Связь не по расписанию 3.
Подходящей одежды для выхода в свет у журналистки не нашлось. И от полуторачасовой ругани нужного наряда не прибавилось. Как, собственно, и денег. Гардероб Сергеевой был каким-то однобоким джинсово-футболочным. И этот нейтральный парад полуподростковой моды скромно возглавляли два деловых костюма: брючный и юбочный. В них девушка еще ходила сдавать тест на аттестацию, потом получала диплом, и надевала для виртуального собеседования при приеме на работу. Зато майки и футболки были разные.
Словарный запас у журналистки был велик, как-никак, образование не скроешь и не проебешь. Но у Джейда в загашнике завалялось несколько словарей нецензурной и обсценной лексики. По итогу спорщики взаимно обогатились новыми выражениями. А у человека даже сел голос.
— И все равно, в этом идти нельзя, — также хрипло заметил киборг.
— А другого нету, — просипела девушка, — и либо я буду в этом, либо мы оба будем без ужина.
Остаться без ужина, на который уже морально настроился, Irien был не согласен. Но ресторан — это такое место, куда надо захаживать то ли полуголым, то ли непонятно как одетым. И это правило важно для девушек, иначе кормиться придется за собственные заработанные единицы. А тут вообще задачка: одеть эту скромницу так, чтобы дядя накормил их обоих.
— Так, вали в душ, и голову хорошо вымой, — Джейд задумчиво почесал нос, — а я тут покумекаю.
— Хам ты, даром что киборг, — прошелестела в ответ хозяйка.
— Ошибаешься, дорогая, я, как раз-таки, не даром. А вот ты по своей натуре дешевка. Ну, чего застыла? Хочешь по морде врезать? Давай? Всегда люди за правду бьют! Причем безвинных!
«Дешевка» прозвучала оскорбительно, и насчет пощечины киборг был прав. Но после его подстегиваний — даже стукнуть расхотелось. А вот пойти в душ и порыдать от обиды — самое подходящее занятие.
— Только в сопли сильно не ударяйся, — прилетело насмешливое в спину, — помни, красные глаза и опухший нос женщину не красят.
Джейд просканировал комнату. Разумеется, ниток и иголок тут не нашлось, впрочем степлером и быстрее, и оригинальнее. Ножницы, правда, тупые бумажные, но тут можно обойтись ножом и руками. За две минуты новые джинсы превратились в живописные лохмотья с соблазнительной дыркой в виде сердечка на одной половинке попы, и с дыркой в виде губок — на второй. Черная блестящая майка ободрана до состояния топа модификации «все на виду». Чисто белая футболка из синтетического хлопка распущена на ровные длинные ленточки толщиной в три сантиметра и с нарезанной по краям бахромой размером в пять миллиметров. Киборг двигался очень быстро, с машинной четкостью и экономностью движений. Ленточки отправились на психоделический декор джинс, причем между провисающими лоскутьями ткани, при желании, можно было прочесть «Member of horseradish» и «Guzzling \/». В меру хулигански и провокационно, но при этом достаточно скромно, если девчонка краснеть будет умеренно. Степлер выщелкивал скрепы с энтузиазмом голодного зубастого монстра. Шмотка была закончена, душ продолжал шуметь. Ладно, может, он и передернул — но, если хозяйка словит волну куража и веселой злости, то в этот комплект ее засунуть можно. Но вот если ничего не захочет доказывать, то все — плакал ужин под жалостное урчание живота.
Из душевой доставать хозяйку пришлось жесткими методами. То есть открыть створку, и сунуть внутрь руку с коммом с активированным на полную мощность динамиков будильником.
— Хочешь? Я знаю, ты хочешь убивать! — громыхнуло так, что даже Джейд подскочил и матюгнулся вслух от слишком мерзкого голоса, — Убивать всех тех, кто мешает спать!
Довел свою партию нерводробительного звука неизвестный исполнитель. Хм, был бы он известным — давно стал бы мертвым за такой вокал. Комм подозрительно напрягся, собираясь с силами для захода на второй круг. Пришлось сунуть в душевую и вторую руку, чтобы отключить мелодию. А потом и заглянуть самому, потому что картинка с вирт-окошка на ощупь не определялась. Сразу вытащить руку он почему-то не сообразил.
