Нам прививки сделаны от слез и грез дешевых,
От дурных болезней и от бешеных зверей.
Нам плевать из космоса на взрывы всех сверхновых –
на Земле бывало веселей!
В. Высоцкий, «Марш космических негодяев».
Лунное небо изменилось: к ярким немигающим звездам и серпу растущей Земли добавился еще один источник света – дюзы пилотируемого космического корабля. «Оранжерея» взорвалась шквалом аплодисментов и радостных криков. Кто-то смахивал предательски выступающие слёзы, и их можно было понять, через несколько часов этим людям предстоял обратный путь домой, на Землю. Не сразу, конечно, – через «НОС», многомодульную национальную орбитальную станцию, крупнейшую из действующих.
Плеча Макса коснулась чья-то ладонь.
– Пора? – повернулся он в разрежённой толпе, встретившись взглядом с Серёгой.
– Да, – улыбаясь, откликнулся тот. – Нужно ещё вещи погрузить, «клавушку» на «панцирь» поменять…
Люди постепенно расходились, тепло прощаясь с остающимися.Двадцатиметровый резервуар с хлореллой разгородил занятых и беззаботных. Все, кто был свободен, не сговариваясь, собрались у прозрачной стены. Огромный сферический купол из толстого армированного стекла открывал фантастический вид на звездное небо с висящей почти в зените Землей. Величественную картину неумолимо перечёркивал силуэт приближающегося корабля.
Само появление летательного аппарата считалось исключительным событием для лунной горнодобывающей базы «Восточная». Посылки с Земли, в том числе еду и оборудование, забрасывали беспилотником, а за очередной партией контейнеров сжиженного гелия-3 прилетал грузовой корабль, который пилот дядька Колька виртуозно сажал на посадочную площадку рядом с промышленным комплексом. И всего несколько раз за всю историю существования базы (без малого одиннадцать лет) появлялся пассажирский транспортник с новой рабочей сменой, попутно забирая тех, чей контракт подходил к концу. Так и случилось в этот раз.
– Ну, бывай, что ли?
– Счастливо оставаться! – пожал протянутую руку Серёга. Комбинезон не оставлял открытых участков тела, за исключением головы и кистей. Кисти закрывались специальными перчатками с шершавой фактурой в ладонной части и гладкой с тыльной стороны, но рукопожатие в «оранжерее» вышло особенно крепким не поэтому. Приятель понимал, что на базу больше не вернется: ему было сорок два, и на Луне он считался чуть ли не старичком. Игосударство, и частные компании предпочитали брать сюда молодежь, чтобы через пятнадцать-двадцать лет получить множество сотрудников разного возраста с космическим опытом. Макс в свои тридцать чувствовал себя на базе как рыба в воде. Из 63 работников оставались «на второй контракт» сорок, а сейчас вот буквально на пороге топталась третья смена, которая должна заменить двадцать три человека, в том числе и Серёгу.
Макс проводил взглядом фигуру бывшего начальника инженерно-технического отдела до лифтовой кабины и обратил внимание на пылевое облако, обволакивающее купол. Космический корабль скрылся из вида за ближайшим склоном и, гудя, заходил на посадку. По стеклу привычно простучал град небольших камней, часть из них вязла в слое оседающей пыли, другие успевали скатиться по выпуклой поверхности в реголит. Призрачная атмосфера, из вежливости не называемая вакуумом, превратилась в тучу пыли.
Отдел, в котором работал Макс, за три года превратился в сплоченную команду, но вот один уже безвозвратно шагал по переходному коридору, соединяющему базу с посадочной станцией. Второй – Гоша – сегодня дежурил в четвёртом ремонтном отсеке. Синекура вообще-то, но только не сегодня: за техником присматривал сам начальник базы, Покровский. На последней тренировке «условно пострадавший» Гоша изобразил курортника на пляже и закопался в реголит по самые уши. Через такой слой не просвечивала даже спасительно-яркая «клавушка». Техника нашли, еле-еле уложившись в отведенное время. Формально ругать его было не за что, но начальство все-таки громко попросило Гошу не испытывать иные функции скафандра – например, возможность удерживать воздух минут пять-десять без шлема за счет направленного газового выброса, или прогуливаться со шлемом по лунной поверхности в течение часа. Кто хочет в испытатели, тем в другой отряд, а у нас тут гаечки крутить надо, во славу промышленности, науки и «ГосКосмоса», конечно…
Корпорация «ГосКосмос» в этот раз, вопреки обыкновению, смогла повлиять на ОАО «Полёт», монополиста в области российского ракетостроения, и назначить дату прилёта смены на 12 апреля 2061 года. Ради красивой даты плюнули даже на экономическую целесообразность: траектория на сей раз была невыгодной. Зато совмещение 100-летнего юбилея первого полёта человека в космос с очередной высадкой людей на лунную поверхность выглядело символично, несмотря на разный уровень достижений. Начальство базы объявило этот день выходным, но без дежурств и ответственных, разумеется, не обошлось. Максу досталась «оранжерея», центральный биохимический отсек, – одно из редких помещений базы, позволяющее выглянуть за стены без облачения в «панцирь», тяжёлый скафандр для выхода на поверхность. Однако «клавушка», она же «КЛА-В-8», была обязательна к ношению. Максим глянул на оранжевый неясный отблеск в стекле и поморщился: яркий цвет здорово бил по глазам.
Клубы пыли не рассеивались, народ, разбившись на кучки, гудел.
– Помнишь, дядя Коля посадил грузовик на одном двигателе, а Марина потом…
— Рыжий, говорят, всю посадку продрых…
— А у нас дверь каюты заклинило, сами просочились в коридор, а чемоданы уже никак, Эвелина ругается, пришлось свертки по чужим сумкам распихивать. Карина, бедняжка, полчаса возилась. А чемоданы ей потом прислали, да.
Бойцы вспоминают минувшие дни, фыркнул Макс. Разминаются перед приездом новичков. Ничего-ничего, после официальной части на неподготовленные головы столько фольклора польется – только успевай слушать. Про дела древние, места незнаемые, титанов духа… Большинство баек касалось легендарных времен после взрыва: «Восточную» построили в 2050-м, но из-за аварии в термоблоке половину надземных построек попросту снесло. Люди спаслись, обошлось даже без серьезных травм, но в результате руководство пересмотрело свои взгляды по части безопасности и медицины, а конструкторы всех лунных сооружений стали закладывать в планы параноидальные цифры возможных перегрузок. А пока все спорили, не отправить ли на Луну одних роботов, «Восточная» обзавелась соседями. В двухстах километрах устроилась американская «Артемида», на линии между ними приютилась общая лаборатория-обсерватория «Астра» и маленькая техническая станция, а в Море Дождей построили базы японцы и китайцы – тоже практически бок о бок.
К 2056 году, когда обновленная «Восточная» была готова отпустить строителей и принять рабочих, Луну можно было считать густонаселенным небесным телом. Во всяком случае, на Марсе еще никто не жил – болтались на орбите да иногда делали короткие вылазки! А на лунных базах добывали бесценный для земной энергетики гелий-3, попутно извлекая из реголита и другие полезные ископаемые, например, титан. Пока техники присматривали за агрегатами, ученые превратили базы в гигантские лаборатории, изучая космос, Луну и человека на ней. Так что «лунатики» не без оснований подкалывали в Сети космических коллег и изображали старожилов перед новичками-чечако.
– Правый! – окликнул сзади Макса по фамилии начальник «Восточной».
– Да, Алексей Юрьевич? – обернулся тот, столкнувшись нос к носу с Покровским. Высокий, худощавый, прямой, как главная антенна, начальник поддерживал физическую форму, и в свои сорок мог дать фору двадцатилетним.
– Прибывший с грузом перевозчик повредил переднюю ось. Бригада в третьем ремонтном отсеке им уже занимается, – полковник в отставке словно рапорт «ГосКосмосу» строчил.
– Опять первый?
– Нет, «Гром-2». Снимаю тебя с дежурства. Сам достою.
– Понял, иду.
Макс поискал в ситуации хорошее и обрадовался тому, что можно снять скафандр. И поскорее, а то можно пропустить все веселье. В конце концов, сюда не каждый день новые люди прилетают! Понятно, что все давно познакомились через Сеть, но одно дело – лица на экране, другое – соседи по кубрику.
Бригада уже занимается, значит, доставлять машину с поля не нужно. Быстрее управимся, но… минус еще один шанс погулять снаружи.
Макс с детства мечтал прыгать по лунной поверхности в настоящем скафандре и приложил к этому все усилия: занимался гимнастикой и лёгкой атлетикой, интересовался космонавтикой, и в конце концов отважился подать документы на факультет строительной робототехники, справедливо рассудив, что конструктор-разработчик – востребованная в звёздном небе профессия. Красный диплом открыл дорогу на трёхлетние курсы подготовки космонавтов. В двадцать семь он с удивлением обнаружил себя на лунной базе. Но мечта не спешила осуществиться. Если не считать тренировок и учебных тревог, полноценный скафандр, «панцирь», Макс выгуливал по реголиту дважды: во время высадки и когда год назад забарахлил передатчик. Двадцать минут и полтора часа. Вот и всё время топтания лунной пыли за три года. Хоть в обслуживающий персонал записывайся – те хотя бы время от времени выбирались наружу, чтобы счистить космический мусор с купола «оранжереи» или протереть стеклянный фасад смотровой площадки, если вдруг не справлялись очистители. Вот «клавушку» надевать приходилось гораздо чаще. Надоесть успела до чёртиков. Неудобная. А цвет? Ужас!
Впрочем, новый трехлетний контракт он все же подписал: романтика романтикой, а опыт, знания и, что немаловажно, деньги тоже нужны.
Палец Макса уже приближался к кнопке вызова лифта, когда запищал селектор. Трубку надлежало взять дежурному.
– Покровский у аппарата, – отчеканил начальник, исполняющий только что принятые обязанности.
Собравшиеся смотреть прилунение люди притихли.
– Да, двадцать три человека на замену.
Воздух наполнился смутным беспокойством.
– Нет, никакого пополнения.
Алексей Юрьевич – спокойный уравновешенный человек, безжалостно подавляющий любые эмоции. Вот и на этот раз еле различимое удивление скользнуло в твёрдом голосе, сменившись тенью беспокойства.
– Я разберусь. Сейчас буду.
Ответственность за происходящее подталкивала к немедленному действию, но несколько десятков пар глаз в растерянности ждали прояснения ситуации. Поэтому за щелчком вешаемой на законное место трубки прозвучали слова, вполне обыденные для Земли, но для находящихся на закрытой лунной базе означавшие проблемы пока ещё не ясного масштаба, которые могли привести к настоящей катастрофе. И повисшая после них полнейшая тишина доказывала, что суть всеми понята правильно.
