Вот и на нашей улице праздник —
перекопали соседнюю.
Народная мудрость.
Она тоже любила его безумно. Любила и боялась: право любить и быть любимой не вечно, и неизвестно, чем придется расплачиваться.
У нее было много кавалеров, одни дарили скромные букетики, другие приглашали в шикарные рестораны. Но на фоне Андрея поблекли и рафинированные мальчики с утонченными манерами, и спортивные ребята, не пропускающие ни занятий в тренажере, ни вечеринок в модных клубах. И сыновья знакомых и деловых партнеров отца с дипломами престижных ВУЗов и блестящими, а главное, легко реализуемыми планами на будущее.
Благодаря родителям Алеся могла себе позволить не горбатиться за копейки, а заниматься любимым делом. Она одевалась со вкусом и покупала то, что хотела. Красивая, успешная, модная, талантливая. Подружки по академии пророчили ей почти всемирную славу, преподаватели говорили, что она далеко пойдет. И ее скоропалительное замужество повергло всех в шок.
Папа здраво рассудил: пусть девочка поживет своим умом, наберется полезного опыта. Мама, вздыхая, повторяла, что ее доченьку какой-то шофер счастливой не сделает, да и не пара он ей. А она была счастлива, по-настоящему.
Алеся знала, что ради нее Андрей пойдет на все: банк ограбит, в тюрьму сядет, убьет кого-нибудь, с моста прыгнет. Последнее он и продемонстрировала во время одной прогулки. Сиганул, не раздумывая, а если бы пораскинул мозгами, то не пришлось бы потом лечить пневмонию. Все-таки декабрь месяц, да и парковаться у ворот парка запрещено.
Вынужденное безделье обернулось для Андрея новой работой. Позвонил знакомый по гонкам, сказал, что на телеке водил набирают. Если бы не бюллетень, Прохоров так и не выкроил бы часика, чтобы заскочить на «КлассТВ». В отделе кадров его приняли с распростертыми объятиями, договор оформили быстро, зарплату пообещали неплохую, плюс премия за внеурочные и дежурство. По такому случаю Алеся купила готовые коржи, обильно смазала их медом и немного разогрела медовый торт в микроволновке. Андрей внимательно изучил свой кусок, потом долго искал в кухне следы минувшей кулинарной катастрофы — и, наконец, поздравил себя с открывшимся у жены талантом.
Была история дворцового покроя —
Бог, тайна, королева… итого,
И были рыцари в доспехах, целых трое,
И был король, и росли «роги» у него
Шутливых стихов Андрей почти не писал. Почему-то радостные события и смехотворные ситуации его не вдохновляли. В его строчках было так много открытости и страдания, а та единственная потешная песенка превратилась в предсказание…
…На эту авантюру Алесю подбила подруга. Татьяна с горящим взглядом расписывала прелести и соблазны, поджидающие свободную женщину.
— А ты только и знаешь: дом, выставка, деловая встреча. По большим праздникам выход в театр. Сидишь в четырех стенах, как репка на грядке. Что? Муж? Дорогой да единственный? Ну-ну… Так и помрешь, ничего не повидав и не прочувствовав.
Под напором Татьяны пала бы любая крепость. И сошлось все одно к одному: Андрей в недельной командировке, она в творческом кризисе, Татьяна с клубной картой на две персоны, классная вечерняя программа.
Парень с гелевой прической назвался Димой. Он недурно двигался и умел галантно приударить за девушкой. Клуб закрывался в два, и по инициативе Татьяны вечер заканчивали у Алеси. Дима исправно подливал шампанское, то ли Кирилл то ли Костя нежно обнимал Татьяну и рассказывал анекдоты. Алесе было очень весело, она много смеялась, танцевала. Потом ей вдруг показалось, что вернулся Андрей, а она его так ждала и очень соскучилась.
Дмитрий был джентльменом, когда с непривычки опьяневшая хозяйка квартиры повисла у него на шее и назвала «любимым Андрюшей», он не стал ей указывать на ошибку. А легко подхватил на руки, отнес в спальню, уложил на кровать, сам ненароком прилег рядом, и не пожалел… выспался он преотлично.
В начале девятого Татьяна подхватилась по звонку телефона, приняла душ, на скорую руку обновила макияж. Проворно сгребла в пакет пустые бутылки, вынесла в мусоропровод, смахнула в раковину грязную посуду. Решила, что на этом долг чести перед подругой выполнен. С мытьем тарелок, вилок, и бокалов Алеська прекрасно справится и сама, а у нее через полчаса лекции в художественной школе по технике орнамента. Постучалась в спальню, ответа не дождалась, позавидовала подруге, у которой была возможность поваляться в кроватке. С порога вернулась, растолкала Костика (не подкладывать же подружке такую свинью с утреца пораньше), подождала пока парень оденется. Вышли они вместе, Татьяна захлопнула дверь, хозяйственно подергала за ручку, проверяя, защелкнулся ли автоматический замок.
Дима уходить не спешил, рассчитывая на продолжение столь многообещающе начавшейся ночи. Алеся сладко потянулась, просыпаясь, и тут в комнату ввалился ее суженый-ряженый. Девушка оказалась на высоте: мгновенно пришла в себя, быстро оделась и покинула сцену прежде, чем раздались коронные реплики обманутого мужа. А вот Димон затормозил, оттого и пересчитал лбом лестничные ступеньки на двух пролетах.
Когда сумрак испьет твою душу
И закат загорится в крови,
Твой покой я невольно нарушу
Словами горячей любви
Ночь темна, но расправит объятья
Под фонарный ласкающий свет
И ты сбросишь вечернее платье
На воском натертый паркет
Ты разбудишь мелодию флейты
По щеке пробежится слеза
И потеряны будут ответы
На вопросы в забытых глазах…
Сейчас у Алеси от былого счастья осталась только тетрадь, в которую она украдкой записывала песни и стихи Андрея. Она перечитывала их по многу раз и плакала. Тетрадку она забрала позже, подгадала, чтобы мужа дома не было. Ей было невыносимо больно его видеть, потому что не могла объяснить ни себе, ни любимому человеку, как в ее постели оказался этот парень. Татьяна же лепетала какую-то чушь: тусовались, вроде свалил.
Пространство безграничного счастья жестоко огородили запрещающими шлагбаумами. Расставили сторожевые вышки и посадили на них бессменных и бессонных часовых, которых немыслимо не обхитрить, ни обмануть. Охранников Алеся рисовала без лиц, лишь черно-серый камуфляж, горюющее счастье было похоже на размытое бледное пятно. И чуть сбоку — руины башни и поверх каменных обломков огромный циферблат с покореженными стрелочками, сломанными механизмами и шестеренками, и звенящей выпирающей пружиной.
Она боготворила время, проведенное с Андреем, бережно пересыпала в ладонях каждую секунду-песчинку воспоминаний. И страстно ненавидела часы, дни, недели и месяцы, прожитые без него. Вместе они прожили полтора года, раздельно — уже в два раза дольше.
В зале суда Алеся не зарыдала только потому, что от стыда полыхали щеки и своим жаром высушивали скатывающиеся с ресниц слезинки. Она была в темных очках, и ее плотно зажмуренных глаз никто не видел. Но взгляд Андрея проникал сквозь затемненное стекло, просящий, умоляющий взгляд. И от этого становилось еще хуже. Если бы он накричал на нее, ударил — груз вины был бы частично сброшен. Ей хотелось поговорить с мужем, объяснить, как все произошло. Но голос рассудка неумолимо твердил: «Детские сказочки на тему: «не виновата я, он сам пришел»? Ты бы сама поверила?». Алеся понимала, что такая правда не просто белыми нитками шита, а еще и узорами декорирована. И потому страдала молча, поливала слезами огромного плюшевого енота — подарок Андрея, перечитывала его стихи и вспоминала…
Они не пропускали ни одной новой программы в цирке, причем садились всегда в седьмой ряд. Она — с альбом плотной бумаги для рисования на коленях и несколькими карандашами, он с блокнотом и запасом шариковых ручек. Выход шпрехшталмейстера считался негласным сигналом к началу творческого соревнования. Надо было опередить другого в поиске неординарного сюжета и дать ему оригинальную трактовку в поэзии или художественном наброске.
Воздушных акробатов она изображала парящими воинами в леопардовых и тигровых шкурах. Дрессированная лохматая собачка превращалась в белого волка. Забавные обезьянки одевались в пышные наряды и становились манерными кулуарными куколками, при этом они продолжали почесываться, корчить рожи и смешить ливрейную публику. Клоунов Алеся не рисовала: слишком печальные и задумчивые у них были глаза. Андрей, наоборот, героями своих стихов неизменно избирал мастеров коверного жанра.
С веревкою, как по гитарной струне
Он, спотыкаясь, бредет по нирване.
И скорчена рожа до дрожи в спине,
До зуда в истертой душевностью ране.
Улыбкой растянутый рот до ушей,
Грусть перемазана тонной румяна,
Смех на продажу за каплю рублей,
Взлет от паденья в ареновой яме
Имеет различий мало…
Однажды Андрей пригласил ее на часок в «мужскую компанию».
По субботним вечерам десяток приятелей-энтузиастов вместо того, чтобы блаженствовать перед телевизором, засоряя диван чипсовыми крошками и пивной тарой, арендовали небольшой спортзал для тренировок. А точнее, для обмена рукопашным опытом, почерпнутым в разных секциях и клубах единоборств. Вместо разминки — полчаса активной беготни за мячиком: футбол или баскетбол, затем спарринги.
—Мужик в синей майке — КМС, по какому виду борьбы — не уточнял. Берегу зубы. Вон тот, белобрысый, шахматист, — Прохоров, равномерно подтягиваясь на турнике, знакомил Алесю с присутствующими. Среди присутствующих светлые волосы были только у одного, но от традиционного облика шахматиста он был весьма далек: без очков, накачанные руки, да и то, как умело мяч в корзину закидывает, не подчеркивает привязанность к интеллектуальному спорту. — Шахматистом его прозвали после того, как на спор шахматную доску ребром ладони разбил в щепу. Парень с голым торсом на русском стиле боя помешан. А тот, в черном кимоно, по теквандо может докторскую защитить.
— Прохоров! За девушкой в кафе-ресторане ухаживают!
— Так мы уже поужинали, — отозвался Андрей, поднимая подбородок над перекладиной, повисел так немного, мягко спрыгнул и присоединился к играющим. Счет был один-один, и команды менялись кольцами.
Для себя Алеся облюбовала сложенные в углу зала маты, уселась поудобнее, вооружилась карандашом. Но поработать не получилось: мяч, как примагниченный, летел прямо к ней, только и успевай взвизгнуть да прикрыться этюдником. А когда началось самое интересное: мужчины разбились на пары и стали профессионально бросать друг друга на пол, появился Андрей с какой-то каской, боксерскими рукавицами и плотной безрукавкой. Снаряжение Алеся обозвала макинтошем, но как ни брыкалась, а примерить все это пришлось.
— Дома порисуешь. — Андрей сноровисто затягивал ремешки. — Стукни кулаком об кулак.
— Как? На мне же эти… варежки? — Алеся старательно пыталась сдвинуть шлем со лба.
— Вот перчатками и постучи. Нормально сидят? — Андрей дождался согласного кивка и перешел к следующему этапу: — А теперь будем отрабатывать удары. Прямой в корпус. Смотри.
Технику она не поняла, кулак промелькнул слишком быстро. Андрей показал еще раз, уже медленнее. Потом учил ее правильно сгибать пальцы, чтобы не поломать и не выбить, водил ее рукой, чтобы она запомнила правильную траекторию.
— Правая. Левая. Пальцы. Правая. Ладно… Давай переходить к практике. Бей! — Андрей встал перед ней на расстоянии одного шага.
— Что? Куда? — Алеся смутно догадывалась, что для отработки силы удара обычно используют грушу, но подобных предметов поблизости не наблюдалось.
— Сюда. — Андрей похлопал себя по животу.
— Тебе же больно будет… — ужаснулась Алеся.
— Да ничего ему не будет, — как-то незаметно остальные переместились поближе к Прохоровым. — У него пресс каменный. Гляди, себе лапки не отшиби.
— Вить, ты же вроде тренируешься? — Андрей поморщился. — Ну и тренируйся дальше.
— Ха, да ты никак ревнуешь? — захохотал Витя.
— Было бы к кому, — усмехнулся Андрей.
Шуточная перепалка разозлила Алесю. Тоже мне, муж называется: упаковал ее в неудобный защитный костюм, нацепил наколенники, налокотники, жилет, которые только сковывают движения, а сам бегает налегке, с голым мускулистым торсом и еще смеется. Уворачивался любимый хорошо, со знанием дела. Алеся запыхалась и прекратила свои бесплодные попытки покарать суженого, тот тоже остановился, смотрит насмешливо.
— Что, переходим к блокам?
Алеся подозревала, что выглядела она презабавно, да и вела себя, как капризная девчонка. Зато Андрей действительно веселился, он улыбался так искренне и радостно, что она продолжала свою комедию. Ее притворство оценили: вместо заслуженных аплодисментов, Андрей подхватил ее на руки, закружил:
— Как же я тебя люблю, куколка! Золотце мое дорогое! Любимая! Единственная!
Еще было лето в деревне, красная, налитая соком садовая малина, шероховатая ладонь, с которой так приятно собирать губами ягоды. Была ночь, звенящая соловьиными песнями, и украдкой сорванные поцелуи. Они ходили вдоль берега реки, он робко и нежно сжимал ее ладошку, хотя через два месяца — годовщина их свадьбы. А еще была болезнь, Андрей лежал с высокой температурой и лихорадочным блеском в глазах, а у нее жутко дрожали руки, и она боялась сделать ему укол. Он долго наблюдал пируэты, выписываемые иголкой, и все-таки не удержался от ехидного комментария.
За полтора года совместной жизни она плакала всего раза два, один раз обиделась на глупую выходку Андрея. Додумался на первое апреля позвонить и, изменив голос, поведать о жуткой аварии и трагических последствиях, у нее чуть сердце не остановилось. Перепугалась так, что на номер внимания не обратила: шутник со своего мобильника разговаривал, да и сам стоял на лестничной площадке. А она, в чем была, выскочила: рубашка-халатик, босиком, слезы в три ручья. Убедившись, что с мужем все в порядке, разревелась еще больше. Правда целым и невредимым он оставался недолго: как только истерика поутихла, Алеся вознамерилась сама прижучить любимого, чтоб впредь неповадно было разыгрывать. Андрей согласился, что он — законченный дурак, долго и покаянно просил прощения. Второй раз слезы полились из-за любимой чашки с золотистым котенком: выскользнула из мыльных пальцев и разбилась на «несклеиваемые» кусочки. Порыдав немного, она выложила из осколков, риса, пуха и набранного во дворе песка панно «тигровый кот под пальмой, затерявшийся среди снежных гор».
За три года, минувшие после развода, она ни разу не улыбнулась — повода не находилось, зато глаза постоянно на мокром месте. Поначалу родители обрадовались: за ум дочка взялась, разошлась с непутевым. Глядишь, найдет хорошего да обеспеченного человека, заживет в любви и довольствии, а там и ребеночек появится. Жизнь, однако, прогнозов не оправдала. Большую часть дня Алеся лежала на диванчике в комнатке-мастерской, то потолок внимательнейшим образом разглядывала, то какую-то тетрадку перелистывала, а глаза пустые, невидящие.
К мольберту подходила редко, да и рисовала, словно по принуждению, не ощущалось в ее работах былой легкости и мифического воодушевления. Да и сама девушка как-то потускнела, осунулась. Утром подушку хоть выжимай, глаза краснее, чем у кроликов, сосуды полопались, щеки серые и впалые. Шушуканье отца и матери за вечерним чаем становилось все драматичнее. Чтобы успокоить и утешить доченьку были перепробованы все средства: начиная от приглашения на домашние пироги друзей с симпатичными, притом холостыми и полными всесторонних достоинств сыновьями до дорогой путевки на модный курорт, отдохнуть-развлечься. Подруженька Танечка у Росиных просто прописалась, с молчаливого одобрения Катерины Сергеевны и Игоря Вячеславовича она через день чуть ли не насильно утаскивала Алесю на крутые вечеринки. Потом потихоньку докладывала о результатах: сидела Леська, как мышь в уголке, равнодушно сок по глоточку цедила, ни с кем не знакомилась и вообще не танцевала.
В тайне от дочери Катерина несколько раз звонила этому ироду, но дома его никак не могла застать, мобильный же всегда был недоступен. Игорь собирался уже сходить да поговорить с бывшим зятьком по-мужски, в конце концов, попросить, чтоб обратно к Алесеньке вернулся, хоть и плохо ей с ним, но без него в стократ горше. Как говорится, из двух зол надо выбирать зло меньшей козлистости. Но визит вежливости все откладывался, то одно помешает, то другое, а потом по всем телеканалам пошли сообщения о пропавшей съемочной группе, в составе которой был и Андрей Прохоров.
Коли любишь, меня поймешь,
Коли веришь, то все прости.
Позабудь про обиды и ложь
Их в душе копить — не твой стиль.
На двоих — лишь одна судьба,
На ладони — счастливейший крест.
Я безумно люблю тебя,
И любить мне не надоест…
Автор публикации
