Телепортации из дворца на сегодня были запрещены, и дорога до выхода из зала показалось, как обучение в Питомнике…
Алексей держался рядом шаг в шаг, с тем же безразлично-спокойным видом, но Лина чувствовала, как с каждым шагом спутника начинает бить дрожь.
Что-то не так!
И когда их окружили зеленые стены лабиринта, она на всякий случай осмотрелась в поисках зондов, и с тревогой посмотрела на бледное лицо Алекса.
— Что с тобой? Ведь все прошло удачно.
— Да… — мысли Алексея были где-то далеко, — удачно…
— Алексей, что случилось?
— Ничего — он попытался сделать удивленное лицо, но что прошло с демонами и Хозяином, с ней не пройдет!
— Алексей, я ведь не отстану! — Лина вдруг неожиданно обозлилась или…нет, не рассердилась, а обиделась, — Ты что, не доверяешь мне?
— Тебе? Что ты говоришь! Нет. Просто…Лина, это правда?
На полсекунды девушке показалось, что он говорит о Вадиме и о ее недолгом пребывании в статусе «увлечения повелителя».
— Правда что? — осторожно поинтересовалась она, гадая то ли правду сказать, то ли…
— То, что сказала Зайка… Зоя, — он поднял на нее потемневшие глаза. — Мне, правда можно было приказать что угодно? Я что, все выполнял?…
Ох! Лина сжала кулаки, мысленно пожелав его сестрице самого мрачного будущего. Желательно погорячей.
— А ты не помнишь? — осторожно поинтересовалась она, выгадывая время.
Алексей зажмурился и тряхнул головой, точно пытаясь отогнать какую-то мысль. Или поймать воспоминание…
— Н-н-нет… — наконец проговорил он с усилием. — Нет…не помню.
— Совсем? Ну, успокойся. Не хочешь — не говори.
Алексей кусал губы.
— Я должен знать… — он нервно вертел браслет, словно пытался его сорвать. — Последнее, что я помню тогда… в камере — это слова Вадима: «Выполняй приказ».
Потом — ничего, только море… и ты. Словно я спал. А вот это, про приказы… Я их выполнял?
— Алекс… — Лина не знала, чем тут можно помочь.
Она и раньше задумывалась, почему Алексей так мало и редко говорит о плене и потере рассудка, ни о чем не спрашивает, словно это его не волновало. Ведь боялся он именно этого…Тогда… в тех воспоминаниях, что она подсмотрела… Но ничего не спрашивал, и Лина думала, что он молчит из гордости. А он просто ничего не помнил. И та фраза, которую он швырнул ей в запальчивости: «Я больше не выполняю приказов!» была случайным совпадением. Или оговоркой подсознания.
Проклятье, ну почему она не подумала раньше!
— Значит, выполнял… — молчание затянулось, и Алексей понял ответ без слов. Он недоверчиво, с какими-то остатками надежды всмотрелся в ее лицо. — Все?
— Алексей, я…
— Не надо, — попросил тихо ее подопечный.
И отвернулся.
Голос его звучал непривычно. Глухо, надтреснуто. Словно он держал на плечах что-то непосильно тяжелое.
— Ты не знаешь… кто приходил, когда я…Что мне приказывали?
Лина представила безграничные возможности, которые открывались вероятным визитерам. И снова помянула сестренку повелителя в сочетании со всеми известными ей гадами, причем самым мягким определением была «гадюка».
Если Алексей додумается до некоторых вариантов… Так, этого нельзя допустить.
— Зря ты об этом переживаешь, — пожала плечами девушка. — Она больше треплется. У нее не могло быть больше двух дней, меня назначили к тебе почти сразу. Один из них она точно потратила на то, чтобы оставить на тебе побольше шрамов — я полдня потом с ними возилась.
Да и вообще … Вадим тогда приказал тебя не трогать, а нарушать прямой приказ опасно даже для Зои. Так что тут речь идет даже не о днях. Так, пара часов. Вряд ли бы она успела вытворить что-то особо мерзкое.
Так, счетчик вранья уже зашкалил или нет?
Алексей смотрел на нее с недоверчивой надеждой.
— Правда?!
— Слушай, а чего мы стоим? — спохватилась Лина. — Пошли-пошли. Да правда это, не переживай. Просто она реакцию твою проверяла, слышал, как перед Вадимом оправдывалась?
Дрянь!
Лина просто прошипела последнее слово, усилием воли вталкивая обратно в пустоту возникшие было ножи.
При упоминании милой принцессы они уже просто сами в руки прыгают.
Нервы, Лина, нервы.
Ну-ка успокойся…представь что ты камень… статуя… надгробие…
Алексово «надгробие» выскочило совершенно неожиданно, и Лина едва не улыбнулась. Из нее даже надгробие сейчас получится сердитое.
Но тут подуспокоившийся подопечный вдруг сказал такое, что охота улыбаться у девушки пропала начисто.
— Знаешь, она ведь правда не так уж виновата. Просто она не в себе…
Это уже слишком!
Моментально разъярившаяся Лина буквально ошпарила парня взглядом.
— Алексей, ты…ты…Что за ангельские взгляды, а? Кикиморы. Черт, валькирии, значит не такие! Они просто выполняли приказ. Зоя, которая месяц над тобой измывалась не хуже наемного палача, не виновата! Она, видите ли, не в себе! Может и Вадим тоже душил тебя не по своей воле?! Может, хватит?!
Алексей растерянно молчал под градом обвинений, но внезапно его лицо так резко изменилось, что Лина притормозила
— Что?! — спросила она уже не так зло.
— Откуда ты знаешь? — еле слышно спросил юноша — Я не говорил…
Черт!
Проболталась! Ну, не слышала она в ту ночь, что он говорил, видела…
Рассказывать не хотела… Нет, ну как бы это прозвучало! Извини, я тут заглянула в твою голову… Нет, такое говорить , конечно, не хотелось.
А придется. Алексей перестанет ей так безоговорочно доверять, если поймает на вранье хоть раз. Он уже смотрит недоверчиво. Видеть маску недоверия на его лице…А больно это, оказывается…
Она примирительно взяла его за руку.
— Слушай, это вышло случайно…
— Что? — настороженно откликнулся юноша.
— Только не злись…Я нечаянно посмотрела в твою память…
— Как?!
Алексей смотрел на нее почти с ужасом. Даже руку попытался отнять. Девушка инстинктивно сжала его ладонь. И тут снова со всех сторон надвинулись знакомые тускло-серые стены… Холодные.
Подземная камера.
И снова то знакомое по прошлому видению ощущение мучительного бессилия.
И чужие мысли… И чужая боль.
Теперь он знает, для чего здесь нужны цепи. Если «гость» приходит один и жертву некому держать, то стоит нажать на рычаг — и цепи натягиваются, распластывая человека по стене, как лягушку для опытов.
Он не сможет ни увернуться, ни отшатнуться в нужный момент, смягчая силу удара.
Он не знал…
Зоя объяснила. Наглядно и обстоятельно. С примерами. Примеры шли один за другим уже второй час… или третий?.. Он как-то сбивался со счета времени… хотя Зоя ни разу не дала ему потерять сознание.
— Ну-ка, попроси меня еще раз, Алекс. Скажи, что я не такая, что не демон, что я человек и могу бороться. Ну, еще раз попроси меня вспомнить, кто я!
В горло упирается рукоять плети.. давит…давит… до темноты в глазах. До радужных разводов.
— Будешь просить, или поумнел?
Ее нежное личико снова искажается демонской гримасой.
— Не смей говорить мне такое! Я демон. Высший! Сестра Хозяина Мира!
Отпускает, когда Алексей начинает хрипеть…
— Ну, поумнел? Говори. Повтори, кто я. Только на этот раз без глупостей, а то допросишься.
Она подносит к его лицу раскрытую ладонь, на которой растет, наливаясь кипящей энергией, клубок огня… Дышит жаром. Обжигает лицо. Волосы на левом виске начинают потрескивать.
— Так кто я? — почти весело спрашивает темноволосая девушка.
— Зо … Соловьева, — упрямо шевелятся разбитые губы. — Это твое имя… Нашу мать звали Анна. Зоя… Вспомни…
В лицо врезается кулак.
Подземелье гаснет…
Она пришла в себя на руках у Алекса…
Подсознание вяло обрадовалось, но романтическую картинку (ночь, луна, плеск фонтана и объятья любимого) портило несколько деталей: совершенно мокрое лицо (водой он, что ли, в нее плескал?…) горящие от пощечин щеки и тело, скрученное тяжелой, дергающей болью.
— …Лина! Да очнись же! Милая…
— М-м-м… — девушка осторожно потрясла гудящей головой и, с трудом оторвав от земли неподъемную руку, потрогала губы… Крови нет. Странно…
— Тебе лучше? Лина… — в голосе Алекса слышалось немыслимое облегчение, — Что случилось, что с тобой?
— Потом… — девушка с помощью Алексея кое-как выпрямилась и попыталась собраться с мыслями.
Преисподняя, куда это нас занесло?.. Я еще и телепортировалась на автомате? Греческий сквер…Какого черта, что я здесь забыла?
— Лина… Держись. Обними меня за шею. Молодец. Пойдем. Ага…
— Пойдем… — согласилась она еле слышно. И перенеслась.
Алексей бережно уложил ее на собственную постель.
Но боль уже уходила, быстро и бесследно.
Боль от побоев, от растянутых до дрожи мускулов, от ожога. Не ее боль… Но ощущалась как своя.
Пррроклятье! Что за силы закачал в нее Вадим? Ведь так и спятить недолго.
— Лина, ну-ка выпей, — Алексей поднес к ее губам резко пахнущую жидкость в мерном стаканчике. Обезболивающее?!
Феникс отвлеклась от своих невеселых мыслей о непрошеных наградах и адресе, куда бы она их отправила…
— Умеешь готовить зелья?
Да… Когда она думает, что знает своего подопечного уже достаточно хорошо., что у него больше нет секретов, он тут же преподносит ей очередной сюрприз!
— Умею-умею. Пей давай.
Лина отстранила стакан.
— Не стоит. Все в порядке.
— В порядке?! — Алексей недоверчиво поднял брови — Ты же только что…Тебе же больно, я вижу!
— Я в порядке. Это не мое… Не моя боль.
— Что?
— Ты спрашивал, как я заглянула в твою память? Вот так! Прикоснулась — и как провалилась…
Юноша…нет, он не отдернул руку, но отнял довольно поспешно.
— Я не знал, что ты это умеешь — голос его зазвучал как-то… напряженно.
Настороженный испытующий взгляд… Да уж, можно понять. Блин, сама б она от такого умельца…нет, сама она его бы просто прирезала, чтоб не лез куда не просят. Но неудивительно, если Алексей теперь начнет от нее шарахаться.
— А я и не умею…не умела. Это Вадимова награда…черт ее возьми совсем!
Поморщившись, она снова осторожно потрогала свои губы…
— Зою видела? — вдруг спросил юноша, не глядя ей в лицо.
— Ага. Как догадался?
Чуть отвернувшись, он повторил ее жест, коснувшись губ кончиками пальцев.
— По лицу только она била…Черт! — Алексей нервно вскочил, не зная, куда девать глаза, — Проклятье! Это что, это всегда действует?!
— Вряд ли. Да нет! — утешила его Лина. — Мы с тобой…ну, столько раз уже, а твои воспоминания я вижу второй раз. Может это действует только когда объект на нервах?
Алекс вопросительно приподнял бровь.
— Прошлый раз явился Вадим, — пояснила Лина. — Сейчас Зоя. Нервы помотали по полной.
— Ну…может — согласился Алекс и вдруг улыбнулся, правда как-то бледно, словно через силу, — Или когда объект под алкоголем…
— Точно! — Лина села на постели, обрадованная догадкой (И тем, что Алексей не злится) — Это как раз общее! В обоих случаях. Лешка, ты гений!
— Серьезно? — усмехнулся тот, — Ясно…
И осторожно, проверяя, коснулся ее руки…
— А сейчас?
Лина прислушалась к ощущениям.
— Ничего.
Бывший светлый выдохнул и после недолгой паузы вдруг покачал головой.
— Больше никогда не прикоснусь ни к чему такому…с градусами.
Феникс виновато тронула его взъерошенные волосы. Тяжелый выдался вечерок…
— Прости…Я не нарочно.
— Дело не только в этом, — уже не напрягаясь, Алексей обнял ее и спрятал лицо в шелково-черную волну волос… — Я не хочу, чтобы тебе было больно. Мы когда-то с Вадимом…
Он замолк на полуслове и резко выдохнул:
— Видеть его таким… сегодня… это…Черт.
— А каким Он был раньше?
— Дим? Ну…
Веселье нарастало…
Ободренные спокойным характером приема люди и колдуны расслабились… Кое-где начались танцы. Под шумок Лина осмелилась оставить подопечного в одиночестве и перемолвиться с Магдой, уже час выжидательно смотревшей в ее сторону. Новости о предстоящей встрече ( с ума сойти, неужели все-таки удалось связаться с остатками Лиги) требовалось срочно сообщить остальным.
Но она не дошла.
Знакомое предчувствие беды окатило лицо жаркой волной, и Лина, вздрогнув, обернулась.
Алексей уже был не один. Рядом с ним стояла девушка. И не просто девушка…
Алый костюмчик с двумя разрезами в несколько неожиданных местах и столь же вызывающая улыбочка. Зоя! Торн!
Рядом с Алексом! Проклятье, где Вадим?!
Трон пуст. ***!
Лина заспешила обратно, бесцеремонно раздвигая демонов, валькирий, ведьм и т.п.
— …такой же тихоня?… — донесся до нее обрывок фразы, — давненько я с тобой не развлекалась…А ну стой спокойно! Меня ты тоже не помнишь? Нет?
— Нет… — прозвучал тихий ответ.
— О, так ты снова разговариваешь? — почти пропела демоница, вжимая Алексея в стену. Так будет намного-намного поинтереснее… А кричать еще не разучился? А?
— Зоя!
Раздраженная окриком, сестрица Повелителя резким движением перекинула через спину косу, но отпустить Алексея даже не подумала.
И обернувшись, уже лениво улыбалась.
— А, Лина. А мы тут обсуждали будущие родственные визиты. Ты же не будешь нам мешать? Я соскучилась по братику.
