Сейчас чёрный страж в саду отсутствовал, и Конан испытал чувство, близкое к облегчению. Нет, не то чтобы он терзался угрызениями совести по поводу своей грубой, пусть и ненамеренной, шутки, но лишний раз встречаться с покалеченным охранником желания у него как-то больше не возникало. Впрочем, Конан об этом не задумывался. Для размышлений у него была гораздо более важная тема.
— Ты молодец! – так сказал ему сегодня утром Нрагон. И даже протянул руку, словно хотел то ли погладить по голове, то ли по плечу потрепать, но в последний миг передумал.
Конан как раз таскал воду для большого котла – таскал по два ведра сразу, зацепив их концами положенной на плечи длинной палки, в полуприсяде, чуть ли не бегом. Он не собирался объяснять юным глупцам, тащившим, скособочась и поминутно охая, по одному ведру, что так – легче. Сами когда-нибудь догадаются. А не догадаются – им же хуже. Рано или поздно сорвут спину и уже не смогут разогнуться вообще.
Нрагон наблюдал за ним какое-то время – одобрительно и издалека. Потом подошёл к колодцу и заговорил – впервые с того памятного разговора на площади у рынка.
— Ты – молодец, – сказал он, — справляешься куда успешнее многих. На подначки не поддаёшься. И старший тебя хвалил. Да и то сказать – ты ведь парень вполне серьёзный, не мальчишка. Так что я подумал и решил, что мы вполне можем обойтись и без длительного испытательного срока. С завтрашнего дня можешь приступать к тренировкам, я распорядился, от работ тебя освободят. И шмотки свои, кстати, в казарму перекинь, а то непорядок получится.
И ушёл, улыбающийся и довольный собой. Парнишка-то, вроде, действительно оказался вполне ничего, а нехватка людей в отряде толкала остро заточенным шилом пониже спины, вынуждая торопиться.
Так что сегодня Конан ворочал бадью в последний раз. И последний же раз имел вполне законный повод находиться на заднем дворе, откуда до вожделенного сада можно в буквальном смысле дотянуться рукой. С завтрашнего дня все усложнится. Путь к саду будет лежать или через вечно полную народом кухню, находиться на которой более у Конана вряд ли будет слишком много поводов, или же через личные купеческие покои, находиться в которых поводов у него будет, пожалуй, ещё меньше.
А, значит, что?
Правильно.
Катя пустую бадью обратно на кухню, Конан не оглядывался. Зачем? Он уже принял решение.
***
Ночью серы не только кошки.
Конан провёл ладонь по стволу, для пущей уверенности даже ковырнул слегка ногтем, но ничего так и не произошло. Похоже на то, что это дерево тоже никакой особой магией не обладало. Как и все, ему предшествовавшие. Конан уже и со счёта сбился, сколько он их за эти два ночных колокола перещупал, с каждым последующим деревом чувствуя себя всё более глупо. Хорошо, что темно и некому подсмотреть, чем это тёмной ночкой занимается в саду славный варвар из Кимерии. Скажи кому из знакомых – потом проходу не будет он насмешек. Конан – и вдруг с деревьями обнимается, словно ополоумевший друид-извращенец грязный древощуп. Впору любому обхихикаться. А что делать прикажете, если темнота в этом саду такая, что можешь сколько угодно вытаращивать зенки – всё равно ничего путного не разглядишь?! Разве что получишь сучком прямо в широко раззявленный глаз – вот тогда, пожалуй, увидишь кучу всего очень яркого и красочного. Напоследок. Может быть, даже свою окровавленную физиономию с пустой глазницей успеешь увидеть этим самым глазом – уже с сучка.
Луна появится не скоро, а звёзды – они только выглядят ярко, света от них с птичкин хрен.
