Деревня открылась внезапно, мы обогнули очень выдающиеся из леса дубы, и обнаружили дома, облепившие большой холм. Невысокие, покрытые соломой. Ожерельем деревню окружали зелено-красные кусты, ягодные, потому что для цветов уже было поздновато. По низу холма шли поля, я опознал картошку, и что-то из злаковых. На лугу паслось стадо, мелкие белые козы и ленивые черно-белые коровы. Типично деревенский пейзаж. Наверно, все это начиналось, как крепость, иначе зачем домам лезть на этот холм?
Лошади шли крупной рысью, предчувствуя отдых. Улицы были безлюдными, народ или работал, или прятался по домам. Но возле кабака сидел человек: крупный, бородатый, угрюмого вида и курил трубку. Мой старик спрыгнул с лошади, и они обнялись, шумно хлопая друг друга по спинам. Старые друзья. Мне даже стало завидно. А потом мужик поднялся и, с трудом ковыляя, повел нас в трактир.
— Мой сын, — с гордостью вещал Кадар. — Вон как вырос! А я его еще вот таким помню!
Его ладонь показывала где-то в районе колена. Интересно, похоже, он сам верит в то, что говорит. Но я-то знаю, что я такое.
Хромой назвался Патесом, бывшим охотником и коллегой моего приемного отца. Он жил при трактире, охраняя село от мелкой нечисти. От крупной охраняла стража. Вернее, должна была, но, увы, весь присланный отряд сгинул.
— Короче, неси вещи в комнаты, сынок, благо обе сейчас свободны! Нету жильцов, тварь всех поразгоняла.
Вечером народ в кабаке травил байки, словно рядом не было опасности. Мой старик рассказывал о дальних фергах, где побывал за время службы в армии.
— Вот, — рассказывал Кадар, — а есть там еще животная — обизян. Они как люди, только совсем волосатые и не разговаривают.
— Почему не разговаривают? — спросил я.
— Ну, наверно, чтоб вкалывать не заставили.
— А они умные? — я не мог представить себе неговорящего волосатого человека.
— Ну, вот по опыту, поумнее многих новобранцев будут. Так вот, сижу я, ем, подходит парень, накладывает из котла полную миску каши, как хватанет ложкой! И, конечно, обжегся! Как заорёт, язык опух! Каша-то кипит! А следом из темноты этот обизян выходит, и тоже берет миску из общей кучи, ложку, да чинно так, и накладывает себе. Я его вроде кормить не обязан, но ведь интересно же! Так она тварь эта, нет, чтоб хватануть, садится, смотрит, как я жру, и так же с краешку берет, да еще дует! И кто спрашивается умнее? Вот то-то же!
Патес отсалютовал ему кружкой, эту историю, да и другие он, наверняка, знал. А может, и участвовал в них…
Накормили нас хорошо. Кашей с мясом и грибами, поставили было на стол пиво, но Кадар велел унести.
— А чего так? – обиделся было трактирщик. – Сам же ж варил!
— Так в деле мы, ты же знаешь, – миролюбиво пробурчал мой Старик. – Вот завалим вашу зверюгу, тогда и выпьем. А пока ни капли.
— А предыдущие они, того, употребляли! И не говорили ничего!
— Так и где они? – Кадар поднялся, вытянул меня за шиворот из-за стола. – Иди спать, Дэйк. Завтра будет нам, чем заняться, чует мое сердце!
Вот ведь! Типун ему на язык!
Ночь постепенно сменялась неверным бледным рассветом. Я не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, кровать внезапно стало душной, слишком жаркой и мягкой. И я не выдержал. Оделся и выбрался на улицу. Даже собаки не лаяли, такая была тишина. Хотя нет, одна шавка тихо поскуливала, высунув длинный нос под калитку. Между глубокими грязными лужами — местными свиными ваннами, старательно их обходя, в перевалку двигалось нечто. Коротконогое, покрытое длинной шерстью, оно волокло перебросив через плечо женщину, судя по длинным волосам и рубахе. Я свистнул, чтоб привлечь внимание монстра. Он не бросил добычу и не повернулся для боя, он ускорил шаг, насколько позволяли укороченные задние конечности.
То, что я сделал, спасло меня — я вернулся за мечом. Схватил его и побежал назад.
Монстр темной кучей покачивался на краю деревни, я побежал к нему. Он обернулся и зарычал. Посмотрел на меч и сбросил девицу на землю. Она замотала головой и, постанывая, поползла ко мне. Я не знал, что делать. Надо было поднять ее, но, увы, я боялся выпустить противника из виду. Он отбежал в сторону и подвывал, почти как собака. Я стоял неподвижно, понимая, что надо что-то делать… и не зная, что именно надо делать в данном случае. Женщина подняла голову, она была молода и очень красива. Безумно красива, но… что-то было не так.
