— Значит, полетите? Зайди сначала в этот музей… — по тону брата Нина догадалась, что лететь, да ещё в такую даль, особого желания нет, и он явно растерян, но слово дано и жемчуг собран, и теперь надо выполнять обещание — Я говорила тебе… там киборги в таком состоянии, что много за них не должны запросить… и жемчуг там можно продать гораздо дороже, чем… где-то поближе. На Новой Москве находится НИИ реставрации… и для восстановления подлинников им нужен именно натуральный жемчуг… и ювелиры там есть тоже… которым именно натуральный речной жемчуг нужен. Возможно, проведут экспертизу… надеюсь, Ворон или Змей догадались сделать видеозапись сбора жемчуга. Возьми врача с собой… двух врачей… и хорошо бы кибер-техника… и лекарств побольше… может быть, ты купишь киборгов больше, чем окажется модулей в транспортнике… вези всех, сколько поместится…
— Я ещё ничего не ответил… сейчас прилечу на остров за жемчугом, с ним пойду к директору… ещё катер найти надо! – Степан был явно раздражен, полёт не входил в его планы, но… действительно, сам сказал, что привезёт киборгов, если будет сто грамм жемчуга — Это так быстро не делается!
— А ты попробуй! Фрол всех окрестных киборгов оповестил, для чего нужен жемчуг… они все собирали… и люди тоже… они надеются на тебя, ты слово дал…
— А на том острове – не удержался и сунулся в разговор Кроу – есть ещё чёрный жемчуг! Он… дороже белого… и намного! Вот на том острове надо ставить модуль для киборгов и там их поселить… а жемчуг можно выращивать и на тех островах!
— Шустрый какой! Давно ли помирал в моём кабинете, а уже командует! – восхитился Степан – Молодец Ворон!
— Молодец, чего уж там – ответила Нина уже намного спокойнее — Всё правильно сказал… а местные разве жемчуг не добывают?
— Им не до этого – Степан тоже успокоился и стал неторопливо объяснять сестре и киборгам — На Старой Земле мигрирующих рыб не осталось и моллюсков тоже давно уже нет. Когда мальков покупали… лет десять назад… о моллюсках даже мыслей не было! А мальки рыб, скорее всего, личинок жемчужниц на жабрах принесли… для переселения мальков массово частой сетью ловили на мелководье… а потом белыми пластиковыми мешками и в цистерну с водой из той же реки высыпали… в цистерне и везли… я тогда ещё бригадиром был, с бригадой на Новую Печору летал… тоже почти три дня в одну сторону. Ближе не нашлось. Ну вот. Рыбы прижились, а с ними и моллюски. Здесь переселенцам надо было в первую очередь дома строить и жизнь налаживать, не до жемчуга было. Да и… покупной бисер намного дешевле жемчуга… разных цветов и ярче… и сохраннее. Да и на обработку время тратить не надо.
— Жемчуг в реках найти не сложно… — согласилась Нина — но да… очень сложно обрабатывать. И хранить. А сверлить жемчуг только профессиональный ювелир правильно сумеет… в деревнях таких специалистов нет. А теперь и куры не у всех есть… короче, когда транспортник заповедника сможет вылететь? Я попытаюсь уговорить Райво слетать с вами… возьмёт неделю отпуска в музее или… командировку у вас.
— У нас свой программер есть!
Нина удивлённо ответила:
— А ты не понял? Райво как музейный работник сможет пройти в любом музее туда, куда вас никого близко не пропустят. И он реально может сказать, что киборги нужны как экспонаты для новой выставки… именно такого фенотипа и такой модели. И ему их продадут… почти даром.
— Тогда… сейчас я прилечу за жемчугом…
— Лучше утром – опять сунулся Кроу и спрятался-метнулся было за Змея, но вернулся и пояснил – К утру я закончу обработку этой жемчужины. А ребята слетают на тот остров и проверят раковины. Часам к четырем утра… к пяти точно… я успею их обработать. Жемчуга будет больше. Больше киборгов сможете купить и привезти. И… на модуль деньги будут! И на лекарства… и на одежду… и на кормосмесь… ведь зима впереди…
— А ты молодец! Соображаешь! Хорошо, полпятого… или в пять… я прилечу, подготовьте жемчуг. Сейчас пойду к директору. Нина, звони своему программисту.
— Хорошо. Но сообщи, когда вылет. Может, Райво успеет командировку оформить.
— Тогда пока. До связи – и Степан отключился.
***
— Пока – сказала ему Нина запоздало и обратилась к киборгам – ребята, вы молодцы. Хорошо поработали. Но если сможете найти ещё немного жемчуга… будет ещё лучше. Не забудьте сделать видеозаписи сбора жемчуга. И… Ворон, если тебе нужны какие-нибудь ювелирные инструменты и… или химикаты, то составь к утру список, Степан тебе привезёт. Вопросы есть?
— А можно… — начал Кроу и замялся, и за него сказал Змей:
— Лимон он хочет. Он никогда не пробовал лимон. А сегодня он пожарил рыбу и нарезал к рыбе мандарины. Вкусно! А с лимоном ещё вкуснее должно быть! Так все делают… все, кого он знал… у прежних хозяек видел такое…
Шокированная таким резким переходом от одной темы к другой Нина только и смогла сказать:
— Вот приедет в воскресенье обжигать игрушки и куплю ему целый килограмм лимонов! Кстати, в них есть семена. И вы можете посадить их в горшки и иметь свои лимоны. Но… деревья растут долго, плоды будут лет через пять… но будут. Теплица нужна будет… будет, чем занять привезённых киборгов.
— Благодарю – ответил за всех Змей – мы прямо сейчас и отправимся на те острова. Можно взять флайер, на котором прилетел Кроу?
— Да, можно. Утром позвони мне, полпятого… нет, лучше полшестого. Расскажешь, что и сколько набрали. А теперь… до свиданья.
— До свиданья.
***
Ну вот. Ребята выполнили поставленное Степаном условие. Даже вдвое перевыполнили. Теперь его очередь держать слово. Данное киборгу слово надо ли держать? Будет ли?
Будет. Он понимает, что не только Змей, Фрол и Ворон ждут привоза киборгов – но ещё и люди, которых Фрол вовлёк в сбор жемчуга. DEX’ы действительно есть не у всех егерей, да и в деревнях они, скорее всего, нужны тоже.
Вопрос в другом. Разрешит ли директор заповедника лететь в такую даль, когда на ближайшей военной базе время от времени списывают киборгов и отправляют на продажу?
Но на военной базе вряд ли купят жемчуг. А вот в НИИ реставрации купить очень даже могут… и за хорошую цену. И этот НИИ находится как раз на Новой Москве. И ювелиры там тоже есть.
Так что надежда есть – лишь бы киборги в этом музее были живы к прилёту Степана.
***
Так ведь не только киборгу дано обещание. Но и сестре. Её идея была жемчуг добывать.
И почему из местных никто об этом не додумался? А потому, что не приучены к этому. На Земле жемчуг уже давно никто не добывал, а здесь действительно было не до этого, самим бы выжить… а если кто-то и собирал, то, не умея обрабатывать, быстро эту затею оставил.
Пресноводный жемчуг необходимо подвергать хотя бы минимальной обработке сразу после сбора, чтобы слои перламутра не начали отпадать.
И что теперь делать? Жемчуг собран – почти вдвое больше, чем задано, и жемчуг качественно обработан и… скорее всего, отсортирован.
Вечер и уже поздно… для чего поздно?
И Степан стал звонить директору заповедника.
***
А Нина позвонила Райво и, как ей показалось, оторвала от важного дела – программист находился явно в помещении, но у себя ли дома, Нина не поняла.
И потому сначала спросила:
— Ты можешь говорить? Дело не для всеобщего обозрения…
— Я не дома… сейчас выйду на крыльцо…
Нина рассказала ему о киборгах и найденном жемчуге, и о планах полёта за битыми киборгами:
— …ты, как музейный работник, сможешь попасть даже в хранилище киборгов, и выбрать… то есть… взять их столько, на сколько хватит денег. То есть… столько, сколько киборгов поместится в транспортнике. Сейчас ребята ищут жемчуг на другом острове… а в пять утра Степан полетит на этот остров за тем, что они насобирали…
— Моя задача?
— Выпросить неделю отпуска. В идеале… командировку. Пару DEX’ов привезешь для музея… если директор разрешит. Транспортник заповедника… или другой какой-нибудь арендуют, с тебя только провести Степана в этот музей и забрать киборгов… если они живы и… если ты согласен, конечно… можешь себе купить…
— Я согласен, без проблем, у меня две недели отпуска есть… но попробую пробить командировку. Утром…
— Сейчас звони директору… если всё нормально с жемчугом и с транспортом, то около полудня вылет… вряд ли раньше. И перезвони мне сразу.
— Хорошо, понял. Пока.
— Пока.
***
Пока разговаривали, совсем стемнело. Фрол и Лютый без проблем включили инфракрасное зрение, а Змей в присутствии постороннего для него человека поостерегся так делать – надо при незнакомых людях изображать человека. Как же это трудно! – быть человеком.
Фрол спросил егеря, на чём тот прибыл, и получил ответ:
— Скутер… вон там, за кустом.
— Тогда… Слава, останешься охранять остров и уже найденный жемчуг. А мы с Вороном полетим обследовать остров… Лютый, ты с нами? То есть… надолго ли тебя отпустили?
Мелькнула мысль – а не покажется ли странным приехавшему егерю, что киборг командует человеком, которого приходится изображать? Но у гостя никаких изменений гормонального фона! Кажется, он даже не понял, чему был свидетелем!
— На час. Надо обратно. Но… если получится спросить у хозяев…
— Понял. Не спрашивай, у вас своя работа… лучше поищи по своему берегу и к пяти утра… если сможешь… привези сюда. А не сможешь привезти… копи на следующий раз. Степан Иванович своё слово сдержит.
— Понял, сделаю… если разрешат. Пока, Фрол, Кроу… и тебе всего хорошего…Слава.
И Лютый пошёл к своей лодке.
Змей с удивлением, но молча, наблюдал, как Фрол командует – подчиняться очень не хотелось, но в то же время он понимал, что, показав егерю красные глаза, он сам признается, что он киборг.
Пришлось согласиться – и остаться в доме.
***
Лететь в темноту ночи с Фролом было страшно. Очень страшно. Ведь ему не был дан запрет на секс… и этому егерю тоже. Незнакомый человек… кто знает, что у него на уме…
Гнать флайер быстрее положенного Кроу не посмел – на остров опустились через тридцать три минуты.
Егерь уже ждал их на берегу:
— Может, в дом зайдете? Чай или кофе… есть и то, и другое.
Фрол не спеша ответил:
— Зайдем. А Ваш DEX где?
— Рыбачит где-то тут… Адам, подь сюда!
Фрол и Кроу зашли в дом.
/Зачем? Мы же не за чаем приехали!
/Так положено. Первым делом надо кусок хлеба съесть. Это обычай такой у здешних людей.
/Зачем?
/Будет считаться, что мы пришли с миром и опасности не представляем. Но вообще-то… так оно и есть.
/Тогда пойдем… но недолго.
Фрол вошел в дом егеря первым и сразу взял кусок хлеба, разломил и подал половину Ворону.
/Ешь.
/Это обязательно?
/Да.
/Тогда… давай.
Чаепитие было чисто символическим соблюдением традиции, и потому не затянулось, и уже через шесть минут киборги вышли из дома егеря.
У крыльца стоял DEX – совершенно беловолосый стриженный «под горшок» парень без всяких признаков эмоций на лице. Но на запрос ответил – сначала пакетом данных, а потом уже вопросом:
/Чего у нас забыли?
/Жемчуг искать приехали. Файл по поиску и обработке нужен? Можете поискать и сами.
/Давай. А зачем?
/Надо.
Ворон-Кроу скинул Адаму два файла – по поиску жемчуга в раковинах и по первичной обработке найденного жемчуга. И спросил уже голосом:
— Где тут берег… на котором моллюски есть? Надо искать и успеть к утру обработать.
— Пойдем – вместо киборга ответил егерь – Адам, за мной.
— Приказ принят – отозвался Адам, взял кусок хлеба и пошел за человеком.
***
Через три часа – почти в полночь — Фрол и Кроу вернулись на свой остров уставшие, но довольные.
Змей весь извелся от ожидания – по комму позвонить не догадался, а сигнал сети на островах очень слабый.
А, пока ждал, размял руками почти полцентнера глины и налепил фигурок солдатиков. Посмотрел на них – смял обратно в ком… и вылепил несколько фигурок снова. Но уже без оружия и признаков военной формы.
— Ну… чего нашли? – встретил вопросом пришедших сборщиков.
— Поесть есть чего? – вопросом на вопрос ответил Фрол.
— Если только рыба копчёная… садитесь оба. Чайник горячий. Ну что, нашли, чего искали?
— Нашли. Проверили только один берег… потом проверим и другой. Двадцать семь мелких, пятнадцать средних и две крупных жемчужины! Большая часть чёрные и розовые! – радостно отозвался Ворон-Кроу – они сейчас во мне… скоро достану и добавлю к остальным.
— Тогда звоню хозяйке… — и Змей, устроившись в красном углу прямо под пустой пока ещё божницей, набрал на видеофоне номер хозяйки.
— А не слишком ли поздно? Наверно, уже спать легла.
— Приказано сразу позвонить и сообщить.
— Нам следует немедленно отправляться в путь! — Старший аж кипел от злости и шипел не хуже разъяренной гадюки.
Верс не обращал внимания, как рубил дровины для погребального костра, так и продолжал равномерно махать мечом. Боец, у которого он взял оружие, стоял рядом и лишь разводил руками в ответ на гневные взгляды своего начальника.
— Лерт, — Старший не выдержал, шагнул вперед, перехватил парня за плечо, но тут же неожиданно для себя перелетел кувырком через голову и упал спиной в снег.
