— Э-э… — напомнил о себе блондинистый Павлин, — Может, лучше Улитка?
— Что?
Блондин старательно улыбнулся:
— Ну… Равлик-Павлик… Улитка.
— Не пойдет, — отрезала я, хотя перед глазами так и встал приставучий блондин с домиком на спине и глазками на ниточках. — У вас домика нет!
Не люблю, когда меня считают дурой, но сегодня это самое то. Чтоб отвязался от меня, наконец!
— Но у меня и хвоста нет… из перьев, — довольно жалобно проговорил не желающий зваться павлином приставала. И даже рубашку приподнял — показывать. Я чуть не хихикнула… А он не такой уж и павлин.
Нет, парень, вообще-то, может и не виноват ни в чем. Ему заплатили, он и отрабатывает. Старается…
Но терпение у меня не железное, всех этих папиных жиголо выслушивать! Что значит — почему жиголо? Потому…
Тут даже манекен поймет, хоть у него голова пластиковая. Охранницы (папа целых шесть приставил, дежурят по сменам) всех от меня отфутболивают, а этих подпускают сразу, вывод? Папа мне этих мужчинок и подсовывает. Сначала — раскрасавцев (хоть сейчас же в журнал!), потом качков с мозгами кфыты… теперь вот являются красавцы-блондины с отлично подвешенным языком. Папа ясно сказал, что про Рика мне лучше забыть — ну, раз мне туда больше не попасть… вот и отвлекает. И откуда он их берет — столько! Папе, конечно, за отвлечение спасибо, только если я еще хоть три таких «бала» высижу, мне точно пригодятся те таблетки «от стресса», которые мама постоянно подсовывает… Мол, деточка, бедненькая, такое перенести, ах, милая, тебя не узнать… Это когда я прислугу пожалела в три часа ночи будить, чтоб сок свежевыжатый сделать. А что? Прислуга — тоже люди. И тоже днем устают. А я вполне могу соковыжималку сама включить. Так ведь?
А мама на следующий день врача позвала…
Павлик-павлин еще чего-то бормотал, и даже за руку снова взял… я не слушала — думала. Как же все изменилось. Вроде я дома… дома, а радости от этого?
На яхте покататься? В Монте-Карло деньги побросать? Склеить красавца с мускулами? Или считать свои цацки с бриллиантами? Папы дома нет, у папы банковский кризис. А мама… с мамой не поделишься. Да и с моими «подружками» тоже.
С ума сойти. Мне что, теперь все время жить так?
Днем шмотки-процедуры-диеты, а вечером приемы-тусовки-жиголо-болтовня-ни-о-чем? А если что не так, то по мою душу опять заявится дядечка-психолог?
Я так не могу…
— Вам плохо? — голос моей охранницы (надо ж было назвать этот ходячий шкаф Любовью, а?) был негромким, хотя при желании она б запросто перекрыла бы вопль раненого дракона… и деловым, как у всех секьюрити.
— Что?
— Вам плохо? — повторила Люба. — Может быть, вы хотите покинуть это место?
Павлин тоже забеспокоился:
— Дорогая, вы устали?
Заботливый… интересно, сколько ему папа отвалил? И сколько б еще обломилось, если б он таки заморочил мне голову? Спросить, что ли? Так ведь не скажет.
— Устала. Люба, Иванна, домой. Пока, Павел.
Я так устала…
— Люба, Иванна… поезжайте во второй машине, а? Я хочу побыть одна.
Охранницы переглянулись:
— Мы…
— Простите, Александра Игоревна, мы не имеем права.
— Папа не узнает!
— Мы не имеем права.
Как с роботом говоришь… Папа нарочно мне в охрану не мужиков понабрал, с ними-то я общий язык находила, а женщин. И таких… надрессированных, причем все явно за тридцать и внешностью — не то коммандос, не то завуч в школе. В смысле спорить без толку.
— Да не похитит меня никто. Выдумки все это…
Молчат. Но не согласны, видно.
— Ну хотите, я папе скажу вам зарплату повысить?
— Что случилось-то? — вдруг вполне по-человечески спросила та, которая Люба.
— Ничего…Просто я хочу побыть одна. Без камер и всего такого. Хоть поплакать спокойно!
