Злит! Нет. Не злит. Бесит! Просто бесит и всё! Просто внутри застрял крик, и я его кричу в немом молчании. Я — часть той силы, что вечно хочет блага, но вечно совершает пакость. Совестливая такая самоедливая пакость. Попросту сказать, женщина.
А еще женщины умеют иногда взлететь вверх на высоту птичьего полета, и оттуда трезвым далеким взглядом смотреть на всю ту ерунду, что с ними приключилась. Посмотреть и охренеть. И когда, включив логику, и, отставив нерациональные эмоции, смотришь на ситуацию, что-то становится кристально понятным, а что-то наоборот. История новоявленного кудрявого жениха мне не понятна: зачем человеку отношения с женщиной, о которой он ничего не знает, да еще с ребенком, да еще с ушибленной головой? Чего ему от меня надо? Вопрос интересный. Но еще интереснее здесь проанализировать себя…
Я умею поступать красиво. Бывало, что я совершала практически подвиги ради симпатичного мне человека, бывало, и не раз, что я говорила о любви. Часто я держалась за отношения, не желая терять. Но что я чувствовала?
Я всегда считала, что у меня мужской взгляд на многие вещи. Мне проще понять мужчину, который гонится за аппетитной задницей в короткой юбке, чем женщину, которая, заламывая руки, рассказывает подружкам, какой он хороший. Иногда, я думаю, что от привлекательного мужчины мне нужно абсолютно то же самое, что и ему от меня: какая-то доля близости. Близости общения — чтобы разговаривать было легко, близость эмоциональная — чтоб было о чем, и близость физическая, чтоб было зачем. Так забавно всегда наблюдать, как мужчина первый затрагивает тему свадьбы и детей. Всегда первый! Кто-то из страха: «Я знаю, что ты хочешь замуж, но я не буду и никогда!», кто-то проверяя: «А вот если бы ты и в фате?..». Но ни один здравомыслящий мужчина не говорил всерьез о свадьбе. Скорее, из опаски потерять свободу. А когда говорили… Да, в принципе, бывало… То именно такие люди, что бежать от них и быстро! Не оглядываясь! Один обещал то ли утопиться, то ли вены порезать. Я ответила, что сейчас приду и поговорим, больше он меня, собственно, не видел.
Раньше, встречаясь, я всегда видела в голове свою идеальную картинку: вот он целует, и дрожь по телу от восторга новизны и интереса. Вот мы засыпаем рядом. Тепло и хорошо. Вот это продолжается какое-то время, и я, как пригретая на груди птичка. Безопасность. Забота. Что мне было нужно? Чтобы так и было. Что мы получали? Скандалы. Забавно!
В любви всегда интересно начало: когда ты еще не знаешь, будет ли он твой, когда мужчина тоже не знает, будешь ли ты с ним, и дарит цветы, конфеты и свое внимание. Начало интересной сказки. Начало забавной игры. Но потом становится скучно. Кто первый заскучал — начинает тянуть одеяло на себя. А второй хочет вернуть все назад, вспоминая, как ему было хорошо и тепло. Часто я подавляла свою скуку и убеждала себя, что можно улыбаться, целовать, говорить о любви, и все будет выглядеть хорошо. Тогда скучал партнер. Игра заканчивалась. Куклы убирались по коробкам. Но это ли настоящая любовь? Разве можно вечную погоню за эндорфином так назвать? Нет, конечно. Погоню за ускользающим призраком чувств тоже нельзя. А умею ли я любить? А могу ли?
Говорят, что психологи конкретно различают людей сумасшедших и психопатов. Сумасшедшие могли что-то совершить в состоянии аффекта, по зову голоса своей шизофрении, например. А психопаты — люди логичные и уравновешенные, они всегда трезво понимают, что они делают, просто некоторые чувства обычных людей им не знакомы, в силу воспитания или детской травмы… Не хочется копаться в своем детстве. Но умею ли я любить? Есть ли у меня близкие люди? Есть подруги, которые считали или считают подругой меня. Были мужчины, которые считали, что у нас с ними роман. Мне нужны были эти отношения из желания подчинить, удержать или победить. Я скучала вечерами, я ревела после ссор, я горела этими эмоциями, сжигая душу. Но можно ли это назвать любовью? И умею ли я любить? Может, я просто кукла, идеальная кукла, в которую можно влюбляться, потому что всегда манит то, что невозможно получить по-настоящему? Может, я та, что всегда останется ничьей? Я не знаю.