– Новая смена – двадцать четыре человека.
Утро для Александра началось с голоса Рэя:
— Давай посмотрим, можно ли мне уже вставать?
Александр разлепил глаза и поднялся, растирая виски – органический мозг плохо отреагировал на сон при работающем на полную мощность процессоре.
— Что ж тебе прям с утра не терпится?
— Хочется уже побыстрее на ноги, — отозвался Рэй.
— Дай хоть одеться, — Александр поплескал в лицо холодной водой, просыпаясь, натянул джинсы и футболку. С диагностом наклонился над Рэем:
— Показывай.
Диагност показал полное восстановление костной ткани.
— Прекрасно. Теперь попробуй встать.
Рэй спустил ноги с кресла и осторожно встал. Поморщился, но сделал шаг.
— Хорошо, — одобрил Александр, — а теперь без имплантатов.
Рэй отключил механические детали и тут же оступился:
— Больно наступать, еще больнее, чем было.
Александр мягко толкнул Рэя обратно в кресло, присел и чуткими пальцами пробежался по ступне.
— Мышцы деформированы, массаж надо делать, растягивать. Ты не знаешь, специальные программы есть? А то по-человечески долго осваивать, тут определенная специфика нужна.
— Есть, Irien’овские и для Маry, в разделе «медпомощь», там покопайся. Только лишнего ничего себе не установи нечаянно, — Рэй снова быстро обрел обычную легкость.
Александр открыл свой рабочий чемоданчик, просмотрел список программ.
— Массаж при спортивных травмах, это?
— Наверное, я же название не могу сказать.
— Вот еще один: «массаж медицинский». Сейчас оба загружу, посмотрим, что получится.
Обе утилиты легли в процессор, и Александр снова взялся за ногу Рэя.
— Тебе как, быстро и надежно или долго и вежливо?
— Быстро и надежно, естественно, — с жаром воскликнул Рэй.
— Тогда терпи, — хмыкнул Александр.
Полностью подчиняясь программе, он вначале осторожно размял мышцы, а потом каким-то хитрым хватом зажал ступню и выгнул ее «птичкой» так, что Рэй зашипел сквозь стиснутые зубы:
— Что ты делаешь?
— Рву мышцы, — невозмутимо отозвался Александр и в довершение впился пальцами глубоко внутрь. Под нажимом стало расползаться пятно гематомы.
— Жесть! – Рэй перекинул информацию от рецепторов на процессор. – А зачем?
— Сейчас зафиксирую в правильном положении, — Александр сноровисто наложил фиксатор из быстроотвердевающего пластика, — и мышечные волокна срастутся так, как нужно. К вечеру размотаем.
Поднялся, вытирая руки медицинской салфеткой.
— Завтракать будешь?
— Когда это нормальные киборги отказывались от завтрака? И от обеда и от ужина тоже.
— Даже от несладкого? – с преувеличенным ужасом округлил глаза Александр.
— Эх, ага. С вашими человеческими привычками придется мороженым догоняться.
Рэй немного помолчал, потом поднял на Александра виноватые глаза:
— Алекс, ты на меня слишком серьезно не реагируй, у меня шутки, наверное, дурацкие, я ведь только учусь.
— Таак, — Александр присел на край кресла, — с чего такие приступы самообвиновачивания?
— Ты, наверное, подумаешь, вот, зазнался. А я просто ошалел от вседозволенности. Ты не думай, я тебе очень благодарен, я до сих пор поверить не могу, что это все, — он обвел взглядом тесную рубку, — со мной, что все настоящее, — в глазах виноватость сменилась почти фанатичной преданностью, — я для тебя, только скажи, DEX-компани штурмовать пойду, с одним бластером.
Александр стиснул ладонь Рэя, слов не хватало.
— А еда, это я так, придуриваюсь. Мне на самом деле все в радость. Последние несколько лет мне редко что-то кроме DEX-эконом перепадало. Вкус мерзкий – это фигня. Вот когда процессор, вместо того, чтобы просчитать траекторию возможного падения качающейся вывески, начинает тормозить из-за отсутствия глюкозы – это уже неприятно. Когда идешь по улице, и от запаха сахарной ваты начинает мелко потряхивать, и даже повернуться в ту сторону нельзя…
— Все прошло, — Александр тряхнул Рэя за плечо, — все позади, и больше не вернется. Другие сложности будут, не отрицаю, но скрываться уже не надо будет больше никогда. Или, наоборот, всегда. Ты же теперь как человек будешь.
— Нормально, я справлюсь.
— А хочешь, я тебе из города сахарной ваты привезу?
— Хочу, — обрадовался Рэй.
— И привезу вот, — Александр встрепал Рэю макушку, — пацан ты еще зеленый.
— Почему зеленый? – Рэй смешно скосил глаза на нос, потом подтащил к глазам прядь волос, — белый. И рыжий.
— Вот об этом я и говорю, — туманно ответил Александр, и, уже из кухни, где наконец-то взялся за приготовление завтрака, пояснил:
— Поговорка эта о том, что собеседник еще недостаточно зрелый, в моральном, психологическом, умственном, физиологическом или другом плане, зависит от контекста. Аналогами этой поговорки являются «мелочь пузатая», «салага», «чайник», «неоперившийся птенец», «пороху не нюхал» и еще множество других. Вот поэтому я тебе скинул словарь идиоматических выражений, читай и наслаждайся.
— Буду читать, — Рэй открыл одну из книг в вирт-окне, — это нормально, что я не загружаю книгу в процессор, а читаю глазами?
— Да, абсолютно, — кивнул Александр, хотя Рэй его и не мог видеть, — это как раз очень по-человечески, продолжай.
Позавтракав с Рэем без изысков приготовленной яичницей, Александр улетел в город. Без особой цели, если не считать обещанную сахарную вату. Просто хотелось не торопясь пройтись по инопланетному городу, почувствовать мир не на бегу, а вдумчиво впитать его, прикоснуться к атмосфере.
Прошелся. Сильно не впечатлило – в Кольце сколько угодно мест гораздо экзотичнее. Обычный маленький городок, таких полно в российских глубинках. Ну, инопланетяне. Немного, но есть. Те же полосатые изящные альфиане, вездесущие суетливые шоаррцы. Но Александр честно выходил четыре часа – в конце концов, надо дать Рэю хотя бы немного свободы от своего постоянного присутствия.
В конце прогулки Александр в том же гипермаркете купил большой ком сахарной ваты и, подчиняясь наитию, сгреб с полки большую половину чупа-чупсов, здесь обзывающихся как «Соси ледовый сахар».
С пакетом вернулся на яхту. Рэй дисциплинированно лечился с книгой в вирт-окне и полурастаявшим мороженым в руках.
Увидев Александра, он поспешно заглотал лакомство и промычал что-то приветственное.
— Чего-чего?
— Просто привет сказал, — Рэй продышался и повторил уже внятно.
— Аа. Вот, держи, — протянул сладкоежке пакет с покупками.
Рэй немедленно вытащил сахарную вату и распотрошил упаковку. Блаженно жмурясь, отщипнул кусок, затолкал в рот… и предвкушение неземного удовольствия сменилось на его лице разочарованием.
— Это же просто сахар.
— Ну да. Чистая сахароза, расплавленная и вытянутая в нити.
— Мне казалось, что вкус у нее должен быть просто волшебный. Судя по запаху.
— Тогда, в условиях гипогликемии, так бы и было. А сейчас потребности системы в простых углеводах восполнены, а тебе самому она просто не понравилась. Совершенно нормальное восприятие взрослого человека. Не хочешь есть просто так – оставь и положи потом в чай. Возьми чупа-чупс.
— Это вот это на палочке?
— Да, — Александр порылся в пакете и вытащил леденец себе, выбрав со знакомым вкусом, клубничным, — рассказывай, что прочитал.
— Как надо входить в дверь, здороваться, занимать места в транспорте, держать столовые приборы, знакомиться, прощаться… Все так сложно. Но я запомнил. Этим правилам надо следовать всегда-всегда?
— Нет. Исключения бывают, и часто.
— А когда не надо?
— А вот это тебе придется самому понять, накопив и сопоставив нецифровые данные. Да, сложно. Иногда тебе будет что-то непонятно, иногда будешь непонятен ты. В любой ситуации держи хвост пистолетом и делай вид, что так и было задумано.
— Ага. Про хвост пистолетом – это тоже поговорка?
— Да.
— Я еще одну знаю: не все то золото, что блестит, это про вату, которая мне не понравилась, — Рэй тоже запустил руку в пакет с леденцами, вытащил один, снял шуршащую обертку и облизал.
— Знаешь, прикольно, — сунул сладкий шарик в рот и невнятно спросил:
— Когда фиксатор снимать будем? Система сообщает, что все заросло.
— Да? Давай тогда посмотрим, — Александр подтянул ступню Рэя поближе к себе, — и поговорку ты употребил совершенно правильно. Познакомься – это первое разочарование в твоей самостоятельной жизни.
— Еще знаю подходящие. В каждой бочке ложка меда. Нет. В каждой бочке меда ложка дегтя. И чтобы жизнь медом не казалась. А что такое мед?
— Тоже сладость. Вырабатывают насекомые-опылители. Не знаю, как у вас, а у нас еще и жутко полезная вещь. О, надо будет купить тебе, если увижу настоящий. Вторая правильно, а первая без слова «каждой», но тоже вполне подходит, — Александр обработал пластик размягчителем и осторожно размотал.
— Да, тут довольно неплохо все выглядит, — синяк пожелтел и почти рассосался, — ну-ка, вставай.
Рэй встал, непринужденно опираясь на бывшую больную ногу.
— И все-таки, как-то она неожиданно быстро заросла.
— А что ты хотел, в тебя столько регенерина влито, вот и наблюдаются остаточные эффекты. А теперь марш на улицу.
Рэй промаршировал по трапу и остановился неподалеку.
— Задание для разминки ноги: три километра бегом без использования имплантатов. И пока это расстояние не преодолеешь – даже не думай возвращаться.
Рэй хитро сощурился, время ведь не было указано, но Александр продолжил:
— Минимальная скорость восемь километров в час. Жду.
— Я пошел, — Рэй развернулся и скрылся в лесу. Александр присел на ступеньки трапа и открыл на комме вирт-окно с книгой. Ждать пришлось недолго – через тридцать минут Рэй так же бодренько прискакал с другой стороны корабля.
— Все просто отлично! Работает! Я, правда, задержался немного, смотри, какие интересные тона, — скинул в процессор Алексу голографию озера. Тона, правда, были интересные – вода переливалась от густо-зеленого до серебряного.
— Работает – это прекрасно. Болевые ощущения есть?
— Нету. Ну, почти нету. Разрабатывать и пройдет.
Александр скептически посмотрел на Рэя, но тот просто лучился энтузиазмом.