Мои секьюрити опять переглянулись.
— Езжай-ка ты, Люба, с парнями, — вдруг сказала та, что повыше — Иванна. — А я на переднее сиденье сяду, Александра Игоревна. Перегородку поднимете, затемнитесь и… отдыхайте спокойно.
Розы пахли замечательно. Темно-вишневые, бархатные… Смотрела б и смотрела. Только записка портила дело. «Прекраснейшей от сраженного вашей несравненной красотой Павла» Вот настырный. Я скомкала записку и отфутболила в угол беседки — к целой груде глянцевых журналов. Мура к муре, все справедливо.
Тихо прошуршал песок. Охранница.
— Александра Игоревна, какая форма одежды сегодня?
— Что?
— Куда вы едете вечером? В клуб, на прием к Ваниным или на презентацию «Данс-вамп»? Что надевать?
Какая разница? Как ни рядись моя охрана в модные тряпочки, лиц не спрячешь — они как физиономия Терминатора. Охрана…
— Так что надевать?
А, была не была! Имею я право руки размять?
— Вечернее. И идите сюда. Будем глаза рисовать.
Через полчаса моя охранница удивленно смотрела в зеркало, в упор себя не узнавая. То-то вот! Макияж — это сила!
— Это я?
— А то! Теперь подбери себе что-нить из вон той кучки блестяшек, а я Иванной займусь.
Когда в охране женщины, это, оказывается, очень удобно!
И непорядок в одежде-косметике подметят, и новостями поделятся, и вообще. И очередному жиголо намекнут, что пора лыжи смазывать, пока не прилетело чего не надо. И вообще — классные оказались девочки. Ольга, та, что с косой, каскадерша бывшая. Про съемки кино интересно рассказывает. Анна когда-то в Афгане воевала. У нее, кстати, ребенок есть, как и у Татьяны-первой, девочка. А у Татьяны-второй, бывшей учительницы, мальчик. Иванна и Люба тоже из военных. Причем вроде как в спецназе были. Я и не знала, что туда женщин берут…
Словом, мы вроде неплохо начали ладить. И даже по вечеринкам таскаться стали раза в три меньше. Иванна и Ольга потихоньку стали мне показывать приемы самообороны — так, совсем немножко, чтоб развеяться. И про Рика я им рассказала. Не все, конечно — они только знали, что это парень, за которого мне папа выйти не разрешает… Но хоть посочувствовали.
И они ж мне подсказали, чем заняться, чтоб не маяться с тоски.
Благотворительностью.
Этот детдом был небольшой.
Старенький — штукатурка прямо на глазах осыпалась. И коврики (где они были) — старенькие, вытертые до проплешин.
И пахло… никогда раньше мне такой запах не попадался. Краска, лук и молочный суп — если все вместе смешать и прокипятить. Гааадость.
И детки здесь были совсем непохожи ни на малышей в Южном племени, ни на бойкую малявку из чумного поселка с ее неуемным любопытством! Тихие были детки. Слишком тихие… глазками блеснут застенчиво, как мои панды когда-то, посопят — и молчок. Хоть конфеты им приноси, хоть ананасы.
А вот директор детдома, наоборот, был слишком даже шустрый и бойкий. Кажется, что у него не один язык, а три — столько болтовни из него вылетало.
— Госпожа Морозова, как я… рад, очень рад… Звезда столицы — и в наш скромный дом! Наслышаны о вашем похищении и о вашем счастливом возвращении, да-да… Я счастлив… Показать дом? Да, конечно, хоть мы… хихик, простите, не совсем готовы к такому визиту… прошу сначала в мой кабинет…
А суетится-то как, суетится… ручками толстенькими машет, ножками перебирает — ну прям не человек, а модель «мое-рыльце-в-пушку-по-самые-брови».
Хомяк прыгучий…
А дела в детдоме не очень. Есть еда, но из фруктов, к примеру, дети ели только яблоки и бананы, ананас видали только на картинках, а страшно полезный киви приняли за картошку.
Одежда тоже есть, но что про нее можно было сказать хорошего — это что чистая.
Есть мебель… скрипучая, как бормашина. Только у директора в кабинете новенький стол и кресла.
