Верс немного провел Старшего и его парней, чтобы убедиться: обратно не повернут и его выискивать не станут. А то с командира группы станется — утром, наплевав на приказ, снова упираться взялся. Видать давно догоревший костер из наемника и остывающий прах при сумрачном дневном свете показались не столько впечатляющими, чем в ночи хлынувший от руки огонь. Но даже если бы и захотели, то все равно не отыщут — Верс в себе не сомневался. Но следовал за вездеходами до балки, и лишь когда те перебрались на дорогу, что вилась вдоль опушки, развернулся и углубился в чащу. Шел быстро и легко, совершенно беззвучно и не глядя по сторонам — обострившийся до предела слух уловил бы появление врага, а приученное действовать тело среагировало бы само, так что можно было попробовать обдумать ситуацию. То ли действительно тащиться в учебку южан, мурыжиться там еще семь лет и потом возвращаться, если отпустят и позволят, к отцу, и заниматься чем прикажут. То ли взять и исчезнуть: мало ли люда по дорогам шелобудится, а там, глядишь, прибиться к какой-нибудь ватаге — умелые воины всегда в цене. Верс сбился с шага, сплюнул: вот и стоит ли скрываться ради того, чтобы снова за меч браться в наемниках? Но если раньше мог хотя бы мечтать о том, чтобы заделаться сказителем да песенником, то теперь от такой рожи любого честного человека отвернет, а совестливый еще и в службу донесет — мол, бродяга подозрительный объявился, точно прикончил кого или ограбил. Да и расписанной кнутом спины у порядочных путников не бывает.
От таких мыслей словно силы все разом пропали и Верс опустился на купину мха, что обволакивала, словно оборонительный вал, ствол дерева. Прислонился спиной к шершавой сыроватой коре. И впервые задумался о том, ради чего вообще стоило выжить, пройти огонь, побывать за кромкой… И не нашел ответа. Подмениться с братом, спасти кровного родича, выполнить волю отца — это все когда-то имело смысл, а сейчас… или каждый сам за себя, или один за весь район… Верс закрыл глаза. За себя намного проще и легче. Ведь что ему за дело до войны за землю и передел районов? Никакого. Отбыл учебку раз положено и позором для отца стало, если бы старший сын нарушил традицию. Но во второй раз в тот омут? А Лерт… пусть бы сам поехал… Верс выругался шепотом, но с такой злостью, что аж тошно самому слушать было: подох бы братишка — прав отец. Только вот от ему от этого не легче. Брат может еще раз десять во что-нибудь вляпаться или его просто прикончат, отец может сгинуть, если война все-таки пойдет по северному району — западники, если толпой повалят, то щадить никого не станут, а без командующего сражение будет проиграно, даже не начавшись…
Человек не подкрадывался, и не таился, но до броска ничем не выдал своего присутствия. Верс только слегка качнулся, чтобы нож вошел не в висок, а в дерево. И лишь тогда открыл глаза — засапожник метнули сильно, вонзился в кору аж до обмотанной ременными петлями рукояти.
— Вытаскивать сам будешь, — лениво обронил Верс.
Герен усмехнулся и выскользнул из-под еловых лап.
— Учуял? — ординарец подошел и опустился на колени, как и положено слабому воину перед могущественным.
— Не знаю… наверное, — Верс ладонью коснулся рукояти засапожника. — Тепло, в котором нет угрозы. Знакомое. И холод. Пусть покажется… кто там с тобой…
Герен восхищенно присвистнул: силен парень: мертвеца мало кто услышит, пока тот сам знак не подаст. А погребенный затаился, хоть и был поблизости, но Герен даже не догадывался где.
— У него просьба к тебе, — ординарец склонил голову.
