Когда у человека есть все,
ему не хватает всего остального.
Народная мудрость.
По малолетству служба в дружине виделась Деляну благом. Заместо нудных да тяжких трудов на подворье — богатая добыча да щедрые дары кнеса. Не с водицы на пустую ушицу перебиваешься, а полть али пироги с визигой уплетаешь. Да и девки в граде не чета селищанским, и очами ласково поведут, и от печива сладкого не отмолвятся, и ложе холодное согреют. Только на деле иначе все обернулось. Бдение на заборале стылыми ночами, размахивание мечом до онемения в плечах, ноющий на непогодь шрам поперек бока, память о первом бое.
Вот и ныне без малого седмицу упаки по дорогам стаптывают, бродят, разбившись на десятки, вдоль опушки, белок да зайцев пугают, на каждый шорох мечами грозно бряцают. А толку мало, все одно лес целиком не прочешешь. В такой глуши не то что шайка татей, а и вся рать ворожья затаиться может, да и жить себе вольготно весь коловрот.
В граде по такую пору ладно гулеванить: завернешь на постоялый двор, опрокинешь с приятелями ковш-другой медовухи, разольется-разбежится внутри тепло да веселье хмельное. А тут и гость торговый кошелем туго набитым позвенит, как с ним в зернь не сыграть да не обставить его на пригоршню медяшек рубленных, а то и серебрушку содрать. Бывает, и удаль молодецкая взыграет, сойдешься с кем на кулаках, а то и об заклад побиться можно, нарочно славных бойцов хозяин зазывает. Пусть и урон от таких забав велик, только все одно в убытке не останется. Случается, гудец али сказатель чем потешат, а то и путник какой у огня греется, слово за слово — и поведает чего нового, про людей дивных да грады чудные.
— Попусту грястем, — тихо молвил Вешняк.
Как свыкся парень с отроков, точно привязанный за Деляном следовать, так и ныне подле держался. Иные же мальчишки, старшим подражая, шпыняли темноволосого паренька, а Делян вступался, даже побратимами кровными они стали.
— Попусту, — повторил Вешняк, осторожно раздвигая ветви: коли надломишь — значит, след оставишь. — Все одно ничего не сыщем. Татей-то и упредить кто мог. Неужто они во граде послухов да видоков не имают?
Делян ухмыльнулся: ежели малоречивый Вешняк голос подал, то вскоре и прочие роптать станут. Который день бродят без припасу, от вяленого мяса уже языки, аки поленья сосновые. Да и не просушиться, не согреться: серчает Годун, даже тепельца малого не дает разложить. В походе ратном бывало порой и горше, но там особая стать: чаяли добычу добрую на меч взять, а тут какой прок? Чего у шелопутов лесных в схронах припрятано, все пойдет на откуп тем, кто от татей обиду стерпел, а то и родичам ихним. В скотницу кнеса добро коли серебрушка потертая перепадет, а им всего и достанется пару бочек меда да мяса вдосталь. Так и то единым разом на весь живот не наешься. По Правде-то оно и справедливо выходит. А по совести — горько. Ни прибытку тебе, ни радости. Одних разбойников по сукам развесишь, так на их место еще десятка три набежит. То смерды в бега подадутся, то лето голодное — вот и зорят себе на прокорм, то ватажники с волока забредут пошалить. Все одно на каждой дороге стража не выставишь.
— Как мыслишь, до снега поспеем? — просипел Ивач, еще отроком в полынью ухнулся, и до сей поры кашлем глухим маялся, ни знахари, ни ведуны рады никакой дать не могли.
— Да не, — Чеслав задрал голову, прищурился. Разглядеть небо сквозь плотное переплетение ветвей трудновато было, однако старый уверено произнес: — Вечор сыпанет. Ужель не чуешь, как морозец схватывает?
***
Постоять за себя Роман Чудаков умел, к тому же имя и фамилия обязывали затыкать рты самозваным стихоплетам. Каких только дразнилок он не наслушался про себя в детском саду, и особенно в школе. «Чудак-человек чудит целый век» и «Ромео, где твоя Жулька?» — были самыми безобидными и благозвучными. В общем, поучить кое-кого уму-разуму (а то и проучить как следует) он мог. Лет с четырнадцати постоянно в кармане кастет таскал, случалось и одному против двоих махаться, однажды даже до ножей дошло. Но одно дело пацановская потасовка до расквацанной физиономии, и совсем другое — мужская драка до полусмерти. Таких мероприятий он всеми силами избегал, и притом успешно. Но сейчас ни о каких полумерах и речи быть не могло: или ты, или тебя. Только вот шансы разные: обычный магазинный пакет, утяжеленный тубой с замерзшей водой, против метровой полосы остро заточенной стали. С пером еще можно было бы побарахтаться: руку перехватить да выкрутить или ногой выбить. Да и бандюганы эти, похоже, с мечами уродились, не подступишься. С места не достать, да и в прыжке прежде ноги по колено лишишься.
Оператор наудачу размахнулся пакетом, скорее не угрожающе, а упреждающе. Попал, но видимых повреждений не причинил. Мужик даже не поморщился. Второй здоровяк лениво крутанул мечом — и средство самозащиты распалось на две половинки. Но по-настоящему Роман испугался, когда двое схватили его за плечи. Сжали с такой силой, что показалось, будто кости в пыль растерло. Боль была ужасной, даже слезы из глаз брызнули. Вопль «Полегче!» немного озадачил захватчиков, руки чуток ослабили, но вязали все же крепко. Накручивали веревку умело, с толком, не оставляя ни малейшей лазейки. Уже в качестве наблюдателя Роман в полном объеме оценил уровень рукопашной подготовки Прохорова.
Махался водитель профессионально. Штативом он орудовал как удлиненной булавой. Раскручивал над головой и вокруг себя, не давая разбойникам приблизиться. Операторская тренога успешно парировала каленые мечи и чувствительно прохаживалась по менее расторопным нападающим. Счет пока что был три ноль в пользу Прохорова. Один гопник катался по земле, держась за переломанную ногу. Второй повалился навзничь с разбитой в кровь головой. Третьему Андрюха, похоже, перебил хребет. Постанывая от вгрызающейся в тело веревки, Роман прикидывал, сколько еще водила со своими подсечками, уходами и разворотами продержится против десятерых. Аленку между тем сцапали и вовсе по-простому: долговязый мужик с порезанным лицом ухватил ее сзади поперек туловища и встряхнул так, что, верно, зубы клацнули. Хотя двоих девчонка отоварила неплохо. Он и не подозревал, что она так умеет.
Глупого упрямства и злости хватало с избытком: увесистый штатив летал, как перышко. Ни косоглазием, ни косоручеством Прохоров не страдал, но против подлых ударов со спины не застрахован даже прирожденный боец. Обошли его красиво, массой отжали от спасительного ствола дерева, ринулись одновременно со всех сторон. А особо ушлый поднырнул под железяку и смачно врезал то ли кулаком, то ли рукоятью меча по затылку. Мгновенно нахлынула густая, как вареный кисель, темнота, прорезанная росчерками мельтешащих золотых мушек. Последнее, что запомнил Прохоров — как из отяжелевших рук вывалился штатив.
Очевидно, в глубоком детстве ряженые гопстопщики перехворали недугом свихнувшегося рыцаря, и болезнь явно дала осложнения на все умственные процессы. Месить ногами бесчувственно распластанное на земле тело они не стали, подняли под локотки и принялись в охотку охаживать кулаками. Водила болтался в их руках тряпичной куклой. Роман удовлетворенно хмыкнул: расплата не заставила себя долго ждать. Но мстительная радость длилась недолго, прикинув, что ждет его, оператор судорожно сглотнул. Перспективы не грели, надо же было угодить к психам, которые лежачих не бьют, а добивают.
***
К журналистскому расследованию Витька подготовился основательно. В напиханном на скорую руку рюкзаке вперемешку лежали запасные носки, пачка печенья, пакетик с вафлями, упаковка сока и мятая майка. Сбоку скромненько жались: заляпанная карта города, тупой столовый нож (скорее психологическое оружие, чем средство самообороны), пластиковый складной стаканчик и отцовский бинокль. На шее болтался габаритный фотоаппарат, цепляясь за что ни попадя. В кармане джинсов разрывался мобильный телефон. Кипящее упорство, с которым Заинька дозванивалась двоюродному братцу, неприятной вибрацией отдавалось в бедре и даже доходило до колена. Витька мужественно игнорировал родственницу.
Девятилетняя разница в возрасте не способствует развитию дружеских отношений, зато активизирует худшие воспитательные наклонности. Детство Витьки — яркое тому доказательство. Подбрасывать его Зое начали годиков с двух. Как раз квартиру купили в том же доме, что и Светловы. Мама с папой были рады-радешеньки: ребятенка сбагрили племяннице и гуляй, молодость, пока деньги есть. Галина, мама Зои, по давней привычке потакала младшей сестре. В общем, все были довольны, кроме Зои. Но ее мнение взрослые наглым образом игнорировали, отмахиваясь под всевозможными предлогами.
Зойка капризно надувала губки и с кислым выражением на милой мордашке выгуливала мелкого по своим компаниям и свиданиям. Шипя, как масло на сковородке, двоюродная сестричка таскала карапуза в садик, а позже и в школу. Из-за кузена вставать ей приходилось на полчаса раньше, и настроение на целый день было испорчено. Витьку тоже не все устраивало: Зойка шпыняла его нещадно за малейшую оплошность, периодически лишая радостей жизни в виде телека, мороженого и компа. А ее придирчивости в проверке домашних заданий могли бы позавидовать даже учителя. Витька, конечно, пытался ерепениться, но Зоя немедля подавляла даже попытки бунта, хватаясь за ремень. С таким весомым аргументом особо не поспоришь, да и став старше Витька ничего противопоставить не мог — ну не драться же с девчонкой? Под чутким присмотром и непосредственным руководством Зои он окончил школу с отличным аттестатом, легко поступил в университет, получил направление не в захолустную газетенку, а на престижный телеканал для прохождения практики. И опять… оказался под патронажем дорогой кузины. Удовольствие, скажем прямо, сомнительное.
А недавно разговор мамы с Зойкой подслушал. Оказывается, Зоя уже похлопотала, чтобы способного братика взяли в штат. Лерочка, естественно, была на восьмом небе от счастья. Витька же как представил себе, что изо дня в день он будет трудиться во имя высоких журналистских идеалов под строгим контролем родственницы, так вообще от переизбытка чувств захотел застрелиться веником, которым старательно подметал пол. Жаль, что в уборочном агрегате пороха не хватило, да и прутики оказались холостыми. Но измочалил ни в чем не повинную метелку основательно, пришлось покупать новую.
Доказывать свое право на самостоятельное существование выпало в жестоких боях. По просьбе тети Зоя инспектировала братца каждые полчаса: где находится, что делает, пообедал ли. Об отношениях незаменимой секретарши генерального директора и смазливенького практиканта знали все сотрудники, но об истинно родственных чувствах не догадывался никто. Зоя четко отслеживала, чтобы мальчика отправляли практиковаться только на мирных сюжетах: выставки современной живописи, творчество писателей, показы мод, концерты высококлассической музыки. Витька изо всех сил рвался на криминальные выезды, в рейды с представителями правопорядка, на скандальные события. Но наживать себе опасного врага в лице Зои никто по доброй воле и здравому рассудку не планировал.
Проиграв сражение на поле социальной безопасности и всеобщей справедливости, Витька открыл новую сферу применения своих многочисленных талантов: поп-культура. Его кумиром стал ироничный Влад Серов. Легенда современной светской хроники к практикантам относился равнодушно, но до общения снисходил. Витька с гордостью всем встречным и поперечным рассказывал по пять раз, как он ездит на съемки «Серой вечеринки». Восторгам не было предела. Влад особо не ругался и не критиковал, его единственным пожеланием было: не путаться под ногами. Эту инструкцию Витька выполнял сносно, зато ему никто не мешал именовать себя молодым телережиссером и заводить славные знакомства с начинающими певичками. Идеальность модельной внешности и воинственного макияжа, и минимум голоса. Впрочем, поглядеть на девушек было приятно, а слушать их вокальные потуги Витька и не собирался.
Лафа закончилась вместе с исчезновением Влада.
Разрешение на журналистское расследование Витька выбивал не ради карьерных перспектив. Просто Влад был классным парнем, легко мог угостить пивом, щедро одаривал пригласительными на престижные вечеринки и бонусами в дорогие клубы, а еще он был практически единственным, кто не докладывал Заиньке о похождениях Виктора Климова. А это в глазах Витьки было вообще вершиной героического подвига и небывалого человеколюбия.
Зоя перестала покидать свое рабочее место под предлогом служебной занятости и с бдительностью цепного пса караулила настойчивого братца. И с каждым разом выдворяла его из приемной генерального со все меньшим пиететом. Но семейного упорства Витьке тоже было не занимать. Он облюбовал себе наблюдательный пункт в мужском туалете, из приоткрытой двери которого отлично просматривался весь коридор. И по-максимуму использовал кратковременные отлучки Зои. Еще он регулярно подстерегал Броля на крылечке в начале и в конце рабочего дня. Стратегию уговоров применял незамысловатую. Вся база аргументации вертелась вокруг журналисткой солидарности и долга перед товарищами, но цветастость речей постоянно совершенствовалась. В конечном счете Броль расчувствовался, проникся и дал высочайшее соизволение. Получив добро от руководства, Витька отхватил в придачу и жуткую головомойку от Зои. Но даже ссора не омрачила радость желанной и долгожданной победы.
Три часа Витька мок под дождем, безуспешно махая рукой проезжающим машинам. Энтузиазм уже был на излете, когда его наконец-то согласились подвезти к приблизительно нужному месту. Водитель оказался из категории чрезвычайно болтливых пенсионеров-дачников. Он ласково называл пассажира «сынок» и в подробностях расписывал, как за лето перекрыл крышу сарая и поставил новую теплицу на будущий год. Витька вежливо кивал, хотя он предпочел бы расплатиться деньгами, чем своими ушами. Точных координат цели не было, но с перекрестка, где его высадили, до предполагаемого места исчезновения съемочной группы было с полдесятка километров. Хлюпая промокшими кроссовками Витька считал шаги. Деревья на пару с ветром обильно орошали путешественника дождевыми струйками и золотисто-алыми листьями. Телефонный навигатор с завидным упорством посылал то в непролазные крапивные заросли, то в алчно чвакающую лужу, то двухметровые завалы бурелома. Если бы не такая мокреча, прогулка могла бы доставить хоть какое-то наслаждение. Восхищаться красотами природы не хотелось, расследования и славы душа тоже уже не жаждала. Зато тело всевозможными способами намекало на то, что неплохо бы подкрепиться, просушиться и выпить чего-нибудь горяченького.
— Е-хоу, смска пришла! — дурашливым голосочком возвестил телефон.
Как ни удивительно, но послание от Зои было очень кратким, но слишком содержательным. В пяти словах Витька ощутил столько неблагоприятных для себя моментов, что даже поежился. Пустых обещаний Зоя не давала. А зная ее характер, можно было предполагать самое худшее: «Немедленно домой, иначе пожалеешь себя».
Витька опечалился крепко, но ослушаться не решился. Покуда брел обратно, утешал себя тем, что он обязательно докопается до сути загадочной пропажи, но в более подходящий для поисков денек.
Автор публикации