Женский мозг — такая интересная штука, которая может рассуждать обо всем на свете с двух противоположных полюсов. Кажется, сегодня час логики подходит к концу. Стереть с лица изморозь, улыбнуться весенним солнышком и немного оттаять весенней капелью. Я живая, а значит, все возможно.
Вадим сидел у дверей на старой деревянной скамейке вместо бабушек-соседок и курил, уставившись в одну точку. Я вышла из машины. Миша махнул моему врачу рукой и стал разворачиваться.
Хотела сказать о вреде сигарет и о том, что целовать не буду — сама бросила четыре года как. Но осеклась. Что-то было явно не так. Он поднял на меня глаза — такие неяркие серо-зеленые, но в этот момент очень взволнованные и, может, от этого кажущиеся больше. Я села рядом. Надо было что-то спросить. Надо было понять с полу-взгляда — что случилось… Сомневаюсь, что он в таком виде потому, что пришел рассказать, как я ему не интересна. Наверное, на работе был тяжелый случай. Наверное, пациенту стало плохо… Но тоже еще не повод… Вероятно, пациент умер. Да, видимо, умер. Я совершенно не умею жалеть и не знаю, что говорят в таких случаях. Все эти вежливые слова — все пустое.
И я просто села рядом. Близко-близко, чтобы касаться его бока, чтобы Вадим просто почувствовал, что с миром живых его связывает простое человеческое тепло. И мы так сидели долго. А потом сигареты у него кончились. Ощутив всю прелесть обманчивого тепла поздней весны в средней полосе России на своей отмороженной спине, я встала первой и просто взяла его ладонь в свою маленькую уверенную руку. Его пальцы были явно холоднее. Вадим послушно пошел следом, чуть запинаясь о ступеньки. Таким расстроенным я его еще не видела. Мы забрались на второй этаж, утробно провернулся ключ в скважине, на полу прихожей тихо остались ботинки и сапоги. А мы прошли на кухню, и я сварила кофе, оглядываясь на его молчаливо сидящую за столом фигуру. Сам он, умом и душой, был все еще там — далеко, где сражался со смертью, уже знал, что проиграет, но повторял этот бой снова и снова в своей голове.
Держа длинными пальцами маленькую кофейную чашку, Вадим чуть-чуть ожил. Он начал рассказывать. Не с начала, не с середины. Просто и путано. Он говорил то, что ему одному нельзя было вынести. О врачебной ошибке, о коллеге-идиоте, который проморгал артериовенозную аневризму сонной артерии, при переломах тела основной кости, о том, что травмы такой тяжести положено оперировать сразу, а не выжидая полтора часа консилиума с придурками, которые мало разбираются в смежных вопросах и пациента видят только на снимке. При острой ЧМТ основным принципом хирургического вмешательства, особенно при внутричерепных гематомах, является быстрота проведения операции — чем быстрее с момента травмы произведено вмешательство, тем, на равных прочих условиях, больше шансов на выживание больного и его реабилитацию. Поэтому пациента оперируют сразу после установления диагноза, не производя лишних дополнительных исследований. И мы останавливали кровотечение. Интубация, трахеостомия, ИВЛ… Всё шло по плану. Я ушел в соседнюю палату, выжатый как лимон. Глаза закрывались, руки не слушались. Просто вырубился. А Брикелян — врач с двадцатилетним стажем. Он остался. Он и его стажер. Старику-то дела нет особо. Карту пролистал, наши заметки поисправлял. В комп занес. А стажер — зараза! Хоть бы сказал! Чего там, мол течет из уха? Нет же! Промокнул салфеткой, подложил бинта и даже глаза не посмотрел. Когда я вернулся через два часа — пульсирующее пучеглазие уже на лицо. Мы его снова на стол. Молодой дядька был. Совсем молодой, понимаешь?! Жить бы и жить. Упал с мотоцикла, проехался по льду неудачно… Со мной в соседнем доме жил!
