Для чего такому жена –
Он играет шелковой плетью;
Где-то всадник, привстав в стременах,
Летит в погоне за смертью.
Ой, да на что?! На что сдалась я ему?
Словно нож, он остёр и резок;
Вышивают небесную тьму
Пальцы тонких ветреных лезвий…
(Мельница. Текст песни «Ветер»)
Пока ехали днём — было очень весело и интересно. Альк меньше глумился над Рыскиными манерами, невежеством и происхождением, больше не называл её «глупой весчанской девкой».
Как выяснилось, он мог быть прекрасным и многословным собеседником, завораживая, как манерой рассказа, так и своим удивительным волшебным голосом. Белокосый поведал ей много разных моментов из истории Саврии, упоминал различные курьёзы времён обучения в пристани, а ещё успел научить девушку десятку простых и жизненно важных фраз на саврянском, чтобы она могла общаться в кормильне или поздороваться с его родителями.
Но, как только приблизился вечер, окрасив небо всеми оттенками охры, непринуждённость беседы куда-то девалась. Рыска несколько раз поймала себя на том, что хочет обратиться к Жару, будто он едет сзади; его ехидных фраз и ценных советов всё-таки не хватало. А остановившись на привал, Рыска поняла ещё и то, что отправиться невинной девушке брачного возраста с одиноким, да к тому же симпатичным, мужчиной, было совсем не прилично!
Крепенькие рябые коровы не относились к своей почётной должности путешественниц с восторгом, и очень быстро вымотались, к вечеру еле переставляя копыта. Привал «компания» организовала на берегу еле заметной речушки. Если бы друзей было трое, то Рыска бы готовила, Жар ходил за водой, занимался костром, а Альк принёс бы лапника, или… Взвалил бы эту не пыльную работу на вора и сам бы «радовал» всех своими вескими комментариями, или с мечами разминался… Готовить что-либо, не зная пикантных традиций саврянского народа, Рыска ему точно не разрешила бы. А теперь, когда их было только двое, девушка пыталась сделать всю работу сама: хваталась то за одно, то за другое — и всё валилось из рук.
Мысли были о том, что им предстоит провести ночь вдвоём, вдали от всех на свете… Это пугало даже не просто самим фактом — заснули же они в обнимку в пещере, и вообще, не раз были наедине. Но что-то неуловимо изменилось: после того, как Рыска чуть не потеряла Алька во время сражения, ей постоянно хотелось его коснуться. Она поверить не могла, что он рядом, что всё обошлось. Где-то в груди было такое сладкое томление, которое часто сменялось какой-то дикой бешеной тягой, как из печной трубы — её прямо подмывало подойти к нему и обнять или взять за руку… Это было так необычно и запретно… Даже стыдно. Будто голышом через всю веску пробежать!
Когда Альк смотрел на неё, Рыска чувствовала себя человеком, подставившим голову под порывистый ветер — воздуха много, а вдохнуть никак. «Зато гуся он сейчас точно не найдет!» — подумала девушка, нервно захихикав, и сама себя устыдилась. Чтобы отвлечься, Рыска, не особо торопясь, пошла с котелком за водой.
Речка была студёная, подпитываемая множеством подземных ключей. Вода казалась чёрным, чуть волнистым зеркалом, отражая гостью в свете полной луны. Растрёпанные косицы; зелёно-коричневый синяк на пол-лица, уже проходящий, но всё такой же неприглядный; потная мятая рубашка; пыль тонким слоем на лице и руках и красные глаза… Это было бы терпимо — во время путешествия редко удаётся выглядеть хорошо, — но почему-то именно сейчас Рыске хотелось быть самой-самой красивой… Она бухнула котелком в своё отражение, наполняя его водой, потом злыми, резкими движениями умылась. И вернулась к стоянке.
Альк принёс лапника для сна, соорудив один большой лежак, не спросив её согласия, и, не особо переживая о неприличности. «Да у него даже мыслей нет о том, что я привлекательная девушка! — с грустью подумала Рыска. — Я сама себе напридумывала, теперь смотреть на него стыдно».
На расстеленном «столе» красовался хлеб, сыр, луковые перья, тонко и аккуратно порезанная ветчина. Саврянин сидел у разведенного костра, (когда только успел?). В его руках было несколько прутиков, с грустного вида, сине-голубыми грибами. Крыс сидел рядом и уплетал свой вкусный кусочек.
— Гдже хлеп, там ще зэмбы знайдо, — встретил её саврянской фразой мужчина, поглядывая на мохнатого.
— Что-что?
— Где хлеб, там и зубы найдутся, говорю! Пословица. На бутерброд, пока каша будет вариться — перекусим.
Видя, что цветом Рыска перестала отличаться от маков, Альк сам немного смутился, засунул себе в рот сразу половину готового бутерброда и буркнул:
— Ну и жаш шошещь. Эшо к швоему шведению не щитаетща.
— Еще одна пословица?
