Денек выдался тот еще. Пара вольников повздорила с законниками — или наоборот, их разве разберешь — и у старика-врача было невпроворот работы, пока он латал то одних, то других. Родди сбился с ног, помогая: таскал из колодца воду, нарезал бинты, подтирал кровь. В свою хижину на краю поселка они вернулись затемно, усталые. Едва успели разложить инструменты и поставить воду на горелку, как крякнуло крыльцо и в дверь постучали.
— Кого там еще черти, — заворчал старик. Голос у него был — точно несмазанные петли их хлипкой дверцы. — Если этот Вэсли опять расчесал повязку, то я пальцем о палец…
Он осекся, открыв дверь. Стоявший на крыльце что-то сказал. Родди вытянул шею, но разглядел лишь кусок захламленного двора да небо без звезд.
— Заходи, — сказал врач гостю не своим голосом и придержал дверь. Высокий человек шагнул в лачугу, едва не задев лбом ссохшийся брус, и встал в круге тусклого света, который давала висевшая на голом проводе лампа.
Усталость Родди как рукой сняло. Звездолетчик! Настоящий. В форме, пусть изорванной и грязной, и с блестящим бластером в исцарапанной ладони, на груди — нашивки. Вошедший тронул их рукой:
— Пилот Ларсен, борт ЮСС-2120 из Доравы. У нас авария на корабле, сели в ваших горах, двое раненых. — Его взгляд остановился на медицинских приборах, разложенных на столе, и глаза зажглись надеждой. — Где у вас тут передатчик? Надо сообщить на станцию.
— А мы без связи, — развел руками старик. От волнения в его говоре проступил новоизраильский акцент. — Магнитные бури, будь они неладны. Я пошлю парня.
Он повернулся к Родди. Тот затаил дыхание: к кому старик обратится — к законникам или вольникам? Секунда растянулась в вечность, когда скрипучий голос рубанул:
— К Главарю. Бегом! Одна здесь, другая там!
Все-таки вольники. Родди, скрепя сердце, выскользнул за дверь и припустил между покосившихся хижин к дому с самым высоким забором. Когда он вернулся, гость сидел на скрипучем стуле, а старик осматривал рану на предплечье.
— …А без приборов, какие координаты? — говорил Ларсен. — Знай я о ваших бурях… Ну, сели мы в скалах. Чудные они тут: справа белые, слева рыжие. Пока лез через ущелье, ногу вон разодрал.
— Не дрейфь, подлечим, — пробормотал старик.
Он мягко вынул из ладони летчика бластер и распорол рукав у раны на предплечье. На манжетах пилотской формы серебрились кнопки с гербом. Родди давно не видел ничего настолько чистого и блестящего. «Проблеск надежды», — мелькнула странная мысль.
Пилот пошевелил пальцами, хмыкнул:
— Как не свои. Я ж по лесу часов шесть шел и ствол из рук не выпускал. Кто знает, какая на незнакомой планете чертовщина, верно? — Он подмигнул Родди. — Иду, значит, и о ребятах своих думаю. Молюсь, чтобы хоть городишко какой, хоть егерская будка. С орбиты у вас вообще городов не видать. Ну, думаю, пропадем. А тут — врач-ашкеназ, вот удача!
Старик промычал что-то, отводя взгляд. Родди подавал ему инструменты и не сводил с пилота восторженного взгляда. Наконец не выдержал, спросил:
— Так вы один посадили сломанный корабль?
Ларсен устало улыбнулся.
— Да то не поломка вовсе — так, пару кнопок отжать. Хуже было бы, застрянь я на орбите с двумя ранеными.
— В Метрополии я водил катер, — похвастался Родди. — Два года назад почти…
Ашкеназ сердито глянул на него и перебил, обращаясь к пилоту:
— Что с теми двумя?
Летчик подвигал залатанной рукой.
— Навигатору придавило ногу, а второй пилот под декомпрессию угодил. Барокамера у вас тут есть? До города его довести бы…
Дверь резко крутанулась на петлях, впустив влажный ночной ветер. В дом шагнули трое мужчин, стало тесно. Ларсен без слов распознал главного — высокого и черноволосого с цепким, как у хищной птицы, прищуром; его и звали тут Главарем. Пилот встал навстречу, пошатываясь. Они кратко, по-деловому обсудили тип корабля и происшествие.