И я слушала. Ничего не понимая, кроме того, что совсем рядом похозяйничала смерть. И смерть была настолько яростной и настолько близкой, что мой рыцарь в белом халате не смог ее победить. И поэтому возлагает на себя эту тяжкую вину. Не ученика и не старшего коллегу он ругает. Ругает себя потому, что не перепроверил, не заметил, не сумел вовремя помочь… Я должна была что-то говорить, как-то успокоить… Но слов не было. Что я могу сказать? Это все будет лишь лицемерной болтовней. Не было меня там. И я не могу реально прочувствовать все то же, что пережил он. Не могу, и слава богу. Потому, что я ревела бы, и толку от моего участия было бы еще меньше. Каждому достаются трудности. Трудности по его силам. Вадим честно бился со смертью, и ему это под силу, не получилось только сегодня победить… Но он талантливейший врач. И ему надо расслабиться и забыть это все. Просто забыться.
Под отрывистые фразы и бормотание я умудрилась скормить ему обед. Знаю по себе, когда эмоции переполняют, невозможно банально позаботиться о себе и поесть. А потом просто подошла к замолчавшему сидящему мужчине и обняла. Просто обняла.
Я знала, что будет дальше, я знала, что это неправильно и не так. Но наши губы нашли друг друга. Судорожно горячие жадные губы с привкусом кофе и сигарет. Я не испытывала страсти, но отвечала. Эти сильные руки меня прижали к себе. Пауза, практически бесконечная, я нарушаю ее, пальцами касаясь его под кофтой. Долю секунды он сверлил меня взглядом в густом тягучем сумраке комнаты, убеждаясь, что я знаю, что творю. Кофта полетела на диван. Прижиматься к его голой груди было так остро и горячо, что меня саму охватила дрожь возбуждения.
А потом мы ушли в спальню, и я попыталась быть его щитом ото всех воспоминаний, мыслей и проблем, потому, что я лежала рядом, обняв и наглаживала его кудрявую голову, как обычно гладят уютного котенка, или плачущего ребенка. И, наверное, он плакал. Но это были только наши слезы, когда никто другой не знает и не видит. Это было наше темное пещерное убежище. И когда, наконец, эмоции прошли, усталость взяла свое. Вадим уснул. Я тихонько достала мобильник и написала родителям, чтобы забрали Витьку из садика, покормили и тихо привезли, используя свои ключи. А сама осталась рядом.
Быть нужной человеку в момент, когда весь его мир уходит из-под ног — это очень большое доверие. И бывают такие люди, которых знаешь миллион лет, но никогда не расскажешь им и десятой части своих бед. А бывают еле знакомые люди, которые сразу мгновенно становятся своими, будто ты знал их в прошлой жизни и снова повстречал в этой. И все складывается. И все получается. И рядом с таким человеком появляется особое ощущение домашнего уюта. По крайней мере, у меня так. Во сколько у него смена? Вроде в восемь пересменок был. Машины во дворе нет. Значит, надо учесть это, когда буду ставить будильник. Нельзя его будить раньше утра.
Мыльную оперу «Санта-Барбара» Тоня не смотрела. Ей было всего шесть лет, когда сериал прекратили показывать в России. Но как короткое и емкое определение запутанных межличностных отношений с налетом мелодрамы и детектива она употребляла его название довольно часто. Особенно в применении к своей семье.
Сколько Тоня себя помнила, ее родители — Вадим и Наталья Ларичи — дружили с другой парой, Аланом и Дамирой Граевыми. А уж их сын Эльдар стал ее первым приятелем практически с пеленок. Папы Вадим и Алан были одноклассниками и частенько проворачивали какие-то дела вместе, пока не решились создать общую фирму, занимавшуюся продажей спортивной одежды и инвентаря. Идея оказалась удачной, а друзья — предприимчивыми и энергичными. Лет этак через семь они превратились в довольно преуспевающих компаньонов, владеющих сетью магазинов в Санкт-Петербурге и в нескольких крупных городах, с крепкими деловыми связями с зарубежными фирмами. Тоня и Эльдар получили неплохое образование: он закончил юридический факультет СПбГУ и уже пробовал свои силы в качестве юриста в фирме их родителей, а Тоня только-только сдала госэкзамены в этом же ВУЗе и получила диплом по специальности «английский язык и литература».