Есть игрушки… но их все равно что нет. Куклу с одним глазом и железный трактор без колес я б продала в Голливуд, на съемки детского ужастика. А что, купили бы…
Телевизор — один-единственный, причем даже без пульта!
Словом, мне было чем заняться.
За месяц мы перевернули этот детдом сверху донизу.
Новые кровати, новая столовая, договор с местным супермаркетом, чтоб оттуда все продукты поступали первой свежести и со скидкой.
А главное, одна из охранниц, Татьяна-первая, подсказала адресок одной мастерской по пошиву одежды, и мы два дня проторчали на текстильной фабрике, отбирая нужные ткани, а потом еще столько же дней, подбирая-рассматривая-одобряя-критикуя фасончики детской одежды.
Воспитательниц стало больше – мы уменьшили группы, и смотреть, как щебечут с малышней симпатичные девушки (Татьяна-учительница сама их подбирала по всем педучилишам) было приятно.
Словом, налаживалась там жизнь, налаживалась..
— Александра Игоревна…
— О, Люба, ты вовремя. Нам надо разобраться с этой новой кредиткой. Можно потратить на ремонт, а можно — поездку детей на месяц к морю. Как думаешь?
Охранница выглядела непривычно смущенной.
— Александра Игоревна…
— Что такое? Садись. Смотри, вот здесь реклама пансионата «Бриз», здесь нормальные цены… И ваши детишки заодно съездят еще раз. Им и тут понравится.
— Да… конечно…
— Только хомяк этот, директор, мне не нравится. А что случилось?
— Мы с девочками вчера говорили… — опустила глаза Люба. — И решили, что вам надо кое-что знать. Вы только не сердитесь.
— Вы же не уволиться решили, нет?
— Нет. Просто… Вот.
Она кладет на стол небольшую трубочку. Стеклянную… в такую обычно таблетки кладут. Там и есть таблетки…
— Что это?
— Такая есть у каждой из нас. Легкий транквилизатор… выдали при поступлении на эту работу.
Ничего не понимаю.
— Папа хотел спокойных охранников?
— Нет… Это для вас. Нам говорили… словом, если вы ничего не принимали дома, то дежурная пара должна была добавить дозу в ваш стакан или тарелку…
Что? Что?!
— Зачем?!
— Нам сказали, вы нездоровы…что вам нужны лекарства, а вы не хотите…не хотите их принимать. Мы не сразу поняли. Простите, Александра Игоревна.
— Кто… — голос был не мой, вообще не мой, хриплый какой-то… — Кто вам это дал?
— Ваш отец.
Секретарь не хотел меня пускать — папа, мол, занят. Я его послала. За миксом из грейпфрута и апельсина. Ушел, оглядывается… ну да, вид у меня не очень. Хочется кого-нибудь убить. Или послать не за соком, а подальше.
Что ж ты делаешь, папа? Папа, папа…
Вот закаленный секретарь и убрался от греха подальше. Обратно не зайдет — Люба и Ольга попридержат.
А я шагнула к двери… и услышала голоса. И разом раздумала отношения выяснять. Прислонилась к стенке, прижалась к щелке… подумала, метнулась к входной двери — запереть. Запереть, чтоб послушать спокойно. Потому что голоса были непростые. Первый папин, а второй — Виталия, того самого «колдуна из Москвы»…
— Итак?
— Все идет нормально. Никаких «визитов» из Лесогорья. Возможно, они сами считают, что дело устроилось наилучшим образом, и девушка там, где ей и следует находиться. В конце концов, судя по ее рассказам, она не представляет для них особой ценности.
Я…застыла. Почему-то мне сразу, с лету стало понятно, что это про меня.
— Говори, да не заговаривайся! — рыкнул папа.
— Простите, — магу, если прислушаться, было здорово неуютно тут. И он, как Гаэли когда-то, старался подбирать слова повежливей и понаучней. Словно успокаивал… — Возможно, дело в ином. Возможно, ее э-э…
— Говори уж. Дипломат тоже нашелся…
— Благодарю. Так вот, возможно ее «жених» передумал жениться на драконе. Это, знаете ли, не слишком небезопасно.
— Опять эти бредни! Дракон из Сашки, как из моей жены тигрица. Нет у нас в роду никаких драконов, нет!
