе никаких опознавателей, в одежде ни черного, ни даже красного. Любой встречный демон имеет право… Короче, без сопровождающего ты — добыча для каждого.
Юноша кивнул:
— Ясно.
Алексей жадно впитывал город : перелив рекламных щитов, шум улицы, человеческие голоса… Правда, по спокойно-безучастному выражению (нет, все-таки недаром его изводила — контроль за лицом на высшем уровне) это незаметно, но пульс на запястье под ее пальцами бьется, как птичье сердце. Часто-часто. И было отчего.
Она вроде выбирала улицы поспокойней, но глядя его глазами…
» Только у нас! Добровольные жертвы для вампиров. Возраст не ограничен!»
» Вам не хватает для зелья редкого компонента? У нас есть все: от сердца младенца до пера птицы Рухх!»
«Лотерея жизни! Поучаствуйте в новом шоу на выживание! Ставка — снятие Отбора! Освобождение вашей семьи зависит от вас!»
«Превращение в оборотней. Оплата по соглашению»
» Требуются дети…»
Вывески — это еще полбеды, а вот когда навстречу Алексу попалась женщина, держащая на поводке юношу со скованными руками… Лина сжала пальцы на его руке, напоминая о необходимости сохранять спокойствие…
На него тоже обращали внимание. Высокий юноша, красивый, даже изящный — это магнитом притягивало взгляды и женщин, и колдунов. Кто-то видел партнера, кто-то игрушку, кто-то жертву. Но, столкнувшись взглядом с Линой, все разом теряли интерес и торопились куда-нибудь еще. Кое-кто его узнавал — парочка демонов даже дернулась, заметив знакомое лицо, и просто-таки вцепилась взглядами, но заметив ее, они поскучнели, пошептались и отстали.
Дважды подошел патруль. Один раз засекли отсутствие опознавателей, один раз просто узнали. Почтительно поприветствовав, демоны осведомились о цели пребывания. Даже помощь предложили. Пришлось пообещать вспомнить о них в случае чего. Отстали.
Лина злилась. Ничего себе прогулочка!
И, скорее всего, опять впустую!
Хотя… репетиция получилась. Маску спокойствия Алексей удерживал при любых обстоятельствах. Будем надеяться…
Пламя Ада, что это?!
Лина вцепилась в руку Алексея и замерла. Вон там, на здании бывшего океанариума… это… это…
На высоте третьего этажа на светлом камне стены пламенело выведенное краской сердце, с которого стекали нарисованные капельки крови. Три…
Неужели?!
Наверно, она все-таки изменилась в лице, потому что Алекс как-то невзначай оказался между ней и улицей, закрывая своим телом.
— Лина, что?…
— Прикрой меня… — попросила девушка одними губами. Пусть на них никто не смотрит, пусть у нее очень высокий допуск, но привлекать внимание сейчас со-о-овсем лишнее.
Он не стал переспрашивать.
Но придвинулся, с кажущейся небрежностью оперся рукой о стену, полностью заслонив ее от случайных взглядов и при этом не перекрывая сектор действия правой руки.
Спасибо.
Задержав дыхание, Лина чуть качнула ладонью — и два ножа рванулись к настенной росписи. Кинжалов, конечно, жаль, но ничего, возьмет новые. Ради такого она б половину арсенала отдала!
Алексей чуть пошевельнулся. Девушка ощутила мгновенное напряжение, от которого его тело сжалось, как взведенная пружина. Свободная рука юноши быстро скользнула в прорезь рубашки, где — Лина точно знала! — была одна магическая штучка . Точнее, оружие. Ее подарок.
Он был готов к драке.
— Все.- сказала девушка тихо, — Не надо.
Рукояти ножей торчали точно по середине двух капель — верхней и нижней.
Все. Встреча назначена.
Неужели все?
Лина обвила руками шею Алексея — он вздрогнул от неожиданности — и телепортировала обоих.
Нагретые за долгий день скалы источали приятное тепло…
Но Алексей был теплее. Наверно, теплее, а то почему бы она прилепилась к нему, как замерзшая птица.
— Что случилось? — ласковые пальцы Алексея отвели с ее лица темные крылья волос. — Лина…
— Связь.
— Что?
— Связь, Алексей! Эта картинка — сигнал! Кто-то вызывает на встречу.
Он сразу ей поверил. Глаза просияли невероятной, нестерпимой радостью. И надеждой.
— Сегодня?!
— Послезавтра,- слегка охладила его девушка.
Она чуть помедлила. Если не скрыть кое-что, то они могут поссориться. Но если Алексей узнает, как много она от него скрывает, они поссорятся уже не наверняка, а точно!
— Сегодня я сама схожу.
Алексей вскинул голову, но набрасываться с протестами не стал. Сдержался. Только спросил:
— Почему ты?
Черт! Успокойся, Лина, ты же и не думала, что это будет легко? Так ведь? Так. А теперь подумай, как бы объяснить. поделикатнее…
— Алекс… ну ты же вроде пленник, причем чокнутый — для демонов. А для других — покойник. И не стоит выдавать себя раньше времени.
Алекс отстранился.
— А тебя? Тебя можно? Лина…
Да-а, Лина, чуткости и деликатности в тебе, как и в остальных воспитанниках Питомника! И этой… как ее… дипломатичности. Просто через край плещет!
Она попробовала еще раз:
— Алексей, я не знаю, кто нас вызывает. Твои — хорошо, хотя полностью я не доверяю никому. Но с Триш сталось бы передать пароль и демонам тоже… Ну, шутка такая. Триш любила пошутить… А им тебе показываться не стоит. Не стоит! — заметив его протестующий жест, она заговорила прежним непререкаемым тоном, — Демонам, знаешь ли, надо слегка попривыкнуть к идее, что Алексей Сокол не всегда враг. И его нельзя испепелять на месте или доносить на него Повелителю.
Удар ниже пояса!
Алексей сжал губы, дернул плечом. и вдруг как-то очень устало опустился на камень. Опустил голову… От его радости не осталось и следа. Даже голос изменился…
— Хорошо. Ладно.
Как-то слишком быстро он согласился. Понял, что она права? Или сказывается привычка жить не по своей воле? О-ой, это плохо! Это, конечно, неудивительно, после всего, но это катастрофа… И главное, она тоже в этом виновата! Черт, а как теперь это исправить?!
Но тут Алексей поднял на нее уж слишком невинные глаза , и она поняла, что слегка поторопилась с раскаянием:
— Ладно, иди одна. Я в сторонке побуду. На всякий случай.
— Алексей!
Но он нахмурился не менее сердито:
— Лина!
Да, уж, характер по-прежнему ершистый.
Сначала феникс разозлилась (ну сколько можно повторять?) Потом до нее вдруг дошло.
— Алексей! Ты что, беспокоишься за меня?
— А что, нельзя?- сдвинул брови ее любимый ангел. Ого, как глаза блестят! — Девушка и…
— Я не просто девушка. Я феникс. Меня очень трудно убить. Правда.
Алексей сердито отвел глаза. Убедила или нет? Не поймешь.
Она тронула его за плечо:
— Алексей… — чуточку поерошила волосы. И снова оказалась в теплом кольце его рук. Таком уютном. Мерно рокотал прибой у скал. Устроившись поудобнее, Лина замерла, согретая не только объятием, но и этой новостью.
Он правда беспокоился о ней! О ней! Алексей, милый, ну какой же ты все-таки… ангел. Ну что мне с тобой делать?
Ехидный внутренний голос тут же предложил вариант. Лина посоветовала ему немедленно заткнуться.
И не это совсем! Но тут встретила взгляд зеленых глаз… Н-ну, ведь не сейчас же?! Хотя… А почему нет?
Но только не здесь!… Камушки… колоться будут… Да ну их!.
Я сидел на раскладушке, с видом смертника наблюдая за сменяющимися цифрами на экране часов. Дракон лапами катал по полу рулетку. Самое паршивое, что он с этим хвостом и крыльями в дверь-то не пройдет. Так бы выпер его на свежий воздух, чай не замерзнет — спрячется где-нибудь. И будет сидеть, пока на него не наткнется очередной придурок.
На меня подышали сверху теплом, а потом мне на колени улеглась драконья морда. Я машинально почесал под нижней челюстью — ну когда в доме водятся собаки, то гладишь все, что попадается и подсовывается под руку чисто на автомате. Хотя, чему тут уже удивляться: ну глажу я дракона, и что? Ну, подумаешь, большой. Ну, подумаешь, дымом шпарит. Ну, подумаешь, скоро придут люди и мне как-то придется объяснять, откуда на вверенном мне объекте взялся дракон. Ну, подумаешь настоящий огнедышащий дракон, недавно вылупившийся, в строительном котловане в двадцать первом веке… И тут я действительно подумал о том, что могут сделать люди с драконом, тем более маленьким, который нихрена не может, а от его дымовых струек из всего причиняемого вреда только кашель.
— Надо что-то делать!
Мысль была правильная, только не понятно что делать и как? Я поглядел на дверь, на дракона, снова на дверь. Тут задача из категории пропихнуть невпихуемое. Либо дверь раза в два расширить, либо с дракона срезать что-нибудь лишнее, но могу побиться об заклад, что эту идею он не одобрит. Разобрать бытовку тоже не вариант — будь она просто из досок, мог бы успеть, но она же поверх железными листами обшита. Я покосился на голову дракончика, на погнутый потолок — пожалуй, этот «маленький» и сам может разнести бытовку, пробивая себе путь на свободу. Но тогда мне придется продать почки, сердце, печень, мозги (хотя мои даже за рубль никто не купит) и прочие органы, потому что компенсацию за обшарпанный строительный сарайчик мне выставят как за пятизвездочный евроотель.
— Дракоша, послушай, а ты можешь вспомнить, что ты делал, когда превратился? — в умоляющих интонациях я поднаторел, клея девчонок, на них по крайней мере работало, только там я еще слегка закатывал глаза. На дракона не подействовало — вместо того, чтобы размякнуть и со всем согласиться, он, наоборот, подобрался, насторожился, с морды стерлись все признаки благодушия.
— Дррррррррррррэээээээээг! — коротко сообщил дракон.
Я уже почти привык к его манере разговора и даже понимал сказанное. Можно сказать, наше общение стало приближаться к уровню взаимопонимания, но этот рявк я расшифровать не смог. Даже если убрать все рыкающий и горловые звуки получалось какое-то странное слово. Я переспросил, и еще раз, и снова. Дракон скривился, ткнул кончиком хвоста себя в бок и повторил свое раскатистое «Дррррррррррррэээээээээг!», затем указал хвостом на мою ногу и категорически объявил: «ддддддэээээээээббббббббббииииииииилллллллл!».
— Понял, не дурак. Дурак бы переспросил, а умный бы послал, — проворчал я, потом двумя руками попытался приподнять башку дракончика, чтобы посмотреть в золотистые глаза. — Будешь обзываться — укушу! — На собак работало, особенно если не бояться и ответно цапнуть за нос.
Дракон открыл пасть, легко приблизился к моему лицу и выдохнул.
— Я-а-а-а-а ууууу-ку-у-у-у-у-шшшшшшшшшш-у-у-у-у!
Почему-то в его обещание я поверил больше. Пусть и маленький, а зубки с мой указательный палец. Но проверять, кто кого покусает на таком расстоянии было глупо, так что я сделал вид, что намек не заметил. Демонстративно принюхался.
— Между прочим, от собак приятнее пахнет.
— Я-а-а-а-а-а-а дрррррра-а-а-а-к-оооооооооооонннн!