За это время в обеих семьях произошли события, и давшие повод называть их Санта-Барбарой. Оказалось, что у Эликова отца и Тониной матери отношения перешли из разряда дружеских в интимные. Скандал вышел знатный. Вадим от души врезал в челюсть лучшему другу, а потом они растаскивали своих жен, потому что Дамира едва не вцепилась в волосы Наталье. Дети сидели в комнате Элика и не знали, что делать, потому что шум и ругань их изрядно напугали, хотя мальчику было тогда уже двенадцать, а девочке — десять. Потом папы вместе напились, мамы проревелись в обнимку, и решено было мирно разойтись. Алан переехал в квартиру к Ларичам, а Вадим съехал на дачу, благо дело было в конце весны.
Но Санта-Барбара на этом не закончилась. Через полгода отмечали день рождения Дамиры. Все старательно делали вид, что все хорошо, но, когда Алан, Наталья и Тоня ушли, Дамира не выдержала и расплакалась. Задержавшийся немного Вадим стал утешать «подругу по несчастью» и доутешался до того, что они оказались в одной постели. Наутро мужчина чувствовал себя виноватым, но столкнувшийся с ним возле ванной заспанный Элик пробурчал: «Ну, слава Богу! Давно пора», чем рассеял все
сомнения. А на Новый год сыграли двойную свадьбу. Элик и Тоня шутили, что поменялись отцами.
В дальнейшем в их семейной Санта-Барбаре воцарились прежний мир и согласие. На целых десять лет.
***
На следующее утро после выпускного бала в родной альма матер, которое для Тони началось ближе к полудню, Наталья решила серьезно поговорить с ней. Она дождалась, когда дочь усядется на кухне за стул с большой чашкой крепкого кофе и порцией омлета, и начала:
— Тонечка, я надеюсь, ты не передумала начать работать в нашей семейной фирме помощником по связям с зарубежными компаньонами? — сделав акцент на «не передумала», спросила мать.
Тоня прожевала омлет и вздохнула: как она могла передумать, когда эта идея настойчиво вбивалась ей в голову весь минувший год. Поначалу она еще сопротивлялась, но как-то безуспешно. Отказывать родителям было неудобно, некрасиво, но отчего-то все равно хотелось вырваться из под плотной опеки. Вот только отказывать родным Тоня совершенно не умела, за что постоянно ругала себя. Вот и сейчас она покорно сказала:
— Ну, что ты, мамочка. Конечно же, нет. Но можно мы вернемся к этой теме через недельку? Эл уговаривает меня слетать с ним в Сочи седьмого на матч четверть финала. Он уже и билеты купил, и, кажется, с кем-то договорился, чтобы мы остановились там на пару дней. Они собирались рвануть туда с Данькой, но у него что-то не срослось.
— Вот и замечательно, что вы с Эликом так хорошо ладите! — довольно улыбнулась Наталья. — Просто любо-дорого! Вы такие хорошие друзья.
Тоня отхлебнула кофе, с подозрением поглядывая на мать: она прекрасно знала такой тон, который обычно предвещал очередное предложение предков, от которого ну никак невозможно было отвертеться, будь то музыкальная школа или изучение дополнительно к школьным английскому и французскому еще и испанского языка.
— Что ты хочешь этим сказать? — настороженно спросила она.
— Знаешь, мы с папой и родители Элика считаем, что было бы просто замечательно, если бы вы поженились, — осчастливила девушку мать.
Тоня поперхнулась кофе, Наталья похлопала ее по спине.
— Мам, ты это серьезно?
— Конечно! Из вас получится прекрасная пара. К тому же вы хорошо знаете друг друга, а это немало важно! Ну, сама посуди, доченька, — Наталья придвинулась к Тоне поближе, обняла за плечи. — Вы знакомы с раннего детства, вам все-все друг о друге известно. Все плюсы и минусы. А встретишь какого-нибудь красавчика, задурит он тебе голову, так потом проблем не оберешься. Да-да, до свадьбы они все хорошие, а как женится, так куда что девается. И это еще хорошо, если женится.