— Хорошо. Чем бы ты хотел заняться в остаток дня?
— Из каких вариантов можно выбирать?
— Вариант «начать галактическую войну» исключается. А кроме… не знаю, сам смотри.
— Тогда, — Рэй помялся, — я бы хотел прогуляться в город.
— Ну, давай, прогуляемся, — Александр поднялся.
— Сам, — Рэй смотрел с надеждой.
— Сам? Один? – последствия этой прогулки Александр не мог просчитать, они были непредсказуемы.
— Да. Можно?
— А почему бы и нет? Только очень осторожно. Флаер возьмешь?
— Нет, пешком.
— Ну, иди. Нет, стой, подожди минутку, — Александр скрылся в яхте, почти сразу же вышел и протянул Рэю банковскую карточку:
— Держи, если надо будет, воспользуешься. Может, перекусить захочешь, или еще чего. Документы никакие не бери, — снял с руки комм, — будешь задерживаться, маякни. Ответит Барсик, тут мы с ним уже разберемся.
— Все понял, — Рэй счастливо улыбался.
— Удачи.
Рэй легким неслышным бегом удалился в сторону города, Александр вернулся в рубку. Делать было абсолютно нечего, связываться с хозяевами «шестерок» пока Рэй не готов к работе не имело смысла, поэтому он просто растянулся в пилотском кресле, открыв вирт-окно с каким-то фильмом.
На голоплатформе появился Дядя Ко.
— Что-то есть у меня сомнения по поводу самостоятельной прогулки твоего «братика».
— Выкрутимся, — отмахнулся Александр, — пусть привыкает к человеческому обществу. Правила общения нарабатывает, тренируется. Пока есть возможность. Планета, в общем-то, безопасная, максимум, что может случиться, он открутит кому-нибудь голову и его пристрелят.
— То есть ты готов даже к такому варианту и не считаешь его невозможным?
— Не готов. Не считаю. Может быть, это жестоко по отношению к Рэю, но я хочу, чтобы после моего ухода все было в порядке. И отсутствие сменщика меньшая проблема, чем сменщик-идиот. Просто тогда придется задержаться дольше. А я уже домой хочу и обратно в свое тело.
— Соскучилась по любимому бюстгальтеру? – ехидно сощурился ИИ.
— Нет. Челка задолбала.
— Ну так обстриги ее.
— Неинтересно.
— Да уж, радикальный способ сменить прическу – вместе с телом. У тебя все не как у нормальных людей.
— Вот это уже интересно. Отсюда, пожалуйста, поподробнее. А как это происходит у людей нормальных, с твоей точки зрения?
— Не с моей, а с общепринятой. Нормальные люди женского пола сидят дома, ходят на приятную работу, воспитывают очаровательных детишек. А если уж и залезают в чужое мужское тело, нашпигованное металлом, то последнее неудобство, на которое обратят внимание – это длина челки.
— Мой, с позволения сказать, детишечка, — развеселился Александр, — несколько вырос. И тебя, между прочим, создал.
— Вот об этом я и говорю. Вырос. Вернешься – еще одного роди.
— Ничего себе заявочки! Тебя создал мой сын, значит, ты мне внук. Если рожу еще ребенка, он будет тебе дядей или тетей. Ты хочешь избавиться от приставки к имени?
— Я бы с ним самолетики запускал, — мечтательно вздохнул ИИ.
— Все понятно. Ты насмотрелся на этого молодого балбеса и тоже захотел понянчиться?
— Скорее всего, да.
— Оставлю его тебе и нянчись. Думаю, самолетики и он будет не прочь позапускать. Ему же все, совершенно все в новинку. Любое человеческое действие, ранее недоступное. И я тут еще требую быть серьезным и взрослым.
— Это точно, требования просто непомерные. Одна сахарная вата чего стоит. Балуешь, как котенка.
Александр пригляделся к искину. Похоже, ревнует или завидует. Или еще что.
— В общем, так, — тон стал жестким, — кого я там дома рожу или нет, ты этого все равно не узнаешь, поскольку остаешься здесь. И этот, вот конкретно этот парень, твоя забота и ответственность.
— Да помню я. Все будет в порядке, присмотрю. Можно хоть без него немного покапризничать?
— Ну, если только немного, то без него можно. Выбирай фильм, который еще не видели. И как бы так развернуться, чтобы вместе посмотреть?
— В рубке две камеры. Одна впереди, другая вверху. Верхнюю просто перелепи назад, она на липучке.
— А… а, ну да, ты же видишь камерой, — Александр переткнул ее и Дядя Ко запустил фильм. Выбор пал на старинного «Аватара».
— Давно хотел посмотреть. Именно посмотреть, а не ознакомиться. Только вирт-окна растяни полукругом, штук шесть или семь, пустые. Там примитивные трехмерные эффекты, будет, как надо.
Они вместе посмотрели кино, Дядя Ко задумчиво вздохнул, и в голову Алисе закралась мысль, что ИИ тоже бы не отказался от ног и прочих частей тела. Над этим следовало подумать. Но чуть позже. А пока следовало подумать над тем, что Рэй отсутствовал и не выходил на связь уже три часа.
Александр послал вызов на комм. Вызов прошел, но ответа не было.
— Вот теперь я начинаю волноваться, — пробормотал он вполголоса.
Дядя Ко подтверждающее кивнул головой.
— Давай еще полчаса подождем, а потом, если не ответит, придется принимать меры.
Но меры принимать не пришлось, через двадцать минут, прошедших в нервном молчании, на поляну рядом с «Великим Хроносом» опустился полицейский флаер. Александр похолодел:
— П…ц! – только и смог вымолвить и бросился к шлюзу.
Запрос состояния, посланный Рэю, остался без ответа. В шлюзе Александр на миг притормозил, выдохнул и спустился по трапу уже в роли преуспевающего DEX’иста, полностью уверенного в своей правоте.
Из флаера вылез грузный полицейский, за ним выскользнул Рэй и замер рядом хорошим, послушным, правильным киборгом. Вытянувшись по струнке. С совершенно белым лицом, на котором редкие веснушки проступили сейчас особенно ярко. Со стеклянными неживыми глазами. Александр понял – под властью полицейского жетона.
С уверенность, которой вовсе не испытывал, Александр спустился по трапу и протянул полицейскому руку:
— Здравствуйте, Александр Рэйв, DEX-компани, что случилось?
Александр достал из кармана жетон и показал его полицейскому, причем так, чтобы его увидел, в первую очередь, Рэй. В его лице ничего не изменилось, только чуть дрогнула кожа между глазами и скулами, ближе к вискам. И тут же пришло паническое сообщение:
— Кажется, я убил человека!
Полицейский протянутую руку пожал, правда, сухо и холодно, но не отверг, знак хороший.
— Ваша собственность?
— Да. Он заблудился?
— Для начала документики попрошу, ваши и на технику.
— Без проблем, — Александр скрылся на корабле. Прихватив пакет документов, он смотался к репликатору и запустил встроенную программу. Как помнилось, эта модель производит неплохую текилу, которую можно будет всучить полицейскому при необходимости.
Вернулся и протянул документы представителю закона. Пока тот изучал карточки, еще раз нервно переспросил:
— Что случилось-то?
Полицейский вернул кусочки пластика и снизошел до объяснений:
— Ваш DEX чуть не убил человека.
У Александра отлегло от сердца – чуть не убил, значит, смог или сдержаться, или рассчитать силу удара, все не так плохо.
— Вообще-то мы должны быть снисходительны, он, скорее всего, предотвратил убийство, и, если вы в скором времени улетите, мы не будем заводить дело. Но за своей техникой следить надо. Вот вы зачем его в город посылали?
Александр повернулся к все еще бледному Рэю:
— Алекс, имеется ли голографическая запись?
Запись мгновенно упала в процессор, а Рэй отчеканил:
— Голографическая запись отсутствует, так как не был произведен переход в боевой режим.
Заглянув в файл, Александр понял, почему это видео не стоит показывать полиции. Даже человек, совсем далекий от дел DEX-компани не сможет не обратить внимания на красные строки проигнорированных команд.
— Уйди с глаз моих. На яхту. Пшел!
Обезопасив Рэя, Александр снова обратился к полицейскому:
— Расскажите, пожалуйста, в деталях, что же все-таки произошло. В надежности своей техники я уверен, вероятно, была какая-то причина.
— Была. Нарик хотел зарезать женщину. А ваш киборг его бутылкой с пивом по голове шарахнул. Наркомана мы повязали, а с вашей техникой сами разбирайтесь, чего это он вдруг такой самостоятельный, только штрафом обойдетесь.
— Вот как раз в этом нет ничего удивительного. Сработали программы гражданского телохранителя, они настроены на происшествие вообще, а не только на защиту хозяина. И выставлен приоритет защиты женщины. Я считаю это правильным и целесообразным.
— Все так, конечно, но какие слухи в городе пойдут. Тем более, в свете о всех этих сорванных машинах.
— Да-да, конечно, я сегодня же покину планету. Вам пришлось побеспокоиться, подождите минуту, я сейчас вернусь, — Александр смотался к репликатору и принес красивую запечатанную бутылку, — надеюсь, это в какой-то мере Ваше беспокойство компенсирует.
Полицейский на бутылку алчно покосился, но стал отнекиваться, Александру пришлось положить презент на сиденье полицейского флаера. Хозяин флаера вежливый намек понял, быстро выписал штраф за халатное использование техники, упихался на водительское место и улетел.
Александр, утерев со лба виртуальную испарину, сделал несколько глубоких вдохов и, придав лицу холодное нейтральное выражение, повернул голову к шлюзу яхты:
— Иди сюда, — негромко, зная, что его услышат.
Рэй приблизился, не выходя из образа правильной машины.
— Это что еще за выходки?
Рэй несколько секунд держал тяжелый взгляд, а потом сдался, поник:
— Я виноват, мне не надо было вступать в драку, — и тут же вскинулся, — но он бы правда ее убил!
— Запись я видел, ты не сделал ничего, что не смог бы сделать среднестатистический мужчина. Как тебя вычислили? Было что-то еще?
— Да, — покаянно произнес Рэй, — я флаер уронил. Скорой помощи.
— То есть, как уронил?
— Увидел мимо пролетающий и направил его к месту происшествия.
— И все поняли, что киборг именно ты, а не кто-то в полукилометре? Не верю.
— Я уже потом увидел полицейского и испугался. Допустил критичную ошибку. Спрятался за процессор, — голос провинившегося стал совсем тихий, — ты, наверное, теперь захочешь меня прогнать?
— Нет, ошибка серьезная, но не критичная. Ты остаешься, но наказание я для тебя придумаю.
Рэй, все еще растерянный и испуганный, поднял голову:
— Остаюсь? Тогда надень на меня «поводок».