— Отойди от него.
— А то что? — повела плечиком и состроила оживленную гримаску бывшая девочка-ведьма, — Бросишь в меня ножиком? Смотри-ка, и впрямь бросишь… Что, понравился наш послушненький?
— Отпусти моего подопечного…- голос у Лины ледяной, но каких же усилий стоит сдержать, задушить клокочущую внутри ярость!
— Что ты, мне как раз интересно стало! — еще оживленнее заулыбалась Зоя, — А то слишком он стал послушненький после дрессировки. И плетку сам принесет, и рубашечку снимет, и наручники сам на себе застегнет… Даже скучно! А раз он опять языком шевелит, то может, вспомнит, и как меня воспитывать? «Зоя, ты же не такая!» — передразнила она с неожиданной злобой. — Ну, вспомнил?
— Не такая… — эхом отозвался юноша, точно пытаясь что-то припомнить.
Зоя взбешенно дернулась и рывком выкрутила ему руку.
— Ах ты…
— Зоя, отойди! — феникс уже сжимала ножи, молясь кому угодно, чтобы Алексей не ввязался в назревающую драку.
— А ты что его так защищаешь? — окончательно слетев с катушек, принцесса уже почти орала. Пламя ада, она что, пьяна? Или настолько разозлилась?
— Ты его уже попробовала, Лина?! А?! Ну и как мои братцы в сравнении?
— Тебе это интересно? — прозвучал вдруг холодный низкий голос, мгновенно заставивший всех присутствующих перейти в режим «я нем как рыба» и прекратить даже перешептывания.
— Вадим… — Зоя трезвела на глазах, — Я…
— Ты нарушаешь мой приказ.
— Я его не трогала! — девушка, наконец, выпустила Алексея из захвата и отступила, — Я не пыталась его убить! Вадим, я только проверяла!
— Правда? — почти ласково поинтересовался милорд-повелитель, и эти вкрадчиво-ласковые интонации заставили не одного демона замереть, с трудом подавляя паническое желание телепортироваться куда угодно, лишь бы подальше от двух Соловьевых не в лучшем настроении. Например, в океан. Или в троллью пещеру. Ну или в вулкан.
В кратере вулкана точно безопаснее!
Лина и сама поймала себя на этом недостойном желании — смыться… а в зале повисла та-а-акая тишина. Слышно было бы даже упавшее перышко.
— Мне бы не хотелось воспитывать собственную сестру, Зоя, — слова упали даже не камнем — плитой… могильным курганом.
— Прости, — Зоя была явно напугана, но взяла себя в руки поразительно быстро. Даже улыбнулась… — Я не хотела огорчить тебя, Вадим… Ты же не сердишься на меня?
Секунда. Вторая…
— Мы поговорим позже, — после недолгого молчания роняет Властелин Мира, — А пока развлекайся с кем-нибудь другим.
Зоя сверкнула зубками в улыбке (или в оскале?) и, по-девчоночьи крутнувшись на каблуках, унеслась развлекаться.
Кому-то сегодня здорово не повезет.
Но это уже не забота Лины.
Объект ее заботы с растерянным видом потирал руку и хлопал ресницами, ненавязчиво демонстрируя полную безобидность.
Пухлые губы чуть морщатся в гримасе боли, а глаза недоуменно провожают удаляющуюся фигуру в красной коже.
Стоящего рядом с ним Вадима словно не видел. Ну, Алекс…
Повелитель нахмурился, и пока тигриный взгляд Вадима не превратился в драконий, Лина тряхнула подопечного за руку.
— Алексей, что нужно сказать?
Юноша ожил.
Еще раз дернулся потереть «больное место» но под сердитым взглядом «взрослой», торопливо опустил руку и довольно старательно проговорил:
— Спасибо, Повелитель Вадим.
— Милорд, — прошипела Лина.
— Милорд, — послушно повторил Алексей.
И, нерешительно опустив глаза, умолк. Словно его выключили.
При других обстоятельствах этот вид растерянного ребенка мог бы показаться смешным, но сейчас Лина не находила ничего забавного.
Вадим впрочем, тоже.
Прищурившись, он прожег взглядом неподвижную фигуру младшего брата, и снова на его лице мелькнула та непонятная гримаса: то ли презрения, то ли горечи…
— На первый раз достаточно. Отправь его обратно, Лина. Сама если хочешь, возвращайся… — и после крохотной паузы, — До свидания, Алексей… Леш.
Весь день юноша был напряжен как струна. Лина отвлекала его, как могла, но ей самой было страшно. Одно неосторожное движение, один взгляд… и последствия трудно представить! Они все обговорили, предусмотрели, кажется, тоже все. Она рассказала что могла, о новинках Дворца, о приемах, традициях — все.
Время подкатывало к вечеру.
Они сидели на диване и держались за руки. Как дети.
Испуганные дети… Наконец Алексей нарушил молчание.
— Пойдем попрощаемся с девочками?
Прощаться? Нет, Алексей, не пойдет! Не пойдет! Ты должен хотеть выжить, ясно? А девочки тебя удержат. Ради них ты сдержишься. Так что — не сейчас.
— Прощаться будем не сегодня и не завтра. Приемные семьи еще надо предупредить, документы оформить. И одеваться пора.
Алексей онемел, когда увидел приготовленную для него одежду.
Лина кусала губы, не зная, что сказать. Да уж, Вадим… Любит его Величество символы.
Рубашка, брюки, легкая обувь — все черного цвета. Сплошь.
Юноша смотрел на тонкую шелковистую ткань, и лицо у него было… Нет, лицо он держал под контролем, но что-то в осанке, в линии плеч напомнило девушке приговоренного к казни. То же чувство. Обреченность.
Потом его внимание привлекло другое:
— Это что?
Удивленно приподняв брови, он взял со стола блеснувший золотом обруч. Два других обруча, поменьше, так и остались в шкатулке.
Гладкие, тяжелые, с едва проступающей гравировкой.
— Украшения, — в голосе Лины не было никаких интонаций, — Ожерелье и браслеты.
— Ошейник и наручники, — » перевел» Алекс каким-то не своим голосом, — Лина, как я это надену?
С ошейника скользнула декоративная цепочка-поводок, змейкой вильнула по руке.
Юноша вздрогнул. Торопливо положил «украшение» на место. Похоже, едва удержался, чтобы не швырнуть. И отвернулся, пряча лицо. Ну что тут скажешь!
Лина вздохнула.
— Алексей, это не унижение. Он же не знает, что ты понимаешь.
— А что тогда?
— Ну… это символ.
— Чего?!
— Что ты принадлежишь Ему. Это символ твоего статуса: пленный, но не добыча для всех и каждого. Это… почти защита. Никто из гостей не прикоснется к тебе.
Алексей обернулся:
— А к кому прикоснутся?
— Сейчас во Дворце никого такого нет, — с чистой совестью ответила феникс. Вот так она и сказала Алексу, что последний пленный из захваченного Убежища Лиги умер от «развлечений» уже после того, как ей поручили новую работу. Демоны еще спорили, чей дольше продержится… Как же она жалела, что отказалась от дележки! Ведь можно было, как Триш — устроить показательное истязание, объявить жертву мертвой, а потом подлечить и отправить на все четыре стороны. Не подумала сразу! Тогда не подумала.
Пленные из Инносенса прибудут только завтра.
Сегодня должно быть спокойно. Должно!
Высшие силы, добрые, злые, помогите нам. Первый раз прошу! Помогите ему.
— Алексей…
— Не надо, — попросил юноша устало, — Все нормально. Мама когда-то говорила: » Делай то, что должен, и не переживай…» Надену я эту пакость. И похуже носил. Подумаешь…
Он и правда внешне совершенно спокойно надел приготовленные вещи. Даже пошутить попытался.
Но когда Лина застегивала на нем «украшения», сцепил зубы и инстинктивно сжал кулаки, борясь с собой, с той волной эмоций, что поднялась откуда-то из глубин сознания от прикосновения наручников… И прокатилась, круша едва обретенное самообладание, сжимая горло, осыпая ледяными колючками кожу.
Алексей быстро опустил голову, сдерживая дыхание.
Это быстро прошло, за пару секунд, но Лина опять засомневалась, выдержит ли он общение с Вадимом…
Но вот Алексей глубоко вздохнул, спокойно расправил плечи, и улыбнулся.
Лина мысленно охнула.
Ну, она вообще-то уже видела парня во всем черном. На голограмме четырехлетней давности. В вокальном конкурсе на голограмме Бренниса. Он все-таки сделала себе копию тогда, не удержалась. Но это!…
Черный цвет ему шел изумительно, как-то по-особому оттеняя глаза и волосы… На черном шелке ошейник и браслеты вовсе не казались символом рабства — скорее действительно — варварски прекрасным украшением.
Да-а-а… Встречным дамам обеспечена остановка дыхания и вывих шеи в попытке оглянуться.
— Что? — Алексей удивленно вскинул брови при виде ее реакции.
— Ничего, — Лина вспомнила, что даже фениксам иногда надо дышать, — Посмотри на себя в зеркало.
— Зачем?
Ангел! Ему и в голову не придет…
— Отвернись, я тоже переоденусь.
Вообще-то она ждала намека на то, что история повторяется, и поддразнивания. Но юноша тут же отвернулся, и Лина принялась быстро копаться в столе.
— Что ты ищешь?
— Э… Ты не поймешь, — Лина врала без зазрения совести. Но ей так давно хотелось сделать голограмму! И сейчас она все-таки не удержалась. Вряд ли Алексей выбрал бы именно этот момент, конечно… Прости… Теперь она без кристаллов — никуда. И так столько моментов упустила! Вид «Леш с косичками» только в памяти останется. И «Леш смотрит на море». И другое… Многое-многое другое. Лина активировала голограмму и тайком положила на краешек стола. Время — три минуты.
Алексей в зеркало не смотрел. И подглядывать не пытался. Молча рассматривал приглашение. А кристалл «рассматривал» его.
Но вот она наконец застегнула на затылке мини-замочек и позвала:
— Готово, Алекс.
Он обернулся. О-о-о… Когда на тебя смотрят таким взглядом, то ты просто… таешь.
— Эх, не вовремя этот прием!- пробормотал Алексей, не отрывая от нее влюбленных глаз…
И кажется, совершенно не думая ни о чем ужасном…
— Нам пора…
Короткий миг невесомости — и сияющее облако света.
Лина огляделась — вот это да! В письме-приглашении настойчиво рекомендовалось прибывать на специально сооруженные месяц назад постаменты.
И теперь стало ясно — почему…
Округлую платформу, на которой они оказались, окружило нежное жемчужно-голубое облако… Поэтому, спускаясь по лестницам к залитому огнями Дворцу, гости чувствовали себя сходящими с небес… Вдобавок зонды Службы Слежения, ненавязчиво сканировавшие каждого гостя на предмет всяких сюрпризов, были декорированы под звезды и метеоры.
Красиво.
Зонды?! Черт! Их только не хватало…Любое движение считывают… Лина обернулась, чтобы предупредить Алексея о зондах…
Алексей исчез.
Стоявший рядом юноша в черном равнодушно смотрел мимо нее на переливающийся каскадом огней Дворец. Безжизненно опущенные руки и знакомое безразлично-отстраненное выражение на тонком лице.
Лина ошеломленно воззрилась на … нет, не на Алексея…Подопечный! Да-а-вно не виделись!
Скорость и полнота перевоплощения ошеломляли. Надо же…
Только теперь она поверила, что порывистый Алексей действительно сможет выдержать это испытание… Пройти в ошейнике под сотнями злорадных взглядов…(а ведь среди гостей могут быть и его «воспитатели» — убила-то она только Деймоса…), встретиться глазами с Вадимом…и ничем себя не выдать.
Он сможет! И ледяные когти, стискивавшие ее сердце, слегка разжались. Он выдержит…
Лина, якобы поправляя волосы, прикрыла губы и шепнула:
— Артист! Молодец, Алексей.
Алексей ничем не показал, что услышал ее. В застывшем лице ни дрогнуло не черточки…
Ах, так? Ну ладно!
Лина тоже решила подыграть.
Специфическое чувство юмора, включавшееся в самые неподходящие моменты, проснулось и подтолкнуло девушку придирчиво осмотреть подопечного с ног до головы, обойти по кругу…
— Повернись. Подними голову. Подожди-ка…
Юноша покорно-безмолвно выполнял ее указания, но когда Лина потянулась поправить распахнутый воротник рубашки и нечаянно коснулась шеи, то ощутила, как мечется под ее пальцами его пульс.
Идиотка!
Алексей пытается сосредоточиться, а ты… Хочешь, чтоб он ответил, да? Ты еще табличку на нем повесь: смотрите, он притворяется! Лина сменила тон с приказного на поощрительный и специально для зондов проговорила.
— Молодец Алексей. Молодец. Пойдем. Вниз…Вот так…
Усыпанная огнями лестница плавно переходила в аллею-лабиринт, ведущую ко Дворцу.
Лина невольно присвистнула от восхищения. А что — красиво!
Зеленые стены, переливающиеся тысячами цветочных чашек, за два дня вырастили перепуганные русалки из штрафной команды.
Ароматные цветные облачка сотворили сильфиды. Хочешь, уклоняйся, хочешь — купайся в запахах меда, свежей травы, горьковатой ромашки. Облачка неторопливо плыли по плавно изгибающейся улочке лабиринта, причудливо перемешивались с ароматами цветов.
Стайки светящихся бабочек и суетливы рой разноцветных искорок — колибри перепархивали между зелеными стенами, временами просто пропадая между изумрудных листьев.
Да-а…
И правда, изумительно прекрасное зрелище…Знаешь, что все это труд из-под неволи, и все равно — восхищаешься…
Творил явно художник. Опять стилист-вампир? Эти древние создания были не только хищниками и палачами… За сотни и тысячи лет некоторые из них научились понимать и творить красоту. Надо будет поинтересоваться, кто это…
Красиво…Очень.
И странно — раньше таких изысков за Вадимом не водилось.
То есть приемы для людей отличались, конечно, необычными зрелищами и в том числе очень необычными…иногда.