— Мам! Ты о чем сейчас вообще? — удивленно произнесла девушка. — Сейчас, слава Богу, двадцать первый век на дворе. Вы чего?
— Мы о вашем будущем думаем. Сама видишь, как у нас все переплелось, а тут никаких заморочек с наследством и так далее. Весь семейный бизнес к вам перейдет, ничего делить не надо будет.
— Вот с этого и надо было начинать! — выпалила Тоня. — Вы уже все за нас решили!
— Да, мы долго совещались, и пришли к выводу, что это самое лучшее для вас обоих, — убежденно сказала Наталья. — Обдумай пока сама все хорошенько. Вечером мы еще раз все обсудим. А сейчас мне пора.
Мать ушла, а девушка на автомате сунула посуду в машину, прошла к себе в комнату и плюхнулась в кресло. Ну, ничего себе, идеи у родителей! Посовещались они! С полчаса она сидела, молча пялясь в стену, и сердито сопела. Вечно за нее все решают, а она, между прочим… не в состоянии сказать «нет». Конечно, это касается только родителей и самых близких друзей, но вот как раз они все это прекрасно просекли и вовсю пользуются.
Тоня вскочила, взяла со стола смартфон, нашла контакт «Эл» и нажала вызов. Парень отозвался почти мгновенно, но, судя по голосу, куда-то сильно спешил.
— Привет, Эл! Тебе предки еще не говорили про свою замечательную идею? — спросила она.
— Привет! Только что обрадовали, — на ходу с кем-то здороваясь, ответил тот. — Прямо во время обеда. Я аж подавился!
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Если честно, я еще не успел подумать. Опаздываю. Отец велел кое-какие дела уладить перед отъездом. Давай я тебе попозже наберу, а?
— Давай, — вздохнула Тоня, и Эл отключился.
Весь остаток дня Тоня ждала звонка, но так и не дождалась. Вечером Наталья и Алан приехали домой только к самому ужину. И не одни. Вместе с ними пришли Вадим и Дамира. Впрочем, они жили буквально двумя этажами выше в том же самом подъезде. Девушка натянуто улыбнулась, подставила щечку для отцовского поцелуя и приготовилась выслушать длительную лекцию о том, как родители все замечательно придумали. Но удалившиеся в гостиную предки пока что ее не вызывали.
Тоня заглянула в столовую, где домработница Лидия Ивановна накрывала ужин, предложила помощь, но женщина с улыбкой отказалась. Девушка чувствовала себя так, будто все вокруг сговорились. Из прихожей послышалась трель, и Тоня поспешила открыть дверь.
— Привет, Тошка! Сорри, закрутился, так и не позвонил. — Эл небрежно чмокнул ее в висок и стал развязывать узел галстука. — Он приобнял девушку за плечи и повлек в ее комнату, уселся на стул, закинул ногу на ногу. — Ну, рассказывай, что у нас за проблемы.
Тоня застыла с широко распахнутыми глазами.
— Ты так говоришь, словно это так, ерунда какая-то! — возмутилась она. — Ау! Нас, между прочим, поженить собираются!
— Ну, классно, — пожал плечами парень. — В чем проблема-то?
— Ты издеваешься, да?
— Нет, — спокойно сказал он. — По-моему, очень даже неплохая идея. Эл поднялся, усадил девушку в кресло и придвинул поближе к ней свой стул. — Все вполне логично. Мы отлично знаем все положительные и
отрицательные стороны друг друга, никаких неприятных сюрпризов, никакой головной боли.
— О, да! Это уж точно! — криво усмехнулась она. — Всегда мечтала заполучить в мужья безалаберного избалованного парня, который, чуть что, закатывает истерики, как девчонка, и не пропускает ни одной юбки.
— Ну, что поделать, если я романтичный парень! Легко теряю голову, — рассмеялся Эл. — Зато я и сам классно выгляжу. Разве нет? — Он выпрямился, расправил плечи, вскинул голову, тряхнул волосами и сверкнул ослепительной улыбкой.
