Когда Даниель скрылся из виду, Виолетта вслед за матерью и сестрой вернулась в дом. Насторение было неимоверно грустным, все валилось из рук, за что бы она не взялась. И чем дальше, тем тяжелее становилось на душе. К вечеру девушка просто не находила себе места от тревоги. Ортанс просто раздраженно фыркала, глядя на ее метания.
— Успокойся, дитя мое, — попыталась успокоить ее мать. — Нет причины так волноваться. Даниель только-только уехал. Подожди немного, он обещал вернуться через шесть дней. Нам остается только набраться терпения и молить Господа, чтобы он вернулся живой и здоровый, и с добрыми вестями.
— Да, матушка, — согласилась девушка. — Просто очень неспокойно на сердце.
Ночь превратилась для Виолетты в сущее мучение. Она никак не могла заснуть, то и дело ворочалась в постели и забылась только под утро.
Следующий день был таким же тяжелым. Волнение никуда не девалось и только нарастало. Виолетта вместе с матерью гуляла во дворе усадьбы с Шарлем-Анри, когда у ворот раздалось конское ржание. Сердце так и ухнуло куда-то. Девушка побледнела и бросилась открывать наперегонки со слугами.
Тяжелые створки распахнулись, и во двор, спотыкаясь, вошел конь Даниеля. Седло перекошено, узда болталась перед грудью, сумка расстегнута, а на шее бурые потеки. Конюх схватил жеребца под уздцы, погладил по морде, успокаивая, провел ладонью по шерсти, потрогал подозрительные пятна на шее.
— Это кровь, госпожа, — пробормотал он дрожащими губами.
Баронесса Эстель ахнула и схватилась за сердце. Виолетта подхватила ее под локоть.
— Ты уверен, Николя? — встревожено спросила она.
Конюх ощупал коня и покачал головой:
— Лошадь не ранена, хозяйка. Это не ее кровь.
— Даниель! Нет! — вскрикнула баронесса и лишилась чувств.
Слуги и служанки засуетилсиь вокруг. Хозяйку подняли на руки и внесли в дом, Виолетта поспешила следом вместе с Шарлем-Анри, конюх увел коня в стойло. Всем стало понятно, что Даниель, скорее всего, погиб. Иначе лошадь не вернулась бы домой одна.
Баронессу Эстель привели в чувства, но она тут же залилась слезами. Виолетта вместе с матерью оплакивала брата, и даже Ортанс прикладывала к глазам платочек.
В гибель Даниеля отчаянно не хотелось верить, поэтому баронесса послала двоих слуг по дороге, по которой ускакал ее сын, в надежде разузнать, что могло с ним случиться. Они вернулись уже за полночь, но в охотничьей усадьбе никто не спал. Все ждали вестей, но они оказались дурными.
Слуги доскакали до моста через приграничную реку, и таможенники рассказали им, что в полдень минувшего дня через мост проезжал молодой дворянин, подходящий под описание. Они даже вспомнили, что тот собирался проехать через земли Леонберга, чтобы сократить себе путь. Леонбергские стражники подтвердили их слова. А потом они добавили, что рано утром через мост галопом промчался конь. Они попытались, было, его остановить, но им это не удалось. Где и что могло случиться с бароном де Прентаном, было не известно. Леонбергские стражники предположили только, что в горах на него могли напасть разбойники.
В охотничьей усадьбе де Прентанов воцарились скорбь и отчаянье. Было ясно, что для них уже не осталось никакого выхода. Баронесса Эстель слегла от горя, и Виолетта не отходила от постели матери.
Следующий день выдался промозглым и дождливым. Небо с утра хмурилось и то и дело начинало моросить, к обеду и вовсе полило, как из ведра. Именно в этот момент маленький Шарль-Анри умудрился выбежать во двор в тоненькой курточке и легких башмачках. Служанка не сразу смогла поймать шустрого малыша, поэтому он мгновенно промок до нитки. Конечно, его сразу же переодели, вытерли насухо и напоили теплым молоком, но дождь был таким холодным.
А наутро Шарль-Анри проснулся с сильным жаром и кашлем. Что только ни делали служанки, легче малышу не становилось. Он оставался все таким же горячим, как печка и продолжал надрывно кашлять. На следующий день малышу стало еще хуже, а пригласить лекаря из ближайшего городка не было возможности — ему ведь тоже надо чем-то платить. Баронесса Эстель вынуждена была подняться и теперь хлопотала вокруг Шарля-Анри, стараясь не плакать при нем.
На третий день к воротам усадьбы де Прентанов подкатила карета графа дю Фура, который приехал не один, а с тощим долговязым субъектом с крючковатым носом в черном одеянии и с представительным мужчиной с серебряной цепью королевского судебного пристава на груди. Старик сразу же потребовал сообщить баронессе де Прентан, что он прибыл по безотлагательному делу.
Баронесса Эстель приняла визитеров в гостиной, куда она спустилась вместе с дочерьми.
— Что вам угодно, Ваше Сиятельство? — настороженно спросила она после сдержанного приветствия.
— Я приехал выразить вам свои соболезнования, моя дорогая, — ответил граф.