Взять хотя бы тот прием, когда всех людей на входе заставляли переодеваться в приготовленную для них одежду. Великолепно сшитую из дорогих тканей, но с прорезями на локтях, бедрах и т.п. На робкие недоуменные вопросы президентов и телезвезд отвечали, что так вампирам будет удобнее…
Гости не посмели возражать, но какие же у них были лица…
Или прием, на котором Зоя прочитала заклинание — и одежда на гостях стала прозрачной…
И это еще, если не вспоминать о смоле, ошейниках и т.п., поджидавших особо неудачливых гостей на других приемах.
Демонам устраивались зрелища попышней…но и попроще. «Серым советникам», которые задавали тон последние пару лет, бабочки неинтересны, у них развлечения покруче. Во дворце, правда, пленных уже давно не было, Повелитель не запрещал, но относился без одобрения. И в последнее время демоны повадились таскать с собой голограммы с записями особо удавшихся «развлечений». Даже Триш носила…чтобы особо не выделяться.
Аллея кончилась, и молодые люди ступили на озеро синего мрамора перед дворцом.
Что-то новенькое. Этой зеркально-темной, зрительно глубокой площадки здесь раньше не было…
Лина усмехнувшись, ступила на гладкий до блеска камень…Мрамор отозвался нежным поющим звуком, а из под каблучка брызнуло облачко мерцающе-золотых искр, рассыпалось на лету.
Еще шаг — еще облачко… И еще.
Как красиво…
Сердце феникса, точнее та его часть, которую Лине удалось сберечь от диктата матери, от жестокой муштры Питомника, встрепенулась, и от мучительного желания танца у девушки просто тело загорелось. Нельзя…
Лина продолжала ровно шагать, крепко сжимая горячую ладонь Алексея.
Вперед.
Шаги сплетали звенящую струнами мелодию, по мрамору то сыпались каскады искр, то рвались вперед огненные змейки…
Вперед…
Над Дворцом взлетело и осыпалось пламенным дождем облако фейерверка. Цветные огни отразились в потемневших глазах Алексея и угасли.
Вперед.
Вот он, Дворец.
Держись, Алексей, держись…
Этого зала она, кажется, не видела. Серебро и золото, зелень изумрудов и глубокая синева сапфиров…
И очень много зелени, живой, празднично-яркой.
И трон Повелителя на этот раз совсем не черный. И серых советников рядом не было – ни одного. Уже хорошо (феникс терпеть не могла этих выскочек, появившихся неизвестно откуда).
И одежда… Нет, одежда все-таки черная: строгий черный шелк, весьма похожий на одежду, присланную им для младшего брата… только, конечно, пороскошней.
Ручьи гостей вливались в зал из десятка разных дверей, замирали в приветствии перед троном и, распадаясь на пары, кружили среди столов, поднимались на галереи…
Повелитель Мира смотрел на них без улыбки и без гнева. Кое-кому кивал, иногда ронял пару слов.
Пока перед ним не встали Лина и Алексей.
— Добрый вечер, Повелитель…
— Привет, Лина. Привет, Алексей… — и его Избранность впился взглядом в неподвижно-отстраненное лицо младшего брата.
Алексей, которого «суровый страж» подтолкнул в бок, по-детски растерянно хлопнул ресницами. Держись… пожалуйста.
— Алексей?
— Здравствуйте, Повелитель Вадим… — наконец негромко прозвучал молодой голос с неожиданной хрипотцой.
Вадим несколько секунд подождал, но Алексей больше не проронил не звука. Только рассеянно теребил «браслет» на запястье.
Шум зала стал затихать, отдаляться…
— Как тебе обстановка? — вдруг нарушил молчание Вадим.
Если бы Лина в этот миг что-нибудь пила, обязательно бы поперхнулась.
Так это все из-за Алексея?!
Вся эта ошеломительная, просто сказочная красота?
А странный вы человек, милорд Повелитель.
Сначала измываться над братом в прямом смысле до безумия, а потом создать для него ожившую сказку.
— Алексей, тебе нравится? — перевела вопрос Лина, когда молчание стало затягиваться.
— Нравится… — эхом отозвался тот.
— Выпейте в мою честь, — попросил-потребовал Вадим, шевельнул рукой… Воздух перед ними взвился, скрутился в дымный вихрь и соткался в хрупкую фигурку мальчишки лет десяти…В его руках завис сияющий переливом граней хрусталь.
Хрустальный поднос и два налитых до половины бокала. Светлое, светлей некуда, янтарно-прозрачное вино. От которого окатило холодом губы и теплом — сердце…
Это за что ж такая честь?
Лина покосилась на подопечного, но Алексей отпил и даже сказал спасибо. Послушный ребенок, и только!
Вадим опять испытующе посмотрел ему в лицо, просто взглядом прикипел, но что он искал — непонятно. Память? Радость встречи? Самого Алекса, прежнего? Но что бы Он не искал… Этого не было.
Повелитель сжал губы и обратил внимание на скопившуюся толпу. Недовольная гримаса — и гости подогадливей испарились, не дожидаясь встречи с Повелителем «не в духе». Остальные застыли, не зная, что делать. Подождать? Проходить вперед, не поприветствовав? Вадим нахмурился…и кивнул, отпуская Лину.
— Развлекайтесь.
Прием определенно удался. Речи были очень короткие, еда — вкусная, музыка — восхитительна! Обычно она куда более… грохочущая, прямо скажем. Демонам, правда, было скучновато, но к Алексу никто приближаться не решался. Так, поглядывали издалека. Разумные ребята. Лучше потерпеть до завтрашней дележки и отыграться на пленных, чем вообще до дележки не дожить. Верно? Но вроде все было спокойно. В рамках.
Лина понемногу успокоилась, тем более Алексей вел себя безукоризненно. Ну то есть соответственно роли. Тихо так… Слишком много взглядов было направлено в его сторону… Недоуменные — людей, жадно-злорадные — демонов и колдунов… И не забудьте про женщин! Экзотично красивый парень просто примагничивал взгляды дам от пятнадцати до бесконечности.
Валькирии (кикиморы, как их называли злые языки), тоже, кстати, явились…И даже осмелились подойти поздороваться. Им, видите ли интересно сравнить впечатления! Лина послала их так далеко, что едва ли смогла бы повторить только что названный адрес. Отважных любительниц впечатлений отнесло от шипящего в ярости феникса не хуже, чем телекинезом!… После еще трех-четырех аналогичных посылов (ведьмы, двух демониц и одной чокнутой девицы -человечихи, на которой из одежды были только цепочки и татуировки) дамы, наконец, поняли, что тут ловить нечего и разочарованно зашептались, не смея подходить ближе чем на пять метров…Алексей тайком послал ей ободряющую улыбку.
Здесь кто-то побывал.
После встречи с Сергеем она решила на минутку заскочить домой. Все-таки прием скоро, на него в рабочей коже не пойдешь. Даже если ты будешь там при деле.
Странно. Она не была дома уже давно. Уже месяца три, но…
Кое-где вытерта пыль. Исчезла кое-какая одежда и пара украшений из шкатулки.
Мать и Триш мертвы, больше она никому доступа в дом не давала. Кто-то из друзей Триш? Для кого-то она просила убежища на пару дней. Но таскать вещи из приютившего тебя дома…
Ну, ладно!
В следующий раз воришек будет поджидать сюрприз! Не смертельный, конечно, но кое-что веселенькое.
Потратив полчаса на «сюрприз», час на одежду (ей хотелось быть для Алексея… ну… красивой.) она спохватилась, когда время стало подкатывать к рассвету.
О! Алексей, наверно, уже здорово нервничает…
Это точно. Нервничал — это еще мягко сказано.
Алексей метался по камере, как леопард по тесной клетке. Волосы взъерошены, глаза…
Лине стало стыдно. Пока она занималась глупостями, он с ума сходил от тревоги за нее.
— Наконец-то! — выдохнул юноша, притормаживая на повороте, — Что-то случилось?
— Нет… — хорошо, что Алексей не умеет мысли читать, — Сергей передает тебе привет.
— Сергей?! — лицо Алексея осветила радостная улыбка мальчишки, получившего в день рождения самый заветный подарок… — Он уцелел! А кто еще? Какие новости?
Рассказывай!
— Мы встретились на пустыре… — начала Лина.
Алексей просто светился:
— Значит, встреча через день? И мы сможем…
Он осекся. Полыхнув чернильно-синим, на столе материализовался плотный лист черной бумаги с золотым обрезом.
Лина схватила скользкий блестящий листок, вчиталась в проступающие магические буквы. И почувствовала, что бледнеет…
— Что случилось?
— Алексей, прием. Он сегодня!
В управлении арестованных вывели из «гадовоза» и проворно разместили по камерам. Лишь с последним возникла заминка.
— Я имею право на один звонок! — гневно заорал Стивен Сьют
Капитан Ржаной покачал на ладони отобранный у Сьюта комм — и сунул его владельцу:
— На, звони своему адвокату. При мне.
За спиной капитана Джеймс дернулся было к арестованному — но остановился. Руки опустились сами собой. Он единственный среди присутствующих точно знал, куда звонит его бывший хозяин.
Он мог бы успеть. Всего лишь отступить на шаг. И еще на шаг. А там уже и дверь. Минут пятнадцать форы у него будет. Пока прилетят, пока развернут поиск по секторам… Нереида — планета большая, да и не на ней свет клином, в конце-то концов! Он не жалкий DEX, которого любой таможенный сканер рассекретит, он модель элитная, он бы справился. Справился, да…
А что — потом?
И — куда?..
Сьют, быстро набрав номер, бросил на Джеймса злорадный взгляд через плечо придерживавшего его Ржаного — и заполошно заорал:
— Это филиал «DEX-компани»? Срочно пришлите ликвидатора в управление полиции! Здесь сорванный Bond!
Рита гневно вырвала у Сьюта комм, втолкнула арестованного в камеру и захлопнула дверь.
Джеймс смотрел в пол. Он не мог заставить себя поднять голову. Такое простое движение… и несколько простых слов о том, что арестованный, вероятно, сошел с ума. Такой простой выход.
И ему бы поверили. Конечно ему бы поверили, как же иначе! Особенно после сегодняшнего. Впрочем, эти люди ему и так верили. Верили все время, безоговорочно, жадно, наивно, доверчиво, они бы поверили и сейчас…
Снова.
— Этот Сьют — что, рехнулся? — Пабло все еще не понимает. — Что за фигню он нес? Сэр, вы хоть что-нибудь поняли?
Нет.
С враньем пора кончать. Хотя это и прямая дорога в мусоросжигатель. Да и уйти незаметно уже не удастся — они все теперь смотрят на него, он это чувствовал даже без сканера.
Поднять голову оказалось не так уж и трудно. Главное — не смотреть им в глаза. Никому из… И улыбаться.
Bond’ы это умеют.
— Последний урок. Без номера. Инструкторы, знаете ли, тоже иногда лгут. Вы должны знать и учитывать на будущее. Это не займет много времени…
Это действительно не заняло много времени. Как раз с последним словом Джеймса на крышу опустился флайер «DEX-компани», а через несколько секунд в коридор Управления вошел дексист.
Нет. Не так…
Состоялось явление дексиста.
Дексист был юн, щекаст и ясноглаз. Он держал наготове значок. И лицо его, и поза выражали одно чувство: наконец-то!..
Наконец-то пришел конец прозябанию на скучной захолустной планете, где киборгов можно пересчитать по пальцам, а случаев срыва не было вообще! Наконец-то появилась возможность показать себя начальству во всем блеске! Наконец-то есть надежда перевестись в более престижный филиал!
Надо только истребить сорванное чудовище.
— Прошу не поддаваться панике, господа! — произнес дексист тающим от восторга голосом. — «DEX-компани» с вами. Сейчас все будет улажено! Где киборг?
Киборг прижался лопатками к стене и смотрел стеклянными глазами на свою смерть. На свою страшную, мучительную и неминуемую смерть.
Остальные полицейские пребывали словно в оцепенении. По одинаково бледным застывшим лицам присутствующих трудно было угадать, кто из них киборг.
Степан очнулся первым. Набычил голову, глянул на дексиста исподлобья и пробасил:
— Что-то у тебя номер грязью заляпан…
— Номер? — не понял дексист. — У меня? Где?..
Но уже вскинулся Глеб Ржаной, поймав подсказку своего замечательного старшего констебля. Капитан шагнул к дексисту, темными ястребиными глазами впился в его озадаченную физиономию:
— Я определенно видел это лицо в оперативках межпланетного розыска!
— Уже ищу, сэр! — откликнулся из своего угла Невидимка. — Вот, есть! Гусь Лапчатый, четыре ограбления!
Ошарашенный дексист уставился на поднявшийся над компьютером голографический портрет весьма неприятного типа.
— Вы… про меня? Но он же совсем на меня не…
Договорить ему не дали.
Пабло шагнул к нему, выхватив служебный бластер:
— Руки на стену, ты… Лапчатый!
— Но…
— Я сказал, руки на стену!
Потрясенный дексист подчинился. Пабло наскоро обыскал его. Выдернул из руки значок, сунул себе в карман.
— У нас все камеры заняты, — предупредил Степан.
— Можно его пока в «гадовозе» запереть, — мстительно предложила Рита.
— Но я же на него не похож! — взвыл дексист. — У него волосы другого цвета! И нос!.. За что меня арестовывать?
— Не арестовывать, — уточнил капитан, — а задерживать. На двадцать четыре часа. До выяснения!
За двадцать четыре часа можно сделать многое.
Начальник полиции может связаться с президентом (как уже не раз было сказано, нравы на Нереиде простые) и красочно расписать возможный почти что атомный взрыв в центре столицы, а также роль одного разумного, мирного и лояльного Bond’а в предотвращении этого взрыва.
Президент может, пустив в ход давние дружеские связи, срочно выйти на Крупного Полицейского Чина, незаурядную фигуру в межпланетной полиции.
Результатом этих хлопот вполне может стать видеочат в управлении полиции Нереиды.
Два вирт-окна были повернуты углом, чтобы люди на экранах могли видеть и друг друга, и сидящего в кресле третьего собеседника — киборга.
С левого экрана сурово глядело квадратное, словно из камня вырубленное лицо генерала межпланетной полиции.
На правом хмурился круглолицый, большеглазый (на шаржах его часто рисовали в виде Колобка) президент Нереиды Иван Матвеев.
А в кресле, под этими взглядами, сидел тот, кто еще недавно был инструктором-консультантом управления полиции.