Тоня хмыкнула. Ну, да, Эльдара, и правда, можно было назвать красивым парнем. Треугольное лицо с выраженными скулами и острым подбородком, тонкий прямой нос, миндалевидные ярко-зеленые глаза, делавшие его похожим на эльфа, чувственные губы, диннющие темные ресницы и светло-русые от природы волосы до лопаток, которые он на работу затягивал в низкий хвост. Просто картинка! Вот только одно «но»: с первого взгляда сложно было понять, парень это или девушка. А иногда и со второго. Потому что при довольно приличном росте — целых метр восемьдесят четыре сантиметра, — Эл выглядел худощавым, даже хрупким. Спортом он занимался, а именно ушу и каратэ, и даже показывал неплохие результаты. Не уметь драться Элу было просто нельзя, потому что мальчика слишком похожего на девочку норовили избить все, кому не нравилась его внешность. Так что мускулатура у него была, но неявно выраженная, под одеждой не заметная. А девчонки к нему липли, как мухи на мед — как же, он ведь такой лапочка, такой няшечка! За это ему тоже то и дело норовили подрихтовать смазливую мордашку. Приходилось отмахиваться, а если противников было слишком много, то и быстро драпать. Поэтому в арсенале Эла был еще и в совершенстве освоенный паркур. Но, увы, он был не в Тонином вкусе.
— Блин, Эл! — всплеснула руками Тоня. — Но мы же не любим друг друга!
— Пф-ф! — фыркнул он. — Сколько людей живут вместе без любви! И ничего, живут.
— Эм-м-м… — протянула она. — Брак, вроде как, подразумевает рождение детей. Нет?
— А в чем тут-то проблема? Родим. Или ты что-то имеешь против секса? — обворожительно улыбнулся Эл и скользнул на подлокотник Тониного кресла. — Не бойся, тебе понравится, — мурлыкнул он и потянулся губами к губам девушки. Та уперлась ладошками ему в плечи и увернулась. — Эй! Тош! Ты чего?
— Не гони лошадей! — остановила она его. — Ишь, раскатал! А если я полюблю другого?
— Люби себе на здоровье! — хохотнул Эл. — Можем даже жить с тобой отдельно.
— А если я захочу детей именно от него? — не унималась девушка.
— Ну, тогда, наверное, можно будет и развестись, — взмахнул рукой парень. — Потом подумаем на эту тему.
В дверь коротко постучали, и в комнату заглянула Наталья, довольно улыбнулась, увидев почти обнимающихся Эла и Тоню, и сказала:
— Пойдемте ужинать, ребятки.
Парень встал с подлокотника, подал руку девушке, выдернул ее из кресла и игриво притянул к себе. Она вывернулась из объятий и, сопя, как сердитый ежик, поплелась в столовую. Не успели они с Элом переступить порог, как раздалось радостное восклицание Дамиры:
— Ну, разве не прелесть?! Посмотрите, как Элик и Тонечка прекрасно смотрятся вместе.
«Угу, — подумала Тоня, — просто шикарно». Рядом с этим блондинистым красавчиком она чувствовала себя этаким гадким утенком, хотя на самом деле все было совсем не так. Тоже довольно высокая для девушки — рост прямо модельный, сто семьдесят пять сантиметров, —худенькая, стройная, с небольшой грудью, русыми волосами ниже талии девушка была очень симпатичной. Точеное личико с заостренным подбородком, аккуратным носиком, большими сиреневато-голубыми глазами и красиво очерченными губами так и просилось на портрет в стиле модерн. А пройденная в далеком детстве на пару с Элом школа танцев навсегда оставила о себе воспоминания в изящной пластике и жестах.
Под дружные одобрительные возгласы они сели на свои места. Ужин Тоня еле высидела. Теперь уже трое родителей наперебой убеждали их в необходимости пожениться. Любые доводы, которые робко пыталась привести девушка, тут же опровергались и хорошо, если не высмеивались. Элу же было все равно. Его такое положение дел вполне устраивало. Чем жениться на какой-то малознакомой девице, которая могла бы составить ему хорошую партию, Тоня, с которой он и так прожил бок о бок всю свою жизнь, подходила ему гораздо больше. Только Вадим не принимал участия в прессинге, отмалчивался и задумчиво смотрел на дочь.
