Дозорный подбежал к пузатому каменному строению с круглым отверстием по середине.
– Пан командир, с северо-запада идут чужаки, двое!
Из отверстия вылез васпа в потрёпанном коричневом кителе, старый, как оса без жёлтых полос.
– Почему не задержал?
– Приказа не было, Як наблюдает, я доложить побежал.
– Бестолочь, — проскрипел командир. – Вперёд!
Дозорный, зашагал в обратном направлении, а командир, вооружившись, двинулся следом. Километра через полтора он заметил Яка. А потом и пришельцев. Они шли, пошатываясь, то и дело опираясь на стволы деревьев. Один в чёрной куртке, потёртых штанах и ботинках, второй будто бы из деревни — в телогрейке и ватных штанах. Ветер донёс запах, сомнений быть не могло.
Капитан гаркнул:
– Стой! – и они вышли с автоматами на взводе.
Двое остановились и уставились на васпов, как на призраков. Когда Кир понял, что это не галлюцинация, особенно оружие, его на секунду охватил страх: «И что столько идти, чтобы погибнуть от рук своих же?!» Тут инстинкт подсказал, как осы узнают своих, он сунул руку за пазуху.
– Ещё движение – убью, — предупредил капитан.
– Подарок, – прохрипел пришелец, – от Королевы.
– Давай сюда, только медленно.
Тот достал из-за пазухи серебристый пакетик, надорвал его и бросил на хвою. Волшебный запах наполнил всё сознание васпов.
Через трое суток «новеньких» уже определили в караульные. И теперь они два раза в сутки обходили периметр лагеря. Тут, около крошечных каменных ульев, собрались полтора десятка васпов. Трое из них лицезрели Королеву лично, и их признавали за командование.
Кир разговаривал мало, его волновала одна-единственная мысль: Королева обещала прилететь, когда багрянец начнёт облетать. Слабость, которую он проявил в лесу, тяготила, он не знал, куда от неё деваться. Гор ничего путного посоветовать не смог. В конце концов, когда тяжесть стала невыносимой, Кир решил про себя, что отдаст тетрадь Королеве и, если она проткнёт его, это будет счастливым избавлением.
И вот, листья стали падать на землю, а васпы — всё чаще заглядываться на горизонт.
Однажды над тайгой показалась точка – все вздрогнули, им не надо было ничего говорить друг другу. Когда над расчищенной вертолётной площадкой завис грузный «Северин», взвод выстроился в две шеренги. Кир чувствовал, что Она там, встал на одно колено и прижал кулак к груди, и только потом понял, что все остальные в тот же миг сделали то же самое.
Вертолёт сел, остановились винты, открылась дверь. В салоне, кроме той, что они ждали, были трое людей: два мужчины и женщина. Мужчины выдвинули трап и на землю сошла Она. Да, Она была не такой, какой её видно. Маленькое изящное тело скрывало то, что оставалось, и должно было остаться за гранью восприятия людей. Васпы впервые в своей жизни увидели воплощённое Совершенство.
Она без слов поприветствовала их, и они замерли в бессловесном восторге. Потом Она обратила своё внимание на Кира. Тот протянул ей тетрадь. Какое-то время, показавшееся ему бесконечным, Королева читала его исповедь. А потом в его голове зазвучал голос:
– Ты проявил слабость, – он сжался от стыда и страха, – но ты победил её в себе. Ты пришёл, ты выполнил моё пожелание. А потому – живи с лёгким сердцем. И ещё: пиши дальше, у тебя хорошо получается.
Он посмотрел в её глаза – глаза Королевы, несущей жизнь.
…И были простор, высота и радость первых лучей восходящего Солнца. И был ветер. И было небо.
— Летим сегодня высоко-высоко, туда, где капли звёздных дождей не успевают испаряться с плексигласовой панели переднего обзора!
— Пожалуй… Ощущение новизны — я обожаю его. Я отнесу тебя вверх!
И был рывок, и второй, и ещё, и ещё — покуда резкий, едва сдерживаемый ритм не перешёл в единую, мощную, бесконечную судорогу, сопровождаемую бьющимся вплотную к звуковому пределу, где-то на стыке между сладостью свершения и помрачением сознания, хрипловато-пронзительным стоном форсажа. И было стремительно развернувшееся величественное сияие полного спектра, и бесчисленные секундо-километры пространства рванулись влево и вниз, мгновенно исчезая за углом зрения, будто неведомоя демиургова рука намертво прикрепила их в начальной точке к бешено крутящемуся барабану. И был свет. И были звёзды. И была Вселенная.
— Хорошо!!! Боже, как хорошо!- выдохнул Он.
— Да…- но в ровном, горячем дыхании чувствовалось медленно стекающее остывающей лавой изнеможение только что пережитого коллапса.
И было Солнце. И был ледяной воздушный океан. И была призрачная гряда облаков, мерцающая в неверных струях потоков, восходящих сюда, в царство огня, льда и прогрессирующей кислородной эйфории из непостижимых до бессмысленности глубин.
— Я люблю тебя…
И было Начало. И был заново раждающийся мир. И было Счастье.
— Отчего бы и нет? Взаимно!
…И не было больше ничего, только эти двое. Он — Мастер экстра-класса, ас, пилот по праву рождения, и Она — сверхзвуковой самолёт «F-22» из благородного семейства «Stels». Двое в древнем и вечно новорожденном Океане любви.
— Опять Вы?
— Я не опять. Я ВСЕГДА!
— Так и будете сидеть?
— Третий час пошел.
— Может, им туда крокодила запустить? Или змею.
— Бесполезно. Дарья их съест, и все.
— А что тогда делать?
— Сам бы хотел знать!
— Дарья, а между прочим, скоро обед!
Посылать их, куда заслуживали, было без толку, так что я только зыркнула на непрошеных комментаторов, и погрузилась в планы на ночь. То есть что кому подбросить в шатер, чтобы жизнь медом не казалась.
Неделя с момента путешествия в пустыню промчалась как буря в пустыне. Причем с тем же уровнем комфорта.
Со-Родичи после падения башни занервничали и взялись совершенствовать меня в ускоренном темпе. Правда понятия у них про это самое совершенство… мама не горюй. Дома хоть все понятно: красота – это стройная фигура 90-60-90, волосы погуще, губы пофигурней. У оякаты тоже было все ясно: важное — параметры и дух, готовый для сражений. А тут…
Вам когда-нибудь высыпали на голову кучу хомячков (штук двести, по ощущениям)? Нет? Ощущения незабываемые. Грызунов не боялась и не боюсь, но оконное стекло вмиг пошло трещинами – ну, имею я право повысить голос в такую минуту? Вот и я думаю, что имею. Когда хомячки разбежались (на радость зевакам и на продолжительную головную боль многострадальным соседям), Мелисс пожала плечами и вычеркнула строчку из какого-то списка:
— Значит, не вивенте. Странно, столько предпосылок… Что ж, продолжим.
Продолжили в тот же день, точнее вечер. За этот вечер я последовательно возненавидела стихи, флейту и струнные инструменты. Роберто, с упоением слушавший очередную пьесу с закрытыми глазами, когда эти самые глаза открыл, только вздохнул:
— Не ритмо…
Подсмотрев начало одной из моих разминок, вампиры понадеялись было, что во мне скрываются танцевальные таланты… но вы видели б местные танцы! Ага, танец живота в прозрачных шароварчиках с низкой талией… да аргентумы на представлении скончаются в корчах, когда это увидят! Мысль, кстати. Прибережем на будущее.
Хитрый Микеле все-таки обнаружил мой талант – кулинарный – но надежды вампиров с треском провалились в первый же день, когда, нервничая под тремя парами глаз, я сыпанула в начинку к фаршированной индюшке что-то лишнее. Индюшка подлетела на блюде, дернула шеей, плюнула в сторону Мелисс красным соусом и гордо плюхнулась перед ошалевшим Левчиком.
Больше меня не просили демонстрировать кулинарный дар.
Зато остальные искали с усердием крота в огороде. А в перерывах я воспитывала интернат, слушала болтливую голову в холодильнике и шалела от Левушки, который побратался со сторожками и вместе с ними, кажись, кого-то выслеживал… Вы когда-нибудь видали сторожка верхом на коте? Ага, я тоже решила сначала, что у меня глюки от перенапряжения.
И вот, пожалуйста!
Причем, мне очень даже интересно, какой талант имеется в виду в этом случае. С вампиром в обнимку. Да, представьте! Мы сидим в бассейне, по грудь в воде, и… ну… в смысле, нет, мы просто сидим, но… вот что в этой ситуации искать можно, а?
— Джано, может, ты все-таки проявишь больше энтузиазма?
Плечо под моей рукой не дрогнуло.
— О чем ты, Микеле?
Красавец-вампир присел рядом с водой и понизил голос.
— Думаю, ты догадываешься. Твой Дар контактен, с энергией все в порядке, направляющие совпадают… так в чем дело?
— Я не думаю…
— Не думаешь! Послушай, в последнее время я проникся пониманием твоих… убеждений, но всему есть границы. Связь практически активирована, без потерь ее уже не разомкнуть, а Дару придется непросто в любом случае! Прекрати свои страдания на пустом месте, сделай то, что должен.
Джано молчал. Меня обдало жаром. Это что он должен сделать? Эй, мне, конечно, уже семнадцать, и все такое, но…
— Джано? Что это ты должен сделать?
— Ты не поняла? – устало отозвался мой вроде как хозяин. – Активировать связь.
— Поняла я! Как?
— Взять у тебя энергию и закрепить преобразование.
Что?! Я оглянулась на свидетелей. Свидетели прилежно занимались своим делом: смотрели на нас. Я убавила громкость.
— Ты же вроде брал уже?..
— Я не хотел! – с силой проговорил Джано. — И теперь не хочу. Это… нечестно, вот так привязывать людей. Паразитировать. Не должно быть так.
Вода негромко плескала о стенки, пока я осмысливала информацию.
— Ты не хочешь меня привязывать?
Мне радоваться или злиться?
— Я… понимаю, что у нас нет иного выхода, — кожа вампира чуть потеплела под моей рукой. – Нас раздавят, если твое Представление провалится. И отправить тебя и мальчиков уже не выйдет. Словом, так нужно.
— И-и-и…
— Не могу. Блок стоит. То ли мой, то ли их, — мокрая темноволосая голова безошибочно кивнула в сторону башни. — Мы думали, если вот так, с максимальной проводимостью и контакта кожи с кожей, с моим голодом и твоей энергией…
А, вот почему бассейн и такой… м-м-м… полуодетый вид! Я-то думала…
Нет, все-таки злиться или радоваться? Ну ботаник мой вампир, ботаник. Что уж тут.
— И не выходит?
— Пока нет.
— Может, того… вечером попробуем? Когда никто смотреть не будет? – внесла предложение я. — Мешает…
Наше вылезание из бассейна было встречено всеобщим недовольством и непониманием. Довольны были только сторожки – близилось время ужина, и хитрая зелень отлично поняла, что ее сейчас будут кормить.
— Дарья, крем! – взвыл Сани, — Сколько раз говорить?!
— Отстань..
И в это время со стороны дома послышался довольно громкий хлопок, а в следующую секунду над кухней взвилось пламя…
— Что такое? Дарья?
— Я ни при чем!
— Лаборатория! – вскрикнул Джано. – Тагир, Алишер!
Мы бросились к дому.
Пламя лизало крышу, выплескивалось из окон. Вход в огне. Окна запечатаны так, что открыть только изнутри. Не войти, не выйти.
— Кто-нибудь есть внутри? Джано, стой! Джано!
Он как не слышал… С треском взвились искры над старенькой крышей, на землю посыпались обломки черепицы.
Мне удалось перехватить его у самого входа.
— Стой!
— Уйди!
— Джа-а-а!.. – я успела схватить его за плечи… и ничего больше не успела.
Странная боль, горячая, какая-то искристая, вцепилась мне в руки, поползла по плечам, стиснула тело. Вокруг меня и вампира вспыхнул серебристый ореол, отразился в черных глазах, и рванулся вперед, в сторону, под горящую крышу. Огонь исчез мгновенно, как задутая свечка.
Стало темно. Уже падая, я увидела потрясенное лицо Микеле.
— Индетро?
Встала Лотта, практически не просыпаясь, спустилась вниз, долго пила воду из-под крана, включила автоповара, закинула грязные вещи в стиральную машину и снова убрела наверх. Зашумела вода, потом все стихло и снова воцарилась тишина. Глеб в очередной раз отметил, какая она здесь на базе почти осязаемая. Ему, жителю шумного мегаполиса было непривычно отсутствие городских звуков. Даже все приборы работали если не беззвучно, то очень и очень тихо.
Снова открыл «Анатомию» и продолжил читать про кертианцев. Прочитал про их ноги, такие же шестипалые, с двумя противопоставленными пальцами, как и верхние руки, про их белую до синевы кожу, где аналогом человеческого меланина служил белковый комплекс с кобальтом, про образ жизни их доисторических предков. Задумался: а какой образ жизни они ведут сейчас? «Анатомия» на этот вопрос не ответила, поэтому пришлось лезть в сеть. Выяснил, что исторически они приспособлены к длительному нахождению в положении вниз головой и их жилища имеют второй ярус, под потолком подвесные полки и столики, теплые уютные коконы для дневного сна и декорированные цеплялки. С принятием городского образа жизни около восьмисот лет назад они массово спустились на плоскость, а сейчас снова возрождается тенденция к висению, выход в трехмерку считается модным, полезным и крайне привлекательным.
«Нет-нет, это надо видеть, — решил Глеб, — вот в ближайшее время и попрошу Лотту, пусть меня на экскурсию свозит, как обещала. Пока я тут и на положении «стажера», надо этим пользоваться».
Глеб снова вернулся мыслями к своему статусу и заметил Лотту только тогда, когда она уже спустилась по лестнице вниз. С мокрой взъерошенной головой, в махровом халате, она зажгла камин с искусственным пламенем и протянула к огню руки.
— В ванной заснула и замерзла, — пояснила она Глебу, — доставай, чего там наш шеф-повар наготовил. Пока Глеб доставал исходящие паром контейнеры, спросила:
— Что читал?
— Анатомию инопланетных рас про народ аус. Интересные ребята. Помнится, ты обещала на экскурсию свозить, хотелось бы на них посмотреть.
— Хорошо, не проблема.
Они устроились за барной стойкой. Лотта молча через край пила бульон, хрустела незнакомыми Глебу овощами, искоса поглядывая на своего стажера, одолеваемого вопросами, но молчащего. Наконец, он не выдержал:
— Скажи мне, пожалуйста, кто это был?
— Где?
— Здесь, которые прилетали. Пятеро ребят с Уровней.
— Ну как кто? Пятеро ребят с Уровней…
— Ну да, естественно. А Уровни – это что такое? Другая планета?
— Тут сложная запутанная история. Там у них считается, что всю ту местность создал один автор. Это действительно уровни – плоские куски пространства, ограниченные водами, морем или рекой. Всего их двадцать. На первых пяти живут монстры и демоны, с шестого по четырнадцатый люди, выше – святые и ангелы. Люди туда попадают из внешнего мира. И живут в остановленном времени. Часы идут, конечно, и календарь меняется, и Новый Год есть. Вот только люди не стареют. И не растут. Попадают туда взрослые, детей иметь не могут. Почему они там оказываются? В тех мирах, где они изначально жили им нужна была новая информация. Или толчок для последующего развития. Попадают они на самый нижний человеческий уровень, на шестой, потом продвигаются вверх. Как только приспосабливаются к жизни, получают право перехода на следующий. Как только достигают необходимого развития, доходят до пятнадцатого, могут перейти на него или вернуться домой насовсем, обновленными, готовыми жить и творить дальше. Память не сохраняется, сохраняются их внутренние качества. Если умирают, неважно по какой причине, тоже домой, но, естественно, без совершенствования. Если не сумели приспособиться, потеряли волю к жизни, или опустились до нечеловеческого состояния, то уходят в нижние тварные миры, а провожает их туда уже знакомый тебе Баал. Видишь ли, его отец демон. Да, звучит странно, но в том мире они действительно существуют, и один вдруг решил обзавестись наследником. Поскольку на Уровнях забеременеть и родить невозможно, то мать его из другого мира, не спрашивай из какого, не знаю. Кроме этих двадцати основных уровней есть еще, я знаю только два: Война и Магия. На Магию попадают исполнять свои желания через совершенствование разума, а на Войну – избавляться от излишней мягкотелости и робости. С Магии возвращаются с полной памятью, с Войны – не помня ничего, то есть по такому же принципу как и на основных уровнях. Всем в этом мире заправляет Комиссия. Ее мало кто видел, но все знают, что она есть, ее боятся, ее уважают. Скажу сразу, представители Комиссии не люди, а какие-то высшие существа. Излучают как трехтысячеваттный прожектор. Не свет, конечно, нам пока неизвестный вид биоэнергии. Обычный человек не может к ним прикоснуться, даже нахождение в одном помещении весьма проблематично, поэтому ходят они в экранирующей одежде. Есть версия, что самый главный из Комиссии создал Уровни. Очень в это верится, силенок хватит. Парни, что прилетали, работают при Комиссии, спецотряд по особым поручениям. Занимаются всякой бедой – особо опасными преступниками, массовыми нарушениями, несанкционированными переходами между Уровнями. Девушка у них в отряде есть, обладает даром телепортации, она с нашей Земли. Может быть, с какой-то альтернативной версии, потому что по времени не совпадаем. Так вот, Комиссия решила пробить портал в нашу реальность, где живет эта девушка, где две тысячи тринадцатый год. Пробили. Немножко не туда. Попали на задворки Солнечной Системы, в открытый космос, Бернарда их сразу куполом закрыла, воздух есть, но мало, и телепортироваться не получается. Но у нас тоже есть отряды быстрого реагирования. При открытии портала вспышка была такая, что у астрономов телескопы сгорели. И сразу передача на всех частотах, помогите, кто может. Четверть часа и там три наших аэра были, Подогрели, обобрали. То есть подобрали, обогрели. С этой поры и началось плодотворное сотрудничество. Ну, как сотрудничество. Массово общаться через дырку в космосе величиной с автомобиль не очень удобно, да и незачем, наши миры в разных реальностях. Разных по принципам существования. Так, мы к ним в гости слетали, они к нам, вот ребята наведываются. Вопросы остались? Спрашивай, что интересно, так легче рассказать будет.
— Мне они показались похожими на персонажей компьютерной игры.
— Не только тебе. Всем, кто с ними сталкивался.
— Ты действительно чувствуешь, что они не люди?
— Это они сами тебе сказали? Не все, я чувствую, что Баал не совсем человек. В его обществе я испытываю внутренний конфликт. Одни мои тридцать процентов вопят: «Это зло! Немедленно убей его!», другие тридцать: «Опасность! Беги отсюда!», и еще тридцать: «Ух ты, прикольно! Немедленно отдайся!». И пока эти тридцатки орут на разные голоса, маленькие мудрые оставшиеся десять процентов берут власть в свои руки и я пытаюсь мило улыбаться и вести светские беседы.
— Меня их рост удивил. Они там все такие нитратные?
Лотта рассмеялась:
— Отличное определение. Нет, обычные люди. Но четко видно: вот это супергерой, вот это девушка супергероя, этот суперзлодей, а это тихий мирный офисный работник. Игрушка же. Интересный факт: в их мире не существует понятия «компьютерная игра». Компьютеры есть, в зависимости от Уровня, от благосостояния жителей, их больше или меньше, на них работают, кино смотрят, а игр нет.
— Хорошо. Вот они супергерои. Мы здесь летали на аэроциклах. Почему же я смог их победить? Это сильно попахивает игрой в поддавки.
— Хм. Хороший вопрос, так с налету и не ответишь. Расскажи более подробно.
Глеб рассказал, как они летали и что при этом происходило.
Лотта покачала головой:
— Все понятно с вами. По сравнению с ними ты отнесся к, по сути, забаве, очень серьезно. Вот именно отсюда вытекает мое желание взять в напарники тебя, а не любого из ребят этого времени. Пусть они сто раз отличные, но для них почти для всех работа в потоке Времени – игра. Вот скажи, чем бы для тебя закончилось падение с аэроцикла, не будь там страховочного поля? Скажем прямо, ничем хорошим. Чего ты ожидал, когда решил остановить в себе мой клинок? Страшного воспаления раны, гниющих тканей, вытекающих вперемешку с обрывками одежды, температуры за сорок, двухнедельной горячки? – Лотта пригнулась к Глебу, неотрывно глядя ему в глаза. — Нет, так было до эры антибиотиков, ты с этим не знаком. Ты ожидал пары уколов, может быть, три-четыре шва, несколько дней рука на перевязи, в течение месяца полное восстановление. И ты видел, как произошло на самом деле – пять минут и ты здоров. Так вот, все современники подсознательно уверены, что любая рана может быть излечена максимум за полчаса. Но не всегда у них в походной сумке оказывается ампула регенерина, даже сумку не всегда удается сохранить. А уверенность в собственной неуязвимости никуда не девается. Сказать тебе, какой процент гибели сейверов, рожденных в этом времени? Почти четверть! А сейверов, которые получились из нас, выходцев из прошлого? Ноль! Кажется, есть разница, не так ли? Вот именно поэтому, — она снова отклонилась, отвела взгляд, отпуская напряжение темы, — ты и нужен мне. Как человек, знакомый со словом «опасность», который не отнесется свысока к арбалетному болту, летящему в лицо. Впрочем, о работе в паре говорить пока немножко рано. Человек, побывавший в потоке, может измениться. Меняется энергетика, в некотором плане физиология. Может измениться, а может и нет. Первым признаком меняющегося организма является осветление волос. Думаешь, этот пепельный блонд это мой естественный цвет? От рождения я была цвета светлого золота. А потом при должной тренировке начинаются всякие чудеса. За тренировкой дело не встанет – у нас хорошие учителя.
