— Прекрасную юную деву интересуют лошади?
Вообще-то Атенаис куда больше интересовало изящное дамское седло превосходной выделки, которое нерадивый конюх не удосужился снять со спины невысокой кобылы после возвращения той в стойло. Или же наоборот – заседлал слишком рано, поскольку кобылка с седлом наличествовала, а вот никакой собирающейся на верховую прогулку дамы поблизости от конюшни не наблюдалось. Это седло – тонкой и явно не местной работы, украшенное тиснёным серебром и зелёненькими камушками по ребру высокой луки – волновало воображение старшей королевской дочери куда больше наличествующей под ним кобылы. Но возражать тому, кто называет тебя прекрасной девой, как-то не очень хочется.
— Очень интересуют!
Атенаис обернулась с улыбкой милой, в меру очаровательной и немножко смущённой, как и подобает приличной королевской дочери в подобных обстоятельствах. Баронесса закудахтала что-то восторженно-бессвязное в том смысле, что «ах-как-это-приятно, Атенаис-детка-познакомься, это-господин-Закарис, старший-брат-его-величества-Зиллаха». Атенаис слушала её вполуха и сквозь скромно приопущенные ресницы разглядывала королевского брата.
Стоящий рядом с приседающей от излишней почтительности баронессой мужчина особо приятного впечатления на Атенаис не произвёл. Был он огромен, уродлив, стар и кривоног. Ну, конечно, не настолько огромен и вовсе не так стар, как отец, но крупнее отца вообще людей не бывает, да и связать с отцом понятие о старости попросту невозможно. Этому же Закарису на первый взгляд было лет сорок, а, может, и больше – кто их, стариков, разберёт? К тому же обладал он бочкообразным телом, красным топорно вырубленным лицом, мощной шеей и крупными руками. Голова – словно второпях высечена топором из красно-чёрного гранита. Причём высечена не только наспех, но ещё и не очень умелым каменотесом – глазницы слишком глубокие и расположены ассиметрично, подбородок оставлен чересчур большим, челюсть выпирает чуть ли не на три пальца, а нос так и вообще свернут на сторону. Короче, тот ещё красавчик.
Но Атенаис не была бы самою собой, если бы позволила хотя бы тени какой-нибудь из подобных мыслей проскользнуть на поверхность своего прелестного и мило улыбающегося личика. Улыбка её оставалась по-прежнему безмятежной и очаровательной.
— Эти лошади – мои, – сказал старик гордо. – Я рад, что они нравятся столь прекрасной юной деве.
Атенаис с неудовольствием подумала о том, что слово «юная» применительно к ней он мог бы употреблять и немного пореже. Право слово, некоторым из здесь присутствующих так было бы куда приятнее.
— А у меня тоже есть лошадь. Рыжая. Мне её подарили. Ну, почти.
— Наверное, какой-нибудь молодой герцог или король, очарованный несравненной красотой юной девы?
Уроки баронессы Ользе не прошли даром – Атенаис удалось не поморщиться. Только её милая улыбочка стала чуточку более холодноватой.
— Король, да, вы правы. Но не слишком молодой. Мне её подарил мой отец.
Она отвернулась, продолжая рассматривать седло и ожидая, когда же Закарису надоест разглядывать её невежливый затылок, и он, наконец, уйдёт. Но тонкая выделка кожи и драгоценные украшения внезапно потеряли половину своей привлекательности. Что за невежа – третий раз подряд впрямую намекнуть женщине о её возрасте! Старый грубиян. То ли дело тот утончённый и привлекательный юноша, что вчера вечером так галантно угостил её сладкими орешками, а потом читал смешные вирши на грани приличия, от которых баронесса только возмущённо ахала. Если бы юной девой назвал её он – она и не подумала бы обижаться. Потому что отлично видела, какими глазами смотрел на неё тот милый юноша. Так не смотрят на маленьких девочек – так на женщин смотрят. Да и то — не на всех, а лишь на самых привлекательных из них…
— Ты будешь впрягать её в свою… э-э-э… карету?
Закарис топтался за спиной и, похоже, уходить не собирался. Атенаис пришлось вновь повернуться к нему лицом – невежливо стоять спиной к тому, кто с тобой разговаривает. Хоть и старик, и урод, и грубиян, но… ладно. Уговорил! Она расширила глаза, похлопала ресницами и в преувеличенном удивлении округлила пухлые губки:
— Как можно?! Рыжая – верховая лошадь, впрягать её в повозку было бы варварством!
— Ты умеешь ездить верхом?
Атенаис расширила глаза ещё больше, хотя векам уже было больно. Ничего, можно немножко и потерпеть, зато впечатление очаровательной наивности обеспечено. На стариков обычно действует безотказно.
— Конечно, господин! Кататься верхом – это же так прекрасно! А какие охоты у нас бывают осенью!.. Дома я каждый день катаюсь, мы даже скачки устраиваем. Я постоянно сбегаю на конюшню, меня даже порицают за это…
Хорошо, что эта мелкая сучка, младшая сестрица, осталась у себя в комнате – то-то бы сейчас обхихикалась. Но что поделать, если этому мужлану, похоже, не интересно ничего, кроме лошадей? С мужчинами ведь что главное? Главное — проявлять интерес только к тому и говорить с ними только о том, что нравится им самим. Секрет несложный, зато какой действенный – вот и этот сразу приосанился и воспрянул всем своим упавшим было духом.
