Мои братья сторожили белесую раздутую тушу. Деревенские мужики поспешно рубили дрова. Никому не хотелось знать, кем он был при жизни. Летние ночи коротки. Наши военные постояльцы внимательно оглядели водянника и велели сжечь. А сами, активировав амулеты, копьями тыкали в дно реки. Что искали — непонятно. Я сидел, тупо глядя на их действия. Потом они сгрудились, обсуждая. Мой слух тоньше, чем у обычного человека, и я разбирал обрывки слов, но не различал голосов.
— Он выпит… тут никого нет… оно ушло, и мы ничего… да, думаю, оно недалеко… по следу… куда…
Потом они еще раз уделили внимание нашей добыче. Проткнули одним из своих копий и велели сжечь прямо на месте, не перетаскивая. И стояли вокруг, пока он горел, с оружием в руках, ожидая чего-то, что так и не произошло. Это их встревожило еще больше. Они долго приставали к Кадару, потом к моим братьям. Потом один сел рядом со мной.
— Скажи, — он показал мне монетку, — ты видел кого-нибудь? Чужого?
— Нет, я вообще никого не видел, — ответил я. — Сначала под воду попал брат, я пытался его вытянуть, и меня тоже утащили под воду. Я чуть не утонул. А потом он ослабел, и нас выпустил. Все.
— Но тут мог быть кто-то чужой?
— Я не знаю. Я был под водой. А потом его проткнули вилами, и меня вытащили.
— Очень хорошо. Ты видел, кто тебя спас? И когда ослабел водянник, до удара вилами или после?
— Я не видел, я чуть не утонул. Наверно, все-таки до удара. Потому что сначала он душил меня, а потом я увидел вилы, чуть по носу мне не попали.
— Хорошо, а людей ты видел?
— Конечно, когда меня вытащили. Вся деревня сбежалась, на берегу толпа была. Но он точно ослабел до удара вилами, иначе бы он меня задушил.
— А чужих ты видел?
— Не знаю, может быть, — я закрыл глаза, вспоминая. — Не могу сказать точно, я слишком испугался.
— Давай по-другому, парень. Кто тебя вытащил?
— Братья! Когда водянника проткнули вилами, они помогли мне выбраться на берег!
— А кто в реке остался? Вилы же кто-то держал, так?
— Не знаю, мне было не до этого, — честно сказал я. Но не мои братья точно!
— А потом кто вытаскивал мертвяка из воды?
— Мы с братьями и еще Таро, сын старосты. Вон он стоит, в мокрых портках!
— И водянник не сопротивлялся?
— Нет, он был уже мертвым. Его же вилами проткнули! – я все не мог сообразить, куда клонит мой собеседник.
— Да он и до вил особо живым не был, — вздохнул солдат, поднимаясь и вкладывая мне в ладонь монетку, серебряную. — Молодец. Ты нам очень помог.
К своим он бросился бегом, что-то им сказал, и весь отряд умчался в лес. Сразу, не возвращаясь в трактир. Они исчезли в лесу, оставив нас всех у догорающего костра.
— Сколько они получат, если поймают… сотворенного?
— Не меньше сотни, — ответил Кадар, обнимая меня за плечи. — Такие существа, разумные и человекоподобные, стоят очень дорого. Но сотня – это гроши за такое существо, малыш. Я знаю тех, кто отвалит тысячи! Я дома расскажу тебе все. Пожалуй, пора!
И мы пошли в трактир. Надо было убрать стойла после лошадей наших постояльцев, накормить нашу скотину, сварить раков и нарубить дров. Я взял вилы, но мой отец забрал их и бросил Торму. Тот кивнул и начал сноровисто перекидывать навоз. А я последовал за приемным отцом.
— Так что происходит, Кадар? С чего ты решил мне помочь? — мы сидели со старым наемником на сене.
— Понимаешь, парень, — он положил мне руку на колено. — Я могу сказать, что ты спас мне жизнь, но… дело не только в этом. Он достал из-за пазухи цепочку с несколькими висюльками, показал мне один из медальонов. На нем было изображено жутко уродливое существо с крыльями, длинной шеей и птичьей головой, то самое, что я видел на крыше.