Глеб молча переваривал информацию.
Задал вопрос не о том, что волновало больше всего, а о лежащем на поверхности:
— Говоришь, чудеса начинаются. Например, какие?
— А вот например такие, — Лотта повела ладонью в сторону. В стороне в подсвечнике вспыхнула свеча. – И прочая необходимая надобность. В годы моего рождения такое бы назвали магией.
— Ого! Это сильно. – Глеб встал, подошел к свече, осмотрел – нигде никаких механизмов, позволяющих зажечь ее на расстоянии.
— А вы уверены, что мне можно такую силу доверять? Что я не вспомню свое прошлое, не сойду с катушек и не начну убивать налево и направо?
— Нет. Для такого поведения ты слишком разумен. Но все позже, чуть позже, сейчас мне надо сделать несколько звонков. Поэтому пожелаю тебе спокойной ночи, до завтра.
Город Тахко
Шум на улице не стихал. Близился праздник Перелома зимы, который длился неделю, и сегодня горожане активно готовились. По традиции у каждого дома на двери обязательно должна была появиться плетеная из соломы кукла в веночке (сколько в доме женщин, столько в венке косичек), а на столе под знаками пяти богов — хоть один горшочек с веткой аруты. Куклам каждый приходящий гость должен подарить хоть какое-то украшение, хоть нитку цветную на худой конец — на счастье дома. Кому-то, говорят, и двери по два раза менять приходилось — если подарков было чересчур много и петли не выдерживали…
Одним горшочком аруты, впрочем, люди тоже не обходились. Уважающие себя люди покупали, как минимум пять — по числу богов. Гибкие желтоватые веточки, попавшие в тепло с зимнего холода, первый день «плакали» — по блестящей кожице скатывались с почек крохотные капельки смолы, на второй — набухали почками, на третий — выстреливали нарядными бело-красными «сережками», длинными, с нежным горьковатым ароматом. И так они могли стоять до самого праздника Схода, прихода весны, когда укоренившуюся уже веточку было принято с песнями высаживать в землю. Хорошо потом отдыхалось и в садах, и в арутовых рощах…
Так что сейчас горожане, забывшие про драконов и прочие несчастья, вовсю покупали-продавали все необходимое для будущих праздников…
— Арута! Срезана сегодня! Подготовлена для посадки!
— Бусы! Бусыыыыыыыыы!
— Горшочки глазурованные, горшочки с рисунком, горшочки, горшочки, горшочки!
— Арута для посадки!
— Горшки для посадки!
— Арута!
— Горшки!
— Горш.. тьфу ты, арута!
— Куклы, солома, бусы… кукла, солома, бусы… Куклы…
Мужская рука мягко толкнула верхнюю рамку окна. Галдеж стих.
— Итак?
Слово мягко легло в негромкий шум сдержанных разговоров, и от него, как круги на воде, по комнате расплеснулась тишина. Фыркнул и умолк северянин Пало, на полуслове оборвал свои подсчеты самый старый из команды Бира Майеке, поднял руку, останавливая собеседника, молчаливый Вида. Последними перестали размахивать руками вечные спорщики Эвки Беригу и Пилле Рубин. А их сосед Гэрвин выдохнул с явным и весьма понятным облегчением. Вот же бестолочи, сколько раз уже влипали из-за этой привычки — не передать! Учишь их сдержанности, учишь, да что там говорить — сами ведь уже наставники, сами объясняют новеньким, как важна точность движений и сдержанность… ведь самопроизвольную активацию знаков через невербальное воздействие никто не отменял! Пусть нечасто и не у всех, но впечатанные в сферу знаки могли срабатывать не только через направленное усилие, но и вот так, комбинацией случайных факторов: эмоция-жест-искра… результат, как правило неожиданный и неповторимый (именно поэтому, кстати, вельхо и запрещено употребление глюшь-травы… прочих туманящих разум веществ заодно).
И все равно в пылу спора молодые вельхо постоянно забывались и пытались добавлять весомости своим аргументам через рукомашество. И снова нарывались. В прошлый раз, года три назад, на одном важном обсуждении Пилле Рубин вот таким же случайным жестом нечаянно размягчил всю доступную мебель в жидкую кашицу, отчего все, естественно, попадали. А к тому же перемазались в бывших столах-стульях с ног до головы и сказали дорогому коллеге массу добрых слов. Интересно, чем сейчас дело могло кончиться?
Но тишина уже наступила. «Рука Нойта-вельхо», прибывшая по требованию правителя города для расследования инцидента, была готова к обсуждению первых результатов.
— Слово?
Обычно такой вопрос всегда вызывал некую паузу — по традиции, разговор начинал самый младший, а потом слова «о наблюдениях» давались по линии старшинства. Каждый докладывал о своей доле исследованного, пытаясь выстроить наиболее полную картину событий… Потом, как правило, старшинство отодвигалось в сторону и начиналось собственно обсуждение — выявление связей, выводы, прогнозирование последствий. Здесь звания были уже не важны, здесь на первый план выходило иное, а именно наблюдательность, способность к анализу, да и фантазия была не последним делом, так что официальный ранг на время забывался. Вспоминался он только при подведении итогов…
Впрочем, в такой сложившейся группе, как эта, паузы и так не возникло.
— Мое! — тут же отозвался на приглашение главы Гэрвин (именно он был здесь младшим). Не поднимаясь со скамьи, он подтянул к себе лежащий рядом ящичек и заговорил, одновременно один за другим выкладывая на стол одинаковые кругляшки мерителей энергии и разнообразные «зарядки», похоже, «копи» и заготовки для амулетов. — Значит, так… Относительно вероятности появления драконов в этой местности факты таковы: энергонасыщенность — уже по первым замерам — очень высока, почти семьдесят единиц, и это несмотря на то, что прошло уже восемь дней. Копи почти не нужно заряжать — они заполняются практически самопроизвольно, моя, например, емкостью на восемь единиц оказалась заряженной за время в семь раз меньше стандартного.
— Ого…
И правда «ого» — мерители-то почти сплошь красные, прежний цвет, цвет полированной древесины, сохранил лишь узкий краешек по ободку. Это ясней ясного свидетельствовало о высоком уровне насыщенности энергией.
— Более того, абсолютно пустой амулет, изготовленный на месте и оставленный близ точки предполагаемого появления драконов, напитался энергией на две искры… сам, без участия вельхо.
— Гэрвин!
— Как это возможно?
«Рука» оживленно зашепталась. То, что этот вызов не очередная пустышка (драконов нервное население видело часто, причем порой в местах, совершенно невозможных для любого нормально мыслящего человека), они поняли сразу, но чтобы настолько вопиющий случай… Либо дракон был сильный, либо и правда не один. Доверять очевидцам «рука» давно привыкла с оглядкой, но здесь никто не говорил об одном драконе, все показания сходились на цифре три и выше.
— А что за амулет? Емкость? Направленность?
— Банальный «истинник», емкость я уже называл… Я сконструировал его, пока ждал результатов первых замеров — и просто оставил у одного из мерителей, на краю той дыры — входа… точнее, провала… в подземелье. Отошел, чтобы расставить мерители вдоль улицы. Вернулся приблизительно через час. К этому времени истинник уже был заряжен, причем я не запускал процес зарядки. Повторные опыты, уже с другими амулетами, подтвердили результаты. Энергия на указанном месте есть, степень концентрации высокая.
— Ах вот зачем ты у меня все мои «пустышки» попросил. На опыты, — как бы про себя протянул Эвки. И напрасно, кстати. Гэрвин подавал большие надежды как исследователь, но с пониманием тонкостей человеческого общения у него всегда были некоторые сложности. Вот и сейчас он с полной готовностью выхватил из общей кучки и протянул коллеге горсточку позаимствованных ранее кристаллов, среди которых мерцало нечто розовое. — Подожди… ты их зарядил? Все?!
— Конечно. Кстати, можешь забрать прямо сейчас…
— Не сейчас! — охнул Эвки, — Не… ох, ладно, давай… вот обязательно было мне при всех это совать?
И он обреченно сунул розовое нечто (явно кристалл «для взрослых грез», причем недешевый) в карман, пряча от посторонних глаз.
— А что такое? — изумился наивный Гэрвин. — Это не твое?
— Да мое, только… ладно, неважно. Так, что я-то хотел рассказать…
— Про амулет? — невинно осведомился Пилле Рубин.
По комнате прокатились смешки.
— Да нет же! — обладатель амулета поглубже затолкал в карман все его содержимое и уже более спокойно продолжил. — Мы… э-э… обследовали население. Как известно, появление дракона, усиливая насыщенность магополя, может спровоцировать проявление магических способностей у тех людей, чей уровень одаренности… э-э… раньше был низок. То есть низок настолько, что не позволило сформировать сферу и проявить магию. А так же различные отклонения от нормы, вплоть до… э-э… — он понизил голос, — обращений.
— И?
— Так вот, на настоящий момент мы имеем восемь случаев таких… амулетов.
Смешки усилились. Маг метнул негодующий взгляд на Пилле и спешно поправился:
— То есть отклонений! Четыре случая спонтанного проявления магии…
— О, ну нас пополнение? — заметно оживился самый старый член группы, оставленный в Руке сверх комплекта, исключительно из уважения к былым заслугам. — Что ж, на этот раз город не зря закрыли. А каков уровень? И когда можно будет…
— Позже, коллега. Продолжайте, Эвки Беригу.
— Так вот. У нас пополнение на четыре мага — способности средние, но устойчивые. Был пятый, но…
— Что, шок от обретения магии оказался чересчур силен?
— К сожалению. Он настолько перепугался, что не смог сдержаться. Словом, произошло спонтанное извержение, как у куколок в период инициации. Теперь у него спальня — стены, мебель, ночной горшок и женин чепец — из какого-то неизвестного до сих пор серебристого металла, а вот магии больше не осталось.
— Но имя тоже стоит внести в список. Проследить следующее поколение.
— Сделано.
— А металл? Металл можно взять! На исследования.
— Металл уже здесь. Добрый горожанин сдал его сам… то, что смог дотащить. Об остальном подумаем позже, если образцы покажут ценность. Еще у нас два случая оборота, оба неполные. Их придется забирать с собой и лечить. И думаю, стоит внести в список и их имена на всякий случай. У одного легкая степень, всего лишь ороговела кожа, а у второго прошла трансформация рук и ног… неприятное зрелище.
— Но это семь, а вы говорили о восьми.
— Восьмого тоже лечить придется. Там магия сработала на нарушение стабильности психики. Видения, расстройство речи и тому подобное.
— Понятно. Вечером займусь. У вас все? Кто следующий?
— Я, — как всегда не в очередь включился старейший. — Обследование трупов преступивших действительно показывает остаточные следы воздействия магии. Но большая часть не с помощью огня, а, представьте, коллеги, чего? Мороза. Мо-ро-за! Изумительно, не правда ли? Нарушения кожных покровов показывают…
— Спасибо, достаточно, — перебило сразу два голоса. Манера коллеги Бира Майке выкладывать всем и каждому в подробностях малоаппетитные признаки типа окоченения и т.п. заставляли срочно сворачивать общение даже стойких вельхо без особой фантазии. А уж для обладающих фантазией…
— Моя очередь, — как всегда холодновато начал одноименный Вида. — Про результаты опроса городской сторожи все в курсе, я полагаю? Тогда пара деталей. Первая: в городе я наблюдал вот этот значок… вот, извольте видеть: круг, пересеченный четырехцветной радугой…
— Знак драконопоклонников? Как интересно…
— Не то слово. Рисуют на стенах, в открытую, и не в одном месте. Думаю, скоро тут начнут сажать снежники.
— А что, вполне может быть… Здешние края в этом отношении всегда были многообещающими.
— Нет, эти горожане скорее, фийеши высадят, пламенки в просторечии. Снежники сейчас сажают только самые упертые.
— Либо новички. Но сажать будут, тут ты прав…
— Второе. Местная сторожа вылезла из шкуры, но нашла вчера ночью некоего торговца краденым, у которого при обыске обнаружены горшочки с драконьей кровью, чешуей и когтями.
— Вот это да. Много?!
— Нет, не очень. Но все очень свежее. Полагаю, появление драконов больше в доказательствах не нуждается.
— Еще бы… — у Эвки уже горели глаза.
— И третье. В городе, учитывая студиозусов, живет двадцать два — двадцать два! — вельхо. И ни один из них своевременно о драконе не сообщил. Либо это пример вопиющего непрофессионализма, либо — и я склоняюсь к этому — преступивших, каким-то образом удерживавших у себя дракона, кто-то прикрывал. Поздравляю, коллеги, у нас очередной ренегат.
Уже нацеленные на немедленный осмотр трофеев вельхо снова сосредоточились на проблемах.
— Нет!
— Опять… — возвел очи к небесам темпераментный Пилле.
— Снова менять систему Зароков?! Снова где-то дыра.
— Третий раз за последние десять лет. Блестяще. Неужели Нойта-вельхо не в состоянии найти наконец оптимальную систему, способную пресечь подобные действия в зародыше?
— Если бы были способны, то…
— Минуту терпения, — ровный голос врезался в обсуждения, как холодная сосулька в чашку кипящей воды. — Еще одно. Драконы были говорящие.
Он обвел глазами примолкших соратников и сел, обронив:
— А теперь можно высказываться.
Макс.
Город я запомнил плохо. Входили мы тогда в него под вечер, усталые, замерзшие, так что помнилась только арка городских ворот и хриплый голос стражника, поторапливающего опоздавших.
Сейчас я с удивлением смотрел на бело-желтый узор на фоне бледного зимнего неба — будто на голубой шелк кто-то бросил светлое кружево. Красивый был город. Дома высокие, как минимум в четыре этажа, причем верхние этажи часто соединялись легкими ажурными мостиками, как в Венеции, и с этих мостов свисали на темных цепочках фонари, пока не зажженные. Причем … я пригляделся — первых этажей часто не было вообще, толстенные, прихотливо переплетенные решетки окружали что-то вроде небольшого сада, а лестницы от калиток вели сразу на второй этаж… Придумают же.
— Так много людей… Какой-то праздник? — напряженно поинтересовался Славка.
— А? А… да… — маг Терхо отвлекся от каких-то своих мыслей и принялся объяснять что-то насчет перелома зимы, веночков и подарков. Мол, мы выбрали очень подходящее время для визитов в город. В канун такого большого праздника все озабочены только предстоящими гостями, развлечениями и дарами. Некоторые вообще начинают праздновать его очень и очень заранее, так что наших ограбленных дома, скорей всего, ждал веселый вечерок и раздраженные глупыми оправданиями супруги со скалками наперевес.
А что, и правда. Попробовал бы у нас среднестатистический поддавший приползти домой на бровях и на голубом глазу поклясться жене, что на дороге его ограбили два дракона и один маг. Да-да, дорогая, эти драконы потребовали половину груза, а главное, зачем-то вышитые тобой рубашечки… и деньги заплатили… мамой клянусь! А что хмелем несет… а что хмелем несет? Это они заставили! Налетели и давай: пей да пей за наше здоровь… ну вот зачем сразу драться?
Я невольно улыбнулся, стараясь не выпускать из вида мага — кто его знает, что он там себе думает. Возможность не только вернуть магию, но еще и подрастить ее в размерах для парня должна быть хорошим стимулом, но кто поручится, что этот стимул все перевесит? Вельхо здорово себе на уме, и я еще не забыл, как он пытался настроить меня против Ритхи. Так что присматриваем, присматриваем, паранойя, конечно, портит жизнь, но как же порой ее продлевает!..
Для полного спокойствия магию, конечно, лучше было бы совсем отобрать, да нельзя. Во-первых тогда, при договоре про помощь с хватухой, пообещали, что немного «искорок» пока парню оставим, а слово, особенно если тебе человек нужен, лучше держать. Во-вторых, после возвращения в человеческий вид Славку поджидал неприятный сюрприз в виде по-новой парализованных ног.
Да, как оказалось, драконье лечение на драконов и действует, а люди идут мимо. Так что маг нам понадобился, ага. И что интересно, обошелся он без спецэффектов незабвенногоЭркки типа бега босиком по уголькам. Еще и хихикнул этак высокомерно: подпитка, мол, для непосвященных, то есть «дикарей», которые обучения не проходили и недоучек, которых с этого обучения за что-то турнули.
Все обошлось существенно попроще. Хотя это как посмотреть…
С практикой у нашего ученого чародея точно было не все в порядке. Хотя начинал он вполне уверенно.
Немного поважничав, Терхо подтянул шнурками рукавчик, открывая «знаки». У него это получилось так… почти умилительно. Чуть напоказ, знаете, как у ребенка, первый раз делающего работу «как у больших». Славка, закутанный в две шубы и я, торопливо натягивающий первые попавшиеся рубашки и штаны, смотрели на это во все глаза (из-за чего я попал ногой в штанину только с третьей попытки). Все также важно он опустил глаза… и завис. Только губами шевелил. Не то что-то повторял, не то чем-то ругался.
— Терхо?
— Подожди.
Что-то не складывалось. Нужный знак среди татуировок явно не находился.
— Эй? Что-то не так?
— Н-нет, все правильно! — и наш чародей уже немного быстрее задрал второй рукав. И выдохнул, уставившись куда-то пониже локтя, — Ага, вот он где!
Слегка покраснев, он с явным облегчением предъявил нам золотистый значок размером с полпальца.
-А это точно он? — вырвалось у меня. — У Славки там из-за него рога не вырастут? Или еще чего…
Маг вспыхнул.
— Нет!
Уже без прежней важности он что-то бормотнул (тихонечко так, я еле расслышал). И началось обещанное чудо. Знак — что-то вроде гусеницы, вид сверху — налился светом… отделился от кожи и, увеличиваясь в размерах, поплыл к Славке. Тот замер, и даже озноб, кажется, перестал его бить. В расширенных черных глазах отразились сразу две искры… А знак неторопливо, словно что-то проверяя, покружил вокруг головы, залетел за спину… и будто впитался в одежду, растворился, напоследок вильнув «хвостиком».
А через пять минут Славка уже приплясывал, пытаясь разом надеть штаны, рубаху, шубу и кое-как смастеренные магом сапоги.
Да, без помощи Терхо мы бы до города добрались в том еще виде. Одежда в ограбленной телеге была, а вот с обувью вышли обломатушки. Не досталось нам ее… И если б не маг, пришлось бы мастерить обмотки из трофейных запасных рубашечек и ковылять до городских стен в таком бомжеподобном виде. Можно представить, как бы тогда на нас смотрела стража.
Тем временем Штуша, сидевший у меня на груди, что-то чирикнул, улица, по которой мы шли, расширилась и влилась в площадь… и вот здесь предпраздничная суета просто кипела.
— Специальное предложение! Только у нас! — завопил в лицо Славке лохматый тип с тележкой. — Набор из пяти горшков вместе с землей и лопаточкой! Лучшая арута в городе!
— Куклы надо? Ох, хиляйнен! — парень, тащивший на себе целый переносной магазинчик с соломенными куколками, налетел на тележечника, и сразу четыре его куклы решили, что им ко мне «надо». Что и доказали, посыпавшись мне на голову. Не растерявшись, он тут же послал торговца горшками куда-то «под юбку страшиле Харш», и минуту спустя они уже самозабвенно ругались, исследуя родословную противников и всю глубину заблуждений богини Живы, когда она решила создать подобное недостойное существо…
— Венки-и-и! Венооооочкиииии… — не обращая внимания, пела свое третья торговка, и я рассмеялся. Оказывается, я соскучился по этому. Раньше любой праздник воспринимался как повод подзаработать побольше, а сейчас… надо же, просто соскучился. Просто по городскому шуму, по человеческим лицам… да даже по обычной торговле!
— Эй, парень, почем куколка?
