Лисса, привыкшая к постоянному контролю и сдержанности, сама не ожидала от себя такой яркой, звенящей, ярости. Андрей опешил, машинально сделал несколько глотков, протянул бутылку девушке. Лисса выпила, жадно и быстро. Словно хотела крепостью ликера притушить разгоравшийся в душе пожар.
— Спасибо тебе, — очень тихо произнес Андрей. Теперь он бы скорее сам сдохнул, чем позволил кому бы то ни было обидеть эту сумасбродную писательницу.
— Хочешь, я о них книгу напишу? О настоящей любви? О твоих папе с мамой? Чтобы все читали. Нет, я не в том смысле… не для дешевой популярности. А потому что у них были искренние чувства, — от возбуждения Лисса даже привстала, но тут же шлепнулась обратно на тахту.
— Напиши, — усмехнулся Андрей. – Читатели тебе все равно не поверят. Они ведь знают тебя как великую фантазерку. А сволочи из инстанций сверят дела и будут искать тебя втройне настойчивей и тщательнее.
— Откуда… — у Лиссы внезапно пропал голос, язык тут же перестал заплетаться, в висках противно зашумело, а сердце тревожно затрепыхалось где-то в районе горла.
— Оттуда… — раздраженно, что так по-глупому проговорился, буркнул Андрей. И, коль помирать так уж с музыкой, выложил всю подноготную: — Это я делал все твои странички под разными никами и кодами. Это я тебе фабриковал чипы. По просьбе твоего дяди. Он их передавал Алексу, а тот уже подсовывал тебе. От тебя все скрывали, не потому что не доверяли, просто… если бы тебя вдруг схапали – головы полетели бы у всех. А Юлий за меня беспокоился, я ему как сын был. И за Алекса переживал, а за тебя, дуреху, вообще поседел.
— Можно подумать, если бы зацапали кого-нибудь из вас, то остальные остались бы целы и невредимы, — Лисса прижала ладонь к груди, но внезапно вспыхнувшая боль утихать не спешила.
— Во-первых, разыскивают автора то есть авторшу. Ведь спецы уверены, что это она все мутит. А во-вторых, у каждого из нас на всякий случай есть запасной выход, — и, видя недоумение в глазах девушки, закончил: — подохнуть до того, как развяжется язык.
— А меня, значит, пускай допрашивают, — голос предательски дрогнул: впечатления от экскурсионного посещения лаборатории взысканий оказались настолько сильными, что даже через одиннадцать лет оборачивались ночными кошмарами.
— До такого, пожалуй, не дошло бы, — Андрей старательно встряхнул бутылку, определяя, сколько там еще осталось. – Сначала бы на детекторе проверили. Ну сдала бы ты своих виртуальных помощников. И все – больше ведь ничего не знаешь. Не знала до сегодняшнего вечера. Кстати, я – Герен, и тоже с тобой много болтал в виртуале. Прости, Юлий, что я тебя подвел, — патетически воскликнул технолог и втянул последние капли ликера.
Лисса ядрено выругалась: очередное предательство, в котором ей отвели малосимпатичную роль жертвенного кролика. Протрезвевший от шокирующих новостей организм жалобно взывал о помощи. Но девушке хотелось напиться до бессознательности, чтобы сегодня больше ни о чем не беспокоиться. Андрей, похоже, испытывал аналогичные страдания.
— Будем еще пить? – и, получив утвердительный ответ, Андрей раскололся: — В кухне во втором шкафчике стоит такой пузатый бочонок.
— И что? В него какое-то моющее средство засыпано.
— Да нет, там Юлий вино складировал. Хочешь, проверю?
Проверять пошли вдвоем, натыкаясь на внезапно выскакивающие углы, поминутно сшибаясь друг с другом и с несговорчивыми стенами. Двадцатилитровый бочонок из шкафчика Андрей вытащил только с пятой попытки. Порошок был зернистым, разноцветным и красиво разлетался при подбрасывании. Нащупать емкости с вином не получилось, и Андрей сгоряча пинком опрокинул тару. Бочонок упал, покатился, закрутился, засыпав весь пол равномерным порошкообразным ковром. Полулитровых фляжек из черного стеклопластика оказалось шесть. Благо они тихарились где-то в районе дна, и ухитрились никуда не выкатиться, и, самое важное, не разбиться. Поминки превратились в разнузданную пьянку.
Лисса и Андрей спиртное в таких количествах поглощали впервые. И добавка в виде двух фляжек вина, двадцатиградусной крепости, подействовала на молодых людей подобно силовой волне – сбила с ног и оглушила. Вообще-то для закаленного алкоголем организма такая доза скорее грозит участившимися визитами в комнатку уединения, чем абсолютным нокаутом. Но за два века сухого закона гены, отвечающие за переработку алкоголя, за ненадобностью почти атрофировались.
