Солнышко только встало, и я прикидывал, что к середине дня окажусь в Плюгавом. Нормальное такое село. Большое, даже храма два: один, как и полагается, Келле-создателю, а второй почему-то Гьятэ. Причем храм Ночи, ровесник села, что немного странно. Ей обычно храмы ставят убийцы, воры, ну, или остальные, кто с этой самой ночью связан. А ставить в селе такой храм? Но ведь стоит и действует! Ладно, у всех свои скелеты в шкафу, главное — не копать, а то можно и на целый анатомический театр нарваться.
Да и жители там нормальные люди, очень даже рослые. Непонятно за что селу такое название досталось. Не то, что Шершни. Туда я даже не сунулся, ночевал в ближайшем лесу. Местные как-то договариваются, а мне радости мало, когда на каждом дереве по гнезду. Покусать могут… Или вот Скупое, там — да, один раз побывал в местном трактире — сразу понял, за что назвали. Поэтому я еду именно в Плюгавое.
Кто я? Я – Дракон Песка, убийца магов, как иногда меня называют. Тут я не виноват, меня таким сделали. Я вынужден пить магию, как вампиры кровь. Любую магию, поэтому сойдет и зомби, и чей-то амулет. Только и того, и другого нужно много. Очень много. Я — Сотворенный. То, чего не должно быть. Я – преступление, за которое полагается смертная казнь. И моего создателя казнили, а мне удалось ускользнуть. С тех пор так и мотаюсь по свету. Кому какое дело до одного конкретного Сотворенного, если он не мешает людям жить? Особенно, когда он приносит пользу и находится под защитой сразу трех Гильдий. Во-первых, я – Охотник на нечисть и член гильдии Охотников с правом брать учеников. Во-вторых, признанный маг, протеже Пресветлого Мораила Кенильбера, главы магов Света, и вхожу в гильдию Магов. Ну и в-третьих, я вхожу в гильдию Странников. Это исследовательская гильдия, туда вступают те, кто много путешествует. А кто путешествует больше Охотника? Разве что его лошадь?
Дорога вилась между поросших лесом холмов. Свет переступала ногами бодро, хотя и намекала, что можно спуститься к реке и чуть-чуть передохнуть: мол, спешить некуда, тропинка во-о-он… а на берегу травка свежая. В принципе я был с ней солидарен и, отпустив поводья, позволил лошадке свернуть на едва заметную тропинку. Тропка обогнуло старое, на самом берегу реки, кладбище и увела нас к одному из самых прекрасных и спокойный мест в этом спасаемом богами мире: овальная, четко очерченная бухточка с желтым песчаным дном, и настолько прозрачной водой, что видно каждый камушек, каждую песчинку. Тонкие темные силуэты рыбок и солнечные зайчики танцевали на дне причудливый танец. И достойной рамой для шедевра — ярко зеленая трава, мягкая, высокая, с синими глазами цветов. Словно приглашает отдохнуть усталого путника. Никогда не надоест мне любоваться берегом Ленивой. Кто здесь вообще названия дает?
Близость кладбища меня не беспокоила. Явно заброшенное, заросшее великолепными репьями и кустарником, там ничего подняться не может, разве что пару гробокопателей разбудишь, наступив. Есть люди, верящие, что на таких вот заброшенных могильниках закопаны сокровища.
Я снял сапоги, посидел, опустив ноги в теплую, как парное молоко воду, потом все-таки мирная атмосфера вокруг взяла верх и я выкупался. Хорошо! Свет щиплет траву, изредка отгоняя хвостом ленивых, как и все вокруг мух… Идиллию нам подпортил мужик с воплями пронесшийся мимо. Он мчался, вытаращив глаза, размахивая руками и не замечая ничего вокруг. Мы с кобылой переглянулись.
— Как думаешь, чего это он? — спросил я ее.
Свет не ответила. Что, в принципе, логично, говорящие кони бывают только в сказках о Разрушителе. Говорят, он на таком чуде разъезжал. Опасности по-прежнему не было, лошадь бы предупредила, и, достав из седельных сумок снасть, я решил смастерить удочку, благо палок под рукой имелось много. Я даже уже выбрал подходящую, когда моя лошадь стукнула копытом, предупреждая об опасности.
Эге, гости недобрые пожаловали… Кладя руку на меч, я обернулся. Ну, надо же, зомби! Среди бела дня! В очень паршивом состоянии, но вполне живой, если можно так сказать о давно почившем трупе. Труп стоял, вертя черепом в остатках сгнившей плоти, поблескивая синими огоньками в глазницах. Монстр третьего порядка, противник серьезный, но не нападает. Я тоже не нападал, заинтересованный редчайшим явлением – миролюбивым ходячим мертвецом в солнечный день. Он посмотрел на меч, на меня, на лошадь и выразительно развел руками, словно говоря «ну не повезло, нарвался на врага, ну бывает, но выбора-то нет». Потом с трудом открыл щель, которая заменяла рот и до меня донеслось:
— Ыыыооо!
— Что? — Не понял я. Парень откровенно ломал все представления составителей учебников по черной магии. Он не кидался, не пытался добраться до теплой плоти с кровью. Он хотел общения. Ну ладно, пообщаемся! Два недочеловека всегда найдут общий язык!
– Эй, парень! Я тебя не понимаю, говори отчетливей.
— Ыооо! — повторил мертвец, поманив рукой.
— А! — сообразил я: — Ну пойдем, а куда?
Идти пришлось недалеко. На кладбище. Мой провожатый старался избегать прямых лучей солнца, но вел уверенно. Видать дорогу знал. Уже хорошо. Сознательный зомбь попался.
Кладбище было действительно старым, заброшенным. Относительно небольшим. И без камней. Похоже на последствия эпидемии или голода. Ну, хорошо, хоть не в единую яму свалили. Возле одной полуразрытой могилы я нашел лопату, мешок и кучку талисманов. Видимо отсюда и появился вопящий бегун. Часть оберегов валялась поодаль, отстреливался ими от зомби, бедняга. Хотя все эти ведун-трава и корень самры — все-таки больше суеверия. Их надо сперва подготовить, как следует, а уже потом использовать. И уж точно не швырять в ходячий труп. Так, и что он от меня хочет?