В конце концов, праздник же? Подарки дарить надо! И я потянулся к монетам, не замечая, что рядом, на стене, мягко замерцал небольшой желтоватый камень…
Вообще-то городскую сторожу еще недавно заставить куда бы то ни было отправиться в праздничный день было сродни легендарному подвигу бога Ульве, который, как известно, убедил море отойти от берегов, открыв Островную россыпь. Сторожа ведь тоже состоит из людей, и эти самые люди желают отдыхать в праздники, как и все остальные. Поэтому в дни как Перелома Зимы, так и Схода со всевозможными происшествиями разбирались немногочисленные неудачники, коим это «счастье» выпало по жребию, а их более везучие коллеги вовсю поднимали кружки за милость богов, за личное счастье и прочие важные (особенно за праздничным столом) вещи. И чтобы выкорчевать их из-за этих столов, требовался очень весомый повод.
Но увы, два дракона совокупным весом около восьмисот ска действительно могли считаться весомым поводом. Да еще близ городской черты. Да еще тогда, когда город все еще под королевским надзором. Да когда здесь работают представители Нойта-вельхо.
Словом, даже самому ленивому из сторожи было ясно, что отвертеться от выполнения служебного долга дело безнадежное. Поэтому четыре «руки», вооружившись сетеметами, без лишней паники выдвинулись из города и спустя каких-то пару часов окружили место предполагаемого пребывания чудовищ. Горячо надеясь, что у чудовищ за это время нашлись какие-то свои дела.
Бог Ульве сегодня мог быть доволен: так горячо и целенаправленно ему давно не молились. По крайней мере, сторожа. Хранителям спокойствия и защитникам закона полагалось молиться Миро, покровителю порядка и равновесия. Не то чтобы их кто-то ограничивал — вера личное дело каждого, просто традиция такая. Ульве молятся торговцы, воры, путешественники и прочие взывающие об удаче. Живе — жаждущие здоровья… И так далее. Дети и не слишком молодые люди старались вешать на шею все пять ленточек — им ничья милость не лишняя, первые еще не определились с путем, вторым хочется знать, что за обрывом нити их ждет покровительство не одного бога. Словом, недаром торговля молитвенными ленточками не зря считалась делом прибыльным.
Но видеть, как отряд сторожи в полном составе топает по зимней дороге с желтыми ленточками на шеях… прохожие даже о подарочном настроении забывали, наткнувшись на эту интересную картину.
— А кккуда это они все?
— В дорогу, вишь ты, отправляются… вот и молятся.
— Это что ж за дорога такая, что сторожа вся в молитвах?!
— Преступивших ловить идут!
— Армию, што ль? Куды столько-то?
— Молиться, верно. В честь праздника.
— Ага, с всем оборужением…
— Жениться, может?
— Все? Разом? С оружием?
— Да к вам, бабам, порой только с оружием и подступишься. Уы, больно же! Все, понял, понял, отпусти, извиняюсь же!
Сторожа мрачнела на глазах. Отвечать из строя было запрещено, говорить про драконов запрещено тем более, топать молча и слушать знатоков невыносимо в принципе. Кое-кому из сторожи после таких комментариев казалось, что встреча с драконом — не такой уж плохой вариант…
Особенно если его там нет.
Последняя снежная баба — жуткая рожа! — промелькнула и растаяла вместе с дорогой, последнее прикосновение на удачу, последний совет второпях нанятого драконолова (всю дорогу достававшего отряд баснями про свои доблестные подвиги на ниве охоты), последний пригорок…
Пригорок, за которым скрылась разведка… пригорок, за которым они.
Драконы.
Кровавые твари, которые вынырнули из страшных сказов…
Редкие голоса, которые смели переговариваться в преддверии первой охоты на драконов как ножом срезало.
— Разведка не вернулась?
— Нет.
— А я его в хватухе и рраз… — продолжал заливаться в настороженной тишине голос драконолова, дирижирующего тыквой. В тыкве, по его уверениям, был целебный отвар, но уверениям с каждым глотком верилось как-то все меньше и меньше. Как и историям о подвигах.
— И он сррразу!
— Тихо! — прошипел ручник. — Уймитесь, остай, последний раз говорю.
— А сссу… совет?
Старший только скривился.
— Какие там советы, почтенный? Если мне вдруг потребуется совет относительно выпивки, я обязательно вас спрошу. Всем тишина. Разведка?
— Не вернулась.
— Слушьте… сссавет — вперед и ик…
— Заткните его кто-нибудь.
— Ик!
— Вот так. Вернемся — поговорим с теми, кто этого придурка нанял. Повторяю: всем тишина. Ждем знака от второй и третьей руки — они просигналят, когда завершат окружение дракона. Кто-нибудь видит признаки их присутствия? Драконов, я имею в виду.
Некоторое время затаившаяся рука до рези в глазах всматривалась в путаницу заиндевевших ветвей на невысоком холме с ровной, будто срезанной верхушкой. Ни дыма, ни огня, ни даже треска веток. Может, милостью Ульве, драконы снова полегли спать? Или вовсе улетели?
— Никак нет, господин ручник. Только вон там, за тремя деревьями будто пар белеется. Видите? Слева? Для человечьего дыхания его чересчур много.
— Подождем. А где этот… советчик?
А и правда, где? Куст, куда советчика отправили на предмет полежать-отдохнуть (и протрезветь), неторопливо и как-то очень независимо расправлял ветви, а несостоявшегося драконолова не было ни видно, ни слышно. Только пустая тыква валялась.
— Куда он делся…
— Господин ручник! Смотрите, сигнал второй руки — с той стороны! Передают: «Вижу цель»…
— Вижу. Расстояниие… двести шагов… Сетеметы, товсь.
Снять рукавицы, торопливо размять пальцы, подтянуть решетчатую трубу с чарованной сетью, нащупать печать, предохраняющую спуск. Если дадут команду, все, что останется — нацелиться на дракона и сорвать печать. Спуск произойдет сам. Даже если драконье пламя зажарит заживо, сеть долетит.
А семье убитого выплатят «смертные».
Сильно это их утешит.
Помоги, Ульве…
— Печаааать… — сдавленно процедил ручный.
— Не спешите. Только не спешите.
Пальцы трясутся…
— Господин ручный! — разведка вылетела из-за пригорка так, будто за ними по пятам гналась толпа разъяренных заимодавцев. — Драконов за пригорком…
— Бей! — рявкнул ручный.
Вразнобой стукнули спусковые пружины, зажужжали, взвиваясь в небо, серые сети, разворачиваясь в полете, потрескивая, наливаясь сполохами антимагической защиты.
— …не обнаружено… — по инерции договорили разведчики.
Сссссвип!
Долетевшие сети увесисто хлестанули по деревьям и снегу. Синеватые разряды полыхнули и потухли, ненадолго подвесив перед глазами тающие тени. Незадачливые драконоловы замерли, ожидая неизвестно чего. Но дождались лишь доклада разведчиков о том, что на поляне обнаружены только снежные бабы в количестве трех и драные мужские штаны.
— А драконы?
— Кусты заметенные, сыздаля и правда за драконов принять можно.
Облегченный выдох стряхнул снег с ближайшей сосны. Не подвел Ульве, слава ему!
— А пар? — не торопился верить хорошей вести старший.
— Родник незамерзающий…
И тут же за пригорком взвился нечеловеческий крик.
— Дракон? — выдохнул молоденький стражник.
— Сеть! — спохватился кто-то из разведчиков. — Никак схватило кого?
— Придурок, — лаконично высказался старший. — Пошли, глянем.
Поляна представляла собой живописное зрелище. Сети, все еще просверкивающие синими сполохами, устлали подножие пригорка, незамерзающий родник — тот активно сопротивлялся и парил почем зря — и особо неудачливые кустики. В воздухе висела снежная пыль, сети потрескивали, плотно сжимая в своих объятиях подвернувшиеся жертвы…
А прямо у родника, судорожно цепляясь за нее обеими руками, болтался на ветке «советчик» и раскачивался, в последний момент выдергивая ноги из пелен еще одной сети. Чуя живое, сеть хищно сверкала и тянулась краями к добыче, не торопясь, однако, выпускать из объятий толстый пень. Добыча прилежно верещала.
— Что тут происходит? — поинтересовался старший, не особо, впрочем, торопясь на помощь.
— Поймал! — гордо доложил советчик. — Я йго… пымал. Видели?
— Кого?
— Во! — кое-как извернувшись, доблестный драконолов пнул дерево, на котором висел, — Его! Улететь пытался, гад.
И бухнулся вниз.
Макс.
Почему мне было не по себе, не знаю. Все так удачно складывалось. И с грабежом этим, и следы на снегу, там, на поляне так хорошо замаскировали. И Штуша у нас есть теперь, и вообще.
Но ощущение «гроза будет» осталось.
…нервную компанию я завидел издалека — дети с жаром что-то обсуждали, а три-четыре утешали рыдающую девчонку лет десяти.
— Бросила-а… пропадеееет… Дура я… — ревела девчонка.
— Эй, парни, не поможете?
— А чего надо?
Объяснять не пришлось. Штуша тихонько свистнул, садясь девчонке на плечо, и в тот же миг на меня посмотрели глаза. Самые светлые и чистые на свете глаза.
— Максик!!!
Янка!
Янка, наша малявка!
— Слав, за магом следи, — только и успел попросить я… а через секунду на меня уже обрушился тайфун под названием Янка. Тайфунчик с размаху боднул меня головой в живот и обнял так, что даже через тулуп почувствовалось.
А я… я застыл. Янка всхлипывала, вжималась лицо куда-то мне под ребра, стискивала руки,- мелкий котенок, потерявший своих. Она мочила слезами мой тулуп, а я стоял, как пень, как манекен в бутике и почему-то даже слова не мог сказать. Совсем. И руками пошевелить не мог. Они так и замерли — на ее плечах…
И я не мог вспомнить, как я их туда положил.
Надо было обнять ее. Или по голове погладить. Но ладони как прикипели. Не двинешь и не оторвешь. Дрожат…
— Живой… — бормотала она. — Живые, вернулись, нашлись…
…Она была в другой шубке, не той, что я покупал, а покороче и более темной, и мехового мешочка на руках не было. Но заплаканные глаза счастливо блестели.
— Максик… ой, мы тут так переживали… Где вы были? Мы думали, вас убили!
Нас?
— Ну что ты молчишь? — маленькие ручки вцепились мне в пояс и тряхнули. — Ты больной? Тебе плохо? А Слава? Он с тобой? Не молчи!
Я смотрел на наше сердитое чудо и думаю, улыбка у меня была в этот момент самая дурацкая. Яна, мелочь ты моя говорливая, как же хорошо, что ты осталась абсолютно прежней. Значит, все нормально… и у тебя, и у нашей непотопляемой бабушки, могу спорить. Иначе ты бы изменилась. Все в порядке… и я обязательно тебе отвечу, обязательно… как только смогу хоть слово вставить. Идет?
— Макс!
— Яна? — прозвучало рядом. Светловолосый паренек с цепким взглядом отделился от ребячьей стайки и встал рядом. — Что-то неправильно?
И я почувствовал, как замерзает моя улыбка. Это «правильно-неправильно» встряхнуло не хуже удара тока от мокрого чайника. Очень неприятные воспоминания были связаны с этим словом. Правильно, значит…
К счастью, на одну вещь в мире (а именно на Янкин язык) я положиться мог всегда.
— Все правильно, Ари! — девчонка сияла солнышком. — Все очень-очень правильно! Это наш друг, очень хороший. Просто замечательный. Мы его так ждали, так ждали! Правда, Штушик?
— Чиррр! — подтвердило крылатое недоразумение.
— Он долго пропадал, а теперь нашелся! Макс, идем, ты нам сейчас все-все расскажешь! Правда?
Последнее слово прозвучало почти с угрозой. А быстро все входит в свои берега.
— Мелкая… — я кое-как заставил шевелиться непослушные губы. — А я тебе подарок принес…
Кукла застряла в кармане — руки все-таки двигались через силу — и вылезла на белый свет только со второй попытки. Шапочка с нее тут же свалилась, но до снега не долетела — симпатичную синюю штучку в белый кружавчик тут же приватизировал Штуша. Отдавать не стал, завертел в крохотных лапках.
— Вот. Назовешь как хочешь.
— Это… мне? — тихонько спросила девчонка.
— Ну… понимаю, что ты уже большая, но…
— Спасибо! — малявка снова влипла мордочкой мне в шубу. — Максик, вернулся, вернулся… А Слава? Слава… живой?
— С ним все хорошо.
— Он ходит? Где он?
Краем глаза я выцепил Славку — он уже успел отойти к краю площади и сейчас напряженно смотрел на нас, придерживая мага за руку. Не подходит. Что-то встревожило?
— С ним все нормально. Как вы? Как… бабушка?
— Хорошо, у нас все хорошо! Нам дали квартиру, как «пострадавшим от драконьего налета». И деньги дали. Но бабушка Ира вяжет, зарабатывает. Ой, как она обрадуется! Пошли скорее!
Драконьего налета, значит? Интересно.
— Ян, ты далеко? — светловолосый прищурился.
— Домой!
— Нас же просили не уходить…
Янка виновато затопталась.
— Ну Ари… Я только покажу Максу, где мы живем! Немножко ведь драконы подождут?
Мы? В смысле драконы? А чего мы должны ждать?! И при чем тут мелкая? Не понял.
Отодвинутое было ощущение «гроза близко» снова дохнуло в затылок холодом.
Нас все-таки засекли? Да еще как бы не эта самая компания. Мы же тогда со сна и не разглядели ничего…
А они, кажись, разглядели. И нашли, кому рассказать. И что интересно, им, похоже, поверили.
Ладно, подумаем, что с этим делать. Главное, мы не там, а здесь, и вид у нас самый что ни на есть человечий. Пусть попробуют найти. Москва-Воронеж и этот самый, недогонятельный… ну вы поняли.
Янка тем временем сражалась со своим Ари. Правда, сражения как такового не было: паренек попробовал было сказать что-то про какие-то обещания, но малявка включила свой фирменный взгляд «я-нищасный-лемурчик», и шансы Ари устоять увяли на корню. Вот честное слово, если бы не шум на площади, мы бы, наверное, услышали, как его твердость трещит и осыпается кусочками.
— Ладно, иди, — сдался он. — Я скажу, если что. Верно, парни?
Мальчишки отозвались вразнобой, но в целом одобрительно:
— А то!
— Знамо дело.
— Родичи же. Святое дело.
— Иди, Яна.
А у Янки тут неплохая компания…
— Спасибо, Ари, ты замечательный!
— Да ладно… — вздохнул «замечательный». — Иди уже. А то вон твой Штуша уже извелся от нетерпения.
— Что? Ой, Штуша! Нельзя!
Зверек обиженно выплюнул из пасти что-то синее — как оказалось, верхушку прогрызенной кукольной шапочки.
— Это нельзя есть! Тебе же плохо будет.
Пушистик фыркнул.
— Чиррр-чи, — с отчетливо снисходительной интонацией чирикнул он. И показывая, что есть это никто и не собирается, растянул бывшую шапочку в ручках, подлетел в воздух и просунул туда лапки. Нижние. Подтянув новоявленную юбочку, утеплившийся Штуша взлетел на плечо хозяйки и с интересом присмотрелся к остальной кукольной одежке…
Разобравшись с пушистым модником (то есть наскоро купив ему шарф для дальнейшего утепления), мы заторопились с площади.
— Пошли, пошли скорее…
— Пошли. Только не туда, а вон видишь лавочка с лентами?
— Да. Макс, мне не нужны ленточки! Бабушка…
— Мне тоже, — улыбнулся я. — Но там… там тебя кое-кто ждет. Видишь? Только тихо…
— Славка!!!
Вихрь в темной шубке метнулся вперед, и я рассмеялся, несмотря на давящую тревогу: Славка у нас недаром был умником. Он успел присесть, но его это не спасло — разве что удар пришелся не по ребрам, а по груди…
А одежда, готов спорить, промокла точно так же.
А тем временем….
— Вельхо, тревога! Драконы в городе.
«Рука Нойта-вельхо», хоть и малоопытная в собственно драконьих вопросах, была, что называется, «сработанная». Лишних слов они тратить не стали — только подобрались и молча уставились на недоброго вестника. Взъерошенный Гэрвин поспешно положил на стол янтарную пластинку-отражатель толщиной примерно в палец. Янтарь был явно старый, с неровными, будто выкрошенными краями и занятно (если бы дело происходило при других обстоятельствах) перемигивался красноватыми огоньками!
— Ты задействовал отражатель?
— Это модель. Подключил его чисто на всякий случай. Точки — отслеживаемые объекты, то есть мерители. Сейчас настроено так: как только меритель наполнится, он изменит цвет — на красный. Еще утром… да что там, еще три часа назад они были вот такими, — чуть дрогнувший палец указал на россыпь желтых и бледно-оранжевых точек по левому краю и верху. — А сейчас — вот. Красный…
Комнату затопило молчание.
Когда город «закрывают», это не значит, что вокруг него строят стену из бревен или камня. И затратно, и без толку. В город должны привозить еду и дрова, из города вывозить товары и отходы, отбери у горожан все это – и будет бунт. Конечно, в случае мора или отлова кого-то сверхопасного стену могут и поставить – для этого специальный амулет есть, но в данном случае ничего такого не применялось. Драконы явно улетели, ловить их здесь не было никакого смысла, задание Руки в данном случае было разобраться с последствиями. Группа и разбиралась. Проведены замеры, проконтролированы компенсации, горожане опрошены и предупреждены об ответственности за распространение информации, местные вельхо вызваны для бесед и порицания (было за что, начиная с незамеченного ренегата, прохлопанного дикого случая с нелегальным провозом дракона и заканчивая не красящими магов случаями употребления глюшь-травы у молодежи). Самое главное – выявление «диких магов», латентов, которые почему-то часто появляются после драконьих налетов. И восстановление обстоятельств, при которых налет произошел. Во избежание.
Все это было сделано с должной добросовестностью, выставлена сторожа, усилены патрули, запрещены визиты в город некоторых категорий населения. Но никто не ставил сигналки и ловушки на драконов – в этом просто не было необходимости!
Обычно.
— Первыми засветились вот эти два — у городских ворот, они были практически пусты, поставлены лишь для сравненияпотом на прилегающей улице. И дальше…
Сейчас неровная цепочка алых огоньков дотянулась почти до середины пластинки.
— То есть ты хочешь сказать, что некто, обладающий мощной магической энергией, вошел в город и движется по улицам?
— Да. И настолько мощной, что заряжает мерители почти мгновенно, одним присутствием. На настоящий момент… это могут быть только драконы.
— Немыслимо. В закрытом городе…
— Объявляем тревогу? — подхватился Пилле.
— Подождите, — одноименный Вида решительно придержал товарища за плечо. — Тревоги-то как раз нет. Сторожа молчит, патрули молчат. На улицах никакой паники. А ведь после налета, как правило, люди склонны видеть драконов в каждом пролетающем облачке. Как это могут быть Крылатые? У нас бы тут народ уже двери сорвал — ломился за помощью.
— А мерители? Они не люди, обманываться не могут!
— Обманываться? То есть люди это нечто не видят, а «видят» только амулеты… Невидимые драконы?!
— Отчего же? – старейший Руки Бира Майки взял пластинку, повертел в пальцах. – Все проще, дорогие коллеги.
Отчего-то «коллеги» прозвучало как «недоучки» — с явной издевкой.
А Бира Майки со вкусом тянул паузу, будто не дорого было каждое мгновение. Будто не дракон сейчас ходил по улицам совсем рядом…
— Все проще. Это людоформы.
— Что?
— Вы, конечно, об этом не информированы, — усмехнулся странно неузнаваемый старейший. — Сейчас об этом не слишком принято говорить… но, знаете ли, такое случается! Или случалось.
— Нужно известить Круг!
— Позже! – рявкнул вдруг всегда мягкий Бира Майки. – Займитесь делом! Или вы считаете, что дракон явился сюда так, праздничек с людьми отметить?! — блеклые глаза в сеточке морщин вдруг сверкнули остро и зло, а старческие пальцы с хрустом раскрошили край пластинки.
И Гэрвин замер, едва удержавшись от от того, чтобы отступить назад. Милого чудака, рассеянного любителя «послежизни» Бира Майке больше не было, перед ними стоял подобравшийся хищник, готовый бить насмерть, не считаясь ни с чем.
«Старая гвардия, — мелькнуло в голове. — Недаром говорят, что он один из тех, первых…драконоборцев…«вы не информированы…» Закрытая информация… Неужели?!»
— Где дракон сейчас?
— П-последний меритель… — судорожный взгляд на пластинку мигом исцелил внезапный приступ заикания. Гэрвин поднял потрясенный взгляд. — Он на площади. На городской площади! Совсем рядом!
— Немедленно туда. Все снаряжение — в боевую готовность.
Макс.
Да когда же я успел так привязаться?
Как это вышло? Почему сейчас, когда Янка засветилась мне навстречу, внутри что-то так отозвалось… ведь почти больно стало. От… счастья?
Счастья.
Ага. Я, Макс Воробей, крутой чел, реальный пацан, готов был взлететь от радости, что чужая малявка мне улыбнулась.
Узнал бы кто из компании — ведь оборжали бы с ног до головы. Лох, натуральный лох, которого можно купить на банальное «разводилово насчет моральных ценностей» — тот же Толян так бы и сказал, слово в слово. Нормальных, мол, на такое не купишь, реальный пацан точно знает, что все это нестоящее фуфло, а жить надо клево…
Ну… наверное, я не нормальный.