Верс выслушал молча, кивнул: обряд провести не жалко. Да и не дело бросать начатое на полпути. Словно угадав его решение, мертвец возник, соткавшись из уплотившегося воздуха. И, как прежде ординарец, опустился на колени. Видеть перед собой размытого прозрачного человека, от которого сквозило смертной стужей, было непривычно. Верс коснулся плеча Герена, проверяя свои ощущения — то ли ординарец отца притерпелся к мертвецу, то ли сам напитался от того дыханием смерти.
— Это обещание, — впервые подал голос мертвец. — Взаимное. Оттого ты и холод чувствуешь от живого.
— Не думал, что ты со мной заговоришь, — Верс поднял руку, несколько раз сжал в кулак пальцы, а затем направил ладонь на мертвеца.
— Ты милость проявил, — выходец из нави спокойно поглядел на окутавшуюся огнем руку. — Живой огонь мертвое испепеляет. А ты крепко горишь…
Герен заметил опасно сузившиеся глаза Верса и перехватил горящую руку, с силой нажал, заставляя парня опустить ладонь к земле. Недоуменно покосился на свои длани — волдыри от ожога вздулись слишком быстро. Пожалуй, так сильно он не обжигался, даже когда дотрагивался до первого воина Зова порубежников.
— Да не стану я его сжигать, — Верс раздраженно отмахнулся. — Поведай мне… Лерт, мой брат единокровный… он в навьем мире или еще не перешел кромку… ты же можешь на обе стороны зрить.
— Он не там и не здесь, — мертвец помедлил. — Он путник, может ходить, где пожелает. А теперь еще и кормитель — навьиных детей напоил своей кровью.
Верс скрипнул зубами. Брат опять натворил бед.
— А мой отец?
— Он близко подошел к кромке, но не перешагнул, — мертвец опустил голову. — Про всех я тебе отвечать не буду. Нельзя так, хоть ты и воин Зова.
— Мне больше и не про кого спрашивать, — Верс лишь теперь заметил, что на его пальцах продолжали свою бесшабашную пляску язычки огня. Встряхнул рукой, словно хотел сбросить с себя живой огонь.
— А хочешь… про тебя скажу, — вдруг усмехнулся мертвец и в бездонных глазах вдруг заполоскалась черная дымка, — когда тебе придет пора подойти к кромке?
— Незачем, — Верс припомнил слабость и отчаяние, что накатило на него здесь щепку назад. — Когда придет срок, тогда и перейду в навь. Что тебе для ритуала надобно? Огонь и моя кровь? Возьми сколько потребуется, а зла не держи.
Мертвец попытался коснуться Верса, но только обжегся — жар исходит от человека такой, что проще в раскаленную печь сунуться. Он даже другого человека потрогал — ничего, горячий, но терпимо.
— Давай сам, — мертвец поклонился Версу, а затем обернулся к ординарцу. — Я тебе помогу, когда позовешь, но только один раз. Обещание еще держит, так что я приду.
Верс прищурился и окинул взглядом выходца нави. Теперь он знал, что даже рукой направлять огонь лишнее. Он сам был огнем, огонь жил в нем, и рвался прочь, видя такую близкую и доступную жертву. И если раньше приходилось напрягаться, чтобы сделать что-то с этой огненной силой, то после той ночи, как он сжег тело наемника, стало труднее сдерживаться, чтоб не спалить все вокруг.
Мертвец, словно в погребальное полотно, закутался в огонь. Столб пламени вырос мгновенно в рост человека. Герен передернулся: слушать гудение огня, видеть человеческую фигуру в безумной пляске огненных языков и спокойную улыбку на лице мертвого наемника — было жутко. Огонь полыхнул последний раз, растворяя в своем жарком нутре выходца нави и опал, исчез, как его и не было. Даже пепла гости не осталось.
— Верс, — Герен молчал долго, собираясь с силами. В конце концов полковник велел ему найти сына и помочь выжить, так что этот приказ он точно выполнит, а вот все остальное… — если хочешь, можешь уйти. Я все сделаю сам…