Труп попытался поднять лопату. Руки слушались плохо, и он опять обратился ко мне:
— Ооооыыыы!
— Ладно, взял, – я поднял ее с земли. — Что дальше?
Дальше он привел меня на берег реки. Которая за эти годы подмыла старое кладбище, и часть могил уже осыпалась, утопив мертвецов. Заросший холмик ближайшей к воде могилы тоже слегка подмыло. Несколько сильных дождей и его обитатель тоже уплывет. Ага! Ну, так бы и сказал!
— Эаааа! Ыаааа! — мертвец жалобно коснулся моей руки. Ладно, парень, я хоть и не нанимался к тебе, но почему бы и нет. В конце концов, если мертвеца не уважить, еще неизвестно, какое проклятье словишь. Я вздохнул и принялся копать. Земля поддавалась на удивление легко. Покойник пару раз сунулся, чуть не получил черенком лопаты промеж глаз и, наконец, сел рядышком.
— Не переживай так, — посоветовал я, — сделаем, как можем.
— Ыыыооо! — откликнулся он. Не слишком интересный собеседник.
Как я и предполагал, хоронили не глубоко, лопата быстро вонзилась в гнилое дерево крышки. Пришлось действовать осторожно. Наконец, я раскопал весь гроб. Небольшой, наверное, был красивым — на крышке кое-где угадывались резные узоры. В проломы виднелись остатки ткани с шитьем. Женщина. Странно, как хорошо сохранилась для такого срока…
— Ыа! — сообщил мертвец. — Ооооиии?
— Догадался. Принеси-ка мне одеяло, там, на земле, где сбруя, валяется. Гроб же рассыпается на ходу, не допру иначе! И вообще, куда это тащить? Могилу надо выкопать! Ты уже нашел подходящее место?
— Оооыыыы!
— Ну, пошли… куда?
Он привел меня на ближайший холм. Милый, поросший леском, с полянкой на вершине. Отличное место. Я вздохнул, помянул недобрым словом Лейта, Ир-Шагера и, поплевав на ладони, принялся копать новое жилье. Пошире, их же двое. Он, наверно, тоже захочет прилечь?
Мертвец вернулся с одеялом. Я уже выкопал приличную яму, и, посоветовав ему не шляться, пошел за покойницей. Она, к счастью, где положили, там и лежала. Разве что мухами обзавелась. Перетащив останки на одеяло, Лейт с ним, новое куплю, я отправился к свежей могиле. Мертвец был на месте. Он грустно сидел под березкой, опустив голову на руки, такой вот соскучившийся влюбленный. Картину сильно портили выступающие сквозь плоть позвонки.
— Вот твоя красавица! Охраняй, отгоняй всяких там мух, — посоветовал я. — Мне тут еще копать прилично!
— Ыыыоооо!
— Да ладно тебе! Главное успеть, пока тот бегун до села не доберется. Он ведь вернется не один, а с толпой идиотов. Хотя я знаю, чем его прищучить. Не переживай. Не люблю я таких…
— Ыыыоооо! Ааааооооэээееееууу!
— Ну? Тебе сам Келла велел их не любить, — отозвался я. Он довольный, что взаимопонимание достигнуто, притих у тела супруги. А я копал.
Наконец, результаты меня удовлетворили. То есть я устал, как собака, но и яма была достаточно глубокой и широкой. Лучше чем была, точно. Я бережно опустил гроб вместе с одеялом.
— Ну что приятель, ты туда же?
— Аааа! — согласился он, лег рядом с гробом, приобнял его и… Вот хорошо, я не пугливый, а то бы драпанул почище того грабителя, тело разложилось до скелета на глазах! Вот мужик дал напоследок! Что там говорят-то в таких случаях?
Я опустился на колени и вознес, как помнил молитву Гьятэ — владычице ночи, Лейту — владыке мертвых и, конечно же, Госпоже. Той, чье имя не называют. На всякий случай. Мужик, конечно, упокоился и так, вообще непонятно, какая сила его подняла, но подстраховаться не помешает. Да и успел я вовремя.
Снизу донесся конский топот и голоса. Обсуждали мою кобылу, мое отсутствие и чего делать, если меня мертвец схарчил. Один визгливый голос уверял, что тут полно оживших покойников, еще пара убеждала, что хозяин лошади мог и до ветру отойти. И только ежели не вернется, тогда и кобылу забрать стоит.
— Я вам заберу! — крикнул я сверху. — Ща так заберу, что домой без порток побежите!
— Оппа! Живой! А че ты там делаешь? — уточнили снизу. Хруст веток и ругань подсказали, что мои собеседники решили подняться. Первыми из кустов недружелюбно высунулась пара кольев, следом появились и их обладатели: здоровенные бородатые мужики в простых рубахах, штанах и сапогах. Один из них узнал меня и обрадовался!
— А! Лэйн маг! Ну, так это, рад видеть! Ты тут не видел… ну… покойника?
— Тут рядом их полно — целое кладбище! — я указал вниз.
— И чо? Все ходят? — Мужик сделал жест от сглаза.
— Нет, все лежат! Кладбище старое, такое поднять сложно, — ответил я и все-таки припомнил имя старосты. — А что случилось, Бран?
— Да вот прибежал тут один чужак, говорит, покойника ожившего видел. А ты чего творишь-то?
— Да вот попросил мужик встречный покойницу перезахоронить подальше от реки. Она могилы подмывает.
— Да, Ленивая что-то разлилась… тут он прав… странно, кладбище старое, кто это может быть? Вроде от голода лет пять этак вся деревня померла, по весне их и обнаружили. Надо бы мужичков поднять, перехоронить, авось зачтут на том свете. Так что, нет оживших мертвецов?
— Нет, а вот кто-то могилы грабил, это точно. Сейчас докопаю и покажу.
