Первый десяток верст отмахали не глядя, только и делая, что подгоняя лошадок. Но потом все ж пришлось малость пыл поумерить — не ровен час загонят животин и что тогда — пешкодралом хлябь месить? А у них еще полночи дороги впереди, да и волки оголодалые за зиму могут переминуть путников. Верхом так ускакать можно, а пешком не убежишь далеко. И ладно, если стая небольшая — так может и отбиться удастся, но если не выйдет, так эти ж твари жрать станут не задушивши. Волков Ценька боялся до одури, до ледяных мурашек, кусающих спину и колющей боли меж ребер, но ехать согласился без раздумий. За две жмени серебрушек можно было хозяйством обзавестить, не век же службу нести. А, не приведи высшие, война грянет да убьют, — слухи на пустом места не плодятся, — что тогда с меньшими будет? А так хоть монет заработает — дело-то верное. Только вот волки, гран бы их подрал…
…Страх перед серыми появился в тот день, когда Ценька с отцом по зимнику в дрова поехали. Малой тогда был ещё — едва до лошадиной морды доставал. День зимний короткий, но сделать успели много — уже стали домой собираться, да ещё сани не навалили — это и спасло. Матерый вожак наскочил на отца, а у того в руках даже топора не было, только веревки нес — поленницу увязать. Тут и другие твари подоспели, да лошадь с такой силой дернула, что привязь сорвала — пугливая была, — да и ходу. Отец только и успел крикнуть Ценьке, чтоб в сани прыгал. Как он тогда ухитрился вцепиться в обод да завалиться внутрь — сам не понимал. Лошаденка, хоть и шуганая, да умная, понесла домой, а остановиться не далась, хоть пацан что есть силы и натягивал вожжи. С того дня и не стало у Ценьки отца. И жить совсем туго стало, пришлось даже, накинув годков, в службу раньше проситься, зато до порученца уже дорос. Так бы и дальше все ладно было бы, но две жмени серебрушек, да если ещё и с горкой отсыпят…
По темноте соображал парень плохо, но место было приметным — дорога крюк делала да выворотень огромный по правому плечу.
— Ой, стойте, братцы, ой… — заенчил Ценько, громко и убедительно кренясь на правый бок. — Ой, не могу…
— На галопе бы его и не услышали, орать бы пришлось, что подозрительно бы выглядело. А так шагом да на тишине — ладно вышло.
— Чего с тобой?
— Ой, живот схватило… аж до сюда пробрало, — парень похлопал по бушлату, — с вечера ныло. А щас невмоготу.
— Останавливай, чего там, — засмеялся старший десятка, отъехали далеко, так что можешь до ветру сходить.
Бойцы придержали лошадей. Отделение было сборным: часть парней Северного района и шестеро с Южного. Борг и Шенг отбирали самых верных, и таких, кого бы можно было услать под благовидным предлогом, чтоб в части незаметно было. Спешились почти все — ноги размять хоть немного, а то ещё сколько ехать. Только одиннадцатый всадник продолжал обмякшим кулем на седле болтаться, да и лошадь его шла в поводу, привязанная к коню старшего.
Ценька, покряхтывая и постанывая, отошел на десяток шагов да присел за выворотнем, настороженно прислушиваясь, даже шапку сдвинул. Да где же они? Ничего, если у них что-то не срослось, то что ему? Будет служить, как и прежде. А вот если он место попутал — мало ли тут елок поваленных да поворотов — то беда.
— Тихо, — хрипло выдохнули рядом, и даже для верности зажали рот. И как только подкрался Савен, ну чисто змей. — Сколько там бойцов?
— Десяток, — Ценька испуганно сбился, но тут же поправился: — то есть девять.
— Плохо… надо тебе одного снять, чтобы панику не поднять, да следов не наделать, — Савен шептал почти беззвучно. И от этого тихого ледяного голоса, да ещё больше от указания Ценьку морозом продернуло с головы до пяток.
— Сделаю, — омертвевшими губами вымолвил парень, непослушными пальцами отвязывая перепояску. Сложил вдвое, наматывая концы на запястья.
— Как волк взвоет дважды, — кивнул Савен и бесшумно отполз за ствол. Не то чтобы ветка не хрустнула, даже снежной кашей не чавкнул.
Ценька несколько долгих минут слушал, как бешено колотится сердце в груди — оно стучало так громко, что, казалось бы, сигнал опасности все в десятке почуют. Но нет, бойцы потоптались возле лошадок, кто-то также сходил опростаться. И парень испуганно подумал, что, если ещё чуток помедлить, то позапрыгивают на лошадей и как вот Савеновым пешцам будет с ними сладить. А в следующее мгновение до него вдруг дошло, что это ведь ему начинать надобно, а не в кустах отсиживаться.
— Эй, скоро ты там уже? — окрикнул старший.
— Да иду, уже иду. Полегчало вот малость, — отозвался Ценька, напрягая руки и проверяя веревку, — Только вот всё одно в боку колет. Аж ноги тяжко переставлять. Может, подмогнёте до коня дойти-то? Сидеть то я всяко смогу.