Впрочем, то, что луны нет, имеет и положительную сторону. Конечно, Конану приходится пробираться от дерева к дереву почти что наощупь, ничего не видя, но и самого Конана при этом увидеть невозможно уже с двух шагов. Бдительный страж вот уже дважды совершал обход сада, заставляя Конана замирать, сливаясь с новоощупанным стволом в ещё более тесном, чем обычно, объятии. Особой опасности он не представлял, потому как ходил с фонарём, а в результате видел за пределами жалкого освещённого пятачка ещё меньше, чем Конан. К тому же ходил он шумно, сопел, чесался, наступал на сучки и даже порой бормотал что-то себе под нос. Короче, вёл себя так, как ведут себя все стражники на внутренней охране – спокойной и никому по большому счёту не нужной обязаловке. Он явно ничего не опасался и никакого вторжения в охраняемый сад не ожидал.
Правда, несколько раз он останавливался, ставил фонарь на землю, закрывал глаза и начинал принюхиваться. Конан в такие мгновения старался не дышать и ещё плотнее слиться с деревом – он был наслышан об остром, почти зверином нюхе некоторых охотников из чёрных королевств. Но пока всё обходилось — то ли рассказчики преувеличивали, то ли звероподобный евнух не был охотником, а принюхивался просто так, для порядка. Понюхав ночной воздух некоторое время, он подбирал фонарь и, успокоенный, шёл себе дальше, продолжая что-то удовлетворённо бормотать в спутанную бороду. А Конан, переведя дух и выждав на всякий случай с десяток вдохов и после того, как шаги стража затихали окончательно, осторожно перемещался к следующему дереву. Деревьев в саду было много…
Конан осторожно отвёл тяжёлую ветку – ароматный персик ткнулся прямо в лицо шершавым бочком, тёплым и мягким, словно щёчка девушки. Времени после ужина прошло уже порядочно и Конан, не долго думая, проверил на вкус так вовремя подвернувшийся фрукт. Вкус оказался вполне удовлетворительным.
И – никакого волшебства.
Даже на вкус. Обычный персик. Сладкий и терпкий, и даже с небольшой горчинкой. Может быть – сорт такой, а, может быть, какому-то червяку несколько ранее этот плод тоже пришёлся по вкусу. Вот он и горчит, слегка похрустывая на зубах в предсмертной червячной агонии.
Осторожно вытянув руку вперёд, Конан сделал ещё один беззвучный шаг. Показалось или нет, что непроглядная тьма словно бы стала ещё непрогляднее?
Кончики пальцев вдруг на что-то наткнулись. И это что-то не было ни стволом, ни ветками, ни листвой – их легкие невесомые ускользающие прикосновения Конан уже определял с полукасания. То же, что сейчас подвернулось Конану под руку, было горячим живым и твёрдым, и даже на первое ощущение веяло от него какой-то враждебной незыблемой мощью.
Конан замер с бешено колотящимся сердцем, готовый к нападению неведомого врага. Огромного и непонятного, а от того ещё более страшного. Если такой нападёт – мало не покажется. В нынешних обстоятельствах не могло быть и речи о сражении с подобным противником на равных. Какое там сражение! Удрать бы по хорошему, оставив сопернику в качестве трофеев не слишком большие клочки собственной шкуры и сохранив в относительной целости руки и ноги – вот, пожалуй, самый удачный расклад, на который можно расчитывать. Одна надежда, что противник, такой огромный и горячий, не понял, насколько слаб и одинок ночной нарушитель. Тогда он может и не рискнуть напасть в одиночку, начнёт кричать, подымая тревогу и сзывая охранников. Вот тогда-то и может появиться возможность незаметненько смыться в поднявшейся суматохе. Маленькая, правда, и в меру дохленькая, но другой-то и вообще не предвидится…
Конан замер на полусогнутых, готовый рвануться по первому же намёку на вопль тревоги или призыв о помощи. Враг тоже замер, прислушиваясь. Наверняка прислушиваясь, зачем же ещё? Даже дышать перестал. Ему явно не хотелось поднимать ложную тревогу и беспокоить охранников по пустякам. Похоже, он не был твёрдо уверен, действительно ли его только что потрогал кто-то живой, или же это были просто шутки заблудившегося среди листвы ночного ветра.