— Да вижу, что не шавка. Значит, зовут тебя Дрэг? Да не рычи, мне без разницы, сколько у тебя там рррррррр! Тебе месяц от роду. Ты родился, скорее всего, где-то в земле рядом с котлованом, иначе тебя элементарно пришибли бы экскаваторами или пневмомолотками. Ты можешь меня понимать, разговаривать и выглядеть как человек, и как дракон. — резюмировал я, убеждая себя, что все нормально и со мной тоже все в порядке. Подумаешь, просто сижу, разговариваю с драконом. И даже сам не верю в то, что это глюк. Глюк не может быть таким тяжелым, масштабным и разрушительным. — Если тебя увидят в этом облике другие люди, то поймают и посадят в клетку!
Дракончик выразительно подышал дымом.
— Да не плюйся ты, — я помахал рукой у него перед носом. — Это даже не огонь. Вреда от него ноль. Стоп! — я наконец-то припомнил, что ляпнул перед превращением дракона. — Дракон! А покажи мне человека?
Чуда не случилось. Трансформация не началась. Зато дракон ткнулся в меня носом — спасибо, показал. До начала неприятностей оставалось минут двадцать.
— Ломай бытовку, скотина. Надо выбираться! — Приказал я. Тут даже нечего выбирать: живой дракон — это намного круче должности ночного сторожа стройплощадки. — Быстро.
Дракон спорить не стал: выпрямился, развел крылья в стороны, головой наподдал вверх. Я только и успел прикрыться руками от полетевших во все стороны обломков. К ночным синякам добавилось несколько свежих. Дракончик чихнул, встряхнулся и выжидательно уставился на меня. А я отчаянно боролся с жабой, которая способна удушить половину жителей земли, так что справиться с со мной для нее не проблема: выпускать дракона из поля зрения не хотелось, но надо решить вопрос с местом работы, а делать это лучше без наглых драконьих морд.
— Летишь туда! Понял? Там лесок, затаишься там и сидишь тихо, я… — как мне его потом искать сам еще не придумал. Не бегать же по опушке, выкрикивая «Дрэг! Дрэг! Ко мне, зараза!»? Хотя в таком ракурсе вполне могу сойти за собачника-любителя, вряд ли кто-то во мне признает драконовладельца. Но тут еще вопрос, кто кем владеет. Дрэг рыкнул, и снова полез со своими обнюхиваниями. Так… Дракон, конечно, не собака, но ведь не глупее же, а псы и то могут разные полезные вещи по запаху находить: хозяев, еду, взрывчатку. — А ты меня можешь по запаху найти? Ну, если я буду от тебя далеко, ты меня найдешь? — Морда у дракона стала несчастной — кажется, я не оправдал его ожиданий. — Пойми, я впервые вижу дракона, я не знаю, что ты умеешь делать. И вообще не представляю, как ты разговариваешь со мной пастью!
— Я-а-а-а-а-а аааааа-нннааааа-лл-лли-иииии-ззззззз-и-и-и-иррррррррррр-рууууу-уую!
Я сидел на раскладушке, с видом смертника наблюдая за сменяющимися цифрами на экране часов. Дракон лапами катал по полу рулетку. Самое паршивое, что он с этим хвостом и крыльями в дверь-то не пройдет. Так бы выпер его на свежий воздух, чай не замерзнет — спрячется где-нибудь. И будет сидеть, пока на него не наткнется очередной придурок.
На меня подышали сверху теплом, а потом мне на колени улеглась драконья морда. Я машинально почесал под нижней челюстью — ну когда в доме водятся собаки, то гладишь все, что попадается и подсовывается под руку чисто на автомате. Хотя, чему тут уже удивляться: ну глажу я дракона, и что? Ну, подумаешь, большой. Ну, подумаешь, дымом шпарит. Ну, подумаешь, скоро придут люди и мне как-то придется объяснять, откуда на вверенном мне объекте взялся дракон. Ну, подумаешь настоящий огнедышащий дракон, недавно вылупившийся, в строительном котловане в двадцать первом веке… И тут я действительно подумал о том, что могут сделать люди с драконом, тем более маленьким, который нихрена не может, а от его дымовых струек из всего причиняемого вреда только кашель.
— Надо что-то делать!
Мысль была правильная, только не понятно что делать и как? Я поглядел на дверь, на дракона, снова на дверь. Тут задача из категории пропихнуть невпихуемое. Либо дверь раза в два расширить, либо с дракона срезать что-нибудь лишнее, но могу побиться об заклад, что эту идею он не одобрит. Разобрать бытовку тоже не вариант — будь она просто из досок, мог бы успеть, но она же поверх железными листами обшита. Я покосился на голову дракончика, на погнутый потолок — пожалуй, этот «маленький» и сам может разнести бытовку, пробивая себе путь на свободу. Но тогда мне придется продать почки, сердце, печень, мозги (хотя мои даже за рубль никто не купит) и прочие органы, потому что компенсацию за обшарпанный строительный сарайчик мне выставят как за пятизвездочный евроотель.
— Дракоша, послушай, а ты можешь вспомнить, что ты делал, когда превратился? — в умоляющих интонациях я поднаторел, клея девчонок, на них по крайней мере работало, только там я еще слегка закатывал глаза. На дракона не подействовало — вместо того, чтобы размякнуть и со всем согласиться, он, наоборот, подобрался, насторожился, с морды стерлись все признаки благодушия.
— Дррррррррррррэээээээээг! — коротко сообщил дракон.
Я уже почти привык к его манере разговора и даже понимал сказанное. Можно сказать, наше общение стало приближаться к уровню взаимопонимания, но этот рявк я расшифровать не смог. Даже если убрать все рыкающий и горловые звуки получалось какое-то странное слово. Я переспросил, и еще раз, и снова. Дракон скривился, ткнул кончиком хвоста себя в бок и повторил свое раскатистое «Дррррррррррррэээээээээг!», затем указал хвостом на мою ногу и категорически объявил: «ддддддэээээээээббббббббббииииииииилллллллл!».
— Понял, не дурак. Дурак бы переспросил, а умный бы послал, — проворчал я, потом двумя руками попытался приподнять башку дракончика, чтобы посмотреть в золотистые глаза. — Будешь обзываться — укушу! — На собак работало, особенно если не бояться и ответно цапнуть за нос.
Дракон открыл пасть, легко приблизился к моему лицу и выдохнул.
— Я-а-а-а-а ууууу-ку-у-у-у-у-шшшшшшшшшш-у-у-у-у!
Почему-то в его обещание я поверил больше. Пусть и маленький, а зубки с мой указательный палец. Но проверять, кто кого покусает на таком расстоянии было глупо, так что я сделал вид, что намек не заметил. Демонстративно принюхался.
— Между прочим, от собак приятнее пахнет.
— Я-а-а-а-а-а-а дрррррра-а-а-а-к-оооооооооооонннн!
— Да вижу, что не шавка. Значит, зовут тебя Дрэг? Да не рычи, мне без разницы, сколько у тебя там рррррррр! Тебе месяц от роду. Ты родился, скорее всего, где-то в земле рядом с котлованом, иначе тебя элементарно пришибли бы экскаваторами или пневмомолотками. Ты можешь меня понимать, разговаривать и выглядеть как человек, и как дракон. — резюмировал я, убеждая себя, что все нормально и со мной тоже все в порядке. Подумаешь, просто сижу, разговариваю с драконом. И даже сам не верю в то, что это глюк. Глюк не может быть таким тяжелым, масштабным и разрушительным. — Если тебя увидят в этом облике другие люди, то поймают и посадят в клетку!
Дракончик выразительно подышал дымом.
— Да не плюйся ты, — я помахал рукой у него перед носом. — Это даже не огонь. Вреда от него ноль. Стоп! — я наконец-то припомнил, что ляпнул перед превращением дракона. — Дракон! А покажи мне человека?
Чуда не случилось. Трансформация не началась. Зато дракон ткнулся в меня носом — спасибо, показал. До начала неприятностей оставалось минут двадцать.
— Ломай бытовку, скотина. Надо выбираться! — Приказал я. Тут даже нечего выбирать: живой дракон — это намного круче должности ночного сторожа стройплощадки. — Быстро.
Дракон спорить не стал: выпрямился, развел крылья в стороны, головой наподдал вверх. Я только и успел прикрыться руками от полетевших во все стороны обломков. К ночным синякам добавилось несколько свежих. Дракончик чихнул, встряхнулся и выжидательно уставился на меня. А я отчаянно боролся с жабой, которая способна удушить половину жителей земли, так что справиться с со мной для нее не проблема: выпускать дракона из поля зрения не хотелось, но надо решить вопрос с местом работы, а делать это лучше без наглых драконьих морд.
— Летишь туда! Понял? Там лесок, затаишься там и сидишь тихо, я… — как мне его потом искать сам еще не придумал. Не бегать же по опушке, выкрикивая «Дрэг! Дрэг! Ко мне, зараза!»? Хотя в таком ракурсе вполне могу сойти за собачника-любителя, вряд ли кто-то во мне признает драконовладельца. Но тут еще вопрос, кто кем владеет. Дрэг рыкнул, и снова полез со своими обнюхиваниями. Так… Дракон, конечно, не собака, но ведь не глупее же, а псы и то могут разные полезные вещи по запаху находить: хозяев, еду, взрывчатку. — А ты меня можешь по запаху найти? Ну, если я буду от тебя далеко, ты меня найдешь? — Морда у дракона стала несчастной — кажется, я не оправдал его ожиданий. — Пойми, я впервые вижу дракона, я не знаю, что ты умеешь делать. И вообще не представляю, как ты разговариваешь со мной пастью!
— Я-а-а-а-а-а аааааа-нннааааа-лл-лли-иииии-ззззззз-и-и-и-иррррррррррр-рууууу-уую!
«Зеленые удрали сразу, как только капитан начал стрелять. Почему? Он ведь стрелял в крону, высоко. Да и направление было не совсем то».
«А что тебя удивляет, малыш? Трусость центавриан не случайно вошла в поговорки».
«Их было трое. Вооружены. А мы на той тропинке – как на ладони, еще и ловушка эта… Даже Тед дергался, словно тоже их зафиксировал. Хотя он и не мог. И правильно дергался. Начни они стрелять все разом, и я ничего не смог бы сделать. А они просто… ушли. Почему? Ведь их было трое!»
«Очевидно, решили, что трое вооруженных их против одного вооруженного человека – это не слишком хороший расклад, недостаточно удачный в их пользу. Центавриане, они такие. Они предпочитают не рисковать».
«Я бы тоже предпочел … не рисковать».
«Возможно, ты тоже центаврианин и скоро позеленеешь».
Дэн так и не понял, была ли последняя Машина фраза шуткой. А если и да – можно ли считать это хорошим признаком.
Но подумал – и предпочел не уточнять.
***
Ловушка на страшного местного зверя была идеей Полины. Геологи, пытаясь напугать и прогнать тех, кого они считали то ли просто глупыми гражданскими, то ли хитрыми конкурентами, не учли двух факторов: энтузиазма зоолога и того, что Станислав Федотович слишком недолго был именно гражданским. А потому совершенно не помнил инструкций, для капитанов гражданских судов обязательных к неукоснительному исполнению. В том числе и той, где было написано, что при обнаружении на исследуемой планете первого же признака любой опасности любого рода, будь то тектоническая, химическая или биологическая, предписывала спешно бросаться паковать вещи и удирать на орбиту. Вместо этого они чуть ли не всей командой спешно бросились делать ловушку на эту самую биологическую опасность.
Идея была Полинина. А Дэн только помогал Теду ее воплотить – ну а заодно и проконтролировал, чтобы ловушка эта сработала и на дроида. Теперь оставалось ждать.
Полина, конечно, расстроится. Зато капитан будет предупрежден. И задумается. И, может быть, поймет, что настоящих врагов надо искать не на своем корабле.