— Поводок? Это что еще за БДСМ?
Рэй затряс головой, видимо, отмахиваясь от незнакомого слова:
— Это постоянная связь, взаимный доступ. Обычно главного назначает хозяин, а у нас ты можешь меня полностью контролировать, потому что у тебя процессор мощнее.
— Поводок, говоришь? Как это выглядит? — ему мгновенно был предоставлен полный доступ, — э, нет, меня и так три, еще тебя два, это будет для меня немного перебор, – Александр устало потер лоб в размышлении, — какой, к черту, поводок, если мы пытаемся сделать из тебя человека? Сейчас мы перелетим на другую планету, и там приступишь к отработке промаха – будешь ходить и социализироваться. Общаться со всеми подряд, начиная от продавщицы на рынке, заканчивая директором банка.
Дождавшись кивка, подтверждающего, что задание понято, Александр продолжил:
— А пока что вот так…, — и, пользуясь не разорванным еще полным доступом, отключил процессор Рэя.
А вот эти, пожалуй, вполне перспективная пара.
— Которые?
— Зонд девять, третий экран. Те, что у водопада.
— Ну-ка, дай глянуть… Ничего себе! Ты в своём уме?! Они же с разных берегов! Ты на ауры посмотри!!!
— Я и смотрю. А ещё я смотрю на генетические коды и дерево вероятностей.
— Бред! Милтонс не зря разогнал их по разным песочницам! Если бы он хотел их скрещивать — зачем вводить столь строгие ограничения и запреты?! Зачем забивать поведенческие табу в самый базис, чуть ли не на генетический уровень?!
— Запретный плод сладок. И песок в чужой песочнице всегда более привлекателен.
— Ты думаешь? Хм… но так переусложнять…
— Я не думаю. Я считаю. И мои расчёты показывают, что у этой славной парочки будут очень интересные дети. Интересные и… перспективные.
— Но кошка с собакой?! Бред…
— Ты лучше посмотри на линию этой малышки.
— Ну-ка, ну-ка… Что-то знакомое… Милтонс свидетель! Это же та самая!!! Зря ты тогда так, я же говорю, могло получиться, надо было дожать! Уже тогда! И не сидели бы теперь… Малышка перспективная, да. Но… собака и кот?..
— У девочки редкая линия. Именно эту ветвь сам Милтонс называл наиболее…
— Милтонс в своём гребаном недоотчёте называл целых три ветви!!!
— Именно. И представителей двух из них ты сейчас видишь на третьем экране девятого зонда.
— Ты считаешь, что и он — тоже из перспективных?.. Нда, действительно, а я как-то даже… Слушай, а ведь это идея! Нет, действительно! Гибрид. Полукровка. Полукровки зачастую куда сильнее родительских пород, тех же мулов вспомнить! Или эль-габриусов! С Милтонса станется запрятать две части пазла на разных берегах. И почему мы раньше не додумались! Но кот и собака… ты думаешь, у них хоть что-то получится?
— Почему бы и нет? При достаточно сильной мотивации…
— Ха! Ну, уж мотивацию мы им обеспечим!
* * *
Она опаздывала.
Днём до посёлка — рукой подать, даже согреться как следует не успеваешь. Днём она, пожалуй, не сумела бы опоздать, даже сильно постаравшись. Но так ведь это — днём. Днём не цепляют за ноги нахальные ветки, не подворачиваются камни, предательски невидимые в обманчивой пляске теней Малой луны. Днём она бы бежала, а не плелась, через шаг спотыкаясь и чуть ли не падая через каждое третье спотыканье!
Впрочем, нет.
Днём бы она тоже не успела.
— Где тебя милтонс носит?!
Странно.
Руки у Вита злые, в плечи вцепились грубо, словно намекая на близкое уже наказание. А вот в голосе — больше облегчения, чем праведного негодования. Да и вообще — что он делает тут, в двух шагах от её личного тайного отнорка, о котором, как она полагала, не знает никто? Откуда он вообще тут взялся, злой и вполне вменяемый, когда ему ещё как минимум дня два на сьюссиной свадьбе гулять полагается?
— Извини…
Он не дал ей договорить, впихнул в отнорок, да ещё и наподдал как следует по заднице — для придачи должного ускорения. Перестарался — она не успела стормозить руками и зарылась лицом в землю. Крутанулась, вывинчиваясь на поверхность уже по внутреннюю сторону забора. Обычно она пролезала тут в сквоте. Но не при Вите же! Поднялась, отплёвываясь и ожидая, пока пролезет и сам Вит. Он сопел, шипел и ругался шёпотом, протискиваясь, и от этого она вдруг ощутила странное злорадное удовлетворение. А правильно! Нечего по чужим отноркам шастать, не под твои габариты рылось!
А то, что толкнул он её так сильно — это даже и хорошо. С полным ртом земли извиняться очень трудно. А ей почему-то совсем не хотелось сегодня извиняться.
Впрочем, вёл себя Вит настолько странно, что оправдания сами собою завязли бы у неё в зубах, даже имей она желание высказать их вслух.
Вместо того чтобы наградить затрещиной — так, для порядка и в преддверии настоящего наказания — он выволок её к освещённой узкими лунами стене патрульной конуры и начал лихорадочно отряхивать. Даже на корточки присел, чтобы удобнее было обтирать какой-то грязной тряпкой её перепачканные в земле ноги. Присмотревшись, она узнала в этой тряпке парадную форму самого Вита. И настолько растерялась, что даже не пыталась сопротивляться.
— Наградил же милтонс сестричкой! — шипел Вит сквозь зубы, слегка подскуливая. — Носит её вечно где-то, а изгваздалась-то, лоранты-следователи, просто ходячий ужас, как же я тебя такую людям-то показывать буду?!
И ещё много чего шипел он, судорожно приводя в порядок её одежду и оттирая грязь с исцарапанных коленок. Но от этого странное его поведение понятнее не становилось.
Внезапно стало светло, над низкими крышами заметались оранжевые сполохи, отодвигая ночь далеко за пределы посёлка. Стенка конуры, к которой прижимались её лопатки от грубой заботливости Вита, внезапно оказалась в глубокой тени — свет шёл с Центрального Выгула. И оттуда же поплыл звон — низкий, тягучий.
В тон ему завыл Вит — тихонечко, сквозь зубы.
— Искра! Они уже дали Искру и Стартовый Сигнал! Скоро топливо подадут и начнут Обратный Отсчёт! А потом и «Поехали!» прокричат… А мы с тобой ещё не под дюзами!!!
Он схватил её за руку и потащил к центру посёлка, крича на бегу:
— Ты хоть понимаешь, дура, какое тебе счастье выпало! Сами Лоранты-Следователи, да будет вечно стабильной их орбита, выбрали тебя искупительной жертвой! Они обещают возобновить Испытания — для твоих детей!..
* * *
И любопытная ночь, уже было подкравшаяся в желании разузнать, отчего не спится этим странным двуногим, испуганно отшатнулась от рванувшегося к небесам ревущего пламени огромных ритуальных костров…
* * *
Ночь лениво жмурилась обеими лунами — узкими, словно глаза засыпающей кошки. Она и не пыталась разглядеть то, что происходило внизу, под плотным прикрытием глянцево поблёскивающей листвы. Оттуда, сверху, слитные кроны деревьев казались гладью безбрежного моря, спокойной и непроницаемой. Если на глубине у самого дна и начинались бурления и суета, до безмятежной поверхности не долетало даже отдалённого намёка. Так зачастую и сильнейшие глубинные течения не вызывают на поверхности океана даже лёгкой ряби.
Река с высоты казалась серебряной лентой. Огромный и уже почти прогоревший костёр на том ее берегу, где не было леса, выглядел самоцветом, подвешенным на этой ленте. Драгоценным камнем цвета гаснущего пламени…
— Я что-то не совсем понял. У меня что — больше нет Права На Выбор? Священного права любого взрослого кота? Ты собираешься мне… я не расслышал… кажется — при-ка-зать? Мне, коту?..
Непроницаемой листва казалась только сверху. Внизу же света вполне хватало, чтобы как следует разглядеть высоко вздёрнутые брови Ксанта и его глаза, широко раскрытые в почти ненаигранном удивлении. Всем разглядеть, кому могло бы быть любопытно. Только вот праздно любопытствующих посторонних в Круге не было.
В этот Круг и так-то старались не заходить без особой на то нужды. Сейчас же у всех совершенно неожиданно обнаружились чрезвычайно срочные дела где-то поодаль. И Ксант сколько угодно мог поднимать свои брови — оценить было некому. Кроме, разве что, Леди Мьяуриссии. Старшей Леди. Самой Старшей. И — вот уже почти два сезона — Старшей Матери. Страшноватое сочетание. Такую вряд ли проймёшь вздёрнутыми бровками и наивно округлёнными глазками.
Ну ладно, ладно, но попробовать-то стоило?!
— Ну что ты, лапушка… Приказать я тебе, конечно же, не могу… Как можно!
Леди Мьяуриссия ехидно оскалила острые белые зубы. Эти зубы разгрызли с хрустом и писком вот уже шестой десяток сезонов — и, надо отметить, сделали это без малейшего для себя ущерба.
— Как же я могу нарушить Священное Право Кота? Ваше единственное, можно сказать, право… Никак я не могу его нарушить…
Голос у Старшей Леди был мягок и нежен. С такой же мягкой нежностью скользит по обнаженной коже бархатистое тельце Быстрой Смерти. Говорят, у той твари действительно очень мягкое и нежное брюшко. Ксант не видел — прозванные так многоножки водятся далеко, где сухо, нет рек и почти совсем нет деревьев. Да и мало кто из тех, кто действительно видел Быструю Смерть и ощущал бархатистость её брюшка на собственной коже, может потом рассказать об увиденном и прочувствованном.
— Но кое-что я всё же могу. В том числе — сделать твою дальнейшую жизнь достаточно… ммм… неприятной. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я знаю массу не слишком приятных и можно даже сказать печальных обстоятельств, которые умная леди-мать может устроить зарвавшемуся котёнку на вполне законных основаниях?
Стоять и дальше с вытаращенными глазами было попросту глупо. Тем более что зрителей нет. Ксант вздохнул, отвёл взгляд, открыто признавая собственное поражение, скривился и отрицательно мотнул головой. В способностях Леди Мьяуриссии он не сомневался.
— Вот и умничка. Так что никаких приказов. Что ты?! Священное право священно, и выбирать будешь только ты сам. Просто предлагаемый тебе выбор несколько… необычен, вот и всё. Но решать всё равно тебе. Ну и так что же ты выберешь и решишь? Я вся внимание.
Ксант фыркнул. Старшая Леди правильно оценила тон этого фырканья и заговорила уже совсем с другой интонацией — без нажима и почти как с равным. Насколько, конечно, может быть ровней простому коту Старшая Леди.
