Надо вставать. Надо! Еще две минутки. Нет, лучше пять. Как ни откладывай, а нос придется высунуть в эту непроглядную тьму проблем и невзгод, в эту утреннюю холодину внешнего мира.
Что такое депрессия? Депрессия — это страх взглянуть в будущее. Это разрушение привычного хода вещей и отсутствие чего-то нового — надежного и постоянного. В последнее время многое, только начавшись, тут же стало рушиться. И самый главный вопрос: куда деть ребенка? С развивающим центром пролет. Может, в садик назад? Сами подписали — сами и обратно взяли бы. Но документов-то у меня и нет! Совсем безвыходная ситуация. И Витька туда ни ногой. И я, учитывая скандал и отношение… Возьму пока на работу, а там, в девять, родителям позвоню — уж кто-то всегда из них дома.
Гномик бодренько поел, оделся без заминок и стоял у дверей, ожидая меня. А я кусала губу и думала. Махнув рукой, тоже стала одеваться. Последний взгляд в зеркало перед выходом: усталая и грустная рожица мне даже не улыбнулась.
Лицо женщины — величайшая тайна: оно может быть загадочным, кокетливым, доверчивым, влюбленным, счастливым и заплаканным, но море пережитых тревог и волнений все равно видны на нем. Маленькой складочкой на лбу, когда ты задумалась и забылась. Потеряла маску. Маску нормального человека без проблем, в которые все обязательно норовят залезть своим длинным носом. Эмоции видны в сдвинутых бровях, хмурых, несмотря на улыбку вежливости. В четких волевых скулах, проявляющихся еще сильнее, когда ты терпишь внутреннюю борьбу в своей душе, сжимая зубы сильнее и сильнее. Измученное жесткое лицо, которое пытается быть воздушным и безмятежным… Как страшно и странно замечать в себе такое.
Надо дышать. Шаг вниз по лестнице — вдох. Еще шаг — выдох. Дышать. Не забывать, выпускать свои эмоции, не зажимать зубы, а в зубах свои проблемы мертвой хваткой. Шаг — вдох. Поднимаю руки. Шаг — выдох, опускаю, как на физкультуре. Хорошо, что подъезд пустой, и нет соседей. Хотя, они давно привыкли и не удивляются. Чудачек видно издалека.
— Мама, а ты — птичка? — жизнерадостно спрашивает ребенок.
— Конечно, птичка. — Говорю я, — а теперь полетели, милый мой, потому, что мы совсем опаздываем. Хочешь к маме на работу?
Во дворе стояла машина. Она не просто стояла — она, нарушая все правила приличия, была припаркована прямо у моего подъезда, давая жителям всего полметра, чтобы, прижав к себе сумки и полы длинных курток, пройти, громко ругаясь и злясь. Машина была знакомая. Впереди была эмблема: одно колечко лежа, другое стоя на ребре — все это в большом овале. Всегда считала, что значок Тойоты больше похож на смешного человечка, который идет обниматься. Вот только не этот автомобиль я хотела здесь увидеть, и радости было мало.
— Ольга, подожди! — позади нас открылась водительская дверца. Похититель тапок был растерян и серьезен. — Я вас отвезу.
Наверное, стоило продолжить путь и самой разобраться со своими проблемами, но Витька, удивленный моей нерешительностью, спокойно подошел и стал усаживаться на заднее. В конце концов, садик — это не тот вопрос, который я могу решить самостоятельно. Не я заварила, а значит, помощь принять стоит. Молча сажусь. Едем.
Остановились у невысокого, но большого здания. Вот это «детский центр»! Я думала, будет что-то попроще… Все втроем поднялись по ступеням, подошли к стойке. Витьку приняла воспитательница и увела переодеваться. Мне предложили подписать документы. Сергей ненадолго отлучился, и снова встал за мое плечо, скрестив руки на груди.
— Не вздумай отказываться, — с серьезным видом сказал он мне, когда выходили. — Не будь дурой. Есть договоренности. Вас тут ждут. Им очень полезно, заниматься с твоим ребенком — растут рейтинги за счет набора умных одаренных детей.
Я молчала. Молчать было странно. Было много эмоций: от благодарности и ощущения свалившейся с плеч проблемы, до мыслей о своей никому ненужности. Помощь такой дурехе, как я, это, наверное, скучно. Да и мне хотелось увидеть совсем другого человека. Молчать было хорошо. Молчание, словно пушистый хвост лисицы, закрывало мое лицо, голову и шею. Я была укутана в это молчание, и ощущала себя в безопасности. В дрожащей, как капля росы на листочке, сиюминутной гармонии. Если начать говорить, то столько проблем и упреков захочется высказать, а я молчу. И мне не рассказывают про Вадима. Не рушат моих надежд, которые робким ростком укрылись где-то в душе и пережили лесной пожар, уничтоживший все остальное.
Подъехали к университету. Я долго отстегивалась, с трудом нажав кнопку ремня. А в это время мне на коленки был водружен белый матовый пакет. Удивленно поднимаю глаза:
— Это с какой стати?
— От нас. — Был краткий всеобъемлющий ответ. От них. От них, значит, и от Вадима? От Вадима?