И знаете, что? Мне, похоже, пофиг.
Я стою на площади чужого города в чужом мире, у меня ни ноута, ни тачки, ни перспективы их заработать в ближайшие лет сто, на мне не то что одежды с лейблами нет — на мне вообще черте что с чужого плеча, сшитое в неизвестной деревне… но мне пофиг! Абсолютно.
Потому что Янка и наша неукротимая бабуся живы. Потому что они нас искали, ждали.
И рады нам.
И мне давно не было так тепло — там, в грудной клетке.
Отплакавшись на груди теперь уже Славки, мелочь решительно ухватила наши ладони в свои лапки и энергично так поволокла «домой». А попутно выкладывала новости.
— Бабушка Ира считается «трехименной», и я тоже. Нас поселили в специальном доме — в приюте. У нас все хорошо. А вы где были? Мы так вас искали… бабушка Ира подала «про-ше-ни-е», что у нее пропали родственники. И каждый день ходила в тот дом, ну, где нас держали. Там раскапывали подземелье и все выносили, что находили. Но вас там не было. Только вещи… ей отдали. А вы…
— Мы… мы далеко были, Яна. Мы обязательно расскажем. Только это секрет.
— Секрет? А я тоже знаю один секрет. Мы драконов видели! В лесу! Представляете?! — Янка сделала страшные глаза.
Я представлял. Блин, принесло же эту малышню туда…
— Сторожа сказала, что обязательно их поймает, но пока нам нельзя никому рассказывать — это секрет. Чтобы не было панков.
— Паники? — поправил Славка.
— Не знаю, наверное. А это что?
Славка взялся объяснять, а я… а мне опять не по себе стало. Будто царапается кто изнутри, наружу просится. Нехорошее чувство или… предчувствие?
Где маг? Вот он, на глазах. И Славка рядом. И Яна. И уйдем сейчас с чужих глаз…
Вокруг шумело человеческое море, народ продавал, покупал, хвалил, ругался, нам каждую минуту предлагали купить аруту, горшочек, ленты, лепешки… симпатичная девушка смешливо глянула на мою супер-одежку и коснулась алой ленточки на шее – так тут обращаются к богине любви.
Что не так?
Не знаю. Что-то. Что-то… что…
— Яна… — я на полуслове перебил очередную новость про какую-то Штушину проказу, — а дом далеко?
— Нет, почти пришли. Вон там дом, после вон того серого и вот белого еще…
— А ты не можешь позвать бабушку сюда? Там в доме, наверное, народа много, поговорить спокойно не получится…
Малышка прикусила губку.
— Не хотите, чтобы наши секреты кто-то услышал? Хорошо. Только… вы же не уйдете? Обещайте!
— Лучше не сюда, — вдруг вмешался маг. — Лучше вон там подождем, в подвальчике, в харчевне. Есть хочется.
Янка не слушала.
— Вы же не уйдете? Нет?
— Мы закажем тебе пирожок. Сладкий-сладкий, — улыбнулся Славка. — Беги. Мы подождем.
О! Первая уютная харчевня за это время! Каменные стенки побелены, каменный пол чистый и ровный, даже, похоже, выложен чем-то вроде плитки. Мебель – не простецкие лавки, а грубоватые, но все-таки стулья. Свечи в люстре и на стенах белые, витые, я уже забыл про такую роскошь… В простенках кованые решетки с цветным стеклом. Ну и ну! Даже салфетки на столах! Неужели можно будет съесть что-то кроме каши с лепешками? Правда, при виде цен в харчевне вдруг проснулось то, про кого я уже успел почти забыть. А именно некое земноводное на букву «ж». Да жаба, жаба. Она у меня всегда была редкой тварью — ей смело можно было присваивать звание убийца-душитель и вносить в книгу маньяков, но сейчас…
При виде цен жаба резко мутировала: отрастила щупальца и взялась за мое горло с учетверенной силой. Я отбивался, но заказать что-то в итоге получилось только для Янки — на остальное жаба только усиливала хватку и шипела, что выкладывать такие деньги за наверняка несвежий суп и неизвестно кем сделанную лепешку может только полный идиот. Именно из-за этой эпической битвы я и пропустил начало событий.
— Ну, Терхо Этку, — Слава без улыбки смотрит на мага. — И что ты нам хотел сказать?
— Э-э… — маг облизнул губы. — Сдавайтесь?
Я чего-то не понимаю… Совсем недавно мы шли по празднично украшенным улицам, локоть к локтю, строили предположения, к чему предназначен тот или иной подарок. Сковородку я, например, опознал, хотя что сделает супруга с бестолочью — мужем, посмевшим подарить ей вместо украшений вот это, мог предсказать довольно точно, вплоть до шишки на лбу. Куклы, книжки, фигурку животных тоже были вполне обычными подарочками, почти беспроигрышный вариант, кстати… но вот зачем тощий парнишка в новеньком тулупчике волок здоровущую травину, которая даже на вид казалась колючей, как… ну, как если бы поженились жгучая крапива и особо злобный чертополох. Вот их гибрид получился бы чем-то типа этой «травки». Кому ее можно подарить, а главное, за что? И как цеплять на дверь?
Мы с Терхо перешучивались и строили версии, Славка улыбался… а сейчас эти двое сидят и смотрят друг на друга так, что двинь кто-то рукой — и второй сорвется в драку.
А в ушах звенит и бьется то, что вельхо сказал.
Сдавайтесь. Сдавайтесь? Сда-вай-тесь.
Почему Терхо это сказал? Почему Славка не удивлен?
Я что-то пропустил. Что? Что?! Когда?!
— Даже так? — очень тихо, очень ровно, очень спокойно проговорил мой сосед. — Ты серьезно.
Это даже не было вопросом.
Сда-вай-тесь. Сда-вай-тесь. Сда-вай-тесь
— Да… — маг снова облизнул губы. Здесь было тепло, даже жарко, и у меня пересохло горло, у него наверное, тоже… но он не посмел даже посмотреть на стоявший в углу пузатый бочонок с водой…
— Объяснишь мотивы?
Он так это сказал… я давно догадывался, что наш умник не был мальчиком-ботаником, и прошлое у него не такое тихое, как раньше казалось. Но такого тона у моего сдержанного соседа я раньше не слышал. Была в этом негромком голосе и спокойная уверенность, и легкий интерес, приправленный вежливым сомнением: мол, точно ли уверен уважаемый собеседник в том, что говорит, и что-то вроде упрека. А за всем этим, как змея в траве, притаилась угроза — и вовсе нешуточная. До холодка в животе.
Сда-вай-тесь. Сда-вай-тесь. Сда-вай-тесь…
— Ты… — маг сглотнул, попытавшись сделать это незаметно. Не вышло. — Ты сейчас можешь попробовать меня убить… но только вам это уже не поможет.
— Уверен? — не выдержал я. Терхо вздрогнул, взгляд всполошенно метнулся на меня, обратно, к двери — и снова на меня. Я тут самый страшный, похоже.
— Макс, подожди… — пальцы Славки, переплетенные в замок, чуть побелели. И все. Лицо какое спокойное. — Пусть выскажется.
— А он мало высказался? По мне так больше, чем надо.
— Пока — мало.
Мы встретились глазами буквально на секунду. Но этого хватило.
«Дай ему договорить», — тень в суженных зрачках… просящее выражение. А ведь раньше он меня ни о чем не просил. Или я не помню?
«Сделаю. Помощь нужна?»
«Подыграешь?»
«В злой и добрый? — я почти усмехнулся. — Идет»
«Начали».
— Итак, почему ты уверен?
— Если вы сдадитесь мне, то я постараюсь… то есть я сделаю так, что вас не убьют. Я добьюсь, чтобы вас закрепили за нашей лабораторией. Или еще как-то. У меня есть связи, все получится!
Не убьют… к его лаборатории… лаборатории?!
Ах ты су… трудовой энтузиаст! Прежде чем Славка успел что-то сказать, я придвинулся поближе к вельхо и задушевно так обнял его за плечи.
— Скажи это еще раз, гад, и я таки попробую тебя прикончить. Даже если нам это не поможет. Почему, кстати?
А его потряхивает… боишься, сволочь? Так и надо.
— Во-первых, потому что город… — голос Терхо дрогнул, но тут же выправился, — город после налета драконов закрывается. Всегда! Блокируются выходы, развешиваются мерители, «зеркала» и оповещатели. Вы вошли в закрытый город, в котором работают маги-расследователи, и будьте уверены, они вас засекли и уже не выпустят! А они умеют спутывать драконам крылья…
Славка закрыл глаза. Так, знаете, когда все очень хреново, и хочется хоть так выгадать время — хоть секунду, хоть миг — чтобы пережить и начать думать. Не было никаких сомнений: вельхо не врет. Мы, ломанувшись сюда напрямую, влипли в хватуху покруче той, куда заманили беднягу Архата. Тогда мы ловили, сейчас нам ответка прилетела. И сейчас маги, оторопевшие от такой наглости, придут в себя и начнут нас ловить. Влипли. Ох как мы влипли.
И не только сами. Янка, баба Ира. Получается, мы их подставили?
— Ты знал, — в голосе Славки опять не было вопроса. Он уже все просчитал.
— Знал…
— И не сказал.
— Я вельхо. Мы и драконы — не…
— Сука ты, — это я шепнул ему прямо в ухо. — Объяснишь, почему я не должен тебя прибить прямо сейчас?
— Это уже во-вторых… — Терхо не пытался вырваться, не дергался, но заговорил быстрее, — вторая причина…
Если он вздумает шантажировать нас Янкой, клянусь, я его все-таки убью. Клянусь. Сейчас же.
— НУ?
— Вы не подумали, почему я назначил встречу в этой харчевне? А зря. Это харчевня для вельхо, для молодняка… буйного молодняка. И поэтому днем тут блокируют магию. Начисто. Так что обратиться здесь у вас не получится. А стоит мне позвать на помощь…
Взгляд со стороны. Следственная команда Нойта-вельхо.
Площадь пока не удавалось закрыть полностью. «Рука» — всего лишь рука. Опытная, слаженная, с неплохим практическим опытом, но пять человек — не отряд «двадцатиножка» и даже не «осьминог».
Чары на площадь они все-таки раскинули, но этого хватит только на оповещение. На отлов недостаточно. Даже с копями. Мало иметь источники, надо уметь ими оперировать.
— Драконоловы прибыли?
— Еще нет. Обещали вот-вот.
— Проклятие. Тогда… Вот что. Всех вельхо на площадь, — Бира Майке лихорадочно плел над отобранным отражателем какую-то зеленую мешанину.
— Но..
— Я сказал — всех!
— Да больше половины — зеленая молодежь! Вчерашние студиозусы, прибывшие на подтверждение теории… мы их просто угробим!
За свой язык Пилле получал не раз и догадывался, что судьба в этом отношении будет постоянна, но он не ожидал, что за самое обычное мнение его швырнут спиной в снег.
— Тебя не спрашивают! — старейший навис над ним, как хищный рысь — и даже глаза горели так же злобно. — Твое дело — слушаться приказов! И ты сейчас приволочешь их сюда! Ясно?!
Макс.
— …и тебе крышка. Да, да, я понял, что нам это не поможет — но и тебе с этого выгоды не будет. Трупы не радуются. Так? А ты им станешь, обещаю! И превращаться мне для этого не обязательно, — я глянул на ножи, поджидающие своих посетителей на выщербленной столешнице, и маг закусил губу, уловив намек. — Если только попробуешь что-то мяукнуть, то…
Со стороны, наверное, казалось, что здесь собрались пошептаться если не друзья, то хорошие приятели — голоса тихие, сидят близко… особенно я. Никто не видит, как мое «дружеское объятие» готово в любой момент переместиться на горло. Я не хочу убивать. Я никогда еще никого… а я вообще смогу?
Заговорить зубы, заморочить голову и смыться, поимев свой интерес — все, что я делал уже… черт, уже слишком давно. Но все равно! Я никогда не убивал! Я просто не смогу убить…
Только он об этом знать не должен. Как же я так лоханулся, а? Договаривался-переговаривался, условия выверял! Думал, соблазн нарастить себе магию побольше — достаточно соблазнительная приманка, чтоб вельхо про свою ненависть к драконам забыл! В город его за собой поволок, потому что все-таки не доверял, одного побоялся оставить — выберется, мол, донести может! И на тебе…
Ладно. Будем играть с тем, что имеем. Предложить мне сейчас нечего… по крайней мере такого, что перебило бы его расклад. Значит, пусть боится.
Заговорить зубы? Заморочить голову? Этим и займусь. Что Славка-то замолк?
— Ну что, не передумал кого-то звать? Мне как, хвататься за ножик или побудешь паинькой?
Давно на меня не смотрели с такой ненавистью. Последний раз такими глазами глядел один дед, который стоял у ларька с шаурмой. Я тогда купил пива, пару лепешек и трепался по телефону, как вечером собираюсь в ночной клуб, где все круто оттянемся и что туда меньше десяти тысяч брать просто неприлично, мы не какие-то там лохи. А дед услышал… ох как мне тогда не по себе стало – тем взглядом как кипятком окатило.
А сейчас пофиг. Не знаю, как Славке, но я ограничения в магии чувствую всей шкуркой. В прямом смысле шкуркой — по коже растекается холод, внутри клубится ледяная злость, и ее все больше. Будто горная речка мечется внутри. Обвал перекрыл русло, и не пройти, не пробиться…
— Ну? — я злобно махнул рукой двинувшейся к нам подавальщице, и та метнулась обратно за отгородку.
— Вам все равно не выбраться…
— А это уже не твое дело, — холодно проговорил Славка. — Твое — не мешать.
Вельхо молчал. Я поднажал.
— Так мы договорились?
— Хорошо.
— Что?
— Хорошо! Я не буду вас ловить…
— Вот спасибо!
— Но вам все равно не выбраться — они наверняка уже на подходе!
— Разберемся. Слав?
Мой сосед молчит, словно что-то взвешивая. Потом неожиданно тянет к себе ножик.
— Как нас найдут? По энергии? Если ты говорил про мерители?
— Д-да, — вельхо не отрывает взгляд от железного лезвия. Что, уже не я тут самый страшный?
— Мы ее излучаем? — лицо моего соседа странно отрешенное, будто он не охоту на нас обсуждает, а какие-нибудь возможности существования внеземной жизни на планетных системах красных карликов!
— Да…
— А сейчас? Если здесь магию глушат?
— Все равно. Ее не чувствуется, но она видна. С близкого расстояния все равно засекут.
— Как ее приглушить?
— Не знаю…
— Терхо Этку.
— Я не знаю! Я вообще не знаю, возможно ли такое вообще!
— Спокойно. Макс, сходишь на разведку? Если Ири… если наши уже на подходе, перехвати. Скажи им… скажи, что мы пока не можем их забрать. Сейчас им безопаснее тут.
Рискованно. Но можно. Нас мало кто видел, может, не свяжут нежданно появившихся «друзей» с возможными драконами.
— А ты?
Славка улыбается:
— А я пока постерегу нашего общего друга. А то вдруг он передумает?
Не понял. С какой это стати нам разделяться? Нет, все вроде правильно, но что-то царапает внутри, не давая согласиться сразу. Вообще согласиться. На пробу предлагаю другой вариант:
— С собой прихватим.
— Макс… времени мало.
Так. Если я хоть что-то понимаю в славкиной мимике, то сейчас мне попытаются что-то вкрутить. Да, время уходит, надо спешить, у нас осталось совсем немного, но…
— Славка, что?
— Что?
— Говори, что не так. Я же вижу. Не ври.
Темные глаза смотрят устало. И как-то… издалека. Будто он уже не со мной, отдельно. Будто… прощается?
— Да говори же ты!
— Чары спали, — вдруг говорит он.
Я даже не понял сразу. Какие чары, при чем тут они вообще? А потом — дошло. Как-то одновременно я увидел то, что небольшой зал со сводчатым потолком освещается не привычными кристаллами, а свечами… и хвастливые надписи над хозяйской загородкой увидел: «У нас все настоящее», «Магия остается за дверью», «Вельхо! Только здесь можно побыть обычным человеком…»
И похолодел. Если тут вообще не работают чары…
— Ты не можешь ходить?
— Я не могу встать, — тихо отозвался он. — Как сел – сразу почувствовал.
Так. Ясно. Очень понятно.
И ведь даже бровью не шевельнул!
— И ты решил отправить меня подальше. Это типа самопожертвование, да?
Я себя не услышал. Внутри бесился ледяной поток, закручиваясь в кипящий водоворот, поднимаясь все выше и выше. Нестерпимо заболела голова, будто кто-то ввинчивал в виски тупые сверла.
— Макс…
— Замолчи. Сейчас же замолчи, слышишь? Ну ты и…
Ледяной поток уже клокотал. Он был белый от пены и ярости, он… захлестывал. Я не могу сейчас ничего слушать. Я не буду. Потом! Если… когда выберемся.
Я перевел взгляд — и маг вжался в спинку высокого стула.
— Само восстановится? Не врать!
— Нет…
— Ясно. Ну что ж. Бери его на руки.
— Макс!
На нас уже косились. В дверях появился крепкий толстячок в темно-синей рубашке и широком фартуке. Хозяин? Позвали на скандал?
Голову ломило уже невыносимо.
— Бе-ри, — выдохнул я. — И пошли. Там разберемся. Восстановишь чары — отпущу.
Топот послышался в ту минуту, когда я двинулся расплачиваться с хозяином. Топот сразу многих ног, ритмичный и уверенный. Как солдатская маршировка.
Кажется, опоздали.
Окон в подвальчике нет, смотреть приходится в двери. И дела за этими дверями невеселые. Оттесняя толпу, перед домом выстраиваются полтора десятка человек, и к ним подбегают и подбегают новые. Тыкают в нашу сторону. И устанавливают что-то странное. Что-то вроде телескопов на ножках, только трубы телескопов все до одной почему-то смотрят в нашу сторону.
С этой стороны путь отрезан.
Так. Спокойно. Спокойно. Не первый раз…
Я метнулся к «хозяину».
— Запасной выход есть? Тридцать целиков даю.
Монеты призывно сверкнули на раскрытой ладони. Толстячок глянул на них почти жалобно. Ну да, видеть, что у клиента есть деньги, и эти деньги могут уйти вместе с ним…
— Но вас ищут…
Это называется «и хочется, и колется». Это деньги за целый день работы, и получить их за просто так… кто откажется? Толстячок, правда, колеблется, глядя на посетителей: сдадут-не сдадут? Но одна компания уже дошла до той степени веселья, когда трудно заметить даже прилетевшего волшебника в голубом вертолете, вторая смотрит на нас восторженно (особенно на Терхо), а у третьей явно рыльце в пуху, и они тоже прикидывают, как ловчей свалить. Я подбавил толстячку стимулов:
— Если нас не найдут, вам же лучше! Нет драки — убытков меньше! И проблем.
Хозяин, очевидно, вообразил размер проблем в виде сломанной мебели: жалобное выражение мигом сменилось на твердокаменную морду типа «моя хата с краю», а руки пришли в движение. Одна порхнула над моей ладонью, откуда с волшебной скоростью испарились три золотые монетки, а вторая с той же похвальной быстротой ткнула в сторону приоткрытой двери. Той самой, откуда он сам явился.
— Там. Через пекарню…
— Спасибо. Парни, двигаем! Ах, да забыл… — я торопливо наклонился к столу нетрезвой компашки. — Шухер, пацаны! Облава! Облава!!!
— А-а-а!!!
Ну вот, то что надо.
Шухер не бог и не скорая помощь, он на вызов реагирует очень даже живенько. Вот и теперь — призванный шухер явился моментально, оперативно навел свои порядки, и уже через минуту отличить одних бегущих от других стало очень и очень непросто. Часть предсказуемо рванула на главный выход, еще часть — на указанный запасной, а остальные заметались по зальчику, решая, куда им надо и надо ли вообще…
Мы промчались мимо хозяина — он прилежно пересчитывал деньги — и затормозили, чтобы не врезаться в других жаждущих смыться.
Серая дверь в плотных заклепках, полутемный коридор, освещенный всего двумя золотистыми камушками, запах печеного… поднос, скользящий по металлической ленте нам навстречу. Из стопки румяных лепешек совершенно автоматически улетучиваются несколько штук – сколько смог, столько прихватил. Поесть-то мы так и не успели…
Успеем ли вообще?
Развилка, наш коридорчик уходит влево и вправо, из-под ног воем шарахается мурха, местный зверь вроде кошки, но с большими ушами, и мы с вельхо дружно сталкиваемся — сначала локтями, потом со стенкой. В душистом воздухе повисает несколько образцов «непереводимого фольклора», откуда-то слева доносится похожий диалог, тоже весьма эмоциональный и цветистый — видимо, те, кто удирал впереди нас, попался мурхе раньше.
Славка тихо шипит сквозь зубы — этот вельхо его что, приложил?