— Я сказал, что его, — Верс указал мечом в сторону убитого, — мы предадим огню, как поступают с воинами. И ты либо будешь помогать, чтобы я быстрее управился, либо постоишь в стороне и не станешь мешать.
— Я командую группой, — Старший рывком взвился на ноги. — У меня задача тебя доставить в академию целым. И я приказываю выступать немедля.
Верс крутанул меч в руке, не разминая кисть, а словно из баловства, и махнул в сторону Старшего, тот не отступил и не уклонился. Впрочем, вреда никакого ему Верс причинять и не собирался, только ловко срезал с груди капитанскую нашивку.
— Именем рода и земли, за которую наши родичи и кровники проливали кровь свою и отдавали жизни свои, я оспариваю твое право на звание капитана, — спокойно произнес Верс.
— Именем рода и земли, за которую наши родичи и кровники проливали кровь свою и отдавали жизни свои, я объявляю тебя предателем, — Старший стал неспешно раздеваться, одежду бросал наземь.
Верс кивнул, и тоже скинул тулуп — в ритуальных поединках бойцы сражались с обнаженной грудью, чтобы показать, что под рубахой ничего нет: ни кольчужниц, ни нагрудников.
Остальные бойцы недоуменно переводили взгляд со своего командира на парня, которого сопровождали. По традиции, если призывали род и землю, то такой бой считался священным и в него нельзя было вмешаться, но здесь же не мирное время и не родное селище.
— Поединку быть, — мрачно молвил Старший. Он еще не проиграл бой и считался командиром, и за ним было последнее решение. А еще твердо знал, что непременно победит и хорошо проучит зарвавшегося щенка. Ведь то, что мальчишка его швырнул — нелепость, не ждал нападения да еще и поскользнулся.
— Оружными драться будем или так? — равнодушно спросил Верс.
— На мечах, — решил Старший и добавил насмешливо: — если ты махаться им умеешь так, чтобы сам себя не порезал.
Верс чуть заметно пожал плечами, взял предложенный меч, но не стал ни пробовать как рукоять лежит в руке, ни проверять балансировку, ни делать замахи, чтобы привыкнуть к новому оружию. Просто стоял, держал меч острием в землю, и заметно дрожал от холода.
— Начнем, чего затягивать?
Старший был отличным бойцом, отточенные движения опытного поединщика, уверенность в своих силах, а еще он был шире в плечах и старше, и успел не только побывать в учебных боевках.
— Начнем.
Верс не стал нападать первым, ждал удара. Потом легко отбил клинок, также отразил и второй удар. Он почти не видел, что делает его противник, и не слышал звона железа — он чувствовал только все усиливающийся жар, ему казалось, что в груди разгорается огромный костер, но боли от пляшущего пламени не было, только отчего-то щекотно, словно подставляешься как в детстве солнечным лучам. Верс не глядел, что делает, но ловко отбивал все атаки Старшего, а потом, когда ощутил, что огонь полыхнул в полную силу, то, сбив очередной удар, обратным махом дернул меч на себя, подрезая Старшему руку и краем зацепив бок. Тот хотел было перехватить меч в левую, но кровь побежала слишком сильно, мгновенно намочив штаны и залив сапоги. Верс словно застыл, тяжело хватая воздух ртом, как будто пробежал без отдыха четыре десятка верст. А затем схватил сам себя за плечи, потом за голову, согнулся точно ему переломили спину, задергался и, резко развернувшись к лежащему возле костра мертвецу, выставил руку. Полыхнуло огнем так, что стоящие вокруг тела бойцы отшатнулись, а кроваво-красное пламя взвилось выше роста человека и страшно загудело.
Люди отшатнулись, стали жаться к бокам вездеходов, делать руками отводящие беду и знаки, шептали обережные слова. И с диким страхом все поглядывали на полуголого парня, который одним взмахом руки зажег огромный костер над мертвым телом без единого полена.
Старший провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть ужас увиденного, а потом шагнул к Версу, медленно опустился на колени и прижал кулак к груди, признавая силу и право нового командира. Верс коснулся плеча бойца, показывая, что принимает его обещание и жизнь. Следом и все остальные бойцы поклялись в верности.
— Утром отправляемся в дорогу, — четко и резко бросил Верс. — Вы все собираетесь и возвращаетесь домой. Пойдете не торговыми дорогами, а тропинками. И постарайтесь чем скорее выйти на северный тракт. Как доберетесь до города, объявите тому, кто за командующего остался, чтоб готовился к войне: следящие на межах, караульные по схронам, сборную дружину созвать. Отправить вестников по прочим районам, чтобы сведения передавали да собирали осторожно, торговцам двойную цену платить да расспрашивать подробно. Припасы по схронам разложить, оставить только пару мер на душу. А если кто усомнится в моем приказе, то передайте точно: odol haizea!
— Командир, а ты что? — Старший спросил сквозь зубы. Если они вернутся без парня, то полковник с них головы поснимает, и вряд ли хорошим оправданием послужит то, что они выполняли приказ.
— А я… — Верс криво усмехнулся, — а я в учебку. Как буду на месте пришлю вестника. И я точно доберусь куда положено, а если вы со мной пойдете, то вас положат, — тихо добавил, чтобы услышал только стоящий рядом Старший. — Исполняйте.
— Да, командир.
Верс отвернулся — говорить больше было нечего. Костер продолжал гореть, превращая тело в пепел. Погребальный костер — крада, в которой нет ни единого полена. Те, что он успел нарубить, так и валялись рядом и огонь их не трогал.
— Пусть твоя дорога будет свободной, а поступь легкой. Пусть на этом пути тебя поддержат и прикроют спину твою верные тебе воины. Пусть ветер не заметет твои следы в памяти оставшихся, — размеренно проговорил Верс. — Ты был воином Зова и заслужил последнее слово.
Иногда проводы бывают лучше встречи.
Ратуша. Макс.
Вельхо, раздумывавший о чем-то над своим рукавом, взгляд от этого рукава оторвал и обратил внимание на меня:
— Ты о чем?
— Ну пустовато тут на мой вкус. Ни коврика завалященького, ни статуй, ни фонтанов.
И штанов. А главное — еды или чего-то, на что ее можно купить в нужном количестве. Останется Славка драконом или обернется обратно, без еды он просто не протянет. Вот же влипли, спасибо одному вруну, черт его дери.
Терхо уставился на меня с интересом. Так, будто я бутылка с незнакомой выпивкой — и вот досада, пока нельзя пробовать!
— Ты иногда такое говоришь… — наконец ухмыльнулся он. — Прямо будто низка на тебе сразу проступает.
Еще и выделывается. Видали? Я мрачно уставился на заразу, из-за которого мы влипли круче прежнего и даже ноги унести нормально не в состоянии:
— Кто?
— Низка, — парень вздохнул, отвел глаза и принялся рукав раскатывать, пряча свои значки. — Такой знак магический. На преступивших вешают, если преступления небольшие. Или наоборот, если большие, но сам преступивший не сидит под запором, а сбежал и теперь перед ним «пять дорог да пятьдесят тропинок». Смысл в том, что знак проступает, если человек сталкивается с любой магией.
Ну-ка, ну-ка… это то, о чем я думаю?
— Как же его вешают, если человек сбежал?
— Ну, если от человека что-то осталось — скажем, любимая вещь, его обувь, если ношеная, его расческа с волосами… что-то такое, в чем его сущность отпечатана, то для хорошего вельхо не проблема сформировать низку и «толкнуть» ее в пространство — дальше она ищет преступившего сама.
Похоже, то.
— И что, быстро находит?
Новое осложнение. Что ж, еще один аргумент в пользу того, чтобы не попадаться.
— Конечно, — не утешил меня вельхо. — Она ведь не сторожа, не искатель, ей отдыхать не надо. А когда найдет, то незаметно налипает на человека, и теперь, когда он соприкоснется с любой магией — ну там, арку на воротах проходить будет, вещь вороженую тронет, мимо дома вороженого пройдет — знак загорится. И всем видно будет: беглый преступивший идет. Любой вельхо должен тут же его схватить. И не только вельхо…
— И что, спрятаться никак?
Терхо с чего-то помрачнел.
— Есть способы… — туманно высказался он. Подумал и принялся рукава закатывать обратно. — Но они трудные. Так вот, ты вообще осторожный, но иногда говоришь такое, что и низки не надо. Сейчас, например…
— Разговор не переводи? — нажал я. — Как избавиться от этой твоей низки?
— А тебе зачем?
— На всякий случай. Ну? Вперед, напарник, не жмотничай с секретами. Сам же помощь предложил. За язык тебя не тянули…
В точку. Вельхо, только что демонстрировавший мне ехидную улыбочку сорта «меньше знаешь, крепче спишь», моментально сник. Даже как-то поежился. И руки, открытые уже до локтя, растирать принялся. Словно разом почувствовал, как тут холодно и каким сквознячком тянет с приоткрытой дверцы на крышу. Кажись, я нарвался на что-то действительно секретное. И что? И ничего. Нефиг скрытничать, давай долги отрабатывать, раз рвался.
Напарник явно уловил, что от рассказа не отвертишься.
— Видишь ли, у нас об этом не принято говорить. Даже со своими это как-то… м-м-м… нехорошо обсуждать. Разве что шепотом и с оглядкой, — он понизил голос, как живая иллюстрация к собственным словам. — Но так бывает… иногда среди магов попадаются… их называют ренегаты. Им как-то удается обойти Зароки, которые принимает на себя будущий вельхо. Сеть Зароков уже несколько раз меняли из-за этого, но кто-то все равно находит лазейки, чтобы… чтобы сделать то, что запрещено. Если найти такого ренегата, то он не только низку снимет. Он может многое сотворить. Сделать и продать яд, например. Наложить знак, который не лечит, а убивает. Или… не знаю, всякое бывает. Ренегатов мало, если их обличают, то судят строже, чем обычных преступивших.
— Убивают, что ли?
— Обычно да. Раньше запирали в теле силу и судили, как всех, тогда был шанс пережить отмеренное наказание и жить как люди, то есть обычные люди. Но потом одного так наказали, а потом его сообщник смог этот запирающий знак разрушить, и ренегат вернулся. Долго ловили. Почти двадцать лет. А он как зачарованный на неуязвимость — то в одном месте появится, то в другом. Народу столько полегло…
Что-то мы куда-то совсем не в ту степь забрели. Нужна мне была, спрашивается, эта тайна? Ладно, секрет и секрет, жрать не просит, карман не тянет. Пусть его. Одно непонятно: почему эти внутрисемейные разборки правильных магов с неправильными — такая жуткая тайна? Подумаешь, тут оборотни в погонах… то есть в мантиях. И что? Такие везде есть. Даже в самой демократичной демократии (пальцем тыкать не будем, ага?). Стоит на это сейчас время тратить?
Постараемся мыслить по-деловому.
— В смысле, если на меня повесят низку, то надо будет найти этого ренегата и убедить его помочь ее придавить. Или…
Терхо резко вскинул голову, в темных глазах метнулась паника.
— Или мне не надо будет его искать?
Терхо-то у нас теперь кто? Уже ренегат или еще нет? Где бы взять справочник по вельховским заморочкам?
— Далеко — не надо, — с вымученной улыбочкой заявил Терхо.
Ага.
Ясно. Ладно, сделаем морду кирпичом и сменим тему, пока мой напарник снова не ударился в панику-истерику. Послал же бог напарничка… Да на его фоне Славка — скала. И свой к тому же, более-менее понятный. Не врет, иллюзиями не кидается, не раздумывает по часу, сдать тебя или не сдать. А тут каждый раз как ежика ищешь… наощупь, в болоте со змеями. И не знаешь, уколют тебя раньше или ужалят? Ладно, оставим пока это ренегатство в сторонке.
— Все понятно. Одно неясно: при чем тут я и этот офис?
Вельхо воспринял перемену темы с заметным облегчением.
— Ни при чем. Ты просто сказал: бедненько. Сразу видно — чужак. Видно, что не привык к традициям. Это совсем не бедное помещение, тут все наоборот. Не знаю, как с этим там, откуда вы родом, но тут безопасная земля всегда дорогая, даже в деревнях. Разве что в ничейных землях поселишься бесплатно. В смысле, там тебе еще и приплатят, за опасность. Но там еще попробуй проживи. А в городских стенах земля на вес золота. Потому и строят дома с узкой нижней частью, а расширяются они уже выше, на уровне 3-5 этажей. И комнаты довольно плотно заставлены по этой причине: пространство жилья ограничено, Вот и используют любую димерку. А здесь смотри какой зал. Здешний хозяин словно подчеркивает: здесь живут очень состоятельные люди, способные потратить столько места на помещение, куда будут приходить лишь временами.
— Дичь какая. Что, голые стены — это и есть типа здешняя красота?
— Не совсем. Наверняка здесь еще и вложения есть. Хотя дело, скорее всего, в другом…
— В чем?
Местную жизнь надо знать.
— Не знаю. Про Поднятых я вообще мало знаю. Говорили, что перед службой у нас будет курс дополнительных лекций, как раз про требования к новым принятым. Еще один из тостов в тот вечер был про то, чтобы подольше их не слышать… — парень качнул головой и невесело хмыкнул.
— Подольше получилось, — кивнул я. — Ну что, двинули потихоньку?
— Подожди! Так и пойдешь?
— Есть проблемы?
— Как тебе сказать, — мой напарничек неторопливо крутил между пальцами какую-то нитку с узелками. — Ну если не считать то, что это Дом Правления… и если забыть, что тут на каждом шагу должны быть сигналки на вызов вельхо… — еще пара узелков. И еще один… — и если не думать про самого Поднятого… то в остальном, пожалуй, нет.