Джеймс только что закончил рассказывать свою историю. Всю. В который уже раз. Не скрыл и своего участия в преступлениях Стивена Сьюта. Рассказывать совершенно чужим и абсолютно незнакомым президенту и генералу было не сложно. Во всяком случае, намного проще, чем немногим ранее — капитану Ржаному. Который смотрел на него, как на чужого и постороннего.
Все правильно. А как еще полицейский должен смотреть на самозванца, который присвоил чужую паспортную карточку (а возможно, и убил ее прошлого владельца)? Допрос под жетоном. Наверняка полицейские не посчитали его изматывающим — киборга попробуй еще измотай. Холодные глаза капитана, жесткий голос. Проще смотреть на жетон.
Президент сказал задумчиво:
— Мне тут смоделировали возможные разрушения от взрыва в центре Столицы. Впечатляет, знаете ли… Зацепило бы и четыре ближайшие платформы… Если бы мою столицу спас человек, я дал бы ему орден. Но ее спас киборг, которого могут уничтожить. Нелепая ситуация, вы не находите? Зачем ему орден? Не логичнее ли подарить ему жизнь? Тем более что он, кажется, усовершенствовал работу нашего полицейского управления…
Не успел президент закончить эту фразу, как за плечом киборга возник Невидимка и деловито оттарабанил:
— За период инструкторско-консультационной деятельности произведено шестнадцать арестов, раскрываемость преступлений повысилась на 86,4%. В Управление поступило четыре благодарности от горожан.
И отступил назад, исчез с экранов.
Президент и генерал переглянулись: мол, что это было? Затем синхронно пожали плечами. Генерал сказал:
— То есть хотите прикрыть этого киборга от «DEX-компани»?
— Конечно, — спохватился президент, — следует учесть его уголовное прошлое. У вас, вероятно, будут к нему претензии…
Генерал посмотрел на киборга, замершего чуть ли не по стойке смирно (если, конечно, может быть таковая в положении сидя), и вдруг ухмыльнулся, ехидно, но почти добродушно:
— О, с этим не вижу проблем. Оборудование — оно и есть оборудование. Этак мы каждый бандитский бластер должны под суд отдавать, что ли? Вот в будущем… вы уверены, что сорванный киборг не опасен?
— Я беседовал с сотрудниками нашего полицейского управления. Они мне спели целую оперу о том, какой этот Вond замечательный. А начальник управления готов его принять под свою ответственность. Хотя, конечно, речь пойдет только о моей ответственности, поскольку дать этому… хм… кандидату гражданство Нереиды могу только я.
Джеймс слушал разговор с абсолютно неподвижным лицом. Однако при слове «гражданство» он завис на две секунды.
И генерал при этом слове завис на тот же срок.
— Гражданство? — переспросил он наконец. — Даже так стоит вопрос?
— Да, — вздохнул Матвеев, — когда я говорю — жизнь, я имею в виду жизнь легальную и не в качестве приписанного к полицейскому участку оборудования, поскольку какая же это, к чертям собачьим, жизнь… А в качестве полноценного гражданина Нереиды, со всеми правами и обязанностями. Которые он и так вполне успешно выполнял, если на то пошло… Планета будет надо мной смеяться… Да ладно, пусть смеются. Первый раз, что ли?
— «DEX-компани» поднимет шум, — ухмыльнулся генерал. — А это серьезные противники. Но тут я смогу вам помочь. У меня есть кое-какие рычаги давления на эту компанию. Взамен выдадите мне шайку, арестованную вашим Bond’ом. У нас к ним есть ряд вопросов. Сьют — мелочь и дурак, но через него можно выйти на очень интересных личностей… Кроме того, мне хотелось бы, чтобы арест Сьюта и его дружков проходил по документам как наша совместная со здешней полицией операция.
— Да отдам, конечно! — обрадовался президент. — И — да, брали их вместе! Если хотите, под вашим руководством.
Генерал впервые обратился к киборгу:
— У тебя сохранились записи преступных действий Сьюта?
— Только два последних эпизода, — ровно ответил Джеймс. — Предыдущие записи он приказывал стереть, а последние два раза — забыл.
— Я же говорю — дурак… Сбрось мне файлы. Пригодятся… — Генерал перевел глаза на президента. — Господин Матвеев, вы хотите оставить это сокровище в управлении полиции?
— Да. Но не как оборудование, а как полноценного сотрудника.
С генерала впервые слетела невозмутимость. Он рявкнул:
— Только не майором! Я на этом настаиваю! Хрен ему чужие погоны, пусть свои зарабатывает!
— Согласен! — примирительно откликнулся президент. — Рядовым констеблем.
Остывая, генерал буркнул:
— И фамилию пусть поменяет. Джеймс Горин был отличным офицером… нечего примазываться…
— И этот вопрос решим. — Президент взглянул на киборга. — Джеймс, выбери себе другую фамилию. Любым способом, хоть рандомно.
Киборг не задержался с ответом ни на мгновение:
— Бонд. Джеймс Бонд.
— А что? — хохотнул генерал. — И врать не надо…
А потом вирт-окна погасли. Бонд сидел неподвижно, глядел перед собой и думал, что все, конечно, кончилось чудесно… но оно не кончилось, в этом-то вся и штука. Оно только начинается. Вот сейчас. Вот тут, прямо за этой дверью. В полицейском управлении. Среди тех, кому он столько времени лгал и чью дружбу и уважение ему теперь предстояло завоевывать заново. Если такое, конечно, вообще возможно.
Это стало приоритетным. Так же, как до этого приоритетным было спасение собственной жизни.
Теперь надо было выйти из комнаты. И встретиться глазами с людьми, которые знают, что он киборг. Оборудование. Жестянка. Пусть даже теперь и со статусом человека… но как раз для этих людей статус никогда не являлся приоритетным. Они прикрывали его от дексиста, уже зная, кто он, — но тогда у них не было времени все как следует обдумать и понять. Тогда он еще был для них другом.
<i>Казался </i> другом…
Bond’ы умеют хорошо притворяться, это всем известно, они под это заточены, чтобы втираться в доверие, чтобы вызывать симпатию и желание помочь, чтобы… лгать.
«Я беседовал с сотрудниками управления. Они мне спели целую оперу о том, какой этот Bond замечательный. А начальник управления готов его принять под свою ответственность…»
Да. Они выручали его как могли. Из благодарности — ведь киборг не дал взорвать Столицу. Но опасность миновала. Он жив. И у них было время понять, что он им врал. Постоянно.
Поверят ли они ему хоть когда-нибудь? Или так и будут смотреть отстраненно, с затаившимся в глубине глаз подозрением? Холодных ярко-синих глаз…
Ладно, чего там. Для Bond’а нет ничего невозможного, как любили утверждать спецы из «DEX-компани». Будет трудно. И долго. И, наверное, больно — он ведь давно знает, что больно бывает не только от плазмы и нейрохлыста.
Придется терпеть. Сам виноват. Придется долго доказывать, что он достоин доверия и дружбы. Делом доказывать, не словами — кто поверит словам лжеца? Доказывать ежедневно. Ежечасно. А иначе нет смысла тут оставаться, надо было делать те самые два шага назад и уходить, пока они ничего не поняли. Выбор был сделан тогда. Так почему же сейчас коридор полицейского управления кажется страшнее камеры мусоросжигателя?
К черту!
Первый шаг всегда самый трудный, кому это знать, как не шпиону, пусть и бывшему?
Джеймс Бонд встал с кресла. Отворил дверь.
И замер на пороге.
В коридоре собрались все полицейские силы планеты Нереида. Все пять человек. Стояли и ждали. Его, Джеймса.
Рита шагнула вперед. Снизу вверх глянула ему в лицо изумительными синими глазами:
— Хотите кофе? У меня с собой термос. Только пончиков нет.
— Я заказал пиццу, — откликнулся Невидимка. — Доставят с минуты на минуту.
— С меня — бутылка настоящего земного коньяка, — усмехнулся капитан Ржаной. — Подарок президента. Предлагаю отметить расширение штата полиции.
— Да здравствует новый констебль! — Пабло от наплыва чувств хлопнул Джеймса по плечу.
— Празднуем! — довольно прогудел Степан.
— Празднуем, — согласился капитан. — Только не забудьте потом выпустить из «гадовоза» дексиста.
Драконица рассмеялась и побежала. С грузом взлетать ей еще не доводилось да и маг даже отдаленно не походил на хрупкую девицу — легко понять, почему драконы предпочитали катать на себе именно девушек, выбирая тех, которые потоньше, полегче и повоздушнее. Но получилось: рывком оттолкнулась от земли, раз тяжело махнула крыльями, другой, поднялась повыше, ловя воздушное течение, сливаясь с ветром и сама превращаясь в ветер, живой, стремительный, безумный. В это мгновение драконица забыла и про своего всадника, и что еще ни разу не кувыркалась в небе с седоком, и что парень вообще первый раз летает. Это счастье нестись вперед, переворачиваться, чтобы небо перемешивалась с землей, кружиться, взмывать ввысь, разрывая легкое кружево облаков и пикировать вниз, выходя из виража почти над самой травой. Летали они долго, пока драконица не почувствовала, что крылья не просто болят — а отваливаются. Мягко приземлилась и тут же распласталась на травке.
Маг с трудом одеревеневшими руками распустил туго затянутые петли стремян, неловко сполз по драконьему боку и рухнул как подкошенный — ноги не держали, голова кружилась от восторга, а по щекам скатывались слезы. Кое-как перевернулся — ему хотелось видеть небо. Небо, в котором он только что побывал. Небо, которое влилось в его кровь и бешено стучалось в сердце. Небо, которым он сейчас жил и дышал. И он снова хотел оторваться от земли и парить, кружить, мчаться наперегонки с ветром.
— Ты как, живой? — Драконица повернулась на бок. Катать всадника и выделывать пируэты оказалось тяжело, и она просто устала, а крылья и спина немилосердно болели.
Маг простонал что-то невразумительное, поднялся, опираясь руками о землю, пошатываясь подошел к драконице, неожиданно обнял и смачно поцеловал прямо в нос. Драконица, мягко говоря, удивилась — даже не стала сопротивляться и постаралась не дышать, пока ее лобызали от избытка чувств.
— А можно ты меня еще покатаешь? — волнуясь и запинаясь спросил маг, приостановив поцелуи.
— Хорошо, — согласилась драконица и тут же пожалела — на нее набросились с такими сердечно-удушающими объятиями, что сделали бы честь любому отпетому драконоборцу. — Хорош! Хорош! Покатаю! — Мягко отбивалась от радости мага драконица. — Мне в город надо… за провизией.
— Я с тобой, — маг выпустил слегка помятую драконицу из рук. Вскочил, глянул на пещеру, перевел взгляд вдаль: отсюда до града было почти день пешего пути. — Слушай, а мы ведь можем в город слетать — быстрее будет…
— Пожалуй… — Драконица вздохнула. Тащить мага на себе всю дорогу было грустно и напряжно.
— Я готов, — маг сбегал в пещеру за парочкой кинжалов и коротким мечом. — Слушай, а тебе эти доспехи нужны? Их ведь продать можно… знаешь, сколько выручим?
– А что вы обо мне думаете – мне все равно.
Последняя фраза была стопроцентным враньем, Дэн понял это раньше, чем ее произнес. Но капитан человек. У людей нет встроенных детекторов лжи, а эти люди еще и имеют странную нелогичную привычку верить всем на слово. Хорошо, что капитан человек, а ехидное хихиканье Маши видно только самому Дэну. Плохо, что соврать оказалось неожиданно трудно, даже горло перехватило и захотелось откашляться. Кашель – хорошая маскировка. Для всего.
Дэну не было все равно, что они о нем думают, эти странные люди. И особенно – капитан. Давно уже не было. Иначе не полез бы со своими советами, не подсел бы к столу в ответ на тоскливое: «Чаю хочешь?» Вообще из каюты бы не вышел.
Зачем? Ведь опасности больше не было.
После того как разозленному до предела капитану так не вовремя (вернее, как раз очень вовремя!) под горячую руку подвернулся Владимир со своими претензиями по поводу слишком много времени проводящей на корабле Полины и поучениями о том, на что надлежит тратить молодость приличным людям, – и спровоцировал взрыв. И заставил капитана вспомнить, на что тот потратил свою молодость, и по всем правилам космодесанта взять руководителя научной экспедиции в болевой захват и припечатать мордой и недоеденным бутербродом прямо в рифленую переборку со словами: «А водить грузовики – просто мое хобби, ясно?»
После всего этого опасности уже не было.
Агрессивность капитана снизилась несильно, зато поменяла вектор полярности и опять была направлена на него самого. И даже: «Киборг в белом халате!» – вслед удиравшему с корабля Владимиру он кинул скорее по инерции. Самое страшное в его понимании ругательство, наверное, – а агрессивность снова упала.
А потом он вернулся за стол. Но чай пить не стал. Просто сел. Вздохнул. Поставил на столешницу локти, вцепился пальцами в волосы. Подергал. Опустил голову. Сцепил пальцы в замок и уткнулся в них лбом. И замер.
Маша транслировала картинку с камеры напрямую, без экранов. И не комментировала. Капитан тоже молчал, просто сидел. Дэн ждал, стоя у двери в своей каюте, хотя и не мог сказать, чего именно ждет.
Ничего не происходило.
Через девять минут сорок две секунды Дэн потянул створку в сторону и шагнул в коридор. Остановился, не зная, что собирается делать дальше, – просто стоять и ждать непонятно чего стало уже невозможно. Он не старался быть бесшумным, наоборот. Капитан поднял голову, обернулся на шорох. Буркнул ворчливо:
– Да не бойся ты, заходи…
Помолчал еще немного и вдруг спросил:
– Чаю хочешь?
И вот это «Чаю хочешь?» дернуло не хуже хозяйского приказа. И даже не потому, что капитан предложил первый раз, просто интонация. Люди странные. Опасности нет. Раздражающих факторов нет, кроме самого Дэна. Даже Владимир ушел. У капитана нет повреждений, угрожающих жизни или здоровью. Вообще нет повреждений, если уж на то пошло. А голос такой, что Дэн сам не понял, как оказался сидящим за столом, напротив капитана, лицом к лицу.