— Простите, я забыл… Ну хорошо, возможно, он… или ее так называемая приемная семья думают, что здесь она в большей безопасности. В любом случае, девушка ни о чем не подозревает, а время работает на нас.
Так… интересно… И о чем это я не подозреваю?
— Вы уверены в том, что эта примитивная комбинация сработает?
— Да.
— Мне кажется, что вы недостаточно заинтересованы, господин Ивлев. Алек, объяснишь человеку еще раз, чем он отвечает, если его план сорвется?
— Конечно, Игорь Петрович, — ага, здесь еще и юрист есть… — В настоящий момент его имущество, его патент и его долги — у нас. И мы на совершенно законных основаниях можем привлечь его к ответственности…
— Документы для подачи в суд за незаконную практику, изготовление не сертифицированных лекарственных средств и нарушение общественного порядка уже собраны, — а это уже женский голос… Еще один юрист. Или одна? Хорошо папа подготовился.
Третий голос, чуть пониже, спокойненько добавил:
— И, кроме того, некоему авторитету, Боре Валенку, будет интересно узнать, кто именно похитил украшение его коллекции — полосатого медведя неизвестной породы. Валенок чрезвычайно расстроен тем, что его планы по разведению такого чуда природы несбыточны. Он до сих пор ищет виновника похищения. И медведя, кстати…
— Это был не медведь! Ну хорошо, хорошо, я понимаю… — да, мага явно загнали в угол, — Но план не должен сорваться! Девушка не сразу, но поверила в то, что вернуться не сможет. Сильных эмоций она сейчас не испытывает — транквилизаторы вы ведь регулярно даете? А от возможной тяги к ее «жениху» пока вполне успешно отвлекают другие мужчины. Так что самопроизвольного переброса быть не должно.
— И долго еще?
— Что, простите?
— Жить вот так, в постоянном напряжении, что она затоскует по этому своему… что этот ваш чертов переброс сработает… и она снова сорвется с места и исчезнет, — в голосе папы вдруг прозвучало что-то… что-то вроде тоски. — Она ведь у меня единственная…
— Не знаю.
Я потерла лоб. Голова болела от всех этих… неожиданностей. Значит, маг мне все-таки соврал. Скотина. Тридцать лет, да? Чтоб тебе пинок получить. От страуса. По важным частям!
Но выяснять отношения я сейчас не пойду.
Нет уж…
Попозже… Когда колдун будет один. И не здесь…
Пусть объяснит мне все: и про переброс, и про Лесогорье… интересное название. И пусть только попробует снова соврать, поганец! А сейчас… сейчас надо…
Неужели я смогу вернуться? Рик, я увижу Рика! Господи, неужели… ой…а как папу оставить?
Задрожал телефон. Хорошо, что на немом режиме стоял, никто не услышал.
Черт, этого еще не хватало!
Я вымелась из приемной, как студент-бюджетник из дорогого ресторана. Ага… Секретарь далеко не ушел — не дальше первой приемной. Люба вовсю охмуряла очкарика, Ольга перекрыла выход. Молодцы, подружки.
Я схватилась за телефон.
— Да?
— Александра Игоревна… говорит Татьяна-вторая. Я от Софии Леонидовны звоню, нового врача. В детдом только что доставили оборудование и лекарства.
— Ну, так это ж хорошо?
— Не уверена. Врач говорит, что оборудование еще ничего, особенно для солярия. А лекарства частью просроченные, частью подделка. Витамины — целиком контрафакт, детям их давать нельзя. Словом… вам лучше приехать.
Хомяк сжался на своем дорогом кресле, как крыса в мышеловке.
— Александра Игоревна, я только сделал заказ! Откуда мне было знать, что товар некачественный?
— Действительно, откуда ему было знать? — как бы про себя проговорила Татьяна, — Подумаешь, упаковки-то одинаковые…
— Вот именно! — обрадовался крысохомяк.
— Только дешевле в полтора раза…
— Ну…я не…
— А что, брат не предупредил, что товар просроченный? — голос у Тани был ласковый-сочувственный… как шерсть дикобраза. И так же вот-вот выпустит иголки.
— Какой… брат? — хомяк вспотел.