Я чуть не сел где стоял. Нет, всякое, конечно, бывало… но чтоб влезать с целью грабежа в дом губернатора или мэра — до такой наглости я никогда не доходил. Мои амбиции оканчивались на супермаркетах. С другой стороны — а куда денешься. Тут, по крайней мере, пусто. Пока.
— Супер. Мне только мэрию взломать не хватало!
А Славке — на нее приземлиться. Да что ж за непруха такая? Как проклял кто…
— Зачем взламывать? Сейчас поисковым проверим, и все! Если пусто, спокойненько пойдем.
Веревочка в узелках извивается в пальцах, как живая. Перехватив мой взгляд, Терхо хитро подмигивает и прижимает ее к запястью. Очередной значок вспыхивает, янтарный свет мгновенно впитывается в нить, медленно переливается в узелках. Наконец гаснут и они.
— И?
— Сейчас-сейчас… вот, смотри, — тон у мага почти довольный.
Точно отвечая на неслышный сигнал, веревочка на его раскрытой ладони начинает шевелиться. Конец с самым крупным узелком поднимается, как головка готовой броситься кобры.
— Эй-эй…
— Это не эй, а поисковые чары. Они умнички, они нам сейчас ближние комнаты проверят… — ласково воркует ненормальный вельхо, наглаживая свои «чары». На вид змейка-змейкой, да еще узловатая, будто питончик, наглотавшийся мини-кроликов. — Мы так еще в первые годы обучения баловались, сладости искали.
Я вспоминаю про пугалки для девчонок, что творили малявки-вельхо, смотрю на ожившую веревочку (крохотные глазки-точки «чар» смотрят на меня так, словно надеются дыру проткнуть) и тихо радуюсь, что я не маг. Пожалуй, в нашем детдоме было не так уж плохо…
«Кобра» наконец срывается с его ладони и, напоследок обварив меня взглядом, поднимается под потолок. Пара секунд — и она выплывает из зала. Ни хрена себе разведчик.
— Видишь, как полезно с магом ходить?
— Нет слов.
Полезно, спору нет. Самое то. Если не рехнешься.
— А Поднятые — это типа местная знать?
— Нет, знать — Возвышенные. Им достоинство по роду может передаться, правда, ненадолго, срок наследственного Возвышения два поколения вроде. А дальше достоинство снова надо зарабатывать на службе. А Поднятые — это кто его выслужил. Или служит сейчас, понимаешь?
— Чего непонятного…
Про это и Эркки когда-то рассказывал, и Славка прояснял. Обшество здешнее устроено, как и везде почти, по типу пирамиды. Только на вершину пирамиды (или поближе) можно взобраться не деньгами и не потому, что титул по наследству перепал, а службой. Вроде наших чиновников, по крайней мере, я так понял. НО! Если Поднятый (то есть основательно продвинувшийся на этой самой службе) что-то сотворил очень правильное, то мог получить звание Возвышенного, то есть стать вроде как дворянином стать, с привилегиями.
Такое наследственное достоинство было не навсегда: дети Возвышенного еще имели право так называться, а вот внуки уже нет, им все предстояло зарабатывать по-новой. Поэтому особо такие потомки не ленились и не наглели по типу золотой молодежи. Даже это самое второе поколение. Всем было ясно, что папино крылышко — до поры до времени, а достоинство надо зарабатывать самим.
Интересно, а местный Поднятый — он какой?
Это был самый дикий мой поход на дело за… да за всю мою жизнь. Снаружи в стены мрачно долбился шум растревоженной толпы, а тут было темно, тихо и пусто, и змейка поисковых чар кружила над головой, как дополнительный светильник. От ее неровного света виднее не становилось — наоборот, то пропадающие, то вдруг резко вырастающие тени сбивали зрение и заставляли видеть ямы и ступеньки там, где их отроду не было.
Еще меня зверски бесили «вложения».
Помните, вельхо сказал, что в по-настоящему богатых домах предпочитают обходиться минимумом мебели и украшений? А в случае праздника или когда выпадает необходимость кому-то пустить пыль в глаза, то зовут магов, и те превращают комнату во что пожелается хозяину. Оказывается, самый писк, если такие чары крепятся на комнату заранее, как иконки на рабочем столе компьютера. Кликнешь — и развернутся. Видимо, местный Поднятый или кто он там, был чуть ли не фанатиком этих самых вложений. Потому что напихать их в коридоре мог только полный придурок… или этот самый фанатик.
Когда от простого прикосновения к двери та вдруг моментально выросла раза в три, обвесилась цветными колокольчиками и приветливо засветилась, я чуть не обратился с перепугу. А Терхо прыжком назад с места преодолел метра полтора и выставил руки, переливающиеся этими значками, как новогодняя гирлянда. К бою приготовился, ага.
Потом по стенкам весело поползли какие-то веточки и ленточки, и вельхо облегченно выматерился. А я, соответственно, успокоился. Так как смысл не-матерных слов сводился как раз к тому, что нечего эти такие и сякие вложения пихать в… словом, куда попало. Нашли, мол, место для похвальбы, **** Поднятые, чтоб их подняло еще выше… и оттуда уронило на скорости.
Секунд тридцать я послушал. Потом надоело.
— Кончай шуметь. Чего разоряешься, сам же говорил, что они тут есть, чары твои.
— Но не такие же!
— А что не так?
— Праздник, чтоб его… — вдруг тоскливо проговорил вельхо, озирая заросшие веточками стены, пушистый ковер на полу, игриво перемигивающиеся звездочки. — Я и забыл… Праздник же вот-вот. В такие дни все дома украшают по полной. Теперь тут что угодно может быть. Включая драконов.
— Еще не хватало. И что, все такое? В смысле, глючное?
Терхо призадумался.
— Ну… еда может быть настоящая.
— А как понять? Все трогать, что ли?
— Э-э…
По физиономии Терхо утвердительный ответ читался ясней, чем буквы М и Ж на стенке. Только буквы не выглядели такими несчастными.
Это сколько всего перетрогать придется?
Площадь города. Пало.
Последнего драконолова искали целеустремленно и шумно. Шумно, так как разумность объекта представлялась сомнительной, а значит, методика его поимки не особенно отличалась от способов отлова животных: шуметь, пугать, выгонять из укрытия, а там уже и ловить. Настороженные вельхо напряженно озирались по сторонам, подвешивая на знаках всевозможные ловушки. Судя по тому, во что превратились остальные (оживленно машущие конечностями в бесплодных попытках объясниться), ненайденный пока охотник мог представлять собой что угодно, любой возможной формы, расцветки и размера. А если оно летающее, то искать его вообще можно до явления разумных драконов. То есть до бесконечности.
Пало мрачно подсчитывал потерянное время — внизу вельхо явно были нужнее, чем здесь, тем более, людей запертых в своих комнатах, только начинали освобождать и никто не знал, какая помощь нужна им. Но оставить здесь одних местных вельхо было невозможно — те хоть и были преисполнены энтузиазма, но дисциплины у них пока не никакой. Как лечить пострадавших и что с ними вообще стряслось, никто не понимал (а понять очень хотелось), поэтому юноши постоянно отвлекались от процесса собственно поисков и переходили к спорам о причинах такого превращения и вероятности превращения обратного…
С первого и второго этажей постоянно приходили новости о количестве найденных в гостильных комнатах людей и состоянии их здоровья. Новости закономерно напоминали бред, хотя увы, таковым не являлись:
— В номере 7 полно бабочек. Что хозяева? Ничего, сидят, любуются. Нам бабочки не нужны? Редкий вид, «солнечная капля», парочку обещают подарить бесплатно.
— Номер три не отзывается. Он вроде как пустой по записям, но там что-то такое шуршит и царапается… нет, не проверяли… а вы защиту от змеиссов не покажете? На всякий случай.
— А у нас на втором дверь перекосило так, что не откроешь. А изнутри грозят, что если мы, поганые скелеты, посмеем сунуть свои поганые кости в их комнату, то нам и саваны больше никогда не понадобятся — он, хозяин Михоль, теперь умеет столами кидаться, и мало нам не покажется, поганым… дальше говорить? Какой номер? А там нет номера…
На этом фоне сообщение, что жильцы четвертого этажа видят на крыше соседнего дома дракона, сначала не показалось Пало достойной особого внимания…
Ратуша. Макс.
Празднично украшенное деревце, чем-то смахивающее на ивушку, но с мягкими пушистыми листками. Драконья стая (каждый дракон — сантиметров десять), выпархивающая из-за угла. Связка блестящих копченых колбасок и толстые крупные бублики такая же обманка, как и все остальное. Коридор, две комнаты, почему-то незапертые, кабинет какой-то шишки… Все открыто, все украшено. И все бесполезно.
Думаю, то, что получилось дальше, произошло именно из-за этих праздничных «вложений». То есть из нашей привычки тупо трогать все попадавшееся на глаза, чтобы убедиться — не настоящее.
Под очередным прикосновением — вязка каких-то плодов, похожих на чеснок, но рыжий, цвета лука — руку будто обожгло холодом. Ладонь кольнуло так, будто туда запустила хоботок пчела, причем жало у нее было со встроенным сверлом. Я вскрикнул и отдернул руку.
— Макс, что?
Все «вложения» на стене: чеснок, сухие бугристые стебли, дикий бантик из зеленой ленточки — быстро таяло, словно растворяясь в воздухе. Оставляя очередную деревянную панель в рост человека пустой.
Потом что-то сухо щелкнуло, и панель откинулась назад, открывая темный проход…
Первое, что я почувствовал — тепло.
И замер, удивленный. В этом ненормальном мире мне всегда было холодно, я постоянно мерз от любого ветерка и, если б это было можно, путешествовал бы только в обнимку с печкой. Даже когда влез в драконью шкуру. Мерзнуть перестал, но и тепла особого не чувствовал, просто привык, что ли…
А эта каморка встретила меня волной теплого душистого воздуха. Запах, чем-то очень знакомый, мягко коснулся лица, и почему-то очень захотелось закрыть глаза. Закрыть, про все забыть, вдохнуть, почувствовать…
Здесь очень спокойно, совсем спокойно, так, как не было очень давно, очень — с вечеров у дедушкиной лампы, когда мы вместе читали «Остров сокровищ», с тех зимних утренников, где мама играла Снегурочку, а я маленького снеговичка, и мы были вместе целыми днями, и она никуда не спешила, а была веселая и еще не болела… я очень долго не вспоминал ее такой, я совсем ее не вспоминал… мама…
Спокойно и совсем не больно от проснувшейся памяти, совсем.
Не больно.
Так легко дышится…
— …ты… — откуда-то издалека доносится голос чародея. — …ма… ойти…
Я слышу и не слышу. Я вижу другое. Мамино лицо. Ее улыбка — так, которая только для меня — светлая и немножко виноватая. Всякие самоделки в подарок, вместо фирменных игрушек — то, что я когда-то так любил, то, что потом злило, заставляло завидовать. Мол, у всех одноклассников все понтовое, как из рекламы, один я такой неудачник.
Придурок.
Как же я не видел тогда — меня любили. Любили как умели, но по-настоящему. Кому-то в мире было дело до меня, именно до меня, а не до того, что на мне надето и серии моего ай-пада…
Я не могу сейчас даже злиться на себя за ту прошлую тупость — злости нет. Нет холода, нет досады на Славку и недоделанного мага с его дурацкими метаниями, нет страха. Ясно, спокойно и удивительно легко на душе.
Вот бы так и осталось.
— …неж… э.. ть!
Нормальное зрение вернулось. Точнее, в него вплыло лицо Терхо. А похудел за то время, которое с нами мотается. И на физиономии больше нет того выражения «камикадзе общается с презренными захватчиками, к каковым даже военные хитрости применять недостойно». Совсем другой взгляд, и дело вовсе не в фингале под левым глазом, просто глаза эти по-другому смотрят. И он явно далек от моего спокойствия. Чуть ли не прыгает рядом. И что его так растревожило, интересно?
— Эй! Макс, ты что? Что с тобой, Огненный?
А что со мной? Со мной все хорошо. Кажется…
— Ничего. Что ты сказал?
— Я говорю, что тут все пропахло снежниками. Это неспроста.
Снежники…
Серебристые цветы, растущие прямо на снегу. У того горного поселка. Точно! То-то мне запах знакомым показался! Снежники…мне еще тогда не хотелось с ним расставаться, я так и нес один с собой. Здесь пахнет именно ими! Только… сильнее.
И неудивительно — вот же они, целая оранжерея вдоль стен. Два ряда ящичков кольцом опоясывают комнату, в одной бодро щетинится зелеными листиками рассада, в другом светится, переливается серебром, живым ручьем мерцают они, снежники.
— Почему неспроста? — какой чужой и далекий у меня голос. Как нестерпимо хочется подойти, коснуться… Мне почему-то кажется, что эти лепестки будут теплыми… мягкими… и я помню, как они словно ластятся к пальцам…
Что-то в этом было. Снежники и драконоверы. И то, что в горах эти странные цветы были высажены буквально у каждого жилья. Драконоверы — и цветы, от которых яснеет в голове.
И приходит в себя замордованная девчонка. И мы со Славкой тогда первый раз поговорили нормально, без дури.
Там, в подвале.
Я по-новому всмотрелся в цветущие снежники. Интересные цветы. Может, потому их и сажают у домов? Они проясняют сознание? Или обеспечивают релакс? Только драконам — или людям тоже? Спросить бы у того, кто их посадил, жаль времени нет. Интересно, он обидится, если я прихвачу парочку? Для… ну хотя бы для экспериментов. А может, и не только.
Я тряхнул головой.