Капитан смотрел в свой чай, крутя в нем ложечкой с размеренностью киборга. Почему-то Дэну казалось, что чашки он не видит. Да и пить вряд ли будет – чай давно остыл, а он любит очень горячий. Большая полулитровая кружка доктора стояла левее. Наверное, капитан так уставился на собственную чашку, чтобы случайно не наткнуться взглядом на нее. Дэн налил себе чаю, взял из вазочки печенье – нет ничего удобнее чая с печеньем, если надо чем-то занять руки. Ни на капитана, ни на кружку доктора он тоже старательно не смотрел.
Надо сказать. Обязательно надо. Нельзя просто так сидеть, раз уж решился. Хотя это и глупо, люди не любят тех, кто дает непрошенные советы. Да и нелогично это, нелогично и нерационально: пытаться помочь самому опасному на корабле человеку, у которого к тому же нет повреждений и опасности для жизни и здоровья которого тоже вроде бы нет. Которому просто плохо. И от этого «просто плохо» почему-то становится совершенно невозможно спокойно стоять в стороне…
«Малыш, возьми еще печенье. Срочно!»
«Зачем?»
«Затем, что иногда лучше жевать, чем говорить! Ну я же вижу, что ты уже собираешься что-нибудь ляпнуть, и наверняка ведь какую-нибудь глупость несусветную! Лучше не надо, малыш, лучше пусть капитан говорит, капитану сейчас надо выговориться, это хорошо, это правильно, а тебе говорить не надо! Да и вообще глупости лучше не говорить никогда, а сейчас так и особенно! Лучше просто молчи и кивай…»
«Маша. Я знаю, что делаю».
«Ты?.. Малыш…»
«Я видел таких. Как Владимир. Я… знаю».
Хорошо, что есть чашка и что чая в ней осталось еще глотка на три. Есть на что смотреть. И вовсе не обязательно поднимать глаза для того, чтобы начать говорить. Нейтральным тоном и словно бы ни к кому не обращаясь.
– Он трус, но гордый. Если вы ничего не скажете остальным, то и он будет молчать, будто ничего и не было…
Вот и все. И не так уж это и сложно, оказывается…
Капитан шевельнулся, скрипнул стулом, хмыкнул невесело:
– Подслушивал?
Признаваться опасно: люди не любят, когда их подслушивают.
Врать – глупо.
– Немного.
Капитан вздохнул. Снова скрипнул стулом. Гормональный фон у него потихоньку выравнивался. Людям действительно иногда бывает достаточно разговора…
– Что, приходилось с подобными типчиками сталкиваться?
В голосе нет агрессии, даже раздражения нет. Зато есть понимание и… Дэн сглотнул. Нет. Наверняка показалось.
– И не с такими… приходилось.
«Малыш, я бы на твоем месте не рисковала затевать твою любимую игру именно с капитаном и именно сегодня».
«Я бы – тоже. На твоем месте».
– «Черная звезда»?
Не показалось. В голосе капитана сочувствие. Дэн нейтрально кивнул, не рискнув ответить вслух. Уходить за процессор не хотелось. Не сейчас, когда капитан пытается… что? Не поймать на противоречиях, не вывести на чистую воду, не вызнать то, что ты пытаешься от него утаить, а просто…
– Похоже, не слишком-то законопослушное судно было.
– Не то слово.
Нейтрально и осторожно. Вспоминать не хотелось. Странно. Так полюбившаяся за последние две недели игра в правду, которую здесь и сейчас все равно никто не поймет, почему-то больше не доставляла удовольствия. Ни малейшего. А ведь такая хорошая шутка. Дэн вертел в пальцах печенье. Есть не хотелось.
– Ну хоть с командой ты ладил? С капитаном?
Печенье хрупнуло, рассыпавшись в мелкую крошку.
– Ну а здесь тебе как? – после долгой паузы спросил капитан снова, поняв, что ответа на прошлый вопрос не дождется.
Дэн поднял голову, собираясь отделаться нейтральной улыбкой за номером восемь или девять и ответом таким же – нейтральным и ни к чему не обязывающим. И понял, что не получится. Ответить все-таки придется. Причем на оба вопроса. И ответить правду, которую капитан не поймет. И не потому, что игра, а просто потому, что иначе нельзя. Иначе будет просто неправильно.
– Мой предыдущий капитан очень любил вирианскую борьбу тэй-о. – Главное, начать говорить, а потом контролировать голос становится намного проще. – И очень не любил проигрывать. Поэтому либо ты лежишь разбитым носом в пол, либо позже лежишь в карцере с разбитым всем. Вы меня вполне устраиваете, Станислав Федотович. А что вы обо мне думаете, мне…
Вот так. И хорошо, что капитан человек.
– Да я просто рыжих терпеть не могу! Был у меня один… любитель. Такие ребята из-за него полегли, эх!.. Он и ногтя их не стоил, скотина.
Капитан что – смущен? Оправдывается?
Капитан?!
– Мне перекраситься?
Неужели проблему действительно можно решить так просто?
– Вот еще, глупость какая! Да я уже и привык почти…
Искренность восемьдесят шесть и три десятых процента. По крайней мере в этом Маша была права. Люди действительно привыкают. Если не ко всему, то довольно ко многому. И довольно быстро.
– Ты, главное, работай нормально. И в болоте пореже купайся!
Капитан хмурит брови. Пытается выглядеть суровым и грозным. Как и положено бравому капитану, бывшему космодесантнику, матерому космическому волку.
Ключевое слово – пытается.
– Ладно. – Губы растягиваются в улыбке – сами собой, безо всякой команды со стороны процессора. – Договорились, капитан.
Вспоминаю себя месячной давности — ужасаюсь. Самоуверенный болван. Мозгов по нулям, гонору выше крыши. Жуть! Я ведь тогда и не умел ничего толком. Да и сейчас не особо умею, хотя и стараюсь. Тренер даже похваливает иногда, а он просто так хвалить не станет. Но сейчас у меня хотя бы хватает ума понимать — насколько же я пока ещё ничего не умею! А тогда был таким самоуверенным идиотом, что выть хочется. О хулиганах мечтал. Вот же придурок!
Хорошо, что у судьбы хватило совести тогда обломать меня с этой мечтой. Неужели всего четыре недели прошло? Ну да. То ведь как раз после зимних каникул было, самое первое воскресенье. А сегодня уже четвертое. Воскресенье. То есть четырнадцатое. Февраля.
Интересно, а она догадается? Или просто подумает, что всего лишь еще одно воскресенье, и всё? Или вообще ни о чём не подумает?
Это просто здорово, конечно, что так совпало по числам, иначе бы голову сломал, под каким предлогом именно сегодня пригласить — и чтобы при этом не особо навязчиво выглядело. Не хочу навязываться. А так — типа просто традиция, ничего особенного. Валентинка? Какая такая валентинка? Не-не-не, просто так. Очередное воскресенье — и всё. Мы ведь ни одного не пропустили. И даже дважды летали в трубе, только вот с тарзанки больше не прыгали. Ну её, эту тарзанку. И пусть другие себя успокаивают, что один случай из миллиона. Ириска — она ведь тоже одна на миллион.
Ну как совпадут?..
Нет, не на миллион даже, чего это я? В нашем городе больше трёх миллионов жителей. Это что же получается тогда — что в нём живут ещё минимум две таких же Ириски? Да ладно! Быть не может. Ириска — она одна. На миллиард. Вернее даже — на восемь миллиардов. Потому что другой такой на Земле просто нет. Вообще. Нету, и всё. И быть не может.
Жду вот.
Стою, улыбаюсь как дурак, правой жму эспандер в кармане. Мышцы накачиваю. Тренер ругался, сказал — пальцы слабые. Надо, типа, качать. Всегда. Везде. В любую свободную секунду — или даже относительно свободную. Дома, в школе, в транспорте, на переменах, во время уроков, на улице, даже в сортире — не занятая подтиранием задницы рука должна качать эспандер! Вот и качаю. Как-то так получается, что правая чаще востребована, и потому левой достаётся куда больше качаний. Ложку-вилку я уже научился одинаково держать обеими, потому за обедом жму попеременно. А вот с писаниной труднее. Хотя на световом карандаше и стоит гарантия на выравнивание самого скверного почерка в течение двух-трёх недель, но на мою левую она почему-то не распространяется. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.
Просто на улице или там на переменке стараюсь навёрстывать. Уравнивать, так сказать, получаемую нагрузку. Работаю только правой. Вот как сейчас. Хотя сегодня это и сложнее, чем обычно, на послеобеденной тренировке дёрнули неаккуратно. Тренер, правда, хорошо размял и прогрел, и в начале занятия — и уже непосредственно после травмы, а то бы вообще могли и лангетку наложить, знаю я их, перестраховщиков! Но обошлось, синяк не в счёт. Сказали, конечно, поберечь руку и всё такое, и никаких нагрузок на ближайшие три недели. А тренер сказал — работай, и всё пройдёт. И я вот как-то тренеру больше верю. Плечо, правда, опухло, даже под курткой чувствую, и качать больновастенько. Но жму. Ибо надо.
Февральский снег, обманчивый и непостоянный, словно погода в мае, сегодня пытается прикинуться дождём. Надо сказать, выходит у него неплохо — рядом с парком всегда на пару градусов теплее, чем в целом по городу, а сегодня и без того около нуля обещали. Силовой купол отбрасывает мелкие льдистые капли, они искрятся в огнях аттракционов, клубятся над деревьями сияющим туманом. И нескончаемые фейерверки превращают этот туман в северное сияние. Красное, жёлтое, синее. И вновь красное. И снова жёлтое.
Опасная, кстати, штука, этот февральский снег. Скользкая коварная наледь под ногами, мгновенная потеря опоры, как на свежепролитом масле, а там — рельсы и неотвратимо надвигающийся звон… И цветной туман опасен не менее — он до предела ухудшает видимость. Сбивает с толку и пешеходов, и водителей, а там и до аварии недалеко. Ну и что, что в этом районе частного наземного транспорта почти нет, некомильфотно, не уважающие приличия придурки в любом районе найтись могут. А придуркам закон не писан, и тем более — плевать им на комильфотность. Да и леталки, бывает, падают. Редко, да, но случается ведь! Особенно при такой скверной видимости.
Опасности повсюду. И нужно быть очень беспечным человеком, чтобы их не замечать. Хорошо, что я не беспечный. Я прослежу. За двоих.
Ириска появляется за три минуты до оговоренного срока. Она всегда так приходит. Я не смотрю на часы, просто знаю. Раз она пришла — значит, табло над входом высветило 18-27. Как ей подобное удаётся — не понимаю! У моноров ведь нет чёткого фиксированного расписания! Но — вот оно, очередное маленькое чудо. Выпорхнуло из разошедшихся дверей, стоит, оглядывается. Серебристые легинсы, куртка с металлическим отливом, огненно-рыжая шапка волос — даже в самые сильные крещенские морозы она не носит ни перчаток, ни шапки. Смеётся только — внутреннего, мол, огня вполне достаточно для обогрева такой маленькой вселенной.
Увидала меня, заулыбалась, замахала рукой, затанцевала навстречу. Она не умеет ходить просто, как все прочие люди ходят — всё время словно танцует. Одуванчик на тонкой стальной пружинке. Апельсин, балансирующий на лезвии ножа, так красиво и так ненадёжно. Балерина на минном поле, легко вытанцовывающая улыбку над затаившейся смертью.
Она словно и не знает ничего о том, насколько опасен бывает окружающий мир. Мир, полный террористов, катастроф, пьяных водителей, отказавших тормозов, дрогнувших рук молодого хирурга и падающих с крыш кирпичей. Ну и что, что воин никогда случайно не попадёт под такой кирпич и всегда остановится в полуметре до — шнурки завязать. И кирпич пролетит мимо. Ириска не воин. Она — балерина.
Балерина на минном поле.
Беспечная солнечная бабочка.
Она ведь даже не смотрит влево-вправо, когда переходит дорогу!!! Ну и что, что зелёный, ну и что, что зебра! А если за рулём вдруг какой наркоман-дальтоник окажется?! Что, если у него хобби такое — сафари на зебре?!
Пока она радостно танцует через широкий проспект на мою сторону, мне не до улыбок. Весь на нервах. Проспект, как назло, почти пуст. Вот когда начинаешь жалеть о том, что вечные пробки начала века остались в далёком прошлом. Через хорошую пробку ни один маньяк не прорвётся, она бы закупорила улицу надёжно. А тут — полупустой проспект, лети, кому не лень, дави, кого хочешь.
Вглядываюсь в снежную круговерть до рези в глазах. Внешне остаюсь спокоен, чтобы заранее не пугать и не душить излишней заботой, но ноги напружинены и готовность нулевая. Я успею. Всё, что потребуется. Подскочить, оттолкнуть с гибельной траектории, прикрыть собой, крикнуть. И главное — осознать и выбрать, что именно требуется. Вычислить оптимальный вариант. Принять решение. Исполнить. На это не будет потрачено ни единой лишней милисекунды. Я готов. Я всё знаю про этот паскудный мир, я шестнадцать лет готовился.
Уфффф.
Перешла.
Можно ненадолго расслабиться.
— Привет, Вау!
Это она сама придумала. Смесь французского с нижегородским, как говорит моя стерва. В наши с Ириской прогулки она особо не лезет, хотя не одобряет категорически. Но насчёт Вау даже она не смогла ничего плохого сказать. Клёво у Ириски угадать получилось. Я ведь никому не говорил, почему так люблю старую футболку с WOW. Она сама догадалась. Или придумала.
Приятно.
Она вообще всё очень быстро понимает. Даже то, что ей вовсе не говоришь. Вот сегодня, к примеру — сначала привычно взяла меня за правую руку. Ага. Ту самую, которой я эспандер в кармане жму. И которую мне сегодня в спортзале чуть вообще не оторвали, тренер потом минут десять над плечом колдовал, разминая и заминая.
Я ведь ей ни слова не сказал. Ни ползвука. Подумал даже с некоторым удовлетворением — пусть, мол. Плевать, что больно. Зато левая рука — здоровая и сильная — свободна остаётся. Что куда важнее, потому что если вдруг что… Но додумать не успел — Ириска словно почувствовала. Потанцевала вокруг, посмеялась. И словно бы случайно уже по другую сторону оказалась. Слева. И уже за левую взяла. Осторожненько так.