— Осторожней!
— Сам бы потаскал… — огрызается вельхо.
— Да я не против. Только тебя прикончу, и сразу…
Пекарня. Где эта чертова пекарня? Запах печеного доносится справа. Ага! Рвем туда!
Комната с низким потолком, от стены шарахается девушка с железным листом, полным белых, еще невыпеченных булок:
— Во имя пяти… Вам не сюда! Сюда неправильно!
Крохотный коридорчик, полутемный, размером чуть больше прихожей в хрущевке. И еще одна приоткрытая дверь, из которой валят клубы морозного пара. И серый зимний день за ней выглядит таким светлым! Даже дымный городской воздух кажется свежим. Получилось? Ушли?
Я успеваю сделать только один шаг по присыпанному золой крылечку. Нет, еще одно успеваю — пропустить вперед Терхо и Славку. Потому что мне, дебилу, показалось, что здесь безопасно. Крохотный переулочек, всего на три дома, кажется совсем пустым.
Кажется…
Три фигуры на затоптанном снегу возникают будто ниоткуда.
И треск, и боль в плече и шее!
И шипучий рой синеватых искр, вгрызающихся в уже захлопнутую дверь.
Как мы попали обратно, не помню, помню, что пришел в себя возле одной из печек — сижу на полу, рядом скорчился вельхо… и Славка. Их тоже зацепило?.. В дверь, задвинутую на засов, кто-то ломится… вторая, из пекарни в коридор, тоже оказалась закрыта. Это я, что ли обе? Не помню. Наверное, я, Терхо не двигается, по лицу быстро расплываются синие пятна.
А у Славки лицо… я не знал, что человеческая кожа может быть такой белой.
— Макс… тут… — он прикрыл глаза, — тут…
— Что? Тихо, не разговаривай.
— Тут… — белые губы упорно шевелились, — лестница… наверх… видишь?
Я оглянулся. «Прихожая» была темная, узкая, но высокая, и… и справа и слева в стенках виднелись узкие проемы с узкими, крутыми… лестницами! Черт, как я не заметил сразу?!
Мы сможем подняться вверх, если удастся — перебраться на соседнюю крышу, а если выйдем из «зоны поражения», то сможем обратиться и сделать крылья.
Нет.
Не сможем. Смогу. Славке туда не подняться ни за что, потому что одолеть эту узость с раненым на руках невозможно… не пройти. А если…
В дверь грохнуло.
— Открыть по требованию Нойта-вельхо!
Я отчаянно посмотрел на моего соседа. Славка не шевельнулся. Лежал на боку, неловко подогнув руку, и смотрел на меня черными глазами. Он тоже все понял — наверное, даже раньше, чем я. Он ведь и правда… умник.
— Иди… на крышу… и переберешься, а там… нашим… поможешь потом… когда все успокоится?
«Обреченность». Кажется, это называется именно так. Именно она сейчас смотрела на меня из черных глаз моего соседа.
— Открывайте! Открыть сейчас же!
— Иди. Дверь… долго не удержит. И, Макс… про лохов. Бедный это не тот, у кого денег нет… бедный тот, у кого… ничего… дороже денег… Понимаешь?
Нет. Не понимаю! Я не хочу этого понимать! Не хотел…почему он про это сейчас? Как он может?
И морозом по спине прошло: именно сейчас. Может, он давно хотел это сказать… А может, и говорил, но с меня же всегда слова скатываются, как вода с крыши. А сейчас я его услышу. И запомню.
Он прощается. Прощается, поэтому на прощание говорит то, что, по его мнению, важно.
Что ж ты делаешь-то, Славка…
Дверь содрогалась под ударами. Кажется, там было что-то кроме засова, потому что обычная под такими ударами просто не выдержала бы. Колотило в нее явно больше трех человек. Или у меня уже в ушах шумит? Грохотало уже просто невыносимо, требования перемежались угрозами, угрозы обещаниями, что если мы не драконы, то все будет в порядке, нас отпустят на все пять дорог… А я все сидел на полу, и встать не мог, потому что встать — значит придется идти… и бросить его тут.
А я не хочу. Не хочу… не должен… будь оно все проклято! Не хочуууууу!!! Не заставите! Ненавижу…
Темное, холодное, яростное бешенство поднялось откуда-то из глубины сознания. Ожгло льдом, опалило пламенем, зависло шипяще-белой волной… и рухнуло пенным валом вниз, затапливая мозг.
И мир вокруг сдвинулся.
Потом это вспоминали по-разному. К бурным событиям, как всегда, прибавилась не менее бурная человеческая фантазия, и вскоре истину установить было также легко, как заставить дождь идти в обратную сторону.
Сначала недоброе почуяли маги, ломившиеся сквозь почему-то неподдающиеся двери — дракон испепели здешний запрет на магию! Из-за него вельхо не могли добраться до цели привычными способами, и оставалось только тупо крушить двери. А сейчас даже крушить расхотелось.
Что-то было не так. Или стало…
Одно из самых высоких зданий города, трехэтажное, в подвале которого гнездилась харчевня, содрогнулось от фундамента и до верхушки с гроздью из пяти молитвенных колоколов.
И засветилось. По желтоватым каменным стенам неравномерно пробежали белые искры, крупные, но почти без блеска. Выглядело как будто поземка на дороге — неплотные змеи сталкивались, извивались, свивались в более крупные полосы и ползли, ползли, очень быстро поднимаясь к крыше. Внезапно они мигнули, ярко полыхнули и пропали, точно всосавшись в камень. По площади прокатился низкий, тяжелый, недобрый гул — и началось.
Снова тряхнуло. И опять. И еще раз. Народ: и вельхо, и любопытствующие зрители, и просто случайные люди — попятился. Кое-кто не удержался на ногах. Послышались испуганные крики. Некоторые, особо осторожные, молча попытались выбраться из толпы, разумно предпочтя зрелищу более безопасное место. Закричали вельхо, то ли предупреждая, то ли прогоняя просто на всякий случай.
Поздно.
Земля «вскипела» на глазах. Снег стремительно взвился вверх, зависая примерно на уровне талии… а в следующий маг осажденное здание будто взорвалось изнутри. Это была уже не поземка, это был вихрь!
Нечеловечески белые и неестественно ровные линии взмыли смерчем, уплотнились коконом, на миг скрывшим странно колеблющийся дом… а потом все ускоряясь, по расходящейся спирали пошли в стороны, накрывая дома, временные праздничные навесы с ветками и лентами… людей.
Кто-то убегал, бросая и теряя вещи, кто-то пытался спрятаться, кто-то падал, прикрываясь руками. Трое оставшихся на площади вельхо пытались выставить какое-то «заграждение». Вихрю было все равно. Он накрыл всех.
Макс.
Во рту было горько. В горле сухо. В груди больно и странно… Чего-то не хватало, чего-то, к чему я привык, а теперь оно ушло и стало пусто. И еще я ничего не видел левым глазом — он не болел, но почему-то не открывался, и чувствовался как… сырость? Я кое-как поднял непослушную руку — глаз ощущался, как что-то странно большое. И чужое… Начинался на лбу, потом накрывал глаз и щеку. Опухоль. Похоже, я теперь инвалид не только драконий, а и человечий тоже — одноглазый. Нет, страшно не было, обидно тоже. Просто пусто. Как после пожара. И совсем немного любопытно. Что я мог такого сделать…
И что вообще случилось?
Пока память лениво копошилась в залежах, осуществляя поиск нужных файлов, рука действовала в автономном режиме. Думать ей было нечем, костный мозг думать не умеет, поэтому рука абсолютно спокойно сняла с глаза «опухоль» и автоматически предъявила ему же для опознания.
Несколько секунд глаз тупо таращился на белое нечто неопределенной формы и щурился, пытаясь распознать неопознаваемое, потом мозг наконец догадался подключить к делу второй глаз, «неповрежденный», а потом я тихо захихикал. Хихиканье постепенно переросло в смех, что уже отдавало истерикой. Я это понимал, но остановиться не мог: в этой пустоте даже такой пустяк показался чем-то до невозможности прикольным. Прямо до хрипоты.
Опухоль оказалась тестом. Заготовкой для булки.
Как она попала на мое лицо? Перелетела из пекарни? Хорошо, что не из самой печки…
— Придурок, — буркнули рядом. — Впрочем, я так и думал.
Я заткнулся. От звуков этого голоса пустота схлопнулась мгновенно. Вернулись боль. И злость на себя, что в очередной раз так глупо подставился. И память… И страх — за себя, за Славу, за всех своих. Даже за Штушу.
Я торопливо осмотрелся. Что произошло? Я вырубился, и?
В «прихожей» точно что-то взорвалось. Что-то кислотное, потому что стены странно «оплыли», как воск на свечке. Дверь сплавилась в монолит со стеной. Или смерзлась, потому что все покрывал густой слой белого инея. Даже лестничные проемы заледенели.
Что за…
А Славка? Славка где?
Сосед был живой. Все такой же белый, он лежал на полу и не двигался. Одежда, волосы — все в инее. На одну жуткую минуту мне показалось, что… Но он дышал. Задрожавшей рукой я потрогал щеку. Теплая…
— Я же говорю — придурок, — повторил голос.
Ну скотина! Я почти взлетел с места. Пусть в глазах потемнело, пусть голова отозвалась болью и комнату закружило. Зато этот оказался рядышком.
— Что ты сказал?
Вельхо валялся буквально в шаге от меня. «Булки» щедро осыпали его белыми бомбочками, и сейчас он машинально выпутывал тесто из волос. Тесто сопротивлялось.
— Что думал, — с вызовом буркнул он. — Расшвырялся магией, дикарь драконий. Весь резерв бухнул, да? Лучше бы на оборот потратил… Глядишь, выбрались бы…
Что?
Подождите… не понимаю…
Резерв? Оборот? Выбра… Ну ты и сволочь, вельхо…
— Ты же сказал — в харчевне не обернешься!
Терхо фыркнул.
— Так то в харчевне. Тут-то уже не зал… Тут рабочее помещение, заглушку ставить незачем. Могли бы попробовать пробиться. И нечего на меня так смотреть. Я обязан не помогать драконам, а по мере сил «способствовать снижению уровня их опасности, отлову или ликвидации».
Так вот как он выглядит, когда говорит правду…
На будущее бы запомнить, да похоже, ни к чему уже.
— Ну ты и сволочь, — проговорил я.
— А сейчас все, — почти радостно хмыкнула «сволочь». — Резерв ты угрохал, и превратиться у тебя не выйдет. Если б из дракона в человека, вышло бы, там наоборот, резерв пополняется за счет трансформации массы в энергию. А так… не получится.
Я стиснул зубы. Макс, ты идиот.
Обзывать себя было без толку. И остальные чувства пока лучше на полочку. Тем более, драконоловы, кажется, приходят в себя — вон уже и дверь кто-то попробовал на прочность. Правда, не очень уверенно. Но это был сигнал, что время на исходе. Так, обернуться я не могу…
— А у Славки оборот выйдет?
— И у него не выйдет, — с неменьшим удовольствием ответил пакостный маг. — С его-то повреждениями… И не смотри на меня так!
— Да пошел ты. Смотреть на тебя еще.
Некогда мне на тебя смотреть.
Я встал на колени. Осторожно потянул славкины руки, складывая их у себя на шее. Нет, еще чуть-чуть… Прости, Слав. На руках я тебя не унесу. Только на горбу, как мешок с картошкой. Не обижайся, главное выбраться.
И раз! Комната заплясала перед глазами, едва я попытался выпрямиться. Тихо… тихо… вдохнуть поглубже, не спешить… вот так…
Правая лестница была ближе. По ней и поползем.
— Эй, ты куда? — сказал мне в спину вельхо. — В смысле… а меня?
— Тебя носить я точно не собираюсь.
— Не носить… убить!
Я молча посмотрел на его растерянное лицо. И кто из нас после этого придурок?
— Иди к черту…
Я даже бить его сейчас не стал. Разве он поймет? Он просто не хочет понимать — и все. Это просто: отрицать то, что не хочется видеть и знать, то, что нарушает твою картину мира. Даже если оно перед глазами, но признавать его неудобно. Всегда найдутся причины не замечать. Не думать, врать, пакостить. Если так легче.
Я ведь тоже не хотел…
Площадь. Вельхо.
— Ненавижу! Нет, ты не отворачивайся, ты слушай: почему так несправедливо? Почему эти высокомерные твари решали, кто достоин, почему они выбирали, кому именно увеличить насыщенность сферы? Почему мне не захотели? Это нечестно! Они не могли командовать людьми, права не имели, мрази чешуйные… Нет, ты меня выслушаешь! Выслушаешь! Не понравился я им, не такой, мол, злой… нельзя таким давать много… скотина драконья! Не-навижууууууу…
Пилле отвел глаза от беснующегося старика. И этот человек вчера казался ему добрым наставником… рассеянным и чудаковатым, но в общем безобидным ученым, обожающим свою работу. Недаром и в старости не захотел ее бросать, добился вместо пенсии разрешения на прикомандировавнии к Руке… пусть шестым, без права действия. Все ложь?
— И как он?
— Плохо. Сфера выгорела. Совсем. Не понимаю, почему именно у него, у нас-то все в порядке…
Не быть Бира Майки больше магом.
— Ты со мной говори! — трясущийся от ярости Бира Майки больно сжимал руку коллеги. — Слышишь? Мы потом, когда встретились, когда все решили, когда помощь получили… ох мы им и показали, что такое «злой»! И кто злой! Ох мы их и погоняли, гадов крылатых… Я им отплатил – за все! Знаешь, сколько я драконов сбил?! Восемнадцать! Лично я – восемнадцать! И это только в Дни Безумия… А скольких потом распотрошил… И место принимающего решения должно было стать моим, моим, понятно?!
Дни Безумия были около двухсот лет назад…
Что он несет?
— Бира Майки, выпейте!
— Не смей мной командовать, недоучка! Травись сам своей гадостью, понял?! Ты же ничего не знаешь, вы же все понятия не имеете! Дни Безумия, ха! Всех накормили выдумкой, и все ее кушают третий век подряд… Дни Безумия! Это было наше время! Наше… мы все меняли, даже богов, мы творили… историю…. я тогда… я! Я был там! Я мог тогда в Круге… если бы я… Я!
— Прилягте, ну же… вам плохо будет…
Куда там! Водянисто-серые глаза яростно блеснули, а старческие пальцы, казалось превратились в настоящие когти:
— Дурак! Недоучка! Все вы… мне уже плохо, мне давно плохо, ясно, незнайка ты?! Я проиграл! Меня выпнули… Меня предали! Из-за этих помоооощников! Много бы они они помогли, если б не я? Они же ничего сами не делали, они только оружие… я герой, я, а не они! И что? Им – всё. А меня… меня опять в сторону, да? Из-за чужаков? Из-за того, что руки им не целовал? Не так смотрю, не так говорю, не поклонился вовремя… — старик всхлипнул. — И выпнули Бира Майки. Сначала из Круга, потом… Понимаешь ты, недоучка с ограниченной магией? Те, с кем бились рядом… вышвырнули меня в обычную расследовательскую команду, будто на потеху. Даже магии не прибавили! Твари, как и сами драконы! Я бы их всех, всех… но драконов в первую очередь!
— Да заткни ты его! — не выдержал Пилле Рубин.
Старик сошел с ума. Он точно сошел с ума, потому что если то, что он говорит, правда… хорошо, что слышали только Пало и Вида.
Пало поморщился и тронул один из знаков. Старик, цеплявшийся за его руку, дернулся и затих.
— Странно, — пробормотал северянин.
Пилле нахмурился.
— Что?
— Как-то слишком резко сработало. В один миг.
— Резко? – хмыкнул Вида. — Ты свою магию замерял?
— Ты думаешь… Сейчас замерю. – Пало коснулся сферы и замер: вместо привычного спокойно-умеренного свечения та полыхала. — Не может быть! Это на сколько искр больше стало? Но это же невозможно.
— Как видишь, возможно. А в свете откровений нашего Бира Майки…
— Про откровения поговорим позже. Где… потише. И что, у всех вельхо так?
— У вельхо?! – у обычно невозмутимого Виды сорвался голос. — Ты на площадь глянь! Выйди и глянь, ради интереса!
— А что там?
— Сам посмотри. У меня слов нет. И версий тоже.
Площадь… взбесилась. Северяне обычно малоразговорчивы, весьма сдержанны и не терпят ругательств, и Пало не был исключением во всех отношениях. Но сейчас, при виде происходящего, с его губ само собой сорвалось крепкое словцо.
Растаявший снег где-то растекался грязной лужей, а где-то царапался сосульками типа сталагмит — остриями вверх. У левого края вообще шел дождь, норовя попасть по шапке некой носатой девице. Девица пыталась удрать, но дождь невозмутимо настигал беглянку и тех, кто имел несчастье оказаться рядом. В соседний дом точно по водосточной трубе уже пятый раз била небольшая розовая молния…
Но что погода!
С людьми вообще творилось дракон знает что!
Стайка девчонок ловила разбегающиеся игрушки, вереща с каждой минутой все громче и громче… Ответное верещанье доносилось с нависшего над небольшим навесом балкончика: стоявшая там женщина в ужасе смотрела на свою мурху, доросшую уже до размеров теленка и явно не понимавшую, чем так недовольна хозяйка.
Неподалеку визгливо надрывалась дев… жен… особа самого селянского вида, требуя, чтоб муж немедленно перестал валять дурака и немедленно шел сюда, к жене, спасать и помогать. Но едва муж пытался подойти, как жена тут же пропадала из вида и возникала где-то шагах в тридцати. Замороченный супруг некоторое время топтался на месте, потом пускался в новое путешествие, а голос его ненаглядной с каждым разом звучал все громче и громче. Еще немного, и муж сможет отдохнуть, потому что в раздраконенной толпе обязательно найдется кто-нибудь, кто не выдержит и угомонит бабу самым простым и абсолютно немагическим способом.
— Чиррр! — сердито грянуло над ухом. Маг едва удержался от соблазна протереть глаза. Мимо пропорхал немыслимый в городских условиях зверек — меур. Хотя чего сегодня удивляться… будет не слишком удивительно, даже если ему кто-то из людей понравится! Ну вот, уже понравился! Меур тревожно зачирикал, присел на плечо ребенку в темной шубке. Кажется, девочки. Девочка, что странно, даже не обратила на волшебное существо внимания.
— Бабушка Ира, бабушка Ира, смотри, там…
Седая дама в модном платке из белой, плетеной кружевами шерсти быстро покачала головой.
— Тихо, Яночка.
— Но…
— Не сейчас, пожалуйста, — старая женщина постаралась улыбнуться, хотя губы у нее подрагивали. — Ты ручку не забыла? Давай сюда. Напишем им записку, Штуша отнесет. Только спокойно, хорошо?
Кажется, бабушка с внучкой кого-то потеряли. Неудивительно в этом кошмаре. Надо будет им потом помочь, если не найдут. Хоть кто-то ведет себя нормально. Остальные — готовая иллюстрация к утверждению «Магия, как и деньги, помогает увидеть в человеке скрытое».
Правее, у закрытого на зиму фонтана, толпа людей с просветленными лицами пыталась коснуться божьих ленточек. Видимо, случившееся пробудило в душах горожан глубокие религиозные чувства. Говорят, после происшествий молятся особенно горячо и искренне…
Маг невольно вслушался: в голосах горожан и правда звучали подлинная страсть и неподдельная искренность:
— Мое!
— Не трожь!
— Всем хватит!
— Во, во, смотрите, мостовая тоже серебром взялась!
— Ух ты… А ну, дайте сюда лом!
— Ой, на руку наступили!
— Скажи спасибо, что не ломом.
— Серебро, клянусь всеми богами серебро! Будет на что погулять! Ох, и напью… э-э… помолюсь я на этих праздниках!
Особо «просветленные» не говорили ничего, а не тратя слов, трудолюбиво выламывали все, что не успели прибрать к рукам другие «верующие».
Хозяин палатки при грабеже присутствовал, преступные действия «уверовавших» видел и даже пытался их пресечь. Но поскольку сам он в этот момент находился в воздухе на высоте примерно в три человеческих роста и покинуть свое место по каким-то причинам не мог, его способность влиять на события была весьма ограниченной. Так что обворовываемый только призывал на помощь в защите собственности и судорожно махал в воздухе руками. Боялся упасть или надеялся долететь до крыши, которая находилась от него примерно в маломерке?