— Сам рассуди — ну что в этом такого? Подумаешь! Просто ещё один Обряд Инициации! Сколько их на твоём счету? Вот-вот, ты же у нас мастер, выдающийся специалист, знатный дефлоратор, вести о твоей доблести достигают звёзд, и даже сами Лоранты — и те оценили твоё мастерство по заслугам. Великая честь. Не кого-то потребовали, а именно тебя, сам понимать должен… Впрочем, мы и без небесного подтверждения всё равно бы тебя выбрали, ты ведь из молодняка самый лучший, кого же посылать, как не тебя? Сам подумай — кому ещё могли бы мы поручить такое ответственное дело?
Ксант фыркнул снова. Вздёрнул подбородок. Он не собирался соглашаться. Во всяком случае — не так быстро. Хотя и знал, что в конце концов придётся. Даже самый маленький и глупый котёнок отлично знает, с какой стороны у птички острый клюв, а с какой — вкусное мягкое пузичко. Но именно потому, что соглашаться всё равно придётся и единственное, что осталось — это как следует повыламываться напоследок, выламываться следует как за себя, а не за кого постороннего. Вот и будем выламываться, а они пусть уговаривают. Таковы правила игры.
— Леди, не надо смешить мой хвост! Специалистов полно. И куда более опытных. Тим, например. Или тот же Базилий. Вы, конечно, можете и не знать, но это именно он меня научил всему, что я умею. Но далеко не всему, что умеет он сам.
— Тимур стар. — Леди Мьяуриссия одобрительно улыбнулась — она тоже чтила ритуал и не любила слишком быстрых побед. — Вот уже четыре сезона он не провёл ни одной удачной инициации. Да и ранее его обряды некоторое время были не слишком успешны. Его лучшие годы давно уже позади. Беда же Базилия в том, что он слишком умён и опытен. Он много знает о прошлом, но эти знания сейчас ему только мешали бы. Тебе предстоит такое, о чём он знал бы не больше тебя. А он — в отличии от тебя — уже привык к тому, что знает и умеет всё. Нет. Будь Базилий единственным котом подходящего возраста — я и тогда не рекомендовала бы поручать этот обряд ему. Здесь нужен вчерашний котёнок. Умный — да. Опытный — да, но молодой и нахальный. Такой, как ты.
— Леди, если вам нужны сосунки, то Маркисс даст мне фору в два световых по части нахальства и молодости.
Снова сверкнули под луной белоснежные зубы. Показалось или нет, что клыки действительно удлинились и стали более острыми?
— Маркисс — глуупый мальчиишка. Он на всюу жизнь останется котёонкоум. По части оупыта оун тебе и в подхвоустье не гоудится, да ты и сам этоу знааешь, ты веедь у наас уумница.
Не показалось. В голосе тоже проступают мурлыкающие интонации. Материнские такие, убаюкивающие. Последний довод — довод Матери. Таким тоном говорят со слепыми котятами. Шалунишка, ты опять вёл себя плохо, но это ничего, ведь мамочка тебя всё равно любит. И слепые котята искренне верят этим словам, а, главное, — этому тону. Правда, с возрастом они перестают быть слепыми.
Только вот всё равно почему-то каждый раз так хочется поверить…
— Малыш, послушай, священное право — оно, конечно… Но ведь слово Лорантов-Следователей священно не менее! Пятнадцать сезонов они нас игнорировали, пятнадцать сезонов не было никакой надежды на Гуманитарную Благодать… Тебе нравится Рацион? Ну так вот, их почти не осталось, этих вкусных маленьких плиток. Что ты так на меня смотришь? Да, именно, они тоже часть Благодати, каждый раз, после Испытаний…. Только вот Испытаний нет уже пятнадцать сезонов. Да, мы подделываем мелкую раздачу — каждый раз, для котят, а что ещё остаётся? Но ты ведь взрослый, должен понимать — нет испытаний, нет и Благодати. Впрочем, Рацион — ерунда, охотницы нас прокормят, но вот одежда… Тебе нравятся кожаные штаны? Грубые, плохо выделанные и скверно пахнущие… Впрочем, что я тебе рассказываю, ты же видел охотниц. И нюхал. А скоро всем придётся носить такое — шорты не растут на деревьях. А посуда из глины тебе нравится? Она прелестна, пока остаётся котячьей забавой, но вот готовить в ней… Зачем? Куда проще уйти в сквот. Надолго. Может быть, навсегда. В сквоте не нужна одежда, и еда годится сырая… Ты знаешь, что число охотниц растёт с каждым сезоном? И они всё больше времени проводят в сквоте? Они дичают, Ксант. Мы дичаем. Возобновление Испытаний — наша единственная надежда, иначе очень скоро мы все уйдём в сквот — и уже не захотим возвращаться… Как ты думаешь, зачем мы Пятнадцать сезонов зажигали Сигнальный Маяк и отправляли дежурных к Лестнице-в-Небо, а потом имитировали Снисхождение Гуманитарной Благодати? Вера, Ксант. Вера слабеет, а она единственное, что удерживает нас от сползания в дикость. В некоторых лукошках стали поговаривать, что орбита давно пуста. И никто больше не наблюдает за нами свыше. Думаешь, я не знала про эти мерзкие разговорчики? Знала. Но — верила, что это неправда и когда-нибудь неверящие будут посрамлены. И оказалась права. Лоранты не случайно выбрали тебя, у тебя три десятка удачных обрядов. Три десятка инициаций — и полтора десятка пропущенных сезонов, словно по два обряда на каждый, думаешь, это случайно? Нет. Это знак.
— Двадцать девять.
— Это неважно, пусть пока двадцать девять… пусть. Впрочем… Как раз-таки важно! Именно этот, тридцатый, станет самым важным, самым значимым. Это всё равно знак, нет, это даже ещё больший знак! — Голос Старшей Леди стал совсем ласковым. — Главное — такая честь… Ты не бойся, подумаешь — сучка, велика ли разница? Все мы внутри одинаковые, что леди, что сучки, чего тут бояться? Некоторые леди — те ещё сучки, тебе ли не знать? Просто делай своё дело, держи покрепче да суй поглубже, делов-то! А если действительно чего опасаешься… — тут её тон стал настолько доверительным, что Ксанта затошнило, — то у меня настоечка есть. Вот, держи. Хорошая такая настоечка, как раз для таких случаев. После неё ты не то что на сучку — на любое дерево с дуплом кидаться начнёшь…
Теперь его брали на «слабо». По ритуалу следовало оскорбиться. И сделать вид, что уходит. Как же — тут сомневаются не только в его храбрости, но и в мужской силе! Он не останется там, где… да он никому не позволит… да он никогда… да ищите другого…
У края круга его, конечно же, остановят. Потом будет ещё два-три взаимных полу-извинений, полу-угроз, три шага вперёд, два назад, три в сторону — и снова по кругу… Повторить не менее трёх раз — и можно соглашаться, не потеряв лица.
Ксант дёрнул ухом. Ему внезапно стало скучно и противно.
— Ладно. Считай, что ты была очень убедительна. Когда?
* * *
Из служебной записки Отдела телепатии Службы Дознания.
Согласно циркуляру 8-08 от 25.11. 2027 проводилась ежемесячная стандартная проверка лояльности персонала Дворца силами телепатов. Проверено 2032 экземпляра. Особое внимание уделено вновь принятым на работу.
Подозрительных фактов не выявлено.
Руководитель отдела кентавр Феодор.
Ослепительно белые, густые волосы и черные глаза, в которых, несмотря на сотни прожитых лет, пляшет неугасшее пламя.
Анна, Хранитель Пламени клана.
— Подойди, детка.
В присутствии Анны девушка и впрямь ощущала себя деткой. Хранительнице не меньше трехсот лет. Появлялась она на людях нечасто и была единственным фениксом, не принесшим клятву верности Повелителю.
— Садись, — девушка опускается на алый коврик. Теплый. — Давно я хотела поговорить с тобой.
Немолодая феникс со странным выражением рассматривает ее, и Лине становится не по себе. Хранитель пламени еще и следит за соблюдением законов и традиций, и если до нее дошли кое-какие новости (убийство без контракта, например, или лечение. или контакты с… ), то жди неприятностей. Крупных.
— Когда-то Лиз просила не мешать ей. Но раз сейчас все изменилось, то старый договор больше не нужен. Ты как себя чувствуешь?
Меньше всего Лина ждала такого вопроса. Она бы не так удивилась, если бы Анна поинтересовалась самочувствием Вадимовых акул.
— Что?
— Ах, Лизанька… — невпопад вздохнула Хранительница. — Ты сейчас танцевала, Лина, и при целой толпе. Тебе ничего не кажется странным?
Ну, если так ставить вопрос…
— Вообще-то у нас троих началась головная боль, — припомнила девушка потускневшие глаза подруг. — Почти разом.
— Это пройдет. — почему-то улыбается пожилая женщина. — Уже проходит. А как с твоими силами?
— Все нормально.
— Ты уверена?
— Вы хотите дать мне поручение? — догадалась девушка. — Все нормально, я в силах!
— Я знаю, что ты в силах. Ты только что питалась. И вполне сильна.
— Я никого не трогала!
— Об этом я и хочу тебе сказать: фениксы могут получать силы, не отнимая их у других. Художники, певицы, танцоры — особенно танцоры. Вами восхищаются — и это приток сил. И чем больше публики, чем зажигательней танец — тем сильней приток и тем дольше потом не нужно питание. Так как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — Лина лихорадочно осмысливала новую информацию. Вот почему в детстве в ней так редко просыпался Феникс — она любила танцевать. Вот почему мать не давала ей заводить зверьков — они любят хозяина. Значит, она могла не убивать, могла не отбирать чужие силы, просто жить! Могла. — Почему я этого не знала?!
Старшая феникс погрустнела.
— Я думаю, детка, ты знаешь ответ. Лиз хотела, чтобы ты стала гордостью клана Феникс. Ее гордостью.
— Гордость! — у девушки не нашлось слов. Это ее жизнь, ее! Ее, а не… Ох, мама.
— Она просила не мешать ей, а я слишком любила мою последнюю внучку. Прости, детка. Но сейчас… ты уже знаешь, что Лиз вернулась?
— Что? Вы знаете? — возможно, в голосе девушки было многовато эмоций, но Хранительница Пламени — ее прабабушка? Это слишком. Новости требовали осмысления. Немедленного!
— Она снова попытается управлять твоей жизнью.
— Не выйдет. — Лина и сама удивилась, как зло звучит ее голос, но такое… такое…
— Лиза упряма. И тебе, детка, если ты хочешь исправить то, что она сломала, нужно идти в бой с открытыми глазами. Тебе нужно не только питание, но и оружие. Поэтому ты должна знать кое-что еще.
— Еще?!