Сама же Тоня очень быстро поняла, что возражать бесполезно. Она еще не дала согласия, но и ответить отказом тоже не получалось. Поэтому к концу трапезы девушка была мрачной, как петербуржское небо осенью.
К ее удивлению, Эл неожиданно заметил, что Тоня все больше хмурится, и решил перевести разговор в другое русло.
— Если мы этот вопрос обсудили, то, может быть, давайте закругляться? У нас с Тоней завтра в четырнадцать тридцать билеты на самолет в Сочи. А я еще с другом не связался, у которого мы жить будем, — сказал он.
— Ну, елки-палки! — всплеснула руками девушка. — Еще один, кому на мое мнение наплевать.
— Тотош, ну мы же с тобой договорились, что съездим на матч. В кои-то веки чемпионат мира в нашей стране. Не надо никуда ехать за тридевять земель. — Эл обвил рукой ее плечи, чем вызвал умиленные взгляды обеих мамаш.
— Ребята, у меня к вам немного другое предложение по поводу проживания, — заговорил Вадим. Все сидящие за столом разом повернулись в его сторону. — Я сегодня разговаривал с Олегом Ландесом. Вы его знаете.
— Это бывший муж моей двоюродной сестры Карины, — вклинилась Наталья.
— Он сейчас как раз на Черном море со своей яхтой, — продолжил Вадим. — Как насчет того, чтобы отдохнуть у него на судне? Я договорился с ним. Если вы согласны, я завтра же свяжусь с ним.
— Это же самый настоящий круиз получится! У Олега шикарная яхта, — восторженно воскликнула Наталья. — Соглашайтесь, ребятки!
— Да-да! Это просто здорово! — подхватила Дамира. — Предсвадебное путешествие! Это так романтично!
— А что, я не против. Соглашайся, Тотошка!— улыбнулся Эл, назвав девушку детским прозвищем, и снова притиснул ее к себе. — Это куда круче, чем в гостинице.
Тоня постаралась не подать и виду, что сердце у нее от предложения отца упало куда-то в пятки. Ясно, как день, что все всё уже решили, и Эл с родителями заодно, поэтому она тяжело вздохнула и согласилась.
— Но учти, Элли, спать мы с тобой будем в разных каютах! — заявила она. — Пап, это же можно устроить?
— Я, думаю, можно, — кивнул Вадим. — Если мне не изменяет память, у Олега на яхте три гостевые каюты. Я утром позвоню ему и окончательно обо всем договорюсь. Для начала на восемь дней, а там видно будет.
— Вот и отлично! — подвела итог Дамира. — А пока вы будете отдыхать, мы потихонечку начнем подготовку к свадьбе. Думаю, ее лучше всего назначить на август.
Тут же разгорелся спор о дате. Тоня почувствовала себя просто разбитой. Голова разболелась просто немилосердно. Она встала из-за стола.
— Если никто не возражает, я хотела бы лечь спать, — тихо сказала она. — Я очень устала.
— Да-да, детка. Конечно, иди отдыхай, — оторвалась от обсуждения Наталья. — У тебя же вчера был выпускной в университете. А утром рано вставать, нужно докупить все необходимое в поездку. Иди, ляг. Мы не будем шуметь.
— Я тоже, пожалуй, пойду, — поднялся Эл. — Сделаю пару звонков и прикину, что мне с собой взять.
Парень с девушкой вышли из столовой. У дверей Эл щелкнул Тоню по носу.
— Не кисни, Тош. Отдохнем, узнаем друг друга в новой обстановке. Все будет зашибись!
— А то я тебя еще не во всех обстановках знаю! — сердито буркнула Тоня.
— Ты еще не знаешь, каков я в постели! — заговорщицки прошептал он ей на ухо. — Но у тебя будет прекрасный шанс это проверить, — и он выскользнул на лестничную площадку прежде, чем она успела огреть его по голове подвернувшимся под руку зонтом.