— Я думаю, что весна наступает в конце декабря, — говорит мечтательно Трямпэ, посматривая на Лисёнка, — Понимаешь, сначала ночь прибывает и прибывает, а зимний холод пробирает до костей… Но вдруг, поутру пробивается лучик. Он уже не такой: не тускло-белесый — будто выцветшая былинка, он — золотистый, немного теплый! Этот лучик ложится на тонкий наст кружевной шалью и раскрашивает все вокруг весенней радостной желтизной! Серое небо снова становится высоким и голубым, по небосводу быстро бегают кудрявые сизо-розовые цыплята облаков, и пускается за ними вскачь огненноликая лиса Солнце. Ну, честно, Ласар, чего ты смеешься?! День прибывает! Жизнь побеждает смерть… Правда, требуется еще совсем немного времени, чтоб все живое снова отогрелось и расцвело. Нну, примерно до марта… — Тут уж не выдержала и сама Трямпэ, заливаясь уютным пушистым смехом.
— Слушай ее больше, найденыш! Она тебе и не такого расскажет! — неожиданно вывалился из-за ольхового куста толстый неповоротливый братец Лисяш. — Ты, вроде отогрелся? Лапы не протянул. Может, пора и честь знать, а?!
— Иди, куда шел, братец! — подскочила и чуть оголила клычки Трямпэ, — Бабушка разве не учила тебя, что в чужие разговоры ввязываться некрасиво?!
— Может и учила, да только и за тобой приглядывать велит всегда. Ты ж у нас вся така-ая… Восто-орженная! Прямо как мама твоя…
— Пррекррати! — Трямпэ вздыбила шерсть и готова была рычать от злости.
— Конечно, «прекрати», как лисят бабке подкидывать, так она умница, а как с семьей на охоту – так и нет ее! — в этот момент молодой лис чуть наклонил набок морду, отчего она стала казаться еще более широкой и плоской. Шерсть, на груди испачканная жирком, запасливой на зиму дичи, висела сосульками. Округлые бока имели не такой ярко-рыжий цвет, как у кузины, а скорее серо-коричневый. А довершал картину хвост, с шерстью настолько пушистой и густой, что почти не было никакой возможности его сгибать. Да и шерсть была густой, но слишком короткой.
Лисёнок сидел с царственным выражением, гордо возвышаясь на снежной подушке, как на бархатном пуфике. Выразительно молчал, но оценивающе оглядел будущего хозяина норы с морды до неказистого хвоста.
— Может, дело не в маме, а в том, что сестрица у тебя красивая? — насмешливо спросил Ласар, хитро прищурив оба золотых глаза.
Лисяш вскипел и кинулся! Да вот только попал мимо цели – прямо в объятия злополучных елочек. Пара шагов в сторону еще ни одного стража ночи не подводила.
— Какой у тебя храбрый братец, — сказал лунный лис, оборачиваясь к рычащим веткам, — у нас таких в замке держат, чтобы со стены собак злили.
Наградой лисенку был удивленный взгляд рыжей. Это было странно: как может в один миг в желтых, широко распахнутых глазах сочетаться беспокойство, переходящее в радость, восхищение и восторг! Но при упоминании замка, взор снова погас и стал скользить по истоптанному черными лапками снегу.
— Ласар, а расскажи о себе, — уже более сдержанно спросила Трямпэ, уводя героя к югу от норы — на небольшую горку, — как выглядит ваш замок? Что есть рядом с ним? Уверена, мы сумеем его найти, как только можно будет дальше убегать от тепла… И ты уйдешь…
— Знаешь, на самом деле, замок — это громко сказано! — покашливая и ухмыляясь в усы, сказал Лунный. — Это двухэтажный каменный дом, брошенный людьми. С одной стороны еле крутится, скрипя, как сотня встревоженных в ивняке уток, мельничное колесо, едва черпая лопастями воду обмелевшей речушки. С другой — заросшие бурьяном и лебедой — поля. Там жила моя большая семья. У меня есть четыре старших брата! Представляешь? Такие огромные, сильные и смелые! Очень мудрые! Они ушли в четыре конца от дома, искать помощи, когда маму ранили. Шла огромная волна теней. И мы… Просто не могли! Но…
— Твои родители… Для них эта битва стала последней? — Трямпэ искренне переживала, но эту тему трогать было больно.
— В конце концов, они были настоящими героями, — сказал Ласар, поглядывая туда, где из темно-зеленых запашистых веток вылезал Лисяш. Потом наткнулся на этот внимательный всепонимающий, совсем детский взгляд слушательницы и резко встряхнулся, забавно похлопав на ветру ушами. Огненное наваждение отступило. — Ты, конечно, лиса – загадка… Или разгадка! Не решил еще… И чуть хромая, потрусил к норе.
Автор публикации