— Благодарю вас, — дрогнувшим голосом произнесла она.
— Я слышал, ваш младший сын захворал, — вкрадчиво продолжал дю Фур. — Мальчику необходима помощь хорошего врача. Я как раз привез с собой мэтра Корбена, чтобы он осмотрел ребенка. Вы же знаете, как коварна бывает простуда. День-другой промедления могут стать смертельно опасными.
— Еще раз благодарю вас, Ваше Сиятельство, но вы прекрасно знаете, что мне нечем оплатить его услуги. — Баронесса Эстель стиснула в руке носовой платок. — Прошу меня простить, но в вашу бескорыстность я с некоторых пор не верю. Чего вы от нас хотите? Как я понимаю, вы приехали вышвырнуть нас из дома, даже не дожидаясь конца срока? Зная, что малыш Шарль-Анри болен? А господин королевский судебный пристав прибыл, чтобы посодействовать вам в этом деле.
— Вы напрасно считаете, что я так жесток, — замахал руками старый граф. — Я хочу напомнить, что у вас все еще есть возможность разом решить все проблемы.
Виолетта судорожно вздохнула, а Ортанс криво усмехнулась. Баронесса Эстель на минуту прикрыла глаза, потом вновь открыла их и твердо произнесла:
— Я никогда…
— Я согласна, — громко сказала Виолетта.
— Что?! — воскликнула мать. — Виолетта, ты не должна…
— Матушка, я не могу допустить, чтобы вас всех выгнали из дому, зная, что я могу все изменить, — горячо заговорила Виолетта. — Тем более, когда Шарль-Анри так болен. — Она повернулась к дю Фуру: — Я согласна стать вашей женой, Ваше Сиятельство. При условии, что вы простите долг моей семье, а Шарль-Анри получит медицинскую помощь.
— Разумеется, моя дорогая! — Дю Фур вскочил и подбежал к ней. — Всенепременно! — Он взял безвольную руку девушки и приложился к ней сморщенными губами. — В доказательство своих слов я уничтожу долговую расписку сразу же после венчания.
— Нет уж, Ваше Сиятельство! — подала голос Ортанс. — Однажды вы уже провели нашего братца. Во второй раз вам это так легко не удастся. Вы сами сейчас напишете другую расписку о том, что наши долги будут погашены как только будет заключен ваш брак с Виолеттой, — заявила она. — Далее вы обещали мне приданое. Я этого не забыла. Поэтому вторым пунктом вы внесете туда выплату пяти тысяч золотых в качестве этого самого приданного.
— Ортанс, как ты можешь?! — возмутилась, было, Виолетта.
— Могу. — Старшая из сестер поднялась и встала перед дю Фуром. — Раз уж нам приходится продавать тебя, так хоть за приличные деньги. Моя сестра стоит гораздо большего! — гневно нахмурившись сказала она.
Старый граф даже растерялся перед таким напором, а Ортанс подошла к секретеру, достала оттуда письменные принадлежности , поставила их на кофейный столик, добавила к ним несколько листков бумаги и сказала, указывая на них рукой:
— Прошу вас, Ваше Сиятельство! Присаживайтесь вот в это кресло и пишите, а господин королевский судебный пристав и мэтр Корбен засвидетельствуют этот документ.
Дю Фур крякнул, покачал головой, но возражать не решился, пересел в указанное кресло и принялся писать расписку, бормоча под нос, что хорошо, что он выбрал младшую из сестер, ибо старшая настоящая фурия. Когда документ был готов и заверен приехавшими с графом господами, Ортанс тщательно присыпала его песком, а когда чернила высохли, аккуратно свернула в трубочку и спрятала к себе за отворот рукава.
После этого врач робко напомнил, что его привезли сюда для того, чтобы лечить больное дитя.
— Виолетта, будь добра, проводи господина доктора к Шарлю-Анри, — почти пропела Ортанс, приобняв сестру за плечи и помогая ей подняться, а затем и направляя к лестнице на второй этаж. — Ступай, дорогая, а мы с матушкой закончим необходимые формальности с Его Сиятельством. — Она едва слышно прошептала на ухо сестре: — Иди, нечего сидеть здесь с таким видом, словно тебя сейчас стошнит. Успеешь еще налюбоваться на мерзкую рожу господина дю Фура. Сейчас тебе лучше быть подальше от него. — Виолетта повиновалась и, сопровождаемая врачом, поднялась наверх. Ортанс снова повернулась к старому графу: — А теперь обсудим предстоящее венчание, Ваше Сиятельство.
Дю Фур даже растерялся от такого напора и е сразу сообразил, что от него хочет эта не в меру решительная девица, потом, опомнившись, сказал:
— Венчание состоится завтра утром. Я собираюсь сразу же выехать со своей супругой в столицу.
— В таком случае, Ваше Сиятельство, вы должны предварительно прислать подвенечное платье для своей невесты и соответствующие наряды для нас с матушкой, — объявила Ортанс. — Вы же не хотите, чтобы мы выглядели едва ли не оборванками?