Собственная мысль неожиданно показалась дурацкой. Неуместной, как… как клешни у бабочки. В этом странном ощущении спокойной ясности как-то некрасиво выглядит моя собствнная жадность. И почему у меня на все хорошее моментально включаются хватательные рефлексы? И не хомяк вроде…
А кто? — хмыкнул кто-то внутри (видимо, проясненное или нет, мое сознание оставалось тем же ежиком и за неимением других готово было колоть само себя) — Он и есть. Чуть что увидел — сразу цапнуть. А потом либо пригрести себе, либо продать с выгодой. Ты осмотрись, осмотрись вокруг — вдруг еще чего полезного отыщешь?
Цыц ты!
— Сектанты с ними носятся, — не подозревающий о моих внутренних проблемах Терхо честно держал обещание информировать приблудных драконов по всем вопросам. — Драконоверы. Неужели мы натолкнулись на еще одно их логово? И где, в городской ратуше. Любопытно-интересно, кто ж у нас подался в сектанты. Неужели кто-то из правящей верхушки?
Нет, на людей, похоже, снежники так не действуют. Или наоборот, действуют не так. Смотри ты, радостный какой.
— А тебе с ними тоже бороться положено? Как с драконами?
Терхо притормозил. Восторг охотника, обнаружившего дичь, поутих. На круглом лице медленно проступило выражение «мыслю, прошу не мешать».
— Э-э… не совсем. Ими вообще не Нойта-вельхо занимается, а королевские искари.
Этого только не хватало.
— Вот они пусть и ищут. Лучше посмотри, нет ли здесь штанов.
— Да где тут искать? — прошипел Терхо. — Все ж на виду!
— Да хоть на потолке!
Под бурчанье мага (тот послушно занялся поисками, но высказывал явное сомнение в существовании искомого предмета в этом тайнике) я наконец смог осмотреться.
Да, штаны здесь и правда найдутся вряд ли — предполагаемое логово драконоверов было наполнено другими вещами…
Комната-тайник была невелика — метра три в длину и ширину. И напоминала она… пожалуй что и правда, святилище. Три стены — справа, слева, впереди — украшены фигурами драконов. Не одинаковых, разных. Справа — темно-алый силуэт в окружении золотых капель. И он не сидит, не валяется поверженным — неизвестный художник нарисовал дракона в полете. Крылья распахнуты, голова на красивой длинной шее приподнята, словно дракон готовится к набору высоты. А перед ним горит в пять цветов радуга, и отсветы играют на алой чешуе.
Впереди, прямо перед нами, замер в полете второй дракон, золотисто-зеленый, такой счастливый и радостный, будто окружающая его рамка из зеленых листьев — самое прекрасное на свете зрелище.
Третий, справа, был попроще. Он купался в снегу и знакомых серебристых цветах. Снег был нарисованный, дракон с его серебристой, точной выточенной, фигурой — тоже. Бело-серебряная цветочная кайма у подножия фрески смотрелась как продолжение рисунка. Красиво. И странно. Значит, здешняя секта молится драконам. Жаль, жреца (или кто у них тут?) не нашлось. Как бы он отнесся к появлению «богов»? Поделился бы штанами или пристроил на алтарь?
Дурак и мысль дурацкая. Да что со мной? Почему опять хочется вскинуть иголки и зашипеть? Все ведь хорошо. Почти…
Потому и шипишь. Отвык ты, Макс, от «хорошо», вот и ждешь подлянки, правильно тебе когда-то Славка пытался мозги на место проветрить, не вышло. Поэтому он — дракон и человек, а ты… в лучшем случае драконохомяк. Ну и ладно. Ищи свои штаны и потом не рычи, что мир паршивый. Не только от мира все зависит…
— Сектанты, значит? — голос опять прозвучал глухо.
— Вроде того, — Терхо все-таки нашел, где покопаться — единственная стена без рисунков, так, что с дверью, была, оказывается, завешана занавесочками, и за каждой занавеской таилась ниша. — Живут общинами, обычно вблизи гор, цветочки растят, ритуалы свои странные проводят. Их раньше гоняли за такое, потом поняли, что они все равно не действуют, и перестали.
— Ритуалы?
— Ну обряды какие-то, чтоб драконы… — вельхо вдруг замолк, покосился на меня и договорил заметно изменившимся голосом, — чтобы драконы заговорили…
А они возьми и заговори. И в город заявись. И как себя сейчас чувствуют верующие? Жаль, не узнаю.
— Интересно…
И странно. Я почему-то не могу отвести глаз от серебристого дракона. Глаза и чешуя отзываются на свет вельховского огонька переливчатым мерцанием, и оттого кажется, что дракон живой. Блестит изогнутое крыло, замершее в снежном облаке, нежно искрится корона, припорошенная снежинками, и кажется, что сейчас крылья дрогнут и разойдутся в стороны, окончательно погрузив тело в снег, как в теплую воду. И глаза закроются. От удовольствия. Ему нравится купаться в снегу!
Красный — в радуге, золотистый в цветах и травах, этот — в снегу и цветах. Что-то это значит или так просто нарисовано? Что-то это должно значить.
Как это сделано? Обычные деревянные панели, без тайничков вроде бы (я проверил). Потрогал «тело» — теплое, но не по-живому. Это не рисунок, а что-то вроде аппликации, но такая тонкая работа… и правда как живой. Но из чего? На серебро похоже, настоящее.
Дорогое, интересно? — снова шепнул внутри не то «хомяк», не то подкалывающий его «ежик».
Я его проигнорировал.
Нет, трогать это не стоит. За нами и так гоняются, еще не хватало, чтобы к гонкам присоединились эти… сектанты. Хватит и магов с драконоловами. И вообще, нам отсюда не пора? А то загостились. Только… жаль уходить. Из тепла снова в холод, из покоя — в вечный забег непонятно куда.
— С ума сойти! Нет, ты посмотри! — вновь обретший дар речи вельхо трогает зеркало в толстой гладкой раме, почему-то висящее за серебристой занавеской. — Я про такое только читал.
— Чего это? — я сосредоточенно срывал снежники. Три себе. Три Славке. Еще несколько — на всякий случай.
— С ума сойти! Нет, ты посмотри! — вновь обретший дар речи вельхо трогает почему-то висящее за серебристой занавеской зеркало в необычной раме – сверху рама полукруглая и гладкая, а внизу – прямоугольная, да еще с выступом, похожим на наши клавиатуры… даже что-то вроде кнопок имеется. — Я про такое только читал.
— Чего это? — я сосредоточенно срывал снежники. Три себе. Три Славке. Еще несколько — на всякий случай.
— Это для дальних разговоров. У вас же бывает так, чтобы человек далеко, а поговорить с ним надо?
— А… бывает.
Да, до мобильников тут дозреют нескоро.
— Ну так вот. Представляешь, у нас, чтоб поговорить с кем-то в другом городе, надо по специальному образцу вычертить знак, потом замкнуть его специальным амулетом, да еще формулу специальную вычертить, чтобы попасть к нужному магу, а не к другому. Много времени уходит. И даже при этом можно только голос услышать, а тут собеседника не только услышишь, но и увидишь. По крайней мере, так говорят.
— Ну и сделали бы такие же.
— Да не делают их сейчас почему-то.
— Это потому что для дальвида нужна частица драконьей магии, — послышался из-за наших спин новый голос. — А договориться с драконами в наши времена не так просто… Правда, остай Терхо Этку?
Черт!
Я быстро обернулся. Навеянное цветами спокойствие неохотно потеснилось, уступая место привычной настороженности.
Оп-па. Это тот самый, который полный. Он, говорят, тоже подкрадывается незаметно.
Новоприбывший сектант выглядел на первый взгляд не слишком пугающе: мужчина под тридцатник или около того, чуть повыше меня, в темной короткой шубе. И без оружия вроде бы. Но мое «чутье на грозу» моментально встрепенулось и опасливо посоветовало не связываться. Еще с детдомовских времен у меня сама собой выработалась этакая раскладка типов по шкале опасности. Типы обычно делились на лохов, типчиков, крысок, волчар и тигров. Этот был из тигров. Хищный, сильный, умеренно опасный. Просто так не набросится, но сунешься — пожалеешь. А мы сунулись.
Прямо в логово.
Жреца заказывали? Получите, и в следующий раз поосторожней с желаниями.
Если доживете.
Пауза затягивалась. Прищуренные глаза перебегали с меня на Терхо и обратно. И наконец остановились на мне.
— Неожиданно.
Голос у него тоже был слегка похож на тигриный — хрипловатый такой, точно он простуженный или кричал недавно. А смотрит как, смотрит. Таких взглядов на мою долю еще не перепадало. Будто тигр… нет, не на обед. А на очень-очень долгожданный обед, который даже хочется потрогать лапой — вдруг исчезнет? Очень к месту вспомнилось, что превратиться и улететь у меня сейчас не выйдет, а за оружие разве что ремень сойдет…
— Дракон и вельхо вместе. Зрелище, невиданное с момента… — голос замолк и зазвучал глуше. — Очень давно. Нет-нет, остай Терхо Этку, не стоит делать опрометчивых поступков!
Вельхо, успевший поднять руку к своим знакам, замер. «Сектант» не дал ему прийти в себя:
— Или вы хотите встретиться с Рукой Нойта-вельхо? Они знают, что вы здесь? И что в компании дракона?
Ох ты ж. Влет определил, кто я. А считается, что про человечий облик драконов никто не знает. А этот, значит, в курсе.
Терхо подобрался:
— А они знают, что правитель города — драконовер?
КТО?! Это мы что, на местного мэра нарвались? Ну Макс, что тут скажешь. Как начало тебе везти, так с тех пор никак не закончит.
Мэр пугаться не собирался. Прищурился:
— Собираетесь проинформировать? Только вот место выбрали для этого странное. И спутника… он, кстати, не хочет что-нибудь сказать?
И опять этот взгляд, блин, я даже не знаю. Будто он уфолог, а я летающая тарелочка. Или тот самый тигр.
— А что говорить? Обсудим перспективы превращения Вашего города в мировую столицу туризма?
Сначала до «господина Поднятого» дошло только то, что предполагаемый дракон заговорил — не знаю, зачем ему это надо было (сектантов я никогда не понимал и вряд ли пойму когда вообще), но лицо драконовера просто-таки осветилось изнутри. Пару секунд он был в настоящем счастье. Жрец заполучил свою мечту! Ну а потом до него дошло, что именно я сказал. Когда я добавил:
— И наш процент за это.
Ага, я иногда туплю. Но не зря же все в курсе второе счастье, которое наглость? Ну а чего нам тут было терять?
…Аромат снежников плыл по этой странной «молельной», кружил голову, от фигур драконов на стенах веяло теплом, и хотелось никуда не идти, хотелось как можно дольше сохранить это тепло и спокойствие… но необычный «верующий» мне этого не позволил.
— Ты пришел в очень странном обществе, Крылатый, — задумчиво проговорил он, переводя взгляд с меня на вельхо и, кажется, напрочь пропустив мимо ушей всю мою дурость про столицу и проценты. — Теперь не прежние времена, маги и драконы больше не идут рядом по доброй воле. Тебе нужна моя помощь, чтобы освободиться?
Он говорил вполне спокойно, даже с улыбкой, как киношный «хороший учитель», мягко так… и я оцепенел, когда мягкий, буднично-доброжелательный вопрос закончился. И оказалось, что на Терхо смотрит стрела.
— Не шевелись, Терхо Этку. Это неправильный арбалет… как раз на магов. Многозарядный. Даже если ты успеешь достать меня, даже если собьешь первую стрелу, от остальных не увернешься. Отведи руки в сторону… плавно. Отведи!
Интонация была такая, что я чуть не присоединился к магу. Ни фига себе здесь верующие!
Спокойствие как отрезало. Я замер рядом с перепуганным вельхо, который медленно-медленно разводил руки с растопыренными подрагивающими пальцами.
Мысли метались всполошенными сусликами. Да что ж нам не везет-то так! Мало было магов и драконоловов! Оссссвободитель, мммать! Надо как-то разруливать ситуацию. Миротворец из меня — от буквы «х», и это вовсе не слово «хороший»… но других-то все равно нет. А стрелы в арбалете есть. И кто его знает, этого верующего, что именно он считает «освобождением» Крылатых? И кто в курсе, как у него с нормативами по стрельбе? Мне лишние дырки в шкуре ни к чему. Да и Терхо жалко. Придется вписываться.
Я кашлянул, привлекая внимание:
— Послушайте, господин… э-э… Поднятый…
— Проводник законности берет в руки запретное оружие? — поганец Терхо тут же похоронил мои старания на корню. Ну на фига нарываться на линии огня?! Никогда не мог понять.
Драконий «освободитель» дернул бровью:
— Законности? Забавно, что мне это говорит маг.
— Не вам судить!
Да твою ж! Терхо, заткнись! Нашел время. Я попытался продолжить миротворческую деятельность:
— А давайте мы просто успокоимся? И поговорим…
Неправильный верующий с противомагическим арбалетом прищурился:
— Прикажешь что-то дракону — стреляю.
Че-го?! Это он кому? И… по кому?! Да ну ее нафиг, такую помощь! Освободитель хренов!
— ****ц!
Арбалет дрогнул.
В мою сторону…
Твою ж…
— Да не приказывает он мне! И ничем не держит! Успокойтесь вы! Слышите?! Просто успокойтесь! — черт, как его переключить… ага! — Слушайте, вы же хотите помочь? Нам очень нужна помощь…
Мне показалось, что прошло довольно много времени, хотя вельхо потом говорил, что не больше трех секунд. Но рука с арбалетом опустилась.
— Вам нужно быстро исчезнуть отсюда, Крылатый, — выслушав сбивчивый рассказ, странный сектант не стал возносить нам молитвы, жечь ладан или приносить жертвы. Хотя нет, некоторые жертвы принес, причем очень нужные.