— Ты знаешь, что у нашего клана древние традиции.
— Которые я нарушаю? — взъерошилась младшая феникс. Эй-эй, Лина, потише, не забывай, с кем говоришь. Вредностью от подопечного заразилась?
— А мышка все о кошке, — подмигнула совсем несердито Анна. — Не о том я совсем, лучше вспомни «Право Избранника».
— Я помню. Феникс имеет право на любовь… — Лина запнулась. Странный разговор, ох, странный.
— А ты помнишь дополнения?
— У нас экзамен? Избранник может быть только воином или артистом.» Дабы не утратился дар Феникса», — по памяти отбарабанила девушка. Вот же странная традиция.
— И выбор идет через поколение. Твой дед был артист… и твой Избранник должен быть из них.
— Знаю, а отец воином.
— Нет, — седовласая Хранительница мягко качнула головой, и ее голос обрел какую-то особую теплоту, таинственность.- Послушай, Лина, ты с детства знаешь, что ты — ведьма клана Феникс, но сознаешь ли ты, насколько мы необычны? Мы ведьмы, но нам не вредит пламя. Мы умеем призывать металл, и нам дан дар воскрешения. Мы живем немного дольше людей, и так уже тысячи лет.
Это дар Феникса, наше наследство.
В наших душах пламя и металл — поэтому мы так горячи и беспокойны, способны на вдохновение, чувство, интуицию, и одновременно с этим нам подвластны холодная логика и трезвый расчет.
«Ближе к делу,» — нетерпеливо подумал «трезвый расчет». Анна словно прочитала ее мысль.
— Потому-то фениксы и призывают к своей руке то воинов — воплощение силы металла, то людей, одаренных Пламенем — артистов. Дабы новые дочери феникса не утратили ни того, не другого. Лизанька… Лиз… нарушила закон. Дважды.
В первую секунду Лиина просто не поверила.
— Что?! Мама? Она же такая… правильная. Не может быть!
Мать была ярой сторонницей традиций и это превратило жизнь единственной дочери в кошмар.
— Когда Лиза полюбила молодого музыканта, это нарушило закон, это было плохо. Но такое бывало раньше. Такие, как ты, в ком недостаточно металла, чтобы стать убийцей, потом находят свой путь. Путь Пламени. Скульпторы. Художницы. Великие плясуньи и певицы. Это тоже честь для клана, ведь Феникс — пламенная птица. Но потом она нарушила традицию еще раз: сломала твою судьбу. Сделала из тебя убийцу.
Онемевшая Лина не могла шевельнуться. Как же так.
Не может быть.
— Ты – дочь Пламени. Теперь ты знаешь, — тихо сказала Анна. — Знаешь все.
Все. И правда.
— И что теперь?
— Ничего. Ничего плохого. Ты вольна идти своей дорогой, что бы ты не выбрала в дальнейшем. Просто выбор нужно делать с открытыми глазами. Еще не поздно…
Смешно. Ты вольна делать что захочешь. Лети, птица… а гири на крыльях – это мелочи. Лина посмотрела на пляшущее за спиной Хранительницы Пламя. Неужели ей больше не придется видеть его? Она свободна уйти из клана, насовсем уйти…
— Что – не поздно? Вернуть мою жизнь обратно? – ладно, что уж.. — А кто станет новым главой клана?
— Хочешь чаю? – вдруг спрашивает Анна. И не дожидаясь ответа, достает чашки…
— Хранительница?
— Можешь звать меня бабушкой…
Ну нет. Голос Лины стал сухим и официальным:
— Хранительница Анна, я прошу ответа на мой вопрос. Кому я должна передать место Приближенной?
— Это трудный вопрос, — вздыхает Хранительница. – Прости, девочка. Но место тебе передать некому. Лиз я больше не позволю править судьбами – тот, кто не в силах справиться с собой, не имеет права на владычество.
Вот как…
— А Марианна? Анжелика? Белла, наконец?
Анна не отвечает. Она смотрит в Пламя, и глаза ее полны золота.
— Знаешь, сколько было девушек тогда, на первом ритуале, когда птица Феникс даровала нам свой Огонь?
Лина мысленно прокрутила в памяти слова матери-наставницы. Хм..
— Нет. Об этом нам не говорили…
— Не говорили. Нас было сто, Лина.
— Сколько?
— Сто. Дар получили все.
А их осталось четверо…
— Что же случилось?
— Не знаю. Точно – не знаю. Моя предшественница собиралась мне рассказать, но не получилось, умерла она неожиданно и без ритуала… Остались лишь обрывочные записи. И там, в самых старых записях, нет ни слова об убийствах ради питания. Только из самозащиты. Могу только догадываться, что где-то и когда-то мы отступили. Выбрали не тот путь. Стали убивать, решив, что так проще. И постепенно утрачивали себя и память о себе. Сколько жертв понадобилось, чтоб стало ясно – фениксы должны измениться. Мы почти вымерли… Но теперь есть надежда. Лина, Марианна и Анжелика такие же, как ты. А Белла слишком молода… Придется тебе нести груз обязанностей и дальше. Прости старую женщину за ее ошибку и… берегись. Теперь все зависит от вас, новое поколение.
Пей чай, Лина. И прости меня…
Лина отхлебнула отвар, не чувствуя вкуса.
Ей нужно найти маму. Лиз. Пусть не сегодня, но найдет.
Им есть о чем поговорить.
Они материализовались на сцене одновременно, все втроем, одетые только в короткие подобия греческих туник.
Зал стих.
Лина кивнула, и понятливый Ян взмахнул ладонью. Сцена оделась пламенем. К сожалению — иллюзорным.
— Ого! — слышится чей-то голос, но тут гитарный звон волной накрывает зал, и Лина, вскинув голову, одним движением распускает волосы.
И Марианна.
И Анжелика.
Черный, рыжий, золотой водопад — проливаются на плечи, и в глазах зажигается ведьминский огонек.
Танец Феникса, который почти никто не видел за пределами клана — во Дворце.
Танец Феникса — в эту ночь…
Музыка — буйная, жаркая, страстная, кружит голову.
Мы огненные вихри.
Мы языки пламени.
Арабеск! Восхищенный вздох…
Пируэт змейка. И снова арабеск! Тройной!
В зале рев.
Кружит, кружит, кружит на сцене живой огонь, ступают по углям босые ноги.. Взлетают крылья волос, сверкают глаза.
И Феникс смотрит из моих глаз, но это совсем не страшно…
На колено… на колено в кольцо из алой ткани и вихревой разворот… звенят браслеты, ударяя о пол.
Смотрите, смотрите! Как подрагивают плечи Марианны, как изящно вскинула над головой руки Анжелика, как рассыпаются искры с волос Лины.
Музыка сменила ритм — танцовщицы застыли на миг, изогнулись — и в их руках блеснули ножи. И с этого мгновения танец обрел совершенно невероятную красоту.
Фениксов точно соединила блистающая сеть. Кинжалы плясали в ладонях, летали от руки к руке, метались серебристой хищной стаей.
Пламя золотит клинки.
Пламя отражается в глазах.
Пламя.
В гитарный перезвон вплетается вихрь скрипок, и буйство танца завораживает зал до дрожи.
Клан, клан, клан — звенят, скрещиваясь, клинки в тонких руках. На миг.
Феникс-феникс-феникс. — выдыхает пламя на моей ладони.
Под невероятно быструю барабанную дробь синхронный поворот, выплеск рук — и все ножи разом рвутся вверх, одевая каждую фигурку мерцающей сетью, окружая сияющим кольцом.
И музыка обрывается.
Как тихо…
А потом в невероятной тишине — несколько хлопков. Вадим. Потом Алекс. А потом на сцену обрушивается шквал. Аплодисменты, крик, восторженный свист.
— Браво!
— Фениксы, еще!
И Ян, который подносит ее руку к губам:
— Это чудо!
В это мгновение несколько золотых цветков на стенах с еле уловимым хлопком раскрывают лепестки — и в воздух взмывает десяток светящихся облаков-тучек, рассыпающих… снежинки.
Это снег? Золотой. Как красиво… А почему так болит голова? Просто в глазах темно. И Марианна трет виски. И Анжелика морщится. Что такое? Ладно, не будем портить впечатление:
— Ян, удивительная красота! Ты мастер.
Но молодого демона ее комплимент, похоже, не слишком радует, синие глаза его еле уловимо темнеют:
— Вам лучше увести отсюда своего подопечного. Сейчас немного похолодает, а хрупкие люди легко заболевают. Да и зрелища дальше совсем не такие красивые. Следующими выступают василиски…
Когда они оказались в комнате-тюрьме, юноша подхватил ее на руки.
Ой!
— Алексей, ты что?
А он закружил по комнате так, что она схватилась за его шею, чтобы не упасть.
— Лешка!
Вредный подопечный остановился. и посмотрел сияющими от восторга глазами.
— Лина… Лина, красота какая! Феникс мой… — губы ангела касаются ее лица нежно-нежно. Словно она снежинка, которая вот-вот растает. У Лины перехватывает дыхание от нежности… и горечи.
Ангел мой. Ну как я скажу ему про Такеши?
— Алексей, послушай.
— Может, потом? — почти умоляюще смотрит юноша. — Ты такая красивая сейчас…
Ох, милый. Прости меня.
Если б раньше, если б еще месяц назад. я б промолчала, отложила этот вечер на потом. Я бы сберегла этот вечер только для нас. Для тебя. Но ты поправился, и больше нельзя скрывать и молчать. Ты — мужчина. Ты имеешь право знать.
— Алексей, ты помнишь Такеши?
— Что? — лицо Алексея вдруг застыло. — Почему ты спрашиваешь? Откуда ты знаешь?.
— Встретила на балу.
— Но почему… почему вы говорили… — юноша вдруг встряхивает головой, тревожно-напряженно смотрит ей в глаза. — Лина, тебе нельзя его убивать!
— Нельзя.
— Я… черт, не то чтобы я не… — сбивчиво говорит выбитый из равновесия парень. — Лина, это опасно! Ты уже убила валькирий. Если умрет еще кто-то из моих «воспитателей», могут появиться подозрения. Не рискуй!
Он еще про Деймоса не знает.
— Алекс, Вадим назначил его твоим целителем. Руку лечить.
На этот раз юноша даже любимого вопроса не задал. «Что?» не прозвучало. Зато лицо мгновенно замкнулось, а в глазах тенью проявилось полузабытое затравленное выражение. Он даже руки Лины выпустил, и казалось, весь ушел в себя. Напряженно сжатые губы, невидящий взгляд… Ох, как знакомо!
— Так плохо?
— Он здорово меня достал… — на автомате отозвался Алексей.- Тогда. Почему именно его? Я… Он что, опять подозревает что-то?
— Нет. Просто этот тип, по мнению его Избранности, знаток человеческого тела.