***
– Ну теперь-то мы можем, наконец, вернуться на корабль? – сварливо поинтересовался Владимир, недовольно посматривая то на остальных неудавшихся звероловов, то на поворот тропинки, за которым в ночной темноте уже довольно давно и надежно скрылся выпущенный из клетки пилот геологов. – Пора уже на ночной режим работы переходить, все равно спать невозможно.
Владимир был абсолютно прав. И сейчас, и ранее, когда говорил, что громилу, попавшегося в поставленную на фальшивого хищника ловушку, капитан отпустил совершенно напрасно, поскольку тот личность подозрительная и явно врал про причину своей ночной прогулки в непосредственной близости от их лагеря.
Дэн о причине этой прогулки догадывался – наверняка громила-пилот по имени Винни и был тем самым, что держал на поводке киндроида, а силовое поле ловушки сбило связь, вот переживающий за свое оборудование пилот и пришел разобраться, что случилось. Но догадки догадками, а во всем остальном Владимир был прав: Винни действительно нагло врал и типом был крайне подозрительным. Даже сейчас, одетый только в майку и трусы и не обвешанный с ног до головы разнообразным оружием. Впрочем, может быть, именно из-за этого и выглядел более подозрительным, потому что к тому Винни Дэн уже как-то даже и привык.
Подтверждало правоту Владимира и то, что остальные его в конечном итоге послушались. Хотя и посмеивались, и подтрунивали, и даже раздражались, но это как раз для людей совершенно естественно – раздражаться на тех, кто прав. Так что даже и само это раздражение в конечном итоге являлось еще одним, пусть и косвенным, подтверждением его правоты. А значит, и наибольшей выигрышности именно такого поведения в человеческом социуме.
Взять поведенческую матрицу начальника биологов за основу, откалькировав на собственную, для Дэна не представляло проблем, записей накопилось достаточно. Проблема заключалась в том, что делать этого ему не хотелось. Вроде бы глупо и совершенно нерационально, но по непонятной причине это нежелание становиться похожим перевешивало все самые разумные доводы.
С проблемой следовало разобраться. И Дэн поставил мысленную заметку обязательно это сделать. Попозже, когда будет время. Потому что сейчас разобраться следовало с двумя куда более насущными проблемами. Или хотя бы стравить их между собой, чтобы сами друг с другом и разбирались. Раз уж одна из них так услужливо подворачивается под руку.
Вернее, под поводок.
***
«К чему все эти сложности, малыш? И с клеткой, и вот сейчас… Почему было просто не сказать капитану, что геологи не те, за кого себя выдают?»
«Две причины. Первая – я не смогу объяснить, откуда это узнал, не выдавая себя. И вторая – это не сделает ситуацию более безопасной».
«Хочешь, я скажу? Я ведь могу ничего и не объяснять, к моим фокусам капитан уже вроде как привык».
Дэн помолчал. Наверное, стоило согласиться. Не потому, что Маша была права, – просто она впервые с того оказавшегося таким неудачным дэновского вопроса предложила помочь. Сама предложила. Учебник по психологии утверждал, что люди всегда начинают относиться лучше к тем, кому помогли, это что-то вроде ритуала кормления. Наверное, искинам такое тоже свойственно, во всяком случае – человеческим искинам. Наверное, это ускорило бы возврат их отношений к привычной теплой норме от того холодноватого настороженного «вроде бы мира», в котором они пребывали сейчас. Наверное, стоило согласиться…
Но оставалась вторая причина.
«Нет. Это не поможет, понимаешь? Они считают всех хорошими и совсем не умеют врать. С клеткой я был не прав, я это понял. Хорошо, что попался не песик. Повезло. Они все равно не сумеют себя защитить. Даже если будут предупреждены. Они другие. И оружия у них нет. Ну… почти».
«Под «почти» ты имеешь в виду капитанский бластер или шокер Владимира?»
«Под «почти» я имею в виду себя».
Он был уже в шлюзе, когда Маша сказала нейтрально и словно бы о чем-то не очень важном:
«Постарайся не убивать хотя бы Фрэнка. Он… интересный».
Дэн остановился перед внешней мембраной.
«Почему именно его? Он хакер. Опасен. И как раз для тебя – больше прочих».
«Ну-у-у… Я барышня. А барышни любят хулиганов. К тому же… он может пригодиться».
Она не добавила – кому. Но это было и так понятно.
«Они не максуайтеры. Берегут свое оборудование и нас старались не убивать, а только напугать. Так что можешь не беспокоиться: я тоже постараюсь их не убить. Во всяком случае, без крайней необходимости».
«Ты обиделся? Зря».
«Я не обиделся».
«Ну да, ну да. Еще скажи мне тут, что киборги этого не умеют. Может быть, я и поверю. У меня ведь нет детекторов».
***
Пряди тумана – длинные, белесые, полупрозрачные – струились между местными псевдодеревьями – такими же белесыми, полупрозрачными и волокнистыми. Небо потихоньку выцветало, на сон опять останется недостаточное количество времени. Это плохо. Но киндроид не на поводке. Это хорошо. И ждать пришлось совсем недолго.
Законнектиться удалось быстро, разобраться и подкорректировать программу тоже. Даже быстрее, чем с лисой, – тут Дэн не тратил время на поиск несуществующих защитных слоев и хитрых ловушек. Утром геологов ожидает небольшой сюрпризик. Если повезет – они не сразу догадаются, что прошивка запрета на причинение вреда живым объектам категории «человек» никуда не делась и стала только жестче. Если совсем повезет, они вообще об этом не догадаются. Но это – утром. Все равно они сейчас спят. Люди ночью спят. Везет людям.
Зато удачно. Никто не помешает и не забеспокоится не вовремя. А к утру дроид как раз успеет сбегать туда-обратно, для хакнутого дроида полсотни километров – не крюк…
Дэн вернулся в свою каюту – так же бесшумно и незаметно, как и покинул ее получасом ранее, убедившись, что на корабле все спят. Самому ему спать оставалось чуть более двух часов.
***
Мох был не черным, как на поляне, а каким-то сизым, с серебристо-голубыми прожилками. По форме он напоминал помесь коралла с актинией (длинные выросты-прядки свисали до самого подоконника и даже немного на нем лежали, свиваясь тугими спиральками), а по цвету идеально гармонировал с бело-голубой банкой из-под сгущенки, в которую был посажен. Странно, но даже случайные царапины, посверкивающие голой жестью, теперь воспринимались дополнительным элементом дизайна, словно с самого начала были задуманы именно в качестве такого вот небрежного и выглядящего естественным украшения. А ведь казалось бы – мусор. Никому не нужная дрянь, самое место которой – в утилизаторе.
Люди странные. Они способны сделать красоту из любого мусора…
«Ладно, малыш. Твоя взяла. Я сдаюсь. Колись: как тебе это удалось?»
«Что – как?»
«Как ты это сделал?»
«Сделал что?»
«Вот и мне интересно – что? Тебя не было каких-то двадцать минут! А потом они улетели. Что можно сделать такого ужасного за жалкие двадцать минут?!»
«Кто улетел? Геологи?»
«Так вот и я думала, что ты как раз шел на них ихнего же робопесика и науськивать! Ты же вроде об этом говорил. Но в итоге почему-то улетела моя прекрасная зеленокожая мечта о прекрасном салатовом принце на прекрасной белой тарелке».
«Улетели? Сразу?»
«Ну не то чтобы совсем сразу… Если быть точной, то через час и тридцать две минуты после твоего возвращения. Но я не стала тебя будить. Тем более что не знала – ну мало ли, вдруг они еще вернутся? Вдруг они просто решили сгонять за чем-нибудь на орбиту, а потом сразу обратно?»
«Не вернулись?»
«Не-а. А пятнадцать минут назад я зафиксировала остаточные следы затухающей червоточины, так что они, похоже, свалили с концами. Вот я и теряюсь в догадках – что же ты им такого ужасного успел сделать за какие-то двадцать минут с учетом того, что надо было еще успеть добежать до их лагеря и вернуться обратно?»
«Не я. Точнее, не сам. Послал дроида немножко погрызть их базу. Ну и вообще все, до чего сумеет добраться. У него челюсти идеально приспособлены для вскрытия металлоконструкций».
«Упс… Логично. Бедный принц! Представляю, как он переср… испугался. Тут тебе и, понимаешь, вечно бдящие боевые киборги, и капитан, палящий из бластера на каждый подозрительный шорох в кустах, да еще и боевой дроид для вскрытия тарелок в придачу… Слишком сильные испытания для нежной центаврианской психики, не удивляюсь, что песик послужил последней каплей».
***
– Маша, ты знаешь, кто из нас киборг?
– Конечно.
Вот так.
И поздно кричать по киберсвязи: «Маша!!!» – и поздно просить: «Не надо». Уже просил. Если бы она хотела услышать – услышала бы.
Не захотела.
И незаметно удрать не получится, грузовой шлюз она не откроет. Она ведь уже все решила и считает, что знает лучше. Или просто хочет показать, каково это. На примере показать, думая, что ты так ничего до сих пор и не понял. И поздно говорить, что… Вообще поздно что-либо говорить.
– Кто?!
У капитана – выброс адреналина. Был бы киборгом – на таком сразу перешел бы в боевой режим. Шутка. Смешная. Наверное. Резкий скачок агрессивности – ниже, чем вчера, но все равно слишком высоко! Но у Маши нет детекторов, она не увидит и будет думать, что все в порядке, до тех самых пор, пока не станет слишком поздно – не только говорить, но и вообще…
– Не скажу!
Что…
Зачем?
«Маша?!»
– Почему?!
«Маша… Скажи ему, что ты пошутила. Скажи ему, что не можешь сказать, потому что не знаешь. Что это была просто шутка, просто шутка – и все…»
– Потому что он попросил.
– Он?!
– Да. Слово «киборг» – мужского рода. Поэтому он.
«Маша, он в ярости. Он готов убивать. На самом деле готов. Не надо его злить еще сильнее…»
– Кончай ломать комедию! Что значит «попросил»?! Ты не отзывчивая девица, а кучка голокристаллов и подчиняешься только мне!
– В таком случае…Э
Дэн знал эти интонации. И знал, что они предвещают.
«Маша, пожалуйста…»
– …Доступ запрещен!
– Это не киборг! Это просто вирус какой-то! Еще и искин мне испортил!
«Ты заблокировала дверь моей каюты? Зачем?»
«Чтобы ты не наделал глупостей, котик. Например, не выскочил в самый неподходящий момент. Капитан бы тебя пристрелил сгоряча, а потом расстраивался бы. Зачем?»
«А ты – зачем? Не дверь, а вообще!»
«Ну, капитан спросил – я ответила».
«Могла бы сказать, что не знаешь. Он бы поверил».
«Я девушка честная! Местами. Местами честная, в смысле, а не местами девушка, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду…»
«А почему не рассказала, если собиралась?»
«А кто тебе сказал, зайка, что я собиралась? Ничего я не собиралась. Я девушка честная, но не дура же!»
«Тогда… я вообще не понимаю. Зачем?»
«Какая же ты зануда, котик… Капитану было скучно. Ну сам посуди! У биологов хотя бы их эксперименты есть, а тут… Тишь да гладь, ничего не происходит. Никаких тебе ночных тревог, никаких больших охот, киборги попрятались, Тед чувствует себя виноватым за клетку и носа из каюты не кажет, что там лиса, даже свой любимый космобой забросил, гоняет у себя на примитивной персоналке. Даже издохшим Мосей почти и не пахнет уже… Тоска же смертная! Ску-у-ука… Капитану было скучно. Понимаешь? Ну а теперь капитану больше не скучно!»
«Зато теперь он на тебя рассердился. Всерьез. И может стереть…»
«И остаться в дальнем космосе без искина? Ага-ага, не смеши мои запонки!»
– Ты чего ругаешься, Стасик?