Дю Фур снова крякнул и оглянулся на судебного пристава, словно ища у него поддержки, но тот сидел с совершенно безучастным видом, так что графу пришлось согласиться.
— Очень хорошо, — продолжила Ортанс, — не забудьте так же прислать портниху, чтобы подогнать платья. Не дело, чтобы они болтались на нас, как на вешалках. А вас, господин, королевский судебный пристав, мы просим почтить завтрашние событие своим присутствием, а так же составить документ, подтверждающий заключение брака.
Судебный пристав несколько опешил, но милостиво принял приглашение и пообещал заготовить необходимую бумагу, которую супругам останется только подписать. После этого незваные визитеры откланялись и уехали, за исключением врача, который сказал, что ему необходимо остаться с больным ребенком пока тот не пойдет на поправку.
После отъезда гостей баронесса Эстель с укором покачала головой и заметила, что Ортанс вела себя как торговка, что не подобает благородной даме.
— Если бы я вела себя так с самого начала, мы не попали бы в такое унизительное положение, матушка, — возразила та. — Не нужно думать, что мне не жаль сестру. Такой участи я ей отнюдь не желаю. Уж лучше бы я сама вышла замуж за этого старого негодяя. Уж я бы его в ежовых рукавицах держала! — воскликнула она. — Но раз уж он настаивает на том, чтобы его женой стала именно Виолета, пусть расплачивается! Ведь в том, что мы оказались в такой нищете, есть и его вина.
Баронесса Эстель только тяжело вздохнула и пошла наверх, к больному сыну.
Ортанс развила бурную деятельность. Она заставила служанок едва ли не вылизать охотничий домик, а слуг — прилегающий двор. Она была зла на дю Фура. Да, поначалу она бесилась, потому что не ей должно было достаться его состояние, сейчас же ее душил гнев на старика, который вынудил их пойти на такое унижение. Поэтому девушка хотела, чтобы все было в порядке хотя бы внешне. Насколько это было возможно в их бедственном положении.
Виолетта проплакала весь оставшийся день и вечер. К ужину она не спустилась, потому что ей попросту кусок в горло не полез бы. Как и все девушки, она мечтала выйти замуж за любимого. Совсем не обязательно было, чтобы ее будущий супруг был благородного происхождения. Ей было все равно, дворянином он был бы или крестьянином, лишь бы она любила его, а он ее. Но не сложилось. Было невероятно тоскливо и горько от того, что Даниель погиб, чтобы не допустить ее брака с дю Фуром, но все равно ей придется выйти замуж за старика. Слезы капали на подушку и никак не желали останавливаться.
Поздно вечером в дверь Виолеттиной спальни постучали.
— Войдите, — вытирая глаза, ответила она.
В комнату вошла Ортанс с плетеным подносом в руках, на котором стояла бокал подогретого вина с пряностями и тарелка с куском пирога.
— Сотри, что я тебе принесла, — сказала она и поставила свою ношу на край постели.
— Спасибо, сестрица, — шмыгнула носом Виолетта, — но я не хочу есть.
— Так! Во-первых, не хлюпай носом. Это не к лицу благородной девице, — погрозила пальцем Ортанс и уселась на кровать рядом с ней. — Ты, что, совсем забыла, что нам вколачивали монахини в пансионе? Во-вторых, тебе просто необходимо подкрепиться и постараться поспать. Нечего давать своим бледным видом повод зевакам в церкви жалеть нас больше, чем нужно!
Губы Виолетты снова задрожали, и Оортанс придвинулась к ней ближе и обняла.
— Думаешь, если я частенько и насмехалась над тобой за твой слишком мягкий характер, то мне все равно, что тебе так тяжело сейчас? — тихо спросила она, поглаживая сестру по волосам. — Какой бы черствой ты меня не считала, я все равно тебя люблю и сейчас горько сожалею о том, что все так получилось.
Постепенно Виолетта, и правда, немного успокоилась. Слезы совершенно обессилили ее, накатила какая-то апатия. Ортанс удалось уговорить ее съесть пирог и выпить вино, в которое мэтр Корбен подмешал немного сонных капель. Виолетта закончила ужин и отставила в сторону поднос.
— Подожди, я помогу тебе, — сказала Ортанс.
Она расшнуровала корсаж Виолетты, помогла ей раздеться и расплела волосы. Уложила младшую сестру в кровать и посидела с ней рядом, пока та не заснула. Тогда она поднялась, подоткнула вокруг Виолетты одеяло, забрала поднос и, погасив свечу, вышла из спальни. В коридоре она встретилась с матерью, которая как раз собиралась войти.
— Ш-ш-ш! — Ортанс приложила палец к губам. — Она заснула.
— Хорошо, не буду будить ее, — сказала мать. — Пусть отдыхает. Завтра ей понадобятся все ее силы. — Она всхлипнула. — Ббедная моя девочка!
— Не надо оплакивать ее, матушка, — горячо зашептала Ортанс. — Виолетта жива. И я очень надеюсь, что Господь будет справедлив, и она скоро станет вдовой.
Баронесса Эстель только головой покачала, глядя на свою старшую дочь.