— И зачем ты, парень, выбрался, раз худо тебе. К лекарю бы сходил, — наставительно проговорил Калед, подходя к парню.
Ценька аж зубами скрипнул — поднять руку на приятеля придется. Но делать нечего, назад ничего не открутишь. Разве что только самому тут честно голову сложить остается, а не только денег лишиться.
— Поворотись, на плечо тебе обопрусь, — Ценька внезапно рассердился на самого себя. Дал ведь согласие, так и вилять нечего. Разве только, как дело сделают, ещё жменю монет выторговать — сговор был только довести да остановиться в нужном месте.
Как только Калед повернулся чуть боком, протягивая ладонь — поддержать, Ценька, будто оскользнувшись, качнулся вперед, выбрасывая вверх руки. Перекрещенная веревка-пояс захлестнула шею и парень с силой рванул приятеля на себя, пережимая горло. Тут же в отдалении тихо взвыл волк. На дороге бойцы десятка, словно почуяв недоброе, встрепенулись, но отпор дать не успели. Сняли их тихо и быстро: Савеновы ребята успели распределить мишени между собой, а брошенные ножи да арбалетные болты пробивают тела насмерть.
Калед хрипел, пытался пальцами оттянуть удавку, и Ценька просто взмок от усилий — все же приятель силен был, да только посучил ногами по земле и затих всё таки, обмяк. Ценька немного полежал, потом кое-как собрался, спихнул с себя мертвое тело, да тяжко поднялся на ноги. И вовремя — к нему уже направлялся Савен.
— Долго возился.
— Несподручно взялся, — буркнул парень.
Савен наклонился и для верности сунул Каледу в грудь нож, нажал посильнее.
— Управился и ладно, — ватажник выдернул нож, ткнул в снег, очищая и выпрямился. — Пошли, покажешь, кто из тех северяне.
— А я почем знаю? — удивился Ценька.
— Балбес, своих-то опознать сможешь, — Савен нахмурился.
— Своих да, всех знаю, — уверенно кивнул Ценька.
— Ну вот, — ласково протянул Савен, — а прочие, значит, чужаки.
Солдат с северного района живописно разложили на дороге, сунув в коченеющие пальцы оружие, порубив да исколов ножами зверски, так чтобы видно было с первого взгляда, что противников много было и бой нечестный велся. А полёгшим бойцам южного района ватажники сноровисто перерезали глотки да таскали туда-сюда, чтобы залить рудой всю дорогу да и кровь заодно с тел слить, а потом трупы погрузили на лошадей, да навязали покрепче. Ценька, едва сдерживаясь от тошноты, тоже одно горло вскрыл — уже больно раздумчиво на него поглядывал Савен. Да и не сидел парень сложа руки: и лошадей придерживал, и мертвых таскал.
— Кажись, всё, — впервые подал голос один из ватажников. — Можно трогаться, командир.
Добро, — Савен подошел к лошади, на которой был привязан Лерт. Хорошая кобылка, послушная — так и стояла ровненько. Потрепал животину по холке, огладил по груди и животу, нащупывая узлы, а затем осторожно, чтоб не царапнуть лошадь, взрезал-разрезал веревку. Выпрямился, столкнул мальчишку наземь, тот и упал, и лежать остался. — Эй, верёвицу дайте.
— Держи вот, но не длинная, — ватажник подал командиру повод, которым лошадь привязана была.
— Сойдет, — Савен кивнул и, сняв с мальчишки бушлат, зацепил повод за стягивающую запястья веревку, привязав свободный конец к седлу. — Лошадок всех забрали? Ну, погнали.
— Эй, а я… — Ценька торопливо ухватил Савена за ногу, тот уже развернул лошадь и собирался уже подогнать коленями. — Со мной рассчитаться…
— Прости, чуть не позабыл, — глумливо усмехнулся ватажник, — Жешь, заплати ему.
И за мертвяка надбавку на-а-а…
Савен равнодушно глянул на оседающее тело.
— Ну надбавка тут без надобности… грузите его тоже.
— А чего, командир, — рослый ватажник легко закинул парня поверх мертвеца на коня, примотал недоуздком, — можно было мальца оставить? Не оплошал ведь.
— Если его возьмут, знаешь что петь станет? Вот то-то. Трогаемся, и так провозились.
Ватажник потянул веревку, проверяя, крепко ли привязал и пошел к свободной лошади. Споткнулся о привязанного на волок парня, ругнулся вполголоса. Спорить с командиром себе дороже. Не нужен парнишка, значит, так тому и быть.
Савен выждал, пока все отъедут немного, и лишь затем поехал последним, желая послать лошадь в галоп. За ним на поводе волочился по земле мальчишка, который, по сути был никому и не нужен. Так, разменная монета, на которую ему и плевать даже неохота. Но свои деньги он отработал честно, причем оба гонорара: и от Ладига, у которого в войне северян и южан был свой интерес, и от Бексы, которая крепко любила племянницу и щедро побрякушек отсыпала ватажнику, чтобы он содрал с мальчишки шкуру.
Автор публикации