— Да чего там, погодь. Рыж, Слав, помогите лэйнмагу! А то он уже, небось, руки до кости стер, а у нас для него работа найдется. Тока сперва того гостя придержите, чтоб опять не убег, похоже плохого человека поймали.
Как беглец ни сопротивлялся, его живенько повязали. Не любят гробокопателей, потому что проклятье потревоженных мертвецов может и невинных коснуться. Случаи бывали. Опять же, обиженные раскопками обитатели кладбищ могут не только сами встать, но и могильных свиней и псов привлечь, а оно селянам надо?
Два рыжих брата старосты живенько отняли у меня лопату, еще одну приперли с собой и закопали могилу. Я сделал вид, что не заметил, как они бдительно заглянули под одеяло. Лейт с ними!
Мы с Браном сходили на кладбище. Я показал ему брошенные вещи, мешок и подкопанную могилу. Этого хватит для селян. Пусть теперь ведунье лжет, если сумеет. Злобная бабка у них в селе, сталкивались. Против меня ничего не имела, как ни странно. Понимала, что не ей старой по оврагам за нечистью прыгать. А я ничего не понимал в отварах, приворотах, отворотах и прочих окотах, что и составляло ее хлеб. А мази и зелья я у нее покупал охотно, они у старухи были отменные. Главное — не знать, что внутри.
***
Деревня как деревня. Дома большей частью двухэтажные, рубят всем миром, а не каждый по отдельности, потому и могут себе позволить хорошее жилье. Поля так же пашут и убирают – все для всех. Бран держит свое хозяйство железной рукой. Даже разбойники тут не водятся, для них в деревне есть дуб. Большой и ветвистый, человек на десять одновременно. За воротами, прямо у частокола стоит Храм. Почему-то считается, что въехавший в село путник, прежде всего захочет помолиться. На мой взгляд, это не так, первое, что захочет путник – пожрать и выпить. Ну да кто меня спрашивает?
А на здешний храм глянуть стоило. Практичные деревенские жители ухитрились совместить несовместимое: сделали из двух строений одно. С восхода стоял, открывая двери страждущим, Храм Келле-Творцу, а с запада то же здание принимало желающих склониться перед Ночью-Гьятэ. Одноэтажное длинное здание с башенкой посередине. Половина здания окрашена в коричневый цвет с синим узором, половина — в черный. У номинального, по колено высотой, заборчика стояла незнакомая мне девушка в коричневом платье с синей поновью – служительница Келлы.
— Иль-и-ран, — пропела она стандартное благословение, — рада тебя видеть, Охотник!
— Иль-и-ран, — откликнулся я. – И тебе привет, майре! А где же почтенный Зар?
— Его призвал наш покровитель, — она улыбнулась. Все правильно, если служитель был праведен, а в праведности старого служителя усомниться было нельзя, то Келла его именно призывает. И определяет с местом дальнейшей службы. В отличие от нас, вольных бродяг, которым даже бог не положен. Выделили демона Ир-Шагера, который за наемниками присматривает и радуйтесь, что хоть кого-то дали. А то так бы и ходили, сами по себе, без присмотра.
Я протянул девушке монетку, стандартная плата за «обслуживание» в Храме. Не знаю, насколько помогает, но лишим точно не будет.
— Помолись за меня, майре! Пусть твоя вера станет мне оберегом!
— Обязательно, — она приняла монетку, коснулась моей руки, благословляя. Я склонился, взял ее руку и коснулся губами. Пальцы у нее были теплые, тонкие. С мозолями от ниток. Видимо в свободное время она рукодельничала. Бран нетерпеливо дернул головой, показывая, что пора приступать к делу. Пришлось ехать за ним к трактиру.
От Храма вела центральная улица. В луже дремали пестрые сытые свиньи, куры что-то выискивали в траве. На лугу виднелось стадо коров. Лохматая коза со спиленными рогами ощипывала кустарник у забора. В конце улицы открывалась площадка с большими бурыми кучами — на солнце сушились водоросли. Потом женщины очистят их от мусора, листьев и подгнившей зелени, а стебли расщепят на волокна — длинные, тонкие и очень прочные — и сделают нити. Которые или пойдут на грубое домотканое полотно, в рубахах и штанах из подобного ходила вся деревня, или продадут в ткацкие цеха. На бурых кучах кур было больше всего — выискивали водяных улиток и прочую мелочь, в изобилии попадавшуюся среди водорослей. Бран проследил мой взгляд и с гордостью кивнул:
— В прошлом году овраг затопили, вот уже и урожай. Сам знаешь, зима ожидается снежная.
Я не знал, но кивнул. Значит, зимой надо в городе осесть. В снег даже нечисть предпочитает впадать в спячку.
***
Мы сидели в трактире. Трактир тут под стать селу, большой, теплый, кухня отличная, выпивка тоже. К сожалению, я лично оценить не могу, не вложили в меня это свойство, но судя по запаху и состоянию окружающих — замечательная.
Мужики и бабы пили, ели, обсуждали дела и делали вид, что не подслушивают наш разговор со старостой. Даже ведунья приперлась. Села, нахохлилась старой вороной и цедила взвар из большой кружки. Трактирщик ей наливал бесплатно, но вполголоса намекнул на мазь от спины для матушки. Бабка едва не швырнула в него горшочком. Характер у нее не улучшился, за те 20 лет, что я ее знаю.
Бран заказал для меня крепкий травяной чай, кашу с грибами и пирог, и болтал о своих сельских проблемах. Так, ничего особенного. Оборотень завелся, но с пониманием. По лесу охотится, людей не трогает. Думают на зиму в село звать, лишний мужик не будет, а силища у них, говорят, огромная. Или оглоблей отходить мерзавца, чтоб не лез к младшенькой? А то обрюхатит, хвостатый… Да и ниток она странных напряла, как из пса… Слушай, лэйн, а оборотней вообще чешут? Такой зятек — сплошное удобство получается, и животина в хозяйстве, и мужик в доме!
Я кивал, думая о странном мертвеце. Гробокопателя повесили сразу же, не слушая оправданий. Ведунья полностью подтвердила его вину, только пристально посмотрела на меня из-под мохнатых бровей, да криво усмехнулась. Просекла старуха, что я вру насчет ходячих покойников, но смолчала. Бран не замечая, что я отвлекся, трепался.