Девчонка плакала. Как-то обреченно, без всхлипов и эмоций, просто сидела на полу душевой кабинки, обхватив колени руками. А по щекам бежали почти ледяные струи воды вперемешку со слезами.
— Знаешь что, детка, потом, если захочешь, меня убьешь, даже и сопротивляться не буду — пробормотал Джейд.
Комм отключил, подцепил за крючок на джинсах. И, сорвав одежду, нырнул под душ. Одной рукой вздергивая на ноги девушку, второй перестраивая душ на нормальную для человеческого организма температуру. Через полминуты девочка поняла, кто и в каком виде ее прижимает к себе, и стала отчаянно вырываться. Стоять и держать — пусть кричит, воет, размахивает руками. Все равно даже ударить толком не умеет. Да и пинаться на таком расстоянии неудобно. Почти девять минут истерики и сопротивления — вот это темперамент у девчонки. И с таким внутренним потенциалом оставаться серой безжизненной мышью? Да это преступление.
— Сама дополощешься или спинку потереть? — мягко спросил Джейд, когда убедился, что хозяйка стоит сама, драться перестала и даже невольно стала откликаться на его жар.
Ну, извини, детка, я — Irien, тут ничего не поделаешь. Как умею, так и успокаиваю. Mary бы поила чаем и утирала слезки. DEX отправил бы в отключку. Хороший метод, а для некоторых особей — вообще идеальный. А так тоже нормально получилось — девушка в форме легкого сексуального возбуждения выглядит гораздо привлекательнее девушки без оного. Главное не погасни раньше конца ужина, детка.
— Я это не буду одевать? — Сергеева уже выплакалась, наоралась, подсушилась, поэтому говорила с эмоциональность киборга. — Хоть убей, но, но это не одежда.
— Это ты меня убиваешь, жестокосердная, — Джейд знал, что выглядит великолепно. В джинсах, с голым торсом, с капельками воды на плечах и груди, с безумным огоньком в глазах. Ага, реагирует. Слабовато, но, ура, она живая. А вот так: для пущего эффекта Irien опустился на колени, выдал покорный вздох и добавил умоляющих ноток во взгляд. — Ради меня, госпожа, один ужин в этом наряде. Поверь опытному мужчине, ты будешь жемчужиной вечера. Иначе тебе придется оплакивать мою смерть от голода, и приносить розочку к тому утилизатору, где я найду свой конец…
— Трепло ты, а не киборг, — девушка рассмеялась, — две недели ведь голодать можешь. Сам говорил.
— Могу, но не хочу. Давай напяливай это на себя, а то тебе еще мордочку рисовать, — Джейд присел на пятки, — или, хочешь, я тебя отмейкапаю?
— Чего сделаешь? — Сергеева прокрутила в голове новое слово. А чуть позже поняла, что нельзя ржать так сильно, а то начинают щеки болеть.
Девушка одевалась быстро, с грацией тренированного новобранца, и потому путалась в лохмотьях. Но не злилась, а смеялась еще сильнее. Джейд, покачался на пятках, наблюдая за представлением, потом взялся за марафет сам. Втряхнул тело в наряд, расправил и куда надо рассовал конечности, подвязал лишние хвостики. И со скоростью печатающего принтера изобразил на дергающемся и уклоняющемся от кисточки лице «космический дым» — модный макияж ночных тусовок последней недели. Причем сделал это только при помощи помады, блеска для губ, консилера для замазывания прыщиков, засохшей коробочки от теней и пуховки с пудрой. Ничего другого у хозяйки просто не нашлось.
Автор бестселлера с непрожеванным текстом с первых же минут ужина запал на сексапильного оператора. Сергеева облегченно выдохнула и стала усиленно запасаться калориями. Впрок не накушаешься, но чтоб хотя бы на завтрашний день хватило. Главное — игнорировать жалобный взгляд Irien’a, который тоже хотел есть, а не вести мурлыкающие разговоры вприкуску с томными улыбочками и многозначительными взглядами.
