— Нам следует немедленно отправляться в путь! — Старший аж кипел от злости и шипел не хуже разъяренной гадюки.
Верс не обращал внимания, как рубил дровины для погребального костра, так и продолжал равномерно махать мечом. Боец, у которого он взял оружие, стоял рядом и лишь разводил руками в ответ на гневные взгляды своего начальника.
— Лерт, — Старший не выдержал, шагнул вперед, перехватил парня за плечо, но тут же неожиданно для себя перелетел кувырком через голову и упал спиной в снег.
— Я сказал, что его, — Верс указал мечом в сторону убитого, — мы предадим огню, как поступают с воинами. И ты либо будешь помогать, чтобы я быстрее управился, либо постоишь в стороне и не станешь мешать.
— Я командую группой, — Старший рывком взвился на ноги. — У меня задача тебя доставить в академию целым. И я приказываю выступать немедля.
Верс крутанул меч в руке, не разминая кисть, а словно из баловства, и махнул в сторону Старшего, тот не отступил и не уклонился. Впрочем, вреда никакого ему Верс причинять и не собирался, только ловко срезал с груди капитанскую нашивку.
— Именем рода и земли, за которую наши родичи и кровники проливали кровь свою и отдавали жизни свои, я оспариваю твое право на звание капитана, — спокойно произнес Верс.
— Именем рода и земли, за которую наши родичи и кровники проливали кровь свою и отдавали жизни свои, я объявляю тебя предателем, — Старший стал неспешно раздеваться, одежду бросал наземь.
Верс кивнул, и тоже скинул тулуп — в ритуальных поединках бойцы сражались с обнаженной грудью, чтобы показать, что под рубахой ничего нет: ни кольчужниц, ни нагрудников.
Остальные бойцы недоуменно переводили взгляд со своего командира на парня, которого сопровождали. По традиции, если призывали род и землю, то такой бой считался священным и в него нельзя было вмешаться, но здесь же не мирное время и не родное селище.
— Поединку быть, — мрачно молвил Старший. Он еще не проиграл бой и считался командиром, и за ним было последнее решение. А еще твердо знал, что непременно победит и хорошо проучит зарвавшегося щенка. Ведь то, что мальчишка его швырнул — нелепость, не ждал нападения да еще и поскользнулся.
— Оружными драться будем или так? — равнодушно спросил Верс.
— На мечах, — решил Старший и добавил насмешливо: — если ты махаться им умеешь так, чтобы сам себя не порезал.
Верс чуть заметно пожал плечами, взял предложенный меч, но не стал ни пробовать как рукоять лежит в руке, ни проверять балансировку, ни делать замахи, чтобы привыкнуть к новому оружию. Просто стоял, держал меч острием в землю, и заметно дрожал от холода.
— Начнем, чего затягивать?
Старший был отличным бойцом, отточенные движения опытного поединщика, уверенность в своих силах, а еще он был шире в плечах и старше, и успел не только побывать в учебных боевках.
— Начнем.
Верс не стал нападать первым, ждал удара. Потом легко отбил клинок, также отразил и второй удар. Он почти не видел, что делает его противник, и не слышал звона железа — он чувствовал только все усиливающийся жар, ему казалось, что в груди разгорается огромный костер, но боли от пляшущего пламени не было, только отчего-то щекотно, словно подставляешься как в детстве солнечным лучам. Верс не глядел, что делает, но ловко отбивал все атаки Старшего, а потом, когда ощутил, что огонь полыхнул в полную силу, то, сбив очередной удар, обратным махом дернул меч на себя, подрезая Старшему руку и краем зацепив бок. Тот хотел было перехватить меч в левую, но кровь побежала слишком сильно, мгновенно намочив штаны и залив сапоги. Верс словно застыл, тяжело хватая воздух ртом, как будто пробежал без отдыха четыре десятка верст. А затем схватил сам себя за плечи, потом за голову, согнулся точно ему переломили спину, задергался и, резко развернувшись к лежащему возле костра мертвецу, выставил руку. Полыхнуло огнем так, что стоящие вокруг тела бойцы отшатнулись, а кроваво-красное пламя взвилось выше роста человека и страшно загудело.
Люди отшатнулись, стали жаться к бокам вездеходов, делать руками отводящие беду и знаки, шептали обережные слова. И с диким страхом все поглядывали на полуголого парня, который одним взмахом руки зажег огромный костер над мертвым телом без единого полена.
Старший провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть ужас увиденного, а потом шагнул к Версу, медленно опустился на колени и прижал кулак к груди, признавая силу и право нового командира. Верс коснулся плеча бойца, показывая, что принимает его обещание и жизнь. Следом и все остальные бойцы поклялись в верности.
— Утром отправляемся в дорогу, — четко и резко бросил Верс. — Вы все собираетесь и возвращаетесь домой. Пойдете не торговыми дорогами, а тропинками. И постарайтесь чем скорее выйти на северный тракт. Как доберетесь до города, объявите тому, кто за командующего остался, чтоб готовился к войне: следящие на межах, караульные по схронам, сборную дружину созвать. Отправить вестников по прочим районам, чтобы сведения передавали да собирали осторожно, торговцам двойную цену платить да расспрашивать подробно. Припасы по схронам разложить, оставить только пару мер на душу. А если кто усомнится в моем приказе, то передайте точно: odol haizea!
— Командир, а ты что? — Старший спросил сквозь зубы. Если они вернутся без парня, то полковник с них головы поснимает, и вряд ли хорошим оправданием послужит то, что они выполняли приказ.
— А я… — Верс криво усмехнулся, — а я в учебку. Как буду на месте пришлю вестника. И я точно доберусь куда положено, а если вы со мной пойдете, то вас положат, — тихо добавил, чтобы услышал только стоящий рядом Старший. — Исполняйте.
— Да, командир.
Верс отвернулся — говорить больше было нечего. Костер продолжал гореть, превращая тело в пепел. Погребальный костер — крада, в которой нет ни единого полена. Те, что он успел нарубить, так и валялись рядом и огонь их не трогал.
— Пусть твоя дорога будет свободной, а поступь легкой. Пусть на этом пути тебя поддержат и прикроют спину твою верные тебе воины. Пусть ветер не заметет твои следы в памяти оставшихся, — размеренно проговорил Верс. — Ты был воином Зова и заслужил последнее слово.