— Как хочешь, говорю. Это, к твоему сведению, не считается. — Ухмыльнулся ехидно и даже немного похабно саврянин. Рыска обиделась, хотя не могла понять, на что именно. Получалось, что опять она сама подумала о постыдном, а ещё, будто очень напрашивалась… Хитрый зверь — риторика! Альку палец в рот не клади — простой фразой всё желание разговаривать отбил…
Кашу варили в молчании. В конце концов, чтобы хоть как-то «развлечь честную компанию», Альк взял в руки гитару. Рыска притихла, внимательно и усердно изучая порхание его пальцев по ладам, и, будто совсем небрежные, но быстрые переборы и защипы струн… Ей так никогда не научиться! Но намного приятнее сидеть рядом с красивым, притягательным мужчиной и слушать, чем мозолить пальцы самой. Хотя… Ведь повод же пообщаться.
Тут саврянин проникновенно и негромко запел, будто заползая каждым словом в самую глубину её души, словно рассказывая своё самое тайное и сокровенное:
Ветер, шепни ей о том, что люблю,
Трава, поцелуй её ноги,
Ведь я был слишком горд,
Чтобы просто обнять и опять
Не добавить тревоги…
Когда она тихо вошла в мою жизнь,
Когда напоила водой,
Я долго представить не мог и понять,
Что она стала моею судьбой.
Что вдруг теплотою в своём очаге
Зажгла в моём сердце любовь.
Подарила мне смысл, не оставив в беде,
Не боялась моих колких слов.
Ты меня забрала у злодейки-судьбы,
Спасла!.. Хоть другим не понять…
Так, неужто, теперь ты оставишь меня,
Не дав тебя просто обнять?
Когда я стремился окончить свой путь,
Когда шёл по кромке дорог,
Когда меня грыз изнутри серый зверь,
И смерть звала через порог…
Только ты помогала, забыв о себе,
Только ты не пыталась пленить.
И теперь я за то благодарен судьбе,
Что тебя могу просто… Любить…
Песня закончилась неожиданно, последняя струна ещё издавала тонкий и угасающий звук, не озарившийся новым перебором. Мужчина, неестественно выпрямившись, будто меч проглотив, застыл с немым вопросом в жёлто-зелёных глазах.
Такой прекрасный: волосы заплетены в две небрежные, но удивительные косички; бледная кожа светится под луной, словно жемчужная; гитара в руках отражает пламя костра, а взгляд… Таким взглядом можно охмурить толпы поклонниц…
Рыска залюбовалась, чуть-чуть упустив из внимания смысл песни… А когда сообразила, то чуть не ахнула от изумления! Таких песен-признаний саврянин ещё не пел. Было так волнительно, в груди приятно и тоскливо заныло: ну почему она просто сидит и глядит, а не обнимает его — самого желанного и притягательного мужчину в своей жизни? Сердце пропустило удар, потом забилось с удвоенной силой. Но Рыска вдруг вспомнила: «Все девки — одинаковые», и приманивать их гитарой очень легко и скучно. Девушка опустила глаза, не ответив на откровенный взгляд саврянина.
— А кто придумал эту песню? Опять тот философ на полях начеркал? — Спросила девушка, как можно более спокойным голоском.
— Нет. Это я написал. Как и «Закатное солнце», — в голосе Алька тоже засквозила обида. Почти неприкрытая злость — то ли на себя, то ли на неблагодарную слушательницу.
Мда, если он хотел избежать серьёзного и открытого разговора одной песней — у него не получилось. Но, что если ей такой, наполовину сумасшедший и абсолютно не домашний, мужчина просто не нужен?! «Что ж, тогда я просто отдам ей деньги и провожу в обратный путь!», — решил саврянин.
— А песню, что пел царевне, тоже сам написал? — поинтересовалась Рыска, хоть как-то пытаясь сгладить момент.
— Тоже, — буркнул Альк и чуть ссутулился.
Спать легли молча и отвернувшись. Хотя касаться друг друга спиной было очень тепло и уютно — будто дома у родной печки, будто кот-мурлыка ткнулся в бок, будто обнимает кто-то родной и близкий, как дедушка в далёком детстве.
Рыска хотела что-нибудь сказать Альку перед сном, но у неё не хватило смелости. «Что говорить? Если он ко мне неравнодушен, то мог сам начать разговор и предложить замуж, а если «понимай, как хочешь» или «любовь на одну ночь для благородного господина», то такого мне и не следовало понимать! Какая любовь с таким синяком на лице?! Что я себе напридумывала? Он просто чувствует себя обязанным мне за спасённую жизнь, потому и хочет заплатить…» — вот о чём думала Рыска, да так и заснула.
***
Крысы, чудом избежавшие смерти,
плохо спят: дергают во сне лапками,
издают жалобные звуки и просыпаются от кошмаров.
(Трактат о тварях земных, водных и небесных)
Далеко за полночь, когда рассвет уже наметил то место, откуда через пару лучин всплывёт солнце, Альк проснулся в холодном поту от дикого вскрика рядом с собой. Рыска кричала во сне. После щепки сонного полуосознания, саврянин сам схватил её за плечи и приподнял.
Ей снился очередной кошмар. Волны и мёртвые люди вперемешку, а она пытается и пытается выплыть, и не может кого-то найти. И даже не может вспомнить, кого такого родного и нужного она потеряла…
Встряхнутая девушка вздрогнула в его руках и открыла глаза. Не всем же, как в героических книгах, совершать подвиги, а потом жить спокойно и счастливо до глубокой старости… Кошмары в книгах обычно опускаются. Как и седина… В его руках была абсолютно седая, белая как снег, (словно саврянка), его и не его, но очень любимая, Рыска.