— Спасибо, — говорю я и выхожу. Рой мыслей. Пчелками летают, жужжат в голове, ни одна не останавливается ни на секунду. Что там в пакете? Утешительный подарок? Может, записка есть? Но если от них обоих, то вряд ли. Что там? Открываю пакет: новые мужские тапки. Вот спасибо, блин. И еще белая какая-то коробка. Поворачиваю. Вашу ж мать!
Водружаю запакованную в заводской целлофан коробочку на свой стол. Филя внимательно смотрит и вопрошает:
— Оленька, айфончик себе купила? Это который?
— Нет. — Смотрю злобно из-под сдвинутых бровей. — Подарили.
— Хорошенький подарочек! Мне б такой. Ухожора завела, Оль?
— Нет. — Сказала, как отрезала. Хотелось плакать.
Телефон гипнотизировал нас с Филей часа два. Утро выдалось тяжелое: сначала чехи по обмену, потом пришлось таскать какие-то дорогие учебники, заказанные на кафедру. Было приказано сначала сложить у ректора, сверить и пересчитать. По десять увесистых томиков за один раз на третий этаж. На пятнадцатом заходе я пожалела, что работаю здесь секретарем. Руки и плечи отваливались. Ректор, как мужик сильный и добрый, свалил на совещание, оставив таскаться нас, а студенты были на парах. Кто-то может нагло зайти в аудиторию и забрать пару человек для помощи в общественно важном деле, но я не из тех… А Филя спокойно ушла после второго подъема — потрепаться к подруге в приемную первого этажа.
Дорогой подарок послушно лежал на краю стола и даже не был ни кем унесен. Вскрыла коробку. Не сидеть же теперь без телефона! Долго возилась с настройками, разбиралась, куда вставить симкарту. Быть счастливой обладательницей гаджета, раз в шесть превышающего цену того, который я могла себе купить сама, не получалось. Хотелось плакать.
Я сидела и наглаживала гладкий серебристо-белый корпус, разглядывала свое хмурое лицо в черном отражении. Телефон был теплым от моих рук и напоминал о тепле вполне человеческом.
Нагло напросилась курить к Котлину за компанию. Без вопросов дал сигарету. Увидев у него такой же телефон, спросила, как поставить мелодию на звонок.
— Айфон зачем, Оль, нужен? Девкам хвастаться. Думаешь, я сам знаю, как в нем разбираться? — Исчерпывающий ответ.
Вернулась в кабинет. Полдень. Плохо. Обед съеден, от одного упоминания чая — уже тошнит. Работа есть, но несрочная. Как говорится, усердный работник получает только нагоняй, а значит, надо работать долго, чтобы не заставляли переделывать.
В интернете сидеть тоже было скучно, пока ко мне не постучался новый друг. Существо, без аватарки, с именем мифического персонажа и вчера созданной учеткой. Я была грустная и злая, мне хотелось обсудить свою жизнь хоть с кем-нибудь, особенно, с тем, кто живет, неизвестно где, и никогда меня не увидит, да и не расскажет всему свету, как Филька.
Разговор завязался. От темы знакомства и моей внешности быстро перешли на обсуждение проблем. Одинокому собеседнику было предложено общение без симпатий. Я, наглым образом, печатала о себе, игнорируя сообщения, не касающиеся указанного вопроса. На него уже ответила Алёнка, но мне было нужно мужское мнение. Такой язвительный гад, как мой новый собеседник, подходил. А вот и парочка голосовых сообщений. Достаю наушники, чтоб не радовать Фильку, раз в минуту щелкающую по клавиатуре напротив, и, тоже зависшую в телефоне. Слушаю запись, и карандаш, который долго крутила в руке, полетел на пол… Голос явно знаком. Гласные чуть тянет, шум, кто-то кричит «дурак» на фоне… Но голос определенно знаком.
Качество записи отвратительное, прямо скажем, а поэтому… Показалось!
Конечно, понимаю, что это не Вадим, но мне бы очень хотелось. А потому, я спрашиваю мнение, слушаю советы, вспоминаю счастливую Алёнку. Так трогательно она сидела в чужой толстовке, такая защищенная, такая довольная, такая любимая…
У славян была интересная традиция: детям шили рубашки из родительской одежды, считалось, что вещь, ношенная взрослым членом семьи, приобретала его силу и защищала детей. И мне так хотелось почувствовать себя защищенным и любимым ребенком. Хотелось знать, что я чья-то. Что за меня кто-то в ответе. Что меня кто-то обнимет и согреет. Хотелось его вещь. Чтобы снова почувствовать связь, чтобы надеть ее прямо сверху, на платье, и чувствовать родной запах. Так глупо.
— Ну, почему же глупо? — ответил собеседник, — ты хочешь знать, что тебя любят и ты единственная. И, возможно, именно ты ему действительно нужна.
Существо попрощалось, сославшись на какие-то свои дела, я села работать, немного успокоенная, но с чувством какой-то неправильности и дежавю. А к обеду приехал курьер с цветами, к ним прилагался пакетик с давно знакомой футболкой. И тут меня накрыло…