Вечер был неожиданно теплым, тихим и приветливым. После смешанной со снегом и дождем мокреди, что длилась почти всю неделю, такая погода была почти благодатью. И люди повыходили на территорию, и живность повыбиралась из домиков-укрытий на подсохшую землю вольеров.
Анджер и Шенк медленно шли вдоль клеток. У них был отличный питомник, лучший по рейтингу ДЖИС. Каждому животному полагался хороший домик, площадью двенадцать квадратов. С двумя — в обе стороны — выходами в вольер и на просторное поле, где зверью можно было вволю побегать. Да и живность была ухожена и к рукам приучена.
— Хорошая сука, шесть щенков привела, — одобрительно сказал Анджер.
Капитан еще не был старым, но, если бы не питомник, давно бы чувствовал себя списанным и бесполезным. А так вроде как и нужен, пусть не людям, так собакам. Он небрежно провел пальцами по решетке вольера, где позавчера ощенилась гордость питомника: Хаша — самая крупная и мощная собака. Сто шестьдесят в холке, восемь баллов по тестам, шеррская сторожевая и просто красотка. Сопровождающий его лейтенант прильнул к решетке, стараясь рассмотреть в глубине просторного домика-будки его обитателей. Получалось плохо, из лаза высунулся только влажно блестящий нос матери и ее же предупреждающе оскаленные клыки.
— Уже известно кто: сучки или кобельки? — поинтересовался Шенк.
Лейтенанта этот вопрос волновал больше всего, потому что именно он заведовал распределением помета. В этот раз был заказ на четырех девочек в охранную службу президента одной из мелких планет. Отказывать такому покупателю и, таким образом портить с ним хорошие отношения, не хотелось.
— Да кто ж тебе скажет? Вот ходить начнут, вылезут из конуры — и увидим.
— А что шесть… как узнали?
— Да наш кибер-работник посчитал. Так, мол, и так, наблюдаются семь тепловых объектов.
— Он же и пол может определить, у людей-то определяет.
— Так то у людей. Определение пола собак в программу у них не заложено.
Мать, которой то ли наскучили нудные человеческие разговоры, то ли она поняла, что знакомые люди не несут опасности, вылезла из будки, потянулась всем телом, растопырив пальцы на мощных лапах, и снизошла до того, чтоб подойти поближе к решетке и подставить шею для почесывания. Капитан просунул руку между широко раздвинутых прутьев и принялся скрести толстый слой шерсти, добираясь до кожи жмурящейся от удовольствия собаки. На лейтенанта псина царственно не обращала внимания — редко появляющийся человек, который со своими служебными обязанностями не входил в число ее жизненных приоритетов.
Но долго наслаждаться лаской псине не довелось — в домике требовательно пискнул щенок, — и Хаша, ловко извернувшись, прошлась мокрым языком по ласкающей ее руке и, с удивительной для такой махины грацией, исчезла в лазе.
***
Темнота. Темнота и запахи. Теплое большое рядом, оно родное и без него не получится ни дышать, ни вообще существовать. Стук. Гулкий и редкий: тук-тук, тук-тук. И еще много, звонкие и частые, перебивающие друг друга: туктуктуктук… туктуктук… И внутри тоже туктуктук… Внутри меня. Я есть, и они тоже есть, которые туктуктук. Той частью, которая дышит, чувствуется… запах. Запах заставляет дышать чаще и сильнее, для этого приходится приоткрыть то, которое мокрое. И тут же всовывается что-то, которое пахнет, пахнет так, что хочется втянуть этот запах в себя и не отпускать. Сжимаю это в себе и внутрь вплескивается что-то, заполняет всего… густое, горячее и вкусное, оно несет в себе жизнь, я глотаю это. Мне тепло и хорошо, я существую.
***
Еще четыре дня она просидела почти безвылазно в своем укрытии, согревая новорожденных теплом тела, тем более что погода опять перестала радовать. А на пятый день распогодилось — весна все больше вступала в свои права, и Хаша вылезла из домика и по одному вытащила к себе на улицу щенков. Материнский инстинкт ей подсказывал, что прогулка под солнцем пойдет им на пользу. Хотя прогулкой это неспешное ползанье назвать, конечно, нельзя — скорее сон на свежем воздухе, но солнце исправно грело и саму мать, и ее шестерых отпрысков, сушило волглые шубки, заставляло еще слепых щенят поднимать мордочки к теплому небу. Солнечный ультрафиолет также убивал бактерии, которые могли попасть на шерстку.
