Солнце еще тихо подремывало под мягким снежным одеялом горизонта и даже не собиралось раскрашивать небо рыжей гривой своих лучей. Но мороз в это время всегда крепчал: каждый лис знает, что самое холодное и темное время в лесу — перед рассветом.
Когда снег уже стал прилипать плотными комочками к лапам, а лапы стало сводить от холода, показалась черная еловая полоса среди белых тонких березок.
— Нора моей мамы. — Сказала, чуть замедлившись, рыжая лиска. В ее голосе явно были заметны нотки гордости. А Ласар никакого входа пока не видел. Совершенно!
Самая широкая раскидистая елочка была удостоена круга почета, хорошо обнюхана Трямпэ и признана не занятой. Лишь с одной стороны меж колючих веток обнаружился лаз. А внутри, между кроной и землей был настоящий домик!
Ласар впервые видел, чтобы нору рыли вниз! Она напоминала пустую чайную чашку. Опавшая хвоя была прикрыта прошлогодней соломой в одном краю — видимо, для ночлега. В другой стороне виднелись черно-белые камни небольшого очага. По стенам были заметны маленькие норки, где по запаху угадывались всякие мелочи, нужные для житья. А в дальней стороне был еще один лаз. Вниз. Не наружу. Там стало гораздо теплее. Обнаружились даже две выделанные овечьи шкуры на полу.
Лисы так устали за день и за ночь, что сил еле хватило на то, чтобы доползти до этих шкур и плюхнуться. Если бы не эта чудесная нора, то для ночлега усталым путникам подошел бы даже глубокий сугроб!
— Вот теперь спи! С чистой совестью! — позевывая, сказала Трямпэ, оценивая на предмет мягкости его бок, надеясь использовать вместо подушки. Ласар еще прикрыл ее ухо сверху своим хвостом, чтоб не слышала и, не поднимаясь, спросил о том, прилично ли им засыпать здесь наедине.
— А ты, что, еще способен сейчас на активные действия? Или охота костер разводить? — хихикая, спросила лиска, от удивления даже приподняв нос и посверкивая на него в темноте хитрыми глазками.
— Нее. Ни на что не способен. Спать хочу! Не обижайся. — Трямпэ фыркнула, показывая, что сама сейчас устала не меньше — зачем уж глупости болтать.
В другой раз огонь и стоило бы зажечь, да норка оказалась поистине теплой, или компания душевной. Или все вместе. А обручью костра связывать эту лисичку вообще не было смысла: не в его состоянии. Хотя, готовить-то как-то нужно будет! Не Лисяша же звать с ними жить!
С этими смешными мыслями Ласар и уснул. Усталость и тревоги сказались мгновенно. И вместо безопасной глубины сна он провалился сразу в темноту леса…
В этот раз не было пурги и метели, снег валил пушистыми хлопьями, но уюта не давал. Черные деревья загребали своими безобразными лапами с бесчисленными когтями. Черная земля, просвечивающая кое-где меж сугробов, грозила спрятавшимися в ней чудовищами. Далекий-далекий, еле слышный, вой ничуть не добавлял покоя, бередя душу: то ли бежать на помощь, то ли заткнуть уши, чтоб не сойти с ума. Таких снов не хочется вспоминать поутру.
Тени надвигались медленно и нестройно, переглядываясь меж собой пустыми черными пятнами вместо лиц. Их что-то смущало. Они были растеряны.
Ласара тоже что-то смущало. Какое-то несоответствие… Точно! Не было холодно. И темно тоже не было. Рядом с ним, чуть причмокивая во сне, дрыхла огненная лисица!
Вот, одна тень подобралась ближе всех, и хотела, уж было, дотронуться, но разлетелась золой. Ласар дернулся от удивления и неожиданности. Они с лиской лежали у самой-самой калитки, открытой в царство теней!
— Ну, с тобой точно не выспишься! Вы, Лунные, вообще глаза смыкаете хоть иногда? — проворчала в полусне Трямпэ и дернула железную ручку. Дверца хлопнула. На бок Ласару опустился свободный край овечьей шкуры. Неожиданно и необъяснимо стало тепло и уютно. Потому, что даже суровым героям нужно высыпаться в надежной норе!