В зале шла оживленная беседа, сотрясающая гулким эхом каменные стены. Гвинелан поежилась, услышав властный и громкий голос – дядя был не в лучшем расположении духа.
– Эта провинция всегда была за нами, какое право Шелерт имел на нее?! Не знаю я ни о какой карте семилетней войны. Эти земли никогда не были спорными или приграничными. До границы три сотни миль!
– Он занял его владения, а соседние феодалы послали за помощью. Талорн захвачен, либо он подпишет вассальную, либо голова с плеч.
– Если б только голова, — вздохнул дядя, – Паскаля пытали на площади и рубили палец за пальцем, а потом обе ноги… Когда он запросил пощады, подписывать бумаги было уже нечем, Шелерт рассмеялся и приказал повесить. Феодалы – смелые ребята, пока за своими стенами… Но период затишья кончился, и они беспокоятся.
– Мягко сказано. Многие готовы перебежать и просто смотрят, кто сильнее, чтобы перейти, заплатить вассальные и сохранить свой курятник целым, и все части тела – при себе.
Гвинелан долго не могла понять по голосу, кто был невидимым дядюшкиным собеседником. Стражники, стоявшие с пленницей, не решались зайти, ожидая конца разговора, но вошедший начальник охраны очень хотел скорее сдать свою крупную рыбку родственнику. Стражник два раза громко ударил тяжелым кулаком в деревянную массивную дверь и открыл, не дожидаясь ответа.
– Гвен! – дядя был очень зол, об этом говорили его сдвинутые черно-седые брови, – Ты в своем уме?! Ночью! Накануне свадьбы! Ты хочешь к позорному столбу? – Дядя повернул голову к начальнику стражи, – Где ее нашли?
– У Вернина. – Был краткий ответ.
– И что? – правитель сверлил глазами, ожидая подробностей.
– Все сожжено, гадатель на костре, свидетелей нет. – Гвинелан ощутила пропасть, распахивающуюся под ее ногами, настолько не укладывалось в голове, услышанное.
– А что служанка?
– Служанку приставим новую.
– Кхе, – дядя ухмыльнулся уголком губ и повернулся к племяннице. – Ты видишь, чего стоила людям твоя блажь? Зная свою судьбу наперед, Вернин бы тебя не пустил на порог. Иди. Иди и помни, что твоих родителей нет по их собственной глупости, а меня ты обязана слушаться беспрекословно!
Девушка поглядела на второго собеседника, наблюдавшего семейный скандал – это был ее кузен, старший из дядиных сыновей. Его демонический взгляд черно-карих глаз не выражал никаких эмоций. Девушке стало нестерпимо стыдно и обидно, горе поднялось нестерпимым комом к самому горлу. Но особы столь высокого положения не имеют права показывать своих эмоций.
– Мне можно идти? – спросила Гвинелан, и, не дожидаясь ответа, поспешила к дверям. Гадателя и служанку было настолько жаль, что наворачивались слезы.
Дверь в ее покои, мятая подушка и горячая влага… ощущение запертой птицы. Но скоро она улетит отсюда и будет свободной! «Вернин говорил, что я буду счастлива замужем. Нельзя убивать ни в чем неповинных людей за то, что хотели помочь! Вот уж я точно так делать не буду», – мысли в голове сменялись одна другой. Гвинелан представляла, каким будет ее будущий супруг, и что она скажет ему при встрече. Воображение рисовало рыцаря в блестящих доспехах, с белым пером на шлеме, который придет на помощь, как ангел небесный, возможно, защитит ее от внезапных разбойников, а потом посадит на лошадь впереди себя и увезет в свой белый замок.
Дверь открылась, вошел Дивейн и плотно закрыл ее, подперев тяжелым дубовым столом.
– Гвен, красавица моя! – руки подняли девушку, как безвольный мешок, и поставили на пол. – Испугалась? Ничего не бойся. Я с тобой.
Гвинелан вспомнила, как в юности бегала за этим мальчишкой, бывшим на полгода ее старше. Черные волнистые волосы, собранные в тугой хвост кожаным шнурком, прямая спина, широкие плечи и наглый взгляд. Дивейн, заметив симпатию сестренки, не раз говорил ей о том, что они поженятся и сбегут. Прошло лет семь, и вся эта глупость была успешно забыта, но сейчас, увидев кузена, спустя такой большой срок, Гвинелан действительно испугалась.
– Женишка тебе дядька подобрал, не то слово! – мужчина стащил с шеи платок и стал расстегивать пуговицы черного, расшитого серебром камзола, игнорируя испуганный взгляд сестры. – Не бойся, все будет, как мы хотели. – Горячие жадные губы мазнули по виску, догоняя убегающее девичье лицо. – Ну, чего ты боишься, глупенькая? Лизард – доходяга совсем, у него то припадки, то кровавый кашель, он не станет тебе мужем. Мы ему подольем в вино чего-нибудь, проснешься вдовой, а лучше, чтобы спустя время животик стал округляться. Тогда бароны не полезут делить владения.
– В смысле больной? Говорили же, что он добрый и весьма красивый? – у Гвинелан в голове не укладывалось. – А как же предсказание?
– А! Эта бумажка? Я отобрал ее у стражников. Гвен, отец не отпустит тебя. Лизарда прикопают по-тихому, а старый хрыч хочет прибрать к рукам его земли. Ты всего лишь разменная монета. Но… с тобой буду я, моя красавица, и вместе мы прижмем старика, вот поверь!
Гвинелан отстранилась, полученную информацию надо было осмыслить.
– Ты предлагаешь заговор? Но, ведь это же твой отец!
– Он мог бы и подвинуть свой зад, уступив мне место на золоченом стуле. – Сплюнул на пол Дивейн. – Говорят, что он хочет Асгара посадить туда. Мальчик в свои четырнадцать хитер и льстив, как южная кошка! Я завтра отвезу его на охоту, он так с ума сходит по ней! Знаешь, не всегда стрелы попадают в указанную цель, он не вернется.
– Дивейн, ты изменился. И сильно. – Девушка отчаянно сражалась за шнуровку своего платья. – Это все неправильно.
– Гвен, ты же сама так хотела, – его руки дотянулись до шнуровки и рванули корсет. Вид упругой девичьей груди под полупрозрачной расшитой сорочкой заставил егоухмыльнуться. – Милая, ты же сама хочешь!
Гвинелан чувствовала страшную дрожь и скованность во всем теле, чего ей сейчас хотелось больше всего, так это остаться в комнате одной и не чувствовать больше этой животной опасности себе и своей чести.
– Нет, не трогай меня! Не трогай, слышишь?! – Дивейн дернул юбку, оставляя девушку в объятиях тонкой полупрозрачной ткани.
– Подумай, от чего ты отказываешься! – мужчина попытался жестким властным жестом прижать к себе женское бедро, поглаживая и оставляя синяки своим нажимом.
– Нет! Я сказала, нет! Я тебе не верю. У меня послезавтра свадьба, и детские мечты мы с тобой оставим в детстве. Я не хочу этого, и, тем более, так!
Девушка забилась в угол и достала свой кинжал.
– Ты меня решила пугать вот этим? – мужчина ухмыльнулся, совсем, как давеча его старый отец, – Ты будешь моя! Хотя… – Дивейн еще раз окинул взглядом с головы до пяток свою избранницу и сказал:
– Ну, что ж, ты сама так решила!
Гвинелан уткнулась разгоряченным и мокрым лицом прямо в подушку. Дверь за Дивейном медленно закрывалась.