— Беда, что связи нет, но хоть низкопарящий катер у вас найдется? — нетерпеливо спросил Ларсен, застегивая воротник, который ослабил в тепле. — И прожектор побольше…
— Вам бы отдохнуть от приключений. Место мы знаем, — Главарь глянул на ашкеназа и тот быстро кивнул. — Парень, проводи-ка звездолетчика…
Родди вскочил со стула, но Ларсен и не глянул на него.
— Что же, я своих брошу? — хмыкнул пилот. — Нет уж, сначала вытащим парней. Я-то целехонек, вон хоть доктора спросите.
Он обернулся к ашкеназу, но тот шагнул прочь из круга света. Ларсен нахмурился и отыскал взглядом в темной комнате свой бластер — тот поблескивал на дальней полке, за спинами у трех мужчин. Главарь смотрел на пилота с любезной улыбкой.
— Ступали бы вы спать, — посоветовал он. — Ей-богу, так всем будет лучше.
Стало очень тихо.
— Да это что ж такое-то? — пробормотал Ларсен.
Со своего места Родди видел, как взгляд пилота скользнул по полкам с кустарным скарбом, по углам и стенам без проводов и приборов, по казенным пластиковым столам и стульям; задержался на странных костюмах людей — где-то перекроенные, где-то приукрашенные, но все словно пошиты из одинаковых серых роб. И Ларсен все понял, и выдохнул страшное слово:
— Патриция.
Главарь развел руками, улыбаясь, словно его поймали на мелкой лжи.
— Занесло вас, а?
— Но… Как же так? — пилот переводил взгляд с одного лица на другое, словно ждал, что сейчас кто-то не выдержит, рассмеется, и все обратится нелепой шуткой. — Ведь была авария… Охранные роботы вышли из строя, пропала связь… Тюрьмы давно нет — так говорит Метрополия.
— Ну в этом-то они правы, — Главарь кивнул на дверь, указывая на все, что пилот видел снаружи: поселок из самодельных лачуг, металлический хлам в каждом дворе. — Тюрьмы давно нет.
— А вы, выходит…
Ларсен недоговорил, но было понятно: заключенные. Бандиты. Преступники. Воры и убийцы.
«Нет! — захотелось крикнуть Родди. — Я — нет! Уже год как свободный». Вдруг стало очень важно рассказать пилоту, что он, Родди, честный, ни в чем не виноват и ужасно не хочет того, что сейчас случится…
Но никому, конечно, не было дело до парнишки, когда нож пронзил темноту юркой рыбкой и застрял чуть повыше серебристой пуговки-герба на воротнике звездолетчика. Доски скрипнули под тяжестью тела, а Родди услышал свой всхлип словно со стороны.
Через несколько мгновений пилот Ларсен умер. Человек Главаря хрустнул суставом, растирая запястье после броска.
— Могли бы и во двор вывести, — проворчал ашкеназ, глядя, как блестящая жидкость заполняет стыки между досками. — Я в этой комнате ваших же лечу.
На мертвом лице пилота застыла печаль, словно он просил прощения у друзей, которым не сумел помочь. Казалось, и серебристые кнопки на форме померкли, из символа надежды превратившись в знак отчаяния. Теперь они напоминали Родди запонки на тех самых руках, из-за которых он оказался здесь. Коварные руки, обманчивый блеск…
«Завтра же уйду от старика», — подумал Родди. — «Хоть и врач, а не лучше бандитов. Пойду к законникам, они не обидят, они по правилам живут, по-честному. Недаром их лидеры, хоть и лагерники теперь, но на воле кто в армии служил, а кто в полиции. Зачем, зачем ты, старик, решил позвать вольников?»
Главарь хлопнул себя по коленям:
— Ну что, готовы лететь домой, а? — Он хохотнул и посмотрел на своих людей. — Найдите мне человек пять покрепче, один — обязательно из охотников, чтобы лес хорошо знал и карты при нем. Кто согласится — тому место на посудине. Кто не согласится… — Он цыкнул зубом. — Законникам трепачей мы не оставляем. И сами не болтайте. Если займем корабль первыми, его уж никто не отберет, и мы свалим отсюда — это ясно?