— Грабяяяяят! Люди! Боги! — жертва в очередной раз воззвала к совести преступных элементов, но помощи не получила. Наоборот, все окрестные горожане, не занятые в этот момент своими проблемами в виде всяких странностей, обернулись. И, узрев даровую наживу, бросились на помощь грабителям — исключительно с доброй целью избавить их от излишней ноши в свою пользу. Явленные чуткость и добросердечие распространились даже на левый сапог хозяина, хотя он стал серебряным лишь отчасти. Боги тоже вмешались в ситуацию весьма своебразно — от активных движений у жертвы ограбления развязался кошелек, и на головы алчущих наживы просыпались целики и резанки…
Суматохи в рядах «верующих» прибавилось. Один из них, то ли из вежливости, то ли просто по рассеянности, даже поднял голову и сказал «Спасибо». Скорей всего, благодарность относилась к небесам, но для возмущенного хозяина разграбляемой собственности это «спасибо» стало последней каплей. Взвыв от злости, он настолько энергично взмахнул руками, что долетел таки до нижней крыши. И, не теряя времени, пустил в ход оказавшуюся под руками черепицу…
— А-а-а!!! — надрывалась в ответ какая-то бабка, точно так же зависшая в воздухе, только немного повыше. — Спасайте!!!
— Ты посмотри, а? — материализовавшийся рядом Гэрвин восхищенно смотрел на летающую пару. — Интересно, если их поженить, дети летающие будут?
Возможно, вдобавок к левитации у бабки были задействованы сверхострый слух или вообще чтение мыслей… а главное она, скорей всего, питала непреодолимое отвращение к семейной жизни. Полное, беспредельное и безнадежное. Потому что в следующий миг временно незамужняя почтенная горожанка, в ужасе глянув на Гэрвина, сорвалась с места и с диким воплем растаяла где-то вдали, растворившись в затопившем часть города тумане.
— Ну вот… — огорчился Гэрвин.
— Прекрати, — осадил младшего Вида.
Пало зловеще молчал. С его точки зрения в происходящем не было ни тени смешного. По его личной классификации эти события тянули на Крушение — состоявшееся два столетия назад назад разрушение шестого материка…
Пало всегда отрешался от эмоций при анализе ситуации. Чувства мешали, и он аккуратно оттеснял их в глубину сознания и отгораживался, погружаясь в исследование. Тогда это становилось легко: рассматривать вначале сеть — совокупность событий, традиций, связей, деталей, составляющих суть текущей жизни, а затем «изломы» — нарушения, ради которых и призывали «Руку Нойта-вельхо». Когда выявлялась степень «излома», тогда взвешивались последствия случившегося и отбирались методы «приведения в равновесие», то есть способы и приемы исправления негативных результатов.
В данном случае Пало за событиями не успевал. И отстраниться от чувств полностью не получалось.
Факты потрясали один за другим, они не укладывались в привычную картину и опровергали некоторые неоспоримые дотоле истины, чем вызывали негатив у самого иследователя.
Факт первый — драконы говорящие. Данный факт встречался лишь в легендах драконопоклонников и даже не особо опровергался, поскольку еще в детской школе все твердо знали, что драконы есть агрессивные твари, не обладающие разумом.
Факт второй, не оглашаемый до сих пор — драконы могут воплощаться в людоформы. Входит в разительное противоречие с первым, ибо чтобы скопировать человека и остаться незамеченным в обществе, надо обладать как минимум человеческим разумом.
Факт третий, известный только среди вельхо. Драконы в момент инициации выделяют магию. Именно эти сведения, как считалось, спасали тварей от окончательного истребления, так как в Нойта-вельхо постоянно велись ожесточенные споры между сторонниками оного истребления и приверженцами идеи «приручить и использовать». Приручить, правда, ни у кого пока не получилось, так что в сухом остатке оставалось только «использование» — кожи, чешуи, крови и прочего.
Факт четвертый, НЕ-известный. Драконы одним выбросом способны превратить в магов как минимум три тысячи человек. И это не легенда, а результат личного, дракон его испепели, визуального наблюдения.
Пало мрачно проводил взглядом девочку, которая весело перекрашивала мамину юбку и папины верхние штаны в разные цвета (папа и мама довольными не выглядели, но сопротивляться не пытались, занятые другими бедами) и скрипнул зубами. Нойта-вельхо будет просто счастливо получить три тысячи новых адептов. Таких адептов…
На фоне постоянно уменьшающегося количества вельхо событие несомненно благое, но Пало не хотел бы быть тем, кому придется извещать верхушку, какая радость ждет магов в ближайшие же дни.
Факт пятый, только что проверенный лично. Вельхо, оказавшиеся в зоне выброса предположительно драконьей магии, существенно уплотнили свои сферы и, следовательно, подрастили магоуровень, что считалось невозможным после перехода из «куколок» в собственно вельхо.
Факт шестой, приобретающий особую значимость в связи с четвертым и пятым — показания утратившего магию Бира Майке. Сведения о том, что ранее именно драконы наделяли магией вельхо. Возможно, конечно, что после выгорания старик просто сошел с ума, но тогда почему его бред так логично укладывается в «сеть»? Особенно в свете того, что старик признался в том, что был одним из основателей. А заодно прямо обвинил оных основателей в вещах крайне нехороших, из которых ссылка Бира Майки в обычную группу с целью убрать его с дороги — самая невинная вещь. И не за преступления, а из-за желания разделить бремя власти.
Факт седьмой: драконы пока не обнаружены. И покажутся ли они людям в истинной форме, неизвестно. А это значит что? А значит, городу понадобится виновный. Или драконы, или сами вельхо, допустившие все это безобразие.
Восьмой: вот-вот должны прибыть вызванные стариком драконоловы… Любопытно, затронул ли их выброс. И удастся ли драконов поймать. И стоит ли вообще ловить.
Сфера, точнее, тот участок, на котором смыкалась печать Зароков, предупреждающе нагрелась. Мысли про возможность оставления драконов на свободе определенно подпадали под запрет. Но боль была знакомой и привычной (хотя нет — непривычной… слишком слабой), а Пало — достаточно опытным, чтобы ослабить запрет. В конце концов, лично он никаких драконов не видел. Не видел — значит, ловить их не может. Ведь нельзя же поймать то, чего нет? То, что существует лишь с чьих-то слов. Слова есть слова…
Конечно, как только он увидит дракона и получит возможность убедиться, что это действительно дракон, то он обязательно начнет его ловить, согласно принесенным Клятвам. Именно.
Боль утихла. Пало перевел дыхание, сдерживая желание потереть грудь. Случайность то, что Печать расположена так близко от сердца, или чья-то воля? Хорошо, что Зароки у «Рук» более смягченные. Можно обойти. В прошлом, когда система Зароков только разрабатывалась, были случаи, что вельхо бросались даже на рисунки с изображениями драконов. Потом все как-то успокоилось… А у высших, по слухам, вообще Клятвы другие. Впрочем, сейчас не до этого.
Итак, стоит ли ловить этих… хм, мифических драконов?
В свете последних событий это вызывает определенные сомнения. Тем более, что сведения о людоформах драконов явно изъяты из общедоступной информации. Правда, Ловчих нанимал лично Бира Майки, вроде они какие-то его знакомые. Значит, могут и знать. И что из этого следует?
Девятый. В городе явно есть драконопоклонники. Старик, помнится, подозревал в этом не больше ни меньше, как главу города. То есть особо рассчитывать на поддержку местных в отлове драконов не стоит. Но если никого все-таки не поймают, и если правильно поговорить с главой… можно добиться даже сотрудничества.
Десятый. Команде нужно вести себя очень, очень осторожно… и согласовать показания, пока не поздно. В частности, говорить о словах старика не стоит никому. Чересчур опасно в свете последних открытий.
Гэрвин тем временем размахивал руками:
— А что? Ты посмотри, как замечательно получилось! Считай, у нас треть города потенциальные маги…
— Что?!
— А что? — снова повторил сияющий младший. — Этим выбросом, чем бы он ни был, накрыло не только площадь. Соседние улицы тоже. И дальше. Я бы посмотрел с крыши, но и так понятно, получился круг примерно… ну, точно не скажу, но за треть города поручусь. Дальше эффекты должны ослабеть.
— Ослабеть? То есть они все равно будут?
— Конечно! Только… я не понимаю причины.
— А я не понимаю, что теперь делать! Они же сейчас пойдут по домам! И разнесут город! У нас просто сил не хватит удержать эту пропитанную магией толпу! Пало, что ты молчишь? Мы драконов ловим или толпу держим?
Светлые глаза северянина безмятежно посмотрели на коллегу:
— Каких драконов?
Макс.
Я вымотался уже ко второму этажу. Легкий поначалу, теперь Славка висел на спине, как целый дракон, а лестница была крутая. И длинная, куда длинней хрущевки, потолки выше, наверное. И ступеньки высокие… Даже без груза подниматься по ним, каждый раз поднимая ногу на уровень колена, было бы не слишком просто. А со Славкой я каждую минуту боялся грохнуться назад, притом что слишком наклоняться для сохранения равновесия нельзя. После двух ударов лбом о ступеньки это как-то само запомнилось…
Ничего.
Надо добраться до третьего этажа. Хотя бы. Я смотрел — там эти их промежуточные крыши если не смыкаются, то находятся очень близко — воробей перескочит. А я как-никак тоже… Воробей. Доберемся. Оттуда вниз будет уже легче.
Только бы там летница была пошире.
Еще одна ступенька. Еще. Сердце брыкается. Во рту пустыня. Сухо-сухо… Добраться бы до крыши. Там снег. Прохладно… хоть горсточку в рот положить.
Ступенька. Жарко. Странно, другой мир, а лестница пропахла кошками, как в родном подъезде, где баба Дуся с первого этажа прикармливала всех мурок с улицы. А может, из всего микрорайона…
Крохотная лестничная площадка второго этажа с двумя дверями возникла как мираж в пустыне. В смысле, неожиданно и глазам не веришь. На миг привалился плечом к стене. Ноги дрожат. И руки. Слабак ты, Воробышек. Два пролета прошел, и уже перед глазами все качается. Никогда не думал, что нести человека так тяжело. А тот же Славка, поменяйся вы местами, тебя бы донес. Скрипел бы зубами, задыхался бы, но донес. Потому что он сильный, а ты…
Так, постоял? Давай, топай.
Драконоловы ждать не будут…
Топай!
На площадку выходило две двери. За обеими было шумно и голосисто. И я не сразу услышал шаги на лестнице…
Идут!
Сердце трепыхнулось так, будто собралось выдать мне весь положенный адреналин разом. А может, и выдало: следующий пролет я одолел на одном дыхании — не помню, как. И вжался в угол — туда, где было хоть немного тени. Сердце грохотало как сумасшедшее. Чтобы открыть окно, мне надо хоть пять секунд, чтобы выбраться через него на крышу — как минимум минута. Если они у меня будут…
Шаги стихли (верил бы в богов — помолился бы, чтобы это оказался просто прохожий, любой, только б мимо прошел!)… и снова неуверенно затопали вслед за нами. Один пролет… близко совсем… сейчас покажется.
— Макс? Макс, ты тут?
Этот голос я запомнил слишком хорошо. До конца жизни.
— Чего тебе надо, Терхо? Что-то сказать не успел?
Маг осторожно ступил на верхнюю ступеньку.
— Прошу… можно тебе помочь?
За спиной послышались чьи-то приглушенные шаги. Моя лапа, мокрая от теплого дыхания Аманды, слегка дернулась от неожиданности. Девушка смотрела на меня с немым вопросом. Сюда, в тупик подворотни, заходили еще двое мужчин, видимо, из нашего поискового отряда.
Это совершенно не входило в мои планы: во-первых, не хотелось бы добавлять ложку дегтя в репутацию моей напарницы. Мало ли что она делала со мной вдвоем у стены в темноте. Вспомнилась фраза глупой секретарши, аж передернуло. Раньше, наверное, я о такой ерунде бы не переживал. Во-вторых, после случившегося на улицах города совсем недавно, ни мне не доверяли коллеги, ни я им не доверял. Полезнее было бы испариться, избегая ненужных расспросов.
— Аманда, дыши! — приказал подруге и убрал лапу с губ. Вместе мы сделали четыре глубоких коротких вдоха — на это потребовалось несколько секунд — приближавшиеся нас видеть еще не могли. Затем мы дышать перестали. Мир вокруг заиграл всеми цветами радуги, показываясь из-за огромного мыльного пузыря. Снаружи странные прохожие наблюдали только стенку, глядя прямо сквозь пузырь.
— Ты все сделал, как надо? — поинтересовался первый, обладатель довольно заурядного голоса, телосложения и серенькой внешности.
— Да, и это сработало. — Ответил второй. Первый затормозил, неловко шаркнув о камешек башмаком. И недоверчиво оглянулся.
— А сейчас она где? — судя по голосу, искали они кого-то давно и раздраженно.
— Сюда шмыгнула. Ты бы потише. — Люди были уже не так далеко, и можно было разглядеть второго собеседника. Им оказался уже замеченный мной тип с квадратной челюстью. Аманда вздрогнула и чуть не сделала вздох. А, собственно, почему нет? И я отправил ее за контур, предупредив знаком.
Реакция была бесподобной: двое резко затормозили, увидев в двух метрах перед собой рыжую растрепанную девушку, покрасневшую, как смущенное дитя, и с серебристым цветочком в руках. Я почти чувствовал, как скрипят мозги заговорщиков, соображая, что она могла слышать, и что из этого могло быть не нужным. Наконец, квадратный подал ей руку и, улыбаясь, спросил, что она здесь делает совсем одна.
— Размещаю ловушки, согласно инструкций. — Аманда была бесподобно растеряна. Румянец заливал щеки, а глазки, в этот момент зелёные, скромно смотрели снизу вверх. Если бы господа всерьез изучали ее досье, то, конечно бы, знали, что она не простой человек. Разные глазки — один из самых удивительных признаков суккуба. А если бы знали Аманду дольше, то и знали бы, какой оттенок появляется в том или ином настроении… И зеленого остерегались лишь чуть меньше красного… Но эти товарищи знали о ней очень мало. И явно не были приближены к главным участникам — всего лишь исполнители. Вероятно, они даже не знали, почему в напарники такой яркой сотруднице был назначен именно я.
— Давай, я тебе помогу, — проговорил наш симпатичный знакомый, и его рука, наконец, дотронулась до нее. Глаза Аманды распахнулись шире, в них было искреннее доверие и безграничное восхищение. Переигрывает... — И мы составим тебе компанию как раз туда, куда ты и шла, — говорит вкрадчивым спокойным голосом молодой человек, разворачивая послушную рыжую девицу, словно загипнотизированную куклу.
Я в недоумении, и мне нужен воздух. Дышать в пузыре можно и нужно, но очень медленно, чтобы он не лопнул. Наблюдаю за плавным движением цветных пятен, прикрываю морду рукавом и делаю осторожный вдох-выдох. Пузырь подрагивает и танцует, но лопаться не собирается.
Они втроем делают еще пару шагов и направляются прямо к стене тупика. Еще вдох-выдох, плавно и противоестественно, потому, что легкие жжет от отсутствия кислорода, голова слегка кружится. Цветной мыльный пузырь подрагивает, но держится. Мистер «милашка» оглядывается в последний раз, очерчивая все окружающее взглядом не карих, а в этот раз темно-серых глаз, и пропадает в каменной кладке вместе с моей напарницей.
— Вот дьявол! — уже ненужный пузырь лопнул, затормозив меня на долю секунды. Я, кашляя и хрипя как умирающий, бросаюсь к тупику, пытаясь подхватить остаточный магический хвост, Нестандартный телепорт, поставленный заранее, выход может быть в пределах сотни миль. Словно вязкую прозрачную резину, замкнувшуюся на чреве полой трубки входа, я пытаюсь разомкнуть, чтобы сунуть хотя бы морду и оглядеться. Но безуспешно. Магическая материя в моих лапах мгновенно затвердевает и осыпается пеплом. Артефакт моментального зачищения следов. Они сделали меня! Переиграли. Дьявол!
На сцену!
Мир Земля.
Евгений Гривко.
Он сидел перед зеркалом…
Привычный взгляд в боковые створки, привычно разложены баночки с гримом… привычное лицо множится в отражениях…
Все привычно и знакомо. Давно, в прошлой своей жизни, он сидел так тысячу раз. Смотрел на себя, рассматривал разноцветные тюбики-склянки, хмурился… Улыбался. Гордо поднимал голову, зло смеялся, страдальчески изламывал брови… а ловкие руки гримерши Алевтины порхали над его лицом.
Теперь ничего этого нет.
Костюмы и любимое зеркало давно проданы или выброшены на свалку, Алевтина так и не выбралась из Парижа, когда небо средь бела дня стало черным, а асфальт закипел от нестерпимого жара… А сыгранные боль, страдание и отчаяние стали настоящими. Не только для него — для миллионов.
Он еще раз всмотрелся в свое лицо. Ничего особенного — не красавец, не было в нем той «изюминки», необычности, которая приковывает внимание, да это и не нужно. Лицо — тоже своего рода «орудие труда», и скульптурно-правильные черты позволяли изобразить кого угодно — Хлестакова, Гамлета, Василькова из «Бешеных денег», принца… Оно было хорошим, его лицо. Пусть первая морщинка уже перечеркнула лоб, пусть запавшие щеки утратили прежнюю свежесть, оно все еще было красивым…
Сегодня он видит его в последний раз.
Он отодвинул в сторону грим-набор. Не понадобится… сегодня у него другое, поистине волшебное средство «войти в образ»!
..это был целый планшет, заполненный рядами матово сияющих ампул. Сокровище, за которое многие заплатили бы чем угодно. Новое сокровище нового мира. Морфо, препарат на основе крови трансформеров.
Твой новый грим, артист Гривко.
..Когда Евгения Гривко, бывшего лауреата премии «Золотая маска», а ныне обычного боевика группы «Олимп» вызвали и предложили новое задание, он вынужден был сжать руки в кулаки, чтобы не дрожали. Нет, он не боялся, хотя задание было сложное — подменить собой одного из демонов Службы Слежения на станции в Кордильерах… подменить и ждать, пока из мира Ангъя не поступит просьба-сигнал о пробое. И осуществить пробой, проведя в наш мир человека, который скажет пароль.
— Но я ничего не знаю об аппаратуре на этих станциях…
— Научишься. Это несложно.
— А язык?
— Купим «гипно». Послезавтра будешь знать.
— А внешность?
Он спрашивал чисто по привычке, точно готовясь к очередной «акции». Уже знал, что согласится. Роль! Ему предложили роль! Артист остается артистом, сколько б лагерей ни прошел…
— Рост у вас совпадает, тембр голоса тоже. Остальное сделает «морфо», — командир кивает на широкий планшет темной кожи с тисненой капелькой крови в круге — всем известной маркировкой государственных станций переливания крови. — Здесь — запас на полгода.
— Я согласен.
— Даже не спросишь, зачем?
— Надо — значит, надо.
— Это опасно. Тебе придется не просто работать под чужой личиной — работа несложная, научишься, — но и жить его жизнью.
— Я справлюсь.
Пусть за эту роль ему не услышать аплодисментов, пусть за провал он получит не свистки, а смерть в Службе Дознания, но он артист, а это — роль… Его роль.
Он набирает в шприц содержимое первой ампулы. Этому тоже пришлось научиться — делать себе уколы. Поднять шприц, убрать воздух, прижать иглу к коже… ввести. Мягко нажать, выпуская в кровь новую примесь…
…и сжаться, задохнуться, съежиться в приступе судорог… захрипеть, теряя голос… зажмуриться, пережидая незнакомую боль. И сквозь бешеный стук крови, сквозь вспышки видеть… видеть… видеть-видеть-видеть лицо своего «двойника! Так надо… Ваш выход, артист!
…Прошло много времени — целая минута — пока он, наконец, смог поднять голову… раскрыть потяжелевшие ресницы…
В расколотом зеркале отражалось его новое лицо. Темноглазое, скуластое, с жестко сжатыми губами.
Удалось.
Мир — входящему?
Мир Ангъя.
Алекс.
— Вот так, — Алекс был серьезен. — Женя — очень талантливый актер. У него получится. Мы вернемся.
— А если расколют? — Максим не был пессимистом по натуре. Просто жизнь приучила всегда держать наготове запасные варианты. — Расколют, и нас не пустят обратно…
— Кроме Жени, морфо получили еще два человека.
— То есть… у нас есть и другие варианты?
— Есть. Голубые горы в Австралии и маленький городок в Сибири. Там тоже есть возможность осуществить подмену. Друг о друге они не знают. Кто-нибудь да выживет…
— И откроет нам ворота?
— Да.
— И вообще… Не о том ты думаешь, Макс, — Богуслав, в который раз осмотревший комнату на наличие камер, с досадой закрыл глаза. — Если наших «подменышей» вычислят и расколют, то нам стоит волноваться совсем не о том, пустят ли нас домой… Пустят. И как еще пустят — с распростертыми объятиями встретят. Вопрос в том, как скоро мы пожалеем, что на свет родились.
В маленькой камере стало тихо.
Несмотря на молодость, все трое успели хлебнуть в своей жизни немало.
— Такие дела, ребята, — виновато улыбается отец, когда на пороге возникают «клоуны» — сотрудники Службы Развлечений. – Понимаешь, Максимушка, мама — юрист, я архивист… для нас сейчас работы нет. А вы должны жить….
— Папа, нет!
Но он уже шагает навстречу «красно-золотым» и исчезает вместе с ними.