Сначала, правда, хмыкнул, заслышав просьбу (ну а вы представьте, что в Храме Христа-Спасителя к священнику слетел ангел и попросил о жертвоприношении небесному воину штанов — а то, мол, под хитоном ноги мерзнут!). Но возражать не стал — они тут вообще практичные, сектанты. Вон хоть арбалет вспомнить…
Легкое касание к стене, щель, очередная замаскированная дверка — и за ней комнатка-кладовка (аллилуйя!), забитая самыми что ни на есть правильными дарами. Может, местным богам бы не пошло, но нам сгодилось — лучше и не надо.
Моя внутренняя жаба, временно оглушенная снежниками, воспряла духом, на радостях крепко обнялась с внутренним же хомяком и мысленно приготовилась наложить лапы на все, что видит. Хватало на что. На все восемь лап хватило бы…
Алтарь — если это был он — выглядел крайне оригинально. Кладовочка метров на пять-шесть была буквально забита в местном стиле. Стенки в два-три слоя увешаны одеждой, причем богато отделанная шуба запросто соседствовала с крестьянской рубахой, а женская утепленная юбка висела рядышком с мужским жилетом, даже и не думая ссориться. Платки, пояса, шарфы, шапки… Желанные штаны я узрел сходу, причем шмоток хватило бы не только на Славку, а еще и на меня, и на Терхо, и на Янку нашлось бы. Вместе с со всеми приятелями с Штушей в нагрузку. На полу, теснясь вдоль стенок, точно также — вперемешку — стояла обувь. Тоже разного размера и качества.
Было и несколько местных постелей (матрасов, набитых травами). Аккуратно скатанные, они оккупировали правый угол; рядом, на маленьком столике аккуратной стопкой лежали четыре свернутых одеяла. Кажись, кладовка время от времени служила и ночлежкой. А заодно чем-то вроде библиотеки или архива, потому как книги тут тоже были.
Ну а потолок, видно за компанию, радовал глаз не голыми досками, а какими-то непонятными мешками из плотной на вид серой ткани. Мешки смахивали на паучьи коконы, только размером с хорошую подушку и свисали с балок как-то не по-хорошему.
А нефиг было «Чужие» все подряд смотреть. Тогда бы не казалось, что коконы вот-вот зашевелятся, и полезут оттуда страшилы с лапками и зубками.
Впрочем, там вряд ли сидят драконоловы, а это главное.
Какие драконоловы? Хабар хватай! Хватай хабар! — дружным дуэтом заорали жаба с хомяком.
Я их проигнорировал.
— Странноватый наборчик для жертвоприношения.
— А это они не для вас, — угрюмо бросил Терхо. Ему тут было явно неуютно, и даже на книги смотрел, как пенсионерка на ценник с белужьей икрой. — Это они для себя приготовили, так, господин Поднятый?
— Для тех, кто попадет в беду, — коротко ответил мэр-сектант. — Всякое случается.
— Ага, случается! В прошлом году, помнится, сторожа три дня гонялась за какими-то драконоверами, прибывшими чуть ли не из столицы. Даже нас припрягли на воротах стоять. Знало б наше начальство, что объекты преследования прячутся в городской ратуше!
— Полагаю, они не узнают? И об этом случае тоже, — драконовер потянулся к свисающим с потолка «коконам» и снял ближайший, вкусно пахнувший копченой колбаской. — Выбирай, что нужно вам, Крылатый. Я пока отберу для вас еду.
— Будь осторожен, Крылатый. Сейчас вельхо не до тебя… не до вас, — с усмешкой поправляется он, глядя на мрачного Терхо, — но это ненадолго. После сегодняшнего охота начнется с утроенной силой. Вас никогда не оставят в покое. Поверь. Маги не оставят. Они слишком зависят от вас и вашей магии. Твой спутник немало мог бы рассказать об этом…
— Неправда! — взвился «спутник».
— …будь он повыше рангом. От рядовых магов, как и от молоди, все скрывается. Только вряд ли они смогут это скрывать теперь, после сегодняшних событий. Хотя все может быть.
— Вы шутите? Замолчать появление нескольких тысяч латентов сразу? — вельхо поперхнулся колбасой. — Это немыслимо!
— Это сложно. Но возможно. После… после Дня гнева…драконы замолчали. Мы до сих пор не знаем, почему, — драконовер смотрел так, словно ждал, что я сейчас все объясню.
Я промолчал. Драконовер без улыбки запихнул в мешок аккуратно упакованный сверток лепешек.
— Понятно… Ну что же. Я могу только надеяться, что однажды вы сочтете меня достойным ваших тайн.
О чем я… ах да, о «замолчать». Тогда драконы молчали, а маги говорили, и говорили много: что теперь тирания свергнута, что всем будет хорошо без чешуйчатых тварей. Верили им? Или делали вид, что верят? Не знаю. Но лучше не стало. То и дело что-то рушилось, потому что у магов больше не хватало магии удержать созданное. Дамбы у города-порта Альесила. Солнечные башни… Белые дороги — траспортная сеть, соединявшая материки и дававшая доступ в любую точку мира. Люди гибли, и не во всем получалось обвинять драконов. Часть вельхо откололась и заявляла о необходимости переговоров с драконами. Потом вдруг случилось «нападение кровавых тварей» прямо на совет Нойта-вельхо, очень странное нападение — во всяком случае, погибли именно те, кто стоял за переговоры. И стало совсем плохо. По записям, это были безумные дни не только для драконов. Что-то творилось и с людьми. Нападения, грабежи, беспричинные убийства, пожары, которые никто не гасил. В пожарах обвиняли друг друга, обвиняли драконов… и вспыхивали новые пожары. Безумные дни, которые Нойта-вельхо сейчас превозносит как торжество освобождения…
И большинство верит.
Так что все возможно. Будьте осторожны.
Двадцать минут спустя мы выметнулись на крышу. Терхо еще потряхивало, и он то и дело оглядывался назад, я на ходу дожевывал мясо.
Плечи оттягивал довольно увесистый мешок, в котором лежали деньги, пара каких-то книжек, кое-какая еда, немного одежды и лично его светлости господина Поднятого верхние и нижние штаны. Повезло нам с этим верующим. На сытый желудок соображалось легче, и честно говоря, я считал, что основные проблемы позади.
Но когда все шло так, как я хотел?
Мы мы вырулили из-за угла, крышу как раз грохнуло каким-то магическим знаком. А рядом с крышей в воздухе завис дракон. Нет. Два дракона…
— Макс! Сюда, быстро!!!
Площадь. Пало.
— Что такое творится? — очередной сгусток «мялки» полыхнул в воздухе, но на этот раз «кровавая тварь» даже не испугалась — дернула хвостом, пролетая мимо и тут же, красиво перевернувшись в воздухе, повернула обратно… Ветер, поднятый огромными крыльями, щедро осыпал пригнувшихся вельхо колючим снегом.
— Не знаю! Сейчас, погоди… вот!
Огненная вспышка — ответная любезность кровавой твари — снова чуть-чуть не дошла до крыши, издевательски точно долбанув по уже изрядно покореженному флюгеру.
— Да что он творит, тварь?!
— Пало, может, все же ударить чем-то? Одного мы сможем сбить, даже если…
— И тогда второй спалит тут все подчистую! Этого хочешь?
Нельзя, нельзя бить по драконам всерьез! По кровавым тварям, уничтожающим все живое, по хищникам, пожирающим людей – можно и нужно. Но живое существо, способное принимать облик человека, обладающее речью, а стало быть, способное мыслить – это уже не тварь.
А ведь когда-то они наделяли магией… если верить бешеным выкрикам Бира Майки… и собственным глазам, потому что инициация трех тысяч горожан никак не могла быть самопроизвольной. Не бывает внезапно возникших среди города магических источников! А вот драконы, залетевшие сюда по каким-то своим причинам – бывают. Вот они. Они есть, и они, видимо, наделили… кого пришлось. А раньше… было иначе?
Раньше магию не давали злым.
Не понравился я им, не такой, мол, злой… нельзя таким давать много… скотина драконья!
Перекошенное яростью лицо старейшего само собой всплыло перед мысленным взором.
Знаешь, сколько я драконов сбил?! Восемнадцать! Лично я – восемнадцать! И это только в Дни Безумия… А скольких потом распотрошил…
Если это правда – а ведь правда, потому что в бешенстве люди, как правило, отбрасывают притворство и не выбирают слов — то Пало уже не был уверен, кто именно здесь кровавая тварь.
Дни Безумия, ха! Всех накормили выдумкой, и все ее кушают третий век подряд…
Пало не был уверен, что хочет узнать, что имел в виду старейший, от седой истории двухвековой давности веяло жутью. Но узнает.
А пока не стоит уподобляться старому мерзавцу.
Если Крылатые не убивают, Пало не допустит, чтобы убили их.
Сначала, когда на соседней крыше обнаружили дракона, он даже усмехнулся однообразию человеческой фантазии. Когда очевидец уточнил показания, увеличив количество драконов до двух, северянин подивился, насколько хорошего мнения горожане о своих крышах.
А потом кто-то слабонервный по этой соседней крыше пальнул из брошенного драконоловами снаряжения. Попасть не попал, к счастью (разрывец с тройным зарядом не для жилых зданий, тут крепостная стена не каждая устоит!), но веселье разом кончилось. Драконы взлетели с крыши одновременно, как стайные птицы, и закружили рядом, словно высматривая добычу.
Перехватить руку Пилле Рубина Пало успел в последний момент — младший товарищ уже держал пальцы на знаке «Дихон», который мог пробить дыру в монолитной скале.
— Не смей!
— Почему?
Подходящий аргумент нашелся быстро:
— А люди на площади! Если дракон упадет…
Договаривать не пришлось — и воображение, и способности к быстрому счету у молодого вельхо были развиты на должном уровне. Пилле Рубин отдернул руку, точно обжегшись. Отчаянный взгляд метнулся вниз, туда, где в недоумении замерла огромная толпа (по счастью, люди не понимали, что повторное явление драконов — не очередная иллюзия, поэтому не метались и не давили друг друга). Потом — на дракона, попытавшегося спуститься обратно на крышу…
— А как тогда?
Решение пришло само.
— Сначала отпугнуть его! От города! А там решим.
Пилле обеими руками взъерошил волосы — и рванул оба рукава, оставляя обе руки открытыми. Мгновенно вскипел и растаял пар, побежал по коже золотистый узор Знаков, готовых к немедленной активации.
— Отпугнуть, говоришь? Сейчас отпугнем!
Некоторые Знаки Пилле и Гэрвина Пало знал, о предназначении еще кое-каких догадывался… и если бы у него было время, от души вознес бы хвалу богине, отведшей его от судьбы Наставника «личинок». Вряд ли тогда его путь был бы столь успешен (честно говоря, он вряд ли бы пережил уже первые «отпечатки» первых воспитанников).
«Мялка» летела за «сосулькой», «мушиная сеть» сменялась «бешеным листом», вслед неслось еще нечто и вовсе неопознаваемое… зато эффектное и трескуче-безобидное, и Пало поставил себе целью обязательно познакомиться с новшествами в области пугалок. Позже. Когда будет время!
Сейчас времени не хватало катастрофически — драконы кружили рядом, то и дело пыхая огнем. Блики факелов зло плясали на серебристой чешуе, «короны» переливались мелкими бегучими огоньками…
Вельхо обливались потом — на морозе! — феерически быстро сменяя один Знак другим, сам Пало вперемешку с пугалками запускал в воздух «огнистые спирали» и «цветные дымы», вызывая у столпившихся внизу людей восторженные вопли…
Проклятые твари отпугиваться не желали.
Ситуация быстро и неотвратимо перерастала в очередной бред: драконы не нападали и не улетали, их нельзя было убивать и нежелательно было даже ранить (попадание драконьей крови на людей было целебным, но это если она растворена в пропорции три капли на флакон, а если в таком, первозданном, концентрированном виде… да избавь, боги!). И через несколько минут Пало готов был поклясться, что драконы это понимают. Понимают, что их не убьют, поэтому кружат над толпой, понимают, что вельхо вынуждены сдерживаться…
И сами не бьют всерьез. Только идиот не понял бы, что с такого расстояния не промажет даже слепой дракон. По флюгеру-то долбают с меткостью прямо-таки сверхъестественной…
Тогда чего они хотят?
— Ты гляди, гляди…
— Сейчас снов блескучку запустят!
— Не-не, счас банты огненные будут. Во… Во, видишь!
— А драконов когда развеют?
— Да погодь ты, только началось ведь. Ох, молодцы вельхо, такое представление затеять.
— Вельхо! Вель-хо! Вель-хо!!!
Восторженный рев, кажется, может разбудить и мертвого. И седовласая дама, лежащая в плетеном кресле, легонько морщится, чуть громче вздыхает… а потом открывает глаза — огромные, светлые, точно налитые сном. Но взгляд быстро делается острым, прицельным — женщина приподнимается на локте, кого-то ища.
Долго искать не пришлось — худенькая фигурка, сидящая рядом, крепко вцепляется в ее ладонь.
— Бабушка Ира! Бабушка Ира… ты проснулась? Ты… ты как? Что-то болит?
Женщина качает головой и делает быстрый жест, призывая наклониться поближе.
— Что ты говоришь? А, позвать Штушу? Вот он…
Крыша. Макс.
Это Славка? Когда он успел вызвать иллюзию? И… что творится вообще?
— А ну на крыло, живо! — рявкает мой тихий сосед так, что про иллюзию я продолжаю думать, уже сидя на его спине и даже не очень помню, как у меня это вышло. Рядом хлопает ресницами Терхо — с тем же ошалелым видом.
— Слава, мы тебе книжки приволокли!
— Ах, еще и книжки! — шипит мой сосед быстро набирая высоту — так, что уши закладывает, а огни на площали и крыше сливаются в неясные полосы… – Штаны, еда, да еще и книжки! Вы где застряли, сталкеры чертовы?
— Познакомились тут кое с кем! — кричу я, перекрывая свист ветра.