— Без врача на борту вам никак нельзя, — проскрипел старик многозначительно, когда они остались втроем — Главарь, ашкеназ и Родди.
— Тот, кто навел на клад, получает долю, — кивнул бандит. Он покрутил в руках бластер Ларсена, приложился к оружию так и эдак, вроде для забавы, и вдруг направил дуло на Родди. — Парень твой, выходит, тоже все слышал?
В воздухе разлилась угроза. Она забила Родди легкие, заставив слова выходить толчками.
— Я… Да я ни за что! Никому! Как рыба…
— Значит, слышал, — хищный глаз смотрел на Родди сквозь прицел.
— Он у меня не первый год, — сказал старик взволнованно. Пальцы, комкавшие тряпку, побелели. — Вернее собаки.
Главарь качнул головой:
— Нельзя нам тут лишних языков. Это дело такое… Нельзя. Он, наверное, и запоминает хорошо.
Родди попятился, едва не поскользнулся в луже крови и наткнулся спиною на стол. Бежать было некуда, да и не успеть.
— Если ты его тронешь, — изменившимся голосом начал ашкеназ…
…И не договорил, потому что красный луч клюнул его в живот, и слова вышли клокочущим звуком. Старческие колени подломились. Умирая, врач все пытался поймать ладонь Родди и сказать ему что-то. Родди смотрел на него с ужасом и мрачным ощущением своей правоты.
Зачем, зачем ты, старик, решил позвать вольников?
— Старый он, — пожал плечами Главарь, словно стоял над разбитой тарелкой. — Поход не потянет. Не оставлять же его законникам, верно? — Он сунул остывающий бластер за пояс и посмотрел на Родди. — Лучше бы тебе хорошо помнить все, что говорил пилот, юноша.
Дальше все было словно в смазанном сне. В комнатку набились какие-то люди, и Родди, запинаясь, рассказывал им: белые скалы справа, рыжие слева, идти шесть часов по прямой, а из экипажа охромевший навигатор да пилот с баротравмой. Началась суматоха: тела унесли, зато натащили мешков, рюкзаков, инструментов; со стола смахнули медицинский скарб ашкеназа и раскатали самодельные карты… Родди подобрал лекарские принадлежности и сложил в рюкзак, который для него приготовили, а сам уселся тихонько в уголке. Взгляд то и дело возвращался к темным пятнам на полу, и непонятно было, что страшнее: идти в лес с вольниками или оставаться в доме с такими пятнами. Выбирать ему, однако, не дали.
Они покинули лачугу врача, когда поселок еще спал. Фонари едва разгоняли наползший из леса туман; было тихо. Лишь теперь Родди присмотрелся к остальным в отряде. Трое — вернейшие вольники Главаря. Еще один был охотником, который как-то лечил у ашкеназа укусы; его кожу покрывали узоры, да так плотно, что в полумраке она казалась черной. Звали его Каракуль. Больше других напугал Родди лысый человек с жутким шрамом, будто зубец бороны глубоко вогнали ему в плоть и провели от затылка до левой щеки, попутно снеся ухо. Про Безухого ходили дурные слухи.
Еще тут была темнокожая женщина, которая отчего-то невзлюбила Родди так сильно, что ткнула его со спины под ребра, выбив дух, и недовольно сказала:
— Ну и набрал ты, Главарь, бойцов. Этот цыпленок и палку не удержит!
— Пригодится, — протянул Главарь, разглядывая карту.
— Золотой он, что ли? — подбоченилась женщина. — Что он умеет? Пускай сидит в деревне, мы няньками не нанимались.
— Я могу лечить, — пискнул Родди.
Главарь посмотрел на лес, стволы которого высились перед ними, словно ворота в незнакомый мрачный мир, и сказал:
— Ты, Ева, никак ищешь предлог отказаться? Думай что хочешь, но ни один из тех, кто знает про корабль, в деревне не останется, — и он со значением поправил на плече бластер.
