Клав долго стоял, поглядывая по сторонам. Но сущность словно растворилась в вязкой темноте. Парень вздохнул с облегчением. Судя по смутно припоминаемым строчкам из учебных свитков, сущности могли быть как долгоживущими, так и нестабильными. Походят такие, попугают случайно подвернувшихся под руку, погромыхают цепями да поразбрасываются предсказаниями и пропадают, словно их и не было. Лишь после себя неприятный осадочек оставляют. Может, и этот, что его через тын перекинул, из такой же классификации? Долго поразмышлять о природе сущностей и их влиянии на жизнь отдельных магов не вышло — срочно отыскать Варьку и… уносить ноги и самоварные лапы.
Оббежать двор корчмы вдоль наружного тына было намного быстрее, чем красться, вжимаясь в стену, оскальзываясь на выкинутых для домашней живности объедках, дрожа от страха и размышляя о своей незавидной участи. Десятое окошко, тоже небольшое и затянутое непрозрачной пленкой, оказалось посговорчивее. То ли при помощи примитивного заклинания на подглядывание, то ли благодаря ветхости пленки, в которой удалось проковырять дырочку, но Клав сумел кое-как разглядеть гостевой зал. Ух, и народу там было: все столы с лавками заняты. И все почему-то скучковались вокруг одного стола. Что именно происходило, Клав не разобрал из-за гогота и выкриков, но интуитивно угадал, что Варька там и его точно надо спасать.
Жертвовать собой Клав не любил — такие мероприятия всегда плохо заканчивались. Но и других мыслей, как после побега пробраться в корчму и выдернуть из битком-набитой комнаты самоварчик, не было. Захотелось заскулить, спрятаться от холода и моросящего дождя куда-нибудь, хоть под пледы в спальне Универсариума, хоть под мягкую и теплую полость в комнатушке корчмы. Клав даже согласен был на то, чтобы вернуться и доспать в сухой чистой кровати, а пусть уж наутро бьют — раз монет нету. Останавливало только то, что с улицы он вряд ли заберется через окошко. Клав вздохнул и отчего-то разозлился сам на себя. В конце концов чего ж он ныкается, словно бзрыга? Платить-то утром придется, а теперича ночь на дворе. Ночью расчеты не ведут. Так что покуда он честный малый.
В гостевой зал Клав вошел с гордо поднятой головой и потихоньку шум и гогот стали стихать, и все гости один за другим разворачивались к вошедшему. Да и смотрели на него как-то странно: широко раззявив рты и выпучив глаза.
— Чего уставились? — ошеломленно поинтересовался Клав. Под взглядами примерно трех десятков мужиков сделалось совсем неуютно. Да и дверь за спиной захлопнулась, отрезая путь к бегству. Догнать-то догонят, если ловить кинутся, но хоть замаются бегаючи.
Вперед высунулся корчмарь и тактично осведомился, где ж так доброго гостя изгваздаться-то угораздило?
— У-у-уй, — Клав оглядел себя. Свежий корчемный навоз основательно перемешался с дорожной грязью и, подсыхая, превратился в надежную броню, которая потихоньку отшкуривалась с промокшей одежды. — До ветру сходил, и в исхожую яму провалился.
Не то чтобы в объяснение поверили — вроде навоз с говном сложно спутать, — зато ржать и гоготать стали слишком обидно.
— Это мы мигом поправим, — откликнулся корчмарь, — банька-то поди еще теплая. Попариться-то уже не выйдет, но обмыться сгодится. Сейчас дочку кликну, пусть подсобит.
От навязанной в помощь Фэрьки Клав отказаться не смог — та уже подхватила его под локоть и потащила во двор к стоящей на отшибе бане. И как только эта девица умудрялась так ловко обходить все препятствия да не спотыкаться — не иначе как в темноте видит или тоже оборотень?
В предбаннике Фэрька немного покручинилась, что рубаха с прошлого парения замочена и еще сырая, и разделась полностью. Мол, обмыть гостя — это быстро, чего там за новой в дом бегать? А эта пускай и дальше у печки банной сохнет.
Клав будто застыл. Так и стоял колом, пока Фэрька, совсем по бабьи причитая и охая, что заново придется замачивать, выковыривала его из одежды и заодно из грязи.
— Чего ж жмешься? — Лур чуть выдвинулся из стены, поправил плащ. — Девка-то в самом соку.
Клав, не долго думая, подхватил ушат с варом и запустил всущность. Кипяток не долетел, расплескался, щедро оделив и его самого, и горестно завизжавшую Фэрьку. Ушат пляснулся в стенку и ляснул обратно на пол. Лур даже не сделал вид, что отряхивается.
— Ты не в меня кидайся-то, а приласкайся с девицей. А то только время зря теряешь.
— Сгинь! — рывкнул Клав.
— А чем я-то провинилась перед тобой? — заголосила Фэрька, приняв рык на свой счет. — Чем не угодила?
— Да ты тут причем? — отмахнулся Клав.
И девка обиделась всерьез и взялась ругаться. Она помянула где и в каких обстоятельствах видела всю родню екана до седьмого колена, куда и для чего надо сходить и самому Клаву и с чем стоит вернуться и почему его никто ждать не собирается. Екан искренне пожалел, что под рукой нет свитка и пера — такие выражения помогли бы отлично объясниться с любым разбойники или темным человеком. Он усиленно старался их запомнить, и даже шевелил губами, шепотом повторяя.
— Эт ты чегой-то там шептать надумал? — подозрительно прищурилась Фэрька. — Зачаровать меня вздумал?
Клав наморщил лоб. Никого ни зачаровывать, ни причаровывать он не собирался, даже помыслов таких не имел. Но объясниться в чистоте намерений не успел — девка подхватила приткнувшуюся у порожка кочергу и грозно размахнулась. От первого удара Клав увернулся, от второго шустро нырнул под лавку и проелозил пару саженей животом и коленями по занозистым доскам пола. Третий замах оказался более метким — и екан взвыл, схватившись за лопатку. Пусть кочерга и коснулась спины лишь кончиком, но ощущения были словно на нем стадо волков проскакало все полнолуние. Фэрька зло взвизгнула, перепрыгивая через бочку, что екан ей под ноги нарочно опрокинул, и резко махнула рукой. Полавочник, специально приколоченный для всякой нужной и не шибко мелочи, разлетелся от кочерги в мелкую щепу. И девка взвыла еще тоскливее — разбился любимый гладыш с малеванными алыми цветками на побеленных боках. Клав понял, что дочка корчмаря успокоится лишь тогда, когда подле глиняных черепушек будет валяться и его собственная. Больше убегать было некуда, за спиной угол, и лавка больно пнулась под колени. А Фэрька, грозно раскинув руки, наступала. Клав, охнув, метнулся вперед, проскользнул на коленках между ног девки и не поднимаясь так на четвереньках и вылетел из бани, плечом высадив дверь. Впрочем, плечо сбил сильнее о дубовые доски.
После горячей парной да теплого предбанника дождь показался убийственным, а ветер, кажется, все жилы вытягивал. Клав моментально замерз, пару раз свалился, умудрился обо что-то содрать ладони и бок и, наконец-то, пометавшись, заполз на верх сеновала. Даже не по дробине, а прямо по скользкому шуршащему боку копны. Пошкрябался бы и выше, да только крыша оказалась не соломенной, а из прочно перевязанной дранки. Клав тыцнулся в один угол, в другой — ляснулся обо что-то большое и жесткое, уронил на себя какие-то дробины, причем одна палка пребольно стукнула по лбу.
— Надо бы холодненького приложить, — задумчиво отозвался Лур, выступая прямо из стены. — Сделай шагов пять влево, полшажочка правее и чуть вперед…
Клав отчего-то послушался и со всей дури врезался в подвешенный под подстрешье плуг — слишком уж угол рала характерный.
— Ну вот и холодненькое, — довольно усмехнулся Лур. — Как? Полегчало?
Клав выразил свое отношение к прохладному железу такими словами, что кусок обработанной и прокованной руды должен был свернуться в мелкий комок или даже осыпаться пылью. А затем предельно вежливо екан порекомендовал сущности воспользоваться плугом по такому назначению, о котором и половые девки при трактирах слыхом не слыхивали.
— Ты бы меньше ругался, а то опять слова перепутаешь, — предупредил Лур и повалился на сено, выбрал местечко помягче и почище. — И нечего глазами сверкать — все одно молнии метать не умеешь. Так что возьми да прижмись лобешником — синяк сойдет скорее.
Клав прикинул вес плуга: если сущность все-таки хоть немного материальна, то можно одним разом отыграться за все шуточки. В конце концов, у железа есть своя особая магия, в которой сплетаются сила земли и душа огня.
— Молчи лучше, — Луркаким-то образом оказался за спиной Клава и зажал ладонью парню рот. — А то опять колданешь не туда… Да не кусайся ты — все равно бесполезно и непитательно.
Клав мотнул головой — его тут же отпустили. Почему-то эта сущность своим присутствием опровергла аксиому мира Изнанки, компактно изложенную каном Ликусом в нескольких словах вместо многочасовой лекции: либо этот объект материальный и может врезать — тогда надо принимать меры, либо объект нематериальный и тогда его можно просто послать, то бишь игнорировать. Лур не поддавался игнорированию, хотя и нащупывался только тогда, когда сам хватал екана.
— Мне не нравится то, что орет твоя девица, — доверительно сообщил Лур, горячо выдыхая в самое ухо Клава. — Она уже весь двор собрала. Кричит, что ты ее очаровал от макушки до пят, и она вся твоя…
— Да я ее даже пальцем не тронул, — возмутился Клав.
— Вот и напрасно, — мудро заметил Лур. — Надо было тронуть — глядишь бы, получил в приданое корчму.
— Да иди ты в ночь с такими советами, — огрызнулся Клав. Чаровников в народе недолюбливали, считая от их колдовства все беды и несчастия в семействах. А вот магов уважали: маги в случае войны выходили на поля сражений или поднимались на стены, и возвращались с битвы либо с победой, либо в виде мало пригодных к опознанию останков. Магов-оборотней даже почитали, как и любое зверье, обязанное своим происхождением божественным силам. Но вот доказать, что он не чаровник, без магического цехового знака невозможно — повесят или притопят для проформы, а потом уж станут разбираться. — И что мне тогда делать?
— Линять, — философски пожал плечами Лур. Плащ шевельнулся и заструился, словно вокруг тени дул ветер.
— Мне Варьку надо забрать, — пожаловался Клав.
— Дался тебе этот самовар, — удивился Лур.
— Не дался. В этом-то и дело, — маловразумительно пояснил Клав и, подобравшись к ветровому оконцу, прислушался к тому, что творилось внизу.
Страсти там накалялись. Теперь уже выходило, что он не просто заклятие навел на дочку корчмаря, но еще одурманил девицу и воспользовался плодами своим чар. Клав скривился — да за такие плоды с кочергою…Если ему еще и доплачивали бы золотом — все одно бы отказался. Кто-то снизу на пробу швырнул в крышу камень. И откуда подобрали на вычищенном вроде бы дворе? Но ведь если захотят — то достанут. А иного выхода, кроме как через лаз, не было.
— Был бы оборотнем, — мечтательно вздохнул Клав. Тем тварям хвостатым ничего доказывать не надо: обернулись в шкуру и все. А он мало того что человек, так еще и специализация почти немагическая.
— Зови, — Лур свесил ноги прямо через настил досок вниз. — Может, кто отзовется. А то спалят тебя вместе с сеновалом. Знаешь как сено пыхнуть может? Жаркий костерок окажется.
Клава аж передернуло от перспективы, проверять совсем не хотелось.
А толпа внизу премножилась — и откуда столько народу набилось вечером в небольшую придорожную корчму? Лур с интересом поглядывал на двор и прислушивался, нарочно поднося ладонь к уху. Фэрька уже верещала, что ей даже женихаться обещали, причем повторяла это по несколько раз на все лады.
— Между прочим, — сквозь зубы заметил Клав: — женихаться еще не значит жениться. — Заклинание призыва стаи они учили еще на первом курсе, но использовать его следовало лишь когда попадешь в беду, а не на крышу сеновала. Впрочем, если точно подпалят, то там уже не до призыва будет. Екан судорожно стал припоминать было ли такое, чтобы призыв сработал у человека, который не умеет оборачиваться ни магическим образом, ни от рождения. Так и не сумев вспомнить, решил — что он либо будет первым у кого получилось подобное и войдет его случай в свитки истории заклинаний, либо станет последним придурком, который сгинул и достоин упоминания лишь в назидание нерадивым студиозусам. — Авер! Aver! Авер!
Лур, обреченно пискнув, повалился на доски и закрыл голову руками.
Автор публикации