— Знаток, — по губам юноши скользнула невеселая улыбка. — Еще какой знаток. Черт!
Алексей сжал кулаки.
— Только этого не хватало! Нам же нужно закончить с лагерем. План готов, нужно собирать команду, начинать тренировки, нужно…- он замолк, глубоко вздохнул, кажется, пытаясь успокоиться. — Как же не вовремя. Ладно. Ладно, пусть лечит!
Юноша зло выдохнул и явно попытался взять себя в руки. Даже глаза закрыл. Феникс покусала губы, подбирая нужные слова. Она нашла бы, нашла бы… но в это время знак феникса на запястье резко потеплел. Что? Этого только не хватало!
— Леш…
— Ничего. Ничего, все в норме.
— Обещаешь быть осторожным?
— Обещаешь его не убивать? — вот в этот миг Алексей ангела никак не напоминал. Абсолютно. Скорей, какого-нибудь демона, скажем, тревоги или кого-то похожего. С такими-то глазами.
— Алексей!
— Ну пока, а? Чтоб не вызывать подозрений.
— Ангелы точно чокнутые! — вздохнула девушка. — Алексей, о лагере завтра, ладно? Когда я вернусь.
— Откуда?
— Меня призывает клан. Что-то срочное. Отдыхай, не жди меня.
– И куда это мы так торопимся, что даже не попрощались?
Она стояла в темной арке ведущего внутрь Башни проема, потому-то Атенаис и не заметила ее сразу. Факелы горели лишь на внешней стене, внутренние же помещения этого уровня заливала темнота, слегка разреженная смутным мерцанием Ритуального зала – там, где-то глубоко внутри. Заглядывать туда Атенаис хотелось меньше всего на свете. Может, потому-то она не сразу и заметила Нийнгааль.
Хуже всего было то, что в проходе Высшая жрица находилась не одна – в полумраке за ее спиной угадывались еще три силуэта.
Атенаис отпрыгнула к каменному ограждению.
– Почему ты не… Ты же должна была! Ты сама говорила!!!
Нийнгааль шагнула на балкон из-под арки, ее хрустальный смех заметался меж темных камней.
– Я так сразу и поняла, что это твоих ручонок дело! Умненькая малышка. Видишь ли, старшая дочь аквилонского короля, пыльца омариска не действует на невинных детей, не знающих взрослых наслаждений, и Высших жриц – тех, кому близко знакома Высшая Милость Повелителя…
– Не подходи! – закричала Атенаис, видя, что Нийнгааль делает еще один шаг вперед, и остальные Высшие Жрицы тоже выходят из-под полутемной арки. – Не подходи!!!
Она метнулась наискосок, за изгиб полукруглой башенной стены. Подпрыгнула. Вцепилась обеими руками в длинную рукоятку факелодержателя. Рванула, уперевшись ступнями в шершавые камни стены и напрягаясь так, что в руках что-то хрустнуло. Крепления затрещали, подаваясь, противно заскрипели выдираемые из камня болты…
Она успела спрыгнуть вниз и развернуться, выставив перед собой горящий факел, буквально за мгновение до того, как из-за полукруглого бока стены появилась Нийнгааль со своими приспешницами.
Высшие жрицы не торопились.
– Не подходи. – Сказала Атенаис уже почти спокойно, делая факелом быструю отмашку, словно от злого духа. Нийнгааль остановилась.
– У тебя нет выбора, глупенькая. Ты не сумеешь спуститься по стене, а внутри Башни на этом уровне все проходы ведут лишь в Зал Ритуала. Тебе не удастся пройти мимо своей судьбы.
– Посмотрим, – ответила Атенаис, снова делая отмашку и слегка отступая, левой рукой пытаясь нашарить каменные перила. – Посмотрим. А пока – не подходи.
– Жаль. – Голос Нийнгааль звучал почти грустно – насколько вообще может быть грустным вымороженный лед далеких горных вершин. – Жаль портить такое красивое тело. Но ты не оставляешь мне выхода, глупая дочь короля варваров…
Атенаис не заметила, откуда в руках у Высшей Жрицы вдруг появился обнаженный клинок. Может быть, его подала ей одна из молчаливой троицы за ее спиной. А, может быть, он был там всегда, просто раньше внимания не привлекал. Свистнул воздух, рассекаемый остро заточенной сталью, лязгнул столкнувшийся с металлом металл и тягучая гулкая боль отдалась в руках от кистей до самых плеч – в последний момент Атенаис попыталась перехватить рукоятку факела попрочнее обеими руками, вот обеим и досталось.
А в следующий миг с таким трудом выдернутый из стены факел, рассыпая дымные искры, уже летел через каменные перила балкона. Через перила — и вниз, на красный песок пустыни Шан-э-Сорх.
– Вот видишь, глупая дочь аквилонского короля? У тебя действительно нет другого выхода отсюда, кроме как через Зал Ритуала…
– Ошибаешься. – Атенаис наконец-то нащупала верхнюю плоскость каменных перил, оттолкнулась обеими еще ноющими руками и ногами одновременно – и одним движением оказалась наверху.
Все-таки эти штаны – чрезвычайно удобная штука! В них все так легко и просто выходит. В сковывающем и подхватывающем каждое движение платье подобный трюк у нее вряд ли бы вообще получился. Тем более – с первой попытки.
Атенаис встала, ловя равновесие. Выпрямилась. С удовольствием посмотрела на четырех высших жриц – сверху вниз посмотрела.
– Выход есть всегда. Хотя бы вот этот, – она, не глядя, мотнула головой в сторону расстилавшейся внизу пустыни. – Вот навернусь сейчас отсюда башкою вниз – и будет вашему Повелителю вполне себе дохлая невеста! А я ведь прыгну. Митрой клянусь – прыгну, если только попробуете подойти!
Произносить такие грубые слова и клясться Митрой по каждому поводу – это тоже было из списка того, чего не положено делать порядочным королевским дочерям. Потому-то, наверное, Атенаис ругалась и клялась с таким удовольствием.
Хрустальный смех Нийнгааль был очень холоден. Его острые льдинки рассыпались по каменным плитам, вонзались под кожу, вымораживая кровь.
– Браво, старшая дочь аквилонского короля! Браво! Прыгай. Что же ты медлишь? Прыгай! Здесь очень высоко, ты наверняка разобьешься насмерть. А, умерев, ты станешь женой моего Повелителя. Видишь ли, мы ведь уже начали Ритуал. Так, на всякий случай. Как раз перед тем, как придти сюда. И теперь Повелителю абсолютно все равно, каким именно образом ты умрешь, маленькая глупая старшая дочь короля из далекой страны…
***
Ночь отступала. На пустыню со стремительностью дикой орды песчаных кочевников накатывал рассвет нового дня. Никем не поддерживаемый более дым относило в сторону от Рубиновой Башни – снова переменился проклятый местный ветер.
Снизу не было слышно, о чем говорят те четверо на балконе – трое на самом балконе и одна – на перилах. Но видно все было очень даже хорошо. Может быть – даже и слишком хорошо.
У Конана перехватило дыхание, когда одна из трех фигур, громко рассмеявшись, взмахнула рукой, а маленькая фигурка на перилах вдруг пошатнулась, теряя равновесие. Показалось, что этой, маленькой, только что нанесли тяжелое ранение. Возможно – смертельное.
Два долгих гулких удара сердца она балансировала на самом краю. Устояла. Снова выпрямилась – и король Аквилонии смог вздохнуть. Не было никакого метательного ножа. Просто эта дрянь, в капюшоне, сказала что-то почти смертельное. Попыталась, так сказать, убить словом. У некоторых такое получается. Только не с Атенаис, конечно.
Атенаис и не к таким словам привыкла. Но это не повод спускать всяким…
Конан недобро ощерился:
– Сай, эти три порожденья шакала обижают мою девочку. Твои ножи при тебе? Так что же ты медлишь?!
Первые два ножа с визгом пропороли прохладный утренний воздух еще до того, как король Аквилонии завершил свой упрек. Третий отстал от собратьев на пару ударов сердца.
И точно так же, как и они, лязгнув о что-то невидимое, с жалобным звоном упал на рваный красный песок пустыни Шан-э-Сорх. Как раз на самой линии рваного песка и упал.
Запретная линия оставалась запретной не только для мужчин.
Конан зарычал, сжимая кулаки от бессильного бешенства.
***
– О! – подняла прекрасные бровки Нийнгааль, с любопытством заглядывая через перила. – Счастливый король-отец все-таки успел на свадьбу своей старшей дочери. Правильно. Не каждый день и не каждой королевской дочери выпадает такая честь…
Перила были широкими – пятясь, Атенаис успела сделать три мелких шажочка, прежде чем нога ее ощутила под собой пустоту.
Слишком высоко. Нийнгааль права. И ничего не поделать. Ничего не поделать, если даже это – не выход…
Нийнгааль обернулась. Взглянула на замершую на самом краю Атенаис с деланным изумлением:
– Что же ты стоишь, глупенькая? Помаши ему ручкой. Ты ведь послушная дочка, правда? Помаши-помаши! Пока еще можешь…
Она играет.
Когда-то, еще в Тарантии, Атенаис однажды видела, как дворцовый хорек играет с пойманной полевкой. Он точно так же тогда не торопился расправиться с бедной полузадушенной мышкой. Потому что отлично знал – у нее нет выхода.
Ни малейшего.
Словно послушная кукла-марионетка, которую дергает за ниточки опытная рука уличного фигляра, Атенаис обернулась. Посмотрела вниз, на такой невообразимо далекий красный песок Шан-э-Сорх. Далекий и притягательный. Потому что все равно лучше – так. Лучше так, чем в паучьих лапах, покрытых черными сальными волосами. Пусть лучше все закончится быстро, на красно-черном песке Шан-э-Сорх. И этот песок станет еще немного более красным, чем черным…
– Ну что же ты, как неживая? Твой отец так спешил, а ты даже привет ему не передашь?
Атенаис подняла деревянную руку. Помахала. Так могла бы махать своей ватной рукой ярмарочная кукла. Она послушно смотрела на запрокинутые лица, но видела только красный песок.
Она ждала лишь толчка. Малейшего шороха или движения за спиной. Намека на движение. И тогда – головой вниз, обязательно головой вниз. Чтобы наверняка, чтобы долго мучиться не пришлось. Со свернутой шеей долго не мучаются…
Отец, конечно, расстроится. И отомстит. Он обязательно отомстит. Он камня на камне от этой нергаловой башни не оставит, всю ее разотрет в мелкий красный песок.
Отец…
Темные, почти черные глаза на запрокинутом светлом пятне лица – слишком светлом на фоне черно-красно песка Шан-э-Сорх. Эти странно знакомые глаза не отпускают, прожигают насквозь и словно бы встряхивают за шкирку – так на псарне ловчий встряхивает нашкодившего щенка. Они не играют, как хорек с той полевкой, но от них точно так же никуда не деться…
– Папа?..
