Уже неделю Намджун не возвращается. Гук грустно смотрел на скопившуюся у входной корреспонденцию и пытался придумать, куда еще её в дальнейшем можно было бы сваливать: кучка пизанской башней нависала над узким проходом и грозилась обрушиться на любого неудачно прошедшего мимо. Джин улыбнулся, поймав его взгляд. Он, как «настоящая мать», облюбовал себе кухню и даже обосновался у плиты, периодически что-то помешивая и наваривая в большой отшорканной добела кастрюле.
«— Тебе нравится смотреть передачи о готовке? — как-то спросил его Чон.
— Это интересно, мне нравится быть поближе к еде, — отсмеялся он».
И Гук решил не уточнять, от того ли это, что сам он не умеет толком готовить, и парня уже замучила еда мелкого. Тэхен, в тот момент что-то пишущий в своей тетради, лишь молча бросал взгляды, и Гук явственно чувствовал своей спиной их холод. Во снах все совсем иное, и Ким нежно прижимался к его груди, посапывая, но это — не сон.
***
На улице вновь снег, и тонкие стены помещения — что есть, что нет. Очень зябко. Чон переводил взгляд от работы перед собой прочь, к окну, и тяжело вздыхал:
— Джун не возвращается, — снова, в последнее время повторять это вошло у него в привычку. Скоро Чону станет нечего делать, и он лениво занимался тем, что еще знал как: очередное тело почти готово.
— У него много дел, — раздалось из-за спины, отчего беспечно опершийся руками о подоконник Гук аж вздрогнул — так внезапен этот голос.
— А, ты вернулся…
В отсутствие старшего, все обязанности в доме — если «лабораторию», в которой они все вместе жили, конечно, можно было так назвать — по умолчанию перешли к шатену. Считая себя единственным оставшимся полноценно «живым» человеком, Гук старался присматривать в меру своих сил за всем, но, пожалуй, у Джина и то это лучше получалось. И Чон вздыхал в который раз, чувствуя, как много всего ему еще недостает в силу возраста, что даже искусственный человек лучше справлялся. Это немного разочаровывало.
— Что делаешь? — Гук выпал от такого вопроса и непонимающе хлопающими глазами уставился на подошедшего ближе красноволосого. Его лицо ничего не выражало, и Чону даже сперва казалось, что ему послышалось, но тот повторил свой вопрос вновь.
— Ничего, — растерянно произнес он, видя, как парень напротив пристально разглядывал его.
— Что ты делаешь? — замечая, как медленно приближается к нему Тэхен, вымолвил Гук.
— Ничего… — взгляд становился слишком испытывающим, и Чону хотелось непроизвольно сжаться внутри — так неудобно ему стало, что прикройся он сейчас руками, и все равно не смог бы защититься от изучающих глаз. — Не закрывайся, — голос, будто один сплошной тон — ни капли проявления интереса, если бы не едва теплое дыхание, коснувшееся щеки. Гук удивленно замер, не в силах пошевелиться. Но внезапно вошедший в комнату Джин заставил Кима отстраниться.
«Что это сейчас было?»
***
Сна не было. Чонгук лежал на спине в ночной тьме, прикрыв рукой глаза. Мысли медленно ворочались в черепной коробке, ища выход наружу. Но выхода не было.
Он уже неоднократно стоял близ порога собственного дома, смотрел издали, но отчетливо понимал, что вернуться туда не готов. Стоило ли к чему-то готовиться? Цепляться? В чем-то наивно, что возвращение окажется сладким. Что изменится?.. Он и сам не заметил, как что-то осторожно ткнулось в теплый бок. Гук перевел взгляд и увидел знакомую макушку.
— Тэхен?..
Парень молча поднял голову на него, в стекляшках глазниц промелькнул отблеск фонаря с улицы. Ким подтянул ноги под себя и поднялся на четвереньки, нависая сверху. И только теперь в голове у Чонгука кольнуло: «Все это время парень под боком был не сном?»
Гук был уверен, что сейчас он находился в полном сознании, но то, что происходило — никак не получалось осознать целиком. Теплый и
одновременно холодный красноволосый парень заглядывал ему прямо в душу. Затаив дыхание, Чон только наблюдал, как медленно приближались его мягкие губы, чувствовал, как тяжко становилось в районе груди от веса чужого тела, и следил за подрагивающими ресницами, непривычно порхавшими в живом выражении.
Это второй поцелуй. Но только сейчас Гук действительно почувствовал каково это — ощущать прикосновение губ Тэ к своим.
— Ты не умеешь целоваться, — догадался Чон, стоило Тэхену чуть отодвинуться. Ким отвел взгляд в сторону, и если бы он мог покраснеть, то так бы и сделал. Из уст вырвался нервный смешок, ведь все, что Ким делал прежде — лишь накрывал губы Чонгука своими. Неумело и неловко, но, тем не менее, напористо, будто слепой котенок, тычущийся мокрым носом.
— Ты мне нравишься, — пустое и невыраженное, не подкрепленное никак внешне: безэмоциональные глаза, расслабленный прямой рот и брови — ничего. Это выводило и совершенно не вязалось с тем, что он делал. «Дефектный недочеловек!»
— Забавно. Как-то я не вижу, чтобы действительно нравился тебе, — рука стискивала щеки одним движением, сдавливая со всей силы. Даже так его лицо — маска. Ударь он его сейчас — изменилось бы хоть что-то?
Гук замахнулся, но кулак повис в воздухе в нескольких сантиметрах. «Ты превращаешься в своего брата, Чон Чонгук», — болью в висках.
Он отпустил Тэхена. Он отпустил и больше не чувствовал по ночам тепла у себя под боком: ни во снах, ни наяву. Только взгляд, одинаково безразличный и холодный. Только сон, когда Кима нет дома, а по ночам — то, что еще можно делать, пока не вернулся Намджун.