Славка не любил, когда шепчутся.
Когда ему было четыре, в их веселой дружной семье взрослые вдруг стали шептаться, а потом бабушка «уехала далеко-далеко», и в следующий раз он увидел ее лицо только на могильном памятнике… Связи Славка тогда не ощутил, но подсознательно запомнил. И, услышав год спустя шепот, насторожился и стал слушать. Конечно, малышу было непонятно, что такое «пресс налоговых» и «возможно, это подготовка к рейдерскому захвату» и «вышел бы ты из состава акционеров, пока не поздно». Но когда папа после этого шептанья вдруг «заболел» и оказался в больнице «с огнестрелом», мальчишка не просто выучил новые слова. Он понял, что на свете есть не только хорошее, но и плохое, и страшное. И в его памяти это страшное навсегда осталось связано с шепотом. Став старше, Славка, конечно, осознал, что дело не в понижении голоса, просто родители таким образом старались беречь сына от взрослых бед. Он даже учебник психологии читал и уяснил, что да, родители были правы, и у них получилось не пустить в его жизнь фобии, панические атаки и прочие отклонения, которые часто берут начало в детских страхах.
Но все равно: стоило кому-то рядом начать шептаться — и по затылку словно проводило невидимой ледышкой, а глаза сами собой щурились, выискивая незаметную пока угрозу.
Сейчас он очнулся именно от этого.
Рядом кто-то шептал…
Привычная ледышка прокатилась по затылку от линии волос до спины, прояснив сонный еще разум, и юноша замер, поняв, что открыть глаза не может. Не может открыть взглянуть, не может шевельнуть рукой, и похоже вот это, на запястье и на ногах, у щиколоток — веревки.
Ледышка стала сугробом, снежной лавиной, в который провалилось сердце. Провалилось и бешено трепыхалось там, пока хозяин торопливо тащил из памяти последние воспоминания…
Драконы, Старшие и просящий рык: «Только осторожней. Только вернитесь…». Торговый рейд. Горы. Эпопея с пуговицами, первый отправленный обоз, дорога… поворот на поселок, встреченная похоронная процессия, внимательный взгляд «друга», вкус незнакомого хмельного напитка на губах… Потом фигура дракона на скале — и темнота.
Ловушка. Это была ловушка? Недаром так вызывающе размещена фигура дракона на придорожной скале. Расчет на то, что свои, предупрежденные, пройдут мимо, верующие пройдут мимо… а любопытные и неосторожные полезут смотреть. И ведь полезли же.
Ловушка.
Похоже, они влетели в нее с размаху, и даже Максово чутье не помогло.
Но чья? Кто связывает пленных — так? Руки заведены за спину и связаны в запястьях, причем кисти дополнительно чем-то не то обернуты, не то обвязаны. Пальцы едва двигаются, как в очень жестких кожаных варежках. Боль есть, но несильная, и онемения нет, но высвободиться не получится… Ноги связаны слабее — просто чтобы не дать подняться. А вот руки — серьезно. И повязка на глазах. Мягкая, но плотная…
Обороту, если что, не помешает, но оборот — последнее средство. Не стоит выдавать свой драконий облик, их и так считают… а кем, кстати, считают? Кого так важно лишить способности видеть и двигать руками, но при этом не блокировать речь и слух?
Вельхо.
Именно они опасны своими Знаками. И возможностью отбиваться, задействуя боевые узоры.
Их сочли магами? Похоже, что так… Посчитали за вельхо и постарались блокировать возможность коснуться знаков даже на ощупь.
И что с… стоп.
Шепот!
Этот шепот, что заставил его очнуться, тихий, едва слышный сердитый шепот…
Это же…
Славка вслушался. Знакомый голос, сейчас искаженный шипением, сердито костерил горы, горные дороги, тропы, а, главное, горных козлов, здесь обитающих, и особенно их упертые козлиные мозги, толкающие хозяев на сооружение тупых ловушек! Чтоб они горели! И скалы с драконами, и резвый покойничек, так его и растак! И его, Макса Воробья, персональная безмозглость, не позволившая учуять такую примитивную подставу!
И, несмотря на адреналин, на неизвестность и собственную беспомощность Славка на миг, на какой-то крохотный кусочек времени, позволил себе улыбнуться. Если Макс ругается, значит, он не считает ситуацию безнадежной. Вот если бы Макс молчал вмертвую, как тогда, в горах, уже замерзнув практически до обморожения, или вдруг пускался в откровенность — вот тогда да, тогда впору бить в набат и кричать SOS. А так… ничего особенного. Шипя и осыпая нехорошими словами некстати попавшееся на пути препятствие, его шебутной напарник как бы настраивал себя на боевой лад.