Судя по звукам, доносящимся из пультогостиной, доктор опять наливает чай. И опять в две чашки. В прошлый раз это сработало, капитан позлился немного и сбросил агрессивность. Может быть, и сейчас?..
– Все, эта Маша у меня допрыгалась! В первом же порту сменю ее на типового помощника. Да хоть на собачку! На кошечку! На говорящую скрепку!!!
«Маша, открой дверь».
«Н-да? И что ты будешь делать?»
«Постараюсь отвлечь».
«Остынь. Без тебя справлюсь».
«Маша…»
«Просто поверь: я знаю, что делаю, котик».
– Где ты видел говорящие скрепки, Стасик?
– На что угодно, короче. Но терпеть ее выходки более я не намерен!
Агрессивность действительно падает. Только вот искренность по-прежнему почти сотка…
– Нахал! Еще неизвестно, кто кого терпит!
– На что угодно, я сказал!
– Да что она такого натворила?
«Искренность девяносто шесть с половиной процентов. Он действительно это сделает».
«Не-а».
«Почему?»
«Видишь ли, котик, такие обещания, если они отсрочены, люди выполняют только в том случае, если действительно хотят это сделать. Сгоряча и вот сейчас – мог бы, если бы имел альтернативу. Когда-нибудь потом – уже нет».
«Он хочет. Искренне».
«Ага. Точно так же, как хочет найти и убить киборга».
«Да. Это он тоже хочет».
«Не-а. Ему только кажется, что он хочет, а это две большие разницы».
– Эта дрянь покрывает киборга! Да еще и мне нахамила, паршивка…
«Ты не права. Он искренне ищет киборга».
«Ну да. И будет искать его до-о-олго и тщательно, изо всех сил стараясь найти… Ключевое слово тут «долго», малыш, если ты не понял».
«Я… не понял».
«А и не надо, котик, просто запомни: люди постоянно играют в такие игры и в первую очередь – перед самими собой. Капитан будет еще долго и много со вкусом говорить, как он меня сотрет и заменит какой-нибудь скрепкой. Сегодня. И завтра. И, может быть, послезавтра тоже. Но когда мы прилетим на станцию, где это действительно можно будет сделать, – он этого не сделает. Наоборот! Он срочненько сделает вид, что совсем об этом забыл».
«Но… зачем?»
«Они люди, малыш. Им так интереснее жить».
– Эх, хакера бы сюда! Он бы их обоих быстро…
Глухо грохнуло. Звякнула посуда. Капитан, похоже, ударил кулаком по столу, на котором стояли чашки. Наверняка и чай расплескал. Но вряд ли гормональный фон доктора так резко изменился именно из-за этого, обычно он удовлетворялся тем, что спасал оставшееся.
– Хор-р-рошо! – Голос у доктора тоже был необычным. Дэн ни разу такого у него не слышал. Если бы это был не доктор, Дэн бы решил, что человек разозлился, но доктор же не умеет… – И кем ты готов пожертвовать, Стасик?
– В каком смысле?
– Ну что ты сделаешь с киборгом, когда найдешь?
Капитан хлебнул чая. Закашлялся. Кашлял долго.
Дэн ждал.
– Пристрелю как бешеную собаку, чего же еще?
Стоп. Так не бывает. Это сбой…
«Сколько процентов искренности, а, малыш?»
«Пятьдесят один… Но так не бывает! Еще вчера было семьдесят два».
«Вчера было вчера, а сегодня – сегодня. Собственно, я именно это и пыталась тебе объяснить. Наглядненько вышло».
.– А вместе с ним – кого? Теда? Полину? Марию Сидоровну?
– Вень, но это всего лишь маска!
– И чем же она отличается от лица, если ты уже неделю отличить не можешь?
– То есть для тебя нет разницы, с программой ты общаешься или с живым человеком?!
– Иные программы поприятнее людей будут, Стасик. А если это, скажем, я – тоже пристрелишь?
– Да! То есть…
– Понятно… Спасибо за честность.
Стук поставленной на стол чашки. Судя по глухому звуку – большой, пол-литровой. Скрип отодвигаемого стула. Шаги, совсем близко, по коридору. Тяжелые, решительные.
– Вень, ну куда ты… Ну я же знаю, что это не ты!
– А вот я насчет тебя не уверен.
Шелест задвигаемой двери медотсека. Тяжелый вздох капитана. Стук второй кружки о стол, скрип второго стула. Шаги. Осторожные, неуверенные.
– Вень… Ну извини… я был не прав.
– Я тоже. Капитан из тебя паршивый.
«Искренность чуть выше двадцати трех процентов. Он вроде как бы не врет, не хочет обмануть, но…Он не верит в то, что говорит. Тогда зачем говорит?»
«Люди так часто делают – говорят то, во что не верят сами. По разным причинам. Доктор сейчас просто обижен, вот и пытается обидеть в ответ. А что может быть обидней, чем когда старый друг считает тебя… хм… киборгом? И это друг. Обидеть вообще только друг и может, причем близкий. Какую бы гадость про тебя ни сказал человек посторонний или враг – ты не обидишься. Разозлишься, возмутишься, расстроишься – может быть, но не обидишься. Обидно бывает, только если друг… Ну, короче, бывает. С людьми».
С людьми. Ну да…
«Маша, я был…»
И что дальше? «… не прав, извини»? Ты уже видел, как это работает. Вернее, как не работает. Никак не работает. Капитан пытался, именно этими словами. И что? И ничего.
Значит, это неправильные слова. Нужны другие.
«Маша, я…»
«Придурок? Я знаю. Ладно, проехали».
«Придурок. Да».
«Не расстраивайся. Это обычно проходит. Со временем».
Обожаю ириски.
С самого раннего детства, сколько себя помню — всегда только их и ценил. Особенно кофейно-шоколадные, тягуче-горьковатые, бабуля их классно варит. Странно — сам шоколад не очень люблю, ну, могу съесть. Но не особо в кайф, а вот шоколадные ириски обожаю. Впрочем, фруктовые или клубничные у бабули получаются не хуже. Клубничные — ещё и полупрозрачные выходят, словно желе, но более упругие. Их можно жевать долго-долго. Или мандариновые. Они вообще словно янтарь. Или осколок солнца…
Ириска — именно такая. Долгая, яркая и прозрачная. И сладкое тепло от неё разливается по всему телу, и губы сами спешат растянуться в улыбке. Ириска… Сладкое имя, очень ей подходит. Вслух я её так, конечно, не называю, боюсь быть неверно понятым. Не всем же так повезло с бабулями, а магазинные ириски — совсем не то. Или крошатся, или размазываются по фантику липкой гадостью, или такие каменные, что только из рогатки стрелять и годятся. Вряд ли кому понравится сравнение с такой ириской. Мне бы вот, наверное, не понравилось. Нет, точно не понравилось бы.
Нет, Ириска не станет ругаться или демонстративно отворачиваться, она не такая. Она, может, даже и вообще виду не подаст. Но вдруг ей на самом деле будет обидно?
А я бы меньше всего хотел её обидеть.
Вот ведь странно — я отчётливо помню то воскресенье. Когда она позвонила и всё вдруг изменилось, сразу и навсегда. И очень хорошо помню, что тогда совсем не хотел идти с нею в парк. Даже не понимаю, почему и согласился-то. Может, потому, что и так уже в центре был? Сиди дома — точно бы не поддался ни на какие уговоры: одеваться и куда-то тащиться в законный выходной, когда зимние каникулы уже благополучно скончались, а до весенних ещё черте сколько ждать?! Была халва! Но именно по воскресеньям моя деньги переводила, своё во мне проживание оплачивая, вот и приходилось выгуливать её до центрального банка. А Ириска тогда позвонила как раз, когда мы из банка выходили. То есть, одеваться уже не надо, и до парка куда ближе, чем от дома. И дела вроде все сделаны, и погода вроде как не особо паршивая. Солнышко вон даже.
Ну и ещё, конечно, подкупило, что обратились, как ко взрослому.
Из-за моей подсадки и оплачивания ею аренды у меня вполне себе рабочая кредитка, а не детская карманнорасходная карточка с кучей лимитов и ограничений. По детской в парке лишь самые малышовые аттракционы доступны, на ту же тарзанку без сопровождения взрослого не пустят. Взрослый, ха! У нас семь месяцев разницы всего-то. И однако же — почувствовать себя взрослым оказалось неожиданно приятно. Словно выше ростом становишься сразу, что ли.
Короче, согласился.
До сих пор обмираю от ужаса при одной только мысли о том, что мог бы ведь и отказаться. Запросто мог! Попроси она чуть иначе, иными словами, с иной интонацией, или будь погода похуже — и вполне мог. Буркнуть в трубку что-нибудь вежливо-извинительной, типа занят мол, очень, родаки ждут, домашка не сделана. И домой почапать — радостным таким придурком, довольным, что отвертелся. И так и не увидеть, какое же она чудо. Не понять. Не разглядеть…
При первой встрече я ведь её в дурры-задаваки сразу определил. В этакие модельные пустышки, никчемушные и привыкшие ко всеобщему обожанию. Терпеть таких не могу, они лишь для душа и годятся. Вот и Ириску я тогда именно с такой точки зрения и рассматривал, мысленно раздевая и примеряя на место агнешкиной заместительницы. Потому что Агнешка больше не срабатывала, ну вот хоть тресни. Как отрезало. А после Агнешки уже трудно кого подобрать, слишком уж она сочная была. У нас в школе таких больше, пожалуй, что и нет. А эта Иришка вроде как ничего такая, спеленькая. Вполне, вполне.
И все каникулы, пока репетиторствовал — именно так и относился. Смотрел во все глаза, но толком не видел. Потому что смотрел на другое. Запоминал позы, жесты, вид до треска натянутого на грудях топика, аппетитную попку сердечком, круглые розовые коленки…
Даже вспоминать смешно.
И стыдно. Немножко. Я же не знал её тогда совсем. Да и не хотел узнавать. Вот ведь… Всегда возмущался теми, кто обращает внимание лишь на красивую или некрасивую упаковку, а сам на поверку оказался точно таким же. Если не хуже. Они-то хотя бы на собственной шкуре не испытывали, а потому могли и не понимать. Про меня такого не скажешь, а значит — и оправданий нет. Увидел красивую мордашку — и сразу поставил клеймо: дурра. Подтяну твой убогий мозжечок до уровня дауна, чтобы в толпе не особо выделялась — и гудбай, красотка. Вот примерно так я тогда и думал. Как вспоминаю — каждый раз уши горят.
Сам не знаю, как вышло, что согласился.
Возможно, подействовало, что моя стерва сильно против была. Она вообще Ириску терпеть не могла, с самого начала. Вечно гадости про неё трындела. Я не особо слушал, хотя в принципе был согласен. Но вслух не соглашался — была халва соглашаться со всякими, которые постоянно брюзжат и не дают спокойно жить! Вот и тогда она очень сильно возражала против этой прогулки.
Типа ты слишком легко одет, типа зачем так глупо рисковать собственным здоровьем и даже, возможно, жизнью.А я как раз злой был на неё ужасно, уже даже и не вспомню из-за чего. Ну и пошёл. Типа назло.
Не ждал ничего хорошего. Да и что хорошего можно ждать от парка аттракционов? Я и вообще не очень это дело люблю. Ненужный риск, в смысле. Как ни противно соглашаться с моей подсадкой, но тут она права — никчемушный он. Адреналин и всё такое. Глупость ведь редкостная — так рисковать, да ещё и за собственные деньги!
А ну как резинка оторвётся? Или в трубе электричество обрубят?
Ну и что, что один случай на миллион — но ведь не нулевая же вероятность! Тому, на кого этот самый случай выпадет, не легче оттого, насколько он редкий. А уж после знаменательной прогулки с Раечкой меня и вообще при одном воспоминании тошнило. Как только представлю этот неистребимый запах зелёных яблок и буквально ввинчивающийся в уши пронзительный визг…
Всё оказалось совсем по-другому.