Ужин был замечательным, автор трындючим и липким. Будь на месте Джейда человек, пусть и демократичных взглядов, и раскрепощенный по всем сексуальным фронтам, — он бы и то не выдержал. Но Irien’у, очевидно, не привыкать. Он бодро отвечал, строил глазки, томно вздыхал, облизывал губки и… недвусмысленно пинал под столом свою хозяйку: «мол, загнусь ведь на передовой журналистики! хватит жрать — вопросы позадавай! кто интервью проводит?!» Ноги приходилось отодвигать или отбрыкиваться в ответ. Во-первых, еще сылизень только есть начала. Во-вторых, книга не понравилась, а человек и подавно.
— Девушки приличные сидят на диете, не жрут после 23.00 и соблазняют продаваемых писателей! — Джейд все же не выдержал и послал ей на комм сообщение, причем ни на мгновение не выпадая из светской беседы.
— Вот и будь приличной девушкой. Не жри и соблазняй. Операции по смене пола общедоступны. — лениво шепнула хозяйка в ответ.
— Злая ты.
— Нет, я просто отдыхаю. А вот если не отдохну — точно буду злой.
— Кстати, там на тебя кое-кто кое-чего положил, — Джейда настойчивые взгляды, бросаемые на его хозяйку, напрягали. Но девчонка действительно получилась что надо. И даже очень симпатично сидела и потягивала через трубочку вишневый капейри.
— Что положил, пусть снимет и не разбрасывает куда не положено, — отмахнулась журналистка. Очевидно, коктейльчик был с алкогольной добавкой, а, с учетом того, что посасывала девушка уже из третьего бокальчика, смелость была обоснованной.
— А не захочет снимать — подмогнем, ухмыльнулся Джейд, — только отцепи от меня этого типа. И дай нормально поесть.
— Вот еще… — Сергеева нахмурила бровки, — ты ужином предложил накормить — обещание выполнил. А об отработке обязательной программы консумации за еду речь вообще-то не шла.
— Ты и такие слова знаешь? — Джейд откровенно лыбился, автор тоже, думая, что улыбочка предназначается ему. — А я считал, что ты приличная девушка.
— Кстати, знаешь разницу между настоящей приличной девушкой и фальшивой приличной девушкой. Вторая не морщит носик, если слышит мат. А настоящая должна спросить у сказавшего, что означает это слово.
Джейд заржал. Автор, про которого временно забыли, воспрянул духом. Ириен ускорено прокрутил запись — собеседник рассказывал жутко интересную, с его точки зрения, и смешную историю про поиски или происки вдохновения. И заливистый хохот расценил как комплимент.
— Тема эротичности может подниматься в любом вопросе, и она настолько уместна, насколько автор придает ей значение. Но, вместе с тем, здесь в действие вступает также и принцип компилярности синергических тел, которые на выходе могут ассимилироваться в эффект квазимира.
Джейд уставился на девушку признательно, автор — восхищенно. Сергеева, благодаря начитанности и определенному опыту, могла гнать такое парсеками. За что ее считали высокоинтеллектуальной личностью. А секрет был в том, что она-то знала хотя бы по одному значению тех слов, которые использовала, а многие нет. Кибер с жадностью набросился на ужин, а автор на нее. Кажется, еще и записывать начал. Интересно, это у него тоже до книжки разрастется или так — вставочкой?
Очевидно, что автор западал на парней и любил умных девушек. Странное сочетание вкусов, но интервью получилось. Сергеева прикинула, что если нормально отработать записанный на диктофон звук и грамотно смонтировать видео с си-дешки, то итоговый материал будет гораздо интереснее книг. Киборг смолол четыре порции и три десерта. Автор, убедившись, что журналисты, наконец-то, наелись, вызвал счет. Джейду пришлось подключить все свое обаяние и даже минут пять облапываться и облизываться с автором, чтобы человек добровольно и без членовредительства погасил счет.
— Я понимаю, что у вас творческий порыв, но нам с оператором надо обработать материал, чтобы завтра сдать интервью, — журналистка вцепилась в Джейда с одной стороны.
— У меня есть отличная идея для тематических голографий, над которыми обязательно надо поработать, — за другую руку кибера настойчиво и в противоположную сторону тянул автор.
— Разумеется, голой… тьфу голографии — это прекрасно. Но я сама не умею… работать с видео. И у нас задание, которое требует полного удовлетворения. — Сергеева злилась. У нее было стойкое ощущение, что киборг в процессе перетягивания никак не участвует. Хотя мог бы выступить на ее стороне. Или он реально хочет к этому автору? Ну да, понять можно, тот хотя бы кормит.