— Вот еще недавно кто-то дровосека напужал! Огромный такой, как медвед, а только вонючий слиха. Да и корову задрал странно, башку оторвал начисто, а все остальное — не тронул. Может, глянешь? Бабка сказала, пребыстрейше мага звать али воина какого!
— Правильно сказала, — кивнул я, резко возвращаясь к реальности, — тут не глядеть, тут сражаться надо, пока в серьезную проблему не переросло. Только ты же знаешь, сколько я беру, Бран?
— Ну, по старой-то дружбе, а, лэйн Дракон Песка, вот тебя имечком наградили! Ну, так как, скинешь до 10?
— Я не лэйн, старый ты мошенник! — ответил я. Для здешних, с их короткими лающими именами, мое действительно звучало дико. — 20 серебряков, грабитель! И только по старой дружбе!
— Не, ну это же целая корова! Ты ж меня режешь без ножа, лэйн маг! — староста осторожно рванул на волосатой груди рубаху, — 12! Ну?
Я увернулся от его попытки хлопнуть меня по руке лопатообразной ладонью.
— 17. И ни медяка меньше!
— А то! Сойдет! — он все-таки припечатал мою руку к столу. — Оно, вишь ли, волосатое, как наш кузнец, и вонючее, как нечищенный хлев, так что 17, наверно, стоит!
— Стоит, Бран. У вас тут еще новые кладбища или внезапно умершие деревни есть поблизости?
— Земенка одна была, недель пару назад пришли к ним меняться, а их того… нету. И дома пустые стоят. Тока мухи летають, жуть. Ну, мы градначальнику отписали, да он пока ничего не сделал.
— Понятно. Ладно, авось не опоздали. Много, слишком много времени прошло… Гляну завтра вашу земенку.
— И вот еще, внука моего с собой возьми, а? Охотником затеял сделаться, ну ты его напужай там.
— Там и «пужать» не придется, — ехидно ответил я, — там сразу сухие штаны нужны будут. Если выживет. Не возьму. Против Арсойи новичка не возьму, ради его же блага.
— Настолько плохо? — Бран помрачнел, поджал губы. Трактирщик бесшумной тенью наполнил наши кружки.
— Хуже некуда. Арсойю еще называют чумной мухолов или чумная гончая.
— Чего чумная? Чего она делает-то?
— Чуму разносит. Или создает. Через мух, которых приманивает на себя. Правда, только в один период, когда из гнезда щенки вылупляются. А вылупятся они в течение нескольких дней.
Бран не размышлял ни секунды.
— Сколько ты хотел? Но чтоб с гарантией! Не нужна мне тут чума! Ни чума, ни холера, ни еще какая дрянь. Сделаешь?
— Куда же я денусь. Откуда она пришла, интересно?
— Вот не интересно мне! – ответил Бран бычась. — Мне тихо надо, спокойно, а то вон младшая детские носки вяжет…. Твою же!!! Какой гад-то мимо меня успел? Ух, я ему оглоблю-то о бока обломаю!
Я засмеялся. Хороший он мужик, но иногда соображает медленно.
Староста открыл рот для достойного ответа… И тут дверь трактира распахнулась, и в проеме возник мужик, вернее, молодой парень в длинной кольчуге, старой до выпадения колец, мечом, слишком тяжелым и длинным, и в шлеме. Такие уже лет 100 никто не носит, типичный выпертый младший сынок в прадедовом доспехе класса «бери, что дают». Он оглядел обитателей трактира, мысленно записал их в тупую деревенщину и с легким презрением возгласил, не забыв принять картинную позу:
— Обед и вина подайте, да поживее! За один золотой избавлю вашу деревню от любой нечисти…
Его перебил хохот. Мальчик не заработал и медного знака, а главное, явно не имел понятия о финансах крестьян среди лета. Тем более, у них имелся серебряный охотник, в виде моей скромной персоны, и уже согласившийся на целых 20 серебряных. Ну да, корова не корова, но телочка точно. Я небрежно продемонстрировал Серебряный кружок на цепочке. Он подумал и сделал то, что я менее всего ожидал, подошел и бросил на стол свой меч, опрокинув мою кружку. Идиот.
— Мы силой решим, чье это место!
Бран начал подниматься, мужики загудели… Я наступил старосте на ногу. Оглядел меч. Не знаю, где он валялся, и какой кузнец его ковал, но, видимо, пришибленный на голову. Дешевка, она и в деревне — дешевка. Мой клинок с таким скрещивать, это даже оскорбление. И устав запрещает.
— Трактирщик, — громко сказал я, — тут чай разлили, прибери, а? И повтори, очень у тебя он хорош!
— Ты обязан принять вызов, — настаивал парень, я вздохнул и мирно пояснил: — Ты устав читал? Там ясно сказано, что нанятый охотник не имеет права драться, разве что защищая свою жизнь. Потому что любая рана может стать фатальной потом, когда с нечистью столкнется. А меня уже наняли. Я аванс взял.
В его глазах вспыхнула обида, детская и такая… Да, я понимаю. Маменькин любимец, все баловали, и вот вырос и отправили искать судьбу, потому что наследник — старший. А ты перестал быть игрушкой, ты перестал быть ребенком, ты никому не нужен. И книги, которыми ты упивался в детстве, оказались ложью. Никто не восхищается нищим бродягой в доспехах, никаких прекрасных дам нет, и поклонников — нет. Есть старая лошадь, жесткое седло, бездушные крестьяне, которым на тебя тоже плевать. И в трактире бесплатно не наливают. И ты не герой. И нечисти плевать на красивые позы. И на вызовы она не отвечает, за ней надо лазать по оврагам, надо ползать по помойкам и кладбищам. Это обидно очень. Но вслух я этого не сказал, он не поймет меня. Не услышит. Я пояснил:
— Здесь место занято, лэйн, ты можешь взять этот заказ, если меня принесут мертвым. Таков устав. Или пойти вторым.
