Конан встал. Как мог, отряхнул мерзкую одежонку. Хотел сплюнуть, да во рту опять пересохло.
Он уже приблизительно знал, что и в какой последовательности собирается делать исходя из так вот резко изменившихся обстоятельств. Тот варвар, который не способен мгновенно перестроиться в соответствии с новой обстановкой, обычно очень недолго успевает прожить в горах Киммерии. И не оставляет после себя глупых и неприспособленных детей, могущих передать свою ущербность следующим поколениям. Горы – хороший учитель. Сами по себе кнут и пряник одновременно. Так что с точки зрения Конана задание просто немножечко осложнилось – и всё.
Но сначала он должен был завершить тут одно маленькое дельце…
***
Недалеко отошедший маг долго наблюдал за тем, как взобравшаяся на вершину холма тщедушная фигурка суетится вокруг огромного круглого камня, пытаясь столкнуть его под уклон. Холм был тот самый, у подножия которого вольготно расположился гостеприимный трактир. Как раз на возможном пути камня.
Задумка вообще-то была хорошая.
Скатись этот булыган с откоса – и от хозяйственных пристроек трактира вряд ли что останется, а при наибольшем благоприятствии судьбы может серьёзно пострадать и само главное здание. Нет, что ни говори – задумано было неплохо. Только вот исполнение оставляло желать лучшего.
Много лучшего.
Конечно, в своём прежнем теле этот варвар справился бы, даже не вспотев. Одной левой, можно сказать, справился бы. Но в том-то и дело, что тело его ныне скептически наблюдало за его глупой и бесполезной вознёй с вершины соседнего холма. Предварительно, конечно, сделав себя невидимым – очень удобное заклинание, и несложное совсем, маг его ещё в ранней молодости придумал, когда за девушками подглядывал. Потом как-то стало лень тратить время на подобную ерунду, да и девушки привлекательность подутратили, и за последние зим сто-сто пятьдесят он этим заклинанием не воспользовался ни разу. А вот, надо же – не забыл за столько времени невостребованности, с первой попытки же и получилось.
Конечно, он мог бы помочь этому глупому варвару. Одной левой мог бы. Так сказать, восстановить по мелочи справедливость. Но – зачем? Чем раньше этот глупый киммериец поймёт нынешнее положение вещей и перестанет трепыхаться – тем ему же лучше будет. К тому же случайное воспоминание о подглядывании за девушками оказалось неожиданно и приятно волнующим. Маг ради проверки снова подумал о девушках, раздевающихся на берегу пруда и с визгом плещущихся на мелководье, об их спелых грудях с виноградинами сосков, и сливочных бёдрах – и опять ощутил то же самое приятное и почти забытое за давностью зим нечто. На этот раз, правда, куда более резкое и почти болезненное – молодому здоровому телу мало было одних мыслей, оно властно требовало их немедленного воплощения в жизнь. Потянувшись с хрустом, маг хмыкнул и подумал, что неделя ожидания окажется, похоже, куда более приятной, чем он предполагал. Хотя, конечно, и куда более утомительной. До города с привратным храмом Дэркето далековато, но в тянущихся вдоль тракта посадах полно аппетитных сговорчивых поселянок – вон как раз торчит над грядками привлекательная округлая попка, от которой просто ну глаз не отвести и в чреслах такой зуд поднимается, что просто таки никаких сил…
Поминутно почёсывая пах и не отрывая взгляда от трудолюбивой селянки, он решительно зашагал в её сторону вниз с холма. На круглый камень и крохотную фигурку рядом с ним он больше уже не оглядывался. И думать о них забыл
***
Камень был огромен.
Камень был упрям.
Но варвар, которого может переупрямить какой-то там камень, очень недолго живёт в киммерийских горах. Киммерийские горы – они ведь тоже преимущественно из камня, и камень тот не отличается особой мягкостью и покладистостью характера.
Камень на вершине холма был не менее у4прям, чем любая киммерийская скала. Здесь, вдалеке от породивших его гор, неведомо какими силами занесенный на холмистую границу бескрайней и ровной, как стол, степи, он был, пожалуй, самым упрямым и непрошибаемым существом. Или сущностью – Конан слабо разбирался в тонкостях друидских верований и вечно путал эти понятия. Достаточно просто того, что камень был.
Огромный, неприступный, побитый временем и поросших понизу зеленовато-серыми бородами многозимнего мха, он основательно расположился на вершине холма задолго до рождения конановского прадеда и со свойственным всем огромным камням упрямством в ближайшее время совершенно не собирался покидать своего уютного лежбища. Упрямый был камень. Мощный.
Это – если рассматривать его отдельно, на фоне огромной и плоской, как стол, степи. Но против киммерийских гор он был – так себе камешек. Хиловатенький…
На катки пошла кстати подвернувшаяся поленница – Конан видел как-то в пустыне, как при помощи таких вот катков рабы тягали огроменные каменные глыбы для возведения пирамид. Вот те глыбы действительно потрясали воображение, а рабы были куда мельче и измождённее Конана, даже в теперешнем его состоянии. Конечно, в этом явно крылась какая-то магия, хотя Конан так и не смог понять – какая именно. Но прелесть этой магии заключалась в том, что ею спокойно мог воспользоваться любой человек. Даже вовсе не маг – те рабы, уж во всяком случае, магами не были точно. К такой доступной любому магии Конан относился вполне терпимо.
А ещё те рабы применяли длинные прочные бревна с упором, наподобие детских качелей со смещённым центром. При помощи таких качелей даже слабый человек мог поднять огромную тяжесть. На чуть-чуть, но поднять. А нам много и не надо – только на катки столкнуть. Назывались эти чудо-качели потешно – рррычаг. Наверное, потому, что, наваливаясь на бревно всем телом, рабы яростно рычали от усердия.
Конан тоже зарычал.
Не потому, что хотелось, а просто так, для порядка. С этой магией лучше быть осторожным. Мало ли – вдруг рычание является её необходимым атрибутом и без него ничего не сработает?
Помогло рычание или нет, но камень не выдержал.
Сначала подался чуть-чуть, потом – сильнее. Качнулся. Тяжело повернулся, выворачиваясь из земли и оседая на застеленные скользким шёлком катки. И начал своё неотвратимое скольжение вниз, поначалу медленное и плавное, но постепенно набирающее мощь и скорость.
Катиться ему оставалось не меньше сотни ударов сердца – холм был немаленький. Конан как раз успел на ходу смотать и сунуть обратно в заплечный мешок изрядно попачканный и местами даже порванный шёлк и начать неторопливый спуск по дороге, когда снизу с той стороны холма до него донеслись треск, грохот и чьи-то вопли.
Но оборачиваться он тоже не стал.
Зачем?
Автор публикации