— Вот, я так рад, что вы меня понимаете! Музе требуется удовлетворение! — автор от восторга сделал такой рывок, что продвинулся в сторону своего флайера почти на полтора метра.
— Так удовлетворяйте свою музу самостоятельно и в какое угодно время, а у нас работа, — яростно рявкнула журналистка и отвоевала полметра.
— Увы, иногда в одиночестве муза не работает и ей требуется раздражающий фактор извне, — с притворным огорчением вздохнул автор. И чуть сместился вперед, многозначительно поглаживая киборга по бедру.
— Надеюсь, под раздражающим фактором вы не меня подразумевали? — возмутилась Сергеева. Реакция кибера на поглаживания ее отчего-то возмутила.
— Что вы, никак нет! Новый опыт, новая творческая работа, новый яркий партнер, новая интермедия, — лучился автор пуще прежнего.
— Замечательно, — воскликнула Сергеева, выпуская доверенную ей собственность из рук. Слово «интермедия» ее деморализовало и доконало. В конце-концов хочет Джейд этого сэра — путь катится.
В человеческих понятиях Джейд разобрался давно. И выражение «кто девочку ужинает, тот ее и танцует» — хорошо знал. Но ужинали за счет автора они-то вдвоем, а девочка «танцевать» явно не желала. Да и тащили-то собственно его. Но, по понятием Irien’a, он за еду уже расплатился болтовней, поцелуями и элементами петтинга. Только за задницу автор его ущипнул четырнадцать раз, погладил шесть, и шлепнул семнадцать. И это только за то время пока они пробирались между столиками к выходу из заведения. Так что хорошего понемногу, но на всех.
— Милый, — с хриплым придыханием проговорил Джейд, щедро осияв автора лучами страсти из сверкающих глаз.- Я готов отправиться с тобой хоть на край света. Но, будь джентльменом, давай закинем эту девицу домой, а то она без флайера, я выпил. И она все равно будет выносить мозг до тех пор, пока находится в чуждой ей обстановке.
— Да не проблема! — возрадовался автор, — легко! Куда отвезти?
Сергеева назвала адрес. Киборга захотелось убить, хотя подобное желание стало у нее фактически регулярным. Но не сейчас (вряд ли автор согласится вместо творческого удовлетворения переквалифицироваться на некрофилию с кибернетическим уклоном) — сначала добраться домой. Джейд сел рядом с водительским местом, понимая, что, как только будет включен автопилот, его станут домогаться. Сергеева юркнула на заднее сидение. Приняв как данность, что еще одну битву за обладание кибером она просто не выдержит — так что пусть довезут до подъезда и она готова покорно сбежать с поля боя… тьфу с поля страсти, и пусть мужики сами разбираются и с творчеством, и с музой. В крайнем случае, Джейд автору и дать может — Irien все-таки. Хотя вот лично она бы тоже дать могла — в морду, и по наглым ручонкам.
Прилетели, автопилот аккуратно посадил флайер на крышу. Автор торжествовал, Сергеева засыпала. А Джейд на парковке повел себя неожиданно: притянул к себе автора и впился в него поцелуем с пылом оголодавшего вампира. Что именно шептал киборг на ушко между ласками все более смущающемуся человеку — для нее оставалось загадкой. Наблюдать за откровенным и агрессивным петтингом было неловно, но прилетевшее на комм сообщение четко велело подождать.
— Эм, девушка, вы там говорили, что у вас работы много? Так я готов того… чтобы позже созвониться… и встретиться… как-нибудь потом, — внезапно заблеял автор страстно выдираясь из хватки любвеобильного Irien’a.
— Джейд, пошли работать, оставь его… — Сергеева поразилась такой смене желаний, но с расспросами решила повременить. Немного. Хотя бы до лифта. Но по-любому вытрясти из кибера волшебные слова, позволяющие так эффективно отбиваться от мужчин. Вдруг они и для нее сгодятся. Когда-нибудь. В статье, например. — Завтра позвонишь и того…
Автор мгновенно согласился на «завтра» и на «того», лишь бы сейчас отпустили. Флайер стартовал коряво, быстро и на ручном управлении.
— Если не скажешь, что ты ему говорил, я тебя придушу, — заявила девушка, как только переступила порог родного жилого модуля и устало повалилась на матрас.