Не дышал и Конан. Он вообще боялся открыть рот, сердце так оглушительно билось о рёбра, что его наверняка было слышно за десять шагов. Вот сейчас стражник услышит этот предательский набат, вот сейчас удостоверится, что поднятая им тревога не будет ложной и никто не поднимет его на смех за излишнюю мнительность, вот сейчас наберет он в свои мощные лёгкие побольше воздуха и заорёт…
Но враг почему-то медлил.
У Конана перед глазами поплыли жёлтые круги, грудь жгло огнём. Сердце колотилось уже не о рёбра, а о стиснутые зубы – изнутри, бешеной барабанной дробью. Поняв, что терять всё равно нечего, так и так он себя выдаст, если свалится в задушенном обмороке прямо под ноги ужасного врага, Конан со свистом втянул в горящие лёгкие сладкий и безумно вкусный ночной воздух. Подавился. Закашлялся, понимая уже, что упускает последнюю возможность удрать.
Враг никак себя не проявил. Отдышавшись, Конан ещё раз протянул вперёд руку и уже спокойно ощупал горячее и твёрдое, показавшееся с перепугу живым.
Камень.
Гладко отполированный умелыми мастерами и нагретый дневным солнцем. Он даже не был горячим – так, тёплым скорее. Просто у этого тельца, несмотря на весь его преувеличенно юный вид, по стариковскому обычаю постоянно мёрзли его жалкие ручонки. Вот и показалось в первый миг ледяным пальцам, что камень этот горячий, а перепуганная фантазия услужливо дополнило картинку – горячий, значит живой.
Просто тёплый отполированный камень.
Странно.
Откуда взялся посреди купеческого сада этот камень? Конан вроде бы не видел днём никаких больших камней, хотя постарался изучить видимые через ажурную ограду кусочки как можно подробнее…
Конан провёл рукою по камню вверх. Наткнулся на узкий желобок шва. Ощупал второй камень – такой же гладко отшлифованный и тёплый. Развёл руки в стороны, пытаясь нащупать границу этих странных камней и понять, что же они собою представляют. И ощутил резной край подоконного наличника. Это была вовсе не груда отполированных камней, непонятно как возникшая ночью посреди купеческого сада.
Это была стена дома.
В темноте он не заметил, что прошёл уже весь сад, перещупав в нём каждое дерево, до самой задней стены купеческого сераля. Больше в этой части сада деревьев не было.
***
Вообще-то он с самого начала подозревал, что не всё с этим простым не первый взгляд заданием окажется так уж просто. С простыми заданиями всегда так. Очевидно, имеется на это какой-то поганенький и непреложный закон природы. Ну, что-то типа того, из-за которого реки не могут течь вверх, а мочиться против ветра всегда тоже как-то не чтобы очень.
Говорят тебе, допустим, с милой улыбочкой: «Ничего сложного! Просто сходи и принеси! А я тебе за это простое дельце очень хорошо заплачу». А потом оказывается, что сходить надо не куда-нибудь, а в затерянный городишко на другом краю пустыни, за двумя перевалами и одним ну очень большим болотом. Причём болотом и так-то пакостным, а в это время года так и вообще практически непроходимым. А принести необходимо не какой-нибудь всеми забытый и никому не интересный пустячок, а невероятно ценный и весь из себя ужасно магический малахитовый трон местного то ли мага, то ли шамана, кто их там разберёт, этих пустынных дикарей. Причём принести в целости и сохранности, не поцарапав полировки и не повредив зачарованной самим Али-как-бишьеготамом резьбы подлокотников за время длительного и трудного обратного путешествия. Ну и всяческие там попутные мелочи, о которых даже не стоит упоминать в деловом разговоре. Типа того, что с трона этого самого предварительно необходимо ещё и стряхнуть тощую задницу его прежнего обладателя. Вместе со всеми прочими активно сопротивляющимися частями тела этого обладателя, разумеется. Каковой обладатель, кстати, являясь верховным местным правителем, властью в тех местах обладает нешуточной. И стражи у него вокруг трона малахитового рассыпано – что блох вокруг активно чешущейся собаки. Да и сам он, как уже упоминалось, то ли маг, то ли шаман, причём то ли в шестом, то ли в восьмом поколении, и, несмотря на преклонный возраст, незваного гостя припечатать от души вполне способен.