Родди обожгло ненавидящим взглядом, когда Ева закинула на плечи увесистый рюкзак и зашагала к стволам-воротам. Вскоре все они шли по влажному полумраку, и море папоротника, доходившее им до колен, колыхалось от шагов. Родди впервые оказался в лесу и теперь рассматривал узорчатые лопасти растений под ногами, поднимал взгляд к кронам деревьев-исполинов, пробовал на вкус туман. Такую Патрицию он еще не видел, хоть и провел на планете два года из своих двадцати двух. А много ли он вообще повидал?
Сначала Патриция была для него бело-зеленым шариком, как в игре «марбл», на черном бархате за стеклом шаттла. Потом мир сжался до бетонных стен c роботами-надзирателями. Затем случился бунт. Роботы застыли ржавыми куклами, стены пали и больше не стесняли взгляд, но вместе с ними исчезла и крыша над головой, и еда, и порядок. Появились шайки: к вольникам примкнули головорезы, желавшие получать все силой; осужденные полисмены и солдаты стали звать себя законниками и взялись оберегать порядок. Охотники изучили местные леса и живность, поселенцы отправилась искать новые земли. Родди не мог решить, к кому примкнуть. Он жил на руинах своей камеры, ожидая подсказки от судьбы, и тут появился ашкеназ. Мир снова стал простым — раздираемый законниками и вольниками поселок, лачуга да работа на подхвате. Подумать только, какие чудеса все время были под боком!
В полдень сделали привал. Из рюкзаков показались свертки с провиантом и фляги с питьем. Безухий загремел банками, полил и посыпал чем-то ослизлые ветки — огонь бойко затрещал, согревая озябшие пальцы. Зазвучали разговоры, смех. Один из вольников принялся бранить погоду:
— Не планета, а чертово болото! Во, хлеб размяк до жижи. Долго нам тут маяться, а, Главарь?
— Недолго, — кивнул тот. Он принял у помощника флягу, от которой пахло терпким вином, и сделал маленький глоток.
Тут словно прорвало мешок с вопросами: велик ли корабль, хватит ли всем места, куда полетим, где пилота возьмем?
— Нам главное корабль занять, а там и очередь из пилотов появится, вот увидите, — посмеиваясь, отвечал Главарь. — Кастинг им устроим, собеседования.
Мужчины со шрамами на коже, ножами в руках и запятнанной совестью вдруг превратились в мальчишек, которые хотят домой. Одна Ева сидела мрачная, молчаливая, злобно поблескивая черными глазами. Она то и дело старалась задеть Родди: то отведет и отпустит у него перед носом упругую ветку, чтобы ударило больнее, то флягу с водой передаст в обход его очереди… Но парнишка заметил, что вольники ее не очень-то принимают. Не оттого ли она ищет, на ком сорвать злость?
— А я бы в пираты пошел, — рассуждал помощник Главаря. — Корабля для этого большого не надо. Или еще найти планету посвободнее, собрать шайку…
— На Катурий нам надо, — заявил охотник Каракуль. — Там бумаги не спрашивают. Да и погода что надо, не здешнее болото. Моя туда дочку отвезла астмозу лечить, еще до бунта.
— Так это два года назад, выходит, — Безухий швырнул в костер еще горсть порошка. — С астмозой столько не живут, детишки уж подавно.
— У моего дядьки была, — вмешался другой вольник. — За три месяца на нет изошел.
Каракуль недонес до рта кусок, помолчал, глядя на пламя. Потом сложил пожитки и отошел от костра, пробурчав:
— Чтоб вы себе ноги переломали!
Но о нем уже забыли: Безухий рассказывал, как во время бунта нашел склад ксеронида, сильнейшей взрывчатки, и вчистую разнес им пару корпусов. По его словам, это и вывело из строя центральный системный блок и отключило охранных роботов.
Когда отряд двинулся в путь, Родди подошел к Каракулю:
— Я думаю, вы еще увидите дочку. Мне ашкеназ рассказывал…
— Не твое это дело, щенок, — процедил охотник.
Чернильные завихры на его коже, блестящие от влаги, и правда напоминали лоснящийся мех. Он прошел немного, глядя перед собой, и сказал тихо, но твердо:
— Я такому мерзавцу, как Главарь, руки бы не подал, кабы не дочка. Другие охотники меня теперь близко не подпустят. Но это жизнь: мужчина знает, чего хочет, мужчина платит цену. — Он хмыкнул. — Вот и тюрьмы для того построены, чтобы с платой не тянули.