— Ваш. Владелец аптечного склада. Варсонофьев Петр Вениаминович! У которого вы купили лекарства…
— Как интересно! — пропела я (именно пропела, хотя настроение было — придушить эту сволочь!), — Надо папе рассказать — он развеселится.
Директор хрюкнул. Встречаться с моим папой и юристами ему явно не хотелось.
— Где деньги, урод?
Хомяк еще сильней съежился… затравленно оглянулся… и вдруг сорвался с кресла!
— А ну стой!
…Он нашелся у подъезда. В новом джипе, довольно дорогом. Сидит, лапками по панели шарит.
— Ключики ищем? — ухмыльнулась Татьяна. — А они вот они…Ты, крыса! У детей воровать?!
И вдруг хомяк… окрысился, иначе не скажу. Глаза нехорошо сверкнули, пальцы скрючились, и он вцепился в руль, как в чье-то горло. С ненавистью.
— Да кому они нужны, эти отродья пьяниц, кому?! Все равно вырастут отбросами, как их родители! А мне всего сто тысяч не хватало, всего сто тысяч! Всего-то сто, пока фарт прет! Что, обеднеет она от этого? Все равно ведь надоест ей эта игрушка, поразвлечется, поиграет в добренькую и бросит! И снова возись с этими пискливыми крысенышами, рацион им, витаминчики, прививки! А что мне с этого?!
Крысеныши?
Ах ты, скотина…
Такой злости, такой кипящей злобы я давно не чувствовала. Просто в глазах потемнело. И почему-то заскрипела под моими пальцами дверца машины…
— Ах ты, крысохомяк… Ах ты, тварь помойная…
— Александра Игоревна!
— Пустите! А! А! А-а-а-а!
Что-то хрустнуло, асфальт под ногами задергался, словно вырываясь ко всем хурмысам, кто-то вскрикнул, кто-то дико заверещал, как перепуганный кролик; спину, шею, голову как молнией прошило… ох… мамочка… мама… Воздух пошел волнами, очень горячий, горячий, горя…
И все кончилось.
Стихло. Ушло… меня еще трясло, и глаза еле открыла…
И увидела зеленоватое небо.
В первый момент я замерла. Не может быть… Не… не…
Зеленое небо! То самое солнце! Знакомые деревья. И воздух, совсем не московский воздух! Неужели?! Ветер принес еще больше этого свежего воздуха, дунул в лицо, погладил чешую, и я радостно засмеялась, раскинув крылья ему навстречу. Я здесь! Я вернулась!
— Александра?! — послышался за спиной голос, от которого сердце ухнуло куда-то в хвост… Я быстро повернула шею — Рик! Рик, мой шаман, Рикке!
… Он стоял рядом с копией своей избушки и смотрел на меня серыми глазами… Это точно он? Это не глюк?! Но глюк же не будет держать в руках деревянную миску с мыльной пеной?
— Санни? — он тоже головой тряхнул, словно не верил. Отложил в сторону миску… — Санни?
— Рик…
— Ты вернулась?
— Ну…
— А это что?
Я опустила глаза. Ой… моя правая лапа все еще сжимала тот самый джип. Малость покореженный только. Ой… Я быстренько отпихнула эту пакость подальше. Из нее выпрыгнул какой-то зверек, типа крысы… или хомяка… Он оглянулся, пискнул и метнулся в кусты, но я внимания особого не обратила. Рик важнее. Ну что он молчит? Не рад?
— Рик? Ой, секундочку… — я углядела на кусте две сохнущие рубашки, сцапала одну и быстренько кувыркнулась. — Рик, это я…
— Ага…
Я шагнула ближе.
— Я вернулась!
— Ага… — шаман говорил как-то сдавленно, словно никак поверить не мог. Или не хотел?
— Ты не рад? Ну что ты молчишь?
Серые глаза потеплели, и он наконец шагнул мне навстречу:
— Рад. Очень. Просто… Просто я так надеялся, что ты там в безопасности! И вот… Ох, Санни…
А руки у него по-прежнему теплые… надежные-надежные. Ну не переживай так, милый. Я здесь…
— Ну Рик… Ну что-нибудь придумаем. А? Хочешь, я этого Ставинне еще дальше пошлю?
— Санни! Ты…
— Знаю. Я дура… Но ты ж меня все равно поцелуешь?