А через четыре дня они с мамой сидят у телевизора и смотрят, как отца убивают на арене…
Он старается держаться в стороне от камер, он не хотел, чтоб они смотрели, чтоб они видели… но камеры безжалостны и они преследуют каждого из добровольных «гладиаторов», ловя каждый вскрик, каждое движение… каждое падение тела на усыпанный золотистой стружкой пол.
На следующее утро им приносят цену папиной жизни — чек на пять тысяч рублей Новой Империи и освобождение от «налога». И младший братик — ему еще и десяти нет — не выдерживает и швыряет в спину «клоуну» сувенирную чашку с эмблемой Арены…
— Кто?!
И Макс шагает вперед, не успев подумать:
— Я.
Восемнадцать ему исполнилось уже в лагере.
Очень болит спина, и не шевельнуть ни рукой, ни ногой… Анеля плачет рядом и ни в какую не хочет уходить, что б он не говорил. Глупая. Он упал очень неудачно, на спину, что-то хрустнуло, и ноги сразу отнялись… В этих развалинах — в бывшем храме — они были одни, и помочь некому.
— Неля, иди.
— Нет! Славик, тише. Мы переждем. Все будет хорошо.
— Иди, дура! — он грубит и знает это, если б мог, он бы пощечину ей залепил… лишь бы ушла, лишь бы не попалась. Ведь убьют же! Поймают — убьют! А голоса все ближе… — Иди! Они же сейчас будут здесь! Неля… Нелечка… уходи…
Анеля вдруг наклоняется к нему… Целует — горячо и быстро, солеными от слез губами — и наконец выбегает из развалин.
Только… не в ту сторону. Навстречу патрулю. Отвлечь? Увести за собой?
Неля!
Богуслава нашли на следующий вечер. Ребята из группы. Они подлечили его и похоронили Анелю… Ее тела он не видел — не показали. А заговорил только через полтора месяца.
Окно в палате всегда было закрыто — прохладными белыми пластинками жалюзи. Зато на стене висели новые часы — электронные. Бесшумные, чтоб не тревожить больных. По ним он и узнавал, который час.
Когда стрелки переползали на цифру «девять», больницу наполняла тишина. Палату постепенно затапливало темнотой. И, казалось, раны начинали болеть вдвое сильней. Как будто тоже знали — когда стрелки уколют цифру одиннадцать, в палате появится Он. Брат. Бывший…
И снова будет плохо. Потому что сейчас он в силах сказать только «да» или «нет», а «да» сказать нельзя…
Они молчат. Каждый вспоминает свое.
— Даже если так, — наконец глуховато говорит Максим, — Даже если сцапают… Погибнет кто-то один, правда? Ведь не могут всех троих арестовать. Всех этих… «подменышей». Остальные выживут.
— Если получится так, как задумано, то даже одного достаточно. Вакцины не придумали, эпидемия вспыхнет, как файер. Главное — чтобы ан-ниты согласились помочь…
Алексей говорит не только Богуславу и Максу. Тот, за дверью, и те, за стеной, тоже слушают. И мягко-осторожно, стараясь быть незаметными, виски то и дело трогают пробные импульсы. Все-таки привели телепатов… Это может быть и добрым знаком, и… и не очень. Алекс привычно поднимает барьер — и свой, и товарищей. Он готов «считыванию», но не так. Нет.
Хотите заглянуть — спросите разрешения.
Кажется, его услышали.
Чуть задержавшись на висках, чужое прикосновение истаяло. Дверь распахнулась.
Погасшая жар-птица
Мир Земля.
Лина.
К себе Лина вернулась с таким ощущением, словно снова тренировалась сутки без передышки.
Так почти всегда было. Повелитель охране ничего не приказывал и даже ни о чем не спрашивал, но после каждой смены охранники разбредались тихо и вяло, позабыв о традиционных перебранках.
Само присутствие Властелина ощущалось как нагрузка, как непосильная тяжесть. Слишком много сил в одном человеке. Слишком много магии. Даже феникс, который всегда проявлял интерес к чужой силе, в присутствии Повелителя впадал в ступор и молчал…
Понятно, почему все так устают. Хотя… даже если б не было ее, этой магии, не было бы совсем, если бы Вадим был просто человеческим императором, вроде его любимых тиранов из книг по истории… вряд ли бы что-то сильно изменилось.
Как же она устала. Устала быть настороже. Устала считать время. Ждать.
А придется.
Лина опустилась на диван.
Сегодня в Лигу не ускользнешь. Слишком устала, чтоб и переноситься, и след сбивать-путать. И лучше приходить не с пустыми руками, а значит, надо сначала кое-что достать. А для этого — отдохнуть. Немного.
Опять запустила комнату, Лина. Пыль кругом — дворцовая магия, конечно при деле, но заклинания время от времени нужно обновлять-перерегистрировать, а ты все забросила. Слишком мало времени проводишь здесь, феникс. А ведь это лишний повод для подозрений. А ну-ка, приберемся.
Пока руки проворно делали свое дело, мозги занимались своим.
Лина привычно сортировала дела-заботы.
Итак… надо все-таки уговорить Магду поторопиться с запасными убежищами. Конечно, горной владычице тяжеловато будет создать все требуемые пещеры. Но ведь можно не создавать — просто переоборудовать те, что есть. Понемногу.
Надо попросить Сергея проверить еще раз «подменышей» — осторожно, чтоб никого не встревожить.
Надо столковаться с наемниками-трасформерами о своем «убийстве». Дуэль отпадает — в последнее время его величество ясно показал, что не намерен терпеть никаких стычек. Ян едва не лишился головы, когда вызвал на поединок своего обидчика. Почему Вадим его пощадил, неизвестно. Вызвал их с Жаном, посмотрел, скривил губы и велел убираться с глаз — далеко, но ненадолго.
Странно, да?
Ну ладно.
Что ж делать со своим убийством?
Кем должны представиться трансформеры? Наркоманами? Наркоманы стаями не ходят, а кто поверит, что один наркоман одолеет феникса? А главное, с чего б наркоману ходить со стрелами из красного дерева? Не пойдет.
Ассасинами? Подставить клановых врагов, конечно, неплохо… или наемничков изобразить непонятного вида с намеком на Зою.
Только можно нарваться. Спасаясь от обвинения, те наскажут про жертву что было и не было. и если они что-то видели или о чем-то догадываются… может протянуться ниточка. Надо спросить самих трансформеров. Может быть, у них есть на примете потенциальный козел отпущения?
Скрп… рамка свето-картины, изображающей жар-птицу, вдруг легонько хрупнула под ее рукой… и тоненько пыхнула — как сгорающий тополиный пух. Странно. Это была просто картина, феникс не навешивала на нее никаких заклятий. Просто так купила, чтобы смотреть… Лина нахмурилась. Продавец не предупреждал ни о чем таком.
Стоп.
А это что?
Феникс тоже решил вмешаться в дело. Не спрашивая хозяйку, он сердито потянулся через ее руки… и в следующую секунду картина дрогнула… протаяла темными пятнами… исказилась. Потемневшая рамка осталась прежней, а вот полотно изменилось. Вместо полыхающей всеми оттенками пламени жар-птицы взгляду Лины представилось сетчатое стекло — объектив.
Видеокамера.
За ней следят…
Мать сыра земля…
Рождение и смерть.
Я видел ее сегодня,
трогал даже —
она оставляет грязные следы на пальцах.
Она действительно сырая.
И теплая, как женское лоно.
Поутру капли ее пота ложатся на траву —
она красиво потеет.
Она принадлежит мне.
Из записной книжки Моргота. По всей видимости, принадлежит самому Морготу
«Европейская цивилизация постепенно проникает и в наш город. Вчера Матвий Плещук побывал на открытии второй в городе ночлежки для бездомных. В благоустроенном двухэтажном корпусе любой зарегистрированный бродяга может получить ночлег, скромный ужин, душ и услуги прачечной, и все это за очень умеренную плату. На строительство ночлежки деньги были собраны депутатами парламента, а ее текущее содержание берет на себя городской бюджет.
Еще одна приятная новость: на прошлой неделе создан пенсионный фонд “Наследие”, и с сегодняшнего дня триста тысяч рабочих предприятий города начали подписывать договоры на частное пенсионное обеспечение. Ни для кого не секрет, что частные пенсионные фонды имеют больше возможностей для прибыльного размещения средств, и, в конечном итоге, это повлечет за собой значительное повышение уровня жизни пенсионеров.
Искрами насилия назвал тележурналист Владислав Райнер беспорядки, все еще нарушающие покой мирных горожан, однако в военной полиции это не изжитое нами явление принято называть прямо: бандитизм. Сегодня ночью пять человек, имеющих автоматическое оружие, пытались проникнуть на территорию порта с целью захвата сорокафутового контейнера с дорогостоящим оборудованием, предназначенным для бурения скальных пород. Нет сомнений: бандиты руководствовались меркантильными соображениями — в состав оборудования входят алмазные буровые коронки, а также инструмент из особо прочных металлов. В результате неумелых действий грабителей произошел взрыв находившихся неподалеку баллонов с ацетиленом. Два работника порта и один пожарный пострадали и доставлены в больницу. Преступникам удалось скрыться.
Завершает ленту новостей сообщение, полученное из-за рубежа: нашу страну в ближайшие месяцы намерен посетить Боб Флай — легенда тяжелого рока, которого в нашей стране до свержения коммунистической тирании почитатели его таланта могли слушать лишь тайком. Шестидесятилетний Боб намерен дать у нас четыре концерта, сборы от одного из них полностью пойдут на восстановление разрушенного бомбами жилья. Рок-кумир сказал, что это станет его вкладом в дело мира и дальнейшего процветания нашей страны».
Розовый блокнот Моргот изучал несколько часов. Он снял с него копию. Он выучил наизусть его содержание. На следующий день, отчаявшись разобрать изображения на негативах с помощью лупы, он стащил проектор для диапозитивов из фотомастерской. Черчение было самым ненавистным для него предметом в университете, но он снял копии с чертежей на миллиметровку, чтобы не разглядывать их в темноте. Он не знал, зачем это делал, и не собирался передавать полученную информацию Максу. Во всяком случае, немедленно. Он почувствовал Большую игру сразу, с первой страницы блокнота. Да, Моргот закончил всего четыре курса университета из шести и не был усерден в учебе, он ни дня не работал по специальности и никогда не интересовался своей будущей работой всерьез, но технический университет имел особенность вкладывать знания и в те головы, которые всячески этому противились. Моргот представлял себе примерную ценность искусственного графита, применяемого в ракетостроении, и догадывался, насколько более совершенную структуру имеет графитовая кладка для атомных реакторов.
Сначала он заподозрил Кошева в желании продать запасы чистого графита, но, по мере расшифровки его обрывочных записей, убеждался, что даже это для Кошева мелко.
На одной из последних страниц он нашел список фамилий с инициалами, рядом с которыми значились адреса. Их было около двадцати. Моргот был слишком ленив, чтобы тут же кинуться на поиски «фигурантов», и азарта его хватило ровно на то, чтобы прогуляться до телефонной будки — позвонить Стасе. Потому что самыми мелкими буквами, в самой середине блокнота, в уголке, Моргот нашел запись: «ю-з пл?». Расшифровал он эту запись как «юго-западная площадка».
В шпионы Кошев не годился: такие вещи надо запоминать.
Стася собиралась обедать и не скрывала радости от звонка Моргота.
— Хочешь, пообедаем вместе? — спросил он непринужденно.
— Моргот, мне неловко… Ты все время тратишь на меня деньги…
Он вспомнил неожиданно (он всегда вспоминал о таких вещах неожиданно), что вчера все деньги оставил в этом проклятом «Рональде». Три дня можно было жить…
— Мы же не в «Оазис» пойдем, правда? — вкрадчиво дыхнул он в трубку.
— Конечно нет… У меня вообще-то с собой бутерброды. Давай лучше сходим в парк, такое солнце сегодня!
Моргот постарался, чтобы вздох облегчения не прозвучал слишком громко:
— Ну, давай в парк.
— Тогда подходи к проходной. Я увижу тебя в окно.
Моргот не стал возвращаться в подвал: до центральной площадки завода за полчаса можно было дойти пешком, а клянчить у пацанов мелочь, упрятанную в кубышки (у нас у всех имелись смешные сбережения, которыми Моргот пользовался часто и беззастенчиво), ему не хотелось.
Стася, похоже, ждала его не у окна, а возле вертушки, потому что выпорхнула на улицу, как только он появился. Щеки ее горели, и большой рот расплывался в улыбке; Моргот отнес ее незамысловатое счастье на счет своего обаяния и непревзойденного мастерства в постели. Впрочем, в постели Стася была холодна и чересчур стеснительна. Моргот чмокнул ее в щечку и, направляясь в сторону парка, вульгарно притянул к себе, искренне полагая, что скромницам надо привыкать к откровенным ласкам.
— Представь себе, вчера у Виталиса угнали машину! — начала она, когда оправилась от неловкости и перестала оглядываться по сторонам.
— Да ну? — Моргот злорадно прикусил зубами усмешку.
— Да! Прямо от «Оазиса»! Он пришел к нам в управление и требовал, чтобы дядя Лео поднял все свои связи и нашел угонщика.
— Связи в таких случаях хороши только в первые пятнадцать минут, — проворчал Моргот.
— Ничего подобного! Машину нашли через два часа. Между прочим, Виталис был уверен, что машину угнал ты. Мне кажется, он сильно разочаровался, когда ему сказали, что машину взяли покататься какие-то подростки. Ее искала военная полиция! Представляешь?
— Ничего себе связи у дяди Лео! — присвистнул Моргот.
Они расположились в парке на покрашенной в белый цвет скамейке, Моргот закинул руку на ее спинку, чтобы удобно было нагибаться и шептать что-нибудь Стасе на ухо. От бутерброда с дешевой вареной колбасой он отказался и осторожно и старательно поворачивал разговор к юго-западной площадке завода. И в конце концов услышал то, что хотел: площадка действует, но частично сдана в аренду.
— Наверное, дядя Лео готовит ее к продаже, — усмехнулся Моргот.
— Нет, что ты… — Стася махнула на него ладошкой. — Он против ее продажи. Ему предлагали, но он отказался. Дядя Лео очень дорожит заводом. Ты можешь в это не верить, но это именно так.
— Ну еще бы! Это сегодня магазины приносят денег больше, чем металлургия. Но, как я тут недавно говорил, скоро инвестиции потекут к нам со всего мира… — он хмыкнул и отвернулся.
— Дядя Лео говорит, что завод — это капитал, а супермаркеты — стекляшки, которые ничего не стоят.
— Посмотрел бы я, на чем ездил бы его сын, не будь этих стекляшек, — фыркнул Моргот.
— Акции завода поднимаются в цене, — с гордостью ответила она. — Дядя Лео говорит, это конец экономического кризиса, и скоро пойдет рост производства. Вот как только отменят валютный коридор. Это он так говорит…
— Пффф… Валютный коридор при Плещуке никто не отменит. Это требование МВФ.
— Дядя Лео считает, что валютный коридор не дает производству разворачиваться. Наш прокат стоит дороже, чем в других странах.
— Надо думать. Валютный коридор для этого и создан. По-моему, это очевидно. Никому не нужен наш прокат, всем нужно наше железо. А оно-то как раз дешевеет, чтобы сделать конкурентоспособным наш прокат.
— Ты так хорошо в этом разбираешься, — вздохнула Стася и посмотрела на Моргота с восторгом. Она не была дурой, нет. Она пыталась ею прикинуться. Но Моргот все равно удовлетворенно вздохнул.
— Я всего лишь думаю над тем, что происходит, — снисходительно ответил он и загадочно улыбнулся.
— Ты ненавидишь их?
— Кого?
— Ну… Плещука…
— С чего ты взяла? Они мне до лампочки.
— А зачем ты тогда так упорно выспрашиваешь меня о заводе? — она улыбнулась — открыто и немного испуганно.
Моргот решил, что переиграл в красного шпиона, если это бросается в глаза. И тут же успокоил себя мыслью: тот красный шпион, которого он играл, не был искушен в шпионской деятельности. Но неприятный осадок все равно остался: обычно его хитрости оставались невидимыми.
— Хочешь честно? — он доверительно взял Стасю за руку. — Мне действительно нет дела до Плещука, и вообще — до политики. Я не люблю Кошева.
— Дядю Лео? — она удивленно приоткрыла рот.
— Нет, конечно. Младшего Кошева.
— Но за что?
— У меня есть на то причины. И сейчас я очень сильно подозреваю, что он хочет обуть твоего любимого дядю Лео.
— Как это… обуть? Почему обуть?
Моргот усмехнулся про себя и качнул головой.
— Кинуть, — он достал сигарету и, посмотрев на ее непонимающее лицо, добавил: — обойти на повороте. Ну, обмануть.
— Этого не может быть… Виталис ветреный, но он не станет обманывать отца.
— Ты слишком хорошо о нем думаешь. Если интересно, можешь проверить. Зуб даю, он скупает акции завода. Поэтому они и растут в цене, а вовсе не из-за выхода из кризиса.
— Неправда! — она мягко, но победно улыбнулась. — Мы знаем обо всех крупных покупках наших акций! Мы же ведем реестр акционеров.
— Вот и попробуй проверить, кто покупал у вас акции. Не сомневаюсь, ваши новые акционеры валяются под забором. Или это домохозяйки, у которых нет денег даже на квартплату.
— Я проверю, — уверенно ответила она и улыбнулась снова.
Моргот сидит передо мной, развалившись в кресле, и цедит коньяк, время от времени катая его по широкой низкой рюмке, — это хороший коньяк, он оставляет на стекле мимолетные маслянистые разводы.
— Эта идея с акциями сама собой пришла мне в голову. Что-то вроде наития. И только после этого я подумал, что Кролик ляпнет об этом старшему Кошеву.
Он упорно называет Стасю Кроликом.
— Я позвонил ей домой часов в десять. Я не собирался к ней, мне надо было где-то достать денег, а хуже ночи на пятницу может быть только ночь на понедельник. Она ничего не сказала «дяде Лео», ей хватило ума.
— Лучше бы сказала, — не удержавшись, ворчу я. — Старший Кошев остановил бы это до того, как потерял решающий голос.
— Я тогда так не считал. Мне было мало разоблачить игру Кошева против отца. Я хотел огласки, я хотел, чтобы об этом цехе узнали все.
— Зачем?
— Не знаю. Мне так хотелось. Придумай сам что-нибудь, — Моргот подмигивает мне.
Он и теперь играет. У него роль развязного, разбитного парня, который стесняется того, что о нем кто-то пишет книгу. Но играет он столь достоверно, что я иногда верю: он действительно испытывает неловкость.
Я понимаю, почему он хотел огласки: ему нужно было выставить Кошева негодяем публично, именно публично. Моргот не только ненавидел Кошева — он ревновал к нему его популярность, его умение находиться в центре внимания. Я не верю в то, что Моргот завидовал ему, его богатству. Это отношение я считаю именно ревностью.
— И потом, я же не знал, что старший Кошев — против продажи цеха. Я думал, он продаст его сам, как только о нем узнает.
Он затягивается и откидывается в кресло еще глубже.
— Ты остановился на том, что позвонил Стасе в десять вечера, — мягко напоминаю я.
— Да. Она, представь, действительно посмотрела в реестр акционеров и сразу после работы побежала выяснять, кто купил крупные пакеты за последние дни.
— И как?
— Я оказался прав! — довольно жмурится Моргот. — Она проверила всего два адреса. По одному из них застала семейство в коммуналке, троих детишек в коротких маечках, а по второму — алкоголика, заросшего мусором. Она потом еще неделю бегала по разным адресам и видела то же самое. Но меня это уже не интересовало. Я не сомневался, что это Кошев.
— Послушай, если бы ты знал, чем это закончится, ты бы полез в эту историю? — после паузы спрашиваю я.
— Если бы я знал, чем это закончится, я бы не поверил! — смеется Моргот. — Ты чего, Килька? Я хотел нагадить Кошеву, только и всего! Меня, знаешь ли, не интересовали стратегические интересы Родины. Да и стратегического интереса я в этом не увидел. Я хотел помешать ему срубить деньжат по-легкому! Родину продавали все кому не лень, и меня это волновало не больше, чем жизнь на Марсе.
— Это же неправда, Моргот, — я смотрю на него, укоризненно наклонив голову. — Я читал твою записную книжку.
— Ну и что? — он равнодушно пожимает плечами. — Мало ли что я писал в записной книжке? Нет, Килька, я не был пламенным борцом за правое дело.
Он не желает знать о том, какие чувства им двигали. Он закрывается от самого себя, он играет роль перед самим собой и верит в искренность игры. Он найдет тысячу оправданий своим поступкам, лишь бы никто не посчитал его «пламенным борцом».
В этот день в Аузине – главном квартале Цихеи – столице Двинии было шумно. Толпы народа сбегались на площадь имени Сирга Ли чтобы посмотреть судебный процесс над верховным жрецом Цихеи – Липом Овис. Посмотреть, услышать, зацепить хоть одним глазком, ибо народу было множество.