Дождавшись, пока щенки, сбившись в сопящую кучку, заснут, Хаша вернулась в домик. Тщательно обнюхала подстилку. Здесь отсырела, но гнили нет, дезинфекция не нужна, здесь остатки родильной крови, здесь щенячий помет. Хаша целенаправленно поскребла лапой, отодвигая подстилку от края — автомат-уборщик вечно этот угол пропускал. Вышла и, приподняв носом защитную крышку над кнопкой, надавила на выпуклость. Этому простейшему действию ее научили давным-давно: еще тогда, когда выделили собственный вольер.
Пол из теплого мягкого пластика опустился всей своей площадью, по нему прошлось острое лезвие скребка, сбрасывая старую подстилку в мусоропровод, пол поднялся на обычное свое место и в потолке открылся люк, откуда высыпалась порция свежей подстилки. Хаша поворошила ее носом, разравнивая, удовлетворенно принюхалась: хорошо, стебли сухой травы мягкие, чувствуется полынь и ромашка, ни одному паразиту не понравится. Перетащила сонных щенков обратно, на первый раз хватит прогулки.
***
Я иду. Те, которые туктуктук, — мои сестры и брат. Которая тук-тук — моя мама. Я иду к маме, вокруг мамы. Она большая. Ее запах везде. У нее язык, она меня им умывает после того, как покормит. Молоко. Оно вкусное. Сестры друг на друга подвизгивают. Кому-то не досталось молока. Нет, досталось, просто сразу не нашли. Брат рядом. Сопит и фыркает. Вокруг мамы не идет. Не хочет. Врет. Не может. Пузо наел и не может. Спит. И я сплю. Под боком у большой теплой мамы.
***
Толстый пушистый щен всего-навсего с локоть длиной вывалился через слегка приподнятый порог лаза и замер, смешно покачиваясь на нетвердых лапах. Рыжая с черным шубка топорщилась щенячьим пухом, только что открывшиеся голубые глаза рассматривали окружающий мир с восторгом: какое оно все большое! А чувствительный носик уже пытался втягивать все многообразие запахов этого большого мира. Потом внимание щенка привлекла она. Большая, размером с голову щенка, жаба сидела неподалеку, принимая дождевые ванны и шумно дышала, покряхтывая. Щенок издал невнятный звук, который, пожалуй, на человеческий язык можно было перевести междометием «Вау!», и, разинув еще беззубую пасть, грудью пошел на страшное чудище. Впрочем, далеко он не ушел: мать ловко втянула его за холку обратно в домик.
***
О! Оказывается, я могу смотреть! Вокруг так много всего! И здесь близко, и там далеко! И далеко-далеко, там где свет. Яркий. Я вижу все, всего много-много-много! И мама, и сестры с братом, и свет яркий, и ты… Ты… ты кто? Ты чужая, мокрая и скользкая, уходи, не хочу, чтоб тебя сестры увидели, не пугай их! Ну вот, мама забрала меня обратно. Но я еще вернусь и прогоню тебя, запомни!
***
На следующий день за первопроходцем потянулись остальные малыши. Хаша, развалившись и поводя боками, разлеглась в шаге от лаза, щенки бестолково ползали вокруг, поскуливая и то и дело тычась носами ей в шубу: то ли в поисках молока, то ли для того, чтобы убедиться, что мать никуда не делась — вот она лежит, большая и теплая. И только вчерашний щенок, выделяющийся присутствием серого окраса в шерсти, недолго покружил вокруг, а потом целенаправленно взял курс на решетку вольера. Мать некоторое время обеспокоенно наблюдала за забавно ковыляющим шустрым отпрыском, а затем встала, стряхнув с себя детей, с намерением вернуть путешественника. Но в калитку уже шагнул Анджер.
Подхватив щенка поперек толстенького брюшка, капитан поднял и перевернул его спинкой вниз: надо было все-таки узнать пол.
— Кобель. Значит, в разведку пойдешь.
Щенок, вначале опешивший от происходящего: как это? То, по чему ходят, так далеко, а он почему-то кверху лапами? Отчаянно заскулил и завозился, выворачиваясь из человеческих рук.
***
Ты где, чужая-мокрая-скользкая? Я иду тебя прогнать. Ага, струсила и прячешься? Где же ты спряталась? Тут нет, и тут нет. Может быть, ты там, где кончается дом? Вот я тебя сейчас! Ай! А ты кто? Какой большой! Не поднимай меня так высоко. Еще и перевернул. Пусти, мне так не нравится. Пусти, тебе говорю. Мама, ты меня забираешь? Это хорошо, а то там высоко очень. Кто это? Человек? Хозяин? Все равно нельзя меня пузом кверху носить, даже если и хозяин.
***
Хаша все-таки подошла, пригнув голову, ткнулась носом в беспокойного щенка, лбом боднула Анджера. Тот едва устоял на ногах, засмеялся:
— На, забери свое чадо, нервная ты наша, — протянул ей сына на ладонях.
Собака аккуратно прихватила малыша зубами за шкирку, отнесла к остальным, положила. Улеглась рядом, оградив с двух сторон лапами, чтобы не сбежал. Анджер тихонько подошел, присел, поворошил-погладил остальной помет под ревнивым взглядом матери.
— То, что доктор прописал, четыре сучки и два кобелька. Молодец, животное, понимаешь, что требуется, — он с силой потрепал довольную псину между ушами, та забила хвостом, тем не менее зорко следя за своими отпрысками.
Анджер еще раз ободряюще похлопал собаку по боку, вытащил из кармана кусочек специального собачьего печенья, на открытой ладони протянул угощение, подождал, пока подачку аккуратно подцепят зубами, размером с палец. И ушел, дел в питомнике и кроме Хаши хватало.
***
Весь мир делится на кусочки: одни темные, а другие светлые. Когда начинаются темные кусочки мира, мама укладывается на бок, подставляя теплый, сладко пахнущий едой живот. И в него хорошо уткнуться, прижаться. И спать, вдыхая тепло, спокойствие и счастье. А вот светлые кусочки открывают вокруг невообразимый простор, где светит ласковое солнце или идет дождь, он смешно щекотится по носу и шерстка становится мокрой и мама ее потом сушит языком. И надо все успеть, пока светло. Надо, пока не видит мама — а то будет рычать, посмотреть, что происходит там, куда не пускает вредная решетка, и где ходят большие двуногие человеки. Надо познакомиться с гостями. Их много: и летающие, которые с перьями, и которые мелкие полосатые, и не летающие, и гладкие мокрые, и в чешуйках. И с братом-сестрами надо поиграть. И попробовать на зуб то, что ест мама. И еще много-много дел вокруг.
***
Анджер наблюдал, как самый крупный щенок на нетвердых еще лапах деловито осматривается и внюхивается в окружающие запахи. Хороший рабочий пес будет. И девчонки все как на подбор — одинаковые, как горошины, активные, голосистые и жизнерадостные. Второй кобелек, правда, немного подкачал: на левой передней лапе белый носок, и характер посмирнее, но в остальном такой же крепенький и ест хорошо. Уже вон материнскую похлебку лакает, извозился по уши. Кобельки будут Хеш и Хем, а девчонок пусть заказчик называет — у нас они все равно только полтора месяца проживут.
Из-за спины подошел Шенк, тоже всмотрелся в щенков.
— Хороши, мерзавцы. По высшей цене пойдут. Надо глянуть на них поближе, — с этими словами лейтенант направился ко входу в вольер.
Анджер предупредил его:
— Я бы на твоем месте так не рисковал.
Но Шенк словно бы не услышал, прикоснулся к сенсорному замку и вошел.
Хаша недобро проворчала ему навстречу, но глупый самоуверенный человек подошел к щенкам и принялся их тормошить, рассматривая. Этого материнское сердце уже перенести не смогло: прихватив сидящего на корточках наглеца за куртку на уровне талии, подтащила к оставшейся открытой калитке и лбом в пятую точку придала надлежащего ускорения.
Анджер, созерцая процесс выволакивания Шенка, постарался спрятать улыбку — уж больно забавно это выглядело. Капитан знал, что Хаша не причинит вреда человеку, даже очень назойливому, без специальной на то команды, поэтому за физическую целостность лейтенанта не боялся, а ущемленное достоинство… ну, сам дурак, нечего без спроса к молодым матерям лезть.
Шенк вскочил, развернулся было высказать все, что думает о таком поведении, но наткнулся на Хашин довольный взгляд и вываленный язык. Языком этим псина прошлась по лицу человека, умывая. А когда, отплевавшийся и утеревшийся рукавом, лейтенант продрал глаза, то увидел только покачивающийся пушистый хвост.
Анджер протянул парню носовой платок, затертый по сгибам, но чистый и сухой:
— Юмористка девочка, не обижайся на нее. А к щенкам еще с пару недель не стоит подходить. Когда есть будут уже нормально из миски, тогда и посмотришь. А пока можешь подогреть азарт будущего владельца голографиями. Пошли — я тебе скину.
Люди ушли, а Хаша, нервно покрутившись и убедившись, что ее драгоценным чадам ничего не грозит, успокоенно вздохнула и уже привычно легла на бок.
***
Дни, такие долгие для щенков, насыщенные открытиями и познанием большого мира, для людей протекали очень быстро. Пушистые колобки с наивными голубыми глазками подросли, вытянулись, щенячий пух стал облезать клочьями. Голенастые хитрые девчонки неожиданно обзавелись кисточками на ушах — «в дедушку», — отметил Анджер. Хем подкупал своей неторопливой уверенностью в происходящем и настойчивостью. Хеш совал свой мокрый нос куда попало, за что уже неоднократно получал как от матери, так и от хозяина.
К двум месяцам в свой личный архив с меткой ‚результаты шилопопости‘ он мог бы занести: застревание головой в решетке, так что людям сначала пришлось выпиливать, а потом приваривать прут обратно; знакомство со шмелем, закончившееся раздутым носом для щенка и гибелью в пасти для насекомого; падение в мусоропровод, откуда Хаша едва успела вытащить малыша за шкирку; катание и валяние в случайно найденной единственной грязной луже, которое было веселым и интересным, но последствия — мокрыми и неприятными.
Кульминацией проказ стало то, что щенок вытолкнул все семь мисок, шесть маленьких и одну большую, на тропинку возле вольера и на них наступил курьер пиццерии, несший заказ. Что ж, пицца была вкусная, хотя и пришлось потрудиться, подгребая ее лапами к себе через решетку. Анджер, собрав миски, одобрительно похлопал уже вымахавшего выше колена щенка по крупу:
— Хулиганишь? Хорошее дело, будем тебя к науке приставлять.
***
Эгран считался хорошим кинологом. Он работал уже три года и не имел ни одного нарекания. Да и собаки после его рук были идеальными: быстро выполняли команды, не огрызались на хозяев, давали высокий результат по тестам. А что временами из тренировочного бокса, где он работал слышался визг — ну, так все знают, что псам иногда и силу человека надо показать. А то когда вырастет такой милашка во взрослую за полтора метра в холке махину, то уже дрессируй не дрессируй, а сладу не будет. Порвет меньше чем за минуту даже подготовленного профессионала.
Доносившиеся из тренировочного бокса рычание привлекло внимание Шенка. Пусть он напрямую и не работал с собаками, а только распределял щенков по заказам, но парень сообразил, что так бешено тявкать и страшно выть собака во время обучения не должна. Тем более, судя по звукам, кинолог работал с кем-то мелким. Лейтенант нажал сенсор, отодвинул створку.
— Ах, ты сука!
Когда парень кинулся на кинолога он даже не подумал, что в боксе находится щенок шеррской сторожевой, который вполне уже может быть обучен команде ‚взять‘. А отдать приказ — дело секунды, и тогда бы от лейтенанта осталась только строчка в личном деле, и то не лестная — погиб при исполнении служебных обязанностей, в связи с пренебрежением к правилам безопасности. Лейтенат также не подумал и о том, что кинолог на голову его выше и гораздо шире в плечах, да и работает не с болонками. Просто, в понимании лейтенанта, собак можно учить, но не издеваться над ними.
Ярость оказалась сильнее: если бы Эгран не успел активировать красный маячок помощи, то отправился бы не в госпиталь, а прямиком в морг. Лейтенанта от кинолога отрывали трое прибежавших на вызов сотрудников. Анджера, который узнал о методах дрессировки, едва смогли удержать двое. Капитану очень хотелось завершить начатое Шенком, но пришлось взять себя в руки и расправляться с мерзавцем законным способом.
Пока люди дрались друг с другом, Хеш тихонько поскуливал, прижавшись спиной в угол. Он не забился туда от страха, просто в таком положении человеку было сложнее его достать. И удобнее было огрызаться. Из-за чего так зло сцепились люди, Хеш не понял, но терпеливо ждал, что будет дальше. Когда злого хозяина убрали, а в боксе остались добрый хозяин и редкий хозяин щенок тявкнул. Угрожающе оскалился на приблизившихся к нему людей — после злого хозяина, он и остальным перестал доверять.
— Шенк, придется тебе его брать в работу. Больше отдать некому, — Анджер сокрушенно покачал головой. — Зря эту мразь не прибили, такого пса чуть не испортил.
— Я не умею, — лейтенанта пошатывало — все же от кинолога крепко досталось, да и кровь заливала глаза и наполняла рот, мешая сосредоточиться.
— Значит, учиться будешь. Вместе с ним. И не обижай парня.
***
— Хеш! Хеш! Иди ко мне хороший.
Дрессировка застопорилась. Подтягивать щенка на поводке, заставляя выполнять команду было бессмысленно; он упирался всеми лапами и грозно рычал. Шенк проштудировал кучу книг по психологии животных, и понял, что ни хрена авторы не понимают в жизни вообще и в собаках в частности. Пришлось учиться… у Хаши.
Когда над ним стали ржать остальные сотрудники, лейтенант спокойно пообещал их отправить туда, где переодевают в цельный комбез черного цвета. В открытую цеплять перестали, за глаза посмеивались. Но парень продолжал упорно дни напролет проводить в Хашином вольере, наблюдая, как собака управляется с подросшими щенками. Когда девчонок забрали, стало проще, по крайней мере, разгулявшаяся мелочь перестала так часто его сбивать с ног. После недели наблюдений, лейтенант взялся отрабатывать курс начальной дрессуры… с самой Хашей, в присутствии обоих мальчишек.
После яростного спора с начальством на три дня пропал голос, и команды пришлось отдавать жестами. Но главное, что эксперимент разрешили, хотя и сообщили, что, если щенки не пройдут в полгода тестирование по всем параметрам — с него снимут полную стоимость и самих собак, и вычтут все расходы по их содержанию за это время. Связки он уже сорвал, поэтому только кивнул и подтвердил биометрией свое согласие. На сумму, которую ему предлагалась в случае неудачи возместить, он предпочел не смотреть.
Хаша к закидонам и непонятным человеческим поступкам уже привыкла. Ей было пять лет, и она была действительно умной и хорошо обученной собакой. Ну хочется человеку, чтобы она выполняла элементарные команды за вкусняшки, она сделает, ей не трудно. Щенки стали копировать поведение и действие матери. Хеш, правда сторонился человека, но это было не такой уж большой проблемой. Обещанную в награду вкусняшку можно и бросить в охотно распахнутую пасть. И каждый день бросать на все меньшее расстояние, заставляя псинку подходить все ближе.
Вечер, когда Хеш опасливо ухватил угощение из пальцев можно было считать почти победой.
***
— Хеш, пошли погуляем.
Это было еще одно нарушение правил питомника. Работать с собаками можно было только в тренировочных боксах или на просторном поле за вольерами. Шенк забирал щенков на прогулку за территорию, поначалу тоже в компании с Хашей. Потом и на индивидуальный выгул. В личном деле новоявленного кинолога было: два взыскания, один выговор и один раз по морде за отсутствие пиетета по отношению к начальству.
— Капитан, ты дал разрешение на экспериментальную методику тренировок? Дал! Я договор подписал? Подписал! Вот и нефиг теперь по проебанной девственности сокрушаться. И с указанием про позы в процесс влазить.
— До тестирования четыре месяца. Имей в виду…
Гулять Хешу нравилось. Хозяин с ним бегал, играл, много рассказывал разных слов и показывал жестов. Да и сами прогулки были интересными, потому что они ходили то к лесу, где было много разных запахов и зверья, за которым можно было погоняться. То к водоему, где хозяин разрешал ему плюхаться в воде. То в сторону города, откуда доносилось много неприятных ароматов и неизвестного шума.
***
— Да ты совсем чокнутый! — Анджер подумал, что проще прибить парня самому. По крайней мере, это для него обойдется в меньшее количество повреждений, и шансы на последующее восстановление будут выше.
— Нет, я все просчитал. Поэтому и попросил тебя ассистировать.
— Ему пять месяцев, он весит двести десять килограмм, и вымахал тебе по грудь. Как ты собираешься с ним драться? — капитан устало потер виски.
Похоже, тут даже к психологу обращаться уже бесполезно, только связать и отправить куда подальше в безопасное место, где водятся собачки размером с ладошку.
— Я уже с ним дрался, и тогда он понял, что я главный, а сейчас опять пытается права качать.
— Тогда он с тобой еще игрался, и было ему три месяца. А сейчас собака после боевого курса. У тебя что, вообще мозги отказали?
— Капитан… Анджер… пожалуйста… подстрахуй только…
— Да ты вообще соображаешь, что творишь?
— Если что-то пойдет не так, можешь сам потом по стенке размазать… — пожал плечами лейтенант.
— Если будет что размазывать…
В мягкой защитке Шенку двигаться было непривычно и неудобно, но пришлось пойти на уступки, иначе Анджер вообще не давал разрешение на ‚очередное безумие‘.
Хеш действительно возмужал и начал качать права. А от стандартного способа объяснения ‚кто тут главный‘ Шенк отказался. Когда пес попробовал в очередной раз огрызнуться, человек шире расставил ноги и приглашающе хлопнул руками по бедрам. Давай, песик, потягаемся. Главное было увернуться с линии атаки, потому что сбить человека пес мог запросто. Тем более, что Хеш уже осваивал спасательный курс и учился переносить людей. Но вот если поднырнуть под морду, перехватить огромную башку и завернуть вниз, наваливаясь всем телом…
Получилось. Лейтенант завалил пса, сжал руками горло, и когда зверь покорно признал главного, сам обессиленно улегся на теплую и мягкую шерсть.
— Сукин сын, — Анджер в жесткой защитке быстро подошел к развалившейся группе и тоже повалился на псинку. — Еще одна такая выходка — и ты у меня пойдешь вручную вольеры убирать. Автоматику всю специально отключу.
— Тебя собаки не поймут, — хмыкнул Шенк.
— Ничего, живности как-нибудь объясню…
***
— Отдай, скотина!
Справиться с полугодовалым шеррским сторожевым кобелем, после бутылки джеркинса — тридцатиградусного пойла с кофейным привкусом, — оказалось невозможно. Хеш осторожно отобрал вторую, почти полную, отнес в утилизатор и, повиливая хвостом, вернулся к хозяину. Этому трюку Шенк пса не учил. Да и не пил он вообще-то. Значит, личная инициатива умной собаки. Запах, наверное, не понравился.
— Гад ты! И бессовестный! — Шенк сграбастал своего питомца за охотно подставленную голову, притянул к себе. Уткнулся лицом в жесткую шерсть.
Тестирование Хеш и Хем прошли с самым лучшим результатом по питомнику, хотя проверяли их вдвое строже. По интеллекту вообще выдали результат в десять баллов — а такого показателя еще не давала ни одна собака за все двадцать лет работы питомника.
А потом лейтенанту пожали руку, обрадовали премией и приказом отдать ему в обучение шестую группу из десяти щенков. И, словно обухом по голове огорошили новостью о том, что послезавтра Хеш и Хем уезжают в боевую часть. Просить, кричать, угрожать было бесполезно, но лейтенант все равно попробовал оставить себе хотя бы одного… Хеша. Даже припомнил договор и свое право на выкуп. Парня ткнули носом в пункт 21.3 ‚в случае неуспешного прохождения тестирования кинолог, работающий по экспериментальной программе, обязан возместить все расходы; с объектом эксперимента после окончательного расчета он имеет право поступать на свое усмотрение‘. Завалить тесты его парни не могли. Новая модель дрессуры признана успешной и будет рекомендована для внедрения после проверки второй партии экспериментальных объектов…
Оставалось только сидеть возле вольера и бешено надираться.
— Хеш, хороший мой, ты только не пропадай. Я найду способ тебя себе забрать. Обязательно…
Анджер, прятавшийся в тени и отдавший команду Хешу о запрете демаскировки, только покачал головой. Ничего, пусть парень напьется и порыдает в теплую собачью шерсть. С первой собакой всегда сложно прощаться…