В пятницу хозяин туристического бюро многоуважаемый Леви завершил все текущие дела, разогнал персонал фирмы по домам и тщательно запер за ними дверь. Старательно, не пропуская ни единой щелочки, опустил тяжелые светонепроницаемые шторы – не хотелось в середине намечающегося процесса увидеть в окне усатую мордочку вавйорки и услышать брезгливое «Нитак!». Этот нелепый результат дипломной работы какого-то генетика-недоучки в великом множестве расплодился в окрестных парках и, сбиваясь в стайки, получал зачатки коллективного разума. Очень настырного и приставучего разума.
Удостоверившись, что ему никто не помешает, Леви сел в глубокое кресло перед голоплатформой. Из нижнего ящика стола достал инфокристалл, кончиком когтя любовно поцарапал надпись «Раздень алькуявский самка клик» на коробочке и, предвкушающе оскалясь, вставил его в гнездо.
Развернулось вирт-окно: два существа, покрытые сизой бахромой, похотливо терлись друг о друга и ласкали друг друга нижними гибкими щупальцами. Судя по густо насурьмленным хаотично открывающимся и закрывающимся глазам, существа действительно были девочками. Хотя кто их там разберет, алькуявцев?
Леви поплотнее угнездился в кресле и набулькал полный стакан «Калины на коньяке» – редкого лакомства, как нельзя более подходящего для столь пикантного момента. Из динамиков доносились страстные пришептывания и всхлипы, самочки беззастенчиво запускали щупальца куда-то вглубь тела партнерши, и Леви когтем подцепил первый сизый отросток. «Бздынь!» – он оторвался с легким звяком, как стеклянный, на мгновение мелькнул кусочек белой кожи. «Бздынь, бздынь, бздынь!», – последовала еще серия. Леви ерзал в кресле, прихлебывал приятно туманящий разум и обостряющий чувства напиток и торопливо обрывал бахрому на виртуальных самочках.
Они все чаще поглядывали на него томными очами, то двумя, а то девятью сразу, постанывали и безуспешно тянули к нему свои извивающиеся щупальца.
Окончательно распалившись, Леви достал из кожной складки член. Авшур по праву гордился своим не-таким-уж-и-малышом: тот был толстый, упругий, ровный по всей длине, на конце красиво подраздвоен, компенсаторная борозда шла безупречной спиралью.
Зажмурившись и приоткрыв рот, полный острых зубов, Леви провел по члену ладонью. В теле начало разливаться жаркое томление, сворачиваясь в узел внутри, там, где надежно защищенные от вредных излучений, находились яички. Хотелось проколупать в брюшине дырочку и пощекотать их, настолько интенсивным было возбуждение. Леви сильно и равномерно дрочил правой лапой, в конце размаха потирая самое чувствительное место, у раздвоения, мягкой подушечкой. Второй лапой он торопливо сдергивал последнюю бахрому с виртуальных тел и успевал жесткими, достающими сквозь густую ухоженную шерсть движениями проходиться по себе, гладя живот, горло, внутреннюю поверхность бедер, где шерсть самая мягкая и прикосновения достают до кожи. В сладострастно раскрытом рту мелькал язык, часто и мелко облизывая белые зубы.
Два существа в вирт-окне полностью лишились бахромы, их восхитительные стройные белые тела, покрытые бледной россыпью шрамиков от сорванных отростков, сплетались в тягучем кружении, манили. Леви кончиком мизинца со специально остриженным когтем прикоснулся к уху. О, эти уши! Ум, честь и совесть каждого уважающего себя авшура, своими нежными розовыми внутренними завитками они так напоминали то, что носят в себе их, авшурские, почтенные женщины. Провел по складочкам, забрался внутрь и бурно кончил, забрызгав половину голоплатформы спермой.
Переводя дыхание, откинулся на спинку кресла и залпом допил стакан «Калины». Но член и не думал опадать. Торчал железнодорожным костылем, нахально подрагивая, только что не подмигивал, намекая на продолжение. Недоумевая, Леви когтем почесал кожный карман и слегка раздвинул края, приглашая орган спрятаться. Не помогло.