— Да ничего особенного, — Джейд наконец-то отплевался от слюнявых поцелуев творческой личности и даже сходил умылся. — Просто начал рассказывать, что люблю в сексе, перечисляя все обороты нашего главреда с планерок.
Сергеева уважительно присвистнула. Самым невинным из выражений было: «Я найду средневековую ручку и через задний проход вам весь мозг простимулирую». Даже одна такая фраза сказанная мечтательным и вдохновленным тоном заставила бы содрогнуться даже отъявленного мазохиста. Журналистка пообещала себе быть внимательнее на планерках и обязательно подобные предложения конспектировать. И открыла планшет. Сон улетучился и можно было еще чего-нибудь набросать.
— О чем писать будешь? — Джейд сбросил одежду и бухнулся на матрас. Спасибо, что хоть только до плавок разделся.
— О любви, — Сергеева прикусила костяшку указательного пальца. А ты об этом что можешь сказать?
— Что можно сказать о любви? Хорошим делом по ночам не занимаются, — пробормотал киборг, заворачиваясь в просушенное одеяло.
Выше голову! — сказал палач.
Народная мудрость.
Изощряться в словесном остроумии и знании великого и могучего русского языка Владику скоро наскучило.
…Черные мрачные тучи,
Твердый, притоптанный снег.
На слом голов лететь с кручи,
Срываясь в стремительный бег…
Стихотворение, написанное десять лет назад, вдруг возникло так отчетливо, словно эти годы начисто стерлись из памяти, как будто их и не было. Не было памятного выпускного в школе, когда перепившихся до зеленых чертиков пацанов потянуло в «горы» — проверить кто есть кто, и кто кому настоящий друг. Гор в городе не оказалось, зато быстро нашли замену — недостроенное здание в шестнадцать этажей. С пьяных глаз море по колено, многоэтажка по пейджер. Исхитрились так забраться, что для возвращения альпинистов-энтузиастов на грешную землю пришлось вызывать спасателей с раздвижными лесенками. Спасибо добрым людям, не поленился кто-то, звякнул. Просто чудо, что никто не разбился и ни в чью башку не втемяшилась идиотская мысль «полетать».
Словно и не было пятилетней беготни по коридорам института. На журфак поступал на спор, лучший дружок на «слабо» подловил, ударили по рукам, пошли вместе документы подавать. Он, Влад Серов, мечтавший о карьере гениального шоумена или крутого продюсера, поступил, сдал все на балл выше проходного. А Генка, который спал и видел себя в роли модного телеведущего, слетел на творческом конкурсе. Владик хотел было документы забирать и чесать туда, куда и собирался — в институт управления. А потом поразмыслил и решил, что телевизионная журналистика, шоубизнес и продюссирование — профессии родственные, и одно образование другому помехой не будет. А ежели захочется для удовлетворения собственных амбиций еще один дипломчик в общедоступном месте приколоть, то только в путь.
Словно и не было большой и чистой любви с бесконечным конфетно-букетным периодом и высокой романтикой не проверенных временем чувств. Не сложилось, не срослось, не склеилось. Локти кусать и разыскивать виноватых – бесполезно, сам лопухнулся. Вел себя как дурак. По несколько раз в день набирал ее номер, часами болтали по телефону, так что аппарат не выдерживал и садилась батарейка. А потом удивленно разглядывал погасший экран – вроде бы только начали говорить. Он мог бы в избытке и от всего сердца одарить ее комплиментами, так что при разумном использовании хватило бы на дюжину красавиц. Но, замечая новую кофточку и стильную прическу, он терялся и не мог выдавить из себя даже простой банальности, вроде: «классно выглядишь» или «тебе идет». Пусть тривиально, но по здравому размышлению это лучше, чем ничего. Владик, молодой тусовочный журналист, легко добывал приглашения на самые крутые вечеринки, его спутница всегда была в центре внимания, он восторгался ею, любовался. А потом провожал до подъезда, молча топтался, мямлил нечто маловразумительное.