Воробей…
— Как же меня достал этот придурочный мир… — с внезапной тоской вдруг тихо проговорил Макс. — Устал… черт, устал уже…
И несколько сорванных, запаленных выдохов, почему заставивших Славку порадоваться, что напарника своего он не видит. Так тяжело, вымотанно дышат после чего-то по-настоящему напряженного. Чего-то… кросса с нагрузкой. Сотки отжиманий. Чего? Но больше откровений не последовало. Примерно минута тишины, потом что-то зашуршало — тихо, почти неслышно. И стихло.
Славка подождал с вопросами — вряд ли скрытник-Макс обрадуется, что его подслушали — и уже более энергично заворочался на месте, делая вид, что только что начал приходить в себя.
— Славка? — почти сразу послышался напряженный вопрос.
— Да… Макс? Черт, где мы? Ничего не вижу…
— Наконец-то! Вы с Терхо тут уже часа два изображаете спящих красавиц!
— И он тут?
— Ага… если я ничего не путаю, то он где-то справа. Облился своими духами на основе морской розы, блин, на всю камеру несет. Дорвался…
Морской розы? То есть по запаху?
— Ты тоже не видишь?
— Повязка. Самому не снять. Ты как, цел?
— Вроде да. Голова только гудит. А ты?
— Как с похмелья средней тяжести. Чтоб им в том поминальном компоте утопиться.
— А что за камера?
— А я знаю? Каменная — стены и пол ощутимо холодные. В длину метра четыре, в ширину чуть больше трех. Сено есть. Удобства в виде дыры в полу есть. Нар и чего-то такого нет, и помолчав, неохотно добавил. — Двери нет…
Тишина сразу стала на порядок мрачнее.
— А как ты с повязкой?..
— Эмпирическим методом, — съязвил напарник. — Ножками, ножками…
То есть пока они с Терхо спали, упорный Макс исползал всю камеру, исследуя, куда они опять влипли? И опознал напарников по запаху… Славке на миг стало остро интересно, чем это он таким опознаваемым пахнет, но он разумно решил отложить этот конкретный вопрос на потом. Сначала стоит определиться с местоположением, самочувствием и планами на будущее. И в самую первую очередь — с повязкой… если нельзя снять себе самому (а ведь нельзя, Макс бы даром не говорил), то может, попробовать вариант «помощь друга»?
Но Макс, похоже, наряду с остальным освоил и чтение мыслей.
Шорох. Ветерок у лица. Тихий-тихий шепот:
— Но я не против и глазами поглядеть… Ты как? Поможешь с повязкой? Самому не снять.
— Спрашиваешь!
После пяти минут взаимных подползаний и нащупываний лиц, трех попыток уцепить зубами край повязки (не ухо напарника и не его же волосы, а именно повязку) и несимпатичного, но яркого фейерверка, когда голова Макса эффектно въехала Славке в челюсть, напарники замерли, боясь шевельнуться. Славка, на боку, с напряженно изогнутой шеей и куском холстины в зубах и Макс, придавивший ему плечо и бок. Как это выглядело со стороны — парням не хотелось даже представлять. И несказанно радовало отсутствие в этом мире камер наблюдения. Хвала богам хоть за эту милость…
— Ну че, тянешь? А то я себя уже мягкой игрушкой у малыша чувствую.
— Нашелся мягкий… кости отовсюду торчат, как у скелета!
— …обслюнявленной… — безжалостно закончил Макс.
Славка не расхохотался только потому, что побоялся упустить с таким трудом найденный и ухваченный край повязки. Сдавленно хрюкнув, он вцепился покрепче и, игнорируя сдавленное шипение напарника (несколько волос таки попали в захват!), потянул ткань в сторону…
Да будет свет.
Самому Славке свет явился спустя пять-шесть минут, исполненных мата и трудового рвения напарника. И был сравнительно безрадостным, поскольку осветил достаточно крепкие стены без единого намека на окна и, увы, достаточно прочные ремни. Даже дверь, все-таки присутствовавшая в их камере, радости не принесла, поскольку была приподнята над полом примерно на метр (при полном отсутствии лестницы) и замка на обозрение не предъявляла. То есть, скорей всего, была закрыта на наружный засов. Еще меньше порадовал потолок. Ни досок, ни соломы, ни дранки — прочный камень, как и стены. Выбраться проблематично даже дракону…
От обозрения стен внимательные глаза пропутешествовали взглядом к закрепленной на стене светящейся «чешуйке», потом — на безмятежно дрыхнувшего Терхо и, наконец, на ремнях, прочно перевивших ноги и руки…
— Всю жизнь мечтал быть боевым грызуном… — мрачно процедил Макс. — Давай руки, что ли…