Задумавшись, Леви глотнул из бутылки. Взгляд его упал на заднюю этикетку, и авшур похолодел. Она гласила, что напиток содержит малиновый ароматизатор. Для обоняния существа, чей нос может различить, сколько часов пролежало на прилавке мясо и что ело животное перед забоем, что «калина», что «малина» воспринимались совершенно одинаково, но пара-оксифенил-3-бутанон был сильнейшим афродизиаком и галлюциногеном.
Леви кинулся в санузел с твердым намерением сунуть два пальца в рот, но было уже поздно.
У двери в уборную его встретил алькуявец. Очень возбужденный алькуявец. Он похотливо топорщил все свои отростки, сверкал глазами, на этот раз без всякой подводки, и в нетерпении дергал Леви щупальцами за ноги.
Представив, как он сейчас насадит вот это вот живое, шевелящееся и чуть ли не скулящее на свой жаждущий член, Леви ломанулся стиснуть алькуявца могучими лапами, сдавить его, чтобы многочисленные глаза страстно повыпучивались из орбит. Сизая туша с бесшумной легкостью отпрянула в сторону. Игра в салочки всегда нравились Леви, и сейчас он с восторгом включился в нее, зная, что тем слаще в конце будет обладание объектом погони.
Короткими бросками они, Леви вслед за напропалую кокетничающим алькуявцем, вышли из здания, пересекли небольшой открытый пятачок перед главным входом и углубились в парк. Там, около приветливо растопырившихся кустов, алькуявец наконец дал себя поймать. И тут Леви узнал, что возбужденный алькуявец выглядит точно так же, как и разгневанный.
Сизая туша выдиралась, кололась отростками, пучила многочисленные глаза и совсем неэротично пыхтела. Но авшуру было уже все равно, эротично он там пыхтит или негодующе. Вожделение волной смыло все условности, и оказалось первостепенно важным трахнуть вот конкретно этого представителя в выпученный, судорожно мигающий глаз.
Леви согнул алькуявца поближе к себе, пошарил лапой в густых отростках, нащупал зажмуренную мякоть глаза и с силой вогнал член в стиснутые веки.
Кончил почти сразу – хватило пары толчков, и потекла сперма, смешанная с раздавленным глазным яблоком. Член потребовал повторить. Леви повторил. И еще раз. И еще, пока багровая пелена не заволокла поле зрения, и он не отрубился прямо под кустом в парке, с покрасневшим натруженным членом наперевес и, вероятнее всего, с трупом алькуявца в объятиях.
Очнулся Леви от дикой жажды. Во рту как будто прошелся, непрерывно гадя, батальон земных скунсов. Лежал он в разворошенном, разодранном сильными лапами кусте. В самом крупном стволе зияло большое дупло, из которого свешивался пепельно-серый, некогда пушистый, а сейчас покрытый засохшей спермой и кровью хвост. Брезгливо кривясь, Леви вытащил хвост наружу. К нему еще крепились останки вавйорки, лопнувшей поперек брюха. Еще одно такое же существо обнаружилось на земле. В ветвях. Еще одно. На втором десятке авшур сбился и неожиданно тоненько завыл, понимая, что если о случившемся узнает кто-нибудь в поселке, то с планеты ему придется улетать как минимум в другую Галактику.
Леви ползком, ползком задним ходом выбрался из парка, протиснулся под скамейкой – для этого пришлось сильно выдохнуть и поднатужиться, хотя можно было просто обойти, и на четвереньках пошустрил вдоль прогулочной дорожки по синему шевелящему газону. Газон бодренько расступался перед напористой массой авшура и совершенно не скрывал его задранную к зениту пятую точку. Только через триста метров авшур сообразил, что можно и не ползать, а притвориться любителем утреннего бега. Поднялся, кое-как отряхнулся и поскакал домой.
Неделя прошла как обычно, в заботах и хлопотах, но чем ближе становился заветный день отдыха, тем неспокойнее было на душе авшура. Она томилась, желая чего-то особенного и изысканного. Леви тоже маялся и даже страдал, но не сдавался, а упорно погружал себя в работу. Однако под вечер, не выдержав безмолвных просьб наливающейся в паху тяжести, потянулся к другому кристаллу из богатой ксенопорноколлекции.
– Эх, и повторим, – томно вздохнул Леви… В бокале загадочно поблескивал вожделенный алый напиток с тонким малиновым ароматом, который нос авшура не воспринимал.