Атенаис моргнула, приходя в себя. Прищурилась, не отрывая взгляда от обжигающе-темных глаз и не замечая, что непроизвольно начинает улыбаться – нехорошей такой предвкушающей улыбочкой.
***
Конан метнулся вперед за миг до того, как она крикнула:
– Лови!..
И прыгнула.
Он все понял заранее, по этой вот улыбочке и понял. Слишком часто он видел эту улыбочку – правда, личико, на котором она появлялась, раньше было другим.
Он не стал кричать: «Атенаис, не смей!». Он и Лайне-то не всегда это выкрикнуть успевал, а тут куда более длинное имя, глупо и пытаться. Да и потом, Атенаис – не Лайне. Ради шутки и разминки прыгать с такой высоты она не станет. Значит, действительно, выхода у нее другого нет. Так зачем же тогда кричать ей всякие глупости под руку?
К тому же бежать по рыхлому разъезжающемуся песку – это тебе не по гладким каменным плитам, тут не до лишних криков…
Он пересек запретную линию рвани в два прыжка, даже не заметив. Только бухнуло в последний раз, останавливаясь, сердце, стал густым и вязким воздух, и никак больше не протолкнуть его в сведенное судорогой горло. Он еще успел подумать, принимая в падении на руки так знакомо распластанное полетом детское тело, что это очень удачно, что он успел в два прыжка. Прыгать с остановившимся сердцем было бы сложно…
Упасть им не дали. Мощный рывок застал как раз на середине падения, чуть ли не над самым красным песком. Конан упал на спину, крепко прижимая к себе пойманную беглянку, все еще не дыша и потихоньку утекающим словно красный песок сквозь пальцы сознанием прислушиваясь к пугающей тишине в груди. Он уже почти ничего не видел, только чувствовал движение и боль. Его куда-то стремительно тащили, потом дергали за плечи, пытались поставить на ноги и зачем-то били по лицу. А потом…
Потом гулко и больно толкнулось в груди. И еще. И еще раз. С каждым последующим разом было все менее больно, а потом боль ушла совсем. И неожиданно захотелось вдохнуть. Очень сильно захотелось.
И он вдохнул – судорожно, со всхлипом, с удивлением обнаружив, что воздух, оказывается, такой вкусный.
И мрак отступил.
Хотя мог бы и не отступать – ради такого-то зрелища стоило ли стараться?
Прямо перед Конаном торжествующе приплясывал донельзя довольный собою Сай, гордо потрясая мотком веревки и все время норовя пихнуть короля Аквилонии в грудь, плечо или живот – до чего в тот или иной момент было ему сподручнее дотянуться.
– Видишь, да? Видишь?! – кричал он радостно – Я же говорил, что пригодится!! Что бы вы вообще без меня делали?!!
***
Незаметно подкравшийся рассвет с беспощадной четкостью обрисовывал фигуры людей на красноватом песке. Они отступали быстро и грамотно, все время стараясь прикрывать своего короля. Они правильно рассудили, что непроницаема для метательного оружия запретная линия лишь снаружи. Как и для мужчин. Вот и старались по мере сил. Но только получалось это у них плохо – слишком уж огромен был полуседой великан с крохотной девочкой на руках. Его мощный затылок и широченные плечи возвышались над их шлемами чуть ли не до лопаток – легкая мишень. И почти все время над левым его плечом светился белый овал детского личика в обрамлении темных волос. Тоже мишень не из трудных. Дым прогоревших костров практически рассеялся и совершенно не мешал прицеливанию…
– Я не смогу убить их всех, у меня просто не хватит стрел! – Сказал совсем еще молодой слуга, почти мальчик, заметно нервничая и нерешительно поднимая арбалет. Ему никогда еще не приходилось никого убивать, но происходило неслыханное – жертвенная Невеста живой и невредимой уходила все дальше от Башни, так и не посетив Ритуального Брачного Ложа! – Я не смогу убить их всех, но Невеста была выбрана! Она не должна уйти живой! Мне… – он сглотнул, – мне завершить Ритуал?
Нийнгааль медленно покачала головой. Положила тонкие прохладные пальцы на напряженно-горячую руку юного и потому пока еще слишком ревностного слуги, останавливая его неуверенно-смертоносное движение. По губам ее бродила странная задумчивая улыбка.
– Поздно. – сказала она негромко. – Поздно… Невеста уже ушла живой… Она за запретной чертой. Даже если она сейчас умрет – Повелитель не получит ее жизненной силы. И мы не получим ничего – кроме неприятностей. Этот король-варвар слишком настойчив…
– Я… я могу убить и его тоже!
– А вот в этом я не уверена. Такие, как он, не так-то легко дают себя убить. Брось эту игрушку – ты все равно не умеешь с ней обращаться! И займись-ка лучше своими делами…
Молодой слуга покраснел, поклонился, но арбалет положил на перила с явным облегчением и удалился с неподобающей поспешностью. Похоже, он всерьез опасался, что высшая жрица передумает и ему все-таки придется завершать Ритуал.
Слуга удалился. Но остались жрицы. Три высшие и одна из самых младших, ее только что привела одна из высших – с молчаливого согласия остальных своих товарок. И теперь высшие жрицы со все возрастающим сомнением и неодобрением рассматривали ее помятую и лишенную всякого порядка одежду в пятнах свежей грязи, встрепанные волосы и раскрасневшееся перепуганное лицо с подсохшими потеками слез.
Вернее, на свою младшую последовательницу смотрели лишь три жрицы. Сама же Нийнгааль, отвернувшись от пустыни, не удостоила чумазую и явно зареванную девчонку даже взглядом. Она смотрела лишь на трех равных себе женщин. Почти равных. И на губах ее продолжала змеиться странная задумчивая улыбочка.
Она ждала, не собираясь начинать необходимый разговор сама.
И дождалась…
– Ритуал не может быть прерван, – жестко сказала одна из жриц.
Остальные согласно кивнули.
Это не нуждалось в дополнительном обсуждении – начатый Ритуал действительно не может быть прерван на середине или отложен до лучших времен. Начатый Ритуал обязательно должен быть завершен. Пусть плохо, пусть криво и неудачно, но завершен. Плохое завершение лучше, чем никакого. Порченая невеста лучше ее отсутствия. Это не обсуждалось.
– Для продолжения Ритуала необходимо выбрать новую Невесту.
Три острых безжалостных взгляда скрестились на стремительно бледнеющем личике младшей жрицы подобно трем обнаженным клинкам – показалось даже, что в воздухе отчетливо лязгнуло. Нийнгааль чуть качнулась вперед – пора было перехватывать инициативу в свои руки:
– И, полагаю, всем присутствующим вполне очевиден этот выбор. Потому что Невеста Повелителя всегда должна быть определенной крови. Королевской крови…
Она говорила негромко, по-прежнему продолжая улыбаться. Три пары обнаженных клинков теперь сверлили ее лицо – ненавидяще и оторопело. Наверняка каждая из них сейчас лихорадочно прикидывала – а не могла ли старшая жрица Нийнгааль сама подстроить все события этой ночи с расчетом именно на такой вот финал? Пусть их. Все равно предпринять они уже ничего не успеют. Разве что покипеть и поплеваться ядом напоследок.
– Святотатство! Жертвенная невеста должна быть в первую очередь девственной!!!
Ну вот, долго и ждать не пришлось. Первая порция яда. Нийнгааль отмахнулась от этих слов с легкой улыбочкой, как от чего-то совершенно неважного. Разве что иронии в ее голосе заметно прибавилось:
– Ну, полагаю, после сегодняшней ночи вряд ли вы найдете в пределах Рубиновой Башни хотя б одну… девственницу.
Ее насмешливый взгляд остановился на растрепанной младшей жрице – и та покраснела. Высшие же – наоборот, побелели. От ярости. В таком состоянии они могли натворить разных глупостей, и потому действовать следовало быстро.
Нийнгааль громко хлопнула в ладоши. Улыбка ее стала шире:
– Решено! Невеста выбрана, и Ритуал будет закончен немедленно!
Она по-очереди заглянула в глаза трех почти равных ей далеко не подруг – и каждая из них опустила глаза, смиряясь. Происхождение иногда дает определенные преимущества – в жилах ни одной из троих не текла королевская кровь.
Но Нийнгааль могла бы поклясться, что та безграничная острая зависть, что увидела она в глазах всех троих, не имела ни малейшего отношения к ее высокородному происхождению…
***
– А если бы я тебя не поймал?! – спросил Конан уже за границей разоренного Ахлата, когда стало окончательно ясно, что ни преследовать, ни стрелять в спины странные обитатели Рубиновой Башни не станут. И долгих зим жизни им за это, пусть и непонятно, чем они в своих странных действиях руководствуются. – Ты хоть подумала своей головенкой?! С такой высоты! Ты бы разбилась, опоздай я хоть на миг!
– Вот еще! Глупости какие… – Атенаис отстранилась, упираясь маленькими ручками ему в грудь. Поморщилась. И он как-то сразу понял, что прижал ее в порыве гнева слишком крепко. Как еще только совсем до смерти не раздавил, варвар!
Смутился.
Разжал огромные руки, потихоньку опустив свою такую хрупкую старшую дочь на красный песок. Вздохнул виновато.
– Глупости! – повторила Атенаис, отряхиваясь с брезгливостью вывалявшегося в грязи снежного барса. Поправив обеими руками прическу, она подняла вверх серьезное узенькое личико. И вдруг улыбнулась настолько ясно и безмятежно, что показалось – над пустыней зажглось второе солнце.
– Лайне-то ведь ты всегда ловил! А чем я хуже?!
Конан засмеялся, огромной рукой аккуратно взъерошив только что с таким тщанием уложенные волосы своей старшей дочери.
– Ты ничем не хуже! – крикнул он наступающему счастливому дню. И добавил уже тише – только им двоим. – Ничем. Потому что ты — истинная дочь своего короля!
Ржание и близкий конский топот заставили его снова поднять голову. Подъехавший Квентий вел в поводу огромного конановского Аорха. Злобный жеребец сопротивлялся и скалил крупные желтые зубы, норовя укусить. Квентий ловко уворачивался. Остальные ждали немного поодаль, уже в седлах.
– Ну что, на Шушан? – спросил Квентий, передавая поводья.
– На Шушан! – подтвердил Конан, одним движением запрыгивая в седло. То, что при этом пришлось левой рукой прижимать к себе взвизгнувшую Атенаис, ему нисколько не помешало.
– На Шушан! – повторил он, мощным шенкелем посылая своего жеребца сходу сразу в галоп. И опять засмеялся.
Но это был уже совсем другой смех…