И вот, допустим, прошёл ты пустыню и горы. Надавал по мордасам дюжине-другой наиболее шустрых болотных тварей, перейдя самые топкие места по их спинам, как по живому мосту. Допустим. Подумаешь – какие-то болотные тварюшки?! Не слишком-то и крупные, надо отметить, тварюшки, мост из них получился довольно хлипкий. Но ладно, какие уж есть. Допустим, местный столичный городишко, больше похожий на вымершую деревню, ты тоже нашёл. И дворец отыскал, если эти развалины – действительно дворец.
И вот, допустим, раскидал ты в живописных позах по всему дворцу вооружённую до зубов охрану – пусть отдохнут в тенёчке от трудов праведных и о жизни подумают. Их, конечно, было довольно-таки много, но – ДОПУСТИМ! И даже магу-шаману местному, старичку весьма понятливому, объяснил ты уже на доступном его пониманию уровне, в чём же именно он не прав. Доходчиво так объяснил. На пальцах, можно сказать. И допустим даже, что он тебя вроде бы как даже и понял.
И вот стоишь ты напротив вожделенного трона и начинаешь потихоньку понимать, что не всё в этом мире так уж просто, как казалось тебе всю дорогу вплоть до этого времени. И что всё, тобою до этого проделанное – это так, семечки. Забавка детская. Потому что вот он трон. Прямо перед тобою. И вовсе ничем он не напоминает складную походную табуреточку, которую сунул в заплечный мешок – и гуляй себе. Можно даже бегом.
Хороший такой трон.
Основательный.
Из цельной малахитовой глыбы любовно выпиленный и явно рассчитанный на магическую задницу повышенной упитанности. Кто бы мог заподозрить предков сухонького старичка-шамана в таком пристрастии к гигантизму?! Или, может, они по молодости куда жирнее бывают, усыхая лишь под старость?..
И вот стоишь ты напротив трона, мрачнея с каждым мгновением всё более. Потому что трон этот не то чтобы совсем уж неподъёмный… будь он совсем неподъёмным – всё оказалось бы куда проще. Никто не вправе требовать выполнения невыполнимого задания. Окажись трон весом с взрослого водяного жеребца – плюнул бы ты с досады, недобрым словом помянув шутничка-заказчика, и пошёл себе с миром, более серьёзные заказы искать. Вполне возможно, с тем же магом-шаманом об чём тут же на месте и сговорился бы, он, вроде, мужик понятливый. Или вернулся бы через пустыню, два перевала и болото и стребовал с шутника плату за юмор в тройном размере. Пусть знает, что варвары тоже шутить умеют…
Но в том-то и дело, что трон этот не был совсем уж неподъёмным!
Весом с крепкого и рослого кулачного бойца, ну или двух простых горожан отсилы, поднять вполне можно. И даже какое-то время и количество шагов пронести – тоже вполне возможная вещь. Только вот в том-то и штука, что нести его тебе предстоит вовсе не до ближайшего ломбарда, на соседней улице расположенного. И даже не до городского базарного центра.
Пустыня.
Два перевала.
И болото, раздосадованные обитатели которого ждут не дождутся твоего возвращения.
А самое скверное, что нести всё-таки придётся. Потому что заказ – это дело святое. Это городские богачи и забывшие корни аристократы могут со спокойной совестью нарушать чуть ли не каждый день писаные на пергаменте и заверенные печатями договора. А ты – варвар. Дикий варвар из диких гор. Ты не можешь взять обратно раз уже данное слово. Потому что, кроме этого слова, нет у тебя более ничего. И если оно потеряет ценность – жить тебе станет не на что. Да и не зачем, наверное, если сам про себя будешь ты знать, что, дав однажды слово, не сдержал его, потому что это оказалось слишком трудно.
Конечно, не все данные слова можно сдержать. Бывают обстоятельства. Причины. Ситуации.
Только вот имя у всех этих причин, обстоятельств и ситуаций одно. Короткое такое имя. Имя, с обладателем которого не поспоришь.
Смерть.
Ты можешь не сдержать данного слова, если мёртв. Только это может быть оправданием. Все остальные причины, обстоятельства и ситуации являются неуважительными. А потому придётся, кряхтя, взваливать это малахитовое дерьмо на плечи и переть туда, куда заказчик приказать изволил. Через пустыню, два перевала и болото. И, кстати, пора бы тебе с этим делом поторапливаться, потому что понятливый старичок понятливым и всё осознавшим, похоже, только притворялся. Оставленный в уголке без присмотра, он уже дожёвывает свой кляп не по-стариковски острыми и крепкими зубами и вот-вот начнёт плеваться всякими нехорошими заклинаниями, а где-то под гулкими сводами огромных дворцовых залов уже начинают потихоньку шевелиться наиболее крепкие стражники…
Вот и сейчас Конан ощупывал деревья в этом саду, почти не надеясь на столь простое решение. Так, для порядка и очистки совести. И с крохотной надеждой на самом краю сознания — а вдруг на этот раз всё-таки повезёт?!..
Не повезло.
Что ж, этого и следовало ожидать. Сами подумайте – с какой стати далёкому от старческого идиотизма купцу помещать драгоценное дерево чуть ли не на хозяйственных задворках своего сада? Почти что на заднем дворе, хоть и отделённом от него ажурной оградкой. Там, где любоваться уникальной диковинкой смогут разве что кухонные мальчишки и прочая прислужная шелупонь. Правильно – незачем ему это делать. Тем более, когда имеется у него прекрасный маленький садик во внутреннем дворике – буквально в трёх шагах, всего лишь с противоположной стороны сераля. Отличный такой садик с фонтанами, беседками и непременными павлинами, без которых купец, похоже, не мог обойтись не только за обедами и ужинами. Именно в том саду отдыхал он со своими жёнами и принимал наиболее ценных гостей.
Во внутренний садик из сада хозяйственного вёл узкий проход. Этакий коридор между внешней стеной, огораживающей все купеческие владения, и боковой стеной дома. Обе стены были глухие, а проход настолько узок, что два человека вряд ли смогли бы разойтись. Узкий и тёмный, как прямая кишка. И такой же непривлекательный. Этот проход даже днём напоминал пещеру, а пещеры Конан не любил почти что так же сильно и искренне, как не любил он магов и змей. Может быть, потому, что пещеры очень часто служили обиталищем и тем и другим.
Конан вдруг обратил внимание, что уже некоторое время вполне отчётливо видит перед собой тёмный провал ведущего во внутренний сад прохода. Он чернел мрачной дырой в преисподнюю и казался ещё темнее на фоне белых камней внешней стены, высеребренных лунным светом. Конан поднял голову.
Ну да.
Луна, словно беременная жаба, потихоньку вылезала над забором круглым раздутым пузом. Предутренний ветерок шелестел листвой – ночь давно перевалила через свою середину.
Следовало поторопиться. Конан поморщился и осторожно шагнул в проход. На полшага, не более. Потом с неменьшей осторожностью развернулся боком и упёрся плечами в гладкие камни стены дома. Кладка внешней стены была грубее, камни не подвергались особой шлифовке, пальцы ног легко находили мелкие неровности. Упираясь плечами и ступнями ног в противоположные стены прохода, Конан легко вскарабкался вверх роста на полтора-два, почти под самую балку, ограничивающую плоскую крышу. И лишь тогда стал осторожно перемещаться вдоль дома и вглубь прохода, помогая себе широко раскинутыми по стене руками. Пожалуй, мелкость его нынешнего тела тут оборачивалась существенным преимуществом. В своём прежнем обличии ему бы пришлось тут передвигаться, скорчившись в три погибели и упираясь носом в колени. А так – ничего, свободно даже. Знай перебирай себе ногами да руками.
Автор публикации