— В таком случае – не окажет ли юная прекрасная дева мне честь совместной прогулки? – произнес он с пафосом. И тут же добавил бесхитростно. – Я вон и лошадок уже оседлать велел…
Ясненько.
Вот, значит, для кого это седло изначально предназначено. Приятно, однако, и даже лестно в какой-то мере. Она явно понравилась этому мужлану, раз уж он так расстарался. А что может быть привлекательнее прогулки в обществе человека, которому ты понравилась? Пусть даже он грубиян, урод и старик, это не важно.
Похоже, этот день может оказаться вовсе и не настолько противным, как виделось ей с утра…
***
Лайне сидела на широком каменном подоконнике своей комнаты. Сидела боком, упёршись спиной в одну стенку оконного проёма, а босыми ногами – в другую. Мешающую юбку она задрала чуть ли не до колен и подвернула под себя, потому что подоконник был холодным, а сапожки просто сбросила на пол.
Она смотрела вниз, на внутренний дворик замка и центральные ворота в город, в которые как раз сейчас выезжала группа всадников. Вот они появились с другой стороны стены и начали неторопливый спуск по центральной городской улице. Лошади шли шагом, но всё равно дома скрыли всадников очень быстро. Лайне продолжала смотреть им вслед.
Сама виновата.
Нечего было притворяться больной – ехала бы сейчас вместе с ними. И уж, разумеется, не шагом!
Но так не хотелось идти вместе с Атенаис в конюшню и смотреть, как она с хозяйским видом будет трепать Рыжую по шее и угощать яблоком – на правах почти что законной владелицы. И распинаться в своей неизбывной любви к «этим прекрасным созданиям». Это она-то, которая всегда твердила, что от лошадей плохо пахнет и остаётся слишком много навоза! Лайне себя знала очень хорошо, а потому всерьёз опасалась, что может такого и не выдержать. А выдержать было необходимо – она обещала отцу вести себя прилично. Ещё больше двух седьмиц – до самого конца первой осенней луны. Носить эти неудобные и душные бархатные балахоны вместо привычных кожаных штанов, не сквернословить, улыбаться даже самым противным рожам, закатывать глазки, глупо моргать, складывать губки бантиком и всеми прочими доступными средствами корчить из себя полную дуру – короче, во всём брать пример со старшей сестрицы, дюжину ежей ей под одеяло! Тоска, короче.
Но – арбалет…
Лайне мечтательно вздохнула.
Отцовский арбалет действительно был хорош. Тот, что висел не на стене гостевого холла, а лежал в оружейной комнате, на особой полочке, лишь для него предназначенной. Тёмный и гладкий, из полированного вишнёвого дерева, с уголками и скобами из тёмной чуть шероховатой бронзы. Он не был особо наряден или там изукрашен драгоценностями, как более позднее отцовское оружие, зато обладал целым рядом преимуществ. Во-первых, был он достаточно лёгок, и на вес, и в обращении, – Лайне это проверила еще весной, хотя и схлопотала тогда седьмицу без верховых прогулок, когда её в оружейной застукали. Хорошо хоть не поняли, на что она покушалась, решили, что её привлекли усыпанные драгоценными каменьями кинжалы. А то бы Кони, нагло считающий всё отцовское оружие своей личной собственностью, наверняка бы к себе утащил и этот прекрасный арбалет. Словно ему других игрушек мало!
Второе преимущество заключалось в размерах – арбалет был удивительно мал, его можно было легко спрятать под безрукавкой. Действительно – почти игрушка. Но игрушка очень даже серьёзная и смертоносная – не случайно же начальник Чёрных Драконов Палантид именно его расхваливал за удивительную точность стрельбы.
Третье же преимущество заключалось в том, что этот арбалет был обещан именно ей, Лайне. И только ей. И не надо будет больше клянчить у высокомерного Кони, или просить «на разок стрельнуть» у более снисходительных гвардейцев – это оружие будет её, личное. И никто не посмеет его у неё отобрать, как отобрали прошлой зимой кинжал, честно добытый ею у раззявы-пажа прямо из-за пояса. Кинжал был так себе, плохо центрован и заточен отвратительно, но всё равно было немного обидно, когда его отобрали. Честно добытое оружие, пусть и не в бою! Хотя и не слишком сильно обидно, надо признаться. В конце концов, этих балбесов-пажей по отцовскому замку немало бегает, и почти у каждого один, а то и целых два кинжала имеются. Если вдруг понадобится – разжиться подходящим оружием можно быстрее, чем поднаторевший в своём деле жрец-славослов успеет три раза сказать «Славься, Митра!».
Вишнёвый арбалет – совсем другое дело.
Он стоил любых мучений, и потерять его по собственной глупости было бы очень обидно. И он будет её — надо только продержаться до первого дня второй осенней луны. Не так уж и долго. Если подумать.