Интересно, а ей бы понравилось быть Ириской? Хотелось бы надеяться, что понравилось бы не меньше, чем мне её Вау. Но — не хочу рисковать. Вдруг нет?
Вот бы узнать заранее…
Над входом в парк — сосульки.
Огромные, страшные, остро заточенные — словно зубы готовой в любой момент сомкнуться пасти доисторического чудовища. Стараюсь незаметно ускорить шаг и побыстрее протащить Ириску под защиту купола. Ну и что, что за все восемнадцать лет существования парка ни одной из падающих сосулек (а их более двух десятков за это время упало, я узнавал!) не удалось пробить защитный экран-козырёк. Всё когда-нибудь случается впервые.
Пожилая кассирша улыбается нам, как старым знакомым. Даже вроде бы подмигивает. Мою взрослую карточку берёт без звука, и браслеты «всё включено» выдаёт едва ли не раньше, чем сканер опознаёт мои пальцы. А по-первости, помнится, брови вскидывала и губы поджимала. Чуть ли не вслух высказывала всяческие предположения о наглых отпрысках, втихую развлекающихся по карточкам папаш.
Ничего, привыкла. Или по базе пробила, уж не знаю, а может и подсадка моя с нею потолковала по свойски, как она умеет, или генерала своего натравила. Хотя это навряд ли — она наших прогулок не одобряет, с какого бы перепугу ей стараться?
В гардеробе помогаю Ириске снять куртку. И могу наконец-то вручить подарок.
Ничего такого уж слишком личного или особенного. Цветок. Не фиалки, которые вянут ещё до того, как их успеваешь подарить. Не вычурная марсианская квириалла, которая тает при плюсовой. Не старомодно классическая роза, которую потом надо весь вечер таскать в руках, не зная, куда деть. Не пошлая мимоза, жёлтыми шариками которой усыпаны сегодня все дорожки.
Орхидея. С магнитной шлейкой-прищепочкой.
Простенько и со вкусом
Живая брошка.
Неделю голову ломал, а потом ещё три часа выбирал в питомнике. Сиреневая такая. С мелкими оранжевыми крапинками, словно брызгами. Такую можно приколоть на платье. Или в волосы. Или как браслет, на руку — магнитная шлейка позволяет любой вариант. Питательной капсулы на обрезанном под самую головку стебле хватит на сутки. Если Ириске понравится подарок — у меня в кармане ещё целая упаковка таких капсул. Двадцать штук. Отдам. Не как подарок, просто так, ненавязчиво. Типа — вот, держи, случайно завалялось, вдруг пригодится. Если не понравится — промолчу. Потаскает красивую безделушку в парке и выкинет по дороге домой, не особо задумываясь.
Хороший подарок, ненапряжный такой. Ни к чему не обязывает, ничего не требует в ответ.
Больше всего боюсь обязать. Цепи из цветов сложнее разорвать, чем цепи из металла, это кто-то из древних очень правильно сказал. Самая отвратительная привязка — привязка подарочками и услугами. Сразу Райка вспоминается с её пирожками. Нет уж. Пусть лучше всё будет выглядеть легкомысленно и ни к чему необязывающе. Так, просто. Ничего особенного. Пустячок. Поносили и выбросили, не жалко. А вот если понравится и станет жалко, что завтра завянет… Вот тогда я гелевые капсулы и отдам. И тоже небрежно так. Словно пустяк незначительный — типа, завалялись случайно, держи вот. Мне-то они совершенно не нужны, только выбросить, а тебе могут и пригодиться.
Нельзя вешать на воздушную балерину тяжёлые цепи обязательств и благодарностей. Пусть танцует.
Подарок Ириске понравился.
— Ой, какая прелесть! Классно придумано! А я как раз заколку снова потеряла…
О поводе не спросила, но я на всякий случай пробурчал что-то о месяце знакомства, стараясь не краснеть. Всё равно она точную дату вряд ли вспомнит. Секундное огорчение с её стороны из-за отсутствия ответного подарка — и приступ острой паники у меня — обязал? надавил? напряг? огорчил всерьёз?
Обошлось вроде.
Снова берёт меня за руку. Сама.
Ну и какие после этого ещё подарки?!
Моя стерва считает её ведьмой. Лишний повод для паники — ведьмы редко живут долго и счастливо. Обычно их сжигают.
Моя стерва её не любит, но хотя бы относится вполне терпимо. Но она — не показатель. В наше просвещённое время достаточно инквизиторов, готовых упечь на костёр любого, кто хоть чуть выходит за рамки. И не всегда этот костёр — метафорический. А Ириска за всякие рамки не то что выходит — вытанцовывает! Постоянно. Ей для этого даже усилий никаких прикладывать не приходится — само собой получается. Каждый день. Каждый, блин, сраный день!!!
Раньше я полагал, что всё знаю о страхе. Идиот. Страх за себя — ерунда.
За другого куда страшнее.
Особенно, когда от тебя ничего не зависит. Когда тебя почти всё время нет рядом. И ты даже не знаешь, в какой именно момент и что именно может стрястись. Вот сейчас. Или через минуту. Через две, через пять… И остро, буквально до боли, хочется ежесекундно быть рядом — просто для того, чтобы успеть защитить. Если вдруг что. И такое же болезненное понимание — что нельзя. Потому что такое — хуже любых цепей.
Парк аттракционов –– отдушина. Самое безопасное место в городе. Конечно, если не лезть на всякие там тарзанки, аэротрубы, падающие лифты, летающие автобусы, прыжки в ничто, пике или американские горки. На колесе обозрений или энтерпрайсе я её сам пристёгиваю. Чтобы уверенным быть. Плюс тройная защита. Плюс браслеты. Я специально и очень дотошно проштудировал технические характеристики каждой подкупольной хрени, прежде чем отвести на неё Ириску. Бережённого, сами знаете…
В парке сегодня — «июльский вечер». Мне такой антураж нравится больше, чем все эти «после майской грозы» или «осень золотая». Осень только со стороны выглядит красиво. Ну или там на фотках. А так — постоянно сыплется на голову всякая гадость и под ногами хлюпает, а в после грозы нагоняют столько озона, что волосы дыбом стоят. Мне-то пофиг, до опасной концентрации далеко (проверял!), а вот Ириске не нравится. Июльский вечер — самое лучшее их оформление.
Ласковый ветерок щекочет меня её волосами и её дыханием: мягкий, свежий запах моря и каких-то цветов. Не орхидея, к той уже успел принюхаться, ещё что-то. Горьковатое такое, не садовое. Не разбираюсь. Но — никаких зелёных яблок! И уже одно это здорово.
В дорогущее и переполненное кафе Ириска не хочет. Перекусываем на скамейке, возле торгового автомата. Для неё — блины, мороженое, приторно сладкий кофе с синтетическими сливками, я привычно обхожусь томатным соком с зелёными оливками. Вкуснейшая вещь, между прочим. Не понимаю, почему раньше не ценил? Потом катаемся на какой-то карусели, под старину, парные сиденья на цепях совершают неспешный круг над клумбами. Стреляем в старинном механическом тире — цветными шариками с краской по движущимся мишеням. Потом ещё карусель, олени и лошади, а после она тащит меня танцевать. Я упирался безуспешно, куда там…
Поначалу просто неуклюже топчусь рядом, стараясь попадать в такт, но Ириска танцует как дышит, она так живёт, и рядом с ней невозможно жить по иным правилам. Ритм подхватывает, завораживает, ведёт за собой — и в какой-то момент мне делается совершенно всё равно, как это выглядит со стороны. Главным становится ритм, заполнивший всё пространство внутри и снаружи — и радостный смех Ириски, и её рука в моей — левой! — руке.
Мы вертим друг друга по танцполу — легко и непринуждённо, я не знаю, есть ли такой танец, есть ли вообще такие движения в какой-либо хореографии. Свои я придумал сам, на основе дзюдо и тайчи, и ещё чего-то, спасибо подсадке, уже и не помню чего. А Ириска подхватила — для неё ведь это так же естественно, как дышать. Мы крутим друг друга довольно рискованно — но я знаю, что она меня не уронит. И вовсе не потому, что на танцполе понижена гравитация и тройная система безопасности не даст просто так упасть. Просто она — Ириска. Ни разу ведь даже случайно, даже в запале танца не потянулась к моей правой… Она такая. Если бы в себе я был бы так же уверен, как в ней…
Музыка оборвалась как-то совсем неожиданно (позже я понял, что сработала та самая система, сопоставив длительность и интенсивность нашего выступления и отнеся получившийся результат в категорию опасных для здоровья). А в первый момент мы с Ириской вдруг осознали, что стоим одни в середине совершенно пустой площадки. И что это именно нам хлопают расступившиеся в круг люди, хлопают, несмотря на прекратившуюся музыку и даже на то, что мы их, собственно, согнали с танцпола…
Не знаю, как Ириска, а я смутился дико. И мы удрали, даже не ответив на поздравления. Может быть, кто-то посчитал нас актерами-аниматорами, специально приглашёнными для развлечения публики, кажется, нам даже кричали вслед что-то благодарственное; мы бежали по аллеям, держась за руки и давясь от хохота, бежали, хотя нас никто не собирался преследовать.
Потом, раскрасневшиеся и счастливые, мы сели на скамейку у фонтана, пили сок и смеялись. Не над чем-то или кем-то, просто смеялись от удовольствия, потому что вечер был прекрасен и ещё не закончился, и всё вокруг сверкало и смеялось с нами в унисон.
Когда совсем стемнело, мы взяли синюю двухместную леталку. Не для гонок по лабиринтам летодрома, а просто катануться прогулочным маршрутом, полюбоваться парком, каруселями, огнями, людьми и всем этим замечательным вечером. Этот вечер был настолько хорош и далёк от всего привычно-школьного, что я расслабился и утратил всякую осторожность. Мы не пристегнулись.
Оба.
Я не проследил.
И когда Финик протаранил нас над кустами акации, Ириску чуть не выбросило за борт. Чудом я успел схватить её за руку. Правой рукой, правой, левой сам держался за сиденье. Прикусив губу от боли в плече, втащил назад. Леталка без управления почему-то не опустилась на землю, а поднялась на высоту кроны дерева, да так и зависла.
Вообще-то правила гонок допускают таран. При обычных условиях и пристёгнутых ремнях это абсолютно безопасно. А даже если пассажиры и не пристёгнуты, силовое поле летодрома не даст упасть, подхватит в полутора метрах над землёй. Ну, повисит выпавший четверть часа до конца сеанса, беспомощно барахтаясь на потеху случайным зевакам.
Но это — на гонках.
Никто и никогда не таранит леталки с парочками и красным огоньком, сигналом того, что ремни не пристёгнуты, что аппарат вне игры, что не мешайте, пожалуйста. Мало ли почему парень с девушкой не желают пристёгиваться к сиденьям в полумраке прогулочного маршрута. Финик совсем слетел с катушек.
Гад.
Ириску я пристегнул сразу, как втащил. Буквально тем же движением, на автомате. Сам не стал. Левый ремень провалился в щель между сиденьем и бортиком. Несложно достать, руку поглубже засунуть и нашарить. Было бы время. Но его-то как раз…
Две леталки, с двух сторон. Развернулись синхронно и снова на таран. Финик, сволочь, оказался не один. Вот же гады! Школы им мало! У меня аж в глазах потемнело от ненависти. И стало вдруг легко-легко.
И я прыгнул навстречу.
Наша леталка, избавившись от моего веса, рванула на несколько метров вверх, а я угодил прямо в машину Финика. Свалился буквально им на колени — самому Финику и ещё одному пацану из двенадцатого, кажется, «А». Не помню его имени. Не из компании Бороды, вообще не из хулиганов, так, шавка мелкая и почти незнакомая, любитель пнуть сзади и ударить в темноте. Расстегнуть их ремни и вышвырнуть обоих за борт оказалось несложно, хотя в плече снова что-то хрустнуло. Они так оторопели, что почти не оказали сопротивления. Леталка, опустившаяся было под перевесом, снова рванула вверх, я чуть и сам не вылетел. Удержался каким-то чудом. Да ещё злостью, наверное. Потом пристегнулся, догнал вторую и вышиб за пределы лётной площадки. Там канал вокруг, поддерживающее поле над ним как раз кончается, падать нестрашно, но мокро.
Торжество? Вкус победы и всё такое?
Фигня.
Пусть я и возвращался из парка героем, пусть теперь никто в школе и не посмеет даже косо взглянуть в мою сторону. Вся эта чушь из тупых боевиков не стоит того тёплого мгновения, той беспредельной радости, которую оборвали эти придурки.
Впрочем, не то чтобы совсем оборвали… Когда я, всё ещё злясь (по большей части на себя, что не пристегнулся, отвлёкся, расслабился, потерял бдительность, подвёрг опасности и так далее), состыковал наши леталки и перебрался на соседнее с Ириской сиденье, мне в щёку вдруг ткнулись её губы.
Она. Сама. Ага-ага…
Какое там торжество над поверженным врагом? Какое злорадство?! Ха! Скорее — искренняя ему благодарность.
Спасибо тебе, Финик!
***
Избавленный от всякого подслушивающего хлама Эрик неторопливо гулял по направлению к космопорту, размышляя, чего же он больше хочет: пива или чего-то покрепче. Поблуждав по алкогольным просторам, мысль все-таки остановилась на пиве. Холодном, ореховом, по рецептам Старой Земли. Искомая баночка нашлась в третьем магазине, и теперь он брел еще медленнее, ни о чем не думая, просто наслаждаясь жизнью. И даже пропустил момент, когда чужая рука легла на сгиб его собственной, подхватывая, опираясь. Эрик не испугался, настолько было хорошо и лениво. Просто усмехнулся:
– Ну, будто великовозрастный внук дедушку выгуливает, а, мистер Макни? Только у меня все на корабле.
— А я и не за флешкой. — Патрик помигал на него каким-то прибором, удовлетворенно кивнул. — Отлично, жучков нет. Значит, можем поговорить.
— Можем. Говорите. — Эрик приостановился, чтобы взглянуть на собеседника. Чем-то Патрик ему не нравился. То есть не нравился он всегда, но сейчас особенно.