За романтическим ореолом Владик прозевал момент серьезного разговора. Хотя к объяснению готовился почти каждый вечер, мысленно по сто раз проверяя каждую фразу. Целые монологи с цветистыми по-восточному оборотами и изящными речевыми фигурами произносил, а надо было сказать только четыре слова. Но заветное заклинание так и не было озвучено. Он снова промолчал. Акула пера. Ха. Три раза «ха». Дятел клавиатуры…
Отрепетированные признания показались блеклыми и сырыми, от бойкости не осталось и следа, хваленая коммуникабельность испарилась. Он будто онемел, а надо было говорить. Говорить все, что придет на ум, пусть нелепо, пусть путано, пусть немного скабрезно. Молчание губит любовь, недосказанность рождает обиду. И только пошлые и приземленные мечты о совместном бытие зажигают в глазах девушки огонь безумного счастья. За данную истину он по молодости заплатил слишком высокую цену. Критическая точка была преодолена, а за ней, согласно всем законам и канонам, последовал спад. Все закономерно, все понятно, но больно. Кубарем с горы лететь – это куда милосерднее, чем ее бесхитростные отговорки, опущенные при встрече очи, молчание в телефонной трубке. Делать что-либо – бесполезно. Владик понимал это разумом, носмириться не получалось. Он совершал все возможное и невозможное, но… умершее чувство нельзя воскресить, можно только продлить его агонию.
Словно и не было странной, непонятной, но интересной дружбы с Ленкой Стреловой. Кто сказал, что парень с девушкой не могут быть просто друзьями? Враки! Могут! На протяжении всех лет одна дружба и ничего кроме дружбы. Учились в одном ВУЗе, на одном потоке, но на разных курсах, а познакомились на телеке.
Влад со второго курса подвизался на Класс-ТВ, и ко времени получения диплома уже считался молодым, но талантливым журналистом. У Аленки это была первая практика в жизни. Девушка с видом загнанного в ловушку зверька робко ютилась на подоконнике, на суету и показное мельтешение сотрудников телеканала смотрела как заяц на клыкастых и до зубов вооруженных охотников. Практикантка, сразу видно. Владику припомнились собственные мытарства в статусе стажера, когда тебя шпыняют все, кому приспичит продемонстрировать свою значимость. Подошел, шутливо поздоровался. В ответ на добрые слова сострадательному Серову поведали, что: 1) на Класс-ТВ она проходит практику, 2) сидит на подоконнике с восьми утра, (а было уже полшестого), 3) журналист, к которому ее определили, так и не появился, и мобильный не доступен. Жалобного взгляда Владик не выдержал, стянул девушку с насиженного места, за руку отволок в корреспондентскую, поставил в известность редактора, что берет практикантку себе, и с чистой совестью спровадил студентку домой.
На следующий день Аленка твердо заявила, что она здесь не «лишь бы отбыть», а действительно хочет научиться работать. Владик дал ей задание, пустяковое, чтоб только отвязалась. Времени возиться ни капли, да и не думал он, что его благородство будет простираться так далеко. Но неожиданно оказалось, что девушка пишущая, причем строчит быстро, бойко, легко, талантливо и на любую тему. Дальше выяснилось, что и с чувством юмора у Аленки полный порядок. Сработались, а потом и сыгрались… в настольный теннис. Сделали совместно цикл молодежных программ, который начальство приняло очень доброжелательно. Все последующие практики Стрелова проходила на Класс-ТВ под чутким и непосредственным руководством Владика.
Дружба набирала обороты: динамичные посиделки в кафе, яростные встречи за теннисным столом, пара совместных просмотров новых фильмов и долгие прогулки по ночному городу. Променад начинался засветло, а заканчивался, когда транспорт уже не ходил. Пройденным расстояниям могли позавидовать заядлые туристы. А сколько всего было переговорено: от литераторы до психоанализа, от шутливых подколов до раскрытия сокровенных мыслей, от обсуждения последних рабочих событий до банальных советов как вести себя с противоположным полом. Владик был заочно знаком со всеми Леночкиными поклонниками и кавалерами, наперечет зная все их достоинства и недостатки. Леночка же в свою очередь раскрывала, по-дружески, тайны женской души, и давала конкретные советы Владику, как следует вести себя с той или иной приглянувшейся девушкой.
…Вьюга, метель разгулялись,
Как в подземелье, темно…
Только лишь боль, злая ярость,
Бьются со стоном в окно…
В общем, словно ничего и не было. Был только письменный стол, корявый листик какого-то черновика, орущий на всю катушку телевизор и написанное впервые в жизни стихотворение…
Тот новый год четырнадцатилетний Владик встречал в гордом одиночестве. С утра убрал квартиру, хотя и не особенно любил это дело, даже сходил в магазин. К пяти должны были приехать родители, так обещала мама, когда звонила. Полшестого, шесть… семь… начало девятого…
Конечно, когда предки не зудят над ухом — это классно. Ты абсолютно самостоятельный, над тобой не трясутся, как над ребеночком, не загоняют обедать, не контролируют учительские послания в дневнике, не ругают за испачканные в футбольных баталиях джинсы, не надоедают советами и не мешают, когда приходят в гости друзья.
Но… когда ты по три-четыре месяца проводишь один в пустой трехкомнатной квартире, когда засыпаешь под монотонное бормотание очередного ужастика, или давишься фаст-фудом из ближайшейкулинарии, или озлобленно воюешь со стиральной машиной, то начинаешь завидовать приятелям, у которых ссобойка домашнего приготовления, выстиранные заботливыми мамами свитера и рубашки, которые могут просто поговорить с папой, все равно о чем. С родителями Владик беседовал каждый вечер, продолжительность телефонной беседы меньше минуты: «Как дела? Все нормально? Целую, сынок! Будь умницей!». Раз в месяц в разговоре мелькала новая информация: «Отправили перевод! Сходи, получи деньги! Заплати за квартиру и коммунальные! Скучаем!».
В дальние командировки мама и папа стали ездить недавно. Сначала уезжали на неделю, вскоре дело дошло до нескольких месяцев. Попервости Владька радовался, как же! такие перспективы! А потом ощутил на собственной шкуре вкус «взрослой самостоятельной» жизни. Но перед родителями держался, не жаловался, не ныл. Не маленький все-таки! А то, что сейчас сидел как на иголках, бегая то к окну, то к входной двери — так это… потому что новый год. Хочется праздника, елочки, вкуснющего испеченного мамой торта. Обещали ведь вернуться, вместе новый год встретить…
Телефон затрезвонил в половине двенадцатого. Долгая трель, межгород. Говорила мама, рейс отменили, раньше позвонить не могли, были проблемы со связью. За считанные минуты до нового года чуда не произошло. Никто не позвонил во входную дверь с подарками и радостными криками, что мы пошутили. А Владька ждал…
…Послышался вдруг за метелью
Волков затихающий вой.
Маревом белым серой тенью
Стая мелькнула стрелой…
Забыв обо всем на свете, о Новом годе, о не приехавших родителях, Владик строчка за строчкой, строфа за строфой, переносил на бумагу непонятно как зародившийся в нем крик души. Не хотелось ни встречаться с друзьями, ни тащиться на главную елку города, ни хлебать холодное пиво, ни дорогих, купленных специально для родителей конфет, ни новой компьютерной игрушки-стратегии, которую даже ни разу не опробовал. Сидел за столом и писал, быстро, словно боялся потерять мысль. Вдруг если он задержится хоть на секундочку, хоть на полсекундочки, то стих потеряется, пропадет. До этого он ни разу ничего не сочинял, да и было ощущение, точно ему кто-то невидимый надиктовывает слова неслышным голосом.
Никому он свое единственное произведение (да и произведение ли?) не показывал. Будучи подростком, иногда перечитывал, а, вступив во взрослую жизнь, как-то и вовсе позабыл. И вот сейчас тот почти детский стих, хотя детского-то в нем ничего нет, наоборот слишком по-взрослому сочиненный и очень складно, всплыл в сознании так отчетливо, так ярко, будто только вчера случился тот памятный Новый год. Будто только вчера поставил последнюю точку в стихотворении.
…Душа всегда непокорна,
Слаба, вместе с тем и сильна.
Под ветра скрежет минорный
Над миром взлетает она…
Владик уставился в боковое окно, смотрел равнодушно, отрешенно, безучастно… и не видел ровным счетом ничего. Первым и единственным, давно написанным и позабытым стихотворением, словно стальной надежною ширмой он отгородился от всего мира, от всех человеческих чувств, желаний, стремлений, эмоций…
…Осмелились люди и вышли,
Дорогу проторить в снегу
Прочь, в сторону глупые мысли,
Бегу… от себя лишь бегу…