Родди принялся рассказывать о лечении астмозы, а сам подумал: может, это и к лучшему, что его в поход взяли, не спросив — совесть не замучает, что с вольниками связался. Зато вернуться домой — он такое лишь в снах видал. Мама расплачется, папа рассыплет табак. Они-то его уже похоронили, выходит. Бедные мои старики, за что им это… Он вспомнил ухоженные руки и серебристые запонки человека, который во всем этом виноват. Сколько раз он представлял ту минуту, сколько раз спрашивал себя, как сложилась бы жизнь, скажи он одно короткое «нет»… Но теперь-то вот-вот все будет честно. Разве я не заслужил этот билетик? Разве это не удача?
В отряде говорили о том же: один хотел увидеть родителей, другой мечтал о девчонках, третий поминал добрым словом бараньи ребрышки на каком-то межпланетном узле… Как вдруг этот третий, шедший прямо перед Родди, поскользнулся и упал; волна папоротника сомкнулась над ним.
Бах! Воздух наполнился треском, жужжанием, криками! Прежде, чем Родди что-то понял, его толкнули в заросли. Он замер там, на дне папоротникового моря, не смея дышать и глядя, как стебли колышутся и сминаются под чужими подошвами. Даже звуки казались приглушенными. Кричал Каракуль. Хохотал Безухий. Ругалась Ева. Гудел бластер Главаря.
И вот все стихло. Родди выбрался из листьев и пошел туда, где сгрудился весь отряд. Они смотрели на человека, что стоял на коленях — бритый, с враждебным взглядом. Родди узнал его. Он был из законников.
— Не успеть вам туда, крысы, — плевался человек словами. — Не успеть. Думаешь, Главарь, пустим мы вас на свободу, в космос? Чтобы вы там черные делишки обставляли? Как бы не так!
— Сами, значит, улететь хотите, — заключил Главарь. — Только кто же вам о корабле напел?
«Законник» сплюнул кровью. Прогалины в папортниковой глади показывали, где упали и не смогли подняться его товарищи.
— Много чести — с крысами языком чесать! — ненавидяще сказал человек. — Форму пилотскую нашли, за вами проследили, а дальше и гадать не надо. Наши охотники короткий путь знают, так что поворачивай обратно. За первым отрядом другие идут. Мы от своих людей ничего не прячем и корабль для избранных беречь не хотим.
— Чудной ты человек, — Главарь дернул плечом, и лямка бластера скакнула на локоть. — Который год в тюремной робе, а все строишь из себя святошу.
— Мы все сделаем по правилам! — дернулся человек. — Найдем людей, чей срок вышел, составим послание в Метрополию…
— А вы ведь не святые вовсе, — продолжал Главарь, не слушая. Он вдруг передумал пускать в ход бластер и сделал шаг в сторону. — Я тебе сейчас докажу.
Человек еще что-то кричал о законе, о гуманности, о том, что на все есть правила и нужно оставаться людьми, но осекся, когда из-за спины Главаря показалась Ева. По отряду побежала волна: один хмыкнул, другой прокашлялся, третий переступил с ноги на ногу. Все что-то поняли…
Законник во все глаза смотрел на женщину.
— Ева, — сказал он по-детски удивленно. — Где же ты была, Ева? Мы искали тебя. Почему ты с ними?
Ева сделала шаг к нему. Кто-то вложил ей в руку нож.
— Не дай им, — захлебнулся словами человек, в глазах его появилась мольба. — Офицер Гарланд… Не позволяй им…
Стало понятно, откуда у женщины эта выправка, этот командный голос и широкие плечи, на которых, должно быть, когда-то хорошо сидела форма. Родди знал, что все законники запачкали мундиры на воле – иначе что бы им делать на Патриции? Но Ева собиралась предать свои клятвы еще раз…
— Умоляю, — прошептал законник. Было ясно: он молит не за себя.
Все случилось быстро. В зеленом ковре леса появилась еще одна прогалина. Ева развернулась и прошла к своему рюкзаку, больно задев Родди плечом. Отряд отправился дальше.