Город стремительно уплывал из вида, огни мелькали все дальше и дальше. Всего день мы были здесь, успели встретить своих и снова расстаться. Прощай, город Тахко. И будь уверен: мы скоро вернемся.
Рядом с обманчивой легкостью плыло второе драконье тело с мерцающей короной.
— А откуда иллюзия? — вякает вельхо. — Мы же ее развеяли…
Я чувствую, как Славкина шкура вздрагивает под моими ладонями.
— Это не…
— Доберемся до нашей стоянки, — хрипло изрекает «иллюзия», — я тебе все разъясню… человек.
Улетели.
Так странно начавшийся предпраздничный день перетек в вечер, а потом в глубокую ночь, потом на холодных улицах нехотя занялся рассвет… но этого все равно почти никто не заметил. И вельхо, и не такая уж многочисленная сторожа, и подозреваемый в сектантстве Правитель города Миусс Райккен Ирро вместе со своими помощниками, и «старшие», выделившиеся из толпы с бойкого языка Ерины Архиповны – все сбивались с ног.
Проверка Ограды на «пострадавшую» от выплеска магии территорию. Перепись, хоть приблизительная, горожан, нежданно угодивших в латенты. Хлопоты с их предполагаемым жильем, кормежкой, извещением родственников и общим обустройством. Лечение по-настоящему пострадавших – хвала Пяти, было их немного, и смертный случай всего один, если не считать подорвавшихся на собственном разрывце Ловчих. Коллега Бира Майки. С ним все усилия оказались напрасны. Никакая магия не держалась в его пережженной сфере, все целительные Знаки растворялись почти мгновенно, и вскоре после перелома ночи старик умер не приходя в сознание.
Пало встретил его смерть со смешанными чувствами, и неизвестно, чего там больше было – облегчения или досады. Конечно, больше от Бира Майки ничего не узнаешь. Но Пало не мог больше воспринимать старика как коллегу и старшего товарища – только как ушху, смертельно опасную змею-хамелеона с восточного берега. И если смерть вообще может быть благом, то в данном случае это была именно такая смерть. Тайны Бира Майки ушли вместе с ним, зато и угроза отодвинулась – в Нойта-вельхо не слишком любили излишне информированных магов, как и чересчур своевольных, впрочем.
Да… Нойта-вельхо.
Северянин с силой потер гудящие виски.
Ох, Пятеро богов! Да кто же принес сюда этих Крылатых!
Драконы улетели.
Проблемы, связанные с их нежданным налетом, уходить не спешили. А сколько их еще впереди!
И самая главная проблема – Нойта-вельхо. Как подействует на Вышний Круг весть о таком прибавлении – страшно представить. Нужно очень, очень хорошо подумать, что сообщать.
Где так его набор для связи? Северянин потащил из личной укладки кисть и три небьющихся горшочка с красками. Итак, начнем.
Белый круг, замыкающий будущий канал связи от посторонних воздействий. Раз. И белое же скрестье по центру – призыв. Теперь синие ограничители, задающие основные параметры. Адресат. Направление двустороннее. Примерное время. Страховка от обрыва. Последнее самое сложное, ибо конфигурация у этого ограничителя мало того что неправильная, она к тому же должна быть зеркально неправильной и сегментированной – самому Пало этот знак напоминал перекрученные крылья стрекозы. Ну да ничего не поделаешь. Ну-ка… чуть дрогнувшая рука тем не менее выписала левое «крыло» четко и верно, опыт есть опыт.
Пало оторвался от черчения Знака. Сколько раз говорили уже о необходимости стационарного устройства связи! Ведь сколько времени теряется каждый раз на это вырисовывание линий. И ведь несложно это — хоть на коврике каком-нибудь Знак вычертить и носить его потом с собой, замыкая личным кодом. Так нет, Нойта-вельхо неизменно против, поскольку секретность должна быть превыше личного удобства. Дело, собственно, не в удобстве, а скорее, в скорости соединения – порой ни помощь вовремя не вызвать, ни об опасности сообщить.
Впрочем, сейчас это даже кстати. Заодно можно и подумать, что именно сообщать.
Про что же сказать?
Нельзя говорить про драконовера-градоправителя. Северянин снов поморщился, отзываясь на проснувшуюся печать. Так это или нет, точно неизвестно, и его задание – не отлов драконоверов! Прикажут их выслеживать – сообщит! Непременно.
Затихло.
Про точное количество латентов… хотя какие тут латенты! Практически готовые дикие маги! В общем, про их точное количество тоже лучше промолчать – оно ведь еще точно и не установлено? Мало ли кто прячется по чердакам, подвалам и прочим местам? Про силу… а силу-то точно и не замеряли! Значит, тоже излишняя для Нойта-вельхо информация. Про драконов говорить безусловно, про их разумность не надо – он-то с ними лично не разговаривал, откуда ему это знать? Догадки сообщать его не просили.
А главное – напомнить про то, что город закрыт, следовательно пока никому сюда хода нет, даже Вышнему Кругу.
Хотя тут одного напоминания мало. Пало поставил в центре белого перекрестья алую кляксу, сиречь Знак вызова, и принялся чертить еще два белых круга.
Нойта-вельхо не порадуется тому, что им перекрыли ход. Но если сообщить об этом каждой группировке внутри круга, то большая часть их энергии уйдет не на попытки нарушить внутренний закон и все-таки пролезть в Тахко, а на то, чтобы не дать нарушить этот закон «дорогом коллегам» из другой группы.
Ну что, активируем?
Северянин шнурками приподнял рукав рубахи и не глядя тронул нужный Знак. Энергия, все еще слегка буйная после нежданного уплотнения Сферы, рванулась вперед и впиталась в Знак вызова. Тот дрогнул, шевельнулся… и протаял внутрь себя, открыв клубящийся синеватый туман…
— Нойта-вельхо. Говорите.
Красивая женщина лет сорока смотрит на меня открытым взглядом светлых глаз, и я узнаю эти глаза. Я почему-то не могу смотреть на нее, как на всех остальных, появляющихся передо мной в этом кресле, и не могу не отдавать себе отчета в том, кто́ (или что́?) передо мной. Удивительная женщина. Открытость — главная ее особенность, которая сквозит в каждом ее движении, в непринужденной позе, в осанке. Ее уверенность в себе не так заметна, потому что не выпячивается, но она непоколебима. Эта женщина… лучится. Мне странно видеть на ее лице жизнелюбие и оптимизм. Морготу исполнился двадцать один год, когда она умерла, и я не могу не признаться самому себе: я рад, что вижу ее такой, в расцвете зрелости, в расцвете удивительной поздней, осенней красоты, которая не завяла, не исчезла и предстала передо мной сегодня. И не могу не сожалеть о том, что ее больше нет, о том, что она ушла в расцвете своей поздней осенней красоты…
Я моложе ее на тридцать пять лет и старше лет на десять. Сейчас. У нее скуластое лицо, темные прямые густые волосы, у нее высокая грудь под зеленым обтягивающим свитером. Я влюблен? Да, я влюблен, но страсть моя носит платонический характер: так влюбляются в кинозвезд, в женщин с обложек журналов, в образы на картинах художников… Как странно, как запутанно устроена жизнь… Мне жаль, что ее больше нет, но это не убивает меня — это возносит ее на недосягаемую высоту, делает недоступной.
— Мой муж, отец Моргота, был старше меня на восемнадцать лет, он посвятил молодость карьере военного и женился, когда бесконечные переезды и переводы остались позади. Но если вы думаете, что он выбрал меня, чтобы и дома командовать кем-то, — это не так. Наоборот, дома я была главной. Он был тяжелым человеком, но мне удавалось с ним ладить, ведь я — легкий человек, — она улыбается. У нее хорошая улыбка, открытая и действительно легкая. Она часто улыбается. — И воспитание сына я тоже сразу взяла на себя и лишь позволяла отцу вмешиваться под моим неусыпным контролем. К тому же муж много времени тратил на работу, уходил рано, приходил поздно и не каждые выходные мог провести с нами. Если бы он взялся за Моргота всерьез, я не знаю, что бы могло получиться в конечном итоге! Я думаю, отец бы легко сломал мальчика. А впрочем…
— Почему? — спрашиваю я.
— Моргот был очень уязвим. С младенчества. Несомненно, он был истериком, но его истеричность я бы не назвала распущенностью. Мы с отцом не поощряли его истерик, напротив, не обращали на них внимания, нарочно игнорировали, уходили в другую комнату… И уж тем более истерикой он не мог добиться от нас желаемого. Но сейчас я не знаю — правы мы были или нет. Еще когда Моргот ходил в детский сад, я обращалась к психологу, и та сказала, что мы поступаем правильно. Но… Он действительно не мог контролировать эмоций, он их не замечал до определенного момента, они валились на него, как снег на голову, а он не успевал ни осмыслить их, ни приготовиться. Да, несомненно, и истерики его тоже были демонстративны, верней… Это было что-то вроде привычки к демонстративности, которую он не мог побороть. И он действительно не мог успокоиться сам, он не притворялся. Это стало заметно, когда он подрос, когда начал стесняться подобных проявлений. Тогда я плюнула на психологов и их советы — иногда его приходилось по нескольку часов отпаивать валерьянкой. Мне кажется, мы поступали с ним жестоко. Однажды, когда ему было лет пять, я нечаянно разбила фарфоровую статуэтку, собаку, которую он очень любил. Он плакал всю ночь. Я слышала, как он плачет, но не смела подойти. И отец каждый раз, когда я хотела встать с постели, удерживал меня. Я жалею, что не подошла к нему. Мне кажется, мы потеряли что-то — его доверие, возможно. Моргот никогда не приходил ко мне со своими проблемами, и уж тем более никогда не сообщал о них отцу. Он мог хвастаться победами и успехами, но никогда не жаловался нам. И панически боялся, что мы услышим что-то о его поражениях, неудачах. Не подумайте, что он боялся наказаний, нет. Для него худшим наказанием была насмешка, пренебрежение. Он боялся, что мы посмеемся над его неудачами или равнодушно пожмем плечами и скажем: «Сам виноват».
— Вам было трудно с ним?
— Моргот был невозможным ребенком, — улыбается она, — я все время балансировала на грани. Он умел добиваться своего всеми правдами и неправдами, он играл на моем чувстве вины, на моей жалости, на моем понимании его натуры. Иногда это переходило границы. К тому же он был очень подвижным, сносил все на своем пути, минуты не мог посидеть спокойно, а это позволено не везде. Всякая попытка ограничить его свободу — запереть или поставить в угол — заканчивалась моим полным поражением. Он либо сбегал, либо молотил в дверь ногами, и мне приходилось его выпускать. Время от времени чаша моего терпения переполнялась, и я бралась за ремень. Но он же совершенно не мог терпеть боль, он ревел белугой, и я бы поверила, что это чистое притворство, я хорошо знала, насколько мой сын талантливый актер. Но, знаете, он не притворялся. Это уязвляло его гордость. Что бы он ни придумывал, он никогда не жертвовал гордостью, это было неприкосновенно. И то, что он не может вытерпеть боль гордо, оскорбляло его гораздо сильней всего остального. Поэтому я, конечно, старалась избежать таких методов воспитания до последнего, но иногда, честное слово, он этого заслуживал! Особенно если он делал гадости нарочно, назло.
— Скажите, а он мог бы стать вором?
— Моргот? А знаете, мог бы. Не в том смысле, в котором это принято, а скорей кем-то вроде благородного разбойника, — она улыбается, — ради самой воровской романтики, а не ради наживы. Он любил риск, это было нездоровое пристрастие, и проявилось оно очень рано. Нет, он никогда не брал чужого. И вообще, есть люди, которые совершают что-то рискованное или запретное, чтобы быть пойманными. Нет, у Моргота были другие цели. Мне кажется, ему нравилось испытывать страх. Но если что-то рискованное заканчивалось плохо или страх зашкаливал за какую-то одному ему известную отметку, то никакой радости он не испытывал, наоборот. Например, однажды он прыгнул в воду с десятиметровой вышки, ему было лет восемь. Все закончилось отлично, и он дня три после этого ходил счастливый, как начищенный пятак. А потом, в то же лето, забрался на крышу и едва с нее не упал. То есть почти упал. Скатился с конька в сторону веранды, где крыша была плоской, сильно ушибся и чудом не полетел дальше, буквально повис на краю. Когда отец его оттуда снял, он даже не плакал, только трясся. И, наверное, неделю не мог прийти в себя. Не потому что переживал, нет. У него наступило что-то вроде апатии, ему было неприятно — понимаете, о чем я говорю?
Вопрос маленького Кильки не дает мне покоя, и я его задаю:
— Его можно было назвать трусом?
— Нет, что вы! — она мотает головой, и ее густые прямые волосы бьют ее по щекам. — Наоборот! Он как будто не представлял последствий своих поступков. А может быть, и действительно не представлял. Есть люди, которые живут одним днем, а Моргот жил одной минутой и не заботился, что случится в следующую. Он ввязывался в драку, не тревожась о том, чем это кончится, и очень удивлялся, когда все кончалось плохо. Он разгонялся на велосипеде, пытаясь перепрыгнуть через поребрик, и удивлялся, оказываясь на асфальте с ободранными локтями. Конечно, с годами опыта у него прибавилось, но суть осталась той же: он сначала делал, а потом думал. Он возводил это в принцип: думать о проблеме только после того, как она появилась, и не предпринимать ничего для того, чтобы ее вообще не возникло. Нет, он не был трусом. Нытиком — да, кисейной барышней даже. Если бы вы знали, чего мне стоили эти его ободранные локти и коленки! Какой йод, какая зеленка! Моргот рыдал навзрыд, он кричал так, как будто ему отпиливают ногу без наркоза! Не помогали ни насмешки, ни жалость. Когда он стал постарше и уже понимал, что это смешно, он все равно не мог справляться с собой и очень из-за этого переживал. Я думаю, у него действительно была гипертрофированная чувствительность, он не мог переносить ни холода, ни жары, он обжигался, взяв в руки чашку с горячим чаем, его укачивало за пять минут езды на автобусе, он легко терял сознание. А потом, когда он начал быстро расти, у него еще и обнаружилась гипогликемия. Ему все это мешало, особенно в общении со сверстниками. Он ведь занимался спортом, он хотел во всем быть первым.