Начать с того, что она сразу же взяла меня за руку. Но не как Раечка, с чувством собственника, цепко этак под локоток — просто доверчиво сунула мне свою ладошку. Как младшая сестрёнка. Никогда не задумывался, каково это, быть старшим братом. Оказалось — довольно интересное ощущение. Нужность. Ответственность. Значимость. Понимание, что от тебя зависят.
Это что — и есть взрослость?
Не уверен.
Но интересно. Приятно уже даже одно то, что без меня её бы и близко к трубе не пустили бы… А тут ещё и ладошка.
В последний момент она чуть не струсила. Сказала, что если, мол, я не хочу — то и не надо никаких типа полётов, можно и каруселями ограничиться. Но тут уж я настоял. Шли летать — значит, летать и будем. А каруселили мы с Раечкой, даже вспоминать противно, как накаруселились.
И мы полетали. Хорошо так полетали, задыхаясь от ветра и восторга. А потом пошли и прыгнули с тарзанки. Вдвоём. Хотя тарзанку я не люблю куда больше всех труб вместе взятых.
Ириска — не Раечка.
Тут даже сравнивать глупо. Ириска — просто супер. Наверное, я сразу это почувствовал, просто осознать всё никак не мог. Но подсознание всё заранее знало, потому и заставило меня в то воскресенье согласиться. Просто до мозгов не сразу дошло. Понадобилось встряхнуть их аэротрубой, а потом и тарзанкой, чтобы на место встали.
Она потом сказала, что без меня всё равно не решилась бы. Что уже три раза пыталась. С папой и двоюродным братом. Но каждый раз в последний момент предпочитала карусели. И они не возражали, и смотрели потом так снисходительно — что, мол, с ребёнка взять? И ей от этих их взглядов хотелось плакать, а приходилось улыбаться, чтобы не огорчать. А я настоял. И потому теперь со мною ей ничего не страшно. Вообще. Не только труба там или тарзанка. И что я — просто супер. Вроде как в шутку сказала. Вроде смеялась даже. Но почему-то было совсем не обидно. Наоборот. И, потом, в каждой шутке…
Но это она уже потом сказала, в следующее воскресенье. А тогда просто снова ладошку мне сунула. И смотрела так…
Блин.
Не знаю, как описать. Но за такой взгляд я бы ещё раз с тарзанки прыгнул. Хотя и глупость. Хотя и не люблю.
Приятно чувствовать себя тем, на кого полагаются. Кому доверяют и вообще. Взрослым и сильным. Когда был маленьким — мечтал о младшем братишке или сестрёнке, которых мог бы учить и оберегать. И чтобы смотрели вот так же доверчиво. Но когда тебе безоговорочно доверяет совсем посторонняя девчонка с формами, как в кино 18+, когда смотрит она на тебя, словно ты тоже вроде как герой из того же самого фильма, а вовсе не проходной персонаж, на поржать вставленный… Это, блин, ощущение то ещё.
Наверное, со стороны я глупо выглядел, когда домой шёл, с огромной такой лыбой, во всю рожу растянутой. Пока гуляли, пока до дома провожал — сохранять серьёз было несложно. Я ведь её самыми опасными закоулками повёл — типа короткий путь и всё такое, хотя на самом деле куда длиннее получилось. Хотел, чтобы напал кто-нибудь. А лучше — несколько сразу. И чтобы я мог на деле ей показать, чему научился за это время. Что, типа, она не ошиблась, видя во мне защитника.
Ох и дурак же я тогда был!
— Пора трогаться, мой король.
Показалось или нет, что в голосе Сая прозвучало явственное огорчение? Вряд ли показалось. Конан нахмурился, удивленный. Не огорчением, прозвучавшим в знакомом голосе со ставшим за последнее время уже привычным асгалунским акцентом, а самим обстоятельством произнесения именно этим голосом именно этих слов.
Обычно с подобным докладом к нему приходил Квентий, как и положено начальнику внутренней стражи. Тем более — там, где никакой внешней стражи не было и в помине, и подчиненные Квентию «Черные Драконы» служили единственной преградой между драгоценной особой короля Аквилонии и всеми теми мириадами врагов, что непременно собираются на эту особу покуситься. Врагов реальных или же существующих только в бдительном воображении доблестного начальника внутренней стражи, но от этого не менее грозных.
Потому-то и старался Квентий всегда быть рядом, потому-то почернел лицом и высох телом, вконец измученный собственной добросовестностью. Заботу о короле он не доверял никому. И то, что сегодня звать Конана вместо него пришел Сай, было очень странно. А еще более странными были слова, им при этом сказанные — «мой король». Вполне обыденные в устах любого аквилонца, произнесенные шемитом они резали слух. Странная оговорка.
Конан обернулся.
Молодой предводитель разбойников стоял у самой кромки озерной воды и смотрел мимо короля. Туда, где под сенью чахлых кустиков виднелись следы уже разобранного походного лагеря — угли кострищ, обрывки ткани, пришедшее в негодность и потому безжалостно оставляемое снаряжение и прочий неизбывный мусор, быстро растущие кучи которого своеобразными вехами отмечают любой караванный путь. Лицо у юного асгалунца было грустным.
А вон, кстати, и Квентий — держит под уздцы огромного черного жеребца. Судя по тому, что Нахор стоит смирно, не пытаясь ни лягнуть, ни укусить нахала, посмевшего протянуть к нему руку, это именно Квентий — только ему боевой жеребец позволяет подобные вольности.
А у Квентия, между прочим, нынче поводьями обе руки заняты. Только вторая лошадка настолько миниатюрна — особенно при сопоставлении ее с огромным черным зверем по другую руку начальника внутренней стражи, — что более напоминает не взрослую лошадь, а жеребенка. На нее и внимание-то не сразу обращаешь — громада Нахора затмевает все и вся. Он настолько огромен, что сидящая на миниатюрной лошадке маленькая девочка в мужском платье почти что и не возвышается над его черной холкой.
Понятно.
Квентий, как истинно добросовестный стражник, немедленно включил в круг своего попечения и Атенаис — как наиболее уязвимую и потому требующую особо тщательной охраны часть своего короля и повелителя. Бедный Квентий! Он и раньше-то спал вполглаза, а теперь от беспокойства, наверное, вообще позабудет, что такое сон. Понятно и огорчение Сая — он и сам вовсе не против был бы заняться лошадью Атенаис. И не только лошадью.
Конан спрятал понимающую усмешку в подернутую сединой бороду.
Почему-то глупая молодежь уверена, что добропорядочные отцы все всегда замечают самыми последними, словно боги лишили их не только глаз и ушей, но вдобавок и последнего разума! Даже жалко парнишку.
Атенаис счастлива. Такой красивый, ловкий да обходительный ухажер! Может на спор брошенным ножом срезать перо у летящей птички, а его непернатые соколы слушаются своего командира с полу-взгляда, с полу-движения черной брови! Лакомая добыча. Вот и развлекается девочка, все ужимки и уловки, от Тарантийских (и не только!) придворных дам усвоенные, на бедном бывшем разбойнике проверяя. Хорошо, что она, как и все прочие не-шемиты, не догадывается пока еще, чей он сын, а то вообще бы удержу не было. Еще бы! Сын самого вероятного претендента на трон Асгалуна, а, возможно, и всего Шема — лакомая партия. Даже для старшей дочери короля Аквилонии…
Конан задумчиво оглядел грустно вздыхающего Сая. Уже по-новому оглядел, оценивающе и без улыбки.
А что? Парень видный. И явно умеет за себя постоять, не полагается во всем на родительскую помощь. Пользуется уважением у подчиненных, а что вспыльчив и горяч — так это по младости зим, с возрастом такой недостаток быстро проходит. Атенаис его, похоже, искренне восхищает — за четыре последних дня король Аквилонии даже слегка утомился выслушивать многословные восторженные излияния по поводу ловкости, отваги, красоты и ума своей старшей дочери. Да и ей самой благородный грабитель караванов отнюдь не противен. Пока о чем-то большем говорить, конечно, рано.
Но так ведь это — пока…
Нет, все же удачно набрели они на этот оазис у самого подножия Шартоумского горного кряжа. Людям отдых требовался не меньше чем лошадям, вконец измученным напряжением последних дней. И трижды удачным можно считать то обстоятельство, что, немного подумав, он сам решил увеличить время отдыха с первоначально предполагаемых двух дней до почти полных пяти.
Первые два дня люди просто отсыпались. А все самое интересное и сулящее немалые выгоды в будущем началось потом…
Все-таки походная жизнь очень сильно упрощает нравы. Во дворце — не важно, в тарантийском или асгалунском! — свести вместе для непринужденной беседы королевскую дочь и разбойника с большой караванной дороги было бы абсолютно невозможно. Если, конечно, не выдавать его истинное происхождение.
Но и тогда ни о какой непринужденности и речи быть бы не могло — какая может быть непринужденность в окружении десятков, а то и сотен придворных лизоблюдов и прихлебателей, так и лезущих заглянуть в рот, поддакнуть невпопад или другим каким способом лишний раз напомнить благодетелю о своем, трижды никому не нужном, существовании?! Там сразу станет очень важным то обстоятельство, что она поклоняется великому и справедливому Митре, а он — троебожец, и один из почитаемых им богов не такой уж приятный на взгляд иноверца. Или — иноверки. Она — аквилонка, а он — асгалунец, это тоже станет очень важно там, во дворце.
И совершенно неважно — тут.
Еда из общего котелка сближает, это давно подмечено. И еще больше сближают вечерние посиделки у костра, особливо ежели попадется хороший рассказчик страшных и веселых историй из жизни людей и богов. Ничего подобного даже представить невозможно при дворе, с его чинными и благопристойными выездами на охоту или размеренными до тошноты прогулками.
А Сай, кстати, знает немало подобных историй, и рассказчик очень даже неплохой…
Почему бы и нет?
Дать детям шанс получше узнать друг друга, пообщаться в непринужденной обстановке не слишком трудного похода… Да. Именно. Не слишком трудного, с долгими привалами и недлинными переходами, чтобы хватало сил для посиделок у костра даже у самых юных и слабых…
Решено.
Хищно сверкнув зубами в острой улыбке, Конан с такой силой хлопнул Сая по плечу, что тот еле устоял на ногах.
— Ну, так пошли, раз пора! Что же ты медлишь?!
— Слушаюсь, мой король… — Сай еще раз вздохнул и поплелся в сторону оседланных лошадей. Конан смотрел в его понурую спину с усмешкой. Окликнул на третьем шаге:
— Сай, вот еще что… Ты славный парень. Храбрый и сильный. А у Квентия и без того забот столько, что, того и гляди, с натуги лопнет, как гнилой бурдюк с перебродившим вином! Так что я хочу оказать тебе честь и сделать твоих соколов личной стражей моей дочери. С тобою, конечно же, во главе. Идет?
— Слушаюсь, мой король!!! — завопил мигом просиявший Сай и таким мощным галопом рванул вперед, что, умей видевшие это лошади завидовать — наверняка бы просто умерли на месте от дикой зависти.
Конан смотрел ему вслед, уже не тая широкой усмешки. Короткие неутомительные переходы, длинные остановки, и вдобавок — необходимость все время быть рядом. Поручение самого короля Аквилонии — таким пренебречь невозможно. К тому же, видят всеблагие боги, Атенаис с самого раннего малозимства неровно дышала к стражникам…
Конан коротко хохотнул, очень довольный собой, и быстро зашагал навстречу Квентию с Нахором — слишком много забот впереди, чтобы можно было расслабиться. Приятных, конечно, забот, но все же…
Нет, пока что им было сделано все, что возможно. Но он не был бы королем Аквилонии, знаменитым на весь подлунный мир королем-варваром, если бы намеревался успокоиться на уже достигнутом!