— Ты знаешь, что человек, когда попадает в тюрьму, сначала очень злится, хочет отомстить тому, кто его арестовал. Но постепенно смиряется, занимается собственными проблемами вживания в коллектив, адаптацией. Ну, а когда выходит на свободу, ему уже не до мести. Он хочет просто отдохнуть от тюрьмы, забыть ее, и ему совсем не до того далекого полицейского, который его туда отправил.
— Не знаю, меня еще не сажали, — – пожал плечами Эрик, недоумевая, что же теперь от него хочет странный тип с тростью.
— Ты человек молодой, у тебя еще все впереди, — отмахнулся Макни. — Проблема не в тебе, а в том, что один человек, позже я дам тебе на него материалы, отсидел недостаточно долго и сумел сбежать. Сбежать, чтобы отомстить. И отправил полицейскому письмо с перечнем угроз в адрес его родных и близких.
— Ну, а я тут при чем?—
— Ты ни при чем. Просто имя того, кто произвел его арест – Кеншин Фукуда.
Эрик броском отправил опустевшую банку в утилизатор и вытащил из кармана следующую. Нелогично, но пива захотелось еще больше. Покосился на милого джентльмена, держащего его под локоть, и предложил:
— Хотите? У меня есть еще одна банка. Я три купил.
— Не употребляю. Увы, мой мальчик, здоровье не позволяет!
— Да вы еще нас всех переживете! — вырвалось у Эрика.
Патрик тепло улыбнулся, как любимому внуку.
— Ну-ну, не надо льстить, Эрик! Я к чему, собственно — убивать твоего друга планируют медленно и извращенно, чтобы дядюшка прочувствовал.
— Асато ранен. Думаете, это то самое?
Ленивое настроение как ветром сдуло, оно сменилось привычной злой радостью грядущей битвы, очередного поединка. По мышцам прошла дрожь, плечи сами собой распрямились. Он, словно киборг, сканировал окрестности, искал ту самую точку, откуда их можно достать, пытался просчитать действия противника. Вызов — самое прекрасное, что случалось в его жизни. Сражаться за свою жизнь против чужой и выигрывать.
— Думаю, это совпадение. Но у меня к тебе просьба, Эрик. Твой друг — мальчик храбрый, может полезть на рожон. Так ты за ним пригляди. Я на тебя надеюсь.
— Пригляжу. Так вы говорите, там преступник опытный?
— И обладающий достаточно своеобразным умом. Считает себя великим психологом. Манипулятором.
— Понятно. Спасибо, мистер Макни… только… можно ли как-то сделать, чтобы Асато пока не узнал об опасности, а то ведь сам полезет на рожон, ради очередной борьбы с преступностью..
— Ты собираешься держать его в неведении? — Патрик по прежнему излучал благодушие, но Эрику показалось, что он слегка напрягся. Понять бы из-за чего?
— Нет. Когда поправится, я скажу ему, что это меня хотят убить. Будет ходить рядом, как привязанный. Только вот старший Фукуда…
— Комиссар Фукуда немного занят: массовый побег из тюрьмы, это не шутка, — Патрик уже отвернулся, чтобы уйти, и вдруг, словно спохватившись, замер, опустив руку в карман. — Ах да! Я ведь тебе подарок приготовил.
— Мне? — в голосе Эрика звучало не удивление, скорее, сомнение и убежденность, что если и подарят, то наверняка какую-то гадость. Но Макни достал из кармана золотую цепочку.
— Вот. Надень, уважь старика. Честное слово, никакой хитрости в ней нет.
— Ошейник для любимого пса? — Эрик рассмеялся над ассоциацией, но голову нагнул, когда Патрик поднял руки, надевая на него украшение. В конце концов, всегда можно снять, а этот тип принес важные сведения. Пусть порадуется.
— Я позвоню вечером, мой мальчик, — Патрик поднес руку к котелку и, едва опираясь на трость, как будто она была привычкой, формальностью, двинулся прочь. Даже его спина лучилась удовольствием. Эрик проводил его задумчивым взглядом.
— Что же ты затеял, а? Что ты затеял, господин Макни?
Гулять больше не хотелось. Хотелось попасть домой и узнать, что там все в порядке. Поэтому Эрик просто поймал такси до космопорта.
«В порядке» все-таки не было: возле «Кельпи» стояла незнакомая машина логотипом KAIS-MI. Сам корабль был закрыт и на явление хозяина не отреагировал, даже когда тот прижал ладонь к сенсору…
Повтор действия предсказуемо привел к тому же результату — дверь не открылась. Подумав, Эрик послал исчерпывающее сообщение собственному искину, гласящее «отформатирую», и занялся приятным делом — вскрытием машины неизвестного гостя. Навыки диверсанта не подвели: с тихим щелчком замка дверь отъехала в сторону. Эрик порылся в бардачке, потом сунулся на заднее сидение и нашел там: огрызок яблока, кучу фантиков, недопитый лимонад и пол-пачки чипсов. Объявив чипсы компенсацией за потраченные нервы, он, посмеиваясь, закрыл машину — личность гостя была установлена.
От Хейзер всё–таки пришло ответное сообщение, искин просил у хозяина еще пять минут, потому что «техника жрет кучу ресурсов, а ребенок пока не спит».
Решив, что вытрясти душу из всей этой компании еще успеет, Эрик облокотился спиной на машину и открыл загруженную в видеофон книжку. Хейзер — искин прокачанный, вредный, ее голыми руками не возьмешь, так что с кораблем все в порядке. Ну, а что там, дела какие-то, так ему не привыкать — один раз еле спас угонщика, над которым Хейзер перед этим издевалась три часа. Бедняга чуть не спятил, да и штаны намочил. А теперь у него не только искин сам по себе функционирует, киборги тоже… может, и правда, нормального сэя оставить? Или второго мэйлиса, он все равно ни на что не годен. Или все-таки подарить куклу Патрику, так сказать, отдариться за цепочку, кстати, надо будет ее Рону дать, пусть просканирует, мало ли что за сюрприз в подарочке.
Наконец зашипел шлюз и из него практически выпал уже знакомый ему программист из КЭЙС. Следом два гарда вытащили большой черный футляр. Прикинув, что киборга туда упаковать не выйдет, а значит, вся его команда осталась на корабле, Эрик шагнул вперед, вскидывая руку в приветствии.
— О! — обрадовался кейсер, кинувшись энергично обнимать Эрика, совершенно не замечая, как тот напрягся. — – А я как раз от тебя!
– Вижу, – Эрик осторожно освободился из его рук. – А это что за фиговина?
– Это…
– Так, стоп. Медленно и словами понятными даже зрителю головикторины, — поспешно перебил Эрик. На его взгляд захватывать в качестве «языка» ученого, одна из самых неудачных идей. Опыт был. То, что он не убил тогда пленного, иначе как чудом не назовёшь, — или киборгом, перехватившим руку хозяина.
— Да это я у живодеров спер, ну, то есть это из отдела, работающего с бракованными киборгами. Дает возможность корректировать показания датчиков, рецепторов или даже подать нужное видеоизображение на процессор. А контролируя их ощущения полностью, можно делать с ними все, что угодно. С обычными, как по заказу, сам понимаешь, не полигоны же строить, а так и комнаты хватит. Только я не уверен, что на проснувшихся она работает правильно, мозг вносит свои поправки в работу датчиков. У нас ее уже тестировали, результат не стопроцентный. К Эмилю я все коды доступа знаю, даже те, которые не знает никто. Конечно, придется еще повозиться, но, по крайней мере, мой дурачок ожил.
— Понятно… — Эрик не любил ощущать себя тупым, а других эмоций этот бред не вызывал. Он сделал безнадежную попытку понять слова собеседника. — То есть ты тут по делу — Эмиля чинил?
— Спать отправил. Он когда понял, что живых на корабле не осталось, просто обнял хозяина, и закрыл глаза! Я ему быстренько команду заснуть дал, пока он не сообразил. Но он точно очухался. Киборги не плачут, а у него слезы градом! Это невероятно — плачущий киборг! Но никому, ладно? Главное, живодерам не говори, для них он подарок, а я не уверен, что смогу его вытащить! Они там такое творят! Ты не представляешь!
— Ага, понял, а остальные что?
Ларсен осознал простую вещь и смирился с ней: перед ним крайне неудачный язык. Нет, информацию язык дает, но во-первых, больше чем нужно, а во-вторых, эту информацию понимает только он сам. А вести допрос с применением силовых методов, к сожалению, запрещает закон. А Эрик очень законопослушный гражданин. Иногда. Когда закон нарушать смысла нет. Поэтому остается только слушать, пытаясь выловить среди этой чуши хоть что-то рациональное.
— Да я их включил обратно, не волнуйся! — Андрей самодовольно улыбнулся. — Мне главное было своего вытащить, а куклам-то чего сделается. Перегрузились и все. Твоего бы потестить, он интересные результаты может дать, все-таки там поверх сэевского ядра оперативка от спая стоит. Ты у своего странностей не наблюдал? Может, и он тоже? Хотя нет, ты бы знал! Но все-таки было бы здорово, представляешь, он бы тоже проснулся? Ты только если что, не сдавай его сам. Мне позвони, я приду, посмотрю, что там. Договорились?
— Да. Понятно. Логично.
Эрик ощутил почти неодолимое желание стереть эту улыбку выстрелом из плазмомета. И тоже улыбнулся, представляя, как сгорает плоть собеседника вместе с костями. Программист, обрадованный ответной реакцией, пояснил:
— Я на твоем киборге, правда, хотел погонять эту штуку, но С-маур сказал, что ты будешь недоволен. Он обещал ко мне в гости приехать!
— Моего лучше не трогать, он все-таки диверсант, не дай бог, чего повредишь — это будет полный абзац. Ладно, с меня пиво, бывай. Спасибо за мальчишку!
Пока Андрей горячо прощался, Эрик успел не только мысленно его убить, но и расчленить, и утилизировать труп, поэтому настроение у него слегка улучшилось. Стать совсем прекрасным ему мешало беспокойство за Рона, Эрик успел забыть, каково это — переживать за младшего брата, а теперь вот обзавелся нежданно-негаданно еще раз. Поблагодарив Андрея, он решительно двинулся на корабль.
Рядом с раздутым, явно нервничающим пауком на диванчике, подвернув под себя ногу, сидел Рон. При виде хозяина киборг неловко улыбнулся, тихо произнес:
— Злишься?
— На тебя — нет. С-маур, на фига ты пригласил кэйсеров?
Паук возмущенно раздулся еще больше, но ответить не успел.
– Это я. То есть пригласил он, но идея — моя, — Рона передернуло, он уставился в пол, и заговорил быстро, словно боясь, что хозяин его прервет, прикажет замолчать. – Он не отзывался. Надо было что-то делать. Он мог опять стать совсем машиной или отключиться. Он хотел этого. Я предложил С-мауру, он сказал, что переговоры возьмет на себя. Просто я… знаешь, хозяин, я даже не думал, что будет так страшно! Я запаниковал. — Киборг помолчал, глядя в одну точку, и твердо закончил: – Это нужно было сделать, хозяин. Я просто чувствовал, что скоро станет поздно. А ты же знаешь, я своим предчувствиям доверяю не просто так!
Эрик кивнул, махнул рукой, ну а что тут скажешь? Киборг еще на Дюне научился выдавать фразочки типа: «расчет вероятностей указывает на непреодолимые с кибернетической точки зрения обстоятельства, ведущие к физиологическому нарушению физического тела человека». Перевести эту муть никто не решался, но общую мысль улавливали все – туда нельзя, будет хреново. Пару раз проверили, стало хреново и решили, что киборгу в этом вопросе можно доверять. Ну и со словесными конструкциями группа быстро смирилась, только кибертехник некоторое время избегал сержанта и уверял, что никаких дополнительных лингвистических модулей данному киборгу не ставил. Даже по пьяни. Хотя… нет, точно не ставил! А сам киборг не стал никого просвещать, насколько это неразумно — писать пароль от инфонета на стене медблока над столом. Но пользовался им часто и с удовольствием.
Сейчас кибер сидел бледный, иногда совершенно нетипично передергивая плечами. И Эрик понял, взбучку за самоуправство можно и потом, а сейчас просто подойти, прижать сэя к себе, чувствуя, как тот сначала напрягся, упираясь головой в живот, потом постепенно расслабился.
– В следующий раз, Рон, когда тебе придет в голову гениальная идея, поделись со мной до ее осуществления, ладно? Есть вещи, где человек просто должен участвовать.
– Но я же не думал, что испугаюсь. Киборгам не бывает страшно! А я… как человек! Отвык, наверное.
– Да, у разума свои недостатки!
Эрик провел ладонью киборгу по голове и побрел к кофемашине. Поднимать для этого дерганного от пережитого сэя показалось полным свинством. Но Рон встал сам и каким-то образом опередил человека, закрыв собой вход в кухню, словно прятал там любовницу.
– Нет, хозяин, не надо! Ты или что-нибудь сломаешь или сожжешь, а мне потом чинить. Лучше я сам!
– Ну, сам, так сам. Что у вас получилось-то, что даже киборга вырубило?
– О! – С-маур, осознав, что гроза миновала, зашевелился и пополз к пульту запускать кино. – Это надо видеть! Хейзер, вылезай, он остыл!
– Я давно тут, – лошадь плеснула русалочьим хвостом. – Надеюсь, мой тан оценит мои усилия? Я сделала все, что от меня зависело, даже позволила этому человеку забрать большую часть мощностей компьютера для своей приставки.
– Твою ж мать! – Эрик невольно проникся сочувствием к киборгу, попавшему в фильм ужасов: бледный, с расширенными на всю радужку зрачками Эмиль крался по пустому, серому коридору, а внизу видеозаписи были зафиксированы отключенные процессы жизнедеятельности корабля. Вредный искин отключил даже поступление воды в кран. Вот кибер замер, не решаясь приблизится к телу сэя на кухне, а потом быстро, бегом рванулся к хозяину. – Как вы это все провернули-то? Не знай я, ради чего вы все это сделали, точно бы уши оторвал!
– Ну, я же говорил, что тебе он ничего не сделает, – недовольно заявил Рон пауку, ставя кофе на стол: – У тебя же ушей нет, отрывать нечего!
– Я сказал, колитесь, гады! – Эрик демонстративно уставился на самого слабого духом – С-маура, переглядеть киборга он не надеялся, а искин – бесполезно, у нее и глаз-то нет, не то что совести.