Я люблю эту женщину. Я не могу жить без нее. Я ревную ее и к ее сыну, и к ее мужу. Черт возьми, я хочу, чтобы она осталась в живых, и понимаю: когда ей было сорок, мне было пять…
Я могу.
Мир Ангъя. Алекс.
— Алекс, ну пойми…
— Не надо, — Леш потер виски — беспокойство друзей ощущалось, точно колкие частые волны. Кружит рядом несколько песчаных вихрей — горячих, душных — а, приближаясь, касается жгучими лапками. Отгораживаться барьером он не посмел — в любой момент оттуда, от нее, может передаться что-то… вспышка страха, огонек боли, искорки облегчения… хоть что-то. Он будет рад чему угодно — ведь это будет значить, что она все-таки жива. Он больше не поднимет барьер, нет… не будет отгораживаться от эмоций. Только терпеть это было трудно: беспокойство и даже злость Богуслава, сочувствие и тревогу Макса, и целый океан других чувств — там, за стенами. Голова уже болела, и может быть, поэтому тон вышел резковатым, — Я понимаю. И вы тоже должны понять. С заданием вы вполне способны справиться сами. Я поговорил с ан-нитами, они согласны, что для стопроцентного результата наша группа маловата. И обещали набрать добровольцев-носителей. В крайнем случае рассеивающую технику. Они помогут. А я должен быть там. Должен!
— Зачем? Леш, если она убита, то ее не воскресишь. Рисковать всем, чтобы попрощаться с ее пеплом?
Молчание. Короткое, всего несколько секунд, но для Богуслава и это много. Вспыльчивый парень просто не может сдержать злость при виде «глупости» товарища:
— Ну хорошо. Примчался ты туда. Прорвался, пробился, попрощался! Отдал дань, так сказать! Даже хорошо, если этим кончится! Только сдается мне, ты не стал бы так рваться туда, если б дело было только в этом!
— О чем ты?
— О том, что не надо считать нас идиотами! Ты ведь не потому с ума сходишь. Ты про другое думаешь, так ведь? А может быть… очень даже может быть, что ее взяли.
В дрогнувших пальцах чудом удерживается карандаш. Да. может быть… Может быть. И это «может быть» — как глоток кипятка. Ядовитого. Лина слишком давно ходила по краешку… «Может быть», будь оно проклято!
Он не ответил. Чужая тревога наслаивалась на его собственную, чужая злость раздувала ее, как пожар. И еще — чувство вины. Если бы он все-таки взял ее с собой…
— Леш, ее все равно дожмут, как бы она ни держалась. Все ломаются. Тогда ты суешь голову прямиком в петлю.
Карандаш сломался. Несколько секунд Алексей смотрел на две иззубренные половинки. Все ломается…
— Я знаю.
И знаю больше вас. В петлю… честно говоря, в петлю было бы легче. Но если кто-то в мире может остановить Вадима, то это я. И я должен попробовать.
— Ты все-таки спятил! Рехнулся! Обалдел от своей любви! Ты же подставишь всех! Ты же весь план угробишь!
Две половинки карандаша бережно ложатся на золотистую столешницу. Рядом.
— Не кричи, — а говорить спокойно почти невозможно. Тревога, своя и чужая, точно живая петля, давила горло, и слова прорывались короткие… сухие. — Я подставлю только себя. Все.
— Ой, дурак… — Богуслав наматывал по комнате, наверное, уже сотый круг. — Демоны с собой яды носят, знаешь? Чтоб успеть кольнуться в случае чего. И наши боевики. И даже тролли. Потому что боятся, и правильно боятся! Кто может быть уверен в таком деле? Кто может быть уверен, что ничего не выложит, если за него взяться как следует?
— Богуслав! — Максим, до сих пор не проронивший ни слова, резко встал, и Алекс «поймал» его вспышку гнева. Богуслав, спохватившись, виновато-упрямо замолк. А вопрос остался висеть в этой комнате — как незримая ядовитая пыль.
Кто может быть уверен в таком деле? Кто может быть уверен…
— Я — могу.
Расплата.
Мир Земля. Зоя.
Ее королевское высочество пребывала в прекрасном настроении. Конечно, сегодня она не в центре внимания, но это временно. Да и брат не отсадил в отдельную ложу, взял с собой. Пусть посмотрят те, кто считают: время принцессы вышло! Пусть посмотрят — она рядышком, вот!
А кто позволял себе косо смотреть на нее во время братцева пинка, еще пожалеют. Она всех запомнила и при случае рассчитается. А начнет сегодня. Уже начала. И Зоя снова ухватила стакан с коктейлем, пряча за ним довольную улыбку.
Сегодня эта мерзавка, посмевшая так ее оскорбить, получит свое. Или уже получила? Ах, как жалко, что она, Зоя, не могла там быть в то время… Видеть, как самоуверенная выскочка получает свой осиновый кол, наслаждаться тем, как ее глаза наполняются страхом… пнуть ее напоследок, чтоб знала, знала, дрянь такая, кто ее так. И за что.
Ничего.
Если расхваленные профессионалы, которых ей сосватал Гэс, реально так хороши, то они принесут запись. И она увидит…
А пока — веселимся!
В небе кипит фейрверк в честь Вадима, над нарядной площадкой музыка в пять сегментов, и демонски весело смотреть, как каждая толпа оттанцовывает под свою собственную мелодию. Эх! Украдкой нюхнув пыльцы для настроения (и когда уже Дим перестанет показывать свою власть и мешать ей чуть-чуть взбодриться?), Зоя оглянулась. Дима поблизости не было. Пронесло. А то ведь с братца станется и пощечину залепить — он, видите ли, против наркотиков. Да подумаешь!
Охрана стояла с каменными физиями — настучат. Ну и что! Сегодня у нее праздник, она имеет право повеселиться. Голову приятно закружило. Да, у нее праздник… Сегодня она рассчитается… рассчитается… пусть все поймут, что с ней надо поосторожней. Вот.
Веселимся!
Зоя буквально влетела под метельную вьюгу скрипок — в этом секторе танцевальной площадки пары кружили в вальсе, и притянула к себе первого попавшегося парня. Ох, как хорошо… Ее несло в сильных руках, как опавший лист, кружило в буйном вихре, и в этот момент она почти забыла, почему так рада, забыла о своих планах на ночь. Забыла про беспокойный холод-злость, который можно было приглушить только чьим-то страхом. Забыла…
Пока музыка не кончилась.
Руки на ее талии (странно-почтительные) сразу разомкнулись. Пыльца заставила тело пошатнуться без опоры… и, поспешно открыв глаза, Зоя встретилась с отстраненно-спокойным взглядом. Ян! Декоратор? Вот что значит не смотреть, кого хватаешь.
А он ничего — шепнула «пыльца».
— Благодарю за честь, ваше высочество, — почтительно и абсолютно нейтрально проговорил молодой демон. И — отступил. Поклонился — и отступил! Она не могла потянуться к нему, не показавшись смешной.
Сволочь! Гад…
Несмотря на всю расслабленность и безмятежность, подаренную «пыльцой», Зоя ощутила привычную злобу. Она презирала этого мягкотелого любимчика Вадима, презирала и ненавидела. За его неприкосновенность — она недолюбливала всех, кого брат запретил трогать, за его отстраненность, даже за его чертову почтительность, которой он сейчас отгородился! Она ему еще припомнит его «благодарю»…
Вздернув подбородок, ее высочество развернулась и метнулась в соседний сектор. Несколько растерянных лиц, поспешно расступавшиеся гости, звенящая бело-золотая дымка разграничительной линии… и рев бешеного нео-рока мгновенно вымел из головы все мысли…
Еще один танец, еще, еще, еще один парень, еще одна доза, уже не украдкой, а в открытую. Еще бокал коктейля…Ей весело! Назло всем весело, ясно?!
А потом фейрверк почему-то превратился в злые серые глаза Дима…. и рассыпался от тяжелой пощечины.
Кто-то веселится, а кто-то — работает.
Мир Земля. Разное.
— С дороги! — тяжелая рука отпихнула мальчишку-уборщика с темной полосой ошейника на горле. Тот послушно убрался. Все как обычно, только вот на плече уборщика что-то мимолетно блеснуло. Пленочка-нашлепка. Шифровка с очередной наводкой.
Она тут же утратила блеск, сливаясь с грубой тканью. Если б наблюдатель в этот миг закрыл глаза, он бы ничего не заметил. Но он не закрыл. Он только облизнул губы, пряча улыбку-оскал бешеной радости.
Я попрошу себе поместье! Как у всех важных шишек. Попрошу дом, красивый, в тихом месте. И хорошенькую русалочку в прислуги. Да я все смогу попросить, что только захочу. Если это действительно та группа, которую все ищут, то награда Повелителя будет… будет…
Нет, стоп. Не будем торопиться. Все может сорваться в последний момент. Надо успокоиться. Продолжаем наблюдать.
— Я повторяю свой вопрос, — дознаватель резко встал, — Зачем вы встречались с подозреваемой Синиэй из сильфов?
— Просто поболтать…
— Господин дознаватель.
— Простите. Мы просто сошлись поболтать, господин дознаватель.
Снова выдернутая на допрос, Данута Нямецкая неотрывно следила за каждым движением дознавателя. Она ничего не понимала. Ее ведь уже осудили. Уже приговорили за «оскорбление имени Повелителя» к разжалованию, конфискации девяноста процентов имущества и принудительной сдаче крови в течение пяти лет. Ей очень повезло, что телепат (тайный сторонник Лиги) засвидетельствовал только это обвинение… что не подтвердилось самое страшное — про Лигу. Почему — снова? И почему — этот дознаватель? Ее ведь допрашивал другой…
— Вы говорили о Повелителе Мира?
— Да. Я раскаиваюсь в этом, господин дознаватель. Я готова искупить свои слова, госп..
— Молчать.
Данута покорно замолкла, борясь с желанием оглянуться. На телепата и, главное, на дверь. И на руки дознавателя. Хотя следи, не следи…
Мужчина неторопливо прошагал к стене, активировал экран, полюбовался на фейрверки в глубоком темном небе — по сети шел репортаж об открытии какого-то дворца. Летнего дворца. Еще три недели назад она бы могла рассчитывать на приглашение — как состоящая в свите европейского протектора… А теперь может посмотреть только по сети. В кабинете дознавателя. Докатилась. И зачем она связалась с этими лигистами? Отомстить за мать захотелось… дура. Не думать об этом, не думать. Ведь телепат может услышать, донесет. И… не думать!
— Свидетель вашей беседы, — дознаватель не отрывал взгляда от танцующих огней и нарядных гостей на экране, — говорил что-то о существовании некой группировки, которая объединяет недовольных режимом. Лига, кажется? Темная Лига…
Что? Дыхание перехватило. Только не это. Пожалуйста, только не это. Пламя преисподней, не надо…
— Никак нет, господин… господин дознаватель, — Данута с усилием сглотнула комок волнения, — Свидетель ошибся. Мы говорили не об этом, есть протокол. Спросите… спросите Синиэй. Никакой лиги нет, господин дознаватель… клянусь!
Когда ведьму выволокли из кабинета, телепат встал:
— Она говорила правду, дознаватель Серджо.
— Считаете, не было необходимости в допросе третьей степени? — ладонь, предусмотрительно защищенная перчаткой, снисходительно хлопает молодого телепата по плечу, — Это ерунда, Ник. В следующий раз будет осторожней болтать.
— Как скажете.
Дверь за телепатом закрылась. Дознаватель согнал с лица улыбку и обернулся к стене. Коснулся широкой панели, отделанной деревом. Панель бесшумно отъехала, в открывшейся нише поспешно вскочил невысокий человек, вытянулся в струнку.
— Ну?
— Этот тоже.
Из материалов Службы Дознания:
Секретно. Отделом внутренних расследований СД проводится внеплановая проверка на благонадежность сотрудников отдела телепатического освидетельствования. Для проверки изготовлено пятьсот семьдесят амулетов, предохраняющих от проникновения телепатов, заказано на станциях переливания крови две тысячи сто доз препарата запрещенного к продаже TP-7, обостряющего способность чтения мыслей на расстоянии. Привлечены проверенные члены организации «Друзья Порядка», негласно прослушивающие сотрудников-телепатов во время допросов подозреваемых и осужденных лиц.
В настоящее время выявлено семь лиц, по результатам проверки причастных к так называемой Темной Лиге. Разработка ведется. Наблюдение негласное, техно. Проверка продолжается…
В тире Лотта с флешки установила новую программу, выбрала две одинаковых пары оружия, одну сунула в руки Глебу:
— Держи. Это бластер, эта модель генерирует максимум луча с трех метров, если на близком расстоянии зацепишь – не страшно. Это парализатор. Поехали?
— Поехали, — Глеб прикинул вес обоих стволов, поменял их из руки в руку, более тяжелый парализатор переместив в правую. Подумал еще секунду и поменял обратно: от рефлексов никуда не деться, правой он будет стрелять именно на поражение.
В пространстве замерцала слабая вспышка, как будто бросили пригоршню голубых искр и долю секунды спустя там появилась голограмма оскаленного бородача в тюбетейке и с гранатой в руке, поднятой в замахе. Глеб вздрогнул и практически на автомате вскинул бластер и влепил в террориста выстрел. Тот не стал фонтанировать потоками крови или орать, обугливаясь, а тихо и аккуратно рассыпался кучкой пикселей. Глеб резко и глубоко втянул воздух через мгновенно пересохшие ноздри. «Так, спокойно, они ненастоящие». Следующую цель, оскалившую клыки размером со штык-нож он снял уже осмысленно. «Почему кажется, что в руках игрушки? Ага, отдачи нет».