Это было отличное предложение. Второй – не ученик, он напарник, тот, кто прикрывает тебе спину, делит с тобой на равных и хлеб, и деньги, и кровь. Я был Вторым, был и Первым. Но он не принял моей доброй воли. Его проблема!
— Вторым к простолюдину? — парень фыркнул.
Трактирщик подал мне новую кружку, которую я сразу же взял в руку, во избежание повторного разлива. Да и сама она неплохое оружие: горячий чай можно выплеснуть в лицо, краем ударить, а тем, что останется — резать… Уж что-что, а трактирных драк я повидал достаточно. Но он не хотел драки, ему хотелось именно поединка. Дурачку даже в голову не пришло, что я его вместе с этой железной чушкой, заменяющей меч, настругаю своим клинком на опилки. Поэтому я отвернулся и отхлебнул из чашки. Чай, как я уже говорил, был очень хорош. Противник мой обиделся еще сильнее, забрал меч, и ушел в угол, откуда и сделал заказ. Обида обидой, а есть и пить хотелось даже ему.
Он ел, угрюмо сверкая на меня глазами из-под челки. Мужики быстро забыли про юного лэйна, их волновало другое: что все-таки делать с оборотнем. Я посоветовал строить дом для молодых, и Бран показал мне волосатый кулак. Как избежать чумы, и чем она лечится? Тут знахарка послала всех любопытных в длительное, а главное, богатое любовью путешествие. Почему я не пользуюсь удилами — эту новость занес удивленный трактирный мальчишка, внук хозяина. Я объяснил, что Свет — сина, то есть лошадь из Синианской долины, животное необычное и наделенное разумом в большей степени, чем некоторые в этом зале. Народ не обиделся, наоборот шумно принялись обсуждать кто именно, в результате моя лошадь оказалась здесь самым умным существом.
— Не, ну а что, вот ты, Рыж, помнишь, как по пьяни козы испужался?
— Да тебе ли говорить, Цына, не ты ли от жены в собачьей будке схоронился одной головой, думал, если ты ее не видишь, так и она тебя тоже! Так еще и застрял, пока она тебя оглоблей охаживала, чтоб по соседкам не шлялся?
— Да, лано вам! — это уже дородный бородач из угла, — вот я прошлой зимой как напился, так заснул у проруби и примерз к краю льда бородой, уж как орал-то! Думал водянник за бороду тягает!
Мужики вспоминали свои глупости, кто-то вопросительно посмотрел на меня… Я кивнул:
— Да я тоже хорош. Однажды по молодости сидел ночь в засаде на призрака, а когда рассвело понял, что сижу перед зеркалом.
— И большое зеркало было? — уточнил сквозь смех Бран.
— Большое, больше твоего роста! Не предупредили, что оно там, и я как дурак всю ночь сам себя караулил!
Трактирщик покосился на зеркало в углу за прилавком, зачем-то показал туда язык и принес мне булку, густо посыпанную сахаром. Видимо, что-то свое вспомнил.
Парень в углу угрюмо молчал. Зря он. Опасности в нем не было, молодой дурак или попытается нарваться, или уедет ночью. Конечно, может, и в лес сунуться, но тут я ему не обереж по ночам к арсойе лезть. Да и обережи такой тупой еще поискать.
Перед сном я пошел проведать лошадь. Нет, в трактирщике я не сомневался, с моей кобылы будут пылинки сдувать. Охотников за нечистью хоть и не любят, но уважают. Как лекарский нож. Она, и правда, была устроена отлично, в кормушке овес и сено, свежая вода, чистая солома на полу денника. Да еще неленивый умелец расчесал ей гриву и хвост. Лошадка встретила меня радостным фырканьем, попыталась прижать мордой и пожевать. Я высвободился — все-таки сила у нее лошадиная. Нежность нежностью, а помять может. И когда я уже покидал конюшню, неудачливый конкурент меня перехватил. Я увернулся от его протянутой руки, и встал напротив.
— Ты увел у меня найм, ты… Да откуда у тебя вообще серебряный знак! — начал он и попытался опять меня схватить. Я не в железе, да и выгляжу похлипче. Но боевой опыт у меня больше, и я не человек. Я Сотворенный. Поэтому младший сын получил тычок локтем в шею, пинок по голени, удар в живот ногой и лег отдохнуть на ароматную кучу навоза, которую слуга не успел убрать подальше. Но отдохнуть я ему не дал, не люблю, когда меня на драку провоцируют. Да еще перед таким заказом, как арсойя. Я осторожно, чтобы не убить, наступил ему на шею.
— Вот что мальчик, вали отсюда. Арсойя тебе не по зубам, она вызовы не принимает и нападает без предупреждения. А ты не можешь увернуться и от меня.
Он что-то попытался хрюкнуть в ответ, но не смог издать и звука. Навоз он не только ароматный, он еще и липкий, и забивает любые отверстия, так, что потом не выковыряешь.
— Медальон охотника подделать нельзя, его цвет оплачивается кровью, своей и врагов. Когда-нибудь ты это поймешь, если доживешь, – сообщил я, убирая с него ногу, а то еще захлебнется.
Он опять что-то пробулькал, на этот раз мне померещилось слово «лет».
— Я старше тебя, и намного. Маги часто выглядят молодо. Так что по внешнему виду не суди. И не зли меня больше, понял?
И я ушел, оставив его отмываться от оскорбления. Там стояла большая бочка с цветущей дождевой водой «на всякий случай». Вот случай и наступил.
Трактирщик, подслушав про чуму, приготовил мне отличную комнату с ванной, то есть бочкой с горячей водой и, главное, с подогревом постели. «Подогрев» строила мне глазки и усиленно помогала вымыться, так что я чуть не забыл, зачем вообще в бочку залез.
— Как тебя зовут, солнышко? — спросил я у девушки с большими коровьими глазами и очень примечательной со всех сторон фигурой.
— Мина, — она приветливо мне улыбнулась, качнув верхней частью этой самой фигуры. Люблю таких девиц! Болезней и бастардов я могу не опасаться, хвала моему творцу, чтоб ему на том свете демоны мягче стелили! А ночевать один я могу, только если поблизости ну совсем ни одной живой девицы нет! Так что я кинул на стол пару монет и подтолкнул ее к кровати.
Надо сказать, что деревенские девицы охотно обслуживают гостей. Считается, что от этого выгода есть: или свежая кровь, или какой-никакой, а подарок. Мина не была исключением. Девочка опытная и стоила каждой затраченной на нее монетки. А может быть я ей понравился, кто поймет?
Утром я обнаружил, что молодой дурак уехал. Причем, судя по тому, что седельные сумки он оставил в комнате, все-таки поехал на охоту. Воля Лейта, я бы уже был далеко, после такой ночной стычки…
Выехал я ближе к обеду. Тем более, вопреки моему предупреждению мне все-таки навязался в спутники тощий жилистый русоволосой парень. Он трусил позади меня на старой кобыле, пряча за ее боком длинный меч, даже издали видно, что приличный, лучше, чем у моего ночного недруга. Хотя тоже старый, сейчас такие яблоки в виде сердца на рукоять не делают, мода прошла годков так 70 назад. Я вздохнул, раз уж дурака навязали — придется охранять, еще не хватало поссориться со старостой.
— Ты внук? — спросил я у парня.
— Дед сказал? Я думал, он не знает! — парень слегка покраснел, — меня Рином кличут.
— Меня можешь звать Дракон Песка, или просто Мастер, если надо быстро. Уловил?- он покладисто кивнул, и я продолжил. — Дело у нас почти смертельное. Арсойя — животное небольшое, поменьше медведя все-таки, но очень сильное и ловкое. Ты на охоту ходил?
Он опять кивнул, и гордо задрал рукав показывая татуировку. Ага, вилочка, черточка вверх-вниз, понятно.
— Вижу, охотник ты опытный. На медведя-то как пошел?
— Да не пошел я, мастер колдун, он сам того… Из леса вышел зимой, ну а я дома был. Три стрелы всадил, с крыши, пока он коровник ломал. Вот… а что?
— Молодец! Вот что парень, — я кивнул на меч — эту штуку повесь на седло, пользы от нее не будет, вернись домой и возьми лук. Будешь Вторым при мне. Сядешь на дерево, и стрелять в нее будешь. Арсойя — зверь быстрый, если сумеешь ее замедлить, честь тебе и хвала! Немногие на такое способны!
Он просиял добродушно и поспешил назад, подгоняя клячу. Еще бы, пойти официально Вторым за серебряным охотником — такая удача выпадает не каждый день. Я ждал, все равно увяжется, лучше я за ним присмотрю, чем его съедят под кустом. Заодно и поймет, что у нас почем.
Лошадей мы бросили на опушке. Его кобылу за недоуздок прицепили к седлу моей, Свет никуда не уйдет. Но я снял с нее уздечку и убрал в седельную сумку. На всякий случай.
Хвойная подстилка мягко стелется под ноги, гасит шаги. Рин указывает на тропу:
— Слышь, Мастер, лошадь шла.
— Вижу, — торчащий из земли корень сбит, сочится темно-красным, как кровь соком. Подковой зацепили, не иначе. Но лес был тих и молчалив, даже странно. Я удвоил осторожность, отодвинув мальчишку назад. Он и сам понял, шел в паре шагов, прислушивался. Хороший ходок, ни звука. Я даже несколько раз проверял, не пропал ли. Внезапно впереди донесся непонятный звук, хруст, и заржала лошадь. Я перехватил, бросившегося было парня, и жестом показал «тихо!». Он понял. Не безнадежен, уже хорошо. Лошадь… Она стояла привязанная к кусту, испуганная донельзя. Я обошел ее, снял уздечку и хлопнул по крупу. Добежит до деревни или отвлечет врага. Потому что арсойя рядом. Волки летом не пойдут туда, где пахнет человеком. Животина рванулась так, что мы едва успели отскочить от взметнувшихся копыт.
— А этот? — одними губами спросил Рин.
Я пожал плечами. Что всаднику конь уже не нужен мне было ясно. Бедный глупец искал монстра, чтобы опередить меня, и нашел на свою голову. Мы прошли не так много, но я жестом указал своему спутнику. На прогалине лежала кольчуга из которой торчала здоровенная украшенная коротким хвостом туша, и доносилось рычащее чавканье. Арсойя жрала добычу. Любому другому мясу чумной мухолов предпочитает человечину. А коров дерёт редко и, в основном, для баловства. Впрочем, нас она видела и слышала. Круглые уши повернулись в нашу сторону, а рычание стало ниже, похожее на гудение сотни разгневанных шмелей. Я показал парню вверх, он понял, скользнул мне за спину и почти бесшумно полез на дерево. Тут нечисть показала свою морду, короткую, с оскаленными клыками в крови и остатках мяса и, судя по звукам, процесс влезания сильно ускорился. А потом сверху прилетела стрела. Арсойя отскочила и наградила стрелка презрительным фырканьем. Я стоял, держа обнаженный меч за спиной. Конечно, арсойю так не обманешь, но все же.
— Отсюда до бывшей земенки далеко, Рин? — спросил я.
— Да не, на одну песню! А она сейчас не того? Ну, не сбежит, Мастер?
Ага, зная деревенские песни… значит, мы на месте.
— Не сбежит. Тут рядом гнездо. И она будет защищать его. Надеюсь, щенки еще не вылупились, потому что иначе нас все-таки сожрут.
— А куды ж ее стрелять-то? — уточнил сверху Рин, видимо, решив перспективу быть съеденым не рассматривать, — я чего-то не пойму.
Логично. Куда стрелять в зверя, который выглядит, как небольшой медведь, с мокрыми плешинами на боках для привлечения мух и торчащими из шкуры, похожими на ребра, костями.
— В спину и бока — почти бесполезно, — сообщил я. — На шее у нее этих костей еще больше, собственно она вся такая, меч застревает. Стреляй так, чтобы вызвать большее кровотечение. Их так и убивают.
Арсойя прыгнула. Я отскочил, нанеся режущий удар скользкому боку. Она взвизгнула, показалась кровь. Длинное копье бы пригодилось. Хотя вон дворянчика и оно не спасло. Тварь опять развернулась для нападения, и я ткнул ее в разинутую пасть. И успел выдернуть оружие прежде, чем эта пасть закрылась. Челюсти там ого-го, кости дробят. Стрела вошла ей в спину и застряла. Арсойя вырвала ее одним движением. И тут я активировал сеть. Маленький шарик коснулся повернутого ко мне загривка и обратился в сеть из нитей огненного прыгунца. Отлично. Будь любая другая тварь, и ей бы конец. Нити удержат. Арсойя забилась, и острые выступы «ребер» соприкоснулись с нитями разрывая их.
Но я успел ударить ее несколько раз, прежде чем она выбралась. Теперь зверь уже был весь в крови, я дважды попал в подмышечные впадины. Да пока она выбиралась, поймала еще стрелу. Эту она выкусывать не стала, предпочитая разделаться сперва со мной. Я выдернул из ножен железную трубку и приготовился. Тварь сделала то, что я ждал изначально. Низко взревев пошла на меня. Это у них самое опасное. Сверху ударила еще стрела, хорошо ударила — в спину, в позвоночник недалеко от хвоста. Другое животное уже бы ноги волочило, но эта даже не заметила. Я махнул мечом и, когда она попыталась его схватить, сунул в раззявленую пасть скрытую до сих пор трубку и нажал кнопку. Три лезвия вырвались в стороны разрывая сосуды. После чего я драпанул к ближайшему дереву, прижался к стволу спиной и принял ее на меч. Повезло, мой клинок выдержал удар туши, пробил грудную пластину и вошёл до середины лезвия, достав сердце. Я выдернул клинок и скользнул в сторону. Весь бой занял меньше сотни ударов сердца. Тварь закрывала и открывала пасть, из который хлестала кровь, потом все-таки медленно осела на землю. Она еще пыталась ко мне ползти. Но я держался поодаль, пока маленькие глазки не закрылись навсегда. Я отдышался. Не ранен вроде, ничего не сломано — хорошо. В пылу боя можно и не заметить, а любые нанесенные арсойей раны имеют свойство гнить.
— Все, Рин, можешь слезать. Вот так это и делается. Лучше, когда охотников несколько, тогда они могут ее держать на расстоянии, атакуя с разных сторон.
— Я ведь в нее трижды попал, и хоть бы что… — в голосе парня была обида, смешанная с извинением.
— Все нормально. У нее уязвимых мест всего три — подмышечные впадины, треугольник, где горло сходится с нижней челюстью и пасть изнутри. Ну и иногда можно вот так сердце достать, но это нужен такой клинок, как у меня. Стоять!
Он сунулся к нашей добыче, и я схватил его за плечо.
— Думаешь, сдохла и все? Знаешь такое слово — конвульсии? А вот как они у нее выглядят, — я взял палку с земли и ткнул арсойю в лапу. Тварь дернулась, лязгнули челюсти, и я показал обломок моему спутнику.
— Еще часа два так будет, пока нервная деятельность не прекратится. Дуй домой к деду, он в курсе, что делать дальше. А я постерегу нашу добычу. И посмотри по дороге муравейник побольше.
— А зачем? А… понял, — Рин кивнул и со всех ног бросился в лес. К деревне. Я отошел от зверя и сел на выступающий из земли корень ждать селян с дровами. Предстояло еще сжечь кладку. Зрелище полезнейшее для повышения цены на услуги.
Лес, потревоженный сражением, уже вернулся к своим делам. Вон на маленький белый цветочек под еловыми ветвями села мохнатая пчела. Потом этот мед, редкий, пахнущий хвоей соберут и продадут как подвойный втридорога. Ему приписывают много целебных свойств, даже вроде легочную гниль лечит… Вон большой черный муравей тащит соломину. На корень возле меня сел красно-зеленый жук фонарщик. Ночью они водят красивые хороводы, но и днем летают. Только открытого солнца не любят. Чуткая ящерка выбралась на согретый солнцем ствол и замерла, слившись с корой. Наверху посвистывали птицы. Интересно было бы понимать их язык. Маги-природники иногда аж краснеют, слушая птичьи трели. Из норы вылез шмель. Посидел, вздрагивая прозрачными крыльями, и взлетел с низким гулом. Здоровенный. Но мирный. Если шмеля не придавить, и не укусит…
Кажется, я задремал, потому что крестьяне появились слишком уж быстро. Бран привел всех дееспособных мужчин деревни. Одни грузили в мешок останки моего конкурента, другие сошлись вокруг меня, ожидая указаний. Я поднял руку, призывая к тишине:
— Прислушайтесь. Слышите гул? Нам он и нужен. Идем туда.
— А чего это жужжит-то? — поинтересовался рябой рыжий паренек. — Не цапнет оно?
— Мухи. Те самые, которые потом чуму по домам бы понесли. Надо сжечь гнездо твари. А саму ее крючьями зацепить и в муравейник! Мне-то все равно, а Рину череп пригодится. Клыки на эликсиры сдаст в лавке, сразу и коня купит и хорошее оружие. Да и за обучение заплатит, арсойя — огромная редкость.
— Да чтоб ее не видеть, эту редкость! — буркнул кто-то из мужиков, когда труп изогнулся, вонзив зубы в древко крюка. — Ща мы ее в самый большой, тут неподалеку такой есть! Я все думал ведро зачерпнуть, да и высыпать тёще на чердак…
***
Мы стояли у ямы. Темными потоками вверх вниз струились летящие мухи всех размеров, в самой яме среди разлагающихся тел животных и людей, бывших жителей земенки, копошились бессчетные личинки. Зная, что будет, я прикрыл лицо шейным платком и потыкал палкой в содержимое этого гнезда, вызвав резкий взлет туч насекомых и ругань мужиков. Я показал на круглый предмет в яме: — Это яйцо, знакомьтесь.
— Тьфу, пакость, ты бы предупреждал, что ль, — возмутился Бран, — мы же не птички мух жрать, вон полные рты набились кое у кого…
Я обернулся. Староста тоже стоял с закрытым тряпкой лицом. А он не прост… Зато многие из моих спутников злобно отплевывались. Еще бы! Кто-то особо впечатлительный ушел в кусты блевать. С непривычки-то… Понимаю.
Впечатленные и обозленные зрелищем мужики нарубили сухостоя с такой скоростью, что хоть сейчас на соревнование дровосеков. И по моей указке свалили вокруг ямы.
— Сперва подожжем, а уже потом скинем, чтобы и мух захватить, — велел я.
Они поняли. Злобно ругаясь, отмахиваясь от жирных насекомых, окружили сушняком яму и подожгли. И когда разгорелось, с самыми что ни на есть злобно-мстительными рожами, сбросили ревущий пламенем завал внутрь. Пламя взметнулось, пожирая пытавшихся улететь мух, задымило черным…
— Нужно поддерживать огонь, пока все не выгорит, хотя бы часа три-четыре.
— Да мы не ленивые, всю ночь пусть горит! А только вот вопрос есть, мастер колдун, — подал голос конопатый. — А зверюга-то одна? Мужик ее не придет?
— Не придет, арсойя — гермафродит.
— Кого родит? — не дослышал рыжий — Ты не ругайся, ты по-простому скажи!
— Оно мужик и баба вместе, — важно объяснил Бран, — вот представь, если б у тебя и сиськи были, и ты бы мог с пузом ходить и еще сам себя того! Вот оно так…
— Вот же ж пакость… — донеслось из толпы поджигателей. — Не, ты лэйн колдун, чего хочешь говори, но до утра костер гореть будет. Не должно такому жить! Чтоб уж точно все сгорело!
Бран отвел меня в сторону и уточнил:
— Значит, из моего внука толк будет?
— Будет, точно говорю, — я кивнул, — возьму в город, там получит знак, годик Вторым походит при мне, зиму поучится, сейчас в гильдии обязательное обучение ввели, а там выпущу. Говорят, семья, где охотник получает грамоту о полезности, от налогов освобождается, пока он жив. А за арсойю грамоту точно дадут, они объявлены государственной опасностью.
— Что за грамота? — он явно заинтересовался.
— Да бумага такая, с королевской печатью. Ее надо на стену вешать, чтобы все видели.
— А ваша гильдия, может, и за пакость эту награду даст? — Бран хитро посмотрел на меня. Вот ведь жулик деревенский!
— Дадут, если целиком скелет им притащить. Только он тяжелый, а лошади его боятся, верхом не увезем.
— Ничего, я все равно в город собирался, — Бран улыбнулся, — вот на телеге вам и довезу, заодно и гляну, что там у вас за гильдия… Все-таки внук родной. Да и год оно того, нормально… вон у ткачей по семь лет учениками ходят, руки ломают, а учитель только палкой по спине лупит, да деньги гребет за их работу!
— А ты откуда знаешь? — удивился я.
— А вон у нас тут есть, сбежал из гильдии. Пять лет на наставника трудился, а как заболел, тот и на лекаря поскупился. Я его откупил, лекарь сказал, что подохнет.
— А зачем тогда откупил? — не понял я.
— Ткач — вещь в хозяйстве хорошая, хоть и недоученный. Мужик не глупый, станки сделать могёт. Да и дешевле, чем нанимать гильдейского! Лекарю пятнадцать серебряных за слова, да учителю пятак за неудачную погоню. И все, у меня свой мастер. А лет через пять, когда забудется, и цех свой поставлю.
Бородач засмеялся, и я понял, почему в деревне стоит Храм Гьяте. Украсть ученика из любой гильдии, страшное преступление. Бран рисковал. Все деревни делали полотно из шерсти, грубое полотно из водорослей, но настоящее, тканое на станках, с вплетенной магией, было им недоступно — гильдии хранили свои секреты, продавая готовую продукцию и связывая мастеров присягой. А тут почти обученный мастер вне гильдии, редкость и большая удача.
— Твою деревню надо было называть не Плюгавое, а Жулики, — рассмеялся я. — Интересное название.
— Так прадеда моего звали Плюгавым. Он как сюда со своей банд… тьфу, семьей пришел, так и поселился. Ну, как староста получил бумагу от градоначальника, мол честный крестьянин, вон деревню основал, храмы покровителям поставил. Вот с тех пор тут и живем. А теперь вот уже и птенцы полетели из гнезда. Новые люди приходят. Сам же знаешь, в каждом селе свои обычаи, своя скотина… мы не скупимся. Каждую ярмарку новую кровь берем. Всей деревней скидываемся, а потом жребий кидаем. Кому счастье выпадет, тому и телочку в хозяйство ведем. Только теленок первый от нее тоже по жребию уйдет кому-нибудь. А под это дело и праздник с плясками. Эх! Кстати, раз такую пакость сожгли, надо будет праздник устроить. Отметить. Может, и лохматого зятька посмотрю! Прав ты был, Дракон Песка, брюхата она, призналась со страху, как мы в лес собрались, думала, на зверя идем всем миром! Дура… — он вздохнул.
Я кивнул, что ж не остаться-то? Тем более надо дождаться, пока муравьи скелет очистят. Гильдия за него точно отсыплет монет, это редкость — никто не хочет такую пакость тащить в город на своем хребте. Мне повезло с учеником, вернее, с его дедом.
К утру, оставив возле ямы пару бдительных, чтобы убедится, что все угли погасли и забросать землей останки, мы уехали в деревню. Мой ученик от деда узнал о ценности скелета и переселился жить на несколько дней к муравейнику — охранять добычу, дабы не сперли. Я не стал сообщать ему, что только очень обедневший охотник попрет это счастье на себе. Тем более, что в гильдии тоже не дураки сидят, проверят быстро, а за ложь лишат знака. Настоящих профессионалов гильдия очень ценит и всячески их поддерживает. Я посмотрел на свой знак и улыбнулся, на серебряном кружке пробивался тонкий золотой луч…