– Самым сложным было обмануть процессор, – начал паук. – Понимаешь, киборги полагаются на свои датчики очень сильно. Но все равно, мозг информацию обрабатывает, значит, пришлось создавать настоящий антураж, разложить киборгов, убрать оружие, исчезнуть нам с Хейзер. Меня-то тепловым зрением засечь нельзя, придется поискать другие варианты, а вот человека – запросто. Или вот мертвые киборги. Как Эмиль узнает, работают они или нет? По активности процессора. Так что у Андрея работа была ювелирная. Он сперва, пока Эмиль отвлекся на мигающий свет и кипящее лекарство, сумел его взломать так, что тот и не заметил, а потом полностью отслеживал и поправлял все сигналы системы. То есть Эмиль, посылая запросы, не должен был получать ответ от системы других киборгов. Так же, как и не должен был уловить активность Хейзер. И если с мэйлисами проще, мы их в гибернацию отправили, то Рон вообще в сознании был. Нам еще повезло, что Эмиль весь корабль не прочесал, ограничился сканированием. Ну а когда Эмиль ожил, Андрей погрузил его в сон, привязав пробуждение к пробуждению владельца. И знаешь…– С-маур потер головогрудь всеми четырьмя передними лапами:– когда Андрей работает, он молчит. Даже на вопросы не отвечает. А у тебя что?
– А у меня все странно. Патрик цепочку подарил, но странную информацию дал. Вроде как, меня кто-то хочет наказать, убивая по очереди моих друзей, – Эрик решил сразу выдать придуманную версию. Киборг внимательно посмотрел на него, но сообщать, что хозяин врет не стал, а может, даже и поверил. – Не могу я понять, чего Патрик от меня добивается. Но отсюда надо мотать. Как только Асато придет в себя, отдадим киборга его хозяйке и улетаем.
– А почему не сейчас?
– Перегрузка, все-таки может понадобиться врач и, – Эрик едва заметно поморщился, – осталось у меня одно дело на сегодняшний вечер.
С-маур мрачно смотрел на рабочую биомашину. Киборг отвечал ему честным немигающим взглядом. Равнодушно выполнял команды или не выполнял, если не мог их понять, и тогда отсылал аррана к производителю. Паук сдался первым, перебрался туда, где ему лучше думалось, и принялся бродить по потолку, размышляя вслух:
— Я что-то делаю не так. Но вот что? Я… так, начнем с отправной точки, соответствие правилам номер один: я — не человек, я — не сауриш, я — арран. И хотя в смысле закона мы равны, мы не тождественны. И значит… ага, значит я идиот, недостойный такой красивой окраски. Лапы выдернуть за такие косяки, а еще студент с блестящими перспективами! — тут С-маур перестал ворчать и свесился на паутине перед кибером. — Вот что, сэй, иди прочь и позови мне сначала Рона, а через полчаса Эмиля.
Когда тот ушел, С-маур подполз к неподвижному Асато и нежно погладил его лапами по лицу.
— Мы с тобой потом поговорим, когда ты очнешься, правда? Мне очень надо с тобой посоветоваться! Но ты мне не можешь ответить, поэтому я буду действовать сам. —Ии обернулся к вошедшему в медотсек Рону…
Блондин застал паука озабоченно воткнувшимся в приборы:
— Ага, Эмиль. Нужна твоя помощь. Хозяин твой что-то совсем плох, видишь, — первая пара верхних лап указала на экран с кучей цифр и графиком. – Он может впасть в кому, а это очень опасно. От тебя требуется помощь. Он должен захотеть жить, понимаешь?
Спай перевел кукольный взгляд с экрана на паука, ожидая приказа. С-маур подумал и влепил ему традиционный укол, прямо сквозь комбинезон. Киборг не среагировал, и паук продолжил:
— Будем действовать по всем фронтам, включая психологию. Тащи свой планшет и садись ему читать книжки. С выражением, если надо, с рассуждениями и пояснениями. Понял?
Эмиль плавно повернулся и вышел, но быстро вернулся с планшетом в руках.
— Садись возле кровати и читай, — С-маур раздулся и поменял цвет шкуры на морковный. — И приглядывай за монитором, вот эти показания не должны меняться. Еще следи за уровнем лекарства в капельнице. Понял?
— Понял. Какую программу субличности лучше подключить для осуществления развлекательных функций?
Но арран уже выполз из медотсека, и ответом киборгу стало шуршание закрывающейся двери…
Эмиль начал читать, поглядывая на экран с цифрами, лекарство в капельнице практически не убывало. Спустя почти час заглянул Рон. Послал стандартный информационный пакет, получил такое же системное сообщение и предложил сделать мороженое со сливками и шоколадом.
— Органическая часть не нуждается в поступлении питательных веществ, — отозвался Эмиль.
— Ну и как хочешь. Передумаешь, позови, я на кухне.
Биомашина обернулась, но, не сочтя слова командой, вернулась к исполнению приказа: развлечению хозяина. Пока внезапно, без всяких предпосылок не погас свет в медотсеке. Потом медленно зажегся — заработали аварийные генераторы. Зато приборы, на которых до этого светились вполне стандартные цифры, замигали и словно взбесились, меняя показания совершенно произвольно, без связи с состоянием больного. Лекарство, медленно поступающее в вену из капельницы, вспенилось и испарилось на глазах. Киборг моргнул, послал запрос Хейзер, потом собратьям. Ответом была тишина.
Сопоставив свои действия со стандартной инструкцией, Эмиль отключил опустевшую капельницу и нажал тревожную кнопку над койкой. После чего вышел в коридор и замер, сканируя окружающее пространство. Недалеко от дверей, в луже воды из опрокинутого ведра лежал неразумный сэй. На посланный запрос он не среагировал, система была отключена или же он был мертв, этого блондин точно сказать не мог, но процессор сигналов не подавал.
Эмиль обернулся к охраняемому хозяину. Асато лежал спокойно, не приходя в себя и не пытаясь куда-либо исчезнуть. Дверь медотсека вместо того, чтоб закрыться, свободно болталась в пазах, ничем не фиксированная. Спай прикрыл ее, постоял, оглядываясь. Программа, просчитав варианты, настойчиво рекомендовала вооружиться и вернуться к охраняемому объекту, что киборг и попытался сделать. Первый и неприятный сюрприз обнаружился в каютах хозяев – все оружие куда-то делось. Спай перешел в файт-режим и, на всякий случай, заглянул к мэйлисам. Эти обнаружились в таком же точно состоянии, как и рабочий сэй, лежали на кроватях с закрытыми глазами и признаков активности системы не подавали. Еще более неприятный сюрприз ждал на кухне: Рон сломанной куклой сидел у стены, сжимая в руке разряженный бластер, с точно так же отключенным процессором. Эмиль огляделся и, на всякий случай, просканировал помещение. Никакой опасности не было. Вообще не было ничего и никого. Даже вездесущая Хейзер молчала, не отзываясь. Зато вход на корабль был заблокирован, и разблокировке не поддавался. Киборг постоял несколько секунд неподвижно, потом взял на кухне нож и вернулся в медотсек. Что-то произошло за время обхода корабля. Эмилю потребовалось почти двадцать секунд, чтобы осознать — внутренние часы системы показывали, что он отсутствовал четыре часа. За это время в каюте почти ничего не изменилось, ну разве что приборы обесточились и упорно отказывались работать, как бы киборг не пытался их включить. Асато тихо стонал, его знобило. Спай тяжело, словно и сам был ранен, прислонился к стене. Он оказался на корабле совершенно один с бессознательным хозяином. Какое-то оружие вырубило всех остальных, включая искин. Эмиль еще раз огляделся вокруг, осознавая, что он ничего не может сделать, а программу не интересовал умирающий: в комнате было тепло и процессор не считал нужным согревать трясущегося в лихорадке человека дополнительно. Киборгу приказано следить за капельницей. И за приборами. И сообщить в случае необходимости. Сообщать было некому, а значит, киборг должен предпринять все меры защиты человека от неизвестного врага и ждать помощи. Асато опять застонал, сжался, его начала бить крупная дрожь. Термоодеяло почему-то оказалось ледяным и тонким, неспособным согреть больного. Эмиль метнулся на склад, туда, где были сложены постельные принадлежности, и принялся рыться, выбрасывая прямо на пол матрасы, постельное белье, подушки, пока не обнаружил толстое, теплое одеяло — самое обычное, без всяких технических усовершенствований. Свет погас уже на всем корабле, даже чуть слышное бормотание вентиляции затихло. Эмиль включил инфракрасное зрение, вытер опять и так некстати полившиеся слезы и бегом помчался обратно — сволочное время опять совершило бросок, его не было еще два часа! В каюте он лег на койку рядом с хозяином, изо всех сил запретив себе плакать — слезы продолжали течь, но хотя бы всхлипывать он перестал. Спай обнял Асато, укрыв обоих, прижался, согревая и шепча что–то успокаивающее. Неважно, что будет дальше, он рядом, чтобы защитить человека и согреть… Просто рядом со своим человеком. И пока человек жив, он тоже будет, а потом… Что ж, ему было хорошо с хозяином. А без хозяина — без хозяина и киборга не будет. Небольшое изменение в программе самоуничтожения, и вот она уже связана с пульсом Асато. Спай еще раз взглянул на измученное, осунувшееся лицо владельца, вздохнул и закрыл глаза. Отключения системы киборг уже не ощутил…
Пакостничать Эрик умел не хуже своего киборга. Во всяком случае, в это верил сержант, судя по количеству вымытых Ларсеном сортиров и тонн почищенной картошки. Причем делал он это, по словам Сергеича, «с видом монашки-девственницы в окружении старых эксгибиционистов», отдаваясь занятию полностью, всей душой.
— Я не очень люблю макароны, — уведомил он своего собеседника, дождавшись, когда тот продиктует официантке заказ. — Когда я служил в армии, то нас один раз крайне неудачно запер противник. И представьте, из жратвы только стремительно портящееся, кишащее червями мясо местных коров. Поэтому когда я вижу что-то белое и круглое, невольно вспоминаю питание тех пяти дней. Нет, конечно, мы их варили, но все-таки вид у личинок мух что в вареном виде, что в жареном — несимпатичный. Да и вкус тоже…
— Извините, — Василий с изменившимся лицом подозвал официантку, покосился на бывшего наемника и попросил: — Я бы хотел поменять заказ. У вас есть что-то такое, нейтральное?
Эрик мысленно рассмеялся, и заказал себе именно макароны с сыром и зеленью, цветную капусту с грибами, курицу и молочное желе на сладкое. И кофе. Две чашки черного кофе без сахара. Сценарий пакостей составлялся на ходу, расцветая, как розовый куст, благо клиент попался податливый и впечатлительный.
— И вы можете это есть? После всего? — Василий давился салатом из каких-то радужных цветов, политых кленовым сиропом. Эрик приподнял бровь:
— Я совершенно всеяден. Армия, да и жизнь заставляют. В армии я, был момент, употреблял даже комбикорм для киборгов, знаете на что он похож по вкусу? На хорошо заношенную стельку. Только не спрашивайте, как я это выяснил! И потом, вот вы едите эти цветы. А я некоторое время после Дэи всерьез опасался растений и того, что на них водится.
— А… они тоже завелись в вашей еде?
— Нет, что вы! Просто я поучаствовал там в одном мероприятии и узнал, что некоторые растения размножаются через людей.
— К-как? То есть вот прямо?.. — шантажист покраснел, явно представив себе что-то из распространённых мультфильмов для взрослых, и Эрик поспешил его обломать:
— Нет, они рассыпают семена, вроде тех, что у вас в тарелке, которые проникают в тело и прорастают внутри с огромной скоростью. Это надо видеть! Люди, пораженные этой гадостью, бегут, пока живы, а потом падают и прорастают новыми цветами! Вообще Дэя оказалась потрясающей планетой. Вы как относитесь к динозаврам?
Взяв куриную ногу, Эрик уставился на нее, будто впервые видел:
— Эти существа и правда родственники, только курицу едим мы, а динозавры — нас. У этих тварей зубы в ладонь и острые, как ножи! Мне, конечно, пришлось от них побегать, но хрен бы я спасся, если б не паук! Даже жаль, что пришлось его убить!
— Зачем? Он вам мешал?
— Нет, наоборот, спас мне жизнь! — Эрик подцепил желе, попробовал — оно было, как он и заказывал, почти не сладким. — Потрясающая вещь — на мозги сырые похожа, только что без прожилок!
— Вы и это ели? — у его собеседника окончательно пропал аппетит.
— Бывало. Но в основном вышибал. А по поводу паука, понимаете, их на Дэе все боятся, и когда мы шли через равнину динозавров…
Василий слушал, и по лицу отчетливо читались две вещи: он верил, и он очень жалел, что именно этот тип добыл столь необходимую ему информацию. А еще ему дико хотелось, чтобы Ларсен, наконец, заткнулся.
— … Вот тогда я его этим тварям и спихнул. И то еле успел проскочить до середины, потом они меня достали — десяток шрамов прибавилось!
— Ничего! — постарался произнести как можно более ровно Василий, стараясь не поддаться панике и чувству, что самое худшее впереди. — Шрамы так нравятся женщинам.
Эрик молниеносным рывком схватил его за руку, подтянув к себе так, что их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга, и, неприятно прищурив глаза, прошептал:
— Знаете, мой друг, я не люблю женщин, за очень малым исключением. Они слишком громко визжат и постоянно плачут. Предпочитаю мужчин.
Василий попытался вырваться — бесполезно, пальцы, сжавшиеся на его запястье, обладали крепостью тисков.
— Я… не сплю с мужчинами, — осознавая, что это звучит просто жалко, проблеял он. — Только с женщинами!
— Ну, возможно, — Эрик пальцами второй руки провел по его подбородку и щеке, очертил линию скулы, — я сумею тебя переориентировать? Я могу быть очень, очень убедительным! Тебе надо просто попробовать, а?
От сопровождения он отказался. Зачем? Затюканный шантажист действительно подписал какой-то нелепый договор о платном информационном обслуживании, причем подписал подлинным именем и засвидетельствовал отпечатком пальца. После чего отбыл с флешкой, фальшивыми данными, полицейским хвостом, да еще и жучков на бедолаге висело, как блох на крысе.