Оглянулся на Лотту. Та первые несколько выстрелов сделала так же, как и Глеб, вскидывая руку, а потом перешла на совершенно незнакомый Глебу стиль: резкие повороты корпуса и плавные широкие взмахи рук, длинно чиркая лучом по голограммам. Глеб попробовал скопировать. То, что в исполнении Лотты выглядело почти танцем, в собственном напомнило ему персонажа дешёвого боевика. А потом первый, пристрелочный уровень кончился и приглядываться стало некогда – только успевай отличить, с какой же руки стрелять.
Пять минутных раундов дались далеко не просто – ближе к концу мишени выскакивали с промежутком меньше секунды. И вот вспышка «Game over», стрелки замерли, переводя дыхание.
— Дядя Ко, дай, пожалуйста, статистику.
— Даю, — из воздуха вылепилась еще одна голограмма, — у тебя 132 попадания, все соответствующие, у тебя – дядя Ко чуть развернулся к Глебу, — 168, из них 14 убитых мирных жителей и один парализованный террорист.
— Ничего себе перестраховался, — Глеб был смущен.
— Не страшно, можно списать на незнание форм инопланетной жизни. Например, вот это, — ИИ воспроизвел один из кадров. В самом деле, когда над тобой нависает нечто, щелкая зубастой воронкой, трудно признать в этом мирного жителя. А на самом деле – насекомоядное, мух так ловит.
— И я так хочу! – в дверях возник Николя. – Кто со мной?
— Э, нет! – Лотта даже отшатнулась слегка, — у тебя процессор в башке, с тобой соревноваться – дохлый номер!
— Процессор, процессор! А ты видела, да? – тон встрепанного рыжего стал скандальный.
— Видела. Я тебя не только снаружи вдоль и поперек, но еще изнутри видела.
— Ну и что? – подошел ближе, ткнулся лбом в плечо Лотты.
— Ну и то…- подняла голову за подбородок, — выдернула платок из кармана, оттерла пыльную полосу, протянувшуюся по щеке, — не дело ставить кого-то, кто не является твоим врагом, в заведомо проигрышное положение. В данном случае это обидно для меня и недостойно для тебя.
— Ясно, — вздох разочарования.
— Где ты пыль умудрился найти?
— Я талантливый! – Мгновенный переход к заразительной улыбке, — И пробой я нашел. И даже починил.
— Не сомневалась.
— А давайте бассейн нагреем, искупаемся? – и, не слушая ответа, радостно унесся из тира.
Глеб хмыкнул:
— Сколько ему лет?
— Сложно ответить. Физиологически – двадцать пять. Программа-основа существует около десяти лет. Инсталлировали в эту бестолочь четыре года назад. А психологически – сам видишь. От пятнадцати, как сейчас, до…убеленного сединами мудреца.
— Лотта! – снова возник дядя Ко, — нагрев в бассейне он, конечно, включил. Только ждать – это же слишком долго. Я не могу его выгнать. Доводы разума он игнорирует. Ток пропустить – нерациональная трата ресурсов, зачем его током ломать, когда сам замерзнет на фиг?
— Блин! Детский сад! – Лотта нервно закрепила оружие в стенде и решительным шагом направилась прочь. Глеб поспешил за ней – наблюдать за проделками ИИ было забавно.
В бассейне Николя бултыхался в ледяной воде. Лотта прихватила большую махровую простыню и подошла к самому бортику, даже не вздрогнув от окатившего ее фонтана.
— Сюда посмотри, — подняла к лицу руку ладонью вперед, пошевелила пальцами, — задача высшего приоритета: сейчас ты вылезаешь из бассейна и не возвращаешься в него вплоть до достижения установленного минимума температуры в 24 градуса Цельсия. В дальнейшем соблюдаешь предписанный алгоритм: включить нагрев, подождать до температуры воды 24 градуса Цельсия, потом можно купаться.
Лицо купальщика на секунду закаменело, ответивший голос был механический:
— Понял.
В несколько гребков достиг бортика, без усилия вымахнул на него. И зябко обхватил себя руками, задрожал, запереступал босыми ногами.
— Иди сюда, мокрая ворона! – накинула простыню, усадила на шезлонг, жёстко растерла спину, голову, сдёрнула мокрую ткань и накинула сухую, закутала так, что виден остался только веснушчатый нос:
— Идиот! Пневмонию на органическую часть схватишь, неделю проболеешь.
Нос завозился, высунулась большая часть лица:
— А если в боевом режиме?
— Нет, я сказала!
— А если в градусах по Рёмеру?
— Сколько угодно!
— А если по Делилю?
— Сваришься!
— А если в Фаренгейтах?
— Где ты такую воду видел, это уже рассол.
— А если…
Снова поднятая за подбородок голова, прямой взгляд глаза в глаза:
— Ты что, лазейку ищешь? Не стоит этого делать!
— А если надо? – от шутливого препирательства не осталось следа, взгляд так же прям и серьёзен, — Если люди тонут? Не здесь, не на Карибах, в ледяном океане Хелады? Я же не смогу просто рядом стоять.
— Не сможешь. И не надо. Действуй. Так, как велит сердце и разум. Только помни, что где-то кому-то, например, мне, ты очень-очень нужен.
Опустил голову, шумно засопел, но упрямо пробормотал из-под полотенца:
— Что, подзатыльники некому давать будет?
— А ты не перебарщиваешь ли? Взрослый парень, а ведешь себя как подросток?
— Ло, не ругайся. Я ведь только с тобой так. Добираю, что не получил при инсталляции, — и кристально честный взгляд голубых глаз.
Лотта только вздохнула, прижала к себе, дотирая волосы полотенцем. Обернулась через плечо к Глебу, присевшему на соседний шезлонг:
— Детский сад, я же говорю! И это называется машина, созданная для убийства.
— Коллега значит, — Глеба царапнуло, но слегка, не изменив хорошего настроения.
— Чо, правда? – из-под руки вывернулась лохматая голова, — Тоже ИИ? Да ну на! То есть не может быть! Ай! – рыжий выкрутился на шезлонге, встав на колени на край, едва не задев пятками отшатнувшуюся Лотту, потянулся с края, запутался в полотенце, упал, а сложившийся шезлонг хлопнул его по макушке.
— Правда, заканчивал бы ты цирк. Сейчас ученые приедут, тебя испугаются и обратно уедут. А им работать надо.
— Ладно, — Николя с силой провёл ладонью по лицу, — не буду больше. Пока что, – он хитро ухмыльнулся, встал, поправив шезлонг и, на минуту скрывшись в раздевалке, вышел оттуда одетым и даже причесанным.
— Но в бассейн я еще вернусь. Вместе с учеными. Их кормить надо будет? А то я новый рецепт привёз, хотел бы опробовать.
— Думаю, не откажутся. Да и нам интересно, чем ты можешь нас потравить?
— Ну что ты, какой потравить? Концентрация ядовитых веществ в этом рецепте не превышает предельно допустимой нормы, — Николя старался сохранять серьезную мину, но губы неудержимо расползались в улыбку, а в глазах плясали чертенята.
— Для тебя?
— Для человека, я же не Сальери.
— Ну пойдем, покажешь, припашешь.
ИИ двинулся к выходу, и Глеб заметил, что у него изменилась даже походка, став из локального урагана просто походкой сильного, уверенного в себе парня.
На кухне Николя, легко подхватив Лотту, водрузил ее на рабочий стол, кивнул Глебу на барный стул у окна, вытащил из шкафа высокий стакан с толстым дном, сосредоточенно в него чего-то набулькал и по столу запустил к Глебу. Стакан скользнул по узкой кромке плиты, слегка закрутился на раковине и остановился в сантиметре от стены.
— Перелёт на десять сантиметров, — с сожалением констатировал своё действие, — попробуй, народ рекомендует.
Глеб попробовал: чуть слабее легкого пива, запах скошенного сена, донника и дымка. Лето.
— Очень хорошо, — и забрался на барный стул, подозревая, что спектакль под названием «Блудный ИИ прилетел на побывку» перешел ко второму акту.
Да, действительно, вторая часть балета разворачивалась на его глазах. В качестве увертюры Николя объявил название «Венера в облаках», «Ничего особенного, просто сырно-куриные шарики, запеченные в картофельном суфле, на гарнир салат», молниеносными движениями опустил вниз на стол из подвесных шкафов устрашающего вида бытовые приборы, вывалил из холодильника кучу продуктов «Сколько нас всех будет? Восемь? Ну да ладно, останется чуток», и понеслось. Николя виртуозно орудовал ножом, жонглировал ложками и сковородкой, фонтанировал эмоциями, рассказывая, на какую чУдную планету вывел последний полёт, мимоходом сунул Лотте какую-то длинную то ли карамель, то ли печенюху, долил Глебу в стакан, отчего пришло явное понимание «скоро осень», в действо органично вплетался шум кухонных агрегатов, Лотта увлеченно слушала с сияющими глазами и потихоньку грызла сладость, и вот он задвинул противень с «Венерой» в духовку, стряхнул последнюю грязную посудину в посудомойку, нож вымыл собственноручно и вдруг, не меняя тона и тембра голоса, снизу, из опущенной рук, этот нож бросил. В Лотту. И тут же замолчал, оборвав себя на полуслове, наблюдая за реакцией. Глеб свалился со стула, готовый атаковать, но замер в недоумении: нож проскользнул мимо лица Лотты, срезал кусочек от печенья, которое та в этот момент как раз приподняла, чтобы откусить, и прилип к магнитной доске. Николя же, едва ли не быстрее клинка, подхватил срезанный кусочек и шагнул прямо перед ней, положив ладони на стол и пристально вглядываясь в лицо. С разочарованием пробормотал:
— Ну когда я сумею тебя напугать, а?
Лотта философски пожала плечами:
— Не знаю, может, когда-нибудь. Если не зарежешь случайно.
Николя медленно склонился к ее коленям, будто бы прося прощения, но Глеб отлично видел, как он губами взял остаток печенья из пальцев Лотты, но не заметил, как она забрала обломок у него. Слегка потянула за челку вверх, побуждая поднять голову:
— Зайчик, а если бы среагировать успела? Тебя б чинить пришлось, — и, пресекая возражения, заткнула ему рот переходящим из рук в руки, но так и не сломавшимся кусочком.
Николя рассеянно прожевал, потом быстро оттянул на Лотте ворот футболки и там, где ключица переходит в шею, запечатлел звонкий мимолетный поцелуй.
— Вот теперь, можно считать, напугал. Ты и с Шелли так себя ведешь?
— Нет! – Николя замотал головой и отступил на шаг, — шкуру снимет и на половичок пустит.
— Ага, теперь я знаю, как призвать тебя к порядку.
— Может, не надо? – просящий тон не вязался с внимательным видом, парень к чему-то прислушивался, — а то вон уже ученые-мученые летят, сейчас купаться пойдем, как я без шкуры?
— Тогда в наказание вези меня в бассейн.
— Слушаюсь и повинуюсь, всегда у Ваших ног, — развернулся, присел, дернул, миг – и Лотта уже у него на плечах. Вместе они прогарцевали к выходу в общий зал, и их голоса слились с голосами спускающихся ученых, судя по тому, с каким азартом и энтузиазмом те встретили предложение макнуться, тоже не слишком серьезными людьми.
Глеб прикрыл глаза. Происходящее тревожило его, он знал, что не имеет причины не доверять людям, ворвавшимся в их тишину на двоих, но не мог отделаться от мысли, что упускает что-то, недопонимает. Его позвали купаться. Пошел.
Веселящаяся молодёжь двигалась по коридорам, впереди Николя с Лоттой, та только успевает пригибаться в дверях. В зале она замолотила по рыжей макушке открытыми ладонями:
— Пусти, мне переодеться надо!
— Нет уж, приказ был «в бассейн», — и скинул ее в воду прямо в одежде.
— Отформатирую! – с воплем Лотта улетела в успевшую прогреться воду, вынырнула, отфыркиваясь и объявила:
— Николя, одна штука. Вид – балбес, подвид – рыжий кибернетический, — перевернулась и ушла под воду вниз головой, вытряхиваясь из джинсов. Вышвырнула мокрый тяжелый ком на бортик. В воду попрыгали остальные. Глебу только и оставалось немного ошеломленно наблюдать за воцарившимся безобразием. Лота открылась ему еще с одной стороны – смешливая девчонка. Что дальше?
Все с азартом бултыхались почти час. Глеб тоже не устоял и присоединился к попыткам поймать и утопить Николя. Попытки, впрочем, не увенчались успехом. Когда его всемером загнали в угол, он вымахнул на бортик и ускакал.
Потом отдавали должное «Венере в облаках». После обеда один из прибывших встал:
— Всё, мы работать. Ты с нами?
— А то!
И мигом остепенившаяся компания покидала тарелки в посудомойку и усвистала в лабораторию.
— Что они будут делать?
— Не знаю. Программисты. Если хочешь – пойди посмотри, но без подробностей зрелище неинтересное: просто неподвижные фигуры в масках.
— А Николя там зачем?
— ИИ ведь, у него со всякими хакерскими штучками вообще проблем нет.
— Шелли это кто?
— Девушка его. А что, его все устраивает, ее все устраивает.
— Да, забавный тип.
— Тебя хоть расшевелили немного, а то совсем заскучаешь.
— Знаешь, что-то пока скучать не приходилось долго.
Вечером Глеб опять закопался в «Историю ОСУЛа». Неудовольствие собой всё росло.
Лотта, почувствовав напряжение, решила:
— Свежим воздухом тебе дышать надо. Завтра пойдём мечами махать на улицу.