Клубов и развлекательных центров, где можно было бы продолжить гулянку, на территории Федерации не существовало. Последнее нелегальное учреждение формата «бар-клуб-казино» закрылось сто пятьдесят четыре года назад. Магазинчиков и ларьков, куда порывались сбегать а поддачей более ретивые предки, тоже давненько не водилось. А в мегамаркетах из продаваемых напитков самым крепким считался кефир с крепостью в ноль целых шесть десятых градуса.
Выпитое вино, очевидно, скорешилось с ликером, и уже совместно они стали толкать ребят на подвиги. Лисса периодически принималась танцевать, сбивчиво напевая под нос какой-то мотивчик. Андрей показывал кому-то боевые приемы. Кого и чему он обучал, Ветров впоследствии так и не вспомнил. Зато наутро у него самого свежими синяками и ссадинами было расписано почти все лицо. В какой-то момент на Лиссу снизошло ораторское озарение и она толкала жутко длинную патриотическую речь, при этом фривольно жестикулируя подвернувшимся под руку лифчиком. Последнее, что поддавалось смутному воспоминанию, был какой-то сврхсложный и опасный лабиринт, из которого они никак не могли найти выход. А какое-то расплывчатое чудовище порывалось их если не проглотить, то хотя бы понадкусывать.
Очнувшись, Андрей раскаялся в своей строптивости – лучше бы уступил тому глючному монстру. Пускай бы сожрал: в желудке гребаной твари ему было бы раз в десять комфортнее, чем в мокрой и порванной одежде на надувной тахте в обнимку с полуголой соседкой и жутко липкими развалинами «вкусного города». В голове громыхало и звенело, перед глазами разнузданно плясали звездочки. А окружающая комната кружилась со скоростью центрифуги, вызывая мерзкую тошноту. Спальное место тоже как-то неритмично покачивалось. Тело ощущалось как большая ватная и абсолютно нетранспортабельная субстанция. Андрей на пробу подвигал пальцами – и понял, что до этого действия его самочувствие было еще вполне терпимым. Ветров с превеликим удовольствием лежал бы дальше, печально и неподвижно, но испытание жаждой оказалось сильнее человеческой выносливости. Внутренности полыхали огнем, во рту все не просто пересохло, а иссушилось до основания. Даже, казалось, язык распух до невообразимых размеров.
Медленно, по миллиметру, сползти с низкой тахты – стало равносильно подвигу, за который полагалось выдавать золотой чип. Чуток передохнув, Андрей начал перемещаться в сторону кухни. С закрытыми глазами двигаться было проще – можно было не отвлекаться на хоровод мельтешащих перед глазами пятен, да и организм вроде как болтало меньше. Зато все имеющиеся в доме предметы (Андрей и не предполагал, что их тут так много) словно нарочно выскакивали под ноги, валились на голову и толкали в бока. Четырнадцать метров, что отделяли холл-гостиную от вожделенной кухни, показались Андрею длиннее двухнедельного экстремального похода на выносливость, и потребовали намного больше усилий.
Если творящееся в холле безобразие можно было тактично охарактеризовать как «бардак бесконечный», то на кухне свершилось настоящее светопреставление. Невесть откуда нагрянувший катаклизм (с трудом поддающийся классификации) перемешал на полу содержимое всех шкафчиков, а сами ящики и шуфляды повыдирал и основательно выпотрошил. Вода была только в кране, к которому Андрей намертво присосался. Сначала напился, потом с наслаждением умылся. И снова принялся хлебать холодную и живительную водичку. Затем вообще сунул под ледяную струю голову.
Водные процедуры, несмотря на примитивность исполнения, оказались весьма целебными — до душевой Андрей добрался уже на двух ногах, почти не заваливаясь и не опираясь на стенку. Разделся, пару минут постоял, разглядывая свою одежду и гадая, что же такого они вчера с Лиссой делали, что новые байка-майка-джинсы преобразовались в кучу негодного тряпья. На трезвую голову Андрей не стал бы так издеваться над собой, но сейчас он планомерно чередовал кипяточный душ с обжигающе студеным. Терпел, скрипел зубами, досчитывал до сорока, и резко до упора переключал бегунок на сенсорной панели. После пятнадцатого повтора Андрей убедился, что дальше улучшать самочувствие уже некуда.
Напоследок он еще стоически потоптался под освежающем потоком полторы минуты, и, донельзя бодрый и озябший, вылез из кабинки. Сунулся во встроенный шкаф за расфасованными полотенцами, и матюгнулся. При Юлии нижняя корзинка всегда была наполнена разноцветными шариками, которые распаковывались в большие и приятные на ощупь «рушники и утиральники» — так их называл Морской. Сейчас внизу не было ни корзинки, ни полотенец. И Андрею не оставалось ничего другого, как повторить вчерашний демонстративный выход Алисы из душевой, надеясь, что девушка еще валяется в гостиной.