Принц замер, схватившись правой рукой за начавшую стремительно намокать рубашку. Глаза его распахнулись, удивленно, ведь пастушка – явно не тот, от кого он мог бы ожидать смертельный удар. Механизм защиты спал глубоким сном, а оцепенение охватило всех присутствующих в зале.
Терна пошатнулась, не в силах разжать пальцы трясущихся рук. Слезы подступали и вскоре хлынули дорожками по щекам. Хотелось звать на помощь, кричать, бежать –
«Я не хотела!»
Девушка судорожно вдохнула, приоткрывая рот для рвущегося наружу крика.
Но с губ вместо звука – сорвался булькающий всхлип. Терна ломано дернулась, захлебнувшись жидкостью, захлестнувшей ее изнутри. С губ слетел стон вместе с струйкой крови, потекшей по подбородку вниз и мгновенно окрасившей белоснежные жемчужины на воротнике платья алым.
Туман болевого шока, окутавший ее в первую секунду, резко спал – кто-то словно выдрал кусок ее грудной клетки, разрывая плоть и ломая ребра, заставляя лопаться капилляры в распахнутых от ужаса глазах.
Ей хотелось наклонить голову вниз, туда, где в грудь вошла сталь, но вместо этого ее взгляд впился в Арогона. Терна лишь чувствовала немеющим телом, как платье на ней намокает и становится тесным и тяжелым.
Оба они, и пастушка, и принц, стояли пронзенные двумя лезвиями меча – чуда инженерной мысли. Секунды, пролетевшие для зрительного зала, текли для них как бесконечные минуты, где мир потихоньку переставал существовать.
Мыслей в голове Терны не было – вместо них сжимался и пульсировал острый ком боли. Боль была повсюду – ее собственное тело было неподчиняющейся массой, тонущей в крови. Ладонь девушки соскользнула с рукоятки меча, ослабевая, и Терна стала падать вперед, еще сильнее насаживаясь грудью на лезвие меча.
Аргон вздрогнул, сбрасывая с себя оцепенение. Все это время его собственная магия не давала боли пробиться в его сознание. Теперь же он сделал шаг вперед, перехватил рукоять, нажимая на кнопки-камни. Клинки с легким скрежетом выскользнули из груди у обоих, а меч, превратившись в нелепый обрубок, гулко упал на пол, откалывая мраморную крошку у ног принца.
Терна наконец грузно рухнула на колени. Меч задел сердце, не оставив ни одного шанса, в прочем, боль уже не могла быть сильнее, чем та, что огнем охватила девушку. Принц, чья грудь была разорвана лезвием примерно в таком же месте, рывком присел рядом с Терной, опираясь на колено и крепко ухватил ее за плечо, не давая ткнуться в окровавленные плиты лицом. Лицо Аргона бледнело от быстрой потери крови. Синяя рубашка насквозь промокла и стала черной. Мужчина отнял свою руку от собственной раны и закрыл ладонью рану девушки.
На мгновение оба уперлись взглядами друг в друга – черные очи Аргона, совершенно спокойные и холодные, и широко раскрытые глаза Терны, без слов уже почти молящей о скорой смерти. На импульсивно схватилась за руку темного господина, оставляя мокрые, липкие кровавые следы на темном бархате, и почувствовала, как разряд молний прокатился по телу от пальцев принца.
Рана горела огнем, и странный холод перебивал боль, растекаясь по телу – принц забирал у нее последние оставшиеся силы, стремительно ее покидающие. Мир вокруг Терны поплыл и превратился в пятно с размазанными звуками. Она перестала чувствовать под собой холодные плиты мрамора, ощущая только горячие пальцы принца и холод, который тек от них по телу вместе с болью.
Тело Терны превратилось в бесчувственный мешок. Привязанная к нему душа ускользала, сдерживаемая только рукой принца. Сердце пропускало удары, кровь почти перестала биться, вырываясь из пробитой бреши, а сквозь навалившуюся тишину девушка чувствовала отголоски страха. Он слабо бился ей в висок, заставляя толкаться замолкающее сердце.
Наконец окаменевшие зрители выдохнули, и зал наполнился шуршанием. Зияющая среди порванной ткани рубашки алая рана на груди принца стремительно стягивалась, а с одежды осыпалась, сворачиваясь темными струпьями, кровь. Цвет снова вернулся к его лицу и глазам, в то время как Терна была бледнее муки.
Аргон допил ее, выпрямляясь, и оглядев испачканные в крови руки девушки, невозмутимо надел перчатки, до этого покоившиеся в одном из карманов брюк.
Терна, оставшись без поддержки, поникла, роняя голову на грудь как сломанная кукла. Изо рта с какой-то новой силой вытекла струйка крови, но вместо боли в груди теперь была странная пустота.
Внезапно четкий удар толкнул ее сердце, так что девушка вздрогнула. В луже крови, стекшейся в пятно на полу, плясали огни факелов, и Терна осознала – она видит в ней свое отражение! Зрение вернулось к ней, а воздух, расправляя слипшиеся легкие, ворвался в них, не причиняя нового спазма боли.
Она вскинула голову, не в силах надышаться, проглатывая сладковатый и пахнущий еще кровью воздух, онемевшей рукой дотронулась до груди. На месте раны нащупывался неровный шрам.
Казалось, что кто-то сильный вытащил ее из пелены тумана, встряхнув и погрузив обратно в жизнь – на девушку обрушились звуки и запахи, словно мир вокруг стал четче. Она услышала перешептывание толпы и повернула голову. Взгляд ее впервые столкнулся с людьми, чьи оскорбления пару минут назад заставили ее окаменеть.
Толпа глазела на нее со смесью страха и удивления, все еще не веря, что ее тело не упадет сломанным на холодные плиты. Терна вдруг улыбнулась – нет, не упадет. Она жива, темный принц так же легко вернул ее к жизни, как мог бы оставить истекать кровью, но все-таки выбрал первое.
Она вскинула голову на стоявшего рядом Аргона. Он удивительно терпеливо ждал, когда девушка насладиться вернувшимися силами. В эту секунду она смотрела на него с огромной благодарностью, признаться, льстившей темному принцу. Однако, хватит на этом.
— Эй, — Аргон швырнул ей трубку-меч, поднятый с пола – Пора заканчивать пачкать полы.
Девушка, подхватив оружие у подола платья, мягко обхватила его ладонями. Бургомистр спохватился, и в зале, спустя долгое время, по его повелению заиграла торжественная музыка. Терна машинально склонила голову в почтении, в то время как на ее губах упорно расползалась улыбка человека, перешагнувшего реку смерти обратно.
Публика выдохнула – кто-то разочарованно, кто-то облегченно. Спектаклям пришел конец. Однако, вряд ли когда-либо еще эта сцена видела, чтобы подносящий своему господину оружие склонялся пред ним так искренне. То самое благоговение, признание и верность, лживо провозглашенные бургомистром, внезапно воплотились маленькой девушкой в окровавленном платье.
Сам же управляющий городом, который за мгновения случившейся на сцене драмы изошел семью потами, откашлялся и хрипло возвестил:
- Это… самая величайшая честь для нас, возвращать вашу милость, подаренную нам, превращенной в оружие, которому нет равных, — мужчина выдохнул, осознавая, что любые слова из ранее подготовленной речи теперь звучат слегка издевательски, и просто совершенно излишни.
- Я принимаю ваш дар, — Аргон кивнул, и, как задумывалось изначально, едва подавшись вперед изящным движением руки принял окровавленный мечь из дрожащих ладоней Терны.
Принц осмотрел оружие с вниманием, словно держал его в руках первый раз, оказав этим, вероятно, почтение сделавшим его мастерам. Провел пальцами по рукояти и влитым камешкам, активировал лезвия, от звука выдвижения которых натерпевшаяся публика вздрогнула, и усмехнувшись, погрузил снова превращенный в обрубок меч в ножны на поясе.
Церемония была окончена. Бургомистр возвестил о скором пире в главном зале для темных господ, их стражи, городских советников и всех богатых и власть имеющих, а Терну подхватили чьи-то руки и вывели во двор по знакомым ступеням.
Обычно расправа за промашки слуг совершалась быстро – однако в этот шумный день все были слишком заняты и оглушены случившемся. Положение Терны стало неоднозначным – вряд ли кто-то задумался, что она не специально причинила вред принцу, но тот факт, что он не оставил ее биться в агонии для других означал практически его личное темнейшее благословение. Терну вытолкали во двор и приказали ждать хозяина, таким образом переложив все заботы по ее наказанию на Овода.
Оказавшись на улице, девушка прислонилась к стене, чтобы устоять на все еще ватных ногах. На миг взгляды слуг обратились на нее. Слухи распространились быстро, но реакцию челяди на произошедшее сложно было угадать.
Девушка не обращала внимания на происходившее вокруг – взгляд ее цеплялся за выступы камней, необыкновенно шершавые, за слишком зеленую траву. Она растерянно моргала, путаясь в звуках.
А двор был наполнен ими – треск двор, встречающихся с лезвием топора, шорох сена, плеск грязной воды в бадьях с бельем, ворчание слуг, ржание лошадей, звон посуды. Жизнь суетилась, текла мимо, звуки сплетались то в мелодию, то в шум, а запахи! Терна жадно втягивала ноздрями воздух и не могла надышаться.
Словно ее обоняние всю жизнь работало в пол силы, словно все это время она была слепой и в один миг прозрела, оглушенная красками мира.
Сладкий запах цветов дурманил, отдавался кислинкой на языке, щекотал нос запах преющей в тени влажной травы, пахла расщепленная древесина, пахло мыло в руках служанок, пах воздух свежей выпечкой, пах чьими-то духами.
На Фатрахон спускались опускались сумерки – плотным синим покрывалом укрывали город, тянулись от края до края. Терна вскинула голову – фиолетовые тучи ползли по горизонту, кучерявились, заливались алым снизу, таяли и громоздились. Прожив всю жизнь под открытым небом, девушка никогда не замечала, как прекрасен закат – как совершенно не замечали этого люди, не поднимая головы суетящиеся на заднем дворе. Терне захотелось окликнуть их, заставить поднять головы к бесконечному небу, уже почерневшему в центре и нежно-розовому по краям. Облака плыли, как волны, смешивая палитры, тут и там гасли последние ярко-красные отблески солнца, похожие на жемчуг на испорченном платье девушки.
Она наконец спохватилась и взглянула на себя. Платье, еще утром белоснежное, сейчас было залито кровью, разорвано и безнадежно испорчено. Но это было мелочью по сравнению с пережитым, а подумав, в какой ярости будет Овод, Терна вдруг широко улыбнулось. Чувство страха перед хозяином, глубоко засевшее в нее с детства, уменьшилось в разы и было ничтожным по сравнению со смертью.
Солнце блеснуло, готовясь нырнуть за горизонт, последними лучами зарываясь в растрепанные волосы девушки и заставляя ее щуриться.
Но стоило ей вспомнить об Оводе, как на ступенях раздались грузные, раздраженные шаги. Мужчина вышел из дверного проема, опираясь на стену рукой, и практически зацепил стоявшую рядом Терну.
— Эй ты! – Овод скривился, разворачиваясь к ней.
В любое другое время Терна бы съежилась, услышав его голос. Но сейчас ей подумалось, что Овод не сильно и зол – он сейчас бы скорее припустил стакан другой пива, но долг заставил его хотя бы сделать вид, что ему есть дело до девушки, ее выходки и всего прочего.
Она повернула голову к мужчине, не пряча восхищенного закатом взгляда.
— Небо сегодня волшебное, не правда ли, сэр? — на лице ее снова появилась улыбка.
Овод отшатнулся, изумленно глядя на маленькую избитую пастушку. Он бросил взгляд на горизонт, залитый засыпающим солнцем, и снова перевел его на девушку.
Терна стояла, глядя ему в глаза, как, наверное, никогда ранее не смела, открыто и немного испытующе, лицо ее было румяным, а улыбка оставила отпечатки-ямочки на щеках. Солнце последний раз щекотнуло ее, и девушка поморщила нос, смешно и странно, как мышка.
Он мог ударить ее, с размаху, приземлив свою толстую ладонь на ее маленькую головку, сбивая ее улыбку с лица, она это знала — и Овод видел это в устремившихся на него голубых глазах. Это заставило его покрыться мурашками, передернуть плечами и отступить.
— Эй, Тереза! — он окликнул одну из служанок, приехавших с ними, это была как раз одна из старушек, нарядивших девушку для праздника. — Уведи это безумную. Сними с нее рванину и пусть спорет с платья жемчуга, пока будет ехать!
Служанка поспешно бросила свои занятия, и подобрав подол, поспешила к девушке.
Автор публикации