Я сделал шаг к жертве, покосился на монстра. Лейт! Как же неудачно она лежит, шагни я к ней и окажусь к нему левым боком или спиной, проклятые кусты! А если к нему — то я оказываюсь спиной к ней… неудобно…. а случайно ли? Мне стало страшно. По спине потекла струйка пота, в ушах зазвенело, я с трудом удерживал сосредоточенность, мои враги подозрительно двоились перед глазами…. Я подумал, что сейчас упаду…
— Влево, малыш! — за спиной взревел Кадар. Я послушно шагнул, и стрела вонзилась в женщину. Она зарычала и бросилась в лес на четвереньках, лохматое существо за ней.
— Кадар! — я подбежал к нему, но он сделал отстраняющий жест и провел рукой с перстнем возле моей груди. Я видел этот камень на нем все время и никогда не обращал внимания.
— Порядок, малыш, тебя не тронули! — он сам шагнул ко мне и обнял. — Никогда не ходи один. Так они остальных и взяли, видимо. Твое счастье, что я проснулся, когда ты дверью хлопнул.
— А почему ты стрелял в девушку? — меня внезапно заколотило так, что я вынужден был сесть на землю, обняв его за ноги. Он потрепал меня по волосам и заставил подняться. Мы пошли к трактиру.
— Девушка! Вполне зрелая бабенка… так, а что ты видел?
— Лохматого человека, как твой обизян, и девушку.
— К Лейту обизяна, про нее подробнее!
— Стройная, худенькая, кажется высокая, ну, такая… молодая совсем. Наверно, даже моложе меня!
— Вот! А я видел с фигурой, такую, что взяться есть за что! И постарше тебя! Нормальная баба такая! Понимаешь?
— Угу. Она оборотень.
— Она – морок, наваждение, малыш! Мы даже не знаем, она это или он, нам показали морок.
— Я не знал, что делать, когда ты прибежал. Думал, может надо ей помочь или убить лохматого. Я растерялся, и мне почему-то стало плохо, — признался я.
— Не удивительно, выйти в одиночку против сработанной пары, счастье, что ты вообще выжил. Видимо твое плохо, это на самом деле хорошо, сигнал такой – ты в заднице, иди на свет. Такой своеобразный поплавок. Однако, хитрецы! Любой выбор был бы неправильным, — Кадар вздохнул, и толкнул меня на лавку. — Повернись спиной к одному из них, и нападет второй. Потому они и перебили охотников. Любой выбор неправильный…
Мой приемный отец задумчиво теребил кольчугу.
— И второй урок, малыш, кольчугу на голое тело не надевают. На ночную рубаху — тоже. Но лучше надеть ее на голое тело, чем выскочить совсем без нее.
Я рассмеялся. Он тоже. Стало легко.
— Отец, — я впервые назвал его так от всего сердца, — но все-таки, почему ты стрелял в нее, а не в него?
— Она была нездешняя, знаешь, как зовут деревню? Песья грива. У местных и волосы серые с рыжиной. А тут такая черноволоска. И в кабаке я ее не видел, когда травили байки, а туда и детев привели. Баб же скрывают в двух случаях, когда они рожают и когда перед свадьбой три дня в храме. Свадьбы тут не намечалось, да и на беременную она не похожа. Значит, чужая. Чужая, невиденная, и остающаяся на позиции, удобной для нападения. Угрожает вроде лохматый, значит, она главная, а он так – подстава.
— И как ты это все учитываешь?
— Потому и жив до сих пор, и тебя, щенка, учу. Потом вспоминать будешь. А вот что ты еще заметил?
— Ну не знаю, конечно, они показались чужими, но думаю, они были вечером в трактире, иначе, почему вызвали именно меня?
— Ловушка на самого чувствительного к магии. Лучше всего сначала выбить самых опасных. Я был бы вторым. Или третьим. Они вызывают по одному и убивают.
— Зачем они убивают детей?
— Дети, девственницы — энергия. Для них это бесценно. А ты у нас два в одном, малыш.
— Наводит на мысли, — вздохнул я, — надо быстрее взрослеть. А то вот утром разбудили… да еще с таким нехорошим намереньем…
— Ну, за этим дело не станет, еще будешь думать, как бы помолодеть! Ладно, хватит болтать! — Кадар открыл дверь кабака, пахнуло теплом, людьми, едой…- Пошли досыпать, сегодня еще друзей наших искать предстоит.