Лиип, еще не старый, но уже начинающий седеть крупный мужчина, возвышался посреди площади в герметичном прозрачном аквариуме. Мэрия считала, что этот аквариум защитит народ от колдовства Липа. Возле подножия аквариума столпились двадцать восемь родственников верховного жреца. Липа судили за выход наверх. Прокурор делал особый акцент на то, что Лиип мог заразиться наверху какой-нибудь чрезвычайно опасной болезнью и принести ее сюда, в город.
— И потому, — громогласно повторял он, — всех Овис нужно депортировать, выгнать за пределы Двинии. Куда? – спросите вы. Да туда же, куда ходил Лиип – наверх…
Это страшное слово «верх» уже несколько раз звучало в ходе суда. И при каждом его повторении несколько слушателей выбирались из толпы и исчезали в переулках. Остальные, с более крепкими нервами, падкие до чужого несчастья, надеялись на долгий шумный процесс, но судьи разделались на удивление быстро и зачитали свой жестокий приговор.
Родственников Лиипа охватил ужас. Толпа начала быстро рассеиваться. Стражники окружили всех Овис и препроводили в помещение тюрьмы, в герметично запертый бункер. Минут через пять туда же втолкнули и Лиипа. Все отвернулись от него, только жена Инри прижалась, прося защиты. Но Лиип не мог помочь ей ничем. Прошел час. Двери бункера отворились, и Лиипа снова увели.
В маленькой комнатенке его встретил какой-то чиновник. Невысокий, толстенький, одетый в серое. Он предложил Лиипу сесть и представился:
— Я Гире Соин из Управления госбезопасности.
Лиип подскочил:
— Так скажите же им, что я не выходил наверх, вы же там, в Управлении, все знаете!
— Да, мы все знаем, — спокойно ответил Гире. – Вы, Лиип Овис, ходили смотреть на Яркое Пятно, хотя это и запрещено.
— Но это же не Верх… — обескуражено пробормотал Лип.
— Да, не Верх. Но оттуда наверх прямой выход. И там тоже очень легко поймать заразу. Но это все болтовня попусту. У меня к Вам деловое предложение.
— Я слушаю. – Лиип подтянулся.
— Наверху вы все умрете в считанные часы. Нам это невыгодно. Мы даем вам средства защиты в обмен на информацию, которую лично Вы, Лиип, а потом Ваш сын, внук, правнук будете спускать нам.
— Хорошо, — с легким сердцем согласился Лиип.
Гире поднялся:
— Сейчас вас всех проводят на обработку, — и ушел.
Лиипа привели в просторный зал, где стояло много ванн, покрытых сверху прозрачными крышками. К каждой ванне тянулось по пять шлангов и толстому кабелю, сплетенному из многочисленных проводков и волоконец. Когда Лиипа укладывали в ванну, он заметил, что стенки очень толстые, и внутри остается столько места, чтобы как раз поместиться одному. Крышка захлопнулась и хлынула сладковатая вязкая жидкость. Лиип хотел было возмущенно закричать, но из горла вырвался лишь тоненький писк…
Когда через полчаса их освободили из «саркофагов», все искали перемену в себе и своем близком. Но найти не могли. Перемены начались потом. Сначала часов через шесть их всех охватил жуткий голод. Последующие три часа они безвыходно провели в столовой, где весь персонал был предупрежден: им носили еду, не дожидаясь заказов. А затем настал черед ужасов. Три дня шла перестройка их организмов, и в конце они не могли узнать самих себя: их белые гладкие тела покрылись темно-серой шерстью, дающей защиту от радиации; лицо слегка вытянулось, и появились четыре острых, как ножи, клыка; нос, язык и мизинец левой руки стали анализаторами состава среды. Зрение обострилось десятикратно, правда, голубые глаза стали черными; часть мозга, которая пустовала ранее, была превращена в компьютер, дисплей которого выводился в угол правого глаза; слух различал даже шелест песка за стеной; мышцы налились богатырской силой, а быстрота реакции стала больше, чем у гонщиков экстра-класса. Кроме этого, как им сказали, в них вложена мощная программа к самоусовершенствованию, и их женщины могут рожать не по одному ребенку раз в год, а по 8-10 каждые два месяца без вреда для себя. С этим их и отправили. Когда они грузились в автовагонетку, один из работников подошел и шепнул Лиипу:
— Не бойтесь, вы там будете не одни.
Автовагонетка долго везла двадцать девять монстров по их стране, их бывшей стране; потом выбралась на поверхность и остановилась. Голос в динамиках прошелестел: «Прошу очистить транспортное средство». Когда последний из Овис выбрался из вагонетки, та отъехала на две сотни шагов в сторону и взорвалась. Лиип скомандовал:
— Ну, пошли искать место для жилья.
Все подхватили свой скарб и тронулись печальной цепочкой вслед за Липом. Вокруг простиралась голая твердая пустыня и высились громадные гладкие скалы. В одной из скал Лиип нашел отверстие и нырнул туда. Внутри было просторно и не было ужасающей радиации. За Липом проникли и остальные. Решили пока остановиться здесь. Немного освоившись, все разбрелись по помещению, осматривая его. Внезапно раздался невероятный рев, потом грохот… казалось, рушится потолок…. Потом снова рев, на несколько тонов ниже, глухой удар и истерический крик Киины:
— Суип, о, мой Суип! Отпусти, Риар, там мой Суип!
Когда все сбежались на место происшествия, то обнаружили, что Риар крепко держит бьющуюся в истерике Киину, в потолке зияет дыра, за дырой грохочут громадные великаны и на поверхности лежит Суип с переломанной шеей. Рыдающую Киину увели и Лиип сказал:
— Киина лишилась сына. На поверхности обитают злобные великаны. Надо держаться вместе и как можно реже выходить. А теперь всем спать. Завтра будет еще один трудный день.
Среди ночи всех разбудил легкий шорох в потолке. Потом вниз посыпалась земля и за ней спрыгнул кто-то. Лучи нескольких фонариков пересеклись на нем. Это был такой же мутант, как и они: высокий, худощавый, но мускулистый, с ироническим оскалом, он был весь увешан оружием.
— Привет, — быстро сказал он, — Я Номад. – Лиип приблизился:
— Как-как? Как Вас зовут?
— Номад. В моем имени нет буквы «и», и я этим горжусь. Я родился там, внизу, и меня звали Нимад. Мою мать убили в первый же день, я был грудным младенцем. Наша фамилия Фиан. Была. Сейчас остался один я. Нас много таких, без буквы «и». Мы мятежники, повстанцы. Нас миллиарды против жалких тысяч, живущих под землей. Они дали нам всесилие и власть и мы поспорим с ними. Мы разгромим их страну, мы отомстим им. А здесь жить нельзя, слишком опасно. Двигайтесь за мной, — Номад подпрыгнул и исчез в дыре.
Лиип думал недолго и последовал за ним. Следом скользнули и все остальные. Они минут двадцать двигались в полной темноте по тесному лазу, пока тот не вывел на огромное пустое пространство. В некотором отдалении стояли колоссальные железные коробки. Номад бросил:
— Ждите здесь. Я позову, — и метнулся к коробкам. Все семейство Овис с замиранием сердца смотрели, как Номад, взобравшись по почти гладкой стене наверх, перепрыгивает с одной коробки на другую. Наконец, он нашел то, что искал и позвал переселенцев. Взобраться к нему казалось легче, чем они думали. Оттуда, сверху, открывались новые горизонты: пространство вокруг было таким нерационально большим… Оно было таким непостижимым и пугающим, что женщины ахнули, а дети прижались к матерям и многие из них захныкали. В крыше была дыра, и Номад исчез в ней. За ним попрыгали все Овис.
Внутри они оказались по колено в каких-то округлых образованиях в палец длиной. Номад сбросил свою амуницию и сел, пригласив:
— Располагайтесь и угощайтесь, — с этими словами он зачерпнул горсть этих округлых штучек и стал кидать их в рот по одному. Челюсти его двигались быстро-быстро, а внимательные черные глаза пристально всматривались в окружающие стены.
— Что это? – спросил Лиип.
— То, что я ем? Зерна. Пшеница, очень вкусно, попробуй. А то, в чем мы находимся – вагон. Он скоро поедет. Ешьте и спите, — полуответил-полуприказал Номад.
Лиип осторожно положил одно зерно в рот. Оно пахло мягко и нежно, навевая теплые воспоминания.
И тут резкий толчок сбил Лиипа с ног. Взгляд его заметался по сторонам, а Номад снисходительно фыркнул:
— Вагон поехал. Спите! – и первый растянулся прямо поверх зерна, положив под голову одно из своих ружей.
Постепенно и все Овис угомонились. Дети перестали хныкать и притихли, а взрослые впервые поверили, что жить можно и наверху.
Ехали они долго. Номад всю ночь проспал, а к полудню начал то и дело взбираться на крышу и оглядывать окружающий пейзаж. Никто из Овис не решался еще выйти под убийственные лучи светила. Они сидели внизу, дети шалили и смеялись, мужья и жены уже строили планы дальнейшей совместной жизни. Внезапно Номад позвал:
— Все сюда. Сейчас будет остановка. Мы сходим.
Все семейство несмело повыбиралось на крышу, и, как только вагон остановился, горошинами посыпались вниз. Номад сам проследил, чтобы никого не осталось, и спрыгнул последним.
Их окружал совсем другой мир. Все незнакомое. Высокие колонны с кучами шелестящих тарелок наверху и со странными живыми существами; торчащие прямо из-под земли мягкие и нежные нити, твердые колючие пруты, огромные шуршащие и колеблющие плоскости. Настороженный суровый Номад залился хохотом:
— Это же просто трава! Вот эту есть можно, — он протянул Липу трубу с жидкостью внутри.
Нет, не внутри. Лиип присмотрелся и ахнул: жидкость текла внутри стенок трубы, а внутреннее сечение было пустым. Он принюхался и надкусил трубу. Та аппетитно хрустнула под зубами и тут же обожгла рот несусветной горечью. Номад улыбнулся:
— Я же не сказал, что вкусно. Ее можно есть. Она полезна, особенно весной, она лечит от пяти болезней, но она невкусная. А вот это очень вкусно,– он показал ярко-оранжевый шарик, — но есть его нельзя, он ядовит. Вот это нормально. И есть можно, и на вкус прилично, — он подпрыгнул, сорвал большой пушистый красно-лиловый шар и сунул его в рот.
Так Номад вел их куда-то сквозь заросли огромной травы и на ходу проводил экскурсию, которая позволила бы семейству Овис выжить.
Внезапно перед ними открылась большая пустая плоскость, за которой была видна стена, состоящая из вертикальных полос и промежутков между ними. Номад подобрался и скомандовал:
— За мной – к забору, а потом – к дому. Бегом! – и первым скользнул вперед. Овис побежали за ним. За забором они попали на еще одну плоскость, которая упиралась в четырехугольную белую скалу. Перебежками следуя за Номадом, Лиип успел заметить на второй плоскости живых существ: несколько некрупных красно-коричневых двуногих, которые не обратили на них внимания; белого четырехногого побольше, которое удивленно уставилось на них и еще одного четырехногого, черного, как самая темная ночь, огромного, как страшный сон. Оно топнуло ногой, отчего вздрогнула земля и оттуда, сверху, ужасно заорало. Лиип, не помня себя от ужаса, свалился за Номадом в дыру под скалой – и его окружила блаженная темнота.
Номад насмешливо фыркнул:
— Не бойся его. Оно безвредно. – Номад подождал остальных и продолжил: — Бояться надо громадин, которые ходят на двух ногах и носят вторые шкуры, и двоих мелких четырехногих. Один из них чуть больше нас ростом, длинный хвост и треугольные уши. Его выдают глаза – зеленые, злые, и он их жмурит. Может быть разного цвета, но всегда мягкий, шерстяной, как… как…- Номад замялся, подбирая слова.
— Как лучшие ковры в Двинии, — подсказала Милга.
— Точно, — охотно поддержал ее Номад, — и второй – повыше, длинная морда, шерсть темными колечками, красный язык и длинные уши. Если с первым могут справиться трое-четверо мужчин, то этого не одолеть. Надо бояться незнакомых вкусных запахов, темных углов, лежащей, где не положено, пищи. Это целая наука – выжить. Я останусь с вами на несколько дней, помогу вам освоиться. Привыкнете к здешней жизни, тогда посмотрим. У меня профессия такая – адаптер. Встречаю новичков, помогаю им, как и вам сейчас. Ладно. Теперь это ваше жилище. Обустраивайтесь. – и он с грохотом свалил свое оружие в угол.
И действительно, Номад остался на несколько дней. Точнее – на три дня. Он показал, какие растения съедобны, какие нет, где брать воду, зерно и мягкие волокна для постели. Под конец он отвел Лиипа в очень темное помещение, где восхитительно пахло.
— Вот здесь находится очень вкусная пища. Вкусная, калорийная, ее много. Но пользоваться ей можно лишь только в самом крайнем случае, когда семье грозит гибель от голода. Почему? Потому что это опасно. Не просто опасно, а смертельно опасно. Ты понял? Лучше, если никто не будет знать о ее существовании.
— Да. Я скажу только жене. Если со мной что-нибудь случится, она сохранит знание.
Номад согласно кивнул.
— Хорошо. Пойдем обратно. Мне пора уезжать. И я хочу, чтобы ты поехал со мной. Посмотришь, как живут остальные, обвыкнешь на поверхности.
И они уехали.
Перед отъездом Инри спросила Лиипа, надолго ли они едут. Ответил Номад:
— Может быть, на месяц.
Лиип обеспокоился: он и не думал покидать семью так надолго. Номад лишь махнул рукой и запрыгнул в вагон.
Ехали они очень долго. Несколько раз пересаживались на другие поезда, а под конец забрались в рычащий, воняющий бензином (как сказал Номад) фургон и остаток пути провели в обществе плоских жестких существ, вмороженных в лед. Что, в общем, было кстати, потому что становилось все жарче и жарче. Когда они покинули фургон, вокруг был один песок. И они пошли. Шли недолго. Номад принюхался, нагнулся, раскидал песок, обнажив крышку люка с кольцом и потянул.
Внутри было прохладно и полутемно. И было полно народу. Они окружили путешественников и затормошили их. Номад первым делом избавился от оружия, а потом рассказал всем о семействе Овис. Красивые девушки выслушали Номада, сочувственно закивали головами и увели Лиипа в приготовленную ему комнату. Неделю пробыл Лиип в гостях. И всю эту неделю с ним обращались как с самым дорогим гостем. Всегда, за исключением одного часа в сутки.
В этот час, когда Солнце стояло в зените, все без исключения выбирались на поверхность и поднимали лица к яростно палящему светилу. Лиип тоже попробовал так поступить. Через несколько минут ему начало казаться, что жестокий зной проникает ему под шкуру, расплавляет кости, высушивает мозг. И Лиип сбежал в подземелье, в спасительную темноту. А назавтра снова вышел вместе со всеми. И, стиснув зубы, выстоял вместе со всеми до конца ритуала. А через неделю Лиип понял, что любит Солнце и не сможет жить без него, без его тепла и света.
И тут появился Номад. Лиип рассказал ему про перемены в себе. Номад улыбнулся:
— Теперь ты один из нас. Осталось только дать тебе новое имя…
Лиип погрустнел:
— Мне пора возвращаться.
— Хорошо. Через полгода жди меня в гости. Меня и новое имя. А пока возьми вот это, — Номад подал Липу длинный нож и карабин, — может, пригодится. Через час будет проходить автобус. Он довезет тебя до железной дороги. А дальше – полагайся только на свое чутье. Думай носом, глазами и сердцем.
Лиип так и сделал. И через восемь дней нырнул в дыру, ведущую домой.
И насторожился: уж больно тихо было дома. Он закричал, зовя жену. Из угла раздался слабый стон. Лиип кинулся в угол, посветил. Это была Линси, она лежала на смятой постели, бледная и неподвижная.
— Что, что случилось? Где все?
Линси всхлипнула:
— Все погибли…
— Что ты такое говоришь? – Лиип был ошарашен, — Как? Не может быть!
— Меня придавило какой-то острой штукой. Ноги отнялись. Инэш притащил меня домой. Тирк попал в клетку, Риико полез его выручать, и их обоих утопили великаны. Ялида и Кила что-то съели и стали бегать, как ненормальные, а потом умерли. А потом такое началось! Паришел этот большой, с черной курчавой шерстью и всех съел. Он и тут был, тут, — и Линси залилась слезами, — Я уже никогда не смогу ходить. Лиип, прошу тебя, помоги мне. Я вижу ружье Номада. У тебя найдется один патрон для меня?
Лиип в темноте нашел холодные пальцы Линси и услышал:
— Пожалуйста…
— Да. Я сделаю это. Только потом. Потерпи еще чуть-чуть, — Лиип снял карабин, положил его рядом с Линси, скинул ножны с ножа и вышел во двор.
Там он закричал:
— Эй, ты, сукин сын, иди сюда, безмозглая скотина. Иди, и я убью тебя!
Лохматый зверь напал внезапно. Он схватил Лиипа поперек туловища и затряс в воздухе. Белые клыки рвали кожу, дробили ребра. Лиип изловчился и ножом ударил чудовище в глаз. Оно выронило Лиипа и замотало головой, жалобно заскулило. Потом снова напало. Лиип отскочил и ножом полоснул зверя по шее. Хлынула густая темная кровь, окатив Лиипа с ног до головы. Зверь упал и немного подергавшись, затих. Лиип немного постоял, приходя в себя. «Одно ребро точно сломано» — и вернулся к Линси. Но он там уже не был нужен. Линси дотянулась до карабина…
Лиип сел на пол и минут пять просидел, пустым взглядом уставившись в пространство. Потом с отвращением начал сдирать с себя подсыхающую кровь. Встал, чтобы найти, чем почистится. Долго бродил по дому и забрел в просторное помещение, где в углу стояли несколько грязно-желтых емкостей. Ноздри защекотал знакомый запах бензина. Лиипа осенило. Он прогрыз в емкости небольшую дырку, повалил ее на бок и потащил, разливая бензин по всему дому. Облился сам и облил все комнаты в верхнем доме. Принес из подвала карабин и выстрелил в самую большую лужу.
Яростно вспыхнуло пламя, загородив путь к отступлению слепящей стеной. Лиип попятился. Пламя напомнило ему Солнце и он побежал на крышу. Дом пылал, крышу уже лизали языки огня, стены трещали, грозя рухнуть. Задымилась шерсть, а Лиип спокойно сидел на самом верху крыши и в последний раз смотрел на Солнце.
***
Фермер Дуглас Смит возвращался с поля. Он вел под уздцы вороную лошадь. На телеге с сеном сидел его сын, десятилетний Майк. Жена Шерил гнала белую козу. По пути домой им встретился кузнец. Он, широко улыбнувшись, спросил:
— Ну, сладили вы с крысами-то?
— Да, спасибо, Сэм. Этот проказник Тоби их всех передушил. Забрался по пол и давай гонять, только пыль летит, да писк стоит. А потом выволок их всех на свет. Бог мой, двадцать шесть штук… ни одной не осталось. Завтра я приведу Тоби обратно.
— Да уж, мой малыш молодчина! – хохотнул Сэм и, широко шагая, пошел дальше.
Подходя к дому, Дуглас почуял запах гари. Шерил охнула:
— Никак пожар! – и побежала вперед.
Дуглас и Майк поспешили за ней. Но спешить было уже некуда: их дом пылал вовсю, как будто облитый бензином. И самое невероятное: на самом верху крыши спокойно сидела и смотрела на солнце огромная черная крыса.
1
Когда Хорёк повстречался с Мечтой, никто так и не понял, кто из них кому встретился — Хорёк Мечте или Мечта Хорьку. Впрочем, теперь уже это не столь важно. Главное, что потом Хорёк пронёс Мечту через много-много лет… Хотя, может, это не Хорёк нёс Мечту, а сам пролетел через все эти годы на её стремительных крыльях. Это теперь тоже имеет мало значения. Потому что однажды зелёные крылья Мечты превратились в стаю золотых осенних листьев, и самый большой, ещё чуть-чуть зеленоватый, Лист — Вожак увёл стаю в Страну Мечты, Где Никогда Не Кончается Лето. А Мечта как-то незаметно превратилась в Осень. Просыпается Хорёк, смотрит — Осень… Хорёк любил Мечту. Он решил, что Мечта вовсе ни во что не превращалась, а всегда была такой, светлой и прекрасной, ведь Осень светла и прекрасна… «Знаешь, а давай поженимся», — сказала Осень. «Давай», — согласился Хорёк… После того, как в пустом запылённом зале, припорошенном по углам тускнеющими блёстками чужого смеха, некто, давно избавившийся за ненадобностью от собственного Лица, сказал им, что они объявляются Мужем и Женой, они долго-долго гуляли по залитому солнцем осеннему лесу, и золотые листья Осени, которым не досталось места в улетевшей Стае, выстилали дорожку для их шагов. 06 октября 2014г., Волжский