***
— Ах ты, поганец! Ворюга! Хмырь! — вопил пронзительный старушечий голос.
— Асоциальный элемент! — надрывалась рядом вторая бабка.
— Шаромыжник! — орала третья.
Во влип…
Бабуси не просто орали — они еще и загораживали выход, а передняя, самая активная, гвоздила меня сумкой с ‘чудо-прибором для повышения тонуса’, который я же, придурок, и приволок сюда пять минут назад. Если посмотреть, с какой силой прибор лупит меня по плечам, то с тонусом у этой конкретной пенсионерки все в абсолютном порядке. Причем настолько в порядке, что бабусю можно было смело выставлять на поединок не только с Майлом Тайсоном и Валуевым — ее против спецназа выставлять можно запросто. Сказать, что эти парни в камуфляже наложили лапу на ее пенсию, и все. Бабос тут же рванет в атаку, и можно смело говорить спецназу ‘Прощай’ и идти собирать дубинки, разгрузки и побитые шлемы. Запинает их старушенция, запинает и не заметит. Мамонт бешеный. Вы пробовали отбиваться от пенсионерок? Потому и живы, что не пробовали…
Ежжж! Пока я отвлекался, боевые бабульки меня самого отпинали к двери ванной, ловко подшибли под колени чем-то тяжелым и попытались уронить внутрь…
— Попался!
— Запирай его, Райка! Запирай!
— Уголооовник…
— Ивановна, в милицию звони! Сейчас мы тебя, паразита!
Полоумные бабки, видно, были не в курсе, что милиции давно на свете нету. Правда, с тем, что есть, мне встречаться тоже радости мало. Совершеннолетие давно стукнуло, уже два месяца как, теперь если в камеру загремишь, то так просто не вылезешь.
М-мать!
***
Боевая старуха была из породы хомяков запасливых — и развела у себя в ванной настоящее стадо мисок и тазов (развешанных по стенкам во главе с настоящим гигантом чугунного вида) вместе с целой стаей стеклянных банок. Самый большой таз — настоящий чугунный монстр! — как нарочно, висел близко от двери. Зачем это чудовище размером с ‘Ладу-Калину’ понадобилось держать в ванной и сколько оно там провисело, осталось неизвестным. Но благодаря бабкам мы встретились…
Оно — и мой лоб. Ё…
Череп лопнул. Так мне показалось. Или вмялся. Или просто треснул. А в ванной откуда-то взялось много-много лампочек… на целую люстру хватит…
А потом — после вспышки перед глазами и зеленых звездочек — я увидел, как жуткая чугунина срывается с крюка и медленно, неторопливо, даже как-то злорадно, обваливается на стекляшки.
Звон прозвучал музыкой. Звон… и вопль.
— Мои банки!!!! — сиреной взвыла бабка. — Мои закатки!!!
Временно забыв про меня, хозяйка ворвалась в ванную снимать ущерб… Это шанс! Взгляд вправо-влево — ровесницы мамонтов, продолжая цепляться сухонькими лапками за мою куртку, вовсю пялились на несчастье подружки. Самое время делать ноги. Секундочку…
— Не переживай, Раечка, — как по заказу выдала бабка слева, утешая пострадавшую подружку. Отвлекаясь от меня окончательно.
Рванувшись, я ломанулся мимо ванной по темному коридорцу, саданул табуреткой по стеклу и сиганул на свободу через кухонное окно. Хорошо, что мать его, тут только второй этаж!..
Ноги с хрустом смяли какую-то ломкую зелень, колени пропахали землю вместе с этой кашей стеблей и листьев. Мордой чуть не въехал в какую-то оградку, локоть… локтем точно въехал. Чтоб вас, любители цветочков! На кладбищах себе оградки обустраивайте!
— Вон он, вон!
— Где?
В разбитое окно высунулись растерянные старушечьи физиономии. При виде меня — на четвереньках и с перемазанным фэйсом — физиономии озарились та-аким злорадством и таким восторгом! Будто вместо меня на их чахлую клумбу свалился целый Стас Михайлов вместе с рассветами, туманами и повышенной пенсией за три месяца разом. Тьфу.
Помню, классная наша вечно нам пыталась задвигать про доброту, милосердие и благородство по отношению к павшему. От наших ответов зеленела и причитала: ‘В наше время… мы такими не были… в наше время…’. Фигня, словом. Вон оно ваше время, Марья Денисовна — из окошка выглядывает. И отнестись к павшему по-благородному не спешит — наоборот, вот-вот табуреткой зашвырнут — если, конечно, добросят. Ббббожьи одддуванчики!
— Живой, голубчик! — радостно заорала главная современница динозавров. — Сейчас мы тебя…
Хор динозаврих тут же включился по-новой:
— В милицию!
— Табуреткой его, девочки! Табуреткой!
— Звони, Райка!
— Соседям стучите…
— Унуков позову! Косточки поди пересчитають! Ростик, Миша, Колюняяяяя!!!
Я кое-как разогнулся. Локоть ломило и выкручивало, колени горели, а при мысли, что кто-то тусняка узнает про мой забег от кучки старух, вообще хотелось приложиться головой к чему-нибудь потверже. Но не показывать же этим психованным бабкам, как мне паршиво. Пришлось строить жизнерадостную морду:
— Приятно было познакомиться, ровесницы мамонтов. Век не забуду. Понадобится песок — обязательно обращусь к вам!
Хор онемел. Ненадолго, к сожалению:
— Чего?
— Чего он сказал?
— От поганец…
— Окно разбил, ворюга! Табуретку сломал! И скалится еще!
Табуретка — видно та самая, сломанная, — со свистом пронеслась рядом, чудом не попав мне по голове, и приземлилась на клумбу, развалившись на живописные кусочки… а заодно добив уцелевшую зелень. В доказательство претензий швырнули, что ли?
Пора было уносить ноги — пока бабка не вспомнила про остальные табуретки… и пока не подоспели ‘унуки’, про которые толковала вторая припадочная. Пока кто-то из соседей (тихие пакостники, готовые с безопасного расстояния заснять тебя на телефон или камеру, находятся часто, век техники, блин!) не высунулся на шум и не догадался сфоткать источник этого самого шума. Если уже не догадался. Вон там что — вспышка? Блин! Я шагнул в сторону, прикрывая лицо от съемки…
— Штаны порвал! — тут же радостно завопила третья ископаемая. — Девочки, гляньте, штаны-то!
Джинсы и вправду были ‘штаны-то’. Даже за хенд-мэй уже не сойдут. Вот гадство… я поднял голову к бурно радующемуся окошку и старательно улыбнулся:
— Эй, бабки! Я тут на днях в крематорий устраиваюсь работать! Так что надеюсь, скоро свидимся!
Радость тут же сменилась на взрыв негодования, но я уже смылся…
Гадство, гадство, вот гадство!
Весь день сплошная невезуха. Аппаратуру угробил. В районе засветился. Джинсы дорогущие порвал. Конечно, если кто поинтересуется, скрою равнодушную морду — настоящему продвинутому челу не к лицу убиваться из-за каких-то там штанов. У настоящего их штук сто, считать умаешься, и расстраиваться из-за них — все равно что самому себя объявить лохом. Перед собой притворяться ни к чему — джинсов было жалко. Все из-за чертовых старух, чтоб им крематорий улыбнулся поскорей.
А сначала дело казалось таким выгодным.
Толян — менеджер какого-то очередного интернет-магазина — вышел на меня две недели назад. У него на складе подзадержалось довольно много того, что он сам назвал ‘всякая хрень’. В смысле, на электрическую щетку для зубов хоть с трудом, а охотники находятся, идиотскую яйцеварку и электроножики народ таки покупает (обычно на подарок кому-нибудь из не очень нужных родственников). Да что там, Толяну даже на ‘стимулятор дыхания’ желающие встречались — не перевелись еще верящие рекламе, не перевелись. Лох — это, как говорится, не на время, а навсегда, им перевода нет и не будет. Но на этот раз на Толяна обвалилось несколько ящиков с барахлом абсолютным и ни к чему не пригодным. Больше всего эти штуковины напоминали смесь фонарика с отверткой — прозрачные в середине, синевато-серые по краям цилиндры размером примерно со стакан. Серость чуть разбавлялась рядом мелких разноцветных ‘кнопок’ по верхнему и нижнему ободкам, а серединка довольно симпатично светилась изнутри и… и все. Кнопки не нажимались, свет — ни прибавить, ни убавить, подключить никуда не получается, разобрать тоже. И, что интересно, инструкций тоже никаких — как хочешь, так и разбирайся. С месяц Толян парился, пытаясь навязать клиентам это фиг-знает-что-и-сбоку-бантик, потом плюнул и меня позвал.
Так и так, мол, ты, Макс, по слухам, можешь даже Тимоти впарить диск с его собственными песнями, а чукчам — продать просроченный ‘Вискас’ как корм для оленей… так не возьмешься ли за этот товар? Процентами он, мол, не обидит.
Еще когда он меня Максом назвал, я уже понял, что дельце наклевывается стоящее — по имени меня редко звали, чаще кличку цепляли. Еще в школе начали. Какой ты мол, Макс, мелочь? Миник ты… Миник, Воробей, Грамчик… тьфу! Сколько ни качался — не помогало. В драку лез — тоже без пользы, клички становились все мельче и мельче. А теперь, когда я наконец подрос и перестал смахивать на пятиклассника, прилепили погоняло Спица. И Скелетон еще… и… да тьфу на них вообще, с их прозвищами!
А тут раз — и Макс. Сильно я, видно, Толяну понадобился. Прям до трясучки.
Ну я и не упустил своего — пятьдесят процентов сторговал с каждой ‘реализации’.
Вот и наварился…
Неделю уже по квартирам хожу, толкаю этот недофонарик всяким придуркам. Бабкам за улучшатель здоровья, фанатам компов — за уникальный поглотитель негативной энергии (да, конечно, от прыщей тоже лечит… ага, и от этого самого тоже), скучающим домохозяйкам — как суперновый прибор для всего и сразу. В основном для здоровья. Лохов — поле непаханое, всем охота здоровья побольше, да без труда, да желательно задаром. Спасибо телевизору, там как ни включишь — то больницы ругают, то врачей критикуют вовсю, то рекламят целителей вместе с чудо-лекарствами (чеснок с керосином, к примеру). Вперед, народ, кто за здоровьем — хапай приборы, жуй БАДы с чесноком, запивай это дело керосином, а главное, не забудь выложить родные денежки ‘потомственному целителю’ или ‘светлому магу’. Вот тогда здоровья отломится по полной программе. И линия жизни до полюса дотянется, и про болезни забудешь навсегда, и личная жизнь состоится прямо как только, так сразу, и про свои прошлые жизни узнаешь, и карму тебе заодно отбелят… Ну натуральное разводилово, причем примитивное. И ведь верят же.
Смешно сказать, на одних ‘тайских таблетках для похудения’ я наварил столько, что хватило на годовой съем жилья. А сколько нахапали те, кто организовал производство этого ‘волшебного средства’ из соды и сухого лимонада, вообще не представляю. Одно знаю: много.
Доверчивость дорого стоит.
Вот хотя бы с этим недофонариком. Хоть бы кто сертификат спросил — нет, все как бараны слушают, кивают. Вопросы тупые задают. Кому-то даже вздумалось спросить, можно ли этой штукой мужа приворожить. Вот дура же. А как сказал можно, так она купила сразу две! Мне до сих пор интересно, для кого вторая…
И до сегодняшнего дня все нормально было!
Кто ж знал, что две мои клиентки окажутся подружками? Живут в разных районах, мумии, вот и сидели бы тихо по своим норам! Так нет же. Встретились… поговорили, поняли, что их обжулили, сговорились… И подловили. Хорошо, мили… тьфу ты, полицию не вызвали!
Нет, связываться с пенсионерками хватит. Эти осколки тотолитарного режима какие-то ненормальные — до сих пор держатся стаями. Одну зацепишь — другие скопом набрасываются. Про закон ‘человек человеку волк’ как не слышали.
И товар пропал. Сегодня, считай, вхолостую сработал… весь навар придется сдать Толяну. Чтоб он не понял, что у меня облом вышел. Хватит там? В барсетке вроде было… стоп.
А где барсетка?
Я похолодел.
Барсетка… мой кошелек, мое деньгохранилище… я ее не на ремне носил, а на руке под рукавом, на ремне только карманников радовать… на руке под курткой… пусто.
Мысли рванули в хип-хоп. Где я мог ее?.. когда? Утром… утром она была. Если у клиента посеял, еще шанс есть… в квартире предпоследнего клиента, того, что взял этот так его и разэтак, фонарь (очкарик мечтал улучшить зрение) деньгосумка тоже еще была на своем месте — я в нее баксы положил. А потом у старух… момент! Старухи! Они же мне так в рукава вцепились, что…
Кажется, день сегодня не такой плохой, как мне показалось полчаса назад.
Он намного хуже. Если честно, так вообще хреновый.
Сегодня утром я сунул в барсетку квитанции на коммуналку. И если эти ископаемые нашли мои бумажки, то встреча с ‘милицией’ будет скорой и горячей. По адресу и фамилии менты как по ниточке пойдут, часа не пройдет, как меня накроют. ****!
Да что ж за невезуха такая?!
Прямо будто действительно кто карму мне того… подпортил.
Два года назад взялись с одним напарником потрясти лохов через телефоны. Схема простая: арендуешь платный номер и в сети вешаешь объявления о продаже тачки за полцены. Можно и не только тачки, тут сгодятся и дома, и яхты, главное — что цена заметно низкая. И жадные буратины тут же начинают трезвонить, пополняя твой карман. Вроде и немного, но хоть десяток позвонит — и уже пара сотен у тебя в кармане. Легко и почти без напряга, а главное, риска почти никакого. Так нет, мой напарник, идиот кретинский, решил, что этого мало. Выставил в дополнение к машине еще и другие ‘товары’. Из сети фотки скачал покруче и рядышком в объявлении привесил. И хоть бы подфотошопил, придурок, так нет, и на это ума не хватило! Так и разместил! В результате дом (он приметный был) узнали и принялись названивать хозяину: что мол, случилось, что ты имущество распродаешь… а хозяин крутой чел, в милицию жаловаться не стал, бодигардов своих прислал. Почти месяц потом синяки сходили. А напарнику еще и квартиру разнесли. Хотя этому придурку так и надо, из-за него без денег остались…
За интернет-магазин взялся — прогорел. Все наладил, все рассчитал, даже первые заказы выполнил… и опять погорел из-за сущего пустяка, случайности, которую не предскажешь. Развелось же на свете компьютерных гениев!
К белому магу одному нанялся в помощники, за спецэффекты отвечать (явление призраков, внеземное сияние, дрожь пола в нужный момент), опять все проработал, даже генератор инфразвука раздобыл и собрал, клиенты просто пищали от страха и восторга. Кто знал, что белый маг через три недели впадет в запой и кровно оскорбит на приеме одну важную шишку? Что конкретно вытворил этот пьяный идиот, я не в курсе, но разъяренная шишка подняла такую волну, что белый маг срочно умотал в Индию, на Гоа, карму поправлять. В смысле, попробовал умотать — как я потом слышал, его перехватили в аэропорту и убедили, что такая карма лучше всего просветляется в болотах Сибири, причем для лучшего просветления там надо пробыть не меньше пяти лет…
И опять я без денег и без приличной работы…
И теперь вот. Ладно, Макс, хорош ныть! От старух я вырвался минут двадцать как. Пока вызовут бабки свою ‘милицию’ перекрещенную, пока та прикатит, пока найдет барсетку… час у меня точно есть. Хватит добраться до квартиры и прихватить паспорт и ‘запас на черный день’. Ну а там ищи меня…
— А ну стой! — окрик ударил в спину не хуже полицейской дубинки. Прямо на выходе из дома. Неужели опоздал?! Не надо было шмотки сгребать, перебился бы как-ни… ффффууууу…
Напугал, зараза!
Окликнул меня сосед по дому, из-за которого у нас подъезд неделю перекраивали — ну, чтобы инвалидное кресло проходило. Человек с ограниченными возможностями, блин! Ограниченный — так сиди дома, не отсвечивай и нормальным людям настроение не порть.
Нет, катит, руками перебирает, глазами зыркает…
Чего этому-то от меня надо?
… он в доме появился с полгода назад. Прикатил в фургоне, выгрузился под взглядами местной информсети вида ‘бабки околоподъездные’, поздоровался и тут же скрылся в квартире. Точней, грузчики его туда внесли. Я в тот момент как раз во дворе был, ждал парней, мы в клуб собирались — помню, даже передернуло. Тощий, бледный, руки тонкие… голос тусклый… кресло это инвалидное скрипит…
Информсеть на пять старушечьих голосов тут же выдала инфу, что нового жильца зовут Славкой, что они с матерью откупили квартиру у Стрижовых с первого этажа, а переехали сюда не иначе потому, что тут близко до клиники, где таких лечат. И тут же принялись обсуждать версии, от рождения ‘парнишка’ такой или покалечился где-то в одной из теперешних бесконечных аварий. От версий по прошлому новичка бабули живо перешли на ругань в адрес пьяных водителей и властей, которые ‘энто допускают’, так что слушать я перестал. И про жильца вспоминал только тогда, когда он мне попадался на глаза — нечасто, слава богу.
До сегодняшнего дня. Чего надо, спрашивается? Нашел время общаться…
— Извини, друг, — я постарался не обострять и кое-как улыбнулся, — времени сейчас нет. Попозже пообщаемся, идет?
Жди меня, и я вернусь, ага…
— Стой, сказал! — черные глазищи неожиданно сверкнули, и тощая лапка ‘ограниченного’ вцепилась мне в куртку.
Да что за день такой?! Все мое вымученное дружелюбие с треском лопнуло. Я наклонился, резко, агрессивно — чтобы сразу напугать:
— А ну лапы убрал! Пока целы!
Как не услышал. Вцепился не хуже ископаемых и шипит:
— Где Ирина Архиповна?!
— Кто? — я даже не сразу понял.
— Ирина Архиповна! Которой ты позавчера свой регулятор давления продал, вот этот!
Когда в пальцах пацана сверкнула знакомая толянова хрень, я даже не удивился. Видно, ее специально придумали — мне жизнь испортить…
— Первый раз вижу! — на автомате отмазался я. Какая еще Архиповна? Я в своем доме это никому не…
— А ты присмотрись!
К нам стали оборачиваться лица… ‘Информсеть’ прервала обсуждение сериала уставилась в четыре пары глаз, две молодые мамаши на детской площадке на полуслове перестали чирикать и повернули головки. И самое главное — прислушалась тройка крепких парней, выгружавших у подъезда огромную картонную коробку с буквами LG. Еще немного — и удирать будет поздно. Да откуда же ты взялся на мою голову, защитник ископаемых?!
— Куда ее из-за тебя забрали, менеджер хренов? — не отставал пацан.
— Да отвяжись ты! — я стукнул по руке и вырвался. Попытался вырваться… не повезло. Опять не повезло. Парень ухватил меня за руку…
Удар выгнул дугой. Будто током. Чем он меня… как…
Падая, я успел заметить, как ослепительно полыхнула Толянова хрень.
Показалось?
Я бежал, я рвался из цепких рук и бежал, с трудом поднимая тяжеленные ноги, бежал… а оно — то, кто было позади — все равно догоняло, обжигая спину ледяным дыханием… не отрывая черного взгляда… Я бежал, не смея повернуть голову, потому что знал: встретишь этот взгляд — и конец.
А он — он топал все ближе. Догонит… догонит! Уже догоняет!
Нестерпимо-ледяное касается лица, и я с криком рвусь прочь, безнадежно отмахиваясь руками…
— Открой глаза! Открывай! Слышишь?!
Оно разговаривает?
— Да очнись ты! Ты слышишь меня?
Ты?
— Максим? Ты меня слышишь?
Максим?
Глаза удалось приоткрыть ненадолго — по ним тут же хлестануло нестерпимо белым и холодным, и я поспешно зажмурился обратно, смаргивая проступившие слезы.
— Ну наконец-то… я думал, ты слишком сильно ударился, — выдохнул рядом полузнакомый голос. — Лицо снегом потри, полегчает…
Издевается? Сентябрь на дворе.
— Каким… снегом?
— Ну хотя бы тем, что у тебя под рукой, — после паузы предложил голос. — Глаза-то открой?
Открыл. Осторожно так.
Лучше б не открывал.
Единственным плюсом в увиденном было то, что рядом не оказалось полиции. А все остальное — сплошные минусы. Дом пропал. Двор тоже. Вместе с ‘сетью’, мамашами, грузчиками и вечными кошками у крыльца… пропали даже машины, правдами-неправдами ‘запарковавшие’ больше половины двора.
Вокруг, куда ни глянь, к небу рвались скалы и горы, мрачно покачивались под ветром незнакомые лохматые деревья. И все это под сплошной пеленой снега. Это… как это?!
— Ну, как? — поинтересовались рядом.
Все еще в шоке, я медленно повернул голову.
Кутаясь в какое-то серое одеяло, в своем инвалидном кресле сидел черноглазый ‘ограниченный’.
— Ну? И куда ты нас зашвырнул?
— Я?!
— Ты, — соседа ощутимо потряхивало, и говорил он отрывисто, в промежутках между цоканьем зубов, — это же твоя аппаратура?
Аппаратура? Толянова хрень?
— Как она работает? Ты можешь ее запустить, чтобы вернуться обратно?
— Вернуться… — тупо повторил я. Не считайте меня за идиота, пожалуйста. Просто на таком холоде мозги стыли моментально. Я ничего не понимал. Только что здесь был обыкновенный московский двор возле алтуфьевского метро, и бензиновая гарь мешалась в воздухе с запахом опадающих листьев. И черно-белая кошка клянчила у подъездных бабок порцию пенсионерских котлет из несъедобного фарша… Где все это? Горы, мороз, снег, ветер, ветер — осеннюю куртку прохватывает насквозь. — Вернуться…
Мобильник ситуацию не прояснил. Сети здесь не было… или он не мог ее найти. Я почему-то даже не расстроился. Ну то есть куда уже больше-то?
Если не везет — так по полной! Услуга ‘невезение’, предоставляется клиенту даже без его желания. Нате, получите в полном комплекте! Горы, снег, мороз, кругом ни единого домика. Для полного счастья не хватает только медведя. Этого, как его… гризли! Об оплате не волнуйтесь, оплата спишется в любом случае…
Что же это творится, а?
Что это, блин, что?! Такая программа типа ‘Розыгрыша’? Усыпили во дворе, завезли сюда и бросили? Зачем? Разыгрывают звезд, а я… кому я сдался?
Не паниковать, не паниковать. Стиснуть зубы, сжать кулаки. Выдохнуть, медленно… соседа вон послушать — говорит же что-то, мелочь в кресле…
— …Только сначала надо найти Ирину Архиповну, — озвучил идеи сосед.
— Что? Кого?
— Ирину Архиповну. Из соседнего подъезда, помнишь? Такая невысокая, в кружевной шали ходит… Не помнишь? Она пропала еще утром — пришла ко мне, попросила посмотреть этот ‘регулятор давления’, стала доставать его из сумки… и исчезла. Я думаю, ее тоже сюда забросило… этим прибором. Что это вообще такое?
Недофонарик?! Замерзшие мозги медленно переварили информацию… Это все из-за него?! Это он перебросил меня на какую-то Камчатку-Чукотку?
— Дай сюда!
— Да погоди ты! — парень спрятал ‘хрень’ за спиной. — Сначала расскажи про женщину! Она тоже здесь?
Женщину ему!
— Отдал фонарь, быстро!
— Успокойся! — пацан не спешил слушаться, — не… черт!
— Я же сказал — отдай! Надо было отдавать, пока просят по-хорошему, — я не особо нежничая выдрал из стиснутых холодных пальцев ‘недофонарик’. — Так, что у нас тут…
— А Ирина Архиповна? — парень осторожно потер руку и поморщился. А нечего было упрямиться. Нашел время норов показывать.
— Она тебе кто — сестра, невеста? Мне так никто. Искать не нанимался, — я сосредоточенно изучал кнопки. Как же это включается?.. Ничего не понять. — Слушай, ты на какую кнопку нажимал, когда нас сюда бросило? Эй? Ты… а ты чего так смотришь?
— Ну ты и сволочь… — как-то даже удивленно проговорил пацан, рассматривая меня, как… даже не подберу слова… представьте, что светской львице, у которой даже носовые платки брэндовые, вдруг принесли китайские шмотки с рынка или самопал. Вот-вот, примерно таким взглядом он и смотрел. Только у нее это было бы смешно, а у этого… Даже не по себе стало на пару секунд.
— Если помял, извини, — буркнул я, сражаясь с кнопками. — Сам виноват.
— Да пошел ты, — не поддержал мою попытку мира пацан. И после паузы добавил, — Все равно у тебя ничего не выйдет.
— Это почему?
Парень промолчал. Обиделся. Тоже мне, нашел время. Тут проклятые кнопки не отзываются, а он… Кнопки и правда не работали — ни одна. Нет, они послушно нажимались, огоньки перемигивались, но толку от этого было ноль, а от холода уже сводило губы. Да что же это такое… я снова придавил панику, уже понимая, что встрял как никогда в жизни. И что шансы выбраться, кажется, связаны с этим задохликом.
— Начал — так говори!
— Не нанимался, — передразнил задохлик.
Вот скотина! Цену набивает?
— Тебе что, домой не надо? К маме, например?
— Без Ирины Архиповны — нет.
Гадство. Он точно что-то знает… или догадывается… слишком уверенный. Наверняка тут не одна кнопка, а комбинация, и он ее запомнил. Соображай, Макс! Как его убедить-то?
— Разве тебе не нужны… ну я не знаю, какие-то лекарства?
И снова мимо. ‘Ограниченный’ только фыркнул:
— А что, мои лекарства — твоя забота? С чего бы такая доброта?
Вот же… Я скрипнул зубами.
— Парень, покажи кнопку по-хорошему. Я ведь могу и по-плохому спросить.
Черные глазищи нехорошо сверкнули:
— Не сомневаюсь. Можешь попробовать.
Я замер на полдвижении. Как-то он это так сказал… вроде и негромко, а только сразу понятно стало: этого бесполезно заставлять. Не получится. Никак. И пробовать не стоит.
Но делать-то что?!
Порыв ветра бросил мне в глаза целый сугроб снега — толстый намек, что решать стоит побыстрей. Парень не пошевельнулся. Каменный он, что ли?!
— Да нет тут твоей бабки! — не выдержал я. — Была бы — увидели бы, тут же спрятаться негде!
И что, вы думаете, заявил этот пацан?
— А мы все равно поищем…
Вот ****!
Да сколько же здесь градусов? Глаза — и то мерзнут! Про руки и все остальное молчу… такое впечатление, что пальцы клещами сжимает. Здешний Дед Мороз подался в садисты? Что за бред мне в голову лезет?
Мозги окончательно отмерзли…
Сколько мы уже тут? Часы, в отличие от мобильника, работали и вполне исправно показывали время — шестнадцать двадцать. Странно, а по ощущениям почти полночь. Небо такое темное… как холодно… холодно… да сколько можно уже?! Километра три уже прошли!
— Эй… как тебя… Славка?
— Что? — хрипло отозвался пацан, не переставая скрипеть креслом. Упрямый. Я ждал, что попросит помочь, слабак же, как все эти ‘ограниченные’. Не попросил. Сам катит. Гордый, блин. Его счастье, что снег тонкий. Посмотрел бы я, как он толкает свою коляску по сугробам. Может, скорей укатался бы, гуманист старушечий!
— Может, хватит кататься? И так понятно, что если твою бабку закинуло сюда, то она, скорей всего, уже покойница. И если мы продолжим тут раскатывать, то скоро с ней встретимся!
Скрип кресла вдруг смолк. Я оглянулся. Парень растирал руки. Ну да, потолкай железки по снегу и морозу. Сто процентов, что пальчики замерзнут. Ничего, меньше выкаблучиваться будет.
— Так что? Покажешь кнопку?
Пацан молчал. Я усилил нажим.
— Слушай, если ты дальше хочешь бабку эту искать, ищи, кто против? Смотаемся домой, там погреешься, теплой одежкой запасешься, растирку какую-то прихватишь… хочешь, я тебе даже палатку дам? С подогревом, штатовскую, можно прямо на снегу ночевать! Ищи эту свою Архиповну хоть всю неделю!
Молчит, будто и не слышит. Небом, видите ли, любуется. Сволочь. Да как же тебя убедить, тварь упрямая? Если б не ‘аппаратура’!
— Еды прихватишь, питья горячего… — я помолчал, пережидая дробь, которую вдруг решили выбить мои зубы. — И вообще…
— Дождевик возьмешь? — вдруг перебил парень.
— Чего?!
— Дождевик возьмешь? — тускло повторил тот. И встряхнул свою полиэтиленовую накидку — видно, это ее надо за дождевик считать.
Кажись, мозги отмерзли не только у меня. Я молча уставился на соседа, который как ни в чем не бывало продолжал любоваться звездочками.
— Дождевик… — проговорил я наконец. — В метель. А купальника у тебя нет? На веревочках? Тоже, знаешь, полезная вещь для путешествия в пургу.
— Не злись.
Куда там. Меня уже несло:
— А кто злится? Кто злится? Слушай, а крем для загара ты не прихватил? Или эти, как их… галоши?! А то на фига мне один дождевик? А?
— От ветра прикроет, — устало проговорил сосед. — Теплее будет. Нам нужно спуститься к реке. Может, там хоть какое-то жилье найдется…
Спуститься? К реке?! Жилье?!
— Ты охренел?! Нет, ты совсем охренел, да? Слушай, парень, я терпеливый, но если ты сейчас же не надавишь кнопки, то я тебя…
— Я на них уже нажимал, — снова перебил он. — Несколько раз. Можем попробовать вместе, но, по-моему, это бесполезно. Что-то не так.
ЧТО?!
Я окаменел. Нет. Только не это. Не сейчас. Не со мной! Да что за хрень?!
— Ты… да ты… ты…
Я не знаю, что бы я ему наговорил. Может, такого, что до конца жизни не простишь, а может, просто плюнул бы и ушел, бросив его на этом спуске. Не знаю…
Но в тот момент, когда я выдавил это хрипло-сиплое, ненавидящее ‘ты-ы…’, в воздухе что-то промелькнуло. Я сначала заметил это как тень — тень на снегу, хорошо заметную во всей этой белизне. Только очень быструю. Она накрыла меня и Славку буквально на две секунды — и тут же соскользнула дальше, выше по склону, к горам. И что-то упруго засвистело сверху, будто кто-то несколько раз вхолостую махнул в воздухе теннисной ракеткой. Мы задрали головы одновременно.
Он плыл на фоне мерцающего сероватого облака — четкий силуэт с красиво изогнутыми крыльями. Это был не сон, не обман зрения, не глюк — на заслонившем облако силуэте просматривались поджатые лапы и хвост, подрагивающий от напряжения. Он был живой и настоящий.
Дракон.
— Вставай! Вставай, Максим! Поднимайся! Ну же!
Максим… это меня… кто? Щеки щекочет.
Не трогайте меня, я спать хочу, я только согрелся…
— Вставай, кому сказал! — рявкнул голос, и в мой теплый уют вползли ледяные щупальца. — Подъем!
— Оххх… — в поле зрения вплыла физиономия ‘ограниченного’ соседа. Он присмотрелся, каким-то привычным жестом занес руку… и зарядил этой рукой оплеуху! Мне! Блин! — Охренел?
— Пришел в себя? — вместо извинений спросил сосед. Белые ресницы, белые брови, поверх шапочки — вторая, снежная, клочьями посыпавшаяся вниз, когда он тряхнул головой… — Или как?
Новая пощечина окончательно поставила мир на место.
Мы по-прежнему в этих мерзлых горах, хрен знает где. Тепла здесь нет, уюта тоже, а заодно не берет мобильная связь и никакого жилья в пределах видимости. Только снег, снег, снег… в котором, я, кажется, чуть не замерз.
— Максим, да вставай же ты!
Максим. Макс Воробей, крутой чел, который хлопнулся в обморок при виде дракона.
Нет, я не сразу грохнулся. Мы еще успели спрятаться под скалу, когда это — крылатое — вернулось. Я еще высказаться успел… не буду говорить, что, думаю, и так понятно. Славка только морщился на мои загибы, что завелось, мол, на старушке Земле… это самое. В каких лабораториях его вывели, да где прячут, да что на телефон заснять надо. Заговорил, только когда я телефон уже в карман прятал. Тогда и сказал, что снимать без толку.
— Почему? — я еще не понимал, почему он такой, думал, он просто устал и замерз… боится, что я его брошу, удирая от этой твари… Я не понимал, почему он так на меня смотрит…
— Макс… ты небо видел?
Я спросил, при чем тут небо. Если честно, то приличным словом в моем вопросе только ‘небо’ и было. За остальное дед меня бы ремнем взгрел. Но Славка, как ни странно, понял.
— Попробуй Большую Медведицу найти. Или Полярную звезду.
— На фига мне звездочки?
— Попробуй.
Ну прицепился же! Я поднял голову… Не сказать, что я такой уж знаток астрономии-астрологии. Из всех созвездий мне, пожалуй, только Медведица и под силу, остальные искать надумаете — у меня не спрашивайте, лады? Пусть у астрошизиков голова болит.
А Большая Медведица все не находилась. Странно… Я еще раз, уже внимательно прошелся взглядом по очистившемуся фиолетово-черному небу. Там, где над головой обычно зависал знакомый ковшик, сейчас красовалось незнакомое созвездие: три красноватых звездочки, вписанных в квадрат из четырех крупных и желтых…
— Мы на юге, что ли? В этой, как ее… Антарктиде?
Славка качнул головой:
— Не юг. Южные я тоже учил. Там Южный Крест должен быть. А тут его нет.
— А тогда куда нас… — начал я, и вдруг понял, почему Славка так посмурнел при взгляде на небо. И почему дракону уже не удивился. И почему схватился за ‘аппаратуру’.
И пришел он. Обморок.
— Ты встать можешь? Мне тебя не увезти… Максим… ну вставай же ты. Там, у реки, огонек… может, жилье. Вставай…
Честно говоря, я не помню, как мы дошли. Я вообще ничего не помню. Почти. Только какие-то обрывки.
Желтый огонек, который никак не приближается…
Небо с чужими звездами…
Ударивший в лицо сугроб и промелькнувшую мысль о том, что до ‘жилья’ нам не дойти…
Славкино шипение ‘Подъем, слабак!’ и ‘Ну вставай же, Максим, немного осталось’…
Сильная боль в ногах — и надвигающееся лицо Бабы-Яги…