— Это Ир-Шагер, наш судья. Покровитель Наемников. Он не бог, ему не надо поклоняться, он не требует жертв, он, собственно, ничего не требует. Он только следит. И приходит за нами в день смерти. Куда он девает своих подопечных, легенды разные. Но одна весьма устойчивая. Говорят, что Ир-Шагер любит равновесие. То есть, вот ограбил ты, допустим, богатого купца, — значит, купи сиротке сапоги или одежду на зиму. Или вот, опять же для примера, нарушил ты правило, убил нанимателя или еще чего такое сотворил. Тут уж одним хорошим делом не отделаешься, надо много чего сделать. Помочь тем, кто не может помочь сам себе. Ну, там, животине какой или человеку, ну, а ты у нас и то, и другое. Вот я тебя и подобрал.
— Ты убил своего нанимателя?
— Да. И не только его. Я убил многих перед нашей встречей. А потом ехал и думал, как откупиться… и тут увидел тебя. Ну, а опознать в тебе сотворенного может любой из Гончих псов. Если честно, — он вздохнул, — я сперва ведь продать тебя хотел, но потом, как торкнуло! Я все ж наставник Гончих Псов, да и денег у меня достаточно, а вот такого еще не учил! Осенило меня!
— Что за Гончие Псы?
— Это те, кто ловит магов-дичков. Тех, кто раскрылся, но не прошел обучение. На них есть неплохие покупатели. Эти парни, твои преследователи, они получат всего сотню, не больше. Ну, а чтоб наши не совались, пришлось тебя пометить, что не добыча, а ученик. Ты доверчив, малыш, а мы… — он достал из кармана брошь с оскаленной собачьей пастью и прикрепил на грудь. И неуловимо изменился. Подтянулся, став не толстым, а могучим и опасным. Даже голос изменился, в нем послышалось что-то жуткое, угрожающее. — Мы можем быть очень убедительны, малыш! Втереться в доверие, подчинить и загнать клиенту за несколько сотен! Дичок стоит недорого. И он становится или послушным орудием, магическим рабом, или просто кормом. Кому как не повезет! Вот этого надо бояться, а не болванов-солдат! Я ведь почти взял тебя, щенок! Не вскидывайся, так мы зовет воспитанников. Ты так доверчиво хлебнул из фляги, голыми руками бери… и спас мою жизнь.
Старик снял брошь и бросил обратно в карман, став прежним, я внимательно следил за ним. Не нравятся мне такие перемены. И, кажется, я очень не люблю загадки и сюрпризы.
— Как будешь наемничать, не доверяй никому, пока в силу не войдешь, – продолжал он. — После определенного обучения ты станешь неинтересен. А лучше сразу найди себе покровителя. Кого-нибудь из Богов, кто не оставляет своих последователей. А пока остерегайся всех. Думаешь, я тебе это пойло просто так даю? Мы связываем таких вот птенчиков. Притвориться другом, угостить выпивкой. Несколько глотков и все — тупая беспомощная чушка, с которой можно делать все, что угодно. Физически, извини, малыш, ты мне ничего не сделаешь. Даже в средней подпитости, взрослый мужик почти всегда сильнее женщины или подростка. Не знаю, как вы убили тех… и не хочу знать. Но думаю, если такой птенчик, как ты начал убивать, причина была.
— Они убили всех моих братьев. И нас бы тоже убили. Мы успели раньше. А потом мы разделились, и больше друг друга не видели. Мы все были сотворенными, — я опустил голову. — Мне плохо, отец.
— Я понимаю. Ты хочешь быть собой, ты хочешь уехать. Но подожди, поедешь следующей весной. Летом и осенью я тебя поднатаскаю, зимой делать нечего. Да и погоня поостынет. А пока ты будешь пить отвар и тренироваться. И вот еще, учись читать знаки малыш. Вот смотри, — в его руке появился еще один медальон, с непонятной корягой и торчащим из нее мечом, — это знак, что я охотник за нечистью. Он серебряный, это больше 500 монстров. У новичков медные. Его не купишь, он сам принимает цвет, когда приходит время. Некоторые так всю жизнь с медяшкой и ходят.
— А как ты убил так много?
— Просто повезло, взял пару поднятых кладбищ, каждое на сотню рыл, я тогда еще худым был, бегал быстро. А теперь пойдем работать, наши постояльцы все стойла загадили! — он хмыкнул над двусмысленностью фразы.
— Да, отец, — я поднялся и пошел к брату помочь убирать навоз. Это было как раз мое дело. Тем более, постояльцы действительно изрядно загадили стойла.