Многоголосая и уже многочисленная орава заполонила собой весь переулок, проверила все окрестные щели и улочки и потихоньку просачивалась в подворотню. Западня захлопнулась, дичь загнана. Правда, у так называемой дичи такой вид, будто это она сама поджидала здесь охотников, и попались в ловушку как раз-таки они.
Самые быстроногие из преследователей смущенно переминались у входа в тупик, не осмеливаясь ни шагнуть дальше, ни с извинениями удалиться. Судя по выражениям их физиономий, они с большей охотой предпочли бы второе. Дрожащие огни факелов освещали двух безоружных человек, стоящих плечом к плечу. Рьяных загонщиков сдерживали не столько горящие изумрудным светом глаза одного из беглецов, сколько их решимость принять смертный бой.
…Человек готовый умереть уже ничего не боится, и оттого во много раз опаснее, ведь ему больше нечего терять. Прошлое отступило и растаяло во мраке, будущее слишком туманно и неопределенно. Все ценности рассыпались в ничтожную пыль, которую небрежно размел по закоулкам бродяга-ветер. А такие понятия как преданность, дружба, честность остались всего лишь словами, никому не нужными и оттого лишенными всякого смыла. Нет ни будущего, ни прошлого, только один единственный миг настоящего, который может в любой момент прерваться или растянуться в целый век…
…Язычок факела заплясал, вытянулся, словно под чьим-то дуновением, и Оргену привиделось, что одесную меж ним и толпой мелькнула какая-то тень. Да нет, не почудилось. Подле скосившейся стены, стоит, закутавшись в белый плат, высокая девка с неестественно белым, почти прозрачным лицом и снежными до подола волосами, ни разу не знавшими ни гребня, ни тесьмы. Огромные глаза пугают и одновременно манят некой бездной, пустотой и неизвестностью. Где-то там, в глубине ее зрачков, пролегла невидимая грань, за которой плещется вечность. К этой грани подходит каждый человек, кто по доброй воле, а кого подводит за руку она, хозяйка смерти, Марена.
—Ну что, я похожа на старуху? – белесые уста искривила улыбка.
—Прости, сдуру не то сказал… не подумавши. – Орген с трудом сглотнул, как зачарованный глядя на повелительницу смерти. – За мной пришла?.. – онемевшие губы почти не шевелились, но странно, не было ни страха, ни омерзительной дрожи в коленях. Было равнодушие, и отчасти даже покорность судьбе: сам к ней в гости на медовуху напрашивался, вот и следуй теперь, куда велено будет.
—Не за тобой, не полошись, – белая отбросила с лица снежную прядь. – Да ты и так не сплоховал. Неужель не дрожишь меня? Не говори ничего, — призрачная девка предостерегающе подняла руку, —сама вижу. Ты единый человек, кто меня настоящую узрел. Оттого и жить долго станешь, коли другой, кто ловчее не сподобится нить жизни твоей перервать… — Марена окуталась туманом и пропала, лишь меж камнями стены остался клок белой сорочицы…
Крепкий тычок под ребра привел Оргена в чувство, он опомнился, огляделся. Ощерившаяся мечами, пиками и кольем орава волнами затекала в подворотню, подбадривая себя грозными выкриками и выражениями скверными. Первые ряды охотников, осознав свое преимущество в численности и вооружении, воспрянули духом и вопили даже громче прочих, угрожающе помахивая руками.
—Чего вам надобно? – вопрос Дреда застал врасплох даже Оргена, перекрыв прочий шум, хоть говорил он в полголоса.
—Того… э-э-э… ну-у… — загонщики вопросительно переглянулись: а действительно, какие курдуши (злые духи, помогающие ведьмакам и чародеям) понесли их на слом головы гнаться за этой парочкой?
—Бей их! Экх-кх! Держи!—с задворок, нахально работая локтями, вперед проталкивался один из стражей, принимавший участие в погоне с самого ее начала. – То… кх-кх-кх… — от долгого бега с препятствиями парень задыхался, исправно клал поясные поклоны, но никак не мог откашлять, дабы как надлежит глотнуть аеру. – Кх-кхы… то злоумышленники страшные… —конец обличительной речи потонул в возмущенном реве, кипя праведным негодованием люди плотнее сомкнули ряды и надвинулись на неугодных.
—По головам пойдем! – Орген указал на двух объемных градчан, стоящих с колами наперевес. – С них начнем! Ты готов?
—Готов.—Дред красочно представил, как озверевшие от подобной наглости люди, словно падальщики, будут долго и упоенно рвать их на куски.
—Вперед!
Орген бросился на таран упитанного и немного даже добродушного мужика, но прежде чем оный замахнулся как подобает колом, успел перехватить дубинку, и, опершись об эту деревянную орясину, вскочил горожанину на плечи. И, размахивая руками, проворно поскакал поверху. Дред мысленно обозвал себя глупцом, и повторил уловку напарника. Бежать по шевелящимся шапкам, плечам и капюшонам было неудобно, зато намного безопаснее, чем с боем прорывать сквозь враждебно настроенные ряды.
Стоящие спереди уразумев, как нахально их одурачили, обозлились не на шутку и устремились вдогонку. Задние, не допетрив в чем дело, стояли насмерть. Завязалась яростная свалка с попутным выяснением, кто виноват и что дальше должно делать.
Живая дорожка кончились внезапно. Дред едва постыдно не шлепнулся на мостовую, благо Орген своевременно придержал его за локоть. Обретя под ногами более устойчивую почву, приятели припустили со всей доступной быстротой.
За седмицы, проведенные в совместных странствиях, им не единожды случалось как сражаться, так и драпать, и хорошо тренированный наемник, не знающий себе равных в этих видах искусства, безоговорочно отдал первенство Дреду. Парень внешностью и манерами был совершенно подобен человеку, но, когда того требовали обстоятельства, двигался во много раз быстрее и разил молниеносно. А раза два Орген случайно подловил попутчика на золотисто-изумрудных глазах. В голове против воли крутились определенные догадки, но настолько они были дивными, что принимать их за истину ничуть не хотелось.
Удирать приходилось почти в полной темноте (несколько тускло мерцающих факелов в настенных кольцах домов мрак разогнать не могли), то и дело сталкиваясь с поспешающими на шум драки зеваками и добропорядочными обывателями. Некоторые из встречных наобум грозили мечами и прихваченными из дому топорами странным парням. Как же так, все спешат к месту побоища, а эти утекают оттуда во всю прыть?!
Дред бежал все медленнее, каждый шаг давался с трудом. В какой-то момент он почувствовал, что земля, шаловливой змейкой, увильнула из-под ног, и рванулась куда-то в сторону. Он потянулся схватить ее, удержаться из последних сил, но не сумел. Грязная мостовая разъяренным вепрем бросилась на него, вышибла дух, затуманила взгляд.
—Поднимайся! Давай, вставай! Ну! – откуда-то из черного тумана вынырнул Орген, склонился над ним, быстро и небрежно тронул распоротый бок. Будто трехгранный клинок вонзился на пядь глубже и силой провернулся. Дред застонал. Наемник решительно подхватил его подмышки, рывком поставил на ноги, перебросил почти безжизненную руку себе на плечи, и покрепче обхватив поперек стана, проворно устремился куда подальше. Дред висел мертвым грузом, едва перебирая ногами.
—Брось! –прохрипел он. – Брось! Сам уйдешь!
Мысль определенно не лишена здравого смысла. Тот небольшой шанс уйти или отмахаться становился все призрачней с каждой пригоршней каплющей из Дреда крови. Но бросить раненого по чести наемников было подло, а добить не позволила враз проснувшаяся совесть. Пусть этот парень не был ему ни побратимом, ни другом, ни сотоварищем. Просто случайный встречник на тракте, с которым оказалось по пути. Дошли бы куда надо, да и разбежались. Впрочем, ему было все одинаково куда и с кем странствовать, а вот парень-то шел с определенной целью. Какой? А курдуш его разберет.
Орген смачно помянул Анчутку и всех его ближних и дальних сородичей: поскользнувшись на заледеневших к ночи булыжниках, чувствительно приложился к мостовой. Падая, каким-то образом сумел извернуться, чтобы смягчить удар истекающему кровью парню. Извилистая улочка заканчивалась отлогим спуском, по которому с ветерком прокатились два тела, одно полушепотом сквернословя, а другое скрипя зубами от боли – выпирающие из мощения камни норовили посильнее зацепить рану.
Скольжение замедлилось, и Орген рывком оказался на ногах. В тот же миг его шатнуло, повело в сторону, подкосило ноги. Мгновение-другое наемник боролся с накатившей слабостью, но выдюжил, склонился над раненым. Дред был совсем плох. Он лежал безжизненно распластавшись, из-под пробитого бока толчками на мощеную улочку веяла кровь, кумачовая ниточка струилась и сквозь плотно сжатые губы. Орген коснулся шеи раненного, отыскивая яремную вену. Она пульсировала так слабо, что огрубевшие, привычные к оружию пальцы не сразу почуяли биение жизни. Наемник выпрямился, осмотрелся. По обе стороны улочки теснились дощатые а то и каменные домишки, с плотно прикрытыми ставнями и надежно запертыми на всякий случай дверями. Переполох сюда еще не докатился, но стучаться смысла не имело: не отопрут, а то и крик лишний поднимут. Затаиться где-нибудь, не испрашивая позволения хозяев? В пугливо мечущихся отсветах настенных факелов Орген разглядел широкую кровавую дорожку, что шла вдоль улочки и неумолимо указала бы преследователям, куда запрятались беглецы. А бежать дальше и тащить на себе раненого — уже невмоготу было. Зато доставало силы умереть в бою, как подобало вою-наемнику. Орген шагнул вперед, чтобы первым встретить разъяренную погоней толпу.
«Не за тобой, не полошись…— припомнил Орген слова белой девки. – А за кем? За ним что ли? – зло прошептал наемник, выспрашивая незнамо кого.—Доведется вместе к тебе на медовуху пожаловать…»
Загонщики приближались. Обострившийся, как у загнанного зверя, слух Оргена улавливал то обрывки указаний, то резкие хулительные выкрики, то бряцанье железа. Неким внутренним оком наемник видел спешащую по кровяному следу ватагу. Особо старательные то и дело проверяли примыкающие проулки и тупики, заглядывали за выступы стен, попутно обшаривали дворы: авось прыткачи где укрылись, а чернеющая на камнях кровь лишь очередной лукавый изворот.
Люд близился, вернее не люд, а толпа… толпа, опьяненная запахом близкой крови, жаждущая рвать на части…
0
0