На третий день Верс потихоньку стал подниматься, до этого его даже до ветру Герен носил. Ординарец отца с того пожара почти от парня не отходил. Прислуживал ему, воду подавал-носил, повязки менял — и всё с бесстрастным лицом, и почти всё время молча.
Под вечер Верс отважился выбраться на улицу сам, дошел, перебирая руками по стене, до сеней, постоял, собираясь с силами, и толкнул дверь на улицу. И аж задохнулся от сырого ветра, хлеснувшего в лицо. За время болезни он привык-притерпелся к спёртому воздуху избы, когда берегут тепло, и даже в дом и на двор бегают-просачиваются, открывая двери лишь на узкую щель. Немного отдышался и открыл глаза, спустился с крыльца, привалился боком к бревнам, пережидая, пока перестанет всё кружиться перед глазами. Если бы не головокружение, да не предательская слабость в ногах — то было терпимо. Боль от ожогов он едва замечал, когда не обращаешь внимания — сносить проще. Да и приучен он был терпеть боль.
— Господин, — Герен возник рядом неожиданно, зло зашептал в ухо: — совсем ума лишился, куда сунулся, да ещё раздетым?
Верс досадно качнул головой — он действительно не смог нормально одеться, просто набросил на плечи длинный в дол тулуп, что валялся в горнице на сундуке, и в который его закутывал, вынося во двор, ординарец.
— Ничего, — Верс качнулся, но устоял. — Воздухом подышать захотелось.
— Господин, — Герен говорил почти не разжимая губ, — я тебе должен жизнь. Любой приказ — я всё выполню. Могу дать клятву зова. Я готов последовать за тобой куда угодно, назови своим слугой — отец не посмеет тебе отказать. И я буду защищать твою жизнь до последней капли крови, а боец я хороший.
— Герен, — Верс повернулся к ординарцу, — я не знаю и плохо понимаю, что это за Зов. Я убил несколько парней, которые… они даже не были мне врагами… так вышло. И ты… да что ты от меня хочешь?
— Служить тебе, господин, — Герен покорно склонил голову.
— А почему мне? — Верс хотел схватить ординарца за воротник и тряхнуть, но вместо этого пришлось вцепиться, чтобы удержаться на ногах. — Ты осознаешь, кто я? Я умер! Меня нет! Зачем тебе мертвец в хозяевах? Найди себе другого господина… с этим Зовом. Отец тебя не станет неволить.
— Я не прошел посвящение, меня огонь не принял, — равнодушно признался Герен. Только за безразличием скрывалась боль, глухая и черная, о которой даже нельзя думать, потому что рана не заживет никогда. — Такие, как я, у порубежников становятся бесправными рабами. Я ушел, когда мне было двенадцать. Странствовал по районам. Потом придумал себе другую жизнь, попал на службу к твоему отцу. Он же меня и выучил, не обижал… но… Верс, я за полковника умру, если надо, а за тебя отдам с радостью душу. Потому что… потому что быть рядом с сильным Зовом — это… счастье…
Ординарец, помедлив, опустился на колени прямо в раскисшую грязь.
— Не прогоняй меня… иначе я просто сдохну…
— А ну… встань, — Верс дёрнул парня за плечо, поднимая. Силы не хватило, но ординарец вскочил сам. — Почему ты не хочешь вернуться к своим? Правду говори!
— Мои друзья и кровники прошли посвящение. А я… был лучшим бойцом из парней… но испугался, когда почувствовал, что тело полыхнуло. А пройти посвящение второй раз нельзя. Мне больно было видеть и помнить, что оказался слабым… я не могу и не хочу возвращаться.
— Будешь служить и охранять полковника, если вернусь живым… — Верс глядел мимо ординарца… пообещать было не сложно: за семь лет может много чего случиться. — Вернусь — заберу тебя себе. Так что сам постарайся не сдохнуть по глупости.
Герен рвано выдохнул и в порыве благодарности схватил руку парня, прижался к ней лбом, замер.
— Хорош, — Верс шевельнул кистью, высвобождаясь. Прислушался: от дома полковника доносились голоса и какие-то выкрики. — Сходи узнай, что произошло… или погоди… помоги одеться и проводишь.
Верс, опираясь на руку ординарца, вернулся в дом, кое-как натянул комбез без знаков отличия. Кусая губы и едва сдерживаясь, чтобы не стонать, когда от движений дёргало раны. Конечно, Герен мог бы и один сходить… но если его полковник задержит или с поручением куда-то отправит… и тогда ждать невесть сколько… а он чувствовал, что случилось что-то страшное. Не непоправимое, но именно страшное.
Когда они подошли к дому, где гостили северяне, то суматоха улеглась. Видно вестники уже были в доме и докладывали полковнику. Верс колебался: стоит ли ему заходить или подождать в сенях. С одной стороны, вроде бы сын, с другой — он даже не на службе. Будь он собой — пошел бы и спросил, но он теперь Лерт. А младшенький бы вообще сюда на крики не прибежал бы…
— Господин? — удивлённо шепнул Герен.
— Никак не привыкну… — тихо ответил Верс. — Мне надо было остаться у себя в доме.
— Я могу проводить… — предложил ординарец и тут же перехватил вылетающего из избы посыльного. Мальчишка так торопился, что даже шапку не напялил и умудрился врезаться в Герена. — Куда бежишь?
— К лекарю, — торопливо пробормотал пацан, а, осознав, на кого налетел, испуганно ойкнул: — Простите, господин ординарец.
— Что с полковником?
— Нет, с ним ничего… Мне не лекаря, а в дом лекаря. Велено Лерта позвать.
— Ты поручение выполнил, — Герен кивнул мальчишке на лавку, — Посиди тут, может понадобишься. Пойдем, Лерт. Тебя зовет отец.
Герен толкнул скрипнувшую дверь и предупредительно пропустил Верса первым. Полковник стоял возле окна, словно закаменевший, и что-то невидяще рассматривая вдалеке.
— Не было вестей, и я отправил гонцов, — глухо сообщил полковник, догадавшись, даже без приветствия и положенного обращения, кто вошел в горницу.
— Их убили? — спокойно договорил Герен.
— Да, возле Заболотья. Гонцы говорят, что засада была — чуток наследили. Порезали всех, только мертвецов забрали с собой, — равнодушно пересказывал Борг.
— Будь ватажники — возиться с телами не стали бы, кинули как есть и в кусты оттащили, — Герен пристально смотрел на полковника. — Парни всё проверили?
— Да, облазили каждую пядь….
— Значит, могли порешить в болото свезти… либо чтобы всех утопить, либо чтобы скрыть, что притопили не всех…
Верс на мгновение закрыл глаза, попробовал представить брата. Получилось. Только брат отчего-то представился возле позорного столба, смеющийся во всё горло и запрокидывающий от хохота голову. Парень даже его смех услышал: яростный, хриплый, безумный под обжигающий свист плети.
— Теперь у меня остался только один сын, — медленно, словно осознавая непоправимость поисходящего, произнес полковник. — Иди, Лерт… тебе ещё выздоравливать надо. Герен… — в голосе полковника зазвенела сталь. — Найди предателя.
Герен прижал кулак к сердцу — клятва, что он выполнит приказ. Верс, не сказав ни слова, вышел в сени, но развернулся на пороге, глянул на отца. Борг, думая, что его никто не видит, вдруг тяжело ударил кулаком в стенку, разбивая костяшки пальцев. По черным бревнам